Текст книги "Второй после Мадары (СИ)"

Автор книги: _monkey

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 25 страниц)

Клон?!

Потрясённый Обито не сразу понял, что, разозлившись, всю свою инициативность начинающего сенсора растерял. Восстановив её, он снова ощутил слабое присутствие чакры Ханаби.

И тут произошло самое страшное.

Рядом с её чакрой возникла ещё одна.

Комментарий к Фрагмент

XXX

* Five Finger Death Punch – Wrong Side Of Heaven

Считается, что шаринган состоит из совокупности способностей досацугана (“глаз проницательности”, “eye of insight”) и саймингана (“глаз гипноза”, “eye of hypnotism”).

====== Фрагмент XXXI ======

– Сенпо: Мокутон: Тысячерукая Истина!

– Серьёзно, Хаширама, ты повторяешься! Собираешься везде таскать с собой этот уродливый хлам?

– До тех пор, пока ты не перестанешь трусливо прятать свою задницу в Сусаноо!

– Моя задница тебя не касается. Может, всё же что-нибудь новенькое? Давай, удиви меня! Хочется думать, что не зря трачу на тебя время!

Масштабные техники не позволяли подобраться друг к другу близко и создавали чрезвычайный шум – чтобы быть услышанными, приходилось кричать. Сиреневое пламя меча Сусаноо отбило несколько устремившихся к нему рук статуи. Мадара закатил глаза.

– Думал, будет интересней! Всё-таки ты разочаровываешь меня, Хаширама!

«Надо посоветоваться с Тобирамой. Как создатель эдо тенсей, он наверняка в курсе всех её слабых мест».

Хаширама с жалостью кинул взгляд за спину Мадаре – туда, где был прибит к земле с помощью куройбо младший брат. Ему удалось неожиданно перенести Мадару Техникой Летящего Бога Грома сюда – подальше от основных войск, затем – Хашираму (и когда брат только успел поставить здесь свою метку?) Но Мадара к этому времени уже его тут ждал. Тобирама оказался мгновенно пригвождён куройбо без возможности передвигаться или быть освобождённым. Хашираму же Мадара призвал к продолжению поединка: «Похоже, тебе всё же не повезло! Придётся сначала покончить с тобой».

Хаширама знал, почему он не посоветовался с Тобирамой раньше.

У него не было цели убивать Мадару, ему втайне хотелось продлить подольше встречу с другом детства – одним из самых дорогих для него людей – по-прежнему, несмотря ни на что. Он хотел лишь остановить его, отвлечь на себя, но не убивать. Хаширама был уверен: он-то его пыл выдержит. Ему самому не были страшны злоба и ненависть Мадары; если он и боялся чего-то, то только того, что тот навредит другим.

Однако с каждой минутой надежды на то, что в Мадаре сохранилось что-то человеческое, оставалось всё меньше. Хаширама всеми силами отдалял тот момент, когда ему придётся увидеть вместо друга только Демона Учиха. Мадара всегда играл по-крупному: чёрное или белое, всё – или ничего. Никаких полумер, только контрасты. Он не мог удерживаться посередине, его рано или поздно сносило к одной из крайностей. В этом была его сила. И в этом было его проклятие. Как медик, Хаширама всегда подсознательно стремился вылечить его душу – почему нет, если тело можно? Но Мадара всегда имел исключительно сильную волю. Ничто не могло его сломить. И его упёртый дух, как и он сам, был словно закован в Сусаноо – не поддавался никакому влиянию извне. В том числе «лечению».

– Мадара, не заставляй меня снова тебя убивать. Ты ведь знаешь, я сделаю это. До тех пор, пока ты рушишь нашу мечту, я буду противостоять тебе.

– А ты ни капли не поумнел, Хаширама.

Меч Сусаноо заскрежетал о дерево, блокируемый статуей. Хаширама едва успел перепрыгнуть на более безопасную площадку, по-прежнему крепко сжимая руки в печати. Волосы Мадары метались над его головой языками чёрного пламени.

– Это твоя мечта. Глупая и не принесшая никакого результата. Я же нашёл совершенный способ добиться мира. Ты застрял в прошлом, Хаширама. Признай наконец, что твоя идея не работает! Посмотри вокруг – в этой реальности мира никогда не будет! Они могут объединиться только перед лицом общего врага, который настолько силён, что его не одолеть ни в одиночку, ни кланом, ни деревней, ни страной. Не слишком ли дорогая цена миру – постоянное наличие чудовищной внешней опасности? Жизнь в страхе, неизбежное так или иначе кровопролитие? Исчезни эта необходимость бороться – и временный альянс тут же распадётся – его разорвут изнутри мелкие корыстные интересы отдельных его членов. Люди – конченые эгоисты. Они не могут жить мирно в одной реальности, где их интересы всегда будут пересекаться и сталкиваться. И задача сильного – не объединить их, заставив с собой сражаться, а создать всем условия, где войны больше не понадобятся. Создать каждому свой отдельный мир. И с их стороны отдать ему за это свою чакру, чтобы сделать его ещё сильнее, раз уж он им служит, – не такая уж большая плата, а, Хаширама?

– Самый большой эгоист, которого я встречал, – это ты, Мадара. Но даже ты оберегал и любил братьев, пытался защитить свой клан, да и теперь продолжаешь говорить о службе людям! Мир не так плох, как тебе кажется. Именно этот мир когда-то создал тебя и твою любовь к родным. Перестань его запугивать – и он примет тебя! Ты больше не будешь одинок. Ты уже не одинок!

– У меня есть ты? – Мадара расхохотался. – Не думал, что спустя столько лет и событий ты будешь продолжать нести эту чушь. Чёрт возьми, повзрослей, Хаширама! Ты ничего вокруг не видишь, только и бормочешь про любовь, мечту, деревню. Ты не просто глуп! Ты жалок!

– Ты не тот Мадара, которого я когда-то знал и считал другом. Таким, какой ты сейчас, тебя сделала смерть твоего последнего младшего брата. Ты знаешь, если бы мне тогда это было известно и если бы это что-то изменило, я бы отдал тогда жизнь за Изуну.

Мадара неуловимо изменился в лице.

– Что ты несёшь, старший брат?! – взвыл позади него Тобирама.

Постепенно в глазах Мадары заметались огненные искорки.

– Может быть, ты не так уж и бесполезен, Хаширама. Говоришь, жизнь бы отдал?

====== Фрагмент XXXII ======

Хината стояла у наружной двери в резиденцию Хокаге и в волнении теребила ремешок на форменной куртке.

Сразу после событий внутри скалы Наруто поспешил к Пятой-саме с требованием дать возможность ему отправиться за пределы деревни для попытки обнаружения следов чакры обоих Учих и Ханаби.

«Здесь слишком сложно сосредоточиться, – объяснил он. – Фоном очень много знакомых чакр, со всех сторон. Они накладываются друг на друга, на сигналы от тех источников, что вдалеке, и мешают. Я чувствую, если чуть отдалиться, найти достаточно безлюдную местность, то будет проще. Вполне возможно, тогда я с помощью режима мудреца и силы Курамы различу чакры Мадары и Обито, где бы они ни находились. Бабуля Цунаде, если вы беспокоитесь, я могу взять с собой Би!»

Хината поймала себя на мысли, что она в последнее время слишком часто использует бьякуган, чтобы читать сквозь стены по губам не предназначенные для неё разговоры. Но волнение за Наруто было настолько велико, что она не могла себе позволить пропустить ни слова. А ещё больше волнения вызывало то, чем она собиралась с ним поделиться и ради чего сейчас караулила дверь.

«Думаю, Наруто прав, – поддержал его Какаши-сенсей. – Сейчас это единственный вариант отыскать если не обоих, то, по крайней мере, Мадару. Чтобы принять какие-то меры. Он более непредсказуем и опасен, его поиски важнее. Обито сейчас без сил, без риннегана, без хвостатых, он ещё долгое время не будет проблемой. Насколько я могу судить, их союз с Мадарой распался таким образом, что вероятность их повторного объединения близка к нулю. Скорее наоборот – а это нам только на руку. К тому же, если Обито снова получил шаринган, определение его одномоментного местонахождения ничего не даст. Раньше, чем мы до него доберёмся, он окажется уже в другой точке. Совершенно в любой. Возможно, проведение мониторинга и анализа его перемещений за тот или иной срок имело бы смысл, но у нас нет на это времени. Мы не знаем, какой следующий шаг сделает Мадара. Сейчас именно он должен быть нашей главной целью. И Ханаби, скорее всего, у него. Таким образом, много времени это не займёт. Обещаю лично проследить за тем, чтобы Наруто как можно скорее вернулся в деревню».

«Ты мог бы переместить его туда и обратно с помощью камуи?» – не сводя задумчиво-серьёзного взгляда с них обоих поинтересовалась Цунаде-сама.

«К сожалению, нет, Хокаге-сама. Боюсь, мой шаринган еще долго будет неработоспособен».

«Я должна осмотреть тебя. Возможно, я что-то смогу с этим сделать».

«Благодарю вас, Хокаге-сама, – Какаши-сенсей склонил голову. – Но в этом нет смысла. Саске говорил, что слепота, порождаемая мангёкё, необратима. Об этом ему поведал сначала Обито, затем Итачи. Имея ещё собственные глаза, Саске сам не раз пользовался способностью Узумаки Карин, чтобы восстановиться. Вливание её чакры обеспечивает регенерацию клеток реципиента. Но у Саске восстанавливалось всё, кроме зрения. Многие поколения Учиха использовали все возможные медицинские дзюцу, и ничто не помогало. Такова цена этой силы».

«И всё-таки я осмотрю тебя. Сразу после вашей вылазки с Наруто жду тебя в госпитале».

«Значит, вы меня отпускаете?! – Наруто был вне себя от радости, а потому немедленно подбежал к Пятой-саме и стиснул в объятьях, заставляя её щёки неожиданно поалеть. – Бабуля Цунаде, я знал, что вы лучше всех!»

Устало вздохнув, когда в следующую секунду за вихрем в виде Наруто дверь не смогла закрыться, а продолжила качаться на петлях туда-сюда, Цунаде-сама посмотрела на Какаши-сенсея: – Восьмихвостого и Би берите с собой. Я распоряжусь, чтобы в Скрытое Облако направили срочное сообщение».

«Возможно, лучше направить сообщение Эю самой, – поскреблась коготками мысль, когда Цунаде осталась одна. – Вдруг Шикамару прав, и среди жителей Конохи есть предатель? Где гарантия, что это не может быть кто-то из моих подчинённых?»

– Наруто-кун… Я не знаю, что это значит… Но когда я сканировала чакру Какаши-сенсея во время гендзюцу, я заметила кое-что…

– Заметила?.. Что ты заметила, Хината?

– Его шаринган… Его не было. Что с ним случилось? Какаши-сенсея ранили в бою? Ты не знаешь?

– Не знаю. Ты уверена?..

Хината на секунду запнулась.

– Да. Я уверена, – твёрдо сказала она.

– Но учитель только что говорил бабуле Цунаде, что его шаринган всего лишь теряет остроту зрения…

– Я зн… То есть… Возможно, он не хочет, чтобы об этом кто-то знал.

– Но зачем ему понадобилось обманывать главу деревни? Мы должны узнать у Какаши-сенсея, что на самом деле случилось с его шаринганом. Какаши-сенсей! – Наруто заметил его как раз выходящим из резиденции Хокаге.

– Наруто, через час встречаемся у ворот, – не глядя бросил он через плечо, будучи, по-видимому, очень не в духе.

Прежде чем Наруто снова открыл рот, Хината обхватила его со спины и поспешно прошептала на ухо, чтобы учитель не слышал:

– Наруто-кун, пожалуйста, не надо!

Теперь он выглядел довольно удивлённым – настолько, что, к счастью, ненадолго забыл про сенсея, и тот уже скрылся за поворотом. Хината отпрянула, чувствуя, что густо заливается краской. Подумать только, она сейчас сама обняла Наруто! Какого мнения он теперь о ней будет?

Хината уже давно пришла к мысли, что её признания во время битвы с Пейном он просто не помнит. Его можно понять… Он был фактически при смерти. Хината не винила его. Даже была немножко рада, что их отношения этим не усложнились. Ей было достаточно того, что он остался жив. Любоваться им, учиться у него. Отважный, добрый, упорный, талантливый. Вряд ли он когда-нибудь обратит внимание на такую размазню, как Хината. Так что пусть Наруто остаётся для неё только кумиром и вдохновением – так она, по крайней мере, не потеряет его уважение.

– Ты чего, Хината? – осведомился он. В его взгляде было столько недоумения, что ей хотелось провалиться сквозь землю.

– Если ты спросишь Какаши-сенсея, то он сразу поймёт, что это я тебе сказала. Мне неловко, мало ли какие у него могли быть причины… Может быть, нам не стоит вмешиваться?

– Не понимаю, чего ты так боишься, Хината…

– Вот вы где! – к ним приближалась Тен-Тен. Как всегда, весёлая, звонкая. – Хината, твой отец просил передать, что ты должна срочно отправиться домой.

– Спасибо… А он не сказал, в чём причина? – Хината встрепенулась: – Новости о Ханаби?

– Нет, не сказал… Наруто-кун, тебя уже выписали? Как ты себя чувствуешь?

– Отлично! Спасибо, Тен-Тен, – Наруто засиял, смущённо потирая сзади шею. Он всегда радовался любому вниманию.

– Наруто-кун, мне нужно идти… Увидимся позже. Удачи на миссии! – Хината уже не могла думать ни о чём, кроме Ханаби, поэтому в мгновение ока её и след простыл.

– Разве я говорил ей про миссию? – задумчиво почесал в затылке Наруто.

====== Фрагмент XXXIII ======

Посторонняя чакра возникла по ощущениям сразу с трёх сторон. И, чёрт, два из этих источников не видел даже шаринган. Далеко? Барьер?

Зато прямо перед ним стояла Ханаби. Она неестественно вытянулась по стойке смирно – лишь глаза беспокойно плескались страхом, обдавая Обито невидимыми брызгами настолько ощутимо, что хотелось провести рукой и стереть их с лица. Ханаби не шевелилась, будто парализованная какой-то техникой.

А из-за её плеча жалил остроконечной ухмылкой самый двинутый и непредсказуемый из Великих Саннинов.

И всё бы ничего, если бы Обито не уткнулся взглядом в свой шаринган на его лице.

Нет, никакого гендзюцу не случилось. Обито даже не понял, хотел ли этого змееобразный ублюдок.

Одна за другой понеслись мысли.

Какому, биджу его дери, конченому идиоту пришло в голову доверить его глаз Орочимару?! Да ведь этот ненормальный всю жизнь мечтал о шарингане!

Обито прекрасно знал это, и не только потому, что помнил детсадовские разборки в Акацуки – у него под носом – между этим фанатиком и Итачи. Он тогда не вмешивался, интересно было посмотреть, что из этого выйдет. В том, что Итачи силён, сомневаться не приходилось, а доверять Орочимару Обито бы всё равно не стал, даже если бы упился до невменяемости. Так что после того, как чокнутый естествоиспытатель рискнул посягнуть на любимую игрушку Итачи – ха-ха, отчаянный малый – и, получив от того взбучку, сбежал из организации, поджав хвост, – Обито долго веселился.

И теперь это существо наконец-то добыло себе шаринган. И не чей-нибудь там – Обито! Именно он среди всех Учих оказался тем, кто продул-таки свой глаз этому придурку так или иначе. Обито чувствовал себя прескверно. А именно – распоследним ослом.

Усилием воли он заставил мысли перепрыгнуть через эту кочку и покатиться дальше.

В ситуации имело место ещё несколько странных вещей.

Первое. Почему у него в руках Ханаби, и почему он ведёт себя так, будто она его заложник? Разве целью Листа не является её спасение?

«Она не предатель, это мы уже выяснили». Перед глазами промелькнули позвонки на тонкой спине, чуть сгорбленной у него между ног, синие отметины на ней от его рук… Это не могло быть обманом. Только не так долго. Только не так головокружительно.

Второе. Почему змеёныш здесь один?

В понимании Обито, на его поимку определённо должны были выслать целый отряд, а то и – армию?.. Но точно не одного сумасшедшего, которому и доверять-то, по-хорошему, нельзя. Они и слепого-то Обито вон как боялись – всю чакру высосали, только бы не шелохнулся лишний раз.

Ну, теперь пусть пеняют на себя. Как пить дать, Орочимару прибрал себе долгожданный трофей – и только его и видели. Теперь займётся чем попало, сто лет ему сдались коноховцы.

А может, и не сами дали – просто стащил. Наивные, они же ещё в битве с Десятихвостым снова подружились с ним и Саске. Так мило было, что от их тупости Обито аж плевался. Он вообще много от чего тогда плевался. Например, от того, что они так же пытались подружиться и с ним. Боги, ну откуда у кого что в башке берётся… Ну ладно недалёкий подросток с шилом в заднице, ну ладно Хатаке и сенсей – заложники своих эмоций, но Каге!.. Как фактический Мизукаге в прошлом, Обито только хватался за голову. Этот цирк, который они там развели, сначала веселил, а потом уже изрядно его подбешивал. Дав волю эмоциям, голос чуть не срывал тогда. Стыдно. И толку – ноль. Коноха потому что. Конченые они там все.

Потом охрип окончательно, да и скучно стало. После потери хвостатых и вовсе дрался молча.

Поди, и не изолировали их никак – друзья же. Обито вполне мог представить Орочимару, разгуливающего по деревне и попивающего чаёк с Цунаде. И Саске – в больничке – с обожающим его Наруто и свежими цветочками от фанаток.

Ну и вот – пожалуйста. Дать ему что ли прикончить принцессу Хьюг? Чтоб научились хоть чему?

Обито представил, как ползучий гад склизкими пальцами вырывает из глазниц белые шарики…

Достаточно с него рассуждений. Потеря времени.

Тем более что как таковой Змей не один. Есть ещё два источника чакры.

А самое главное, комбинации везде одинаковы. Чакра Орочимару плюс чакра Ханаби. Где-то ощущается чуть сильнее, где-то – слабее, но это ничего не даёт – даже шаринган не в состоянии был бы отличить теневой клон от оригинала, а уж сенсор из Обито и подавно по-прежнему неважный.

Он весь превратился в собранный, единый комок, сгусток силы, оружие, как это бывало с ним всегда, если бой представлялся стремительным, массовым и опасность ощущалась со всех сторон. Никаких лишних мыслей, пустая голова, голые инстинкты. Шаринган хватает движение – и тут же упреждающий удар, блок, рывок в сторону. Самая лучшая модель ведения любого боя. Благодаря выбранному пути и природной горячности, практики у Обито было предостаточно, поэтому со временем он наловчился и уже мог во время сражения не только размышлять о постороннем, но ещё и болтать без умолку. Мало кому удавалось заткнуть Обито – как минимум, нужно было его как следует загонять. А это само по себе было непросто, учитывая камуи.

Теперь, без камуи, приходилось чуть сложнее – ему.

И сейчас – он знал – предстоял как раз такой бой – не поболтаешь.

Он кожей чувствовал вокруг опасность, втягивал носом воздух – и она обдирала глотку своим запахом, как наждаком, заставляла лёгкие тяжелеть от летящих в них содранных крошек. Даже глупый, неповоротливый воздух вокруг мешал ему, как нерасторопный подчинённый, – не давал двигаться с нужной скоростью. Все инстинкты кричали в Обито, что нужно убираться отсюда, это измерение больше не его, лишняя минута здесь – смерть.

Но что-то удерживало от побега.

Может быть – полный ужаса взгляд Ханаби, может быть – нежелание вот так быстро отдавать своё, будь это глаз, девчонка или пространство.

И тогда раздался этот звук.

Обито в боевом режиме, напряжённый до того, что по нему будто бегали электрические искры, готовый среагировать в любую секунду на что угодно смертельной атакой, даже не различил сразу в этом шипении речь. Он сейчас был животным, готовым драться, а не воспринимать слова.

– С Кабуто у вас вышло неплохо. Я надеюсь, что мы с тобой тоже поладим, Обито.

В ответ на этот неосторожный звук он почти отпустил из пальцев сюрикен. Почти. В следующий миг парочка сместилась – совсем чуть-чуть – и на пути, намеченном было его сюрикеном, оказалась Ханаби.

Шаринган.

Эта тварь читает движения Обито не хуже него, кровного Учихи. Когда научился?

– Ты закончил? – впился в уши свистящий шёпот.

Мерзкий ублюдок.

– Чего надо, пресмыкающееся? – огрызнулся Обито, осознавая, что от этой грубости весь его авторитет как руководителя Акацуки вот сейчас полетел бы к чертям, если бы это ничтожество было в курсе того, кто стоял за всем на самом деле. Впрочем, сейчас-то уж точно в курсе. Так что летит, летит к чертям. Хотя какой тут уже авторитет после пережитых унижений – что в сражении, что в госпитале… Так, хоть хладнокровие бы какое изобразить. – Снова в общем деле попроситься поучаствовать хочешь?

Орочимару неодобрительно покачал головой.

– А лоск-то весь спал с тебя вместе с ролью.

Пошёл ты.

– А ты как был никчёмным стариканом, так и остался, даже с шаринганом. Ты ж бессмертный, что ж ты сдох-то? И главное – от руки какого-то сопляка, – Обито всё никак не мог взять себя в руки. Бодался с этим типом, как ребёнок.

– По крайней мере, у меня нашлись последователи, кто прямо или косвенно помог мне возродиться. Меня уважают, мои заслуги признают. А ты никому не нужен, и никогда не был. От тебя даже твой подельник отказался.

«Дёшево, Орочимару», – подумал Обито, чувствуя тем не менее, как этими словами мерзавец ведёт ногтём по его сердцу с противным скрипом, как по стеклу. От этого на зубах появляется металлический привкус, который даже на кровь не похож.

– Кажется, я тебя задел? – он усмехнулся. Лицо поперёк прорезал безгубый рот. – Прости. Ну зато с тобой теперь можно иметь дело. Ты больше не строишь из себя чьё-то жалкое подобие.

Поймав вновь взгляд Ханаби, Обито словно протрезвел. В её глазах читалась уже не беспомощность, а твёрдость, решительность. И всё ещё надежда… на него.

– И пока ты готов слушать, перейду к главному. Мне нужен риннеган.

– Нет у меня. У дружков своих попроси.

– Ты имеешь в виду Цунаде? Не хочу её утруждать. Риннеган мне добудешь ты.

– Ну, бывай. Приятно было повидаться. Заходи, если что. Буду добрый – может, корм тебе тут оставлю. Что там змеи едят? Молоко?

– А ты шутник, а, Тоби?

После этих слов Орочимару высунул свой острый бесконечный язык и провёл по шее Ханаби сбоку: от ключицы и – медленно – до мочки уха, не отрывая глаз от лица Обито. Не имеющая возможности пошевелиться, Ханаби зажмурилась от отвращения, из её горла вырвался сдавленный писк. На плечо сорвалась капелька его слюны. Затем язык обвернул всю шею плотным, влажным, пульсирующим кольцом…

– Аматерасу! – прорычал Обито. Волна жара – по своим глазам, чёрное пламя – по волосам и левой половине чёртова саннина. Обито и мерзкий язык бы сжёг, если бы он находился сейчас подальше от Ханаби.

Теперь камуи – на неё…

Проклятие!

Чудовище отдёрнуло язык, чтобы разинуть пасть, из глотки его выпросталась рука, ухватив Ханаби за многострадальную шею и рискуя переместить своё полыхающее смертоносным огнём тело вместе с ней.

Пришлось прервать технику.

Не отпуская Ханаби и распахнув пасть ещё шире, словно разрывая свою собственную голову пополам, отвратительное существо с некоторым трудом выпустило из себя свою копию, целую и невредимую, тошнотворно блестящую от слюны. Аматерасу теперь долизывало остатки его выброшенной шкуры.

Новая версия саннина усмехнулась и продолжила песню предыдущей как ни в чём не бывало:

– И, кстати, да. Я не против подольше пожечь тебе глазки, но не трудись ради неё – она клон. Конечно, её оригинал тоже сможет насладиться всеми нашими нынешними впечатлениями – после того как я развею технику. Так что лучше тебе выслушать меня спокойно, послушно и с минимумом проявлений агрессии. Или юмора. Некогда мне болтать с тобой, – между краёв рта, тех, где должны быть губы, виднелся язык; чёртова улыбка так и не сползала с его лица, как мерзкая розовая гусеница.

Обито скользнул взглядом в сторону остальных источников чакры – какой из них – оригинал? «Он может быть уже даже не в этом измерении», – кольнула мысль куда-то в солнечное сплетение.

Подождав некоторое время, чтобы Обито имел возможность взвесить его слова, он продолжил:

– Добудешь мне риннеган? Будешь хорошим мальчиком, Тоби? – и, прежде чем ярость разорвёт Обито изнутри, добавил: – А вы не очень-то прячетесь со своей сообщницей.

«Твою мать», – мелькнуло в голове у Обито. А заодно с этим из памяти выплыли все места, где за последние дни похоть лишала его рассудка. Как давно у Орочимару шаринган? Как давно он имеет возможность появляться, где хочет?

Внезапно перед Обито предстала пещера с остатками клана Учиха и ощущение кого-то в конце коридора… Эта мысль острыми коготками забралась по спине, холодком обняла шею, подула мурашками на затылок. Всё-таки тогда чутьё Обито не обмануло.

Зато теперь стало понятно, почему Орочимару не требует от него ещё парочку шаринганов.

Да у него их просто завались.

– Мне вот только интересно, а как ты уговорил помогать тебе Хьюгу? – прошипел саннин, с каким-то даже своеобразным хитрым любопытством.

Обито не успел не то что ответить, но даже до конца осознать то, что сейчас произойдёт, и тем более – проследить за своим выражением лица.

Чёртова маска. Отвык.

– О, так она не знает… – медленно, по слогам процедил Орочимару, пристально вглядываясь в него. Шаринган ведь, шаринган… – Ну, тогда тем более советую поторопиться. Встречаемся здесь завтра в двенадцать часов дня. У тебя уже должен быть риннеган. Не хочется ведь портить репутацию наследницы одного из сильнейших кланов шиноби? А ещё больше – её мнение о тебе? Не так ли, Обито? Или лучше называть тебя Тоби? Как тебе больше нравится?

Какой техникой достать эту тварь? Чтоб наверняка? Аматерасу – может пострадать Ханаби. Даже если это клон – нельзя. Боль от этого огня невыносима. Обито помнил.

Образ Змеиного Саннина исказился и исчез в водовороте пространства вместе с Ханаби.

Чтобы отпустить их, Обито понадобилось несколько раз выжечь внутри себя резкие порывы, способные заодно навредить ей.

Измерение Камуи опустело. Теперь Обито ощущал лишь свою чакру.

И оглушительное одиночество.

Он сел на пол и вцепился руками в волосы. Чтобы больно.

====== Фрагмент XXXIV ======

I’ll never wake up without an

Overdose

Of you

(c)*

Под ним растекалась лужа крови.

Казалось, даже сандалии промокли – и теперь холодно.

Кровь свежая – тёплая должна быть. Почему холодно?

Разжал свою голову.

На руки тут же опустилась тяжесть.

Её нельзя было не обнять ими.

Тяжесть имела форму.

Он держал ее аккуратно.

Не боясь испачкаться в крови – боясь расплескать её ещё больше.

Тёмные пряди.

Коричневые.

Цвета крови.

Путаются между пальцев.

Кровью липнут к ним.

Рот.

С угла – тонкая дорожка.

Ровно вниз.

Как у него.

У него – давно навсегда.

У неё – теперь навсегда.

Почему он раньше ее не обнимал?

Почему никогда не обнимал?

Холодно.

Прижать.

Прижаться.

Она здесь – самое тёплое.

Во всем мире – самое тёплое.

Сжимать её в руках, впитывать до последней капли тепла.

Чтобы сохранить в себе.

Накрыть своим телом от всего.

«Я… никому тебя, никому… я здесь… здесь теперь… прости… опять поздно… прости… но больше… никому… я выжил, для тебя… у меня шаринган… теперь я могу…»

Слёзы по щеке – в рот.

Давят.

Душат.

Это уже не её кровь.

Его.

Это у него дыра в сердце.

Это он её поливает своей кровью.

«Я вытру… вытру, Рин…»

Конечно.

Поэтому так больно – здесь.

Это он ранен.

С ней всё в порядке.

А если бы она – он бы всё равно своё сердце отдал.

Ей.

Взамен пробитого – её.

Чтобы она жила.

Он должен остаться без сердца – чтобы она жила.

Без сердца.

Бессердечным.

Чтобы Рин была жива, он изменится.

Он станет сильнее.

Он отдаст ей всё хорошее, что в нём есть. Только она этого заслуживает.

И пусть даже больше не будет.

Всё – ей.

Ему не нужно.

Он – так.

Справится.

Сможет.

Ему не нужно…

«Рин, бери, живи… живи…»

Обито раздирал себе грудь ногтями.

Пытаясь найти там что-нибудь.

Что ещё отдать.

А сердце?

Может, ещё там?

Может, просто забыл?

Пожалел?

Пожадничал?

И поэтому она – не здесь?

Кровь под ногами мешалась с кровью Рин из воспоминаний, утягивала его за собой назад, на тот обрыв.

В ад.

Словно шаринганом применяла на нём какое-то дьявольское камуи.

Конечно.

Кровь – расплавленный шаринган.

И Обито в его гендзюцу.

И как бы он ни совершенствовался, ему никогда не стать сильнее него.

Никогда ему это гендзюцу не развеять.

Вот что такое, оказывается, Вечное Цукуеми.

Он уже в нём.

А теперь у него два шарингана вместо одного.

И больше ничего.

Ничего не изменилось.

Просто теперь в два раза больше слез.

Прошло много времени, прежде чем он нашёл в себе силы подняться. Голова гудела, по телу будто прошлось стадо биджу.

Обито сгоряча переместился туда, где можно найти воду.

Долго отмокал в небольшом пруду, задерживал дыхание, в который раз раздумывая, есть ли смысл выныривать, может, вместо этого – вдохнуть эту воду: она наверняка потушит едкое пламя, выжигающее его изнутри, суйтон ведь сильнее катона; и всё же выныривал. После – долго стоял по пояс, почти уже веря, что жидкость вокруг – не кровь.

Душа была уже изодрана в клочки.

Собрать, срастить – не выйдет.

Можно только порвать на ещё более мелкие.

Но это – потом.

Это – не сейчас.

Что-что, а это он ещё успеет.

Комментарий к Фрагмент

XXXIV

* Skillet – Comatose

http://savepic.net/8051472.jpg

http://savepic.net/8039184.jpg

http://savepic.net/8006419.jpg

http://savepic.net/8036115.jpg

http://savepic.net/8020755.jpg

====== Фрагмент XXXV. Часть 1 ======

Оранжевый цвет стёкол фильтрует свет, отсекая ультрафиолетовый диапазон и некоторую часть синего спектра, тем самым не давая глазам перенапрягаться.

Отец когда-то купил Обито лыжную маску – как у него самого, обещая, когда тот подрастёт, брать его с собой кататься с горных склонов. Это был последний подарок отца. Обито так и не успел освоить лыжи.

Но, несмотря на это, когда к поступлению в Академию шиноби маска наконец-то стала впору, Обито больше никогда с ней не расставался. Наушники немного мешали – но откреплять их, портить подарок?.. В общем, Обито не стал. Тем более что выглядели они круто.

На медкомиссии при поступлении после небольшого скандала с его стороны ему-таки разрешили пока не носить очки с дужками (и как с такими драться-то вообще, они же слетать будут?!). Сказали, что если он на данной стадии будет продолжать беречь глаза, зрение не ухудшится ещё больше, а в случае пробуждения додзюцу и вовсе, может, восстановится. Обито просто грезил шаринганом, поэтому с маниакальным упорством капал в глаза всё, что давали врачи. Однако на занятиях сидеть всё равно приходилось на первом ряду, а во время тренировок на местности – отчаянно щуриться при взгляде вдаль.

Со временем он так привык видеть мир оранжевым, что, когда снимал очки, всё вокруг начинало казаться ему серым и мрачным. Так вышло, что он пробудил шаринган как раз в тот день, когда потерял подарок отца. Однако многократно повысившаяся чёткость мира никак не увеличила его привлекательности. Даже наоборот – в связи с совпадением с произошедшими событиями. Особенно явно это ощущалось под землёй, в отсутствие каких бы то ни было красок вовсе.

Природная жизнерадостность, присущая ему до той поры, заставляла любить мир, несмотря ни на что. А реальность для него тогда была почти исключительно оранжевой. Так что в тот злополучный день, оставшись без команды, без боеспособности, без света и без очков, Обито в прямом смысле провалился в другой мир. Где нет места ни радости, ни – как потом выяснилось – любви. Иногда казалось – стоит снова надеть эти очки – и он станет прежним. Не сам Обито – так хоть мир. Но в следующий раз они ему попали в руки только тогда, когда смотреть сквозь них было уже нечем.

После смерти Мадары, пока тело Обито окончательно не восстановилось и не привыкло к большим нагрузкам, Спиральный Зецу часто служил ему и поддержкой, и маскировкой. В таком виде Обито впервые и явился за Нагато. До реализации плана было ещё много времени, поэтому можно было подождать, пока Нагато сам разочаруется в жизни и согласится принять его помощь. Благодаря мангёкё, Обито было не сложно появляться раз в день в одно и то же время в оговоренном месте, на случай если тот всё же что-нибудь сообразит. Чтобы сохранять относительное постоянство облика даже после отказа от симбиоза с Зецу, маска была подобрана в большей или меньшей степени повторяющая спиральный узор его головы. Обито так и не научился в должной мере пользоваться мокутоном – так, пара грубых техник, – поэтому филигранная работа по производству нового лица была поручена Зецу.