Текст книги "Love Is A Rebellious Bird (ЛП)"
Автор книги: 100percentsassy
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 25 страниц)
Луи промычал в ответ, целуя Гарри в макушку, сочувствуя ему из-за количества его работы и вдыхая слабый, но хорошо знакомый аромат сирени и цитрусовых. Каждый год в конце мая ЛСО устраивали бесплатный концерт на Трафальгарской площади, и в последние несколько лет Гарри участвовал в нём в качестве дирижёра. Он всегда уделял достаточное внимание поиску надлежащих пьес, которые были бы интересны в исполнении, нравились слушателям и хорошо звучали вне стен акустического зала.
Луи почувствовал прилив гордости, размышляя о том, как эффектно смотрелся Гарри, ведя оркестр, пока естественное мерцание вечера опускалось на город, а его прекрасные волосы развевались на ветру. Возможно, он целовал его немного дольше чем следовало, после их выступления в прошлом году, слишком смущая своих детей.
– Так или иначе где наши дети сейчас? – спросил Гарри, будто читая мысли своего мужа.
– Ну, тебе повезло, что я хорошо присматриваю за ними. Я полагаю, один из нас должен делать это, – поддразнил его Луи. Он провёл пальцами по тёмным волосам Гарри несколько раз, наслаждаясь мягкостью шелковистых кудрей, и улыбнулся попадающимся седым волоскам, переливающимся на свету. – Наша старшая дочь сейчас на работе…
– Это я знаю, – пробормотал Гарри, слегка простонав, когда Луи снова потянул его за волосы.
– Фрэнсис и Микки на заднем дворе, дурачатся с теми странными детьми, которые живут через три дома от нас, – продолжил он.
– Омерники, – подсказал Гарри, его глаза всё ещё были закрыты.
– Именно. А Мира у Хоранов, играет с Патриком, – закончил Луи, резко убирая одну руку из волос Гарри и поднимая её в триумфальном жесте вверх. – Вот! Да! Я вспомнил, зачем я оказался здесь! Найл сказал, что он может глянуть мою новую пьесу и сделать пару пометок. Я собирался завезти ему её, когда буду забирать Миру.
Он уже хотел уйти, когда Гарри резко схватил его за запястье, широко раскрыв глаза.
– Не-ет, – проскулил он. – Ты не можешь уйти. Ты должен был предупредить меня за две минуты, прежде чем ты остановишься. Таковы правила. Ты знаешь это.
Луи раздражённо вздохнул, по-прежнему улыбаясь.
– Мне жаль, – сказал Гарри, явно ни о чём не сожалея, – но так принято. Не я устанавливаю правила.
Теперь Луи открыто смеялся.
– Именно ты это и делаешь.
Гарри тихо засмеялся вместе с ним, вновь трепетно прикрывая глаза. Ямочки на его щеках были слишком выраженными из-за широкой улыбки, а на лице отражалось счастье. Луи закатил глаза от любви, которая распространялась по всему телу при виде Гарри. Как будто он когда-нибудь мог перечить ему.
– Ладно, но считай это официальным двухминутным предупреждением, ясно? – сказал Луи, пытаясь звучать грозно, снова располагаясь позади мужа и нежно проводя пальцами по его бровям. – Ты будешь должен мне…
– Да? – самодовольно произнёс Гарри. Он расплылся в дерзкой улыбке, заводя руку за спину, чтобы нежно сжать задницу Луи, скрытую под домашними штанами. – Теперь мы клянчим сексуальные услуги, неужели?
Луи хихикнул, хлопая по руке Гарри и пожимая плечами.
– Я бы не отказался…
Гарри двусмысленно поднял брови под подушечками пальцев Луи, и это было настолько смехотворно и привлекательно одновременно, что Луи не мог удержаться, поворачивая Гарри к себе лицом и целуя в губы.
Гарри рассмеялся в поцелуй, будучи слегка удивлённым такому порыву, и развернулся вместе с креслом, чтобы усадить Луи себе на колени и поцеловать его надлежащим образом. «Вот теперь это двухминутное предупреждение», – пронеслось у него в голове.
– О боже! Мои глаза!
Гарри и Луи отстранились друг от друга, услышав удаляющийся голос их тринадцатилетней дочери в коридоре. Они прижались друг к другу лбами, хихикая.
– Ух, как грубо. Я слышу ваш смех, если вы не в курсе! – заныла Фрэнсис из-за двери. Луи мог только представить, как девочка возмущённо закрывала ладошками своё пылающее красное лицо.
Он изогнул бровь, смотря на Гарри, по-прежнему сидя у него на коленях.
– Что ты хотела, Фрэнси? – спросил он, плохо скрывая своё веселье от её дискомфорта.
Она застонала.
– О боже, вы такие бессовестные, – она несколько раз пнула дверь ногой, чтобы выразить своё раздражение, после чего смиренно продолжила: – Я просто хотела спросить у папы, что у нас на обед…
– Фахитас, – произнёс Гарри, откашливаясь.
– А можно Бэт и Бен останутся на обед? – поинтересовалась она.
– Да, конечно. Я уверен, еды хватит всем, – ответил Гарри.
– Окей, спасибо, – сказала девочка, после чего послышался топот на лестнице и, видимо, она вышла из дома.
Луи улыбнулся, когда его муж снова захохотал из-за внезапного появления Фрэнсис.
Их дети всегда жаловались на то, как отвратительно вели себя их родители, демонстративно изображая рвотные позывы, когда те держались за руки, или старались закрыть глаза и уши, когда Луи и Гарри начинали целоваться. Время от времени Гарри любил напоминать им, что когда-то они тоже будут взрослыми, и они должны быть счастливы, что их старые чудаки всё ещё хотят целоваться, но дети всегда решительно отрицали это. Но Луи знал, что в глубине души они были рады за них.
Они с Гарри приехали с поздней репетиции несколько недель назад и так и замерли в прихожей, услышав, как Лидия, их старшая дочь, укладывала свою сестрёнку в постель. Она рассказывала Мире, что такое развод и почему их соседи, Смиты, разводятся, а миссис Смит выходит замуж снова. Они говорили о бабушке Энн и о дедушке Дэсе, Лидия объясняла малышке, что дедушка Робин на самом деле отчим Гарри, но это не имеет никакого значения, ведь он всё равно очень сильно любит их папу и тётю Джемму.
– Я тоже очень сильно люблю дедушку Робина, – прошептала Мира. – Но это никогда не произойдёт с папочкой и папой, так ведь? – он всхлипнула, в голосе послышался оттенок беспокойства.
Лидия тихо рассмеялась.
– Нет, Мира. Боже, нет… Папочка и папа, может, и ссорятся время от времени, но они любят друг друга. Они очень сильно любят друг друга, поэтому никто никуда не уйдёт, – она сделала небольшую паузу, а когда продолжила, её голос стал немного тише и с примесью лёгкого трепета. – Мы счастливая семья, Мира. Нам действительно повезло. Тебе не о чем беспокоиться. И даже если что-то произойдёт, чего никогда не будет, никто никогда не перестанет любить тебя. Ни я, ни папа, ни папочка, ни Фрэнси, ни Микки. Никогда, слышишь? Мы всегда будем твоей семьёй несмотря ни на что.
Луи был совершенно не удивлён, когда увидел, что глаза Гарри переполнены любовью, когда они тихо пробрались в свою спальню, – он чувствовал себя так же. Как только дверь за ними закрылась, Луи позволил мужу крепко обнять себя, прижав его к себе в ответ. Гарри улыбнулся ему тогда, произнося голосом, полным гордости и нежности:
– Мы отлично справляемся, Лу, – он в неверии покачал голой, глубина его счастья была очевидной. – Мы воспитываем прекрасных детей. Я люблю всех вас. Я очень сильно люблю тебя.
Луи снова посмотрел на него, моргая, чувствуя новый прилив радости, которая буквально сбивала его с ног. Обычно он устраивал огромные шоу, показывая, как сильно он любит их детей и их семью. Он заходил на кухню с широко распростёртыми руками, когда все уже были готовы начать ужинать, и говорил: «Здравствуйте, моя дорогая замечательная семья! Давайте же начнём есть!» или стоял в самом низу лестницы, театрально крича: «Идите сюда прямо сейчас, дети мои! Спускайтесь ко мне, и мы все будем смотреть телик, как надлежит настоящей семье, я не хочу слышать никаких оправданий!». Он целовал их в лбы, обнимал и говорил, что любит их (всем и каждому по отдельности) ежедневно. Он действительно имел в виду это, и они знали, что так и было. Но здесь было что-то иное, когда дело касалось Гарри, он всегда говорил это настолько искренне, что предназначалось лишь для него одного. И оно сбивало его каждый раз, когда они делали это. Это всегда заставляло Луи осознать, что семья, которую они с Гарри построили вместе, и та любовь, которую они разделяли, были величайшим достижением и подарком его жизни. Это было тем, чем он гордился больше всего, и, тем, за что он был невероятно благодарен. Независимо от того, сколько раз он говорил это, или насколько категоричным он был в своих выражениях, он никогда не сможет выразить полным образом, как сильно он их любит. Всегда что-то будет оставаться внутри него. Луи всегда будет любить своих детей больше, чем он мог бы объяснить.
– Я люблю нашу семью, Гарри, – выдохнул он, прислонившись к тёплому крепкому телу мужа грудью. – Я очень сильно люблю её. Больше всего на свете. Больше всего.
Гарри прижал его ближе к себе, соглашаясь.
– Фахитас, мм? – спросил Луи, целуя супруга в губы, прежде чем встать с его колен.
– Мхмм, – согласился Гарри. – Наш семейный фаворит.
– Поеду заберу Миру, и мы поможем тебе накрыть стол, когда вернёмся?
– Конечно, – ответил Гарри, его прекрасные глаза светились. – Люблю тебя, Лу, – крикнул он, когда Луи вышел из кабинета, спускаясь вниз по лестнице. – Не забудь свою пьесу!
– Спасибо! – крикнул Луи в ответ, разворачиваясь на сто восемьдесят градусов и направляясь в их спальню, чтобы взять свои новые наброски «Концерта для скрипки» с тумбочки. Он почти забыл о них. – Тоже тебя люблю!
Луи знал, что, когда он вернётся домой, Гарри будет подпевать своему постоянно увеличивающемуся плейлисту «Забытые Классики Американского R&B» [2], параллельно суетясь на кухне в фартуке, готовя ужин. Лидия как раз вернётся домой к тому времени, и все дети будут бегать из комнаты в комнату, периодически крадя кусочки зелёного перца с разделочной доски и заставляя Гарри ласково хлопать их по рукам. Потом они все сядут за большой стол и примутся ужинать вместе с Бэт и Беном Омерник, конечно, и Луи посмотрит на Гарри с другого конца стола, точно зная, что нет ничего, что Гарри любил бы больше их тёплого гостеприимного дома и их большой семьи в этот субботний вечер. Луи чувствовал то же самое.
***
Гарри стоял возле раковины, ожидая пока закипит чайник, и смотрел на рой внуков, играющих на заднем дворе, сквозь кухонное окно. Они приехали навестить их с Луи на выходные, естественно, те из них, которые не были достаточно взрослыми, чтобы уехать учиться в университет, подрабатывали или просто не могли провести более двадцати четырёх часов вдали от своих друзей. Таким образом, их приезжало всё меньше и меньше в последнее время.
В данный момент их внуки, кто всё же решил посетить их, разбрасывали охапки листьев, на которые Гарри и Луи потратили целый день накануне, чтобы сгрести их в одно место. Гарри был счастлив, что они позволили Дункану сыграть роль Годзиллы, хоть он и был самым младшим. Возможно, в этом и дело.
Гарри рассмеялся, вспоминая о недавней ссоре Дункана и Эмили. Она объявила всем, что он «пугающая машинка по производству соплей», которая должна держаться на расстоянии не менее пяти метров от неё, его ответом был новый поток слёз, он заявил, что она слишком любит командовать и что это он не хочет находиться рядом с ней, за чем последовала парочка бесполезных ударов.
Луи применил свою самую эффективную дисциплинарную методику, чтобы уладить ситуацию.
– Эмили. Дюнки. Я хочу, чтобы вы стали лицом к лицу, пожалуйста, – сказал он, кладя небольшую, но всё ещё крепкую руку на плечо каждого ребёнка, подводя их друг к другу. – Ладно, вот так. Обнимите друг друга. Хорошо. Теперь посмотрите друг другу в глаза. Не жульничать! Не отворачивайтесь… Ладно, а теперь скажите, что вы любите друг друга… Скажите это. «Я люблю тебя». Давайте, я жду, – инструктировал он, пока Гарри наблюдал за ними из дверного проёма. – Вы должны говорить это искренне… Глядя прямо в глаза. Вы не сможете обмануть меня, я всё равно узнаю это.
Гарри не мог видеть лица Луи, но он знал наверняка, что его глаза, должно быть, сияли, пока он пытался скрыть свою улыбку.
Дети сопротивлялись так долго, как могли, они скулили: «Ну дедушка-а-а!» и крутились на месте, лишь бы избежать этого. Конечно, как только они сдались и посмотрели друг другу в глаза, то сразу же залились хихиканьем, разделяя смущение и раздражение своим дедушкой из-за того, что тот требовал от них столь монументально-сложного и возмутительного поступка. Луи использовал точно такой же метод с их детьми много-много лет назад, и они так же ненавидели его.
Гарри снова засмеялся, качая головой и направляясь к свистящему чайнику. Он выключил конфорку под ним и принялся готовить чай для Луи, погружая пакетик в воду несколько раз и в итоге оставляя его там, потому что так нравилось Луи.
Луи ждал его у камина, расположившись в своём любимом кресле и полностью укутавшись одеялом. Он не смог продержаться слишком долго на улице. В воздухе витала сырость, пронизывающая даже сквозь несколько слоёв одежды, а Луи стал более восприимчивым к таким вещам в последнее время. По правде говоря, он также стал слегка медленнее, после того как ему исполнилось восемьдесят три перед прошлым Рождеством. Он начал уставать немного быстрее, перестал быть таким проворным, как раньше, а его аппетит заметно уменьшился.
Гарри тоже начал замечать за собой подобные изменения. В его костях прочно засела глубокая усталость, которая никогда не покидала его полностью, и на днях он на мгновение был дезориентирован, когда увидел себя в зеркале в их комнате: он не узнал свои неестественно сутулые плечи в собственном отражении.
Казалось, это был ещё один признак того, что их жизни действительно начинали клониться к закату. Ещё один знак того, что они и вправду старели. Им обоим стоило принять это.
Луи столкнулся с тем, что он сам называл «Девиз для восьмидесятилетних», счастливо проповедуя о нём Гарри и каждому, кто оказывался рядом в любой удобный момент: «Никогда не доверяй пердежу. Никогда не отказывайся от выпивки. Никогда не игнорируй эрекцию».
Озорной блеск в глазах Луи, когда он рассказывал об этом, промелькнул в голове Гарри, пока он согревал кончики пальцев горячей чашкой чая. Он улыбнулся при виде своего мужа, который казался ещё меньше, сидя в своём огромном кресле, закинув ноги на пуфик. Даже после стольких лет Гарри всё ещё любил смотреть на него, особенно когда тот не знал, что за ним наблюдают.
Луи смотрел на ноты на своих коленях сквозь бифокальные очки присущим ему аристократическим образом. Время от времени он переворачивал страницу быстрым движением запястья, после чего рассеяно смахивал седые волосы со лба, поправляя очки на переносице и напевая что-то себе под нос, постукивая карандашом по губам. У Луи больше не было былой выносливости суставов в пальцах для многочасовой игры на скрипке, но он всё ещё продолжал сочинять музыку. Его ум был острым как никогда.
Гарри прочистил горло.
– Доставка, дорогой, – сказал он, немного дразнясь.
Луи резко повернул голову в его сторону, чтобы взглянуть на супруга, и медленно заулыбался. Он закатил глаза и ласково фыркнул, опуская ноги на пол и выпрямляясь.
– Долго же ты.
Гарри усмехнулся и присел на пуфик напротив него, протягивая чай.
– Спасибо, любовь моя, – прошептал Луи, поправляя бумаги на коленях и беря чашку в руки. Он нерешительно прижал её к губам, делая маленький глоток, чтобы не обжечься. – Малыши ещё играют?
Гарри кивнул. Рукав джемпера Луи немного завернулся, когда тот потянулся за чашкой чая, обнажив татуировку выцветшего басового ключа на запястье. Гарри улыбнулся сам себе, подсознательно потирая своё собственное тату.
– Дадим им ещё полчасика? – спросил Луи, погружая пакетик в воду ещё несколько раз.
Гарри снова кивнул, слегка хмурясь.
– Ты хотел вздремнуть?
Луи поморщился и закатил глаза, отрицательно покачав головой. Он сделал ещё один глоток чая, а затем поставил чашку и блюдце на столик у кресла.
– Нет, я в порядке. Посидишь немного со мной? – спросил он, улыбаясь Гарри так, что вокруг его глаз образовались глубокие морщины. Он немного подвинулся, убирая бумаги в сторону, оставляя немного места для Гарри, даже если его было слишком мало, чтобы его супруг действительно мог вместиться туда. Луи указал рукой на горящие брёвна в камине. – Я смог запалить его сам, видел? Здесь очень уютно…
Гарри ласково усмехнулся, покачивая головой.
– Хочешь поужинать, прежде чем дети вернутся?
– Эх, ладно, – неохотно протянул Луи. Он взял Гарри за руку, наклонился к нему и подарил лёгкий поцелуй в щёку. – Ещё раз спасибо за чай, мой прекрасный, прекрасный мальчик.
– Не за что, – тихо сказал Гарри, пока несоизмеримая любовь к Луи согревала его изнутри. Иногда это заставало его врасплох: как одна простая фраза по-прежнему приносила столько удовольствия, вызывая трепет в его животе.
Спустя некоторое время, переступая порог кухни, он услышал голос Оскара из гостиной.
– Прекрасный мальчик? – заинтересованно спросил он. Гарри замер, останавливаясь, чтобы послушать. Он совершенно забыл, что Оскар не захотел идти на улицу, предпочитая остаться дома и поиграть в Лего. Он мог проводить часы, спрятавшись за диваном со своим конструктором, развлекая себя самостоятельно. – Почему ты назвал дедушку прекрасным мальчиком? Он не мальчик! Он уже старый!
Гарри пришлось прикрыть рот рукой, чтобы не рассмеяться. Оскару было всего девять лет, и иногда он был слишком любопытным для своего возраста.
Этим утром он заставил Гарри перечислить всех внуков по старшинству на скорость, называя это «Тест на память дедушки», посылая ему суровый взгляд, когда тот не смог вспомнить, кто из близнецов был старше, Дэвид или Дэниел.
Луи в свою очередь совсем не пытался скрыть свой смех. Он громко захихикал, и Гарри, даже не видя его, знал, что его голова была запрокинута назад, а глаза сощурены от восторга.
– Ох, иди сюда, Оскар, я расскажу тебе, – произнёс он, отсмеявшись. – Подожди. Постой-ка. Возьми вот тот фотоальбом… Нет. Да, этот.
Гарри стоял там, слегка улыбаясь, всё ещё прижимая кончики пальцев к губам, и слушал, как Оскар пытается вскарабкаться на огромное кресло Луи. Луи тихо вздохнул, когда внук наконец устроился на его коленях.
– Прекрасный мальчик – это ласковое обращение, – пустился в объяснения Луи. – Ты знаешь, что это значит?
Оскар издал отрицательный звук, и Луи снова усмехнулся.
– Это особый способ, чтобы обратиться к человеку, которого ты любишь, давая ему понять, что ты заботишься о нём. Например, когда я называю тебя или твою сестру «милая» или «солнце», и тому подобное, – улыбнулся Луи. – Или как твоя мама иногда называет твоего папу «малыш» или «детка», понимаешь?
Гарри предположил, что Оскар кивнул.
– Но он ведь совсем не малыш, не так ли? – сказал Луи.
– Нет… – согласился Оскар. – Он взрослый, – он всегда немного смущался, когда разговор касался чего-либо, связанного с влюблённостью его родителей, однако его скептицизм понемногу начал исчезать.
– Именно, – продолжал Луи. – Твой дедушка точно так же уже совсем не мальчик очень много лет, но я всё равно называю его так иногда. Это ласковое прозвище я использую исключительно для него одного… Потому что я очень сильно люблю его, больше всех на свете, и я хочу, чтобы он знал это. Понимаешь?
Оскар почти неслышно угукнул, и Гарри улыбнулся, чувствуя, что его сердце готово вырваться из груди.
– Оно очень особенное для меня, – прошептал Луи.
«Для нас», – подумал Гарри, качая головой и утирая одинокую слезинку, покатившуюся по его щеке. Он услышал, как Луи провёл рукой по кожаному фотоальбому, который принёс ему Оскар, поглаживая их совместное фото на обложке. Гарри точно знал, что это был за альбом: дети сделали его специально на их двадцать пятую годовщину много лет назад. Он был полон замечательных фотографий – свадебных и тех, что были сделаны в первые годы брака.
– Итак, ты хочешь увидеть несколько фотографий своих дедушек тех времён, когда они были молоды? – спросил Луи. – Дедушка так же не был мальчиком тогда, но он был невероятно красив…
На мгновение стало тихо.
– Правильный ответ – да, маленькая вредина, – проворчал Луи, и Гарри услышал, как Оскар захихикал, когда Луи начал щекотать его.
– Ладно, ладно, – согласился мальчишка, радостно вздыхая. – Я хочу увидеть. Я хочу увидеть их.
– То-то же, – сказал Луи. Гарри услышал, как захрустел переплёт альбома, когда Луи открыл его.
– Это ваша свадьба? – спросил Оскар.
– Угу, – с улыбкой промычал Луи.
Гарри мог чётко видеть каждую фотографию их альбома у себя в голове, пока Луи медленно переворачивал страницы, тихо шепча комментарии на ухо Оскару. Вот чёрно-белый снимок Луи, надевающего обручальное кольцо на палец Гарри, тень ресниц падает на его острые скулы, пока он смотрит на их переплетённые руки. Вот фото их двоих, они целуются в конце церемонии, пока рука Гарри покоится на бедре Луи, а Луи сжимает в руках лицо Гарри. Гарри улыбается в камеру, его глаза светятся, а по лицу размазан крем с торта, пока Луи смеётся на заднем плане. Их первый танец как молодоженов, Гарри крепко держит Луи в своих руках и улыбается ему, они оба так счастливы. А дальше…
– Кто это, дедушка? – спросил Оскар, и Гарри на мгновение перестал дышать, прежде чем слабо улыбнуться.
Он сразу понял, какая именно фотография шла следующей. Это был снимок самого знаменитого момента их свадьбы, то самое воспоминание, над которым они смеялись на протяжении долгих лет. После того как музыкальная группа разогрела публику, и вечеринка была в самом разгаре, Найл и Глэдис принялись вместе отплясывать под «Shout» в исполнении The Isley Brothers, устроив настоящее шоу. И прямо в самый разгар песни, во время нелепого, абсолютно смехотворного прыжка через весь танцпол, Найл поскользнулся на подошве своей причудливой свадебной обуви и грохнулся на спину. Глэдис же продолжала танцевать вокруг него, подпрыгивая и поднимая руки над головой, безумно хохоча, пока Найл свернулся в беспомощный клубок, истерически смеясь на полу.
– Это твой двоюродный дедушка Найл, – объяснил Луи, его голос стал немного тише. – И Глэдис Ховард, одна из величайших женщин, которых я когда-либо встречал…
Гарри вздохнул, пошатываясь и прислоняясь спиной к косяку. Глэдис умерла почти три десятилетия назад – тихо, во сне, так и не проснувшись, но порой казалось, что только вчера она танцевала с Найлом на их свадьбе, настолько полная жизни, что казалось, будто она будет жить вечно. Гарри влажно рассмеялся, шмыгая носом, когда слёзы потекли по его щекам. Он почти чувствовал аромат The Shalimar.
Он вытер слёзы тыльной стороной ладони, вспоминая, как Найл недавно сказал за пинтой пива, что похороны стали больше походить на маленькие свадьбы, как когда им было около тридцати, – одни за одними почти каждую неделю.
И, к сожалению, это было правдой. Чем дольше они с Луи жили, тем больше людей им приходилось добавлять в список тех, кого они потеряли. В какие-то моменты Гарри думал, что в некотором роде он должен был привыкнуть к этому в меру своего возраста, мудрость и опыт должны были сделать его менее уязвимым для таких вещей. Но на самом деле, для него всё было с точностью до наоборот. И речь не шла только о плохих моментах его жизни, ведь были и хорошие. Каждый первый танцевальный кружок, каждый выпускной в начальной школе, каждый внук со своей первой влюблённостью. Каждый новый ребёнок. Каждая плохая новость. Моменты радости и моменты грусти, как маленькие, так и большие; Гарри чувствовал их все так чётко. Все. Жизнь, казалось, всё больше и больше питала его сердце, как нескончаемый источник эмоций, по мере того как он становился старше, и в результате он разрешал себе прослезиться чаще в последнее время.
Но Луи всегда был рядом, тихо и ласково посмеиваясь. Он просто предлагал Гарри салфетку, смотря на него глазами, полными теплоты и понимания, шепча, что ему стоит задуматься о покупке носового платка для таких случаев, нежно прижимая свою маленькую ладонь к затылку Гарри.
И это значило слишком много, Гарри знал это. Все эти годы, с Луи на его стороне, который всегда поддерживал его и отдавал ему всю свою любовь, позволили Гарри широко открыть своё сердце всему миру. Он был ошеломляюще-умопомрачительным счастливчиком, настолько богатый на доверие и любовь, что его эмпатия только усиливалась с годами. Жизнь не всегда была лёгкой, но в такие моменты, когда у Гарри была возможность в полной мере поразмыслить о их жизни, он понимал, что у него перехватывает дыхание оттого, как потрясающе это было и есть – проходить через всё это вместе.
Он попытался взять себя в руки, чтобы наконец заняться их ужином, когда услышал, как Луи говорит:
– Вот, Оскар, а это твоя тётя Лидия в день, когда мы забирали её домой из роддома! Посмотри, какая она маленькая… – и тогда Гарри понял, что это безнадёжное дело.
Он повернулся и открыл дверь, осторожно входя обратно и улыбаясь Луи и Оскару со слезами на глазах. Луи поднял голову, услышав, как дверь закрывается за Гарри.
– Ох, милый, – сказал он с улыбкой. Его собственные глаза немного слезились за очками. – Иди к нам.
И Гарри подошёл. Он встал позади мягкого кресла, положив свою руку на плечо Луи и глядя на фотоальбом, где были изображены они сами. Он добавлял свои собственные комментарии, пока Луи продолжал перелистывать страницы. Вкус торта в первый день рождения Лидии, их милый щенок корги по имени Альфред, который очень боялся гроз, дом на Авеню Вернон с вечно звенящими трубами…
Через примерно полчаса остальные внуки наконец вернулись в дом, принося с собой холодный воздух и запах листьев, который пропитал всю их одежду, и тотчас потребовали фотоальбомы со своими фотографиями. Всё закончилось тем, что они заполонили всю комнату, заняв диван и лёжа на животах на полу, с последним альбомом, в котором Гарри и Луи собрали самые важные и яркие воспоминания. Дети передавали его из рук в руки, задавая вопрос за вопросом, пока Гарри внимательно отвечал на каждый из них. Ужин был полностью забыт на неопределённое время.
– Видишь, Оскар? – тихо произнёс Луи, примерно час и три альбома спустя. Малыш всё ещё сидел у него на коленях, и Луи взъерошил его светло-каштановые волосы, поднимая свою голову, чтобы встретиться взглядом с Гарри, который смотрел на него с другого конца комнаты. – Твой дедушка и я, мы прожили замечательную жизнь вместе… И он всегда будет моим прекрасным мальчиком.
