Текст книги "Пьесы"

Автор книги: Зот Тоболкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 24 страниц)

Р у ш к и н. Лизка! Ты меня доведешь!

Л ю б а в а. Вымотали ее ребятишки. Неужели не можешь определить, где полегче?

Р у ш к и н. И определю! Ей-боженьки, определю, ежели такая думка появилась!

Г а л и н а. Да что вы заладили? Мне и здесь не пыльно.

Р у ш к и н. Ну, гляди ты! Золото баба, чистое золото!

Л и з а в е т а. С тобой и золото помедеет.

Р у ш к и н. Ух и варначка ты, Лизка! Изварначилась со своими клизмами! Бери с Галины пример. Может, человеком станешь.

Л и з а в е т а. Какой я ни есть худой человек, а водку по утрам не хлещу. Где опять насосался?

Р у ш к и н. Пуртова провожал. В леспромхоз наладился Пуртов.

Л и з а в е т а. Скатертью дорога.

Р у ш к и н. Скатертью?! Да он лучший мой тракторист! Ежели все лучшие побегут, с кем останусь? Тебя на трактор не посадишь.

Л и з а в е т а. Митю вон посади. Ходит, углы огибает.

Затемнение.

Г о л о с  И в а н а. Так вот нешумно живет обезлюдевшая моя деревенька. Текут будни день за днем. Порою праздники случаются. В первую зиму мою после армии собрались мы у брата. Лизавета пригласила сюда тетку Матрену и Любаву.

В комнате Рушкиных. У стола хлопочет  Г а л и н а. Тут же тихонько прикладывается к рюмочке сам  х о з я и н, делая вид, что помогает жене. Здесь  Л и з а в е т а  и гости, М а т р е н а  и  Л ю б а в а.

Л и з а в е т а. Ну вот, гостей привела. Явились, идти не хотели.

М а т р е н а. До гостей нам… девка (взглянув на дочь) последние дни дохаживает.

Л и з а в е т а. Самое то. На глазах у нас будет. Хуже, если загуляем – она там одна, возьмет и распростается.

М а т р е н а. Гуляйте. Сама догляжу.

Л и з а в е т а. Не упрямься, тетка! Будешь упрямиться – живо укол воткну!

М а т р е н а. За какие грехи? Я не хворая.

Л и з а в е т а. А вот поставлю – и не пикнешь. Я фельдшер и шприц всегда при себе имею. Вот он, чик иголочкой – и не поморщусь.

М а т р е н а. С тебя станется. Всю задницу исколола – сесть не могу.

И в а н, войдя, теряется, не зная, чем занять свои руки. То трет родимое пятно у переносья, то гнет в руках вилку. Сел.

Р у ш к и н. Шарахни, брат, для смелости! Не робей, шарахни! (Налил, поднес и себя не обидел.) Повторим?

Г а л и н а. Но-но! Присоседился!

Р у ш к и н. Не прерывай, Галя! Стих нашел.

Г а л и н а. Ты уж давным-давно все лимиты выбрал. Поставь!

Р у ш к и н. Уравняли вас… на свою голову! Теперь гнетете мужскую половину.

Л и з а в е т а. Начались дебаты! Гляди, Ванечка, и на ус мотай. Вот она, жизнь семейная!

И в а н. Мотаю, потому и в холостяках.

Л и з а в е т а. А если все же надумаешь жениться – бери меня. Донимать не стану. Будешь играть мне, я петь да плясать. Развеселая получится семейка!

М а т р е н а. Братьям-то можно ли на сестрах жениться?

Л и з а в е т а. Мы люди без предрассудков. Мы на это глядим сквозь пальцы. Правда, Ваня?

Р у ш к и н. Была правда у Петра да у Павла. Петра хватило до третьих петухов…

Г а л и н а. Не задевайте парня. Он и без вас докрасна раскалился. Усаживайтесь да начнем.

Р у ш к и н. Золотые слова. Вовремя сказаны.

Г а л и н а. А ты, муженек, первую пропусти.

Р у ш к и н. Это почему же такое вопиющее неравенство?

Г а л и н а. Пропусти – сохранишься дольше.

Л и з а в е т а. Не скажи. Проспиртованные-то дольше живут. У нас в училище все наглядные пособия в спирту. Как живые гляделись.

Р у ш к и н. Очень даже правильные мысли.

Г а л и н а. Не нарушай порядок. Большинством голосов решили: не пьешь первую. Ну, за старый год, что ли? Скончался он, и – пухом ему земля!

Пьют.

Г а л и н а. Сыграй нам, Ваня! Лизка, подай баян!

И в а н (не сразу).

 
«Упали бомбы в синеву,
на доброту упали нашу,
на неизмятую траву,
на недосеянную пашню.
 
 
Сибирь была синя-синя,
и радости, и хлеба вдоволь…
Что ж нынче плачут у плетня,
заламывая руки, вдовы?
 
 
Страну, где небо всех добрей,
сплошь затянуло черным дымом.
На волос русских матерей
упали первые седины…»
 

Р у ш к и н (хриплым шепотом). Вот так, значит… в свете последних событий. (Стакан в его руке хрупнул.)

Всхлипнула Галина, заморгала Матрена, невесело задумалась Любава.

Л и з а в е т а (тихо). Ты руку порезал.

Р у ш к и н (не слыша ее). Родня ведь мы… все люди – родня. На одной планете живем… А что она такое – жизнь? В чем ее главная сердцевина? Ты погоди, братан, ты скажи мне: в чем загадка жизни? И человеку какого неба надо еще, ежели синее над головой плохое?

М а т р е н а. И под синим небом горе черное. Черное и – другого цвета ему не придумали.

И в а н. Я не мастер загадки отгадывать. Знаю одно: жить надо. Надо стать в этой жизни чуточку лучше, чем ты есть. Вот и все. Это ведь каждому по силам.

Л и з а в е т а (смеется). Взять и стать – чего проще?

Г а л и н а. Смеешься, а смеху-то нет.

Р у ш к и н. Иван правильно толкует: все лучшее человек может. Ведь смог же он из обезьяны, из образины волосатой… превратиться в себя теперешнего! Смог! Значит, и еще многое сможет.

Л и з а в е т а. Сможет, сможет… снова в обезьяну превратиться. Да иные и превратились почти… только что волосу поменьше.

Р у ш к и н. Это смотря у кого. У тебя, к примеру, волосу в избытке.

Л и з а в е т а. Вашему брату это нравится… В субботу из области ехала… один студент привязался… до самой Чалдонки провожал.

Г а л и н а. Бездумно живешь, сестра, безоглядно! Влюбилась бы хоть в кого, что ли.

Л и з а в е т а. Да уж в Ваню влюбилась. Так он сторонится меня, ровно жулик милиционера. (Встряхнув головой.) Видно, придется жить без любви. Проще так.

Р у ш к и н. Н-ну, врешь! Вон Любава…

Стон. Любава, до боли закусившая губы, качается из стороны в сторону. Все всполошились, увидев ее перекошенное лицо.

Л и з а в е т а. Любушка! Бедная ты моя! А мы сидим тут, лясы точим…

Л ю б а в а. Домой хочу… проводите меня домой.

Г а л и н а. Здесь-то чем хуже? Если началось – оставайся здесь. (Мужчинам.) Уходите отсюда. Шевелитесь!..

Л ю б а в а. Д-домой…

Л и з а в е т а (Рушкину). Эй, губернатор! Тачка твоя на ходу?

Р у ш к и н. Щас… щас… заведу. (Уходит.)

Женщины одевают  Л ю б а в у, выводят. Иван потерянно ходит вокруг стола; с плеча свешиваясь, волочится баян.

Р у ш к и н (входя). Перепугался, братан? Привыкай. Я вот привык. Что ни год, то и наследник. Как опята плодятся.

И в а н. Человек же… ребенок! А ты его опенком.

Р у ш к и н. Опенок – гриб очень даже замечательный. Особенно для закуски. (Выпил, подцепив гриб, закусил.) Ты не дрейфь, братан. Наши бабы рожать умеют…

И в а н. Странно как-то: не было человека – и вдруг появился. Будет расти, лепетать…

Р у ш к и н (бережно). Отвыкал бы ты, Ваня, помаленьку. Маешься, а у ней другой на сердце. Переломи себя! Весь исхудал, поблек…

И в а н. Я не тростинка прошлогодняя, Саша: захотел – переломил. Человек я. А человек, он привязчив. Он сам себя жилами к судьбе привязывает.

Р у ш к и н. Судьба-то… на другого рассчитана.

И в а н. Ты про Серегу? Не выйдет у них с Сергеем. Нашел он себе подружку. В Чалдонку уж не вернется. Я письмо получил.

Р у ш к и н. Не вернется, значит? Ну, этим меня не удивишь. Все они летуны, все без корня… У них и фамиль-то к месту: Иноземцевы.

Диктор поздравил с Новым годом. Зашипев, пробили часы. Стремительно вбегает  Л и з а в е т а.

Л и з а в е т а. Сын! Голосистый такой парень! Тетка сама на руки приняла.

Р у ш к и н. Что ж, дернем за парня… в свете последних событий.

Выпили.

Сомлел. Пойду вздремну. (Уходит.)

Л и з а в е т а. Любишь ее? А ведь я во сто крат лучше. (Подбоченясь, прошлась перед Иваном.) Гляди!

И в а н. Пусть на тебя студент глядит. Или другой кто.

Л и з а в е т а. Врала я тебе, Ваня! Все врала! Никакого студента не было! Позлить хотела.

И в а н. Злишь, а во мне зла нет к тебе. И других чувств тоже.

Л и з а в е т а. Я, Ваня, жить без тебя не могу. Заболела тобой… смертно.

И в а н. Выздоровеешь. Это кровь бродит по молодости.

Л и з а в е т а. А если неизлечимо… заболела?

И в а н. От любви только в книжках умирают. В жизни клин клином вышибают. Клиньев вокруг много. Выбирай любой.

Л и з а в е т а. Может, и правда, советом твоим воспользоваться? Вдруг полегчает?

И в а н. Не теряйся. Время быстро бежит: не успеешь оглянуться – тридцать стукнет, потом сорок. И бабьей жизни конец!..

В избе Матрены.

Л ю б а в а  качает зыбку. В комнату входит  М и т я. Он нарядился, приобрел новую шапку. Выставив пол-литра на стол, сел в переднем углу.

М и т я. Я за тобой, Любава.

Л ю б а в а. За мно-ой?!

М и т я. Оно. Сватать пришел.

Л ю б а в а. Ты, должно быть, воротами спьяна ошибся.

М и т я. Тут ведь Любава Сохина живет? Тут вроде. Стало быть, попал по адресу. А цель моя такая: жениться хочу.

Л ю б а в а. Но я не хочу замуж. И кроме того… дала слово Сергею… Останусь до конца ему верной.

М и т я. Сереге-то? Вот нужда! Он живет себе, в ус не дует, а тебе надо парнишку растить.

Л ю б а в а. Как-нибудь выращу, не переживай.

М и т я. Намек-то, кажись, не в мою пользу? А?

Л ю б а в а. Это не намек.

М и т я. Значит, прямой отказ? Необходимо отказ. Дела-а… А ведь ты меня обнадежила, Любава.

Л ю б а в а. Чем? Я будто ничего не обещала.

М и т я. Тем, что пожалела меня.

Л ю б а в а. Я и сейчас тебя жалею. Глупо живешь, не по-людски.

М и т я. Вот и направь меня… по пути истинному.

Л ю б а в а. Поищи себе… другую регулировщицу.

М и т я. Насмехаешься? Вот все насмехаются. Оно, конечно, с виду я неказист, умом особо не выделяюсь. Но душа-то во мне человечья, Любава! Душа другую душу ищет! Я ведь не пустышка, поверь! А что ряжусь под дурачка… так ты правильно угадала: с тоски ряжусь.

Л ю б а в а. Ты умный, Митя. И тоска твоя мне понятна. Но со сватовством ничего не выйдет.

М и т я. Не верю я, что Серегу любишь. Наверно, Ваньку Рушкина, а?

Л ю б а в а. Не все ли равно, кого? Не тебя, главное. На том и кончим.

М и т я. А если я его с пути уберу? Мне это проще, чем муху раздавить.

Л ю б а в а. И чего ты этим достигнешь? Я-то все равно за тебя не пойду.

М и т я. Зато и ему не достанешься.

Л ю б а в а. Надень шапку-то! И… дверь закрой с той стороны.

М и т я. Погоди, Любава, не горячись. Я без ума это сморозил. Никого не трону, клянусь! Только скажи: надеяться можно? Могу десять лет ждать, могу двадцать.

Л ю б а в а. Не надейся. Так будет лучше.

М и т я. Это последнее твое слово?

Л ю б а в а. Самое распоследнее.

Митя подошел, стиснул ее руки. Любава смотрит на него молча, не двигается. Руки его сами собой расцепились.

(С ненавистью.) Прошло? Теперь двигай отсюда. И больше никогда не смей заходить.

Входит  Л и з а в е т а.

Л и з а в е т а (оценив обстановку). Тут никак сватовство? Совет вам да любовь.

М и т я. Заткнись, мымра!

Л ю б а в а. Нету здесь любви, и совета не будет.

Л и з а в е т а. А чем плох жених? Все при нем, и должность подходящая – ночной заведующий.

Л ю б а в а. Довольно зубы-то мыть!

Л и з а в е т а. А ты поразмысли, Любка! Не век молодой будешь! Молодость наша как дым: раз – и улетела! Мне человек один… недавно напомнил об этом.

Л ю б а в а. А я и сама помню. Только это ничего не меняет.

М и т я. Любава – девка вострая! Тебе тропинку перебежала.

Л и з а в е т а. На Ваню глаз положила? Ваню я тебе не отдам. Так и знай, Любушка.

Л ю б а в а. А мне и не надо его. Никого не надо.

М и т я. Знаю я вашу женскую породу! Вся порода с двойным донышком! Знаю! (Шагнул к двери.)

Л и з а в е т а. Ты не горюй, Митя!

Митя остановился.

На твой век девок хватит. Тебе ведь пятидесяти еще нет? Возраст самый жениховский.

М и т я уходит.

Л ю б а в а (смеется). Не выгорело, сватьюшка? Напрасно старалась. Ведь я понимаю, из-за чего ты старалась. Ступай-ка отсюда. Мне Володьку усыпить надо.

Л и з а в е т а сердито фыркнула, уходит.

(Распечатав бутылку, плеснула в стакан.) Выпить, что ли, по этому поводу?

Входит  Т а н ю ш к а.

Т а н ю ш к а. Водку пьешь, тетя Люба?

Л ю б а в а. Ага, пью. Вот надрызгаюсь и начну хулиганить.

Т а н ю ш к а. И Володька начнет. Мамка говорит, ребятишечкам хмель с молоком передается.

Л ю б а в а. Не знаю, Таня. Наверно, так оно и есть.

Т а н ю ш к а. Раз Володька пьет… вместе с тобой, то ему и закусить надо. Папка всегда закусывает.

Л ю б а в а. Он закусил уже… молочком. Он хорошо у меня закусил.

Т а н ю ш к а. Покачать его можно?

Л ю б а в а. Покачай, Танюша. Покачай, детка. (Убирая со стола, неловко опрокинула чашку с огурцами, бутылку.) Ф-фу, неповоротливая какая!

Т а н ю ш к а. А я вот верткая! Смотри, тетя Люба! (Покрутилась на одной ножке, затем стала подбирать огурцы, бормоча.) На полу валяется соленый огурец. И никто его не ест.

Л ю б а в а. Стихи?

Т а н ю ш к а. Ага, я девушка умная.

Л ю б а в а. Ой, совсем заговорилась! Ведь мне на ферму бежать надо.

Т а н ю ш к а. Он ротик разевает. Голодный, поди?

Л ю б а в а. Я только что его накормила.

Т а н ю ш к а. Голодный, вижу.

Л ю б а в а. Потерпит. Побудь с ним часок, ладно? Я только на ферму схожу.

Т а н ю ш к а. Побуду. Я девушка послушная.

Л ю б а в а. Вот и умница. Я тебе после конфет куплю шоколадных.

Т а н ю ш к а. За конфеты-то я цельный день могу посидеть.

Л ю б а в а уходит.

Затемнение.

Г о л о с  И в а н а. Кочегара в тот день подменял Митя. Расстроившись после неудачного сватовства, он запил. Котлы выстыли, и у многих молочных телят отнялись ноги.

М и т я  и  М а т р е н а  у входа на ферму.

М и т я (под глазом у него синяк. Отступая, огрызается). Ну и выпил. Ну и что? Такая, значит, комбинация. Имею полное право.

М а т р е н а. Право? Телята падают – это право? Ты у меня в два счета поймешь, что право, а что не право! (Замахивается.)

М и т я. Пущай падают. Я не кочегар. Я сторож ночной. Да! День мой: хочу – гуляю, хочу – детективы читаю.

М а т р е н а. Под суд тебя, блоходава! За то, что над животными изгиляешься! Дуй в котельную! Ишь вырядился!

М и т я. Я тебе не подчиненный. Я самому Рушкину подчиняюсь. Непосредственно и персонально.

М а т р е н а. Отборных телят приморозил, лодырь!

Входит  Л ю б а в а.

Л ю б а в а. Кто приморозил? Чьих телят?

М а т р е н а. Известно кто – вот этот мытарь. Все телята от твоей группы.

Л ю б а в а (забегает на ферму, тут же возвращается). Надо в тепло их перенести! Мама, позови кого-нибудь! Пускай помогут.

М а т р е н а. Вот он и перенесет. Непосредственно и персонально.

М и т я. Не понесу я. Я вам не подчиненный.

Л ю б а в а (с ненавистью). Не тронь ты его! Он счеты со мной сводит. Пойду котлы подшурую.

М и т я. А допуск к котлам имеется? Вот так-то: нет допуска. Так что не подходи. (Стал в притворе.)

Л ю б а в а, отпихнув его, убегает в котельную. Матрена двинула его кулаком.

Не тронь меня. Ответишь. Я при исполнении.

М а т р е н а. Это ты за все ответишь! Много валандались с тобой… хватит!

М и т я. Напужала! Выговор дадут, что ли? Так он для меня – тьфу.

М а т р е н а. Держат тут всяких… Вымести его из колхоза метлой поганой, и весь разговор.

М и т я. Сам хоть сейчас уйду. Вы попробуйте найти замену!

М а т р е н а. Свято место пусто не бывает.

М и т я. Будет, необходимо будет. Народу-то нету! Весь народ по пальцам пересчитать могу.

Из котельной шум.

М и т я. Эй, Любава! Котлы не взорви!

М а т р е н а. А поди ты! Ничего с ними не станется, с твоими котлами!

Шум пара сильней.

М и т я. Поаккуратней там! Воду-то накачала хоть?

Матрена. Тебе сказано – не лезь!

М и т я. «Не лезь, не лезь…» Котлы дохлые. Им много ли надо?

Матрена. Шуруй, Любава! Нагоняй пару! Я за Иваном схожу.

М и т я. Вот он, Иван. Пусти, тетка, я сам покочегарю.

Приходит Иван.

М а т р е н а (оттолкнув Митю). Хватился после времени-то!

М и т я. Хоть дай проверю! Там уж стрелка, наверно, за последнее деление перескочила… Слышь, Любава! Скажи, где стрелка находится?

Г о л о с  Л ю б а в ы (из котельной). Там, где положено. На манометре.

М и т я. Взорвете – сами отвечать будете. Иван – свидетель…

Его слова заглушает взрыв. Пауза.

Затемнение.

Г о л о с  И в а н а. Когда я подошел – старенькие два котла тужились из последних сил, дрожали. Что-то огромное колотилось в их изношенных грудных клетках, сумасшедше приплясывала стрелка манометра, перескочив за крайнее деление. Около дверей канючил Митя. У котлов хозяйничала Любава. Неосторожно хозяйничала… Левый котел взорвался. Ее ошпарило и сильно ударило в грудь колосником.

У Сохиных. Л ю б а в а  в постели. Возле нее – Т а н ю ш к а  и  И в а н.

Т а н ю ш к а. Худо тебе, тетя Люба?

Л ю б а в а. Конфет-то я тебе не купила… Ну, в другой раз куплю.

Т а н ю ш к а. Подожду. Я девушка терпеливая.

Л ю б а в а. Володька не плакал?

Т а н ю ш к а. Не-а. Я его огурцами накормила. Он смешно так чмокал.

Л ю б а в а (перемогаясь). Ему же нельзя, Таня! Он же грудной…

Т а н ю ш к а. Мне – можно, ему – нельзя? Как-то не так, тетя Люба.

И в а н. Беги домой, Танюша! Тебя уж, наверно, потеряли.

Т а н ю ш к а. Меня никогда не теряют. Прокати на тракторе, дядя Ваня.

И в а н. Не приставай. После, после.

Т а н ю ш к а. Все вы обманщики. Обещал прокатить – не прокатил. Тетя Люба конфет не купила.

И в а н. Не до тебя сейчас, глупая!

Т а н ю ш к а. А когда до меня?

И в а н. Когда?.. Сам не знаю. На вот рубль: купи конфет или еще чего. И не вертись под ногами. Видишь, тетя Люба болеет?

Т а н ю ш к а  убегает. Слышится плач ребенка.

Л ю б а в а. Мне нужно ребенка покормить.

И в а н. Я помогу, Люба. Ты меня не стесняйся.

Л ю б а в а (сквозь зубы). И белье сменить надо… уходи! Слышишь?

И в а н. Ладно. Я Лизавету сейчас пришлю. (Уходит.)

Л ю б а в а поднялась, упала подле кровати. Входит  М а т р е н а.

М а т р е н а. Лежи, не двигайся! Куда наладилась? (Помогает Любаве лечь.)

Л ю б а в а. Худо мне, худо, мама! Хотела Володьку покормить.

М а т р е н а. Не послушались Митьку – делов натворили!

Л ю б а в а. Ты сильно не убивайся. Заживет… срастется.

М а т р е н а. Пока срастется – сколько мук примешь. Кожа-то вон как ошпарена.

Вбегает  Л и з а в е т а.

Л и з а в е т а. Глу-упая, моя Любка! Чего ради увечишь себя! За это памятник не поставят.

Слышится писк ребенка.

Да успокой ты его, тетка!

Л ю б а в а. Принеси сюда… покормлю.

Л и з а в е т а. У тебя грудь вся растрескалась… Молоко течет с кровью.

Л ю б а в а. Он есть хочет. И мокрый, наверно. Надо перепеленать.

Л и з а в е т а. Не суетись, бога ради. Сейчас санитары придут с носилками. Вот неотложка подъехала.

Л ю б а в а. Володьку оденьте потеплей.

Л и з а в е т а. Не поедет с тобой Володька. Тебя бы живой довезти.

Л ю б а в а. Как же не поедет? Лиза, почему не поедет? Я не могу без него…

Л и з а в е т а. Сможешь. (С болью.) Бережешь вас, бережешь… Сами-то себя когда беречь научитесь?

М а т р е н а. Ох, господи! Изувечили девку!

Л ю б а в а. Принесите… проститься хочу.

Л и з а в е т а. Через недельку увидитесь. Чуть-чуть поправишься – привезем тебе Володьку.

Л ю б а в а. Земля плывет… черно! Помру, наверно…

М а т р е н а. Дочь, доча! Ты чо задумала?

Л и з а в е т а. Рассолодела! Ты всех нас переживешь! И жизнь свою всех лучше устроишь.

Затемнение.

Г о л о с  И в а н а. Она права оказалась. Отчасти права. Любава не умерла. Зато бабка с внучонком своим хлебнула горя. Не пошли ему впрок Танюшкины огурцы. Отравился, что ли? Еле отстояли. Но, бывая в больнице, тетка Матрена бодрилась, виду не показывала. А когда беда миновала – не выдержала, расплакалась старуха. И про Серегу сказала…

Л ю б а в а  и  М а т р е н а  выходят из больницы.

Л ю б а в а. Не плачь, мама. Ведь обошлось же. Все обошлось.

М а т р е н а. Обошлося, бог пронес. А тут еще Серьга этот треклятый… кровососы они, изменщики!

Л ю б а в а. Сергей?! Он что, приехал?

М а т р е н а. Показался. Да опять уехал…

Л ю б а в а. И ко мне не зашел…

М а т р е н а. Он не один приезжал, Люба… с невестой. Я потому и смолчала.

Не поддержи ее мать, Любава упала бы.

Л ю б а в а. Солнышко падает! Поддержи, мама!

М а т р е н а. Примстилось тебе, Любушка! Солнце на месте! Вон оно, солнышко! Сияет себе… и нам сияет.

Л ю б а в а. Сияет, а на земле так пасмурно. И в душе пасмурно, мама.

М а т р е н а. Садись в машину, доча. Не держи народ. Народу ехать надобно.

Л ю б а в а. Пусть едут, пусть… А мне некуда. Некуда-а-а!

М а т р е н а. Господи, господи! Ей-то за что? Карай уж меня, ежели в чем согрешила. Карай, я привычна. Любаву оборони. Пойдем, доча. Пойдем помаленьку. А люди пущай едут. Им, людям-то, ехать надобно.

З а н а в е с

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

1

Утро в избе Сохиных. Л ю б а в а  спит.

Поднявшись, М а т р е н а  включает свет и совершает утренний обход, останавливаясь перед каждым из портретов навсегда ушедших мужа и сыновей. Потом, гремя дровами, топит печь.

М а т р е н а. Не спишь, так вставай. Или уж сбила охотку?

Л ю б а в а (поднимаясь). До смерти не собью.

М а т р е н а. По деревне разговоры идут: чудит, мол, девка. Свою картошку коровам скормила, теперь у колхозников скупает. Дивуются, понять не могут, для чего расходуешься.

Л ю б а в а. Пускай дивуются. Надоест – перестанут.

М а т р е н а. Теперь до весны кормов хватит?

Л ю б а в а. Растягиваю. Да ведь молоко-то не из воздуха получаем. Четвероногие фабрики картошечку в него перерабатывают. И сенцо тоже.

М а т р е н а. Понятная вещь. Ты вот чего, Люба, ты попроси у Александра земли. С гектар хоть, что ли. Посадим там всякую всячину для твоей группы. На ту зиму нужды в кормах знать не будешь.

Л ю б а в а. Я уж обращалась, мама. И семена, говорю, свои собственные, и руки…

М а т р е н а. Отказали?

Л ю б а в а. Велят подождать до правления.

М а т р е н а. Решат в твою пользу. Колхозу-то не будет убытка. Для него из кожи лезешь.

Л ю б а в а. Не только для него, мама. Мне самой интересно.

М а т р е н а. Как же не интересно? Дело-то человеческое… правильное дело! А еще телят не забывай отбирать… не всех телят, а тех, которые от ведерниц. Да в общее стадо их не пускай. Сами доглядим.

Л ю б а в а. Я от телят отказаться хотела… и так уж доярки косятся: дескать, в передовики рвусь. А Митя их подзуживает.

М а т р е н а. Откажешься – группы кем пополнять станешь? А что мелют – пускай: языки-то без костей.

Л ю б а в а. И все же обидно: неправда ведь это. Разве я ради почестей живу? Чуть в сторону отойдешь, кости перемывают…

М а т р е н а. Ты на них ноль внимания. От зависти болтают…

Л ю б а в а. Завидовать-то нечему.

М а т р е н а. Пожалуй что. Живешь как монашка: ни на вечерки, ни в клуб. Так и жизнь пройдет – не заметишь.

Л ю б а в а. Пусть проходит.

М а т р е н а. Вон Лизавета не упускает свое. Говорят, с художником схлестнулась.

Л ю б а в а. Мне-то что? Я Лизавете не указчица.

М а т р е н а. Семью заводить пора, вот что.

Входит  х у д о ж н и к, лысоватый, тихий человек.

Х у д о ж н и к. А я до вас. Желаю здравствовать.

Л ю б а в а. У Лизаветы спросились? Смтрите, она живо сюда прибежит.

Х у д о ж н и к. Я ж по делу. Я ж рисоватоь вас хочу, Любовь Павловна.

М а т р е н а. Не подъезжай, тебе тут не отколется.

Х у д о ж н и к. Но я серьезно, тетенька! Мне и вправду Любовь Павловну отрекомендовали как лучшую доярку. Потом внешность у нее… внешность мадонны!

Л ю б а в а. Поищите себе другую мадонну.

Х у д о ж н и к. У вас плохое настроение… извините. Если позволите, зайду в другой раз.

М а т р е н а. Не рискуй. В другой раз мы тебя в шею вытолкаем. (Выпроваживает его.) Ишь, хлюст! Подходец нащупал!

Л ю б а в а. Зачем обижаешь человека?

М а т р е н а. Разве не поняла? Он одинаково ко всем подъезжает: я-де вас рисовать хочу. А сам уж к кровати примеривается.

Появляется  Л и з а в е т а, в руках ее пакет со шляпой.

Л и з а в е т а. Я думала, гости у вас.

М а т р е н а. Художника ищешь? Спрятали мы художника… осталась с носом.

Л и з а в е т а. Нужен он мне… как журавлю волчьи уши.

Л ю б а в а. Опять характерами не сошлись?

Л и з а в е т а. Я в жильцы-то его с умыслом взяла: ждала – портрет нарисует. А он, дармоед, пальцем не пошевелил.

М а т р е н а. Шевелил, поди… (Уходит.)

Л и з а в е т а (хохочет). Ух, язва! А я вчера из Заимки с Ваней ехала.

Л ю б а в а (безразлично). Будто вы раньше с ним не ездили!

Л и з а в е т а. Раньше-то он все время около тебя вился.

Любава сердито отмахивается.

Я шляпку тебе купила. Эту шляпку на пень напяль – пнем соблазнятся. Тебе и дарить боюсь.

Л ю б а в а. Не дари.

Л и з а в е т а. Все же подарю… люблю дарить. Примерь.

Л ю б а в а. Спасибо. (Но примерять не стала.)

Л и з а в е т а. Примерь, примерь! (Пока Любава примеряет.) Ваня-то… целоваться ко мне лез. Осмелел парень!

Л ю б а в а (яростно). Целуйтесь! (Тихо.) Целуйтесь. Только меня в свои отношения не впутывайте.

Л и з а в е т а. Все еще на дистанции держишь его? А я бы на твоем месте сократила дистанцию.

Л ю б а в а. Ты этой темы не касайся. Слыхала?

Л и з а в е т а. Могу. (Выглянув в окно.) А вон и Ванечка сюда хромает.

Входит  И в а н.

Что, думал, свидетелей нет?

И в а н. У тебя одно на уме.

Л и з а в е т а. Хоть бы поздоровался, невежа!

И в а н. Раз десять здоровались на дню…

Л и з а в е т а. Разве? А я и не заметила…

И в а н. Мудрено заметить. Следишь за мной, будто сыщиком нанялась.

Л и з а в е т а. Была охота следить! Сам не даешь проходу: то в одном переулке встретишься, то в другом. И все за бочок норовишь… или еще за что помягче.

И в а н. Кто не знает тебя – поверит. Выйди-ка! Мне с Любавой поговорить надо.

Л и з а в е т а. При мне говори… Ведь ты по делу? Вот и говори в моем присутствии, чтобы морального разложения не случилось.

И в а н. Сейчас вытолкну отсюда – вот и будет тебе разложение! Уйдешь или нет?

Л и з а в е т а (зашипев, подскочила к Любаве). А, снюхались? Присушила голубчика?

И в а н. Началась сказка про белого бычка.

Л и з а в е т а. Может, и про бычка, только не про белого. Про того, который сердце мое высушил! (Указав на Любаву.) Да еще про змею про эту, которая подружкой моей притворялась.

Л ю б а в а. Довольно! Ты не ходи сюда, Ваня! (Лизавете.) И ты пореже захаживай. Устала я от вас. Ото всех устала.

Л и з а в е т а, хлопнув дверью, выскакивает из избы.

И в а н. Все время гонишь меня. А что я плохого сделал? Хоть одно словечко обидное сказал? За что гонишь, Люба?

Л ю б а в а. Пустая я, Ваня, до донышка выпитая. А ведь ты ждешь от меня чего-то.

И в а н. Ничего не жду. А что хожу иногда, что помогаю, так разве это запрещено? Вижу, как гнешься одна на ферме. Никто по стольку не работает.

Л ю б а в а. Тем и спасаюсь. Я забываюсь там, Ваня.

И в а н. Ты много взвалила на себя… не по силам взвалила. Надорвешься!

Л ю б а в а. А для кого мне беречься? Все постылые.

И в а н (тихо). Для меня хотя бы. (Горячо.) Я понимаю, человек я для тебя неинтересный… Но ведь человек же! А человек для человека живет. Такой уж закон у жизни.

Л ю б а в а. Ловко подвел!

И в а н. Не я, факты к тому подводят. Возьми хоть братьев своих… отца. Антон парнишкой, молоко на губах не обсохло, под танк со связкой гранат бросился. Нил амбразуру собой закрыл… Они же не ради славы, Люба! Они за Родину, за вас жизни свои отдали… Вот я и говорю: человек для человека.

Л ю б а в а (потянулась к нему, но тут же одернула себя). Наплел тут… про Антона, про Нила… Зря извилины напрягал!

И в а н. Люба, Любушка! Ведь я от души… я…

Л ю б а в а. Ты от души, а мне душно, душно от твоих разговоров! Мне впору головой о стенку биться. (Умоляюще.) Пощади меня, Ваня! Пощади, если хоть сколько-нибудь любишь меня… Любишь?

И в а н. Ты же знаешь…

Л ю б а в а. Тогда не заговаривай больше об этом… Оставь меня, чтобы я против себя самой не пошла. Навсегда оставь, Ваня!

И в а н. Ну вот… все. А я думал… я жил тобою, Любава! Больно-то как! Если бы ты знала, как больно! (Трет ослепшие от боли глаза, выходит, столкнувшись со старшим братом.)

Р у ш к и н. Ага, вот он! А я ищу, ищу его по всей деревне! Хорошо ли в мои-то годы челноком сновать?

И в а н (трясущимися губами). Чего тебе?

Р у ш к и н. Шемякин приехал. Созвали экстренное правление. Тебя требуют.

И в а н. Не пойду. У меня трактор стоит заведенный.

Р у ш к и н. Заглуши. А на правление идти придется. Сам секретарь райкома твоей личностью заинтересовался.

Л ю б а в а. Насчет участка-то вы решили? Дадите участок?

Р у ш к и н. Дадим, решили… Только управишься ли? Двойная обуза…

Л ю б а в а. Попробую. Где наша не пропадала!

И в а н. Не управится – я помогу. Да ведь это все полумеры. Надо звено создавать, чтобы корма добывало. У доярок свое назначение.

Р у ш к и н. Звено-о? Шустрый какой! Где его взять, звено? Народу-то сам знаешь сколько.

И в а н. Ну, так езди на безотказных… выжимай из них все соки. (Выходит.)

Р у ш к и н. Донимает братан? Он такой, он настырный. (Печально вздохнув.) Женились бы вы! Чем не пара?

Л ю б а в а. Советчиков-то вокруг! И все бесплатно советуют. Все знают, как жить. Одна я только не знаю.

Входит  М а т р е н а.

Р у ш к и н (увидев ее, спешит улизнуть). Ну что, отхворалась, тетка? Ишь как на пенсии-то раздобрела! Государство, стало быть, не напрасно пенсии установило.

М а т р е н а. Век бы ее не было, этой пенсии. Я из-за нее без дела осталась… Руки ноют без дела-то! Определяй давай на работу. Я не привыкла, лежа на печке, кирпичи гладить.

Р у ш к и н. А, вон ты о чем! Это я в два счета утрясу. (Задумался.) За племенными телятами ходить будешь?

М а т р е н а. Я и без указки за ними хожу.

Р у ш к и н. Ты же неофициально, так сказать, из чистого патриотизма. Я тебя официально к этому делу припишу. Смотри получше ухаживай, тетка! Будущих рекордисток пестуешь…

М а т р е н а. Лекордисток! Все бы так! Лекордистки-то – руки Любавины!

Р у ш к и н. Что верно, то верно. Любава у тебя беспокойная. В мать удалась.

М а т р е н а. Полно глаза-то замазывать, мытарь! Когда на ферме порядок будет? Одна только Любава и гнется. Другие что, не колхозницы? На коровенок глядеть срам! А городские люди молоко от них пьют.

Р у ш к и н. Меня что… Тех вон ругай, которые из колхозу бегут.

М а т р е н а. Бегут – стало быть, сам виноват. Аль кто другой из начальства. Народ зря с места не стронется.

Р у ш к и н. Мы-то с тобой на месте! И Любава на месте.

М а т р е н а. Не оправдывайся, Лексан. Начала – до конца выговорюсь.

Р у ш к и н (покорившись). Ну ладно, крой, только негромко, чтоб со стороны не слыхали. Ты выйди пока, Любава. Любава уходит.

М а т р е н а. Пить когда перестанешь?

Р у ш к и н. Я помаленьку, тетка. С устатку.

М а т р е н а. Достукаешься – снимут с председателей.

Р у ш к и н. Митя и то уж грозит свергнуть. А я сам того желаю, не отпускают. Руководи, дескать. Было бы кем руководить! Вот брошу все и смоюсь отсюда куда глаза глядят!

М а т р е н а. Ишь, запел, окаянный! Ты служи, служи, старайся! Бегать все умеют… Мужику землю обихаживать надо. На то он и мужик.

Р у ш к и н. Земли-то вон сколь! Всю не обиходишь.

М а т р е н а. А как мы без вас выкручивались в войну? Лошадей не было, тракторов не было. Все на себе да на коровенках. А с голоду не помирали, а вы на фронте нужды не испытывали.