Текст книги "Журнал `Юность`, 1974-7"

Автор книги: журнал Юность

Владимир Огнев
Реалистическая публицистика

Книга Б. Панкина «Время и слово», выпущенная издательством «Детская литература» в 1973 году, имеет подзаголовок: «Семь публицистических очерков из жизни и литературы». Автор ее – известный литератор, совсем недавно – «молодежный журналист», главный редактор «Комсомольской правды».

«Из жизни и литературы»… В этом подзаголовке и секрет новизны, оригинальности не только жанра – существа этой книги. Работа Б. Панкина не могла бы появиться ни раньше, ни позже даты, которая обозначена в выходных данных книги. Для середины горячих пятидесятых годов она слишком аналитична, для конца сороковых попросту невозможна… В книге этой живет наше время. По своей методологии «Время и слово» сочетает в себе откровенную критичность ко всему замшелому с романтичностью идеала, верой в созидательные силы жизни и молодости.

Да, именно молодости. Первое Качество работы Б. Панкина – безошибочное чутье адреса. Знание реального, сегодняшнего молодого читателя. Дифференцированное и обобщенное, понимающее и принципиальное. Он не затыкает уши и не зажимает глаза. Он видит молодежь такой, какая она есть. Ибо только так и можно найти реалистический выход из кризиса, в котором могут оказаться проблемы воспитания, если мы будем уповать на «архаическую систему мышления, видения», когда пишут не то, что видят, а то, что хочется увидеть.

А вред этой «архаической» системы с каждым годом становится очевиднее. Опасность возрастает. «Тяга к положительному, потребность в идеале сильны в молодежи по-прежнему. Но, признаемся, писать о хорошем становится труднее. Ухо молодого читателя сегодня чувствительнее, чем раньше, к фальши, к натяжке. И порою здоровая придирчивость может переходить в предубеждение». Как найти нужную меру такта, как быть дальновидным в вопросах воспитания, где сознание юноши или девушки одновременно и настороженно и открыто к слову истины?

Прежде всего, очевидно, надо отрешиться от самоуверенности. От чувства возрастного чванства, которое, как правило, оборачивается позицией неверия в творческую силу молодого ума, в его опыт общественного сознания. «И тут стоит сказать о том, – пишет Б. Панкин, – что в некоторых произведениях советской литературы последнего времени получила распространение точка зрения, согласно которой человек, особенно молодой, – лишь воспринимающее существо. Что воспринял, то и отразил, а проще говоря – тем и стал. Человек, личность, по этой схеме не боец и не мыслитель, а что-то вроде зеркала, в котором непременно отпечатается все, что только ни появится на горизонте. И, стало быть, чем меньше на нем будет появляться, тем лучше». Очень точные слова. Тем более что сегодня и невозможно «оградить» юное сознание от самых различных веяний. Б. Панкин прав, когда ссылается на то, что дело тут не только в эпохе научно-технической революции. Постоянно ведущаяся борьба нового и старого, отсталого и передового «неминуемо рождает различия во взглядах даже людей одного мировоззрения, одних жизненных позиций. Так что уповать в современном мире на то, что формирование личности можно поставить в зависимость от какого-то одного фактора, одного источника информации, не приходится. Характер, психология человека будут развиваться под влиянием все большего числа воздействий».

А раз нелепо рассчитывать на полное исключение нежелательных влияний, тем важнее «позаботиться об общем положительном итоге». То есть опять-таки подумать о реалистическом средстве воспитания молодежи.

Б.Панкин горячо вступается за союз газеты-друга, газеты-воспитателя с литературой, живым, естественным словом правды о жизни. Чем ближе будет стоять образное, живое и, подчеркиваю, естественное слово литературы к массовым изданиям, тем успешнее будет происходить процесс вытеснения слов-паразитов, слов-затычек, слов-штампов – другого наследия «архаической системы мышления». «От прописей шагнуть к творчеству» – так формулирует эту задачу автор. Нащупать взаимопонимание между читателем и печатным словом не так просто, как кажется. Взаимопонимание – это и «уважение к чужому мнению, даже если ты с ним не согласен». Доверие – вот ключ, которым отпираются сердца. Доверие же сегодня рождается, мы знаем, в первую очередь к документу, факту, дневнику, социологическим данным…

А художественная литература? Б.Панкин не случайно поставил подзаголовок, в котором разделил понятия «жизнь» и «литература». Я вижу здесь последовательность и принципиальность человека, понимающего специфику искусства. Казалось бы, общие призывы к критике – идти в жизнь, изучать ее, учиться у нее – и есть свидетельство единства задач литературы и действительности. Однако на практике часто бывает и обратное: критика, заявляя о своей связи с жизнью, опоре на факты жизни, удаляется и от искусства и от его прототипа. Внешнее подобие жизни бывает опаснее кажущегося «ухода» от нее. Отсутствие культуры и таланта принимает, как мы знаем, сегодня самые различные лики «нужной темы», «связи с землей» и т. п. Жизнь проходит мимо таких сочинений. А все потому, что понятие «жизни» в такого рода сочинительстве профанируется. И получается, как пишет Б. Панкин о некоем произведении В. Галун-чикова «Тихая заводь», что читатель, раскрыв повесть эту, «решит поначалу, что автор не иначе как задался целью… создать образ-пародию, высмеять страсть к неумеренному и неуместному употреблению и повторению дорогих нам истин и лозунгов». Ведь под словом «жизнь» такие сочинители подразумевают именно готовые до них решения и расхожие формулировки, а не реальные отношения реальных людей, реальные конфликты и реальные обобщения на наших глазах формируемого нового. Вот теперь давайте и подумаем: что «образ-пародия» – такая ли уж безобидная вещь? И как эти «пародии» помогают преодолеть некоторый скептицизм молодежи по отношению к «громким» словам (за которыми – реальные страсти века, наша вера, наши идеалы – не забудем об этом!); так помогают они преодолеть скепсис незрелого сознания молодежи или… укрепляют его? Думаю, что ответ может быть только один: пародии бесталанных и бескультурных сочинителей, спекулирующих на дорогих нам всем гемах или попросту не справляющихся с трудным делом творчества, приносят опасный вред обществу. И говорить об этом надо не под сурдинку.

Мы помним тщетные попытки писать романы об интеллигенции в виде пасквилей или создавать таких «героев» слова и дела, которые способны были вызвать разве что хохот, так как отсутствие у авторов способностей, помноженное на полнейшее непонимание действительного хода времени, приводило таких сочинителей к созданию кривых зеркал, в которых, как пишет Б. Панкин, «пошлость оборачивается глубокомыслием, корысть – самоотверженностью… политическая безграмотность – идейной непримиримостью…» Вот почему задача воспитания хорошего вкуса, умения отличать божий дар от яичницы не есть какое-то эстетическое завихрение избранных критиков, а прямой идейный долг любого литератора, необходимое условие существования профессионализма в литературе. Б. Панкин, не вдаваясь в особые теоретические изыскания «метода», просто чувствует, где сегодня фарватер литературы, где правда о жизни, где ценности духовного порядка, а где макулатура, гримирующаяся под нечто.

Умно, уверенно анализирует критик книги Чингиза Айтматова, Федора Абрамова, Василя Быкова, Гавриила Троепольского, Николая Дубова – писателей настоящей писательской судьбы, знающих жизнь и умеющих писать картины жизни реальной, достоверно убедительной для читателя.

С такой же чуткостью различает критик фальшь, спекуляцию, бездушие.

А идут они, как правило, рядом. И прав Б. Панкин, подчеркивая в разговоре о литературе, что «речь здесь, очевидно, следует вести… не о профессиональном даре, но о даре человечности, который вовсе не является монополией какого-то одного рода занятий».

Дар человечности, воинственно пронесенный через всю их – как больно это сознавать! – недолгую жизнь, лежал в основании светлых биографий Николая Островского, Сергея Чекмарева, Марка Щеглова, Виктора Головинского, которым Б. Панкин посвятил волнующие, проникновенно написанные страницы…

Так о чем эти очерки – о жизни или о литературе?

Я бы сказал так: о том, что литература, которая является могучей соперницей самой жизни в деле переустройства и совершенствования духовного мира человека, должна прочно опираться на жизнь, причем такую жизнь, какая нас с вами окружает, а не подмененную представлениями схоластическими, «литературными», псевдоромантическими, какими угодно, но уводящими от подлинной действительности.

Публицистика и критика здесь идут рядом. На мой взгляд, публицистика здесь ведет тему. Спокойно, убедительно аргументируя, твердо стоя на почве данных жизни, Б. Панкин написал хорошую книгу. Очень современную по пафосу своему.

Это реалистическая публицистика, к которой прямо относятся слова В. И. Ленина: «Спокойнее разбирать доводы и повторять правду обстоятельнее, проще. Так и только так обеспечивается победа безусловная».

______________________________

Коллектив редакции журнала «Юность» глубоко скорбит по поводу безвременной кончины одного из старейших сотрудников редакции

Ирины Александровны ГРИГОРЬЕВОЙ

и выражает искреннее соболезнование родным и близким покойной.

______________________________

Эрнст Генри
Тайный фронт

Это интересная книга. Речь идет о самых крупных подрывных операциях, когда-либо проводившихся в ходе мировой истории, – об антисоветской деятельности империалистических разведок.

Операции эти ведутся уже 57-й год и не прерываются ни на один час. Было бы ошибкой считать, что в результате нынешней разрядки на международной арене деятельность империалистических разведок будет ослаблена. Напротив, чем вежливее становятся голоса империалистов на дипломатических конференциях, чем больше уступок им приходится делать силам прогресса на международной сцене, тем больше они ставят на свой «тайный фронт». Тема книги С.К.Цвигуна остается актуальной («Тайный фронт». Издательство политической литературы, М. 1974).

«Мы все в большей и большей мере должны полагаться на разведку, – писал незадолго до своей смерти бывший глава ЦРУ Аллеи Даллес, требуя создания «глобальной разведывательной системы» против социализма. – Нашей разведке приходится изыскивать средства и способы решения все более широкого круга вопросов, каких ей никогда раньше не приходилось решать». Указывая на огромные трудности, стоящие на / пути проникновения империалистических разведок в социалистические страны, Даллес подчеркивал: «Тем не менее еще имеется возможность проникать под этот барьер, над ним, в обход его или даже сквозь него».

О таких попытках и пишет автор. Он рассказывает о сети западных разведок, об аппарате главной из них – американской, о разнообразных методах «глобальной разведки», об идеологических диверсиях, радиопропаганде, деятельности контрабандистов и т. д. Мы можем коснуться только некоторых участков «тайного фронта».

Примечательны сообщения автора о техническом оснащении современных империалистических шпионов. Неискушенный читатель не перестает удивляться. Научно-техническая революция производит переворот и в этой области. Шпионская аппаратура довоенных лет выглядит наивной по сравнению с нь-нешнеи и дело уже не только в радиотехнике. Тут и космические шпионы-спутники, действующие на расстоянии от 180 до 540 километров от Земли; и особые сверхмалые подводные лодки; и костюмы-лодки; и весящие 115 килограммов вертолеты, которые могут быть в очень короткое время собраны одним человеком. Для преодоления оврагов, рек, заграждений в США разработан ракетный пояс, прикрепляемый на спине шпиона и состоящий из двух портативных ракетных двигателей. С помощью этого пояса шпион может совершать прыжки до 50 метров.

Тщательнее, чем раньше, обеспечивается и маскировка шпиона. Засылаемый в СССР агент сначала обстоятельно изучает быт и нравы советских людей, основы советского законодательства, порядок устройства на работу или на учебу, правила прописки, проживания в гостиницах, передвижения по стране и многое другое. Перед засылкой его одевают в одежду советского производства, снабжают советскими документами, чистыми бланками советских учреждений, штампами, печатями, крупными суммами советских денег. Но он должен в совершенстве приспособиться к советским условиям и психологически: уметь перевоплощаться в советского человека. Это, несомненно, намного труднее, чем обращаться с техникой. В книге приводится ряд случаев, когда в СССР засылались агенты, которые, казалось бы, должны были бы стать неуловимыми. Но их все-таки распознавали, несмотря на «перевоплощение».

Людей, завербованных разведками на месте, в СССР, нельзя смешивать в одну кучу. Это тоже подтверждается приводимыми в книге примерами. Среди них есть настоящие классовые враги, ненавидящие советский строй. Есть морально распущенные люди, пошляки-недоноски, готовые на все, чтобы поживиться деньгами и предаться дешевым удовольствиям, натуры типа Пеньковского. Есть слабые характеры, люди, у которых хребет под нажимом быстро ломается. Поняв, что вступили на скользкий путь, они не находит в себе силы остановиться и, чего бы это ни стоило, рассчитаться с прошлым. Такие запутываются все больше и больше и рано или поздно гибнут. И есть, наконец, просто глупые люди, которые не понимают, с кем и с чем имеют дело, и начинают прозревать, когда предательство уже совершено.

Ошибается и тот предатель, кто ищет в шпионаже для империалистов романтику. Это – грязное дело, занимаясь которым человек гниет при жизни, тяжело дышит каждую секунду и в конце концов начинает ненавидеть самого себя. Вот почему книга «Тайный фронт» и не читается как детективный роман. Речь идет об уродливой политике, уродливых и подломанных людях.

Автор подчеркивает свою уверенность, что политическая сознательность людей, строящих коммунизм, обрекает планы империалистических разведок на провал. В то же время он отмечает, что бдительность советских людей не имеет ничего общего со шпиономанией. «Повышая политическую бдительность, – пишет он, – нельзя допускать, чтобы среди советских людей создавалась атмосфера подозрительности и недоверия. Настоящая бдительность заключается в умении распознавать действительных врагов». Это верно. Такое умение и есть главное.

«Тайный фронт» существует и будет существовать до тех пор, пока в мире действуют две противоположные общественные системы. Ни одна книга не может раскрыть все секреты операций на этом фронте. Тем не менее в работе С.К.Цвигуна собран большой фактический материал. Прочесть эту книгу молодым людям стоит.

Владимир Савельев

 
Отцовской шашке ныне
в утиль, видать, пора…
Она плескалась в сини, болталась у бедра.
И презирала жалость, остра и холодна.
В ней бурно отражалась гражданская война.
Походы. Грады. Веси. И травы. И снега.
Насечка на эфесе сурова и строга.
Изогнуты, тревожны, ободраны слегка
Стареющие ножны – темница для клинка.
Подолгу, в каждом веке
живет минувший век.
Но свет борьбы навеки запомнит человек.
Грустит о прежней силе та шашка
над тахтой,
Висит в моей квартире огромной запятой.
Висит. И взглядом хмурым,
когда сожмет тоска,
Встречаюсь я с прищуром
слепящего клинка.
 

Я вас люблю

 
Притрушенные сплошь соломою загоны
желтели на плечах июля, как погоны.
В глаза летела пыль да сенная труха,
и холостой завмаг, ловкач и перестарок,
под чахлым топольком обедавших доярок
сторонкой обходил подальше от греха.
Естественно смурны, наигранно бедовы
гадали мне ни в чох не верящие вдовы
о том, как заживу я кумом королю.
Тревожил запах трав, скотины и мазута.
К вам, мама и сестра, или еще к кому-то
мальчишка обращал слова: «Я вас люблю»!
Потом я постигал непостижимость мира
от танцев допоздна до древнего буксира,
чью палубу кромсал и сваривал опять.
И вновь спешил к тебе, откашливаясь сухо,
чтоб то, как мы с тобой относимся
друг к другу,
мучительно, всерьез и тщетно выяснять.
Я слышал, как река о берег терлась кротко,
я видел, как спала под кручей самоходка,
давая отдохнуть мотору и рулю.
Я ощущал, как прочь уносятся минуты.
Тебе, тебе одной или еще кому-то
юнец предназначал слова: «Я вас люблю»!
Все легче мне следить за пухом тополиным…
Как рыскал я в войну по выстывшим овинам,
перегребая прах и падая без сил!
Как дельно заливал водой хомячьи норки!
Какие, наконец, перекрывал я нормы,
под взглядами каких вахтеров проходил!
Не купол ли, с краев седеющий немного,
то кличущий меня в заветную дорогу,
то стынущий под стать огромному нулю,
сегодня надо мной опять раздернут круто!..
К вам, милые мои, или еще к кому-то
торопятся в тиши слова: «Я вас люблю»!
 

Вийви Луйк

Перевела с эстонского Эллен Таим

 
Ты же ведь знаешь: снежная тишина
любит меня.
Говори со мной на языке снегопада!
 

* * *

 
Когда обнажатся деревья,
появится снег.
Природа станет восковою,
и мне все трудней будет
выдумывать пчел.
 

* * *

 
Встречая нежданно тихий взгляд,
сегодня иль завтра,
прошедшим днем,—
сжалься над ним, подумай о дебрях,
в которых поныне блуждает любовь.
 

* * *

 
О, если буду я еще самой собою
в тот горький час, что к нам придет
незванным,
о, если буду я еще самой собою,
то дайте мне одно мгновенье,
чтоб в одиночестве поспешно я могла
рукою холодеющею вырвать
из сердца своего
всю чистоту весенних облаков,
и неба синеву, и яблоневый цвет,
и золото осенней жатвы,
и серебро холодной зимней ночи,
все по земле развею я,
чтоб это все осталось людям…
 

М.В. Даниленко
Я иду к врачу

М. В. ДАНИЛЕНКО, ректор Львовского государственного медицинского института, доктор медицинских наук, заслуженный деятель науки УССР, профессор.

Сопоставим, два информационных сообщения: первое – о том, что обнаружена новая элементарная частица, имеющая огромное значение для науки; второе – касается успеха в поисках универсальной вакцины против гриппа.

Согласитесь, что первое сообщение ошеломит своей фактической стороной лишь некоторую часть людей, в той или иной степени связанных с физикой. Второе же эмоционально более всеохватно: в нем заложен личный интерес для читателя. Дело, видимо, просто в том, что… каждый ходит к врачу.

Инженеру чертежи с большой долей вероятности гарантируют определенный конечный успех. Рядовой участковый врач для эффективного лечения больного должен наряду с практическими навыками врачевания проявить элементарные способности ученого-исследователя: он имеет дело со сложной биологической системой и к тому же обязан «расшифровать» и личность больного – его психику, интеллект.

Такова одна из главных черт, определяющих специфику нашеи профессии, а следовательно, и специфику подготовки будущего специалиста в мединституте.

Как-то накануне приемных экзаменов, когда обычно только и разговору о том, кем пополнится институт, в беседе с одним из коллег мы вспомнили, что по-латыни-то слово «абитуриент» (abiturus) буквально означает «тот, который должен уйти». Неожиданный прямой смысл этого слова, означающий, что при равных условиях все же кто-то должен уйти, заставил нас еще раз задуматься: а кто же должен остаться, какова точность отбора будущих претендентов на белый халат врача?

Математические способности школьника распознаются сравнительно рано. Обычно уже в 8—9-х классах становится ясно, может ли тот или иной ученик быть полезным в сфере точных наук. Ну, а как быть с будущим медиком, как распознать его способности к врачеванию, к исследованию? Ведь здесь нельзя полагаться на его общую эрудицию: она не гарантирует способностей к самостоятельному мышлению. Уж сколько говорилось, что порою стремление молодого человека поступить в вуз вызывается мотивами социального порядка, то есть желанием получить высшее образование вообще, и в этой ситуации иногда выбор профессии определяется волей случая. Если для иных вузов это еще как-то терпимо, то для медицинского категорически противопоказано. Врач, ставший врачом случайно! Вдумайтесь в возможные трагические последствия этого.

Процент случайных «попутчиков» медицины невелик, но все же они, к несчастью, попадают и к нам. В большинстве случаев мы обнаруживаем их на 1—2-м курсах и помогаем им разобраться в истинных желаниях, интересах, способностях и правильно выбрать свою дальнейшую дорогу. Но бывает, что своевременно выявить такого человека не удается, и тогда, конечно, неизбежен брак в нашей работе.

Как вывесить перед дверью медвуза «стоп-сигнал» для случайных людей?

Мы хотим уже в стадии приемных экзаменов уловить психологическую и моральную подготовленность абитуриента, его умение хорошо владеть собой и, конечно же, присутствие в его характере доброты и человечности, то есть способности жить для других. Разумеется, это качество должно быть у всех, но для медика наличие такой способности в значительной степени определяет его профессиональную пригодность. Вот тут-то и должен слаженно, с большим коэффициентом полезного действия работать механизм приемной комиссии, вооруженной научными тестами и методикой проведения бесед по различным вопросам, начиная с традиционных: «Почему вы решили поступить в медицинский институт?», «Что вам известно о работе врача?», «Из каких источников были почерпнуты вами сведения о профессии врача?», – кончая вопросами из области науки, философии, политики, искусства, права и морали…

Хотелось бы, чтобы школа давала нешаблонную характеристику личности учащегося: ведь у многих из них к десятому-то классу уже можно определить способности ии хотя бы тяготение к гуманитарным, естественным или точным наукам…

И еще (в порядке пожелания) выскажу такое соображение: не пора ли создать по типу математических школ некое их подобие с медико-биологическим профилем? Для начала этот эксперимент можно провести при Дворцах пионеров.

В своей статье «Начало без конца» («Юность» № 3) Т. Гладков отметил слабую творческую активность студентов отдельных вузов, в том числе и медицинских. Не для оправдания, а для выяснения некоторых проблем сошлюсь на практику нашего института, одного из старейших и крупнейших в стране. Опыт убедил нас, что наиболее эффективным путем формирования творческих специалистов является научная работа студентов под руководством авторитетных ученых.

Сколько раз приходилось видеть, как берет скальпель молодой аспирант, мой вчерашний студент! Лицо его прикрыто маской; вижу лишь глаза и по ним понимаю, какой мучительный процесс происходит в его душе и в сознании: ведь он должен сейчас прикоснуться холодно сверкающим лезвием к живой ткани, в мгновение охватить мыслью сложнейшую взаимосвязь, существующую между небольшим операционным полем и всем, что может произойти через минуту в человеческом организме… Сестра заботливо промокает испарину на лбу молодого хирурга. Сейчас начнется его сражение. Что выведет он на поле боя? Какие войска? И какие резервы у него в запасе? Что в случае необходимости натолкнет его на молниеносный ответ? Может быть, тот маленький эксперимент, который он долго и кропотливо готовил в студенческом научном кружке при кафедре и который принес ему тогда первую сладость творческой победы? Я часто ловил себя на этих вопросах, и в такие моменты в известной мере мог оценить актуальность, степень серьезности и результативность исследовательских поисков, какими занимался мой начинающий коллега в научном студенческом обществе…

Наше СНО существует 27 лет. За достигнутые успехи оно награждено грамотой Республиканского совета СНО. Научные студенческие кружки работают при всех 65 кафедрах, обучающих студентов, и при центральной научно-исследовательской лаборатории. Подчеркиваю, именно научные, без оттенка того школярства, которое свело бы кружок к еще одной стадии дублирования учебного процесса. При этом мы опираемся на существенную научно-педагогическую силу: в институте 62 профессора, 141 доцент, 214 кандидатов наук.

Научный кружок выявляет склонности студента к теоретической или прикладной медицине, дает ему возможность проверить себя, а нам, в случае необходимости, ввести коррекцию. Работа в кружке – это и углубление профессиональной подготовки по избранной специальности.

Внешне все вроде просто: подготовка какого-либо вопроса, клинического или экспериментального направления, затем доклад о нем на факультетской или общеинститутской конференциях. Но за этим стоит продолжительное напряжение юного интеллекта, впервые пробующего самостоятельно осуществить поиск. Около 1 500 студентов ведут подобную работу.

Сбор урожая мы проводим ежегодно на традиционных итоговых научных студенческих конференциях. На эти конференции выносятся доклады о наиболее перспективных и оригинальных научных результатах. На последней такой конференции работали 22 секции, и 511 докладов явились итогом заманчивых исследований.

Как выбирается тема, какие интересы движут в этом случае студентами? Самым лучшим подсказчиком здесь остается живая жизнь.

Два наших студента, Роман Лабинскии и Карп Пу-рунджян, длительное время исследовали предпосылки и непосредственные причины производственного травматизма на Львовском автобусном заводе – новом, современном предприятии с тенденцией к росту н расширению. Завод стал как бы их вторым вузом, два года они ходили сюда в цеха и медпункт, словно на работу. Изучение голубеньких больничных листков, данных о посещении рабочими медпункта, тщательное знакомство с каждым случаем заболевания и травматизма, их причин и периодичности позволили студентам накопить ценные материалы. Классифицировав и кропотливо обработав их, Р. Лабинский и К. Пурунджян вручили администрации завода определенные профилактические рекомендации. Эти рекомендации были с благодарностью приняты, применены и принесли ощутимый эффект. Так на студенческой конференции появился доклад «Организация борьбы за снижение травматизма на Львовском автобусном заводе».

Стресс! Модный заграничный термин, обозначающий «напряжение». Именно стрессы и заинтересовали Юрия Резцова в его первые студенческие годы, потому что они нередко являются провокаторами инфаркта миокарда. Но как подступиться к этим стрессам сейчас, когда исследования поднялись (или опустились – как угодно!) до молекулярного уровня? Здесь нужны смелость, багаж знаний и большое терпение. Юрий Резцов рискнул. Проявлением стрессовых состояний организма является изменение в выделении ферментов. Юра буквально вцепился в один из этих ферментов. Серии опытов следовали одна за другой. В одной из них получился результат, противоположный ожидаемому. Потребовалось объяснение обнаруженному явлению. Так начался новый этап исследований, где уже определялось влияние лекарственных препаратов на снятие стрессовых состояний. Обе эти работы вылились в доклад, за который студент шестого курса Юрий Резцов получил диплом лауреата республиканского конкурса студенческих научных работ.

В жизнь кружков и СНО вошли и монотематические конференции, посвященные наиболее захватывающим перспективам медицинской науки. Интерес, в частности, вызвала конференция «На пороге эры трансплантации». Два дня глубоко и всесторонне обсуждались вопросы хирургического, иммунологического и морального аспектов этой важной проблемы.

Студенты института – частые гости и участники студенческих научных конференций других вузов страны. Мы тоже стараемся быть гостеприимными, привлекаем к участию в наших конференциях студентов из других городов. Приезжали к нам молодые медики из Польши, Венгрии, Чехословакии.

17 докладов львовян были включены в программу республиканской конференции 1973 года, три – прочитаны на 5-й Всесоюзной научной студенческой конференции медицинских и фармацевтических институтов СССР по проблеме сердечно-сосудистой патологии, где третьей денежной премии и почетной грамоты удостоены исследования Галины Романюк и Наталии Огоновской.

…Стук сердца, только что перенесшего инфаркт. Ритм, определенное количество ударов. И вдруг где-то проскакивает лишний. Больной не обратит на него внимания, но это уже сигнал тревоги, поданный врачу. Однако поймет ли врач этот симптом как угрозу, насторожится ли при выборе лечебной тактики? Галя Романюк и Наташа Огоновская научно доказали прогностическую «ценность» этого лишнего ударчика в сердце, который как бы зажигает перед врачом красное табло с надписью: «Возможен неблагоприятный исход». Но прежде, чем прийти к этому выводу, студенткам потребовалось изучить скопившиеся в железнодорожной больнице за три года истории болезней больных инфарктом миокарда. Пестрый статистический материал внушительного объема был обработан ими и досконально изучен. На это ушел год.

В медвузе, как известно, дипломных работ нет. Думаю, они не являются универсальным средством выявления способностей студентов. Способности эти вскрываются в ходе самостоятельных исследований и работы в научных кружках.

Если в технических вузах дипломная работа студента может перерасти в кандидатскую диссертацию, то в нашем вузе подобные превращения претерпевает серьезная научная студенческая работа.

Сейчас официальный статус Василия Шевчука – клинический ординатор на кафедре хирургического профиля. Он заканчивает ординатуру. Приехал из столицы Львовско-Волынского угольного бассейна – города Червонограда, где после института три года работал хирургом в медсанчасти угольного комбината. Туда же он в скором времени и возвратится.

Раздвинем рамки сухого анкетного сообщения – за ним кроется достойный внимания сюжет.

…Его уже, несмотря на молодость, величали по имени-отчеству, и родственники больных просили, чтоб оперировал именно он, товарищ Шевчук, и санитарка, когда он, взмокший до нитки, выходил из операционной, спешила закрыть в коридоре окна, чтоб не просквозило. И вроде дни были похожи один на другой: операции – аппендициты, грыжи, камни в желчном пузыре. Но была и маленькая тайна: какой бы ни была усталость, ежедневно после работы он спешил в домик, обреченный на снос, где молодой хирург оборудовал виварий. Сперва соседей смущало присутствие крыс, которых подкармливал и опекал доктор Шевчук, но затем привыкли.

Это была страсть, уходившая корнями в недавнее прошлое, когда в студенческом кружке было сделано шесть интересных научных работ. И вот он вновь вернулся к любимой гистохимии – области, пограничной с химией, биологией, физикой, биохимией. Что же заинтересовало хирурга? Образно это можно представить так: 14 ферментов – это 14 отрезков пути на пяти различных направлениях обмена веществ. Каждый фермент, как регулировщик на перекрестке, показывает, куда должна ехать та или иная машина – вещество. Почему, скажем, одна, направляясь из Тулы в Рязань, движется через Москву? То есть почему в организме человека ряд веществ во время обмена направляется ферментом по тому или иному пути и почему именно к этой конечной точке, а не к другой? Каково влияние определенного гормона на эти ферменты-регулировщики?.. Чистая теория, внешне очень далекая от повседневности хирургической практики. Василий Шевчук пытался заглянуть в глубины биохимических процессов, происходивших не в пробирке, а, говоря языком кинематографистов, «на натуре». Серьезная постановка вопроса потребовала серьезных условий. Работа развернулась в хорошо оборудованной лаборатории медсанчасти. Но и трудностей хватало. Вот, например, такой случай. Шевчуком был подготовлен для эксперимента материал, который следовало заморозить при температуре – 56°. Неожиданно завод – поставщик льда остановился на ремонт. Материал пропадал. А материал этот – две удаленных у крысы щитовидных железы весом… 13–15 миллиграммов! Вдумайтесь, легко ли удалить такой ювелирно маленький орган!.. Значит, начинай все сначала. Много было таких «начал» у молодого ученого. Сейчас работа завершена, она стала диссертацией, подана к защите. Приведу небезынтересные цифры: только для диссертации Шевчук сделал 5 серий экспериментов на 400 животных!..