Текст книги "Волчий тотем"

Автор книги: Жун Цзян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 36 страниц)

20

Рыцари моего отца, великого хана, были доблестные, как волки, а вот противники были трусливые, как овцы.

«Надпись на памятнике Цюэ тэ цинь». Цит. по: Лэни Гэлусай. «Степная империя»

Солнечные лучи начала лета осветили плывущие в воздухе острова облаков и сделали их ярко-белыми, так что нельзя было на них смотреть широко открытыми глазами. В воздухе висел запах дикого лука-порея, который принесли с собой овцы и ягнята. Людям время от времени приходилось моргать, увлажнять слегка свои зрачки. Чень Чжэнь обозревал новое пастбище и новый лагерь, он очень боялся, что волчица придёт за своим волчонком и будет мстить за него.

Больше тридцати монгольских юрт второй производственной бригады расположились в северо-западной части горной впадины, на отлогом склоне. Здесь монгольские юрты стояли намного ближе друг от друга, чем раньше, так распорядились Билиг и Улицзи. Так было удобнее охранять пастбища от волков.

Несколько десятков коров, овец и лошадей уже перешли на новые пастбища, девственная степь в один день превратилась в большое природное пастбище. Кругом раздавались песни, лошадиное ржание, овечье блеяние и коровье мычание, обширная впадина наполнилась голосами людей и скота.

Овцы, которых пасли Чень Чжэнь и Ян Кэ, устали после долгого перехода, они рассеялись по полю горного склона позади юрты и ели траву. Чень Чжэнь горестно сказал:

– Это летнее пастбище очень сильно отличается от прошлогоднего, я горжусь тем, что мы являемся открывателями новых земель, так приятно и легко на душе. Иногда кажется, что мы как будто путешествуем во сне, пришли пасти овец в сады Эдема.

– Я чувствую то же самое. Это действительно какая-то неземная степь, лебединая степь. Если бы не было Баошуньгуя, молодых интеллигентов и пришлых крестьян, то было бы совсем хорошо. Пастухи степи Элунь наверняка могли бы тех белых лебедей оберегать, чтобы те остались здесь. А как романтично пасти овец, когда над тобой в небе летают белые лебеди. Даже в садах Эдема, наверное, не было белых лебедей, – ответил Ян Кэ.

– Если бы не было интеллигентов… А ты разве не молодой интеллигент? – спросил Чень Чжэнь.

– После того как я стал искренне поклоняться волчьему тотему, я, считай, стал монголом. Для степных монголов действительно большая, общая жизнь важнее их собственной, маленькой жизни. Когда я прибыл в скотоводческий район, я почувствовал, что люди, пришедшие из крестьянских районов, какие-то очень злые, недаром, видимо, скотоводы на протяжении нескольких тысяч лет вели с ними войны. И если бы я родился в древнюю эпоху, я бы обязательно принял участие в этой войне, за степь, за Тэнгри, за Небо, – сказал Ян Кэ.

Чень Чжэнь засмеялся:

– Зачем сражаться? Ведь за всё время войн эти народы то сражаются, то дружат. Таким образом мы, возможно, являемся более поздними потомками от смеси народа Срединной равнины и степного народа. Меня вот что волнует: хватит ли сил у Улицзи и Билига, чтобы противостоять грабительскому отношению к степи.

Ян Кэ задумчиво проговорил:

– Однажды я слышал, как мой отец говорил, что будущее Китая в том, чтобы сократить это сельское население до пятисот миллионов человек и меньше. Но кто может остановить этих злых и многочисленных китайских крестьян? Даже монгольский Тэнгри и китайский царь небесный не имеют никаких соображений на этот счёт. За эти двадцать лет крестьянство постепенно превратилось в рабочих, городских жителей и городскую интеллигенцию, а так и хотелось бы взять и погнать всех горожан в деревню, чтобы стали там вторым сортом крестьян. Разве мы, несколько миллионов молодых интеллигентов, не были выгнаны в один момент из городов? И вот Улицзи и Билиг с такими малыми силами… даже хуже, чем богомол, который решил колесницу остановить.

– Видимо, волчий тотем ещё не стал твоим действительным тотемом, не проник в сердце! Что такое волчий тотем? Это огромные, мощные духовные силы, когда один стоит десяти, сотен, тысяч человек. Тотем волка стоит на страже степи, этой большой жизни, в Поднебесной всегда было так, что большая жизнь управляет маленькими жизнями, Небо управляет человеком, а человеческая маленькая жизнь – это что по сравнению с этим! Если действительно поклоняешься волчьему тотему, то надо стоять на стороне Неба, природы, степи – этих больших жизней, и даже если ты остался один, всё равно надо продолжать бороться. Надо верить в естественный закон, что любая вещь запросто может превратиться в свою противоположность, Тэнгри обязательно отомстит за степь. Если ты защищаешь большую жизнь, то самый плохой результат – это когда погибнет большая жизнь и ты вместе с ней, но потом души всё равно вознесутся к Тэнгри. Человеческая жизнь может иметь такой финал, и тогда погибнут все, – сказал Чень Чжэнь.

Ян Кэ не сказал ни слова.

Волчонок был очень возбуждён и удивлён сменой обстановки. Он то наблюдал за идущими на водопой к речке коровами, то за пасущимися овцами, то смотрел вдаль на озеро, на больших и малых птиц. Он смотрел во все глаза, так как до этого никогда не видел столько разных предметов. Во время переезда по дороге его посадили в ящик с коровьим навозом, и он два дня ничего не видел. А когда его снова вытащили на солнечный свет, мир предстал ему в таком виде. Волчонок прыгал в разные стороны, и если бы не цепь, он мог бы резвиться с собаками на траве.

Чень Чжэню пришлось послушаться совета Улицзи и посадить волчонка на железную цепь. Он надел зверьку ошейник из коровьей кожи, к нему пристегнул железную цепь и прикрепил её к деревянному столбу. Эта конструкция была такая же крепкая, как и та, которой привязывали коров или телят. Чень Чжэнь посадил его на цепь ещё до переезда, но тогда цепь была короче, всего полтора метра, и волчонок мотался на ней, как маленький преступник. Чень Чжэнь с болью в сердце смотрел, как тот рвался и боролся с цепью целую неделю, грыз её зубами. Но перегрызть её он не мог и потихоньку смирился. На новом месте Чень Чжэнь удлинил цепь до трёх метров, и волчонку оставалось так и проводить свои дни в этой трехметровой в диаметре тюрьме. Когда Чень Чжэнь подходил к нему, он с радостью, словно собака, встречал его, но чем дальше, тем больше терпеть не мог щенков, и если они подбегали, то волчонок всегда их кусал, и они со скулёжем убегали. Только Эрлань мог в любое время спокойно подходить к волчонку, а иногда просто специально ложился рядом отдыхать, позволял тому лазить по нему и играть, кусать его за уши, лап и хвост.

Самое важное днём для волчонка было – это следит за тем, когда наполнят едой его миску. Чень Чжэнь не знал, мог или нет осознавать волчонок действительную причину того, отчего он оказался в заключении на цепь он часто видел в глазах волчонка негодование: почему собаки могут гулять как хотят, а он нет? Поэтому он часто вымещал на щенках свой гнев, кусая до крови. Чень Чжэнь и Ян Кэ начали беспокоиться этим крайне неравноправным положением, и что это может оказать плохое влияние на волчонка.

В степи наступил сезон осеменения коров, несколько мощных и крепких, свободно гуляющих по степи быков вдруг в одну ночь почувствовали коровий запах и быстро прибежали на новые пастбища, нашли себе пару. Волчонок, когда близко увидел огромного быка, очень испугался, задрожал и спрятался в траву. А когда бык яростно оседлал сзади корову, то волчонок от испуга подпрыгнул и затянул свою цепь так, что чуть не удушил себя. Он часто забывал, что привязан.

Вообще, он уже привык к своему новому месту, даже начал иногда кататься и валяться в траве, которая здесь была высокая и хорошая. По сравнению с прежним местом, где присутствовала только песчаная сухая почва, здесь было намного приятнее. Он валялся на траве мордой вверх, перекатывался на бока, кусал и грыз траву. Подрастающий и полный сил волчонок в этом своём маленьком мире находил себе те движения, которые были возможны в неволе. Также он начал многократно бегать по кругу, насколько позволяла цепь, причём с максимальной скоростью, на какую способен.

После бешеного бега он вдруг резко тормозил и, развернувшись, мчался в другую сторону. Устав, он ложился на траву, как собака, раскрыв рот и высунув язык, распустив слюни и тяжело дыша. У него вдруг начала облезать шерсть. Билиг заметил, что волчонок первый раз меняет шерсть намного позже, чем взрослые волки.

Вдруг с востока донёсся звук лошадиных копыт, это прискакал Чжан Цзиюань, бросалась в глаза у него на лбу белая повязка. Все удивились и пошли его встречать. Чжан Цзиюань закричал:

– Нет! Нет! Не подходите. – Его маленькая лошадь была очень возбуждена, и близко к ней было подойти нелегко. Тут только они заметили, что он приехал на только что прирученном диком жеребёнке. Они быстро посторонились, чтобы он улучил момент и слез с лошади.

В монгольской степи характер у лошадей своенравный и дикий. Укротить дикую лошадь можно только, когда она ещё не достигла трёх лет, ранней весной. Если прозевали этот временной отрезок и лошадь достигнет четырёх лет, то на неё уже не надеть седло и узду. И если даже всё же это удастся, она всё равно не покорится человеку, и такая лошадь так и останется среди своих диких собратьев.

Каждый год весной пастухи пригоняют диких, но не с очень крутым нравом трёхлетних жеребцов и распределяют их между теми, кто пасет коров и овец, чтобы те их объезжали, кто объездит лошадь, тому её отдают в бесплатное пользование на год. Если через год человек чувствует, что эта лошадь хуже, чем его, он возвращает её в табун. Потом этой новой объезженной лошади дают имя. В степи Элунь лошадям дают имена традиционным способом: к имени объезжавшего её человека прибавляется цвет. Например: Билиг-красный, Бату-белый, Ланьмучжабу-чёрный, Шацылэн-серый, Ян Кэ-жёлтый цветок, Чень Чжэнь-синий цветок и так далее. В степи Элунь среди кличек лошадей очень мало повторяющихся. Если лошади даётся имя объездившего её человека, то это является наградой для него. Те наездники, именами кого названо большое количество объезженных лошадей, пользуются повсеместным почётом и уважением.

В степи лошади – это жизнь людей. Если недостаточно хороших лошадей, то невозможно будет убежать от разных стихий или догнать врагов, доставить врача или лекарства, тогда не успеть на помощь к войскам или к терпящим бедствие; не догнать волков, не догнать сбежавший скот.

Если чабан хочет иметь хорошую лошадь, то он сам должен её объездить. Степному человеку стыдно брать себе коня, объезженного другим. Лучшие чабаны всё делают это сами, лошади у них всегда хорошие. Это вызывает зависть и восхищение молодых чабанов.

Самые сильные и норовистые из диких необъезженных трёхлетних жеребцов в большинстве своём приручаются табунщиками. Самые искусные наездники из них объездили очень много лошадей, они могут даже ездить на полудиких лошадях. Однако встречаются такие удивительно сильные дикие лошади, которые сбрасывают с себя наездников, так что те разбивают лицо и ломают кости. Но в степи чем более силён и велик дикий нрав лошади, тем она более быстрая и выносливая. Это лошадь высшего сорта, и если её оседлают, то она становится неизменным спутником человека в сражениях и победах. В степи у кого больше хороших лошадей, тем выше его положение в обществе, тем больше у него славы и любовниц.

Чжан Цзиюань одновременно чесал шею лошади и потихоньку вынимал ногу из стремени. Вытащив ногу, он ловко спрыгнул на землю. Лошадь стала лягаться, чуть не скинув со спины седло. Чжан Цзиюань быстро за повод притянул лошадь к себе, чтобы избежать ударов копытами, истратил много сил, прежде чем подвёл лошадь к телеге и привязал к колесу. Горячая лошадь яростно стала грызть вожжи так, что телега поскрипывала.

Чень Чжэнь и Ян Кэ глубоко вздохнули. Ян Кэ сказал:

– Ты, парень, действительно молодец, смеешь удерживать такую дикую лошадь!

Чжан потёр лоб и ответил:

– Сегодня утром она меня лягнула, копытом попала по голове, прямо в лоб, у меня в глазах потемнело, спасибо Бату, он в это время был рядом. Когда ещё не выросла молодая трава, я уже обуздывал её два раза, потом ещё пытался раза два и вроде немного усмирил. Откуда я мог знать, что, поев свежей весенней травы, нагуляв немного жира, она снова начнёт беситься. Хорошо ещё, что маленькая лошадь и копыта не такие тяжёлые, не сломала мне переносицу, а были бы потяжелей, я бы и не выжил.

Лошади после водопоя потихоньку подошли на луг, что на склоне, недалеко от юрты Чень Чжэня. Высокие красивые жеребцы сразу привлекли внимание Чень Чжэня и Ян Кэ. Они уже полностью поменяли шерсть, теперь она лоснилась и сверкала. Когда жеребцы начинали двигаться, мышцы под кожей плавно перекатывались. Жеребцы выделялись из табуна своей длинной гривой, как львы отличаются от львиц, грива им закрывала глаза и часть шеи. Когда они наклонялись и щипали траву, грива закрывала половину тела, получалось чудовище без головы и морды. Когда они мчались с поднятой головой, грива развевалась на ветру, словно знамёна степных кочевников, устрашающие своих врагов. Характер у жеребцов был лютый, не было в степи человека, который мог бы их объездить, никто не мог их заарканить, никто не мог оседлать этих дикарей. Жеребцы в степи выполняли две основные функции: занимались воспроизводством и охраняли свой табун. Если, к примеру, бык после случки с коровами уходил снова гулять на все четыре стороны, то жеребец – нет, он в степи был самым добросовестным и доблестным кавалером для своих кобылиц.

Прошло не так много времени, и начались беспощадные бои между лошадьми. Все жеребцы в табунах вступили в ожесточённую битву между собой, не на жизнь, а на смерть. Люди наблюдали за ними, волчонок тоже сидел на краю своей территории, не двигаясь, следил за битвой, шерсть у него дрожала, как у голодного волка зимой. Волчонок боялся лютых жеребцов, но всё же внимательно смотрел.

Среди пятисот с лишним лошадей в табуне было более десяти семей, и каждый жеребец возглавлял какую-то одну. Каждая семья состояла из кобыл. В жестоких условиях степи, чтобы сопротивляться волкам и продолжать своё существование, чтобы повысить качество рода, лошадям приходилось исключать случку между единоутробными особями. Поэтому в каждый летний сезон маленькие трёхлетние кобылицы, которые уже достигли половой зрелости, выгонялись жеребцами из собственной семьи. Этот источающий ярость и бешенство жеребец, словно волк, кусал рождённых от него кобыл, выгоняя, их из своего табуна. Маленькие лошади при этом жалобно ржали, и в табуне царил в это время беспорядок. Как только молодые лошади пытались возвратиться к своим, злобный жеребец тут же снова налетал и снова их прогонял. Маленькие лошади, пошатываясь, убегали за пределы семьи, жалобно ржали, прося его проявить милосердие. Но жеребец яростно раздувал ноздри и ожесточённо рыл копытом землю, не позволяя им вернуться. А если кто из лошадей пытался заступиться за них, то тут же получал удары копытами от жеребца. В конце концов им оставалось только смириться.

Во время битвы жеребцов изгнанные из семей лошади возвращались к своим и тоже становились наблюдателями противостояния. Те во время битвы поднимались на задние ноги во весь свой рост, так что становились выше в два раза. Их большие и тяжёлые передние копыта становились в это время боевым оружием, превращались в огромные молоты. Копыта звучно сталкивались, зубы скрежетали, слабые лошади пускались наутёк, сильные бились так, что не разнимешь. Если передние копыта не действовали, в ход шли зубы, если зубами не помогало, то жеребец разворачивался и лягался задними ногами. у некоторых лошадей от этого были разбиты головы, грудь, некоторые уже хромали, но у жеребцов и мысли не было об окончании схватки…

– Жеребцы в степи – первые предводители, кроме того, что волки нападут на кобылиц, они больше ничего и никого не боятся. Я часто думал, как древние люди приручали лошадей. И вот моя версия: возможно, древние степные народы сначала нашли способ поймать раненных волками маленьких жеребят, потом вылечили им раны и потихоньку стали приручать. Но когда те вырастали, то на них не могли ещё ездить верхом… Потом ещё ловили раненных волком жеребят и снова приручали. Неизвестно, сколько поколений делали таким образом, пока наконец начали их объезжать. В общем, этот процесс усмирения и приручения лошадей был долгим и сложным. Кто знает, сколько людей поломало кости, а то и погибло, прежде чем наконец удалось объездить дикую лошадь. Это – величайший шаг вперёд в истории развития человечества, и произошло это намного раньше, чем четыре великих китайских изобретения, и оно намного важнее их. Если бы не было лошадей, то жизнь человечества в древние эпохи невозможно было бы себе представить, так же как современность без автомобилей, поездов, танков, – сказал Чжан Цзиюань.

Чень Чжэнь возбуждённо перебил его:

– Я согласен с тобой! Приручение лошадей степными народами всё же намного труднее, чем окультуривание дикого риса древними земледельцами. Ведь дикий рис, как минимум, не умеет бегать, лягаться, не может людям разбить голову, ударить и убить. Окультуривание диких растений по сути своей – мирный труд, но приручение диких лошадей или быков – это битвы, во время которых льётся пот и течёт кровь. Земледельческие народы до сегодняшних дней пользуются великим результатом труда кочевых народов.

– Кочевники действительно молодцы, они умели и сражаться, но ещё и трудиться, и учиться. Хотя уровень цивилизации кочевых народов был ниже, чем у крестьянско-земледельческих народов, они очень скоро догнали их в развитии. Хубилай, Канси, Цяньлун – эти императоры очень быстро переняли китайскую культуру, причём намного быстрее, чем большинство китайских императоров, и их успехи и достижения были тоже намного выше. К сожалению, они изучали и перенимали только древнюю китайскую культуру, а вот если бы они изучили и переняли культуру Древней Греции или Древнего Рима, то было бы намного больше достижений, – заметил Ян Кэ.

– По сути дела, в современном мире самые прогрессивные народы в большинстве своём являются потомками кочевников. Они все до настоящего времени сохранили привычку пить молоко, есть сыр, говяжьи котлеты, прясть шерсть, обкладывать землю травяным дерном, держать собак, устраивать бои быков и лошадиные скачки, спортивные гонки, а ещё они горячо любят свободу, демократические выборы, уважают женщин и так далее, то есть перенесли и сохранили привычки и обычаи кочевников с древнейших времён… – вздохнул Чень Чжэнь.

– После того как я стал чабаном, я осознал глубокую разницу между монголами и китайцами. Раньше, когда я учился в школе, я всегда считал себя самым выдающимся и замечательным, но, как прибыл в степь, понял, что слаб, как котёнок. Я изо всех сил заставлял себя измениться и только потом обнаружил, что в нас как будто заложена неполноценность от природы… – сказал Чжан Цзиюань.

Чень Чжэнь снова вздохнул:

– Именно неполноценность от природы! Крестьянская экономика хуася – это мирный труд, боящийся конкурентной борьбы, конфуцианская философия – это вышестоящий-нижестоящий, отец-сын, она подчёркивает, что вышестоящие уважаемы, нижестоящие всегда находятся в подчинении, в безропотном повиновении. Эта их мирная крестьянская экономика и конфуцианская культура размягчили национальный характер. Хотя китайцы и построили блистательную древнюю цивилизацию, но это было сделано с помощью кочевых племён и при последующей их мощной поддержке. Когда мировая история прошла низший отрезок крестьянской цивилизации, Китай понял, что его ждёт поражение. Однако, можно считать, у нас счастливая судьба, нам довелось жить в самом последнем отрезке первобытной кочевой жизни монгольской степи, но неизвестно, сможем ли мы найти тайну возвышения западных народов?

Происходившей на лугу битве лошадей не было видно конца. Ян Кэ спросил Чжан Цзиюаня:

– А вы, чабаны, не можете повлиять на лошадей, чтобы те быстрей прекратили сражение?

– А как повлиять? Как подойдёшь, они прекращают, а как уйдёшь, снова возобновляют битву. Мы никак не можем остановить их драки, это у лошадей битва за жизнь, и так продолжается тысячи лет. Целое лето будет идти эта битва, жеребцы будут оспаривать своё право на кобылиц, и так каждый год, до начала осени, и только осенью они могут отдохнуть. К тому времени самые свирепые жеребцы могут взять себе в семью наибольшее количество молодых кобылиц, самым слабым жеребцам достаются лишь совсем никудышные кобылки, а самые несчастные жеребцы даже ни одной кобылы не могут захватить. В этой летней жестокой битве лошадей выявляются самые доблестные, и потомки их будут самыми сильными, быстрыми, умными и свирепыми. С каждым годом путём отбора эти качества возрастают, и благодаря этому род процветает. Эти битвы, кроме того, являются тренировками перед битвами с волками. Если бы не было таких ежегодных сражений, то лошади вряд ли смогли бы существовать в монгольской степи, – сказал Чжан Цзиюань.

– Эти потрясающие монгольские лошади, видимо, тоже волками были вынуждены производить столь строгий отбор, – предположил Чень Чжэнь.

Чжан Цзиюань кивнул:

– Конечно, степные волки воспитали не только монгольских воинов, но и монгольских боевых лошадей. Власть в Древнем Китае тоже имела колоссальную конницу, но лошади китайцев в большинстве своём были выращены в конюшнях. Мы работали в деревне и разве не знаем процесс выращивания лошадей? Лошади гуляют внутри загона, а люди им приносят воды и зерна, а вечером ещё добавляют сена на ночь. Разве тамошние лошади видели когда-нибудь волков? И к тому же никогда не участвовали в сражениях лошадей. И жеребцы-производители никогда не бьются за кобылиц, люди берут весь этот процесс под контроль: привёл лошадь, привязал к столбу, привёл жеребца – и готово. Лошади с центральной части Северо-китайской равнины годятся только для тяжёлой работы, они днём работают, а ночью спят, подобно своим хозяевам крестьянам, никакой разницы. Поэтому китайцы – это трудовые крестьяне и трудовые лошади, конечно, они не смогли победить монгольских бойцов и их боевых лошадей.

Ян Кэ вздохнул:

– Разве могут дурные лошади не проиграть в сражении? Но основная причина того, что они дурные, – это глупость людей.

Чжан Цзиюань продолжал с назиданием, на которое имел право:

– Боевой дух всё же важнее мирного трудового характера. В мире самое большое количество труда было вложено в Великую стену, но всё равно она не защитила от конницы самого маленького народа. Что такое уметь только трудиться, но не уметь воевать? Это именно те кастрированные лошади, у которых одна задача – трудиться и возить людей, а как столкнулись с волками, то наклонили головы – и бежать, нет чтобы, как жеребцы, кусать и бить копытами волков. Находясь долгое время при табуне, я обнаружил, что там немало кастрированных коней, так их рост и вес, зубы и копыта лишь чуть-чуть поменьше, чем у жеребцов, и если они решатся биться с волками, то волк такого коня не одолеет. Так почему же большинство меринов при виде волков сразу убегает? Причина в том, что лихой героический характер и храбрость были тоже выхолощены.

Чень Чжэнь воскликнул:

– Я думаю, что образование, которое мы получили в прошлом, слишком восхваляет труд. Труд создал человека, труд создал всё! Трудолюбивые китайцы больше всего любят слушать эту истину. На самом деле только один труд не может создать человека. Если бы человекообразные обезьяны умели только трудиться, но не умели сражаться, они все бы были съедены дикими зверями. Первобытный человек изобрёл каменный топор, так скажите, это орудие труда или боевое оружие? Или два в одном? – Чень Чжэнь засмеялся и продолжил: – Труд почётен, труд священен. Трудолюбие – это преимущество китайского народа, это мощная основа для будущего расцвета нации. Но труд не универсален и не безвреден, среди труда есть ещё и рабский труд, труд под властью диктатуры, исправительно-трудовые работы. Этот труд почётен и священен? Можно его восхвалять? Только рабовладельцы и феодалы больше всего любят и восхваляют его. Сами не работают, а только эксплуатируют других, но зато одновременно сочиняют и поют песни, восхваляющие труд.

– Кого я больше всего ненавижу, так это таких людей. Действительно, хочется взять каменный топор и хорошенько проучить их всех, – сказал Ян Кэ.

– Ещё существует неэффективный труд, бесполезный труд и разрушающий. Две тысячи лет назад труд, который создал один из императорских дворцов, вырубил в провинции Сычуань целый лес, и вот такой труд очень вреден. Результатом труда множества крестьян во всём мире по освоению пахотных земель является превращение их в пустыню, а в конце концов и народ, и его цивилизация погибают. К тому же наиболее важные вещи в мире не могут быть созданы трудом, например, мир, безопасность; труд не может создать свободу, демократию, равноправие и так далее. Не умеющий сражаться трудовой человек – всего лишь рабочая сила, рабочий скот. И свобода, демократия и равноправие не могут стать его лозунгом… – задумчиво произнёс Чень Чжэнь.

Жеребцы наконец временно прекратили бой и пошли подкрепиться травой. Маленькие кобылицы снова вернулись к своим матерям, те тут же стали зализывать им раны. Но дочери, увидев, что их свирепые отцы зло косятся на них и храпят, тут же быстро убегали в свои новые семьи.

– Потом мне тоже надо будет пойти в табун, посмотреть и поучиться. В своё время выдающиеся монгольские герои все получали образование в табунах, где, заканчивая обучение, становились высококлассными специалистами, – искренне сказал Ян Кэ.

Гао Цзяньчжун радостно возвращался, гоня воловью повозку, и громко кричал:

– У нас прибыток! Я нашёл много яиц дикой утки!

Они все подбежали, сняли с телеги тяжёлое ведро, внутри которого было не меньше полсотни продолговатых яиц дикой утки, некоторые из них были разбиты.

Ян Кэ спросил:

– Где же это ты столько набрать умудрился?

– Ван Цзюньли с ребятами тоже там набрали. Это юго-западе на берегу озера, недалеко от речки, там мног гнёзд, в каждом гнезде по десять с лишним яиц. Те, кто раньше ходил, уже утащили по несколько вёдер. Лошади туда ходили на водопой, много гнёзд подавили, – ответил Гао Цзяньчжун.

Затем Гао Цзяньчжун, увидев, что недалеко от юрты пасутся лошади, сказал Чжан Цзиюаню:

– Что ты лошадей пасёшь около дома, они съедят всю траву, и коровам будет нечего есть, ты бы их отогнал подальше.

– У него лошадь ещё полудикая, норовистая, залезать и слезать ему нелегко, пусть сначала поест яиц, а потом идёт, к тому же продолжим слушать рассказы про лошадей, – ответил Чень Чжэнь.

Когда ребята начали трапезничать, аппетитный запах распространился вокруг, созвав собак, которые подбежали к входу в юрту, пуская слюни и виляя хвостами. Волчонок тоже заскрипел своей железной цепью, показав, что он хочет есть. Чень Чжэнь отрезал кусок от импровизированного омлета и пошёл покормить волчонка, чтобы проверить, станет ли тот его есть.

Когда четверо ребят поедали жареные яйца, они услышали снаружи голос Гасымай:

– Ага, сами тут едят вкуснятину, а меня даже не позвали.

Они её пригласили, и Гасымай сказала:

– Я ещё из дома почувствовала этот аромат, распространили запах, понимаешь, на ли вокруг.

И Гасымай вместе с Баяром с радостью принялись за еду.

Скотоводы степи Элунь еду, которую готовят китайцы, называют гуаньцзы(закусочная), все её любят. В последнее время среди блюд скотоводов начали появляться продукты, приправы. Скотоводы полюбили соевый соус и лук, а некоторые – и острый перец, но никто из скотоводов не любит уксус, чеснок, имбирь, анис и другие приправы, они говорят, что эти приправы «вонючие».

– В следующий раз, когда мы приготовим гуаньцзы, обязательно позовём вас попробовать, – сказал Чень Чжэнь.

Гао Цзяньчжун ещё специально для Гасымай пожарил порцию из шести яиц.

– К сожалению, отец не ест эти вещи. Он говорит, что это принадлежит Тэнгри и это нельзя трогать. Я уж лучше буду к вам приходить есть, – ответила Гасымай.

Чень Чжэнь возразил:

– Я в прошлом году видел, как отец в одной семье в управлении пастбищ приобрёл более десятка куриных яиц, это как понимать?

– Это только потому, что лошадь заболела, у неё был внутренний жар, он зажал нос лошади, заставил её поднять голову и разбил два яйца об её зубы, так что они потекли в рот. После нескольких таких процедур лошадь выздоровела, – объяснила Гасымай.

Ян Кэ тихо сказал Чжан Цзиюаню:

– Плохо дело. Когда мы сюда приехали, скотоводы начали вместе с нами есть то, чем раньше не питались. Так через несколько лет здесь не то что белых лебедей, но и диких уток не останется.

В юрте стоял запах жареного сала и густой аромат приготовленных блюд, шесть человек объелись до икоты и только тогда положили палочки в пиалы. От яиц, которые принёс Гао Цзяньчжун, осталось меньше половины.

Гасымай поспешила уйти, поскольку они только что переехали и в доме было очень много дел. Она громко рыгнула, повернула голову, засмеялась и сказала:

– Вы только не говорите отцу. Через несколько дней приходите в гости, я буду вас угощать молочными пенками и жареным рисом.

Чень Чжэнь подошёл к Балэ и дал ему большой кусок жареных яиц. Балэ сначала выплюнул кусок на землю, посмотрел на него, потом понюхал, облизал, убедился, что эту вещь только что ели хозяева, и только после этого взял в рот, пожевал и потихоньку проглотил, потом подошёл к Чень Чжэню, виляя хвостом и благодаря его.

Люди разошлись, Чень Чжэнь заскучал по своему волчонку и быстро пошёл к нему.

Он посмотрел, но волчонка нигде не было видно, он поискал получше и нашёл: волчонок лежал, спрятавшись в высокой траве. Видимо, только что приходившие люди и собака напугали его. Оказывается, у волчонка от природы были способности к маскировке. Волчонок посмотрел и, только убедившись, что незнакомые люди и собаки ушли, вскочил с земли, везде стал нюхать ароматный запах еды, непрерывно облизывал жирные руки Чень Чжэня.

Чень Чжэнь быстро пошёл в юрту, взял яиц, овечьего сала и поджарил для волчонка и собак яичницу. Хотя собаки не могли наесться столь малым количеством, но он решил дать им попробовать. Степные собаки некоторые лакомства любят ещё больше, чем основную пищу, и иногда кормить их лакомствами – значит способствовать большему сближению хозяина с собаками. Пожарив яичницу, он разделил её на четыре больших куска и три маленьких, большие дал собакам и волчонку, а маленькие – щенкам.

Чень Чжэнь сначала накормил собак и когда те, довольные, ушли восвояси, он отнёс большой кусок волчонку. Все пошли посмотреть, будет ли он есть яичницу, ведь степные волки никогда не ели этих вещей. Чень Чжэнь позвал: