Текст книги "Кодекс 632"

Автор книги: Жозе Душ Сантуш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 25 страниц)

– Да, – перебил историк. – Об этом писал Армандо Кортесан. Но никаких документов так и не нашли, а Роспиде унес тайну архива с собой в могилу. Исчерпывающее доказательство кануло в Лету.

Виларигеш глубоко вздохнул. Окинул взглядом своды Шаролы, восьмигранный неф, белый мраморный алтарь; поднял голову к потолку, к величественному готическому куполу, где в перекрестье балок красовались гербы короля Мануэла и Воинства Христова. Потом повернулся к Томашу.

– Вам доводилось слышать о Кодексе 632?

– О Кодексе?

– Да. Вам приходилось о нем слышать?

Томаш провел ладонью по лицу.

– Странно, что вы о нем заговорили, – произнес он. – Я нашел упоминание о нем на обратной стороне одного документа из сейфа профессора Тошкану. Там же был записан ваш телефон.

– Вот как? А вы случайно не захватили с собой документ?

Историк потянулся за портфелем. В толстой стопке бумаг ксерокопия отыскалась не сразу.

– Вот она, – сообщил Томаш, протягивая листок графу.

Виларигеш едва удостоил документ взглядом.

– Вы знаете, что это такое?

– «Хроника короля Жуана II» Руя де Пины. В этом отрывке идет речь о встрече Колумба с королем.

Граф снова вздохнул.

– Значит, вы так и не поняли, что у вас перед глазами? Это и есть фрагмент Кодекса 632.

Норонья вырвал у графа страницу.

– «Хроника короля Жуана II» и есть Кодекс 632?

– Нет, «Хроника короля Жуана Второго» не является Кодексом 632. Зато Кодекс 632 является «Хроникой Жуана II».

Томаш тряхнул головой.

– Я вас не понимаю.

– Все очень просто, – улыбнулся Виларигеш. – В начале XVI века король Мануэл приказал Рую де Пине написать хронику царствования Жуана II. Пина дружил с покойным королем и был хорошо осведомлен обо всех обстоятельствах его жизни. Хронист трудился не за страх, а за совесть и вскоре создал пространную биографию монарха. Рукопись раздали переписчикам, которые многократно скопировали ее на бумагу и пергамент. Оригинал до наших дней не дошел, сохранились только три ранние копии. Самая четкая стала одним из главных сокровищ Торре-ду-Томбу, это подлинная библиографическая редкость. Так называемый Пергамент 9, с готическим шрифтом и цветными миниатюрами. Остальные хранятся в Национальной библиотеке. В том числе Алкобасский Кодекс, названный так потому, что его обнаружили в монастыре Алкобасы, он же Кодекс 632. Все три копии повествуют об одном и том же, только написаны разным почерком. Их содержание было бы совершенно идентичным, если бы не одно маленькое отличие. – Граф забрал у Томаша листки. – Это отличие, характерное для Кодекса 632, находится как раз в том отрывке, который повествует о встрече Колумба с Жуаном. Взгляните. Вам ничего не бросается в глаза?

Норонья соединил нижнюю часть первого листа с верхом второго и некоторое время внимательно их рассматривал.

– Нет, не бросается, – признался он наконец. – Здесь говорится о том, как Колумб по дороге из Америки посетил Лиссабон. Ничего необычного.

Граф приподнял левую бровь, словно учитель, удивленный неправильным ответом отличника.

– Вы внимательно посмотрели?

– Ну… да… Хоть убейте, не вижу здесь ничего странного.

– Обратите внимание на промежутки между словами. Они почти одинаковые. И только в двух местах переписчик отступил от заданного расстояния. Теперь видите?

Томаш снова принялся изучать копии, сначала целиком, потом каждую строчку в отдельности.

– Пожалуй, здесь и вправду есть нечто странное… После слова «Capitulo [92]92
  Глава (порт.).


[Закрыть]» в середине первой страницы оставлено много места…

– Скорее всего, переписчик не знал, какой номер поставить. А еще?

– Большие промежутки до и после слова «y taliano». Значительно больше, чем между другими словами.

– Совершенно верно. И что это означает?

– Трудно сказать… Отступление…

– Но для чего оно сделано? Ну же, предложите свою версию!

– На первый взгляд… Создается такое впечатление… такое впечатление, что переписчик оставил свободное место, чтобы вписать национальность Колумба. Он не знал, что писать, и попросту пропустил слово. Вероятно, ждал указаний свыше…

– Точно! – обрадовался граф. – И они последовали…

– Разумеется. Указания вписать «итальянец».

– Как и все хронисты, Руй де Пина писал то, что ему говорили, или, по крайней мере, то, что от него ожидали. Очень многие события остались в забвении. Пина, к примеру, повествуя об эпохе Жуана II, умудряется ни разу не упомянуть Бартоломеу Диаша. А между тем без его открытия не состоялась бы экспедиция Васко да Гамы.

– Вы правы, – признал Томаш. – Хронисты всегда обслуживали интересы короны.

Граф Виларигеш сосредоточился на третьей и четвертой строках со второй страницы.

– Кстати, вы заметили, что слово «colo nbo» поделено на две части? «Colo» осталось на третьей строчке, a «nbo» перебралось на четвертую. Похоже, переписчик не только вставил национальность адмирала, но и прибавил к его имени лишний слог. В пустое пространство можно было вписать все что угодно. – В темных глазах графа полыхнул огонь. – Все, кроме правды. – Он выдохнул еле слышно: – Все, кроме разгадки.

Томаш напряженно вглядывался в таинственную строку.

– Черт возьми, действительно! Слова «nbo у taliano» вписаны a posteriori.

Граф потянулся, устраиваясь поудобнее на жесткой скамье.

– И все же торопиться не стоит, – заметил он. – Я встречался с профессором Тошкану в Бразилии незадолго до его смерти, и говорили мы как раз о Кодексе 632. Мне всегда казалось, что эти слова были задним числом вписаны в заранее оставленное место. Но у профессора была другая теория. Он утверждал, что в четвертой строке видны следы лезвия. Другими словами, в оригинале Пины все же была сказана правда о происхождении Колумба. Чтобы скрыть ее, переписчику пришлось стереть написанное и вписать злосчастное «nbo у taliano» поверх. Тошкану собирался это проверить, но, по всей видимости, не успел. – Виларигеш пожал плечами. – Дальше догадки дело не пошло.

– Ясно, – проговорил Томаш. – Копии сняты с оригинала?

– Что вы имеете в виду?

– Тошкану скопировал оригинал хроники или факсимиле?

– Ни то ни другое. Это микрофильм из Национальной библиотеки. Оригинал хранится в специальном сейфе, его на руки не выдают.

Томаш встал и принялся разминать затекшие суставы.

– Вот, собственно, и все, что я хотел узнать.

Виларигеш поднялся вслед за ним.

– И что вы теперь намерены делать?

– То, что мне давно надо было сделать, – ответил Норонья, застегивая куртку.

– И что же?

Томаш уже направлялся к выходу. Прежде чем покинуть Шаролу через маленькую дверь в углу и выйти в главный клуатр, он обернулся и посмотрел на графа, чье лицо скрывал полумрак собора.

– Пойти в Национальную библиотеку и посмотреть оригинал Кодекса 632.

XVI

Двери лифта раскрылись с характерным мелодичным звоном. На третьем этаже Национальной библиотеки было пусто, тихо, неуютно; пышные кроны деревьев не пускали в окна солнечный свет, и по углам длинных коридоров таилась мгла. Прошагав по мраморному полу, гулким эхом повторявшему человеческие шаги, Норонья толкнул стеклянную дверь с алюминиевой ручкой и вошел в читальный зал.

Разделенный перегородками зал был куда меньше, чем на первом этаже. В огромных, от пола до потолка, окнах бушевала зелень. Вдоль стен стояли каталожные ящики, на широких стеллажах поблескивали золотым тиснением корешки старинных фолиантов. Немногочисленные читатели сидели за длинными столами, будто студенты на лекции; каждый из них на время получил доступ к какой-нибудь библиографической редкости: потертому пергаменту или толстому тому с изящными миниатюрами. Оглядевшись, Томаш обнаружил знакомые лица; заведующий кафедрой из Классического университета, желчный старик с острой бородкой уткнулся в средневековый кодекс; амбициозный молодой профессор из Коимбры, румянощекий, с пышными усами склонился над старинной псалтирью; худенькая нервная студентка в потертых джинсах и с растрепанными волосами прилежно строчила в блокноте, то и дело сверяясь с пожелтевшим от времени каталогом.

– Добрый день, сеньор профессор, – поздоровалась с Томашем дама средних лет в круглых черепашьих очках, хранительница библиотечных сокровищ.

– Здравствуйте, Одети, – отозвался Норонья. – Как дела?

– Превосходно. Пойду принесу ваш заказ.

Накануне Томаш звонил в отдел редких и ценных документов, чтобы запросить оригинал хроники. Заняв место у окна, он принялся ждать, не имея ни малейшего понятия о том, что в итоге собирается отыскать. Чтобы убить время, историк открыл блокнот и погрузился в изучение скудных сведений о Руе де Пине, которые ему удалось собрать. Пина был приближенным и другом короля Жуана. Он часто бывал в Кастилии с дипломатическими миссиями, а в 1493 году ездил в Барселону, чтобы обсудить с Фердинандом и Изабеллой положение, сложившееся после того, как Колумб открыл новый путь в «Азию». А позже участвовал в подготовке Тордесильясского трактата, по которому Испания с Португалией поделили мир. После смерти Совершенного главный свидетель его царствования сделался придворным летописцем и уже при Мануэле написал «Хронику короля Жуана II».

Звук шагов за спиной вывел профессора из задумчивости. Одети тащила тяжеленный том. Водрузив его на стол перед Нороньей, она облегченно вздохнула.

– Вот он! – торжественно провозгласила библиотекарша. – Только умоляю, осторожнее.

– Пожалуйста не беспокойтесь, – улыбнулся Томаш, не спуская глаз с фолианта.

Огромный том был переплетен в коричневую кожу. Сзади виднелась гравировка: «Кодекс 632». Приподняв обложку, Томаш ощутил знакомый запах старины, волнующий и пьянящий. Робко, почти подобострастно касаясь кончиками пальцев бесценной реликвии, он принялся переворачивать потемневшие, испещренные временем листы с густо-желтыми виньетками, которые казались черными на копиях из сейфа Тошкану. На первой странице красовалось «Хроника времен короля Жуана Второго». Норонья то не спеша, страница за страницей, строка за строкой, просматривал кодекс, то пропускал целые параграфы, продираясь сквозь дебри португальской орфографии XVI века, чтобы поскорее добраться до вожделенного отрывка.

Наконец он дошел до семьдесят шестой страницы. Витиеватая буква N открывала новую главу: «no ano seguinte de m… е triiy estando elRei no lugar de Vail de parayso…». Томаш скользил глазами no строчкам, останавливаясь на каждом пробеле. Сердце его трепетало, во рту пересохло, взгляд затуманился. Слева, в начале четвертой строки, прямо перед словами «nbo у taliano» бумага была значительно белее и тоньше. Норонья узнал след от лезвия.

От лезвия.

Томашу сделалось трудно дышать; он чувствовал себя утопающим, который отчаянно пытается удержаться на плаву, тщетно ожидая спасения. Ему хотелось закричать в голос, возвестить миру о великом открытии, о том, что головоломка наконец решена, но в полусонном зале редких книг подобное проявление эмоций было совершенно немыслимым.

Норонья зажмурил и снова открыл глаза, чтобы проверить, не стал ли он жертвой игры света и собственного воображения. Но нет, оставленное лезвием белое пятно никуда не делось. Тогда историк откинулся на спинку стула и заставил себя рассуждать. Кто-то взял на себя смелость поправить хрониста; отрывок, в котором говорилось о национальности Колумба, безжалостно стерли; неизвестная рука вписала вместо него «nbo у taliano». Но кто это сделал? Зачем? И какие слова стерли? Этот вопрос стучал в висках Нороньи неотвязно, мучительно и тревожно. Какую тайну скрыло острое лезвие? Кем в конце концов был Колумб? Томаш отодвинул кодекс и принялся глядеть в окно в надежде, что мысли придут в порядок, и ответ найдется сам собой. Но пятно в углу страницы по-прежнему хранило свой секрет, оставаясь все таким же белым и безмолвным.

Непроницаемым.

Без толку просидев над манускриптом десять минут, Норонья решил сменить тактику. Узнать, какие слова стерли, можно было при помощи электронного анализа. Томаш закрыл книгу и встал из-за стола; пройдя через зал, он аккуратно положил фолиант на деревянную кафедру.

– Уже все? – спросила библиотекарша, подняв глаза от романа в мягкой обложке.

– Да, Одети. Я ухожу.

Женщина забрала книгу.

– Эта рукопись пользуется большой популярностью, – сообщила она, укладывая тяжелый фолиант на полку.

Томаш, уже направлявшийся к выходу, вздрогнул и обернулся.

– Прошу прощения?

– «Кодекс 632» пользуется большой популярностью, – повторила Одети.

– Правда? У кого?

– С ним много работал покойный профессор Тошкану.

– А, – успокоился Норонья. – Да, профессор Тошкану действительно интересовался этим манускриптом, поскольку…

– Бедный профессор. Умереть в Бразилии, вдали от родных.

Томаш вздохнул и закатил глаза, демонстрируя умеренную, благопристойную печаль.

– Такова жизнь, что поделаешь.

– Да, конечно, – закивала Одети. – А мне как раз пришел ответ на его запрос. Я теперь не знаю, что с ним делать.

– Какой запрос?

Библиотекарша наконец поставила рукопись на место.

– Как раз по поводу кодекса, – сообщила она. – Профессор заказал радиологический анализ в нашей лаборатории. Ответ пришел через две недели, когда было уже поздно, и я ума не приложу, что с ним делать.

– Профессор Тошкану заказал радиологический анализ рукописи? – переспросил пораженный Томаш.

– Нет, только одной страницы. Одной-единственной.

Это могла быть только та заветная страница.

– Результаты у вас?

– Они здесь, – библиотекарша показала на маленький ящичек под кафедрой. – В моей тумбочке.

Томашу казалось, что сердце вот-вот выскочит из грудной клетки.

– Одети, сделайте одолжение. Позвольте мне их посмотреть.

Женщина наконец поставила книгу на полку и вернулась за кафедру. Отперев тумбочку, она достала огромный белый конверт с логотипом Национальной библиотеки.

– Вот. Смотрите.

Томаш дрожащими руками открыл конверт. Внутри лежали черные фотографические пластины, как две капли воды похожие на снимки человеческого скелета. Но, присмотревшись, Норонья убедился, что рентген запечатлел не сломанные кости, а старинную рукопись. Он облегченно вздохнул: это и вправду была та самая страница Кодекса 632. Сам не свой от волнения, историк отыскал глазами четвертую строку. Вот знакомые буквы «nbo у taliano», вот четкие следы от лезвия. Под ними, едва различимые, проступали другие линии. Томаш жадно вглядывался, надеясь, что эти черточки сразу сложатся в буквы, а буквы в слова, и рукопись наконец раскроет свои секреты.

И вдруг что-то случилось. Это было как озарение, как мановение ангельского крыла. Квадратик паззла встал на место. Теперь Норонья точно знал, что написал в своей хронике Руй де Пина.

Белые стены сверкали в жарких полуденных лучах и отражались в холодной зелени вод; средневековый замок застыл над рекой напоминанием о давно ушедших временах; похожая на огромный каменный корабль крепость уже который век стояла в устье Тежу, защищая Лиссабон от надвигавшегося из-за горизонта Адамастора.

Томаш задержался на мосту, чтобы издали полюбоваться воздушными белыми стенами. Башня Белен врезалась в воду, будто нос старинной каравеллы, связанный с ней тугим переплетением каменных узлов мост был широким и ровным, как палуба; купола над угловыми башенками наводили на мысль о мавританских мечетях; легкие перила балконов покрывало тончайшее каменное кружево; каждую из четырех стен украшал крест Воинства Христова, знак португальских тамплиеров, обращенный к четырем сторонам света; купол каждой башенки венчала небесная сфера.

Историк лишний раз поразился способности американца выбирать для встреч места, пронизанные духом Открытий. Нельсон Молиарти поджидал Норонью на смотровой площадке. Облокотившись на перила, он меланхолично жевал бабл-гам.

– У меня хорошие новости, – сообщил Томаш, сияя от радости. – Я завершил расследование!

– Да это же просто замечательно! Рассказывайте скорей.

Норонья поведал американцу о путешествии в Иерусалим и удивительной встрече в Томаре. Он говорил так горячо и страстно, что, казалось, его возбуждение передалось и природе. Чайки кружили над башней с пронзительными криками; с моря дул свежий соленый ветерок; волны с раскатистым вздохом припадали к белому основанию башни. Впрочем, сам Томаш словно не замечал окружавшей его красоты, не слышал чаек и не чувствовал бодрящего запаха моря. Все его существо было поглощено великой тайной и ее разгадкой. Молиарти слушал сначала недоверчиво, потом с любопытством, потом завороженно, а когда Норонья дошел до находки в библиотеке – с нетерпением.

– Вы принесли снимки? – взволнованно спросил американец.

– Они здесь, – ответил Томаш, приподняв портфель.

– Так давайте их сюда.

Уложив портфель на перила, португалец щелкнул замком и достал конверт с логотипом Национальной библиотеки. Осторожно вытащил черные пластины и передал Молиарти.

Нельсон посмотрел снимки на свет, бережно держа кончиками пальцев, и в недоумении уставился на Томаша.

– Ничего не понимаю. Вы можете объяснить, что это такое?

Историк отыскал на снимке четвертую строку.

– Можете прочесть, что здесь написано?

– Да… пожалуй… Нет, не могу.

– Это вполне естественно, – сжалился Томаш. – Произошло наложение двух текстов. Новый более темный и четкий. «Nbo у taliano». Старый куда светлее, его сложно рассмотреть. Видите?

Молиарти поднес снимок к глазам почти вплотную, точно страдал близорукостью.

– Действительно, – проговорил он. – Кое-что, кажется, вижу.

– Можете прочесть?

– Постойте… Это… Nado en cuba. Рожденный в Кубе…

– Ну да. Слово «colo», как показывает рентген, осталось от стертого текста. Правда, первоначально оно было на две буквы длиннее: Colo na. – Историк выдержал долгую паузу, а потом продолжил: – В начале XVI века Руй де Пина написал «Хронику времен короля Жуана II». Дойдя по встречи Жуана и Колумба, он решил, что за давностью лет хранить тайну не имеет смысла, и спокойно выдал секретную информацию. Текст отдали переписчику, и тот снял копию, известную нам под названием Кодекс 632. Когда она попала на глаза королю Мануэлу, тот пришел в ужас и приказал исправить хронику. В третьей строке стерли последний слог, и вместо colona осталось na. Из четвертой строки убрали nado en cuba и вписали ytaliano. Последнее слово оказалось немного короче, и переписчику пришлось написать раздельно: у taliano, чтобы заполнить пустоту. Оригинал был уничтожен, а остальные копии, включая Алкобасскую и Пергамент 9, снимали с Кодекса 632. Вот как вышло, что вместо «а Ribou i Restelo em lixboa Xpova colona nado en cuba», в хронике значилось «a Ribou i Restelo em lixboa Xpova colo nbo у taliano».

– Но я не понимаю, что за бред! Когда Колумб родился, Кубу еще не открыли!

Томаш рассмеялся.

– Нельсон, речь идет о городе Куба на юге Португалии. Адмирал родился в городе Куба. Кстати, этот факт косвенно подтверждают и другие обстоятельства его жизни. Помните, в 1484 году Колумб бежал в Кастилию, потому что был заподозрен в участии в заговоре против Жуана II, который возглавлял герцог Визеу, королевский шурин, убитый в том же году. Герцог Визеу, помимо прочих, носил титул герцога Бежа. А Бежа – крупный город на юге Португалии, рядом с Кубой. У герцога Визеу-и-Бежа было немало родных и друзей в тех краях. И уроженец Кубы Колумб оказался одним из них.

Американец потер виски.

– А нет ли какой-нибудь связи… между той Кубой и островом…

– Разумеется есть. Остров в Карибском море назван в честь родного города Колумба. Сначала его окрестили Хуаной. Но через некоторое время переименовали в Кубу. Много лет считалось, что это искаженное индейское слово Кольба, так остров называли аборигены. Но и у первого из открытых во время экспедиции островов тоже было индейское название, однако это не помешало адмиралу назвать его Испаньолой. Так было и с остальными островами. И только для Хуаны сделали исключение. – Норонья развел руками. – Почему? Мы можем предположить, что адмирал услышал, как индейцы называют свой остров Кольбой, и это слово показалось ему созвучным с названием маленького португальского городка, где он родился. Так Кольба превратилась в Кубу.

– Хорошо, а что тогда означает colona?

– Это настоящая фамилия Христофора Колумба. Колона. Я видел генеалогические таблицы той эпохи. Фамилия Колона действительно существовала. Иногда ее писали с одной n, чаще с двумя. Полное имя семейства было Шьярра Колона или Колонна. Шьярра похоже на Гьярра. Или Герра. Вот и разгадка тайны. Вы, конечно, помните, что адмирала в разных источниках называют по-разному: Колон, Колом, Коломо, Колонус, Гьярра или Гера. Настоящее имя мореплавателя было вовсе не Колумб, а Шьярра Колонна. Эрнандо Колон, как известно, искал в Италии следы своих предков. И выяснил, что род Колонна происходит из Пьяченцы, так же, как и семья его первой жены, которая по-итальянски звалась Парестреллос, а по-португальски Перештрелу.

– Значит, Колумб был португальцем итальянского происхождения?

– Христофор Колонна был португальским аристократом итальянского и, вполне вероятно, иудейского происхождения. Шьярра Колонна из Пьяченцы породнились с португальской знатью, что для той эпохи было совершенно естественно. Нас не должно удивлять, что Эрнандо называет отца по латыни Кростофорус Колонус. Колонус, от Колонны, а не Колумбус от Колумба. Однако первое имя мореплавателя Шьярра, поэтому многие источники, например, Петр Ангиерский и свидетели на процессе по «Делу о наследстве», утверждали, что адмирал звался Гьяррой или Геррой. Христофор Шьярра Колонна. Христофор Гьярра Колон. Христофор Герра Колом.

– А как быть с еврейскими корнями?

– В те времена в Португалии было много евреев. Они ссужали знать деньгами и пользовались ее защитой. Иудеям и христианам случалось и породниться. У большинства современных португальцев есть капля еврейской крови.

Нельсон Молиарти, не двигаясь, смотрел на ровное зеркало воды в том месте, где река встречалась с морем. Свежий морской воздух, пахнущий свободой и простором, наполнял его легкие.

– Поздравляю, Том, – произнес он наконец без всякого выражения. – Вы раскрыли тайну.

– Похоже, да.

– И заслужили награду. – Американец оторвал взгляд от белой крепости, отражавшейся в спокойных водах, и повернулся к Норонье. – Полмиллиона долларов. – На его губах дрогнула странная, безрадостная улыбка. – Куча денег, не правда ли?

– Да… – нехотя проговорил португалец.

Увлеченный расследованием, Томаш чуть не забыл о причитавшемся вознаграждении. Полмиллиона долларов действительно гигантская сумма. Ее хватило бы, чтобы вновь завоевать Констансу, а главное, – помочь Маргарите. И вправду много денег, ужасно много.

– Окей, Том! – провозгласил Молиарти, отечески хлопнув Норонью по плечу. – Я возвращаюсь в Нью-Йорк, чтобы подготовить отчет. В ближайшее время мы уладим все формальности и вышлем чек. Пойдет?

– Да, конечно!

Американец аккуратно сложил снимки, засунул их в конверт, но отдавать Томашу не спешил.

– Это единственная копия, right?

– Да.

– Другой нет?

– Нет.

– Тогда я ее возьму.

Молиарти развернулся, прошел вдоль крепостной стены, шагнул под арку с изящными колоннами, открывавшую вход в южное крыло башни Белен, и исчез во мраке.

Нельсон Молиарти не давал о себе знать целых четыре дня. На пятый день, вечером, он позвонил по телефону, чтобы договориться о встрече. Звонок застал Томаша в гостиной: он рассеянно смотрел по телевизору какую-то викторину и чувствовал себя совершенно разбитым. Теперь, когда он проводил вечера дома, одиночество становилось все мучительнее и безысходнее; поговорив с американцем, Норонья вдруг ощутил необъяснимое волнение. Подчиняясь внезапному импульсу, он вскочил, схватил куртку и бросился на улицу.

Выехав на набережную, Томаш опустил стекла, чтобы впустить морской воздух, и принялся бродить по лабиринту своей запутанной жизни в поисках выхода или на худой конец надежного убежища, чтобы передохнуть и набраться сил для новых поисков. Норонья отчаянно пытался заполнить одинокие вечера работой, готовился к лекциям, проверял тесты, читал все свежие исследования по палеографии, которые попадали ему в руки. Констанса по-прежнему даже не выходила поздороваться, когда воскресный отец заезжал за дочкой; впрочем, в последнее время Маргариту перестали отпускать на выходные: девочке нездоровилось. От отчаяния Томаш решил было возобновить отношения с Леной, но шведка не появлялась на лекциях, а ее мобильный был постоянно отключен. Скорее всего, уехала на родину, не дослушав курса.

Норонья развернулся, не доезжая Каркавелуша, проехал по сонному Английскому подворью и остановился у трамвайного депо. Неподалеку был торговый центр. Обитель светлых воспоминаний, здесь он вечно пропадал студентом с друзьями, а потом и с Констансой. В ту пору торговый центр в Каркавелуше был весьма модным местом, здесь не только делали покупки, но пили кофе в маленьких кафетериях и даже назначали свидания. Все здесь напоминало о Констансе, повсюду витал аромат ушедшей юности. Каждый угол, каждый поворот, каждый закуток хранил память о тех днях, когда они бродили здесь в обнимку, двое простодушных мечтателей, фантазировали, делились планами на будущее, о котором еще ничего не знали, и были счастливы в своем неведении; теперь он в одиночестве вдыхал едва различимый запах угасших чувств и утраченных надежд. Прошлое скрылось во тьме, они с Констансой стали другими, и пути назад нет. Но в старом торговом центре все еще обитали призраки двадцатилетних влюбленных, способных глядеть в грядущее без страха. Тщетно ища взглядом милые тени, Томаш чувствовал, как его накрывает волна ностальгии, а сердце тисками сжимает боль безвозвратной потери.

Норонья заказал в кафетерии сэндвич. Устроившись за столиком, стал осматриваться в поисках примет нового времени; обстановку переменили, но дух места остался прежним; вон у того окна, выходящего на тихую улицу, они с Констансой сидели во время одного из первых свиданий. Томаш до ничтожных мелочей помнил, о чем они говорили тем субботним вечером: о семьях, о несносном брате Констансы, о том, что будут делать после университета, о том, что в один прекрасный день она станет великой художницей, и ее картины выставят в галерее Тейт. Безумные мечты, но тогда у них не возникало ни малейшего сомнения, что рано или поздно все так и будет.

Покончив с бутербродом, Томаш хотел зайти в кондитерскую, но передумал и отправился в кино. В тот вечер показывали два фильма: «Бойцовский клуб» с Эдвардом Нортоном и Брэдом Питтом и «Аферу Томаса Крауна» с Пирсом Броснаном и Рене Руссо. В другой день Норонья выбрал бы второй фильм, но приличная доза кинематографического насилия могла оказаться действенным средством от хандры и ностальгии. До начала сеанса оставалось пятнадцать минут, и Томаш заглянул в бар купить попкорн. В прежние времена никакого бара при кинотеатре не было; бар, так же, как гастроном на первом этаже, стал порождением новой эпохи, еще одним знаком перемен. В очереди у барной стойки к нему ненадолго вернулось щемящее предвкушение чуда, совсем как тогда, когда он держал Констансу за руку, а люстры гасли одна за другой; но через мгновение волшебство рассеялось, и Норонья, получив картонное ведерке с попкорном и стопку салфеток, направился к входу в зал.

И столкнулся с ней в дверях. Констанса казалась посвежевшей, оживленной, счастливой, красивой, как в двадцать лет, только взрослее; на ней было белое платье с алыми и желтыми цветами и пышной юбкой, по моде пятидесятых. Сердце Томаша на секунду перестало биться. Увидев его, она замешкалась в дверях; оба застыли на месте, словно дети, застигнутые за очередной проказой.

– Привет, – сказал Томаш, очнувшись.

– Привет, Томаш. – Она легко справилась с собой. – Позволь представить тебе моего друга Карлуша.

Норонья чувствовал себя как человек, которого грубо растолкали посреди чудесного сна; последняя надежда уносилась прочь, словно подхваченный ветром лепесток. Будто в замедленной съемке, он видел, как к его жене подходит худой бородатый субъект в дорогом костюме. Незнакомец оглядел соперника с любопытством, быстро сменившимся неприязнью, и нехотя протянул руку.

– Очень рад, – сказал он кисло. – Карлуш Роза.

Томаш пожал протянутую руку.

– Как дела? – послышался голос Констансы. – У тебя все хорошо?

Откуда-то из самой глубины его души стремительно поднималась волна боли и ярости.

– Да, все хорошо, просто замечательно. А ты?

– Чудесно.

Последовала неловкая пауза. Томашу хотелось сбежать, исчезнуть, сгинуть из этого мира.

– Мне… пора идти, – выдавил Норонья, слабо махнув рукой.

– Приятного просмотра. – Ясный взгляд Констансы был совершенно непроницаем, и невозможно было понять, грустит она или радуется, задела ее внезапная встреча или оставила равнодушной.

Сбежав из бара, в зал Томаш не пошел. Подавленный, оскорбленный, разбитый, он выбрался из торгового центра в надежде, что сырой вечерний воздух облегчит прощание с любовью, потерянной для него навсегда.

Человеческий муравейник на бульваре Россио пребывал в хаотическом движении. Одни торопились куда-то, глядя под ноги, другие неспешно прогуливались, размышляя о вечном, третьи нервно оглядывались, нетерпеливо всматривались в толпу в поисках припозднившихся знакомых. Среди последних был и Томаш Норонья, сидевший за столиком на летней веранде кафе «Никола» с чашкой дымящегося кофе.

Внезапно из толпы вынырнул Нельсон Молиарти. Американец был в костюме, при галстуке и, против обыкновения, опоздал на сорок минут.

– Sorry, – извинился Молиарти. – Терпеть не могу опаздывать, но Джон Савильяно позвонил из Нью-Йорка, вот я и задержался.

– Ничего страшного, – Томаш через силу улыбнулся. – Сегодня для разнообразия ждать пришлось мне. Это справедливо. Будете что-нибудь?

– Чай с жасмином и сливочное пирожное, как всегда.

Томаш подозвал официанта, тот принял заказ и скрылся за дверью кафе.

– Как поживает Савильяно?

– Превосходно, – ответил Нельсон, избегая глядеть в глаза собеседнику. – У Джона все просто замечательно.

– У вас все в порядке?

– Да-да, – рассеянно ответил американец. – Только… нам с вами нужно уладить кое-какие дела, не так ли? – Молиарти оперся локтями о стол и впервые посмотрел на Томаша. – Том, согласно нашему договору, вам причитается три тысячи долларов еженедельного жалования и пятьсот тысяч в качестве премии. – Он облизнул губы. – Когда вы хотели бы их получить?

– Да хоть сейчас, если вы не против…

Нельсон достал чековую книжку и ручку, но выписывать чек не спешил.

– Том, у нас появилось дополнительное условие.

– Какое?

– Полная конфиденциальность.

– Конфиденциальность? – удивился Томаш. – Боюсь, я не совсем понимаю…

– Результаты вашего расследования следует сохранять в тайне. Вы меня поняли? Никому ни слова о том, что вам удалось узнать.