Текст книги "Кодекс 632"

Автор книги: Жозе Душ Сантуш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 25 страниц)

– У вас есть доказательства?

– Никаких документов не сохранилось, приходится верить устной истории, народной памяти. Хотя есть письмо, написанное в 1512 году великим инквизитором Кастилии отцом Антонио де Аспой из ордена Святого Иеронима. Аспа пишет, что во время первой экспедиции в Новый Свет Колумб взял на борт «сорок генуэзцев». Сейчас принято считать, что большинство членов команды были кастильцами, но среди них затесались несколько десятков евреев, предположительно маранов. Иными словами, отец Аспа информирует инквизицию о том, что в походе участвовали иудеи. Но как часто бывало в то время, не говорит об этом прямо.

– Хм, – неопределенно хмыкнул Томаш, думая о своем.

В его памяти вдруг всплыл полузабытый вопрос, так и оставшийся без ответа. Он вскочил на ноги и вышел из-за стола, не в силах оставаться на месте. Теперь он знал ключевое слово: маран.

XV

Пальцы медленно поворачивали колесики кодового замка; металлическое нутро сейфа отзывалось на каждый поворот мерным мелодичным позвякиванием исправного часового механизма. Мадалена Тошкану в томительном ожидании наблюдала за операцией из-за плеча Томаша.

– Послушайте, – выдохнула старушка. – Вы уверены, что это и есть ключевое слово?

Профессор подвинул к себе листок с подсказкой.

– Сейчас увидим, – пробормотал он, не отрываясь от работы.

Цифры одна за другой возникали на экранчике сейфа. Двенадцать, один, семнадцать, еще раз семнадцать. Тик-так, тик-так. Кроме дыхания Томаша и вдовы, тишину в комнате нарушал только этот звон, едва слышный, нежный и такой тревожный. Машина неохотно расставалась со своей тайной; она придирчиво изучала чужаков, неторопливо размышляя, стоит ли делиться с ними секретом; так цветок не спешит раскрыться, плотнее сжимает тугие лепестки, опасаясь выпустить на волю чудесный аромат. Бездушный механизм, верный страж бесценного сокровища, и человек, жаждущий во что бы то ни стало его заполучить, сошлись в неспешном, молчаливом, ожесточенном поединке. Томаш на мгновение прервался, отгоняя внезапный страх, – а что если все-таки ошибка? – и твердой рукой набрал последние цифры. Один, тринадцать, четырнадцать. Тик-так, тик-так. Кто кого? Человек или машина?

В ответ в металлических внутренностях что-то щелкнуло.

Заветное слово отворило железную дверцу, словно волшебный сезам вход в пещеру сорока разбойников.

– Ура! – юношески восторженно закричал Томас. – Получилось!

– Слава богу!

Профессор и сеньора Тошкану одновременно потянулись к сейфу, спеша поскорее завладеть его содержимым; внутри царила густая, непроницаемая тьма. Отчаявшись защитить свое сокровище, побежденный механизм попытался скрыть его от мира во мраке, укутать мглой, погрузить в забвение. Так умирающий из последних сил борется за жизнь, хватаясь за призрачную надежду. Но глаза чужаков уже привыкли к темноте; в глубине что-то белело.

Профессор опасливо сунул руку в железный рот, чувствуя себя конкистадором в джунглях неведомой страны; ощупав гладкие холодные стенки сейфа, он вытащил на свет его содержимое, благоговейно, словно древнюю тайну или священную реликвию, бережно, как нежный цветок или хрупкую амфору, уцелевшую в круговороте времени и много веков пролежавшую в земле.

В сейфе лежали три листка бумаги.

Первые два оказались ксерокопиями старинной рукописи, которую Томаш на глаз датировал XVI веком. На беглый взгляд, рукопись казалась совершенно неразборчивой. Припомнив навыки палеографа, Норонья изучил виньетку в левом верхнем углу первой страницы и попытался прочесть идущий за ней текст.

«В год, следующий за… – даты Томаш не разобрал, – в год чумы, что опустошала главные области Кромарки, Рибу, Риштелу, Король, который ныне упокоился со святыми, в Лиссабоне… Христофора Колона, талианца, открывшего остров Сипанго для кастильской короны…»

– Что это? – спросила Мадалена.

Профессор с обескураженным видом перебирал страницы.

– Если я не ошибаюсь… – пробормотал он, – это «Хроника короля Жуана Второго» Руя де Пины. – Норонья на мгновение усомнился, но тут же окончательно утвердился в своей догадке. – Отрывок, посвященный встрече Колумба с королем Жуаном после возвращения из первой экспедиции.

– Разве это не важно?

– Ну отчего же… Важно, конечно. – Томаш рассеянно поглядел на вдову. – С одной стороны, этот текст широко известен, и никакой тайны в нем нет; с другой – ваш супруг, насколько я понимаю, был противником Пины. Видите, вот здесь, в третьей и четвертой строках? «Кристоф Колон, талианец». Профессор Тошкану как раз доказывал, что Колумб итальянцем не был.

– Но Мартиньо всегда говорил, что в сейфе спрятано главное доказательство.

– Главное доказательство? Но чего? Того, что Колумб все же был итальянцем? – Норонья раздраженно тряхнул головой. – Ничего не понимаю!

Мадалена Тошкану отобрала у Томаша бумаги и тут же принялась их изучать.

– А это что? – Внимание пожилой сеньоры привлекла карандашная пометка на обороте первого листа.

Норонья мельком глянул на страницу.

– Странное дело. – Томаш недоуменно пожал плечами. – Кодекс 632, – произнес он задумчиво. – Похоже на библиотечный номер.

– Номер?

– У каждого экземпляра в библиотеке есть свой номер. Его присваивают архивисты. Так проще понять, где хранится документ, сколько…

– Я знаю, что такое библиотечный номер, – перебила Мадалена.

Томаш смутился. Он давно понял, что Мадалена Тошкану вовсе не так проста, и под маской тихой старушки скрывается образованная женщина, любящая книги и отнюдь не чуждая серьезной науке. Годы, бедность и недавняя утрата подкосили сеньору Тошкану, но не сломили и уж точно не превратили в клушу.

– Извините, – проговорил Норонья, потупившись. – Наверное, ваш муж брал в библиотеке какой-то документ и записал его номер.

Мадалена Тошкану внимательно разглядывала пометку.

– Но почему «кодекс»?

– Это латинское слово, – охотно пояснил Томаш. – Так называют отдельные страницы рукописи, папирусы или пергаментные свитки, сложенные вместе в определенном порядке, как книга.

– И бумаги тоже?

– Пожалуй, – кивнул профессор. – Применительно к шестнадцатому веку речь, скорее, идет о пергаменте, но бывают, вероятно, и бумажные кодексы.

Мадалена достала третью страницу. На листе формата А4 не было ничего, кроме написанных от руки имени и ряда цифр.

– Граф Жуан Нуно Виларигеш, – прочел Томаш, нахмурив брови.

– Вы его знаете?

– Первый раз слышу. Похоже на номер телефона.

Вдова поднесла листок поближе к глазам.

– Дайте подумать, – она размышляла с полминуты. – Знаете, код определенно знакомый. В последнее время Мартиньо постоянно кому-то названивал.

– По этому номеру?

– Не знаю, наверное. Но код точно этот.

– Он не местный?

Мадалена, ни слова не говоря, вышла из комнаты и вернулась с толстым потрепанным телефонным справочником. Отыскав страницу с кодами разных городов, она принялась водить пальцем по длинным столбцам цифр, пока не уткнулась в нужный номер.

– Вот он! – провозгласила сеньора. – Томар.

Площадь Республики оккупировали голуби. Толстые, сытые птицы с мелодичным воркованием расхаживали по мостовой, сидели на крышах, козырьках подъездов и даже на плечах бронзового Гуалдина Пайши, огромная статуя которого возвышалась посреди площади.

Небольшая стайка облюбовала скамейку, на которую присел Томаш. Голуби клевали какие-то крошки, не обращая на человека ни малейшего внимания. Они передвигались по черно-белым плитам площади, словно крошечные пешки по гигантскому шахматному полю. Норонья сидел напротив элегантного фасада городского совета Томара, но смотреть предпочитал вправо, на церковь Иоанна Крестителя, увенчанную восьмигранным шпилем; облупившийся белый фасад покрывала затейливая лепнина в стиле мануэлино; на высокой желтоватой колокольне, под самой звонницей, красовалась характерная символическая троица: королевский герб, небесная сфера и крест Воинства Христова.

К скамейке подошел незнакомец в темно-серой тройке и галстуке, заколотом серебряной булавкой.

– Профессор Норонья? – поинтересовался он, вопросительно глядя на Томаша.

Историк улыбнулся.

– Он самый. Сеньор граф?

Человек в сером вытянулся в струнку, по-армейски щелкнул каблуками и церемонно поклонился.

– Жуан Нуно Виларигеш к вашим услугам.

Граф оказался стройным, немного загадочным красавцем среднего роста. Высокий лоб обрамляла курчавая седая грива. Но самым примечательным в его облике была не седина, не тонкие усики, не бородка клином, а взгляд, глубокий, пронзительный, почти гипнотический; этот человек казался путешественником во времени, пришельцем из эпохи Возрождения, самим Франческо Колонной, оставившим Флоренцию эпохи Медичи ради Португалии конца двадцатого столетия.

– Я вам очень признателен за то, что вы согласились встретиться, – поблагодарил Томаш. – Должен признаться, я даже не представлял, о чем пойдет речь.

– Насколько я понял из нашего разговора по телефону, вы нашли мой номер в бумагах покойного профессора Тошкану, среди документов, связанных с Христофором Колумбом.

– Верно.

Граф оценивающе оглядел Норонью, словно взвешивая все pro и contra и прикидывая, стоит ли ему доверять.

– Вам известно, чему была посвящена последняя работа Тошкану? – осторожно, словно прощупывая почву, спросил Виларигеш.

– Разумеется, – подтвердил историк. Граф хранил молчание, и Томаш поспешил убедить его, что неплохо разбирается в предмете. – Профессор Тошкану хотел доказать, что Колумб был не генуэзцем, а португальским евреем, мараном.

– А почему, собственно, вы заинтересовались исследованиями профессора?

Эти расспросы неспроста, решил Томаш. Одного неосторожного слова хватит, чтобы все испортить.

– Я профессор истории из Нового лиссабонского университета. Вдова Тошкану любезно согласилась передать мне бумаги, над которыми он работал перед смертью. Она полагает, что ее муж был на пороге великого открытия.

Граф выдержал недоверчивую паузу и спросил, сверля Норонью взглядом:

– Вы работаете на американский фонд?

От этого вопроса, заданного с самым невинным видом, Томаш покрылся испариной. От его ответа явно зависело, состоится ли дальнейший разговор. Вспомнив, с каким отвращением отзывалась о Молиарти сеньора Тошкану, Норонья почел за благо не афишировать связей с американцами. По крайней мере до поры до времени.

– Какой фонд? – ответил он вопросом на вопрос.

Граф смотрел Томашу прямо в глаза; Норонья выдержал его взгляд, стараясь оставаться спокойным.

– Не важно. – Виларигеш, кажется, был вполне удовлетворен. Он сделался задумчив, на его губах мелькнула легкая улыбка. – Вам приходилось бывать в нашем замке и монастыре?

Сквозь густую зелень на склонах окружавшей город горной гряды виднелись полуразрушенные стены.

– Бывал, конечно бывал, только очень давно.

– Так почему бы нам их не посетить? – предложил граф, взмахом руки приглашая гостя следовать за собой.

Виларигеш и Норонья пересекли площадь и свернули в один из примыкавших к ней переулков с неровной брусчаткой и разноцветными цветочными горшками на балконах. Здесь, у выбеленной стены старинной синагоги стоял огромный черный «мерседес». Граф сел за руль, Томаш устроился рядом, и автомобиль покатил по тихим улицам Томара.

– Вы слышали об ордене Воинов Христовых? – спросил Виларигеш, искоса поглядывая на своего спутника.

– Об ордене Воинства Христова?

– Нет, Воинов Христовых.

– По правде говоря, никогда.

– Я магистр ордена Воинов Христовых, который наследует ордену Воинства Христова.

Услышать такое Томаш не ожидал.

– Но ведь ордена Воинства Христова давно не существует…

– Потому мы и считаем себя его наследниками. Когда Воинство Христово было распущено, несколько рыцарей, несогласных с таким решением, основали тайный орден с собственным уставом. С тех пор кучка верных, потомков тех рыцарей, периодически собирается в Томаре под моим началом, чтобы исполнить обряды и принести клятвы. Мы – последние хранители тайн Воинства Христова.

– Я, право, не представлял…

– Вам известна история ордена?

– Боюсь, не слишком хорошо. Понимаете, моя специализация – криптоанализ и восточные языки, Средневековье и эпоха Географических открытий не входят в сферу моих интересов. Я стал заниматься этим вопросом только… из уважения к профессору Тошкану.

Автомобиль выехал на перекресток с маленькой статуей принца Энрике, повернул направо и, оставив позади городские улицы, запетлял по серпантину Мата-Де-Сейш-Монтеш, среди густых аллей, поднимавшихся по склону к стенам монастыря.

– В таком случае, если не возражаете, начну с самого начала, – предложил Виларигеш. – Когда мусульмане изгнали христиан из священного Иерусалима, по всей Европе поднялась волна гнева, выплеснувшаяся в крестовых походах. В 1099 году христиане отвоевали Святую Землю. В Иерусалим вновь потянулись паломники, но на дорогах было неспокойно, и мирных пилигримов некому было защитить. Тогда стали появляться новые рыцарские ордена. Госпитальеры помогали больным и раненым. Первоначально в орден входили всего девять рыцарей. Вскоре, впрочем, братство окрепло и расширилось, и в его силах оказалось сделать пути паломников безопасными. В награду рыцари получили в вечное владение мечеть Аль-Акса на горе Мория в Иерусалиме, на месте которой прежде стоял храм, построенный Соломоном. Так возник орден Рыцарей Храма Соломонова. – Граф выдержал паузу. – Так появились тамплиеры.

– Эта история давно всем известна.

– Разумеется. Эта удивительная история в свое время потрясла Европу. Согласно легенде, тамплиеры нашли в окрестностях мечети бесценные реликвии, много веков пролежавшие в земле. Возможно, среди них был Святой Грааль. Правда это или выдумки, но могущество ордена росло год от года, и вскоре он распространился по всему Старому свету. Формально братство было основано в 1119 году и уже через несколько лет проникло сюда. Город Томар был отвоеван у мавров в 1147-м, а в 1159-м первый король Португалии Алфонс Энрикеш даровал его тамплиерам. На следующий год Гуалдин Пайш начал строительство замка.

Преодолев последний поворот, «мерседес» въехал на маленькую парковку; за деревьями виднелась горделивая Торре-де-Менажем и зубчатые стены замка тамплиеров. Путь в сердце крепости, знаменитым Вратам Солнца лежал через сосновую аллею; оказавшись под ее сводами, Томаш почувствовал себя путешественником во времени, перенесшимся на много веков назад, в те времена, когда на месте этих руин кипела жизнь. Слева густые заросли рассекала стена, сложенная из больших неотесанных камней; листья растущих на склоне горы деревьев приветливо шелестели, радуясь гостям, в свежей зелени тут и там виднелись яркие пятна цветов, в небе щебетали ласточки, пчелы вторили им деловитым жужжанием, а откуда-то из зарослей доносились первые трели невидимого соловья. Справа не было ничего, кроме разбросанных в траве молчаливых камней, над которыми феодалом среди вассалов возвышалась полуразрушенная башня.

– Рыцари получили от португальской короны немало земель за верную службу, особенно за изгнание мавров из Сантарема и Лиссабона, но главной резиденцией ордена всегда оставался Томар. В 1307 году во Франции начались гонения на тамплиеров, а в 1312-м, после издания папской буллы «Vox in excelso» братство перестало существовать. Папа предписал всем европейским монархам заключить тамплиеров под стражу, но португальский король Дионисий не подчинился его приказу. Собственность ордена должна была перейти к госпитальерам, но Дионисий вновь отказался подчиниться. Король нашел довольно сомнительную юридическую лазейку, позволявшую считать, что португальские земли тамплиеров даны им во временное владение, а следовательно, их надлежит вернуть короне. Узнав об этом, многие французские рыцари бежали в Португалию в надежде обрести убежище. Дионисий между тем решил основать новый рыцарский орден с резиденцией в Алгарве, чтобы защитить страну от мусульман. В 1319 году Ватикан утвердил устав ордена Воинства Христова. Дионисий передал ему все имущество тамплиеров, включая десять городов. Костяк нового ордена почти полностью состоял из тамплиеров. По сути, Воинство Христово было тем же орденом Храма, только под другим названием. Но по-настоящему братство возродилось в 1357 году, когда его резиденция переехала в Томар, священный град португальских тамплиеров.

За блистательными Вратами Солнца открывалась Пласа-де-Армаш, ровное широкое плато, превращенное в чудесный регулярный парк с шарообразными кустами, стройными кипарисами, могучими платанами и живописными клумбами.

– Для чего вы мне об этом рассказываете? – спросил Томаш.

Граф Виларигеш с задумчивой улыбкой глядел на развалины замка: крепостные стены, примкнувшие к склону горы, тяжкие своды романской постройки, цилиндрические формы великолепной Шаролы, контрфорсы и крыши пристроек XVI века, устремленную ввысь колокольню. От монастыря сохранилась внешняя стена главного клуатра и спрятанные в тени раскидистого платана руины Капитула.

– С тем чтобы вы могли проникнуться духом этого удивительного места. Здесь, за этими средневековыми стенами хранится наш Грааль, таинственная, неуловимая, мистическая сила, что собрала воедино Португалию и вдохновила нас на Открытия. – Он прикрыл глаза. – Это важная часть невероятной истории, которую вам предстоит узнать, истории Христофора Колумба, мореплавателя, который открыл Америку для кастильских королей.

Собеседники зашли в парк и уселись на украшенную изразцами скамью под цветущим апельсиновым деревцем.

– История превращения тамплиеров в Воинство Христово – это лишь пролог. – Граф смотрел вверх, на башню Доны Каталины и Врата Крови. – Скажите, вы помните, как выглядели кресты на парусах каравелл эпохи Открытий?

– На парусах? Они были красные, если не ошибаюсь.

– Алые кресты на белых полотнищах. У португальских тамплиеров были алые кресты на белом поле. У Воинства Христова были алые кресты на белом поле. И на белых флагах португальских каравелл тоже были алые кресты. Кресты рыцарей, что отправились на поиски Святого Грааля. – Граф не отрываясь смотрел на Томаша, словно хотел проникнуть взглядом в его душу. – Вам, сеньор историк, наверняка известно, что такое Святой Грааль?

– Грааль?.. Разумеется… Это чаша Христа. Иисус пил из нее на тайной вечере, в нее же Иосиф Аримафейский собрал кровь Сына Божьего, умиравшего на кресте.

– Все это предрассудки, Святой Грааль – не чаша в прямом смысле слова. – Виларигеш перевел взгляд на черепичные крыши Томара, едва различимые сквозь море зелени. – Если вам приходилось бывать в нашей церкви Иоанна Крестителя, вы наверняка обратили внимание на триптих с изображением Святого Иоанна с чашей в руке. На дне чаши сидит дракон в путах, мифологическое существо из легенд о рыцарях Круглого Стола. В одной из легенд Мерлин рассказывает о поединке двух драконов, скованного и свободного; один из них воплощает силы добра, другой зла, один служит тьме, другой свету. Барельеф с битвой драконов размещен на капители главного собора Томара, церкви Иоанна Крестителя.

– Зачем вы мне все это рассказываете?

– Отвечаю на вопрос, который минуту назад поставил вас в тупик. Дракон – древний символ мудрости, как египетский Тот или греческий Гермес. От его имени, как вам, должно быть, известно, произошло слово «герметизм». Дракон в чаше, как на триптихе в нашем соборе, означает тайную мудрость. А еще Грааль… – Граф помолчал, переводя дух. – При чем здесь Грааль? Грааль – это знание. А знание равно власти. Тамплиеры это понимали. Спасаясь от преследований, они принесли в Португалию чашу дракона, Грааль, научные знания и эзотерическую мудрость, накопленную за несколько веков пытливых изысканий в Святой Земле. Точные карты, дерзкие изобретения, дух открытий и древние тайны. Португалия была их целью и в то же время отправной точкой для познания и преобразования всего мира. Не зря же в имени нашей страны – Portugalem – отчетливо слышится слово «чаша». Португалия. Porto Graal. Врата Грааля. И порт, из которого каравеллы отбывали на поиски новой реликвии. Святого Грааля мудрости. Нового мира.

– Вы намекаете на то, что Открытия – дело рук тамплиеров, мечтавших о новом Граале?

– Отчасти. Тамплиеров и евреев. У одних был мистицизм, у других Кабала, одни мечтали обрести Святой Грааль, другие втайне надеялись отыскать Землю Обетованную. И те, и другие тосковали по разрушенному Храму Соломона. Прибавьте к этому прозорливость и волю одного из величайших государственных мужей в истории человечества, принца Энрике, чей гений предвосхитил самое удивительное из явлений нашей эпохи, которое мы называем глобализацией. Третий сын короля Жуана Первого в тысяча четыреста двадцатом году стал во главе Воинства Христова, а позже получил заслуженное прозвание Мореплаватель. Этот человек собрал лучших людей своего времени, португальцев, тамплиеров и евреев, и посвятил их в дерзновенный план обретения святыни. – Вытянув руку, Виларигеш принялся читать нараспев: – «Пришло время Португалии обрести саму себя, – писал поэт Фернандо Пессоа. – Доверьтесь собственным душам. Станьте рыцарями, ступайте вслед за апостолами неизведанными тропами тайного христианства за новым Граалем». – Граф передохнул и заговорил обычным голосом: – У Энрике Мореплавателя были поистине грандиозные планы: исследовать два океана, открыть новые земли и сделать Португалию владычицей мира. Так рыцари стали моряками, а Открытия новыми крестовыми походами.

– А Португалия стала портом, в котором они начинались.

– Так и было. В Португалию устремились самые искусные моряки, самые храбрые исследователи, самые верные паладины Грааля. Жил Занес, Гонсалвеш Балдайя, Нуно Тристан, Антан Гонсалвеш, Диниш Диаш, Алваро Фернандеш, Дьогу Гомеш, Педру де Синтра, Дьогу Кан, Пачеко Перейра, Бартоломеу Диаш, Васко да Гама, Фернандо Магеллан, Педру Алвареш Кабрал… Этот список можно продолжать до бесконечности. У страны не было нехватки в новых крестоносцах. Одни из них снискали вечную славу. Другим приходилось молчать о своих открытиях, они по сию пору пребывают в тени истории.

– Колумб был одним из них?

– До Колумба еще дойдем. А пока оставим на время разговор о мистической подоплеке Открытий и обратимся к интригам при португальском дворе. Когда Энрике Мореплаватель, а за ним и Альфонс V умерли, судьба морской кампании оказалась в руках сына Альфонса Жуана II Совершенного. Вскоре после его коронации произошло событие, определившее дальнейшую судьбу Христофора Колумба.

– Бартоломеу Диаш открыл мыс Доброй Надежды.

Граф рассмеялся.

– Нет, друг мой, это случилось позже.

Норонья и Виларигеш поднялись с украшенной изразцами скамьи и направились через Праса-де-Армаш, вдоль ряда нежных апельсиновых деревьев, к бывшей королевской резиденции, от которой остались лишь изъеденные временем стены. Виларигеш бережно, почти ласково коснулся стены ладонью.

– Здесь жил принц Энрике, человек, задумавший все, что воплотил король Жуан, в правление которого началась история Колумба. И еще один монарх, при котором она закончилась. Я говорю о короле Мануэле I, наследнике Жуана.

– А какое событие вы имели в виду?

Граф склонил голову набок и как-то странно поглядел на Томаша.

– Заговор против короля.

Норонья растерянно моргнул.

– Я вам напомню, как это было. – Виларигеш сложил руки, словно моля собеседника о внимании и терпении. – В 1482 году королевский совет с Жуаном II во главе постановил, что сборщики налогов могут беспрепятственно входить в любой дом, невзирая на права и привилегии хозяина. Это решение оказалось болезненным ударом для знати. Один из самых влиятельных аристократов того времени, Фернандо II герцог Браганса решил защитить дарованные его предкам привилегии в суде. Герцог приказал своему казначею Жуану Афонсу собрать все грамоты, подтверждавшие его права, и доставить ко двору. Но казначей отправил вместо себя сына, совсем молодого и неопытного. Молодой Афонсу притащил на совет ворох бумаг, нужных и ненужных. Разбирать их взялся королевский чиновник по имени Лопо де Фигейреду. Он-то и обнаружил в документах Брагансы весьма примечательную переписку с Католическими королями. Чиновник попросил об аудиенции у короля и предъявил ему подозрительные письма. Речь в них шла о заговоре против короны. Герцог Браганса вступил в тайный сговор с кастильцами, чтобы помочь им захватить Португалию. Среди заговорщиков оказались брат королевы герцог Визеу вместе с матерью. Жуан приказал Лопо де Фигейреду спрятать письма и никому о них не рассказывать. Прошел год. Король занимался государственными делами, снаряжал новые экспедиции, а сам собирал факты, делал выводы и выжидал. И вот в мае 1483 года герцог Браганса был взят под стражу и обезглавлен. Оставался еще герцог Визеу, второй среди заговорщиков. Но король Жуан решил и эту проблему. В один прекрасный день он пригласил к себе шурина и в разгар дружеской беседы собственноручно его заколол. Остальные заговорщики были казнены, отравлены или бежали в Кастилию. И тут произошло нечто необъяснимое. Король призвал ко двору брата герцога Визеу дона Мануэла. Тот прибыл ни жив, ни мертв от страха. Король же осыпал его милостями и даже сделал наследником престола после своего сына Альфонса, на случай, если тот умрет, не оставив потомства. Что, как известно, и произошло.

– Удивительная история, – проговорил терпеливо слушавший известную ему во всех подробностях историю Томаш. – Только что она нам дает?

Граф Виларигеш, сложив руки на груди, взирал на собеседника со сдержанным, но нескрываемым превосходством.

– Друг мой, – произнес он снисходительно. – Вы ведь изучали биографию Колумба и должны знать, что происходило в его жизни в год великой расправы со знатью, в 1484-м.

– В том году Колумб перебрался из Португалии в Кастилию! – сказал пораженный Томаш.

– В точку! – сверкнул глазами граф. – Скажите, вам не казалось странным, что до наших дней дошли десятки свидетельств о пребывании Колумба в Испании, а о его португальской жизни почти ничего? Кое-что упоминает Лас Касас, кое-что Эрнандо Колон и сам Христофор Колумб. И все. – Виларигеш пожал плечами. – Человек ездил по всей стране, водил корабли, женился на знатной португалке, бывал при дворе, несколько раз встречался с королем и не оставил ни единого следа. Как такое может быть?

– Можно предположить, что все документы были уничтожены.

– Не исключено. Но мне кажется, все гораздо проще. У Колумба тогда было другое имя. Мы изо всех сил стараемся найти упоминания о Христофоре Колумбе, а искать нужно совсем другого человека. Nomina sunt odiosa.

– Не стоит называть имен, – машинально перевел Томаш. – Овидий.

– Браво! – похвалил граф. – Отличная реакция.

– Цитата из «Героид» была первым ключом к разгадке тайны профессора Тошкану.

– Точно, – кивнул Виларигеш. – Это была моя идея, вы не знали? Значит, Тошкану она понравилась. Впрочем, это не важно. Как бы то ни было, настоящее имя Колумба неизвестно. Nomina sunt odiosa. Довольно знать, что он действительно носил другое имя. Древнее и славное. Колумб женился на доне Филипе Монис Перештрелу, дочери первого губернатора Порто-Санто, потомка Эгаша Мониса и родственницы Нуно Алвареша Перейры, разбившего кастильцев у Алжубарроты. В те времена девушку из такой семьи никогда, ни при каких обстоятельствах не выдали бы за плебея, да еще и чужеземца. Женщины благородного происхождения выходили замуж только за ровню.

– Я тоже об этом думал, – подхватил Томаш. – Дона Филиппа Монис ни за что не стала бы женой ткача. Это исключено.

– Вы видели письмо короля Жуана к Колумбу от 1488 года?

Томаш открыл блокнот.

– Погодите, сейчас найду, – пробормотал он, перелистывая страницы. – Король пишет: «Что же до Вашего возвращения, оно Нами желанно. Никто здесь не станет чинить Вам препятствий. Сим письмом Мы гарантируем Вам полную неприкосновенность для стражи, суда и любого преследования».

– Что же из этого следует? Что такого произошло, что Колумбу пришлось бежать из страны вместе со старшим сыном? Заговор Брагансы. Многие знатные семейства тогда бежали в Кастилию. Алваро де Атаиде, например. Фернандо да Силвейра. Не говоря уж о Лопо де Албукерке и влиятельном еврее Исааке Абрабанеле. Все они были так или иначе замешаны в заговоре. Колумб оказался одним из многих.

Нечто подобное Томаш где-то уже слышал. Он полез в свой неизменный портфель и достал испанскую книжку под названием «Жизнь адмирала».

– Погодите минутку, – повторял Норонья, боясь упустить мысль. – Испанский сын Колумба Эрнандо, если мне память не изменяет, пишет об отъезде отца в Кастилию. Сейчас… Сейчас… Ага, нашел! – Томаш раскрыл книгу на нужной странице. – «На исходе 1484 года он вместе с сыном Дьогу поспешно покинул Португалию, опасаясь, что король велит взять его под стражу».

– Вот видите! Какие еще нужны доказательства?

– Вас не удивляет, что король так быстро простил заговорщика?

– Это зависит от обстоятельств, но в данном случае такая отходчивость представляется вполне понятной. Колумб не возглавлял заговор, не играл в нем существенной роли, он явно был фигурой второго плана. Кроме того, прощение последовало спустя четыре года, когда королю и трону ничто не угрожало. Не забывайте, что Жуан II сделал своим наследником брата одного из главных заговорщиков. Куда проще было проявить милость к второстепенному персонажу вроде Колумба, тем более что тот мог оказаться полезен… Кстати, вы обратили внимание, как Жуан обращается к своему адресату?

Историк заглянул в свои записи.

– «Нашему севильскому другу Христофору Колумбу».

– Не много ли чести для ткача-чужестранца? – усмехнулся Виларигеш. – Сами видите, это письмо монарха к своему приближенному. И, что немаловажно, король предлагает мир.

– Кем же был Колумб на самом деле?

Граф прибавил шагу, направляясь к галерее в дальнем углу Праса-де-Армаш.

– Я ведь уже говорил, Христофор Колумб был знатным португальцем, вероятно, еврейского происхождения, близким родственником герцогов Визеу, которые втянули его в заговор против Жуана II. Когда он был раскрыт, первыми упорхнули важные птицы, за ними пташки помельче. Колумб относился ко вторым. Взяв новое имя, он поселился в Севилье. Испанцы называли Колумба Кристобалем Колоном, а сам он предпочитал не афишировать свое прошлое, особенно в условиях набиравшей обороты антиеврейской кампании. После открытия Америки итальянцы вздумали объявить его уроженцем Генуи. Колумб охотно поддерживал эту версию в надежде сбить со следа тех, кто станет интересоваться его истинным происхождением. Вам не кажется странным, что сын Колумба ничего не знал о своем отце?

– Эрнандо?

– Да. Эрнандо Колон специально ездил в Италию, чтобы разыскать свои генуэзские корни. – Граф развел руками, демонстрируя крайнюю степень изумления. – Ну не странно ли? Родной сын не знает, кем был его отец! Представляете, сколь ревностно адмирал хранил свою тайну, если любимому отпрыску пришлось предпринимать столько усилий, чтобы хоть немного узнать о своих родичах. Разумеется, в Генуе Эрнандо ничего не нашел, но утешился гипотезой о том, что Колумб был родом из Пьяченцы, откуда, кстати, происходили и предки Филипы Монис.