Текст книги "Полет в глубину (СИ)"

Автор книги: Жорж Колюмбов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)

Торик предпочитал метод дыхания. Дышишь ровно, глубоко и размеренно, словно уже спишь. При этом медленно считаешь. На вдохе до пяти, на выдохе до семи. Числа можно брать и другие, главное, загрузить мозг бесполезной работой и задать ритм дыхания. Иногда этого не хватало, но сегодня… Он мягко уплыл в сон…

* * *

…я снова в этом странном плоском «космосе», неощутимо двигаюсь среди моря Хаоса. Сегодня мне все кажется уже не таким диким, я даже отваживаюсь оглядываться – времени у нас много. Строго говоря, это не пространство, скорее, поверхность. Не застывший лед и не морская вода. Интересно, это плоскость или гигантская сфера? Надо будет спросить у Зои, когда она сюда доберется. Обычно ориентируешься по горизонту, но здесь так сумрачно, что горизонт прячется во тьме.

А сверху что? Полусфера? Полупространство? Нет ощущения, что я плыву без всякой опоры. Наоборот, кажется, что я плотно опираюсь на поверхность этого «моря». Значит, вторая половина должна быть внизу, подо мной, в толще этой «воды»? Или это – тончайшая пленка, а под ней – другое полупространство с иными свойствами?

Интересно, что в этой толще подо мной? Она неоднородна, там медленно ворочается что-то огромное. Водятся ли там обитатели? Или это безжизненный эфир, о котором так долго рассуждали ученые былых времен? Забавно все вышло. Доказали опытами, что эфира никакого нет, поставили крест на идее, а слово в языке осталось. Отец все вечера путешествовал в эфире, ловил ускользающие голоса далеких душ. А я теперь занимаюсь еще более странными вещами – плыву в несуществующем эфире навстречу другой душе.

Долго ли мне плыть? Умозрительно мы решили, что такие путешествия не должны занимать годы и столетия, как путь к реальным звездам. Слишком много разговоров о встречах и поисках душ. Но это теория, а на практике…

«Впереди» вроде бы стало чуть светлее. Мы что, прибываем на станцию, как поезд в Москву? Сейчас начнутся гнутые рельсы и переезды-перескоки туда-сюда? Словно в ответ на эту шутливую мысль началась болтанка. Не так, как ощущается турбулентность в самолете, когда думаешь, что он сейчас развалится, а до земли тебе еще падать и падать, нет. Просто до этого внутреннее чувство равновесия обманчиво сообщало, что я в состоянии покоя. А теперь начались слабые хаотические толчки туда-сюда. Вот опять. И еще.

А потом у-у-умпф! Я погружаюсь в мутное варево, где меня вертят и крутят цвета, звуки, прикосновения, переворо-о-о… ух как завертело-то! И отпустило. Все заняло буквально секунды. Я уже в новой душе? Меня куда-то несет со страшной силой, влечет, толкает. Вспыхивают обрывки сцен, мелькают чьи-то воспоминания – слишком краткие, чтобы разглядеть. Кто это? В чью душу меня принесло? Мелькают полустанки души, картинки иногда кажутся знакомыми, но исчезают слишком быстро, чтобы их осознать. И запах… чего-то привычного тут же сменяется отвратительным зловонием, но и оно улетает в никуда. Ой, а сейчас совсем странное ощущение – меня будто изо всех сил ты-ты-ты-трясет сначала крупно, потом все мельче, мельче и вдруг…

* * *

…Раннее утро, чуть рассвело. Мороз-то какой нынче, пар изо рта так и вьется, а мне нипочем, кровь горячая – я морозов не боюсь! Опять же, мама дала платок, он теплый. Тужурка, конечно, на рыбьем меху, но ничего, дойду. Грудь вот только вся перетянута, дышать трудновато. Да и молоко как бы не сцедить ненароком.

* * *

Грудь? Молоко?! Я что – женщина? Платок, тужурка – точно женщина. Ничего себе занесло меня! А еще как-то мне внутри чужого восприятия некомфортно, неуютно. Не то что возвращаться в маленького себя. Видимо, другой человек совсем иначе воспринимает окружающий мир.

* * *

А вот тюк с бельем, как на грех, сегодня тяжеленный, еле несу. Зима выдалась морозная и вьюжистая. Снег хрустит под валенками, зато калоши не нужны. Речка укрыта льдом. Спокойно ходят не только люди, но и возки лошадей. Стирки много, надо искать, где мужики пробили полынью, тащить туда тюк.

Ой, не заладилась у меня сегодня стирка. Как нарочно, вчера никто не выходил на реку, и самая удобная полынья у мостков крепко затянулась – воду никак не достать. Как нарочно, на берегу ни одной палки – ну хоть чем бы лед пробить… Обычно мальчишки играют, от них хоть что-то да остается, а тут – пусто.

Ну, что делать, вздыхаю и шагаю домой. Губы стянуло от мороза, но я их разминаю, шепчу себе по-военному «Ать-два, ать-два», так и идти веселей. Стужа-то какая у-ух, промерзла вся! Вот он и дом, соломенная крыша. В доме-то оно не сильно теплее, но мне хорошо: тут хотя бы ветра нет. Дров на всю зиму мало, приходится экономить. А где же моя Верочка? Вон она, спит, калачиком свернулась, как кошка, и мамки своей не чует. Спи-спи, дочка, мамке-то пока работать надобно.

* * *

Я пытаюсь хоть как-то сориентироваться. Новорожденная Верочка? Соломенная крыша? Так это что, выходит, бабушка Саша, только совсем молодая? А ее дом – это домик над Пральей? Только еще до всех переделок: без сарая, без крыльца, без крыши… Какой же он маленький! А Верочка-то, выходит, это… моя мама? Я попал в самое начало 1940 года. Значит, бабушке всего двадцать три.

* * *

Нашла кочергу. Вот и хорошо, будет чем лед долбать. Выхожу на улицу. Ой, мороз-мороз! А дома-то, оказывается, теплее было! Снова тащу огромный тюк белья, да еще и кочергу. Пальцы к ней примерзают, так дело не пойдет! Пристраиваю кочергу под мышку, перехватываю тюк поудобней и иду дальше. Работа у меня простая – отстирать. Как хошь. Хучь волоком, хучь щелоком. Дело-то нехитрое: кунай белье в ледяную воду да полощи, только вот щелок-то беречь надобно, его вечно не хватает, потому его жалко. А руки мои – не жалко. Немеют руки на морозе, а ты жмыхай да скребыхай, снова и снова – знай полощи – щелок-то не больно отстирывает. В прошлый раз вон приболела, так хозяйка нарочно велела все перестирывать. Ладони стерты до кровавых мозолей – а кому какое дело? Нанялась, так служи! Где еще работу найдешь? Пусть платят обидно мало, гроши, еле-еле свести концы с концами. Но иначе где же взять?

Э-э-эх, грехи наши тяжкие! Вот они мостки. Кладу белье. Беру кочергу и пытаюсь раздолбить лед в полынье, а он не поддается. Слишком крепок. Схожу с мостков прямо на лед, белье авось пока полежит, все одно вокруг нет никого. Стучу еще, ничего не получается, я начинаю злиться. Пробую со всей силы грохнуть проклятый лед. Ага, трещинка потянулась! Еще раз! Еще! Еще и… рухнула в воду с головой. И тут же – как нарочно! – на голову валится злосчастный тюк с бельем!

Ох, как обожгло-то, как огнем! Испугалась до жути. Сердце бьется бешено. Скорее вылезать! А не тут-то было. Я кричу, зову на помощь, а вокруг – никого. Все еще спят и выйдут нескоро. А одежда все тяжелее…

Я уже не чувствую онемевших рук, но все тяжелей и медленней еще пытаюсь бестолково уцепиться за край полыньи. Бесполезно. Лед скользит, края обламываются. Одежда тянет вниз. В голове беспомощно бьется одна мысль – не о себе, о дочке… Верочка моя. Одна ведь останется, горемыка.

Меня затапливает еще не вода, отчаяние, когда поняла, что уже не вылезу. Никто не поможет. Мягко, тяжелым кулем ухожу под воду. Вот теперь вода. Воздуха! Дышать! Хотя бы дышать! Нет сил. Сознание ускользает, тает. Мне уже не холодно. Мне никак. Лишь слегка приоткрыты веки.

Потусторонние? Нет, просто посторонние ощущения. Размазанный силуэт. Сильные руки. Вялые мысли. Кто? Как? Никого же не было? Что со мной делают? Куда тащат? Зачем? Я же утопла…

Прихожу в себя, а все тело сотрясает лютая дрожь. Нет, я не дома и не в больнице. Я лежу на снегу, на тропинке, ведущей к реке. Кое-как собираюсь с силами и ползу домой… Еле-еле протискиваюсь в дверь: вот как обледенела одежда – колом стояла. Дома Верочка проснулась и плачет, а я ничего не могу поделать – ни на ноги встать, ни снять ледяную одежду. Доползаю. До. Печки. И… теряю сознание.

* * *

Я-наблюдатель в полнейшем ужасе! И что мне теперь делать внутри этого холодеющего тела? Как так?! Она не могла умереть! Я же знал ее гораздо позже – живую! Или я все понял неправильно? Ведь имен никаких не называли. Вдруг это еще кто-то, просто их дочерей зовут одинаково? Нет, не должно такого быть! Я буквально по крохам собираю все, что мама рассказывала мне о своей маме, о бабушке Саше.

Ладно, об этом я подумаю позже, сейчас надо выбираться. Я не хочу пережить смерть, даже если она не совсем настоящая. Зоя! Забери меня отсюда! Так, спокойно, у меня же есть «стоп-кран». Пальцами по стеклу, ага, высокий свист, осталось…

Стоп! Что я делаю? Я в панике замираю. Куда меня вынесет стоп-кран из чужой души? Никто не знает, а экспериментировать сейчас совсем не к месту. Как же выбраться из этого ужаса? Я в полной темноте – ведь глаза у нее закрыты. Слышен только горький плач ребенка – моей мамы… Он все тише, все дальше… Меня охватывает отчаяние.

Тьма уступает место серости, плач тает где-то вдалеке, растворяется запах промороженного помещения и керосина. Я куда-то двигаюсь, причем все быстрей и быстрей. Молниями вспыхивают отголоски сцен. Неужели Зоя решила меня дотащить до космоса? Ай, молодец! Ну все, я в надежных хрупких руках, не терпящих прикосновений. Остается только ждать. И надеяться…

* * *

…отчаянно колотилось сердце, но явь уже поборола видения. Торик прохрипел: «Мы молодцы. Все получилось!», а она не знала, что и думать. Просто стояла, бледная и растерянная, и смотрела на него с ужасом. Ладно, погружение удалось, хоть и на грани катастрофы, да, он вернулся. Но так нельзя! Она пока не знает подробностей, но понятно же, что, если эксперименты будут так тяжело восприниматься путником, ни о каком продолжении исследований не может быть и речи. А если бы он сейчас умер в погружении? Запросто – сердце бы не выдержало или инсульт случился. И к чему тогда все их успехи? Так нельзя. Это надо прекратить. И чем раньше, тем лучше.

В комнату заглянула встревоженная Вика:

– Как он, очухался?

– Да вроде, – Зоя нервно повела плечом и нервно прикусила кончик пальца, даже не заметив этого. – Тебе помочь с ужином?

– Нет, сама сделаю, лучше побудь с ним.

– Да я и так уже, – она взглянула на часы, – два с половиной часа беспрерывно «с ним».

– А, так ты хочешь развеяться? Ну, пошли тогда! Заодно поболтаем, – потом обернулась к Торику. – Ты пока… полежишь?

– Я… не знаю. Нет, буду вставать.

– Давай приходи в себя. Пройдись, умойся.

– Нет! – его даже передернуло. – Только не вода!

– Как хочешь, – пожала плечами Вика, и они с Зоей вышли.

Зоя на миг удивилась, почему Вика так спокойна и беспечна. Но потом сообразила: она же ничего не знает, для нее этот опыт ничем не отличается от сотен предыдущих. А вот для Зои… Они явно переступили грань допустимого, и с этим придется что-то делать.

* * *

– Интересно, а почему вдруг бабушка-то? – недоумевала Вика. – Ты считаешь ее главным человеком своей жизни?

– Я бы так не сказал. Хотя спроси «кто главный?», я не смогу тебе однозначно ответить.

– Точно, – усмехнулась Вика и подмигнула Зое. – У него все сложно. Назвать любимую книгу или фильм – проблема.

– Если только один – да, трудно. Они же все разные.

Зоя будто не слышала их перепалки.

– А правда, почему именно она?

– Не знаю. Может, это я был для нее главным человеком в судьбе? Особенно в последнее время.

– Получается, отношения душ несимметричны?

– Мы пока так мало знаем.

– Сколько лет ей там?

– По моим прикидкам, двадцать три.

– Всего? – удивилась Вика. – Меньше, чем мне. А у нее уже дочка и такая ужасная работа. Бр-р! В ледяной воде стирать руками… Она не могла что-нибудь полегче найти?

– Не могла, Вик. Время было трудное, перед войной. В глубинке русской деревни многим жилось несладко. Какой там платить, себя бы прокормить.

– Ну, не знаю! Пошла бы в школу преподавать! Платят мало, но…

– Вик, ну какая школа? У нее самой два класса образования. Писала и читала с трудом.

– А, ну… – смутилась Вика.

– Как она вообще попала в такую ситуацию? – спросила Зоя. – Случайная беременность?

– Нет-нет. Надо у мамы уточнить, но мне рассказывали так. Девушкой она была бедной, но видной, многим нравилась. Но с кем попало не гуляла, себя берегла.

– Понимаю, – уважительно кивнула Вика и слегка покраснела.

– Потом к ней посватался один парень. Официально приходил просить ее руки. И ее мама, моя прабабушка, согласилась. Их даже расписали в сельсовете, и бабушка ушла жить к ним в дом.

– И что? Поругались? Или его на войне убили?

– Нет, война еще не началась тогда. К ним приехала погостить его тетя, богатая и властная. Ну и… скандал устроила. Мол, зачем всякую голытьбу в наш славный род пускаете, гоните ее в шею, нам такие здесь не нужны.

– И они сразу согласились с какой-то теткой? – удивилась Вика.

– Не сразу, но… согласились. Видимо, его родители и так сильно сомневались, а тут еще влиятельная родня. Это сейчас нам кажется нелепым. А тогда она могла так их ославить, что с ними никто бы не захотел иметь дела. Они испугались и прогнали молодую жену.

– А она уже родила тогда? – уточнила Зоя.

– Нет. Она тогда даже не знала. А потом, когда родила, его родители приходили к ней. Предлагали взять внучку к себе. Обещали обеспечивать и воспитывать как родную – впрочем, она же и так им родная.

– И она согласилась?

– Нет. Они поставили условие, чтобы бабушка навсегда исчезла из их жизни. Она подумала: как она будет жить, зная, что на соседней улице у нее растет дочь, с которой она даже поговорить не сможет. И отказалась. Сказала, нет уж, как смогу, сама поднимать буду.

– Понятно, – мрачно подытожила Зоя. – Век другой, а нравы все те же.

– Погоди, – подняла голову Вика. – Ты говоришь, работы не было, а как же она эту тогда нашла?

– Ходила по соседям, по знакомым. Просила хоть что-нибудь. Но три месяца нигде и ничего не могла найти.

– А потом?

– Среди окрестной бедноты чудом удержались две достаточно зажиточных семьи. И однажды старая барыня желчно спросила: «Стирать будешь? А то зима скоро, своих-то жалко…»

– Вот ведь зараза, жалко ей! – негодовала Вика. – Понятно: как расходный материал взяли. Кошмар!

– Но при этом хоть мало, но платили. И на эти гроши они в итоге выжили. Хотя было очень трудно. Представляешь, она до самой весны стирала в той же полынье. Бесплатно. В счет тюка с бельем, что утонул в то утро, упав с мостков вслед за ней…

Они помолчали. Зоя доела последний сухарик, обмакнув его в чай, и осторожно спросила:

– Слушай, можешь считать меня глупой, но я не понимаю самого главного. Где ты только что был?

– В душе бабушки Саши.

Она посмотрела на него мягко, как на несмышленыша:

– Торик, ну в какой душе? Насколько я понимаю, бабушка твоя давно умерла?

– Да, в восемьдесят втором, двадцать лет назад.

– И душа ее улетела… в рай? Или куда они там улетают после смерти.

– Ну… видимо, на самом деле оказалось, что все не так.

– А как? – сразу спросила Вика.

– Похоже, когда человек умирает, его душа остается… э-э… там, где она была. Уж не знаю, меняется она при этом или нет.

– И в нее можно заглянуть с помощью нашей техники… – задумчиво произнесла Зоя. – Ох, не нравится мне все это.

– А по-моему, здорово! – воскликнула Вика. – Можно сгонять в гости к древнегреческим философам, к Гауссу или Декарту!

– Угу, или к Гитлеру, – буркнул Торик.

– Вот-вот, – недобро кивнула Зоя.

– Погоди. У меня вопрос крутился… – Вика щелкала пальцами, надеясь, что это поможет ей сосредоточиться. – А! Выходит, она не умерла там, у печки? Тебе просто показалось?

– Она сознание потеряла от шока, насколько я понял. Но по фактам получается, что потом все же пришла в себя.

– Да, они были куда крепче нас, – заметила Зоя, помолчала, а затем тихо спросила: – А кто ее из проруби вытащил?

– Вот тут загадка, – ответил Торик. – Она так и не узнала, кто это был. Если человек, почему только вытащил из воды и бросил? Почему не помог дойти хоть куда-нибудь? А если уж так все равно ему – зачем тогда вообще из полыньи вытаскивал? Никто так и не признался даже после многих расспросов.

– И правда загадка, – шепнула Зоя.

– Для себя она решила, что это был ангел. Ее ангел-спаситель. А кто же еще?

– И что, – подпустила шпильку Вика, – у ангела силенок не хватило?

Торик в ответ развел руками. Но Зоя вдруг заметила:

– Или ее судьба на тот момент оказалась неопределенной. Он спас ее в критической ситуации, а дальше уж – как получится: то ли выживет, то ли нет.

Глава 11. Внезапные ответы

– «Большой успех советской науки»? Так твоя начальница говорила? – Стручок сегодня был настроен благодушно и широко улыбался, дружески похлопывая Торика по спине.

– До-о-о! Он у нас таперича герой-космонавт практически! – Инга тоже улыбалась, но иронии не скрывала.

– Так, давайте все за стол, салатики я уже поставила, – командовала Вика.

– Пойдемте? Не будем в прихожей толпиться, – предложила Зоя.

Когда с салатом покончили и Вика подала горячее, разговор добрался до сути.

– Итак, что же у нас теперь известно? – начал Стручок. – Существует некая общая «Вселенная душ», наш условный «космос».

– Да, и мы научились попадать в него и там перемещаться, – заметила Зоя.

– И вот в этом-то «космосе», как и обещали многочисленные эзотерики, обретаются наши души, – добавила Инга. – Теперь мы это точно знаем.

– Но чего мы не знали раньше – души умерших людей никуда не исчезают. Они так и остаются на своих местах, где были при жизни, – сказал Торик.

– И, что самое ценное, в них сохраняются воспоминания человека! То есть, получается, ваш странник…

– Путник? – поправил Торик.

– Ладно, пусть путник, он может все это увидеть и пережить. Точно узнать, что было в жизни другого человека.

Торик вспомнил ледяную полынью, пропадающее сознание и заметил:

– Только его впечатления, то, что человек сам видел, чувствовал, говорил. Если глаза закрыты, мы тоже видим темноту.

– Это понятно, – отмахнулась Инга. – Но ведь большую часть жизни мы идем с открытыми глазами!

– Получается, мы можем попасть в душу кого угодно? – уточнил Стручок.

Торик с Зоей переглянулись, потом он ответил:

– Мы обсуждали этот момент. Теоретически – да. На практике мы очень ограничены временем погружения и скоростью перемещения.

– Как это? – не поняла Инга.

– Как со звездами, – ответил Торик. – В небе полно звезд, но некоторые из них – довольно близко, а до других – тысячи световых лет. Насколько я сейчас понимаю, теоретически мы могли бы найти душу, скажем, Карла Маркса.

– О, вот это интересно! – заметила Инга. – Только надо знать немецкий, видимо.

– Тут сразу возникают два вопроса. Первый: где нам искать его душу в этом огромном не-космосе. И второй: если мы с Карлом никогда в жизни не виделись, его душа, очевидно, находится очень далеко от моей. Вполне возможно, даже если каким-то чудом узнать точное направление, до его души нам пришлось бы лететь годы. А мы ограничены возможностями физического тела.

– Я еще подозреваю, что у других людей, точнее, в их душах может оказаться очень высокий барьер поверхности, – добавила Зоя. – Ситуация может сложиться так, что ты потратишь неделю на путь, будешь ломиться в их ворота, а они тебе так и не откроют.

– А поддать энергии – не вариант? – уточнил Стручок.

– Мы и так сейчас путешествуем почти на пределе. Наверное, можно еще где-то немного подкрутить… Но что-то внутри мне подсказывает…

– Чуйка? – сразу откликнулся Торик.

– Может быть, – Зоя пожала плечами. – Подсказывает, что дальше накачивать энергию будет уже опасно для мозга погружаемого. Ну не приспособлен он для семимильных прыжков.

– Строго говоря, он и к погружениям наяву не слишком приспособлен, – заметил Стручок.

– Тогда можно пока отправляться только к ближайшим душам, – предложила Вика.

Зоя чуть поморщилась, но все же сказала:

– Ну да. Я задала поиск паттернов по границе души Торика. Программа выявила еще три области, где производная приобретает…

– Минутку, – перебила Инга, – а по-человечески можно?

– Ты нашла у меня еще три родственных души? – удивился Торик.

– Пока не знаю, но куда-то ведут еще три… э… лапки.

– А ты не знаешь, кто там? Что за люди? – оживилась Вика.

– Нет, конечно. Для этого нужно как минимум хоть раз побывать в каждой из них и увидеть моменты прошлого этого человека.

– Меня смущает один вопрос, – задумчиво произнесла Инга. – Вика, мы чай пить будем?

Все дружно рассмеялись, а Инга недоуменно посмотрела на собеседников. Потом до нее дошла нелепость контекста, и она тут же пояснила:

– Просто в горле пересохло.

– Конечно! Давайте я посуду соберу и подам чай, – вскочила Вика.

Между тем Инга продолжила:

– Я хотела сказать о другом. Вот вы, понятное дело, люди ученые и продвинутые во всяческих технологиях. Но вы обсуждаете серьезные ограничения по расстояниям между звезд. А при этом малограмотные эзотерики и всякие, прямо скажем, колдуны и хироманты умудряются будто бы вытаскивать души других людей на разговор, и при этом они не тратят годы на такой контакт, а общаются уже через несколько минут. Как они это делают?

– Как делают? – осторожно переспросил Стручок. – Честно говоря, понятия не имею. Но вы сами только что обозначили один из способов.

– Я?! – удивилась Инга.

– Ну да. Вы сказали, что колдуны «вытягивают» души других людей. Я могу себе представить, как в результате каких-нибудь хитрых манипуляций они действительно хватают щупальце…

– Лапку? – поправила Зоя.

– Хорошо, пусть «лапку» другой души и подтаскивают ее поближе к себе, чтобы не нужно было тратить время на долгую дорогу.

– М-м, что-то я плохо представляю, как это сделать, – помотала головой Зоя.

– Ну так мы с тобой и не колдуны, – улыбнулся Торик. – У них там свои секреты.

– А у нас – свои! – торжественно объявила Вика, внося торт. – К чаю! Сама испекла!

– Да ты что-о! – сразу оживилась Инга. – Ну-ка, ну-ка, давай попробуем!

– Когда успела-то, сестрица? – спросил довольный Торик.

Вика задорно улыбнулась, одновременно показала ему язык, тут же смутилась – Ой! – и принялась расставлять всем блюдца с кусочками торта.

Лишь Стручок, казалось, не замечал всеобщего оживления. Он сидел, сосредоточенно глядя перед собой туда, где раньше стояла тарелка. Вика наклонилась к нему и осторожно попыталась отобрать вилку, которую он так и держал. Стручок словно очнулся: виновато глянул на нее, кивнул, отдал вилку, глубоко вздохнул и сказал:

– Выходит, буддисты ошибались. Несколько тысяч лет проповедовали ересь, а теперь вы это доказали экспериментально?

– В каком смысле? – уточнила Зоя.

– Реинкарнации не существует. Душа никуда не девается. Она не переходит к другому человеку или животному, а остается пребывать в своем условном метафизическом пространстве.

– Грустно, – вздохнула Вика. – Честно говоря, я надеялась в следующей жизни стать стрекозой.

– Стрекозой? Серьезно? – удивилась Зоя.

– А тут такой сюрприз: оказывается, один раз живем, – припечатал Стручок.

– Не все так однозначно, – проникновенно сказала Инга. – Мы видим, что модель буддистов не подтвердилась. Но это совсем не значит, что нет другой модели. И еще мы пока не увидели, что души умирают. Наоборот, они как бы продолжают жить!

– «В своей прозрачной келье мы призрачно живем», – пробормотала Зоя строчку из песни о манекенах. – Душа остается существовать, замкнутая сама на себя, как информация на компакт-диске.

Торик поднял голову:

– Знаешь, а эта аналогия с диском даже ближе, чем кажется. Если на диске записан фильм, что перед нами? Мертвые мегабайты застывших пикселов, которые можно переписать или стереть? Или это живая история героев фильма, где они продолжают жить, бороться, любить и страдать?

– Хм, – усмехнулся Стручок. – Подозреваю, что и то, и другое. Дуализм. Как фотон – волна или частица?

– Я считаю, с душами умерших людей все обстоит точно так же. Сами души бессмертны, они остаются в вечности навсегда, сохраняя в себе все, чем был человек при жизни, что видел, что чувствовал, чего боялся и о чем мечтал. Но теперь они статичны, они не развиваются дальше. Каждый новый день не меняет их, как это было при жизни. Души умерших хранят застывшие фильмы их жизней.

– Толян, ты не поверишь! – Инга вдруг вскочила и, не обращая внимания на оторопевшую Вику, что сидела рядом, чуть ли не бегом направилась в прихожую за сумочкой.

Почти тут же вернулась с темно-зеленой записной книжкой, судорожно полистала ее, подала Торику и торжественно сказала:

– Вот! Читай вслух.

Торик вдруг подумал, что за эти годы он ни разу не видел почерка Инги. Они много общались, но это всегда было либо устно, либо через компьютерные документы. А тут ровными и аккуратными, почти каллиграфическими буквами с забавными архаичными вензелечками было выписано:

«Мертвые невидимы, но они с нами».

Святой Августин

Все потрясенно молчали. Потом Инга нарушила молчание:

– Раньше я понимала эту фразу метафорически. Что духи умерших рядом, к ним можно взывать, и тогда они откликнутся. А теперь все приобрело совсем другой смысл.

– Если только тот человек был вам близок при жизни, – уточнила Зоя.

– Да… – покачал головой Стручок. – Теперь наш прибор дает зыбкий и ненадежный способ добираться до мыльных пузырей сознания, висящих где-то в неизвестном измерении пространства-времени.

– Почему же неизвестном? – вскинулась было Зоя, но Торик примирительно посмотрел на нее, и она примолкла.

– Проходите в зал? Я приберусь и тоже приду к вам, – сказала Вика.

– Давай помогу? – предложил Стручок.

– Давай! – обрадовалась Вика.

– Кстати, пока не забылось, – громко заметила Инга. – Вика, торт у тебя получился отменный. Это я как хозяйка со стажем тебе говорю.

Вика даже покраснела от похвалы:

– Спасибо! Это меня подруга научила. Пирог быстрый, экономный и вкусный, хотите, рецепт вам напишу?

Когда компания вновь воссоединилась, уютно расположившись на том самом диване, где проходило большинство их погружений, обсуждение продолжилось.

– Вот еще вопрос, – начал Стручок. – Как получается, что люди иногда знают какие-то вещи из прошлого, которых они точно не могли узнать?

Торик кивнул:

– Часть таких случаев можно объяснить непроизвольными странствиями по территории души во сне. Там можно забредать в самые неожиданные закоулки, о которых сам человек вроде бы давно и прочно позабыл. Но душа-то хранит и помнит все.

– Теперь мы знаем, – дополнила Зоя, – что путник умеет залезать в пограничные области, где сама реальность зыбка и ненадежна. Где можно заглянуть даже в ту реальность, которой никогда не было и не будет.

– Судя по вашим рассказам, это ближе в сторону бреда, – не сдавался Стручок. – Но ведь люди откуда-то узнают реальные факты прошлого. Я не верю, что они стихийно подключаются к душам других людей. Вы ведь применяли хитроумную систему подкачки и разгона, а до этого точно выясняли, куда надо двигаться, чтобы попасть в другую душу. Вряд ли такое сложное действие получится само собой вслепую. Нет, должен быть еще какой-то механизм.

– Ты не путай, – сказала Зоя. – Мы ничего не знаем о том, что происходит в нормальном сне. Но раз мы обнаружили все эти механизмы доступа к зыбкой реальности, значит, они уже были в природе. Мы не изобрели их, мы просто получили к ним доступ.

– А мне еще интересно, как появляется новая душа? – задумчиво протянула Вика.

Все удивленно посмотрели на нее. Беседа сменила направление. Стручок первым принял вызов:

– Жаль, что к погружениям способно так мало людей. Было бы интересно посмотреть контуры души новорожденного. Наверняка у него нашлось бы мощное щупальце – или лапка, – поправился он, быстро взглянув на Зою, – направленное к матери. Даже целая автострада, ведь это главный и пока единственный человек в его жизни. Возможно, какое-то время две этих души вообще остаются связанными и могут обмениваться информацией?

Понадобилось какое-то время, чтобы осмыслить эту новую идею. Затем Торик неуверенно начал:

– Еще одна мысль… Вдогонку. Если у новорожденных действительно все обстоит так, как мы думаем, это обретает смысл. Смотрите. Женщина беременна, в ней растет ребенок. Он находится внутри нее.

Вика кивнула.

– Логично предположить, что в это время параллельно в ее душе тоже отгораживается некая область для души ребенка: крошечный мирок в мирке большем. Потом ребенок рождается, выходит из ее тела, и, вполне возможно, в этот момент та область тоже покидает душу матери. Как амеба. Поначалу она находится внутри. Потом проходит сквозь край. Выходит наружу, но при этом между ними остается связь, широкая, как автомагистраль, – он улыбнулся Стручку. – Со временем связь становится все тоньше, пока не исчезнет совсем. И все. Теперь мы наблюдаем две отдельные души. Поначалу они должны находиться очень близко, но с годами удаляются все дальше. Я так понимаю, чем более независимые люди, чем меньше между ними взаимодействия, тем дальше разбегаются их души.

Пару минут все молчали. Потом Инга и Стручок начали одновременно:

– Но как же…

– А если…

– О, я смотрю, мысль забурлила? – улыбнулся Торик.

– Давай, Олежек, – уступила Инга. – Сначала ты, я не забуду свой вопрос.

– Хорошо. Я вот чего не уловил. Допустим, ребенок, новая душа, связь лопается, души разлетаются, пускай так. Но начали-то мы с того, откуда узнаем древнюю информацию, которой физически знать не можем. И как? Вопрос пока повис.

– Нет, не повис, – возразил Торик. – Допустим, вот есть цельная душа. Мы уже знаем, что внутри она, грубо говоря, наполнена воспоминаниями обо всем, что происходит в нашей жизни.

– И переживаниями по этому поводу, – добавила Инга.

– Да, и эмоциями тоже, – кивнул Торик. – Смотрите: у нас есть некая местность, земля. Мы на этой земле отгораживаем небольшой загончик, а потом огороженный участок растет.

– Угу. Сад, выращенный тобою, – поддержала Вика. – Пятый класс, русский язык, тема «Причастия».

– Хорошая аналогия, – улыбнулся Торик. – Потому что на этой «земле» растет что-то другое, будущая новая личность.

– Личность? Это понятно, я не понял откуда… – начал было Стручок, но Торик перебил его:

– Погоди. Но растет-то все это не в вакууме, а на «земле», там, где уже до этого что-то было. Какие-то воспоминания, события, факты. Они никуда не деваются. Больше того, они отделятся и уйдут, когда новый человек родится и душа его разделится с душой матери. Вот тогда он получит информацию, которую просто никак не мог бы узнать сам. Информацию из предыдущей жизни. Нет, не так. От предыдущего человека. И однажды, если очень повезет, во сне, в путешествии по своей душе, человек может наткнуться на те самые факты.

Эти мысли тоже хотелось переварить. Потом Зоя сумрачно усмехнулась и сказала:

– Плюс рекурсия.

– Ты о чем? – уточнил Торик.

– Если информация на отгороженном участке переходит в новую личность, туда еще может попасть информация, оставшаяся от прошлого переноса: не только от матери, но и от бабушки. Или даже от прабабушки и дальше. И так до глубин веков и пещерных людей. Вероятность исчезающе мала, но она есть.