Текст книги "Полет в глубину (СИ)"
Автор книги: Жорж Колюмбов
Жанры:
Научная фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)
Annotation
Это заключительная, ТРЕТЬЯ ЧАСТЬ многожанрового романа-путешествия по мирам автора «Сага белых ворон». Итак, мы с вами построили мир, где все происходит (1 часть), собрали вместе отличную команду белых ворон-одиночек, постепенно объединившихся в стаю (2 часть), теперь у них наконец появилась ясная цель. Пора переходить к активным действиям!
Полет в глубину
Глава 1. Шпроты и сингулярности
Глава 2. Скорость движения
Глава 3. Комплексные числа
Глава 4. Химеры
Глава 5. Стоп-кран
Глава 6. Испытания
Глава 7. Барьер
Глава 8. К звездам!
Глава 9. Космос
Глава 10. Ангел
Глава 11. Внезапные ответы
Глава 12. Обрыв связи
Глава 13. Романтика
Глава 14. Потерять голову
Глава 15. Клинч
Глава 16. Тоска
Глава 17. Эскапизм
Глава 18. Пропажа
Глава 19. Поиски
Глава 20. Извлечение корня
Глава 21. Мозговой штурм
Глава 22. Иной космос
Глава 23. Первые лапки
Глава 24. Срыв
Глава 25. Третья космическая
Глава 26. На дне души моей
Глава 27. Свет и тьма
Глава 28. Возврата нет
Глава 29. Мой горизонт
Глава 30. Новое путешествие
Глава 31. Признание
Глава 32. Командная работа
Глава 33. Профессор
Глава 34. Гадалка
Глава 35. Двойная операция
Глава 36. По эту сторону души
Глава 37. Снова вместе
Глава 38. В своем гнезде
Глава 39. Напрасной находки блюз
Глава 40. Грань реальности
Полет в глубину
Глава 1. Шпроты и сингулярности
Февраль 2001 года, Город, 35 лет
– А вы чего в темноте-то сидите? Любовь-морковь, что ли? – в голосе Вики явно звучала ирония.
– Так свет выключили. Ты в подъезде разве не заметила?
– Ой, да там всегда темно. И давно нет света? Зоя, привет!
– Привет. Где-то полчаса уже. Мы только закончили серию погружений, и тут – бабах.
– Хорошо еще, что не раньше, – буркнул Торик.
– Даже не представляю, что случится, если ты находишься в погружении, а тут вырубят свет, – протянула Зоя.
– Скорее всего, просто проснешься естественным образом. Но лучше не рисковать.
– Вы рыбные котлетки будете? – Вику пока интересовали более земные проблемы. – Ой, дайте свечку, я в холодильнике все найду, потом отдам.
– А готовить тоже в темноте будешь? – Торик даже фыркнул, представив такую ситуацию. – Сейчас вторую зажжем.
В кухне загремела посуда.
* * *
– Как у тебя сегодня прошло погружение?
– Все штатно, шеф! – отрапортовала Зоя. – Сегодня было настоящее погружение – я в море плавала. Это мы еще давно на море ездили, мне где-то лет восемь. Мама в новом зеленом купальнике, на нее весь пляж смотрел. А папа учил меня нырять с открытыми глазами. Потом я чуть не захлебнулась – вот это было неприятно ощущать – но меня быстро вытащили. Хотя немного того испуга во мне до сих пор осталось. А ты что наблюдал?
– Забавно, у меня сегодня тоже с водой связано. Мы всей семьей плывем на байдарке по реке где-то в Башкирии. Спереди развевается наш фирменный флаг с гербом Кедринска. Как раз моя очередь грести. А по берегу местные дети бегут и кричат: «Туристы-туристы, сколько вам лет?»
– Почему именно так? – рассмеялась Зоя.
– Мы так и не поняли. Если деревня где-то в лесной глуши, возможно, это единственные слова, которые они знали по-русски.
– Они маленькие, что ли, были?
– Ага. С нами еще одна семья плавала. У них отец сложил руки рупором и крикнул в ответ «Всем вместе – сто восемнадцать!»
– Математик!
– Вообще-то, он физик, работал вместе с Капицей.
– Ой, а мне, мне расскажите, чего вы смеялись? – появилась Вика с руками, белыми от муки.
Пришлось повторить. Теперь хохотала и Вика.
* * *
Зоя молча смотрела на пламя свечи, дрожащее огненными крыльями бабочки, на мятущиеся по стенам тени, потом перевела взгляд на Торика и сказала:
– Мне кажется, у меня все сложилось в единую картину.
– Ты про свечу в темноте?
– Я про ту штуку, которая позволит нам смещаться к желаемой точке пространства души. Кстати, не могу придумать, как ее назвать.
– «Не назвать ли нам кошку кошкой»? Велосипед? – в ее глазах блеснул укор, и Торик понял, что сморозил глупость. – Ладно. У тебя есть варианты?
– Есть, но все они – так себе. Движитель. Двигатель. Мувер. Транспорт. Видишь, какие?
– Мне нравится «движитель», очень в духе стимпанка или просто ретростиль девятнадцатого века.
– Хм… мне тоже, но я думала, ты забракуешь, – вот теперь она улыбнулась.
– Приходи-ите! – донеслось из кухни. – А, и еще свечку с собой возьми-ите. Ну хоть-хо-оть.
* * *
– М-м, запах просто обалденный! – Зоя, похоже, проголодалась.
– Не зна-аю, – жеманно протянула Вика, явно кого-то копируя, – можно ли это есть?
– Сейчас проверим на добровольцах! – подхватил игру Торик. – Ты даже спагетти успела забабахать?
– А то! Ой, а чайник забыла поставить.
Минут пятнадцать они стучали вилками. Вика пока успела рассказать, как этот подлый седьмой «А» убедил ее, что контрольную на тригонометрические преобразования они уже делали, а Торик поведал забавную историю о своих курсах английского. Но в итоге неизбежно заговорили о приборе.
– Вы мне можете в двух словах рассказать, что придумала Зоя?
– Я надеюсь, что нашла теоретическую возможность внутри погружения перемещаться к другой точке пространства души. Но это пока лишь теория – на деле мы еще не пробовали.
– А я пытаюсь понять, как она это делает, – подключился Торик.
– Тут одним словом не скажешь. Я ловлю наши управляющие импульсы, собираю ответные сигналы и формирую для них фазовые резонансы.
– И что при этом происходит? – осторожно уточнил Торик, пока мало что понимая.
– Возникает смещение точки. Очень небольшое, но его можно повторять много раз подряд.
– А, знаю-знаю, как шаговый двигатель. Если быстро тюкать нужными импульсами, он крутится на приличной скорости.
– До этого пока далеко, – вздохнула Зоя. – Но я несколько раз просчитывала на модели: там возникает момент движения, уносящий нас все дальше от исходной точки.
– А направление? – спросил Торик.
– Определяется соотношением фаз. Там еще придется поколдовать. В теории получается, что все очень сильно зависит от рельефа «местности» в точке приложения.
– Все как в жизни! – заметил Торик. – По ровной дороге движешься, едешь в горку, под горку, в болоте, в воздухе – всюду движение будет разным. А кто конкретно будет подталкивать нашего путника? В приборе ведь таких возможностей не заложено.
– Я напишу программу, а потом мы с тобой прикинем, как ее сопрягать со схемой подачи импульсов напряжения. На этом уровне, мне кажется, не должно возникнуть особых сложностей.
– А если при этом компьютер выключится? Скажем, свет отключат или система зависнет?
– Тогда все отработает как сейчас – путник вернется из той же точки, в которую погрузился. Ой, заболтали вы меня, – встрепенулась Зоя, – я ведь пирожные принесла к чаю!
– Ура! А то я всю голову сломала, что к чаю подать.
И тут дали свет. Пару минут они смотрели на свечи, решая, задуть их прямо сейчас или нет. Как часто бывает в такие моменты, в душе боролись радость от возвращения к нормальной цивилизованной жизни и легкое сожаление от потери приятной и необычной обстановки. Все-таки в беседах при свечах есть свое очарование.
* * *
– Расскажи про саму теорию подробней? Вдруг я что-нибудь пойму? – попросила Вика.
Зоя честно пыталась говорить о фазовых траекториях, аттракторах, вырожденных резонансах. Но понимать ее становилось все трудней. Она производила впечатление человека, живущего в нездешнем мире, тайном, загадочном и недоступном. Уходила в своей математике в такие глубины, которые даже Торику было трудно не только понять, но даже вообразить. В конце концов Зоя замолчала и задумалась. А дальше в ход пошли жесты и аналогии – близкие, далекие и… неожиданные.
Пальцы у Зои были тонкие, подвижные и очень выразительные. Даже ловкая и рукастая Вика смотрела на них с удивлением. Зоины пальцы не просто двигались, они танцевали, объясняли, рассказывали и показывали свои истории.
– Это как волны? Как плыть среди волн?
– Нет, это скорее как… шпроты в банке, – Вика поморщилась: рыбные консервы она не любила. А Зоя продолжала. – Есть некие гребни, а между ними – соединительная ткань.
– А в чем разница?
– Волны – это вода, хоть на гребне, хоть внизу – все равно вода, просто на разной высоте. А вот тут – шпротины. Ты же различаешь рыбку и масло, в котором она плавает? Масло – это соединительная ткань. В нашем фазовом… э… в пространстве души эти области соответствуют местам, где в погружениях мы ничего не видим.
– Ну вот, можешь объяснить, когда хочешь! Меньше масла – больше шпрот? – улыбнулся Торик.
– Это неточно и непрофессионально. Ни один математик не будет говорить в таких терминах. Давай я напишу тебе систему уравнений, и ты сразу…
– Не-не-не, давайте не будем, – запротестовала Вика и даже руками замахала.
– Не спеши идти в привычное, – поддержал ее Торик. – Да, для тебя это примитивно. Но такой подход дает нам бытовые аналогии. Опираясь на них, мы сможем тебе что-нибудь подсказать. А ты разглядишь новые направления для исследований. Согласна?
– Ну и… что такого нового мы на этом уровне видим?
– Погружаемся в твою банку со шпротами. Мы в ней – кто?
– Не знаю. Хлебная крошка?
– Отлично! Итак, крошка упала в масло – мы ничего не видим и возвращаемся. Дальше?
– Крошка упала на гребень шпротины – мы видим яркую картинку.
– А если на бок рыбины? – спросила Вика. Ей понравилась новая игра.
– Вот! Тогда она находится в бифуркации. Скорее всего, быстро падает в масло, и мы опять ничего не видим. Даже хуже – сначала вроде видим, но быстро теряем картинку. Хотя у нас все-таки не шпроты. Наша крошка может падать и вверх, снова на спину рыбки. На то она и бифуркация: может туда, а может – сюда.
– Допустим, – сказал Торик. – А теперь мы берем палец и…
– Вилку! – укоризненно поправила Зоя.
– Хорошо, вилку. И зубцом этой вилки начинаем потихоньку двигать нашу крошку… куда надо?
– Примерно так. Не даем ей свалиться в масло, удерживаем на боку этой ры… Слушай, а надо попробовать так сделать! – ее глаза сверкнули. Новая задача поманила азартом. – У тебя есть пара устойчивых точек, с которых мы всегда срывались в масло… Тьфу-ты, сама стала говорить, как вы!
– Это нормально, Зой. Мы выработали общие символы. Метафору. И она уже дала практический результат. Я даже… Ты о чем задумалась?
– О вычетах.
– О налоговых вычетах? Сейчас? – Торик с Викой тревожно переглянулись.
– Что? Нет! О вычетах негладких функций. Там могут возникать сингулярности, но я пока не просчитывала…
– Стоп. Зоя, давай еще раз. На понятном нам языке. О чем. Ты. Думаешь?
– Э… о глазах?
– ??
– Которых нет.
– ???
– Ну, шпроты, в банке.
– И что?
– Когда они плавали в море, у них были глаза. А теперь их нет. Они куда-то деваются при варке, что ли, не знаю. Но в банке шпроты есть, а глаз у них нет.
– Ну и? – подбодрила Вика.
– Там остаются дырки. Путники могут в них попадать. Особенно если знать, где они находятся, и прицельно туда двигаться.
– Понял, но… не понял, – Торик взъерошил волосы. – Давай рассуждать от обратного. Что будет, если хлебная крошка угодит в этот самый бывший глаз?
Зоя передернула плечами:
– Что-то мне не по себе. Давай все же называть их по-человечески: асинхронными сингулярностями, ладно?
– Давай. Итак, крошка попала в сингулярность… этой шпротинки. И что? Эй, что я такого сказал? Перестань смеяться!
– Ну, смешно же! – Зоя прикрывала рот рукой, но уголки глаз ее искрились смехом. – Диссертацию такую надо написать: «О некоторых особенностях обхода сингулярностей импортных шпрот». Никто не знает что там, внутри черных дыр. Но есть много теорий насчет этого.
– Ч-черт. Точно же! А я все вспоминал, где слышал про сингулярности. Именно – черные дыры, которые в космосе, а не те, что на месте глаз.
– Сингулярности могут быть где угодно. В космосе, в турбулентностях при полете самолета или движении торпеды, я уж не говорю о квантовых явлениях… Но вообще это просто математические абстракции, такие же как бесконечность, фрактальность, дробная размерность пространства или разрывы производных. Но если… – Зоя надолго замолчала.
– Эй, ты где опять?
– Я… прикидываю, какую систему дифуравнений лучше использовать, чтобы удержаться на краю сингулярности, а потом медленно сползать в нее. У тебя есть листок и ручка?
– Конечно.
Через пять минут.
– Вик, давай я тебе помогу с посудой. Мне кажется, у нее это надолго.
– Эй! Я все слышу!
Глава 2. Скорость движения
Март 2001 года, Город, 35 лет
– Хо-хо! Ничего себе! Загорел-то как! Откуда приехал?
Стручок тепло обнял Торика, постучал по спине и широко улыбнулся в ответ:
– В Италии был. Там солнца – во! – он провел рукой выше головы. – Даже зимой. Зато конкуренция маленькая, а то летом на курортах не протолкнешься.
– Опять на автобусе?
– Зачем? В этот раз как белые люди – самолетом. Насмотрелись всего!
– Здорово! Расскажешь что-нибудь?
– Не знаю, сегодня времени мало, надо еще в одно место успеть. Лучше пока ты поделись, что там у вас наметилось, а то я по телефону мало что понял.
– Светиться не хочется, сам знаешь.
– Знаю-знаю, все правильно. Потому и приехал. Ну так что – вы куда-то пробились?
– Еще нет, но собираемся. Мы набрали на двоих уже довольно много погружений и порой наблюдали странные вещи.
– Странные? Какого рода?
– Обычно видишь события из твоего прошлого.
– А тут из будущего? – усмехнулся Стручок.
– Нет, не так. Мы видели то, чего никогда не было и быть не могло.
– Бред какой-нибудь?
– Очень похоже. Но подача реалистичная. Зоя, например, видела третью сестру.
– М-м… То есть вторая – было бы нормально, а третья – уже перебор?
– Олег, у них в семье две дочери – Зоя и Лиана. Все. Других сестер нет и никогда не было. А тут она видит, как сидят отец, Лиана, Зоя и… еще одна Зоя. По-твоему, это не странно?
– Теперь понял. Такое невозможно.
– Но она видела все так же достоверно, как обычно.
– Получается, мы имеем доступ не только к реальным воспоминаниям, но и… куда-то еще? Как в фантастике?
– Пока не знаем. Зоя сейчас придумывает средство передвижения.
– В смысле?! Занялась дизайном автомобилей? – Стручок приподнял одну бровь.
– Да ладно тебе! Нет, она провела мощное исследование, чтобы найти способ перемещать путника…
– Кого?
– Ну, того, кто погружается, «погруженца», мы для краткости называем его путником.
– Насколько я понимаю, при погружении он и так проживает какую-то сцену и там как-то сам движется?
– Правильно. Но теперь мы пытаемся его из этой сцены подвытащить и перегнать в ближайшую соседнюю.
– Зачем?
– Есть обоснованное подозрение, что во многих случаях иначе туда никак не попадешь.
– Это такое следствие из…
– Да, из модели пространства души.
– И… как успехи?
– Пока все только в теории. Зоя пишет программу с учетом всей этой хитрой математики.
– Послушай, только честно: ты сам понимаешь, как это делается? Она тебе объяснила?
Они посмотрели друг другу в глаза.
– Главное, чтобы она это понимала, – сказал наконец Торик. – А я всегда готов экспериментировать.
– Ну… аккуратней там. Внутренняя чуйка мне подсказывает, что такие фокусы для мозга – как оверклокинг, разгон процессора на компьютерах. Может, и не сломается, но на режим выходим уже точно нештатный.
– «Вся наша жизнь – икра», как поют перед началом «Что? Где? Когда?» Ну что, расскажешь теперь что-нибудь о поездке?
* * *
Стручок посмотрел на часы.
– Что бы тебе такое… А, вот, – он привстал и расстегнул пиджак, открыв пряжку ремня. – Ремень, который я теперь ношу. Скажешь: «очередная китайская подделка с вьетнамского рынка»? А вот и нет. Скажешь: «купил в дорогом бутике и теперь хвалишься»? Опять не попал.
– Заинтриговал! – Торик подвинулся поближе и приготовился слушать.
– Ремень этот прямо при мне сделал огромный, просто нечеловеческих размеров негр в самом сердце Сицилии. Жалко нет его фотки, тебя бы впечатлило. Мужик офигенно колоритный: огромный во всех измерениях. Не жирный или тучный, но высокий, плотный и невероятно широкий. Представляешь? Это как взять борца сумо, убрать весь жир, надуть его немного, как матрас, и покрасить матово-черным.
– Представляю. Эдакая махина. А вокруг что?
– Жарит солнце. А он сидит посреди марокканского вида улицы на крохотном для него пластиковом стульчике и читает книжку. Я машинально туда заглядываю – есть такое у нас, хронических читателей…
– Есть-есть!
– И вижу: шрифт крупный, но совершенно нечеловеческий. Языками я давно интересуюсь и письменностей повидал всяких, и хинди, и китайско-корейско-японские иероглифы, и стройная арабская вязь. Но таких странных букв не видел никогда.
– Эх, жалко ты фоток не сделал.
– А на соседнем стульчике развешены ремни. Даже, скорее, заготовки: есть кожа – целая прошитая полоса, есть пряжка. Дырочек нет. Дырки он потом делает, уже на тебе, обхватив своими огромными ручищами. Сопит и что-то намурлыкивает, пока делает свое дело. Все быстро, недорого и заведомо по фигуре. Сделал, и все – можно выдохнуть и идти дальше.
– Ты так живописно все описал, я прямо увидел картинку. Так это Италия?
– Да, на самом юге, город Мессина. Уже почти не итальянская, а почти африканская местность и архитектура. Огромные слоны-мутанты магнолий. Огромные – с ладонь – цветы на кустарниках. И огромные негры, продающие самодельные ремни. Солнце бьет в глаза, жара, и лишь иногда ее перебивает бриз с залива, где неправдоподобно синие волны…
Зазвонил мобильник, и Стручок словно вынырнул из воспоминаний. Но прежде чем ответить на звонок, еще успел сказать:
– А ты говоришь: «ремень»!
* * *
– Откуда мне знать?! Внутренние тесты программа нормально отрабатывала, – Зоя заметно волновалась. – Но ведь там сам знаешь как: я делала так, как поняла из твоей спецификации. Которую ты написал на основании того, как ты понимаешь работу железа. Которое делал еще другой человек на основании своих предпочтений, пусть даже с учетом твоих пожеланий… Седьмая вода на киселе…
– Эй, ну ты чего? Я ведь тоже программист, все понимаю. На тестовом прогоне я видел, как твоя сопрограмма вмешивалась в работу генератора импульсов – очень мягко и аккуратно.
– Ну конечно. Это даже не скважность, это фаза и расфазировка. Там и должно быть все мягко. Но я все равно боюсь. Сам знаешь чего.
– Я знаю одно: конечный критерий истины – только практика. Или, как говорила моя бабушка, «не начнешь, так не проверишь, а проверишь – не поверишь».
– Мудрые слова. Ну что, готов рискнуть?
– Готов. Начнем с привычного и знакомого?
– Ога. Давай облачайся, располагайся и засыпай. Я тихо посижу рядом. Понаблюдаю.
* * *
…Я иду по полутемному коридору и слегка задеваю ладонью гладкую стену, выкрашенную темно-зеленой масляной краской. Пахнет жаренной на старом сале картошкой. Шурик Карасиков еще не потерял свою семью.
– Привет! – говорю я ему. Не могу не сказать: сценарий эпизода прошит намертво.
– Угу, – невнятно отвечает Шурик, сосредоточенно перемешивая кусочки в сковороде. Отвлекаться ему нельзя.
Четвертая плита, а справа от нее – моя дверь. Сейчас открою. Я лезу в карман брюк за ключом…
Ого, это что-то новенькое! Рука проходит сквозь ткань брюк почти без сопротивления, словно это ил. Я вроде бы продолжаю стоять лицом к своей двери, но в то же время осознаю, что уже развернулся и возвращаюсь назад, к выходу из барака. Прежде пустой коридор наполняется гомоном и призраками людей, сквозь тела и одежды которых просвечивает обстановка, но длится это недолго – они стремительно материализуются и оживают. Запах картошки переходит в душный пар – кто-то кипятит белье, что ли? Призраки уже полностью воплотились в людей, а меня неудержимо тащит к выходу.
– Здравствуйте, – говорю я худющей соседке Смирновой, проходя мимо нее.
Она не отвечает, ей некогда: она достает из маленькой кастрюльки темно-зеленое яйцо и прикладывает к нему листик сельдерея, чтобы остался красивый светлый отпечаток. На соседней конфорке Карасикова, мать Шурика, помешивает в ковшике что-то отвратительно-желтое и булькающее. Я разворачиваюсь спиной к стене, чтобы протиснуться и не толкнуть объемистую тетку, и вся сцена начинает блекнуть, съеживаться и переворачиваться. Нет, нет, Зоя, подожди! Мне интересно, что будет дальше. Разумеется, она не слышит, и… я вывинчиваюсь в привычную реальность, открываю глаза и вижу напряженный Зоин взгляд.
* * *
– Эй, ты как? – осторожно спрашивает Зоя, а сама внимательно смотрит ему в глаза, опасаясь найти признаки безумия. – Все в порядке?
– Более чем! Зойчик, у нас все получилось!
– Рассказывай! – нетерпеливо бросает она.
– Началось как обычно – со сцены с ключом. А потом все медленно и плавно переехало в другую сцену – подготовка к Пасхе там же, в бараке.
– В каком бараке?
– Ну, в смысле, у меня дома, в детстве. Но знаешь, что интересно? Сработала твоя концепция отрезков.
– Как именно?
– Сцена вроде бы простая, но сам я еще ни разу не попадал в нее при погружениях. Мы нашли ее только при движении. Ты оказалась права! А вообще – только не кидайся тапками, ладно? – в наших условиях можно говорить о скорости?
– Не поняла. Ты хочешь, чтобы мы быстрее работали над проектом? Я и так уже все что можно забросила…
– Нет-нет, Зой, не то. Я имею в виду скорость перемещения путника под воздействием твоей программы.
– А, ну нет, конечно. Какие там могут быть скорости? Там ведь нет линейного пространства!
– Но что-то же там все-таки есть?
Она прикрыла глаза, вспоминая. И затем мысленно переводя формулы и алгоритмы на язык, понятный простым смертным.
– Ну… есть. Мера вмешательства. В определенном смысле это похоже на скорость. Сейчас я подаю примерно один импульс коррекции на сто пятьдесят обычных, ровных.
– М-м… а по-человечески?
– Ну… я не знаю, как это еще проще сказать. При частоте 2,5 герца у нас получается одна поправка курса за минуту.
– Во-от, уже ближе к жизни. А по ощущениям получается, будто идешь пешком.
– Да? Такое только ты можешь оценить. Тогда можно условно сопоставить скорость в четыре километра в час.
– Образно говоря, сейчас мы научились не просто сидеть на месте ровно, а уже немножко ходить.
– Надо же! Это работает!
Торик взглянул на нее чуть пристальней. Щеки слегка раскраснелись. Глаза с неровно покрашенными ресничками широко раскрыты и блестят. Нос слегка морщится от улыбки, а кулачком правой руки она легонько постукивает себя по ноге, на которой сидит. Так вот как выглядит момент триумфа Зои. Хочется сказать ей что-нибудь ободряющее.
– Ты молодец, Зоя! Все рассчитала правильно. И тут уже я на сто процентов уверен – до тебя такого точно еще никто не делал.
– Перестань меня смущать! – она покраснела и прикрыла рот рукой, но в глазах светилось искреннее счастье. – Ну да, да, я сама до последнего не верила, что получится. Одно дело – строить модели, играть в математику, выводить системы дифуравнений, писать программы, что-то там про себя придумывать. И совсем другое – как поведет себя реальный живой организм и… Ох, не привыкла я еще говорить о таком. Как отзовется душа, воспримет ли наше воздействие.
– Мне нравится это «как в душе твоей отзовется», – улыбнулся Торик. – Ну что, теперь твоя очередь ходить по снам пешком? С какой точки начнем?
– С того детского погружения, про лошадку! Мне даже интересно, куда я попаду, если начнем от нее. Попробуем?
– Обязательно!
Глава 3. Комплексные числа
Май 2001 года, Город, 36 лет
В давние времена не только лошади, но даже пешеходы легко обгоняли первые автомобили – неуклюжие, ревущие, плохо управляемые и не имевшие тормозов. Чтобы превратить их в нечто достойное, понадобились десятки лет труда, причем сотен людей. Торик и Зоя работали вдвоем. И всего за пару месяцев добились впечатляющих результатов.
Теперь, когда перемещение в пространстве души хотя бы в принципе оказалось возможным, они решили улучшить его практическую сторону. Поначалу они попробовали увеличивать скорость перемещения, повышая частоту воздействия. Это помогало, скорость перехода из текущей сцены в другую постепенно росла. Но они не спешили, увеличивали скорость постепенно, поскольку мозг человека никак не был подготовлен к таким фокусам, а значит, с ним могло произойти буквально все что угодно.
В итоге они подошли к интенсивности один импульс коррекции на десять обычных. Если принять аналогию Торика, сейчас они уже не шли пешком, а ехали на машине со скоростью шестьдесят километров в час. Перемещение стало быстрее, но проявился новый эффект – укачивание, совсем как в авто на высокой скорости, если смотреть не вперед, а вбок, особенно с непривычки.
Сказывалось, что при погружении путники никак не управляли тем, куда смотрят. К тому же в различных сценах путник мог находиться в очень разных положениях. При плавных, медленных «перетеканиях» сцен сознание успевало перестраиваться, а при быстрых – уже нет.
* * *
Дальше – больше. При ближайшем рассмотрении пространство души действительно оказалось анизотропным, то есть в одном направлении «ехать» было легче, в другом – труднее. В принципе, это неудивительно, ведь даже в обычном мире машина ведет себя очень по-разному, когда едет в гору, с горки или, скажем, по болоту. С этим уже ничего не поделаешь. Зато Зоя научилась косвенно отслеживать текущее положение путника в пространстве души и теперь прямо из программы могла оценивать реальную скорость перемещения путника в условных километрах в час.
Постепенно они научились достаточно уверенно двигаться в любом направлении. Не везде удавалось удержаться, зато, если программа «чувствовала», что путник попал в «масло», она слегка повышала напряжение, добавляла разность фаз, и скорость восстанавливалась. Так что путник все равно двигался, не теряя направления, а не просто безвольно висел в пустоте, как раньше. Впрочем, попадались и непреодолимые участки, тогда их приходилось «объезжать» – ну, так и автомобиль тоже не смог бы въехать по вертикальной стене дома.
Обе карты пространства души – для Торика и для Зои – наполнялись подробностями. Там были «города» – области, нашпигованные точками погружений, «горы» – те самые непреодолимые участки, куда «умный не пойдет». Были свои «моря» – здесь ничто не мешало перемещаться, но ни одной точки погружения не находилось, и «болота» – здесь скорость падала так сильно, что даже усилия программы не могли ее компенсировать. Сначала Торик полагал, что такие места тоже лучше обходить, как и горы. Но потом Зоя в одном из таких «болот» внезапно обнаружила «кочку» – редкую точку погружения, недоступную никак иначе.
Словом, они исследовали свои новые миры, стараясь как можно лучше изучить то, что находится внутри. Они оба помнили вопрос Вики о граничных условиях, но пока работы и так хватало, и они не пытались двигаться к границам пространства. К тому же оставались опасения: мало ли что может ожидать путников там, на границах души.
* * *
Июль 2001 года, Город, 36 лет
– Наконец-то, неуловимый ты наш! Где пропадал на сей раз?
– Ты не поверишь, – Стручок даже привстал. – Мы так прикипели к Италии, что опять туда ездили. Причем нет ощущения, что смотришь одно и то же: Италия такая разнообразная, что приезжаешь в новый регион, а кажется, будто в другую страну.
– Надо же! Сегодня мы вроде бы никуда не бежим? Давай сделаем заказ, и ты мне все в подробностях расскажешь. Ты очень хорошо передаешь атмосферу – я слушаю, будто сам побывал там.
– Да ладно! А в школе у меня по сочинениям всегда тройки были.
– Как это?
– Очень просто. Русичка терпеть не могла, когда свои мысли выписываешь. Именно свои, а не те, что полагается по курсу литературы. А я, как ты понимаешь…
– …склонен говорить то, что думаешь?
– Вот-вот. И тогда, и теперь. Девушка! А можно ваше меню посмотреть?
* * *
– Придумал. Расскажу тебе про один наш ужин.
– Отлично.
– Приятно, когда у тебя дома целых две открытых террасы. Пусть даже этот дом – твой лишь на несколько дней. Нижняя терраса – «культурная», она выходит на приморский городок. А верхняя – «дикая». Чтобы попасть туда, нужно пройти сквозь кухню, подняться на двадцать ступеней и выйти на каменную площадку.
Олег даже глаза прикрыл, сосредоточившись на приятных воспоминаниях.
– Заберешься туда и каждый раз изумляешься дикости огромных каменных глыб над головой: терраса глубоко врезана в скалу. Хлипкая сеточка, обещающая минимальную безопасность, только усиливает смятение. Периодически там и сям стекают тоненькие струйки песка, когда в горах пробегает мелкий зверек или остывают камни, нагревшиеся за долгий знойный день.
– Ничего себе!
– Когда проходит шок от «потолка», начинаешь оглядываться и… застываешь, потому что весь остальной горизонт занимает море. Шумное и бескрайнее, оно простирается до самого Неаполя. Горы, скалы и бескрайнее море…
– Красота какая…
– Темнеет быстро, как бывает в южных широтах. Мы только успеваем отнести наверх несколько тарелок и питейные принадлежности, как свечение неба становится почти неразличимым. Садимся за каменный стол, освещаем его гигантской – толще моей руки – свечой в старинном бронзовом фонаре и всей кожей впитываем окружение. Уже почти ничего не видно – лишь неясные намеки на что-то огромное, темное, мерно дышащее совсем рядом с тобой.
– Жутковато.
– Тут моя не выдерживает и говорит: «Это море… я его боюсь… Днем было такое красивое, а теперь мне страшно. Будто в темноте совсем рядом – огромный зверь. Давай уйдем?» Словно подталкивая нас к действию, сверху сыплются сразу две струйки мелких камешков. Я делаю вид, что обстановка меня совершенно не пугает, беру ее за руку и решительно заявляю: «Ну, пойдем, а то все остынет!» С облегчением мы переносим все на нижнюю террасу, гасим свой исполинский фонарь-свечу и окончательно запираем тьму и ужас верхней террасы эфемерно-стеклянной дверью.
– Слушай, у тебя прямо триллер получается!
– Пробирает? А представь, что это ты там сидишь.
– Вот и я о том. У меня воображение отлично работает. А ты еще и рассказываешь выразительно…
– Хотя мы выходим из того же дома, атмосфера на нижней террасе – совсем другая, почти праздничная: тысячи огоньков-окошек, дорога с вечно снующими туда-сюда на машинах и мотоциклах итальянцами, морской берег и натриево-желтый зев большого тоннеля, идущего сквозь соседнюю гору.
– Надо же.
– Огоньки расстилаются даже не ковром, а таким… аэропортом: от ближайшего окна соседа, где вечно толчется десяток ребятишек, до далеких огней вокруг тоннеля или выше, на горе. А дальше – «Луна», древний ресторанчик, который мы находили даже на гравюрах четырнадцатого века, прикинь? По очертаниям напоминает шахматную ладью – башенка с зазубринами сверху. Но туда мы так и не попали – выбрали другой ресторан с видом на наш дом, вгрызающийся в гору. Там нам подали редкое вино под названием «Лисий хвост» и салат из хорошо прожаренных королевских креветок.








