Текст книги "Белая магия"
Автор книги: Жаклин Рединг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)
– Милорд?
Ноа встал и отряхнул свои бриджи.
– Да, Гарри. Это я. – Потом, подняв куртку, которую носила Августа, он направился к двери. – Мою лошадь, Гарри.
Августа потихоньку прикрыла дверь своей спальни, на минуту задержавшись около неё, чтобы убедиться, что никто за ней не идёт. Слава Богу, что она случайно не столкнулась с Шарлоттой, когда возвращалась домой. Если бы Шарлотта увидела падчерицу в её нынешнем виде – одетой только в сорочку и пару грязных мальчишеских бриджей, с распущенными волосами, в беспорядке разметавшимися по плечам, у маркизы точно случился бы апоплексический удар.
Неудача! Ночная вылазка закончилась ужасным поражением, и вина за это целиком и полностью лежит на гнусном лорде Ноа Иденхолле. Потому что, если бы он не вмешался – опять – у неё всё бы получилось. Она бы пробралась в карточную комнату, добилась бы внимания графа и упросила бы его встретиться с ней наедине снаружи. И смогла бы дать ему…
Августа резко опустилась на постель, закрыв рукой рот. О, Господи, нет. Куртка. Внутренний карман. Торопясь сбежать от Ноа, она совершенно забыла, чту положила в него. Она выскользнула из куртки, оставив её в руках Ноа.
И теперь это у Ноа. Куртка у него.
А значит, он теперь знает её секрет.
Ноа сидел в кабинете в своём доме на Чарльз-стрит, на столике рядом с ним стоял бокал с бренди. В камине слабо горел огонь, и хотя ему не видны были часы на противоположном конце комнаты, он знал, что сейчас далеко за полночь. Он вернулся домой недавно, оставив Роберта, Кристиана и Толли в «Уайтс» вскоре после того, как Гарри выпустил его из конюшни. Когда он возвратился в клуб, один только Роберт высказался по поводу его исчезновения, предположив, что это из-за присутствия Этертона, который, очевидно, устроил настоящую сцену, когда, вернувшись в карточную комнату вместе с владельцем клуба Раггеттом, увидел, что Ноа и «мальчик» пропали.
Ноа даже не попытался переубедить Роберта, что у его отсутствия были совершенно иные причины. Никто так и не понял, что в их женоненавистнический клуб проникла женщина. И никто не заметил небольшой узел одежды, с которым ушёл Ноа – тёмная шерстяная накидка, в которую было завёрнуто женское платье. Всё это он обнаружил висящим на крючке в кладовке, куда зашёл, чтобы оставить куртку, которую носила Августа.
Но сейчас Ноа изучал не платье, и даже не куртку. Это был сложенный лист писчей бумаги, обнаруженный спрятанным глубоко во внутреннем кармане куртки, в которую она переодевалась, чтобы не быть узнанной. Это был любопытный листок, с обеих сторон исписанный странными на вид символами и цифрами, каким-то непонятным ему шифром. Он должен был быть написан Августой, поскольку почерк был мелким, аккуратным и бесспорно женским. Что же это такое, однако, и почему она прятала это в кармане куртки, в которую переоделась, преследуя Белгрейса, вот что его озадачивало.
Всё это лишь укрепило его подозрения, которые гнездились на задворках его сознания с самого первого момента, как только он увидел её. Нет, даже раньше.
Поначалу Ноа пытался уверить самого себя в том, что идея о причастности Августы к некоему колдовству является просто плодом его дикого воображения. Сперва он в шутку выдвинул такое предположение как надуманное объяснение одержимости, которую Тони испытывал к ней, и его последующей смерти. Но теперь, то и дело сталкиваясь лицом к лицу со странными совпадениями, которые только, казалось, поддерживали эту теорию, он обнаружил, что не может признаться самому себе, будто она действительно может очутиться ведьмой, как он воображал себе.
Он не отрицал возможность существования людей, которые втайне практиковали тёмные искусства. Он достаточно хорошо знал историю, чтобы понимать, что колдовство в различных проявлениях существовало на протяжении столетий. В действительности, ещё век назад тех, кого подозревали в этом, сжигали заживо на костре. Но в своих мыслях, когда бы он ни раздумывал над этой темой, Ноа мог разве что вызвать изображение какой-то измождённого вида старой карги, что-то помешивающей в котле в пещере. Но что бы он ни воображал, он определенно не мог представить ведьму, изображающую из себя леди из общества посреди цивилизованного Лондона.
Любопытный амулет, состоящий из солнца и луны, который Августа носила на шее, её пристрастие к тёмной одежде, тот факт, что она спит днём и бодрствует ночью, даже кот у неё чёрный, всё это можно с лёгкостью принять за совпадения. Но как насчёт смерти Тони? Действительно ли Августа приложила к ней свою руку? Чем больше Ноа узнавал её, тем меньше ему хотелось верить в такое. Это изящное, но одновременно себе на уме создание, убийца? Выглядит как-то неправдоподобно, но, тем не менее, он не мог полностью отказаться от этой мысли, ведь именно из-за смерти Тони он и повстречался с Августой. Сначала, её странные действия, заставлявшие задуматься, а теперь он нашёл в её куртке этот любопытный листок с цифрами. Символы, звёзды, числовые указания. Что они вообще могли значить? Неужели Августа на самом деле ведьма? Могли ли эти цифры быть своего рода заклинанием, которое она собиралась использовать на ничего не подозревающим Белгрейсе? Возможно, похожее заклинание она уже испробовала на Тони?
Боже правый, подумал Ноа, качая головой от видимой нелепости этой идеи. Он действительно потерял весь здравый смысл. Ведьма? Он что, теперь всерьёз раздумывает над этим? Если кто-нибудь ещё узнает, о чём он думает, то решит, что он сошёл с ума.
Тем не менее, факт остаётся фактом – чем бы этот лист с цифрами и символами не был, именно он явился причиной того, что Августа появилась в «Уайтсе» в поисках лорда Белгрейса. Поступая таким образом, она невероятно рисковала. И если она зашла настолько далеко, чтобы принести этот листок бумаги в эксклюзивный мужской клуб, как далеко она зайдёт, чтобы вернуть его?
Это потребует некоторых приготовлений и тщательной подготовки. Но если он сыграет правильно, этот клочок бумаги поможет ему найти ответы на все имеющиеся вопросы.
В игральном салоне стояло около полудюжины столов, каждый купался в своей собственной сверкающей ауре света от четырёх высоких подсвечников, установленных в специальных держателях в каждом углу. Воздух пропитался запахом ароматного воска, беседа текла вяло, резкий контраст с шумом примыкающего бального зала и комнаты для ужина. Здесь все виды игры шли в напряжении – вист [67]67
Вист – командная карточная игра, предшественница бриджа и покера. Известна с XVIII века.
Вист – это игра, играть в которую лучше всего вчетвером, хотя не исключаются варианты игры вдвоем или вшестером, играющие вместе игроки (партнеры) сидят друг против друга. Две партии составляют роббер, после каждого роббера партнеры меняются. Партнерство устанавливается не по желанию, а по жребию: все игроки вытягивают карты из колоды и таким образом определяют, кому с кем играть. Две старшие карты объединяются против двух младших. Тот, у кого самая младшая карта, и сдает.
Для игры используется полная колода в 52 карты. Каждому игроку сдается по 13 карт. Иногда в вист играют двумя колодами, тогда каждый игрок получает по 26 карт. Колоду снимает противник – игрок, сидящий справа от сдающего. Раздавать карты сдающий начинает с игрока, сидящего слева. Карты раздаются по одной. Свою последнюю карту сдающий переворачивает и показывает всем игрокам – это и будет козырь.
Цель каждой сдачи – взять как можно большее число взяток.
[Закрыть], пикет [68]68
Пикет – игра равных.
Это одна из старинных карточных игр: первое упоминание о пикете находим во французских хрониках 1390 года. Однако красивая легенда связывает ее появление с именем французского короля Карла VII, чье правление приходилось на XVI! век. Главным событием одного из маскарадов была постановка пьесы Корнеля «Торжество дам». Как было принято в то время, пьесу украшал балет, где была представлена «живая колода». Первыми выступали четыре валета, а уж за ними выступали короли, дамы и вся остальная колода, разделенная на кварты по четыре масти в ряд. В продолжение балета масти затейливо перемешивались, составляя различные комбинации. Заглавную роль в представлении играл Пикет. К кадрили валетов были присоединены группы, символизирующие другие, известные в то время игры: бильярд, кости, кегли и трик-трак.
Играют вдвоем.
[Закрыть], фараон [69]69
Фарао́н – азартная карточная игра, относится к типу банковых игр, близка к банку и штоссу.
Играют 2 человека. Для игры требуется одна колода из 36 карт.
Перед раздачей соперники ставят свои ставки.
Игра идёт до тех пор пока один из игроков не наберёт 100 очков. Кто наберёт 100 очков, тот проигрывает, а победитель забирает все деньги.
[Закрыть], даже кости для более рискованных, где ставки с лёгкостью поднимались до десяти тысяч.
Среди этих людей, находилась и полностью поглощённая игрой Юфимия, леди Талфри, самый главный конкурент Амелии в карточной игре, обладающая не только огромным состоянием, но и огромными собственными размерами. Напротив неё сидела влиятельная Идония, герцогиня де Уинтон, непревзойдённый игрок в карты, чьи навыки, к несчастью для неё, не смогли улучшиться за годы постоянной практики. Ходили слухи, что долги её светлости часто превосходят девяносто тысяч фунтов, являясь дилеммой, с которой она сталкивалась в молодые годы. Тогда же она прославилась своей красотой, которой пользовалась, чтобы заводить интрижки для погашения карточных долгов. Тот факт, что трое из её десяти детей не имели ни одной отличительной черты де Уинтонов, но весьма походили внешностью на представителей других благородных семейств и звались «Должники де Уинтона», поддерживало эту веру.
Ноа наблюдал за своей тётей Амелией и её компаньонками на протяжении примерно половины первого круга, прежде чем направиться через комнату к другому столу, установленному в дальнем углу и занятому лордом Эвертоном и его обычными двумя компаньонами: лордом Ярлеттом и лордом Мандрумом. Они трое, как показалось Ноа, когда он приблизился, были увлечены устаревшей версией игры в ломбер.
Мандрум что-то бурчал над своими картами.
– Давай же, Ярлетт. Назови уже козыри. Я чувствую, моя задница от ожидания скоро пустит корни в подушки этого стула.
– Ну, если бы твой рот оставался закрытым достаточно долго, чтобы я смог спокойно изучить свои карты, я, возможно, и начал бы.
Мотнув головой в сторону обоих, лорд Эвертон резко положил свои карты кверху рубашкой.
– Если вы оба перестанете болтать, как пара заговаривающихся глупцов, может быть, мы и закончим этот раунд к рассвету.
Он раздражённо поднял глаза и лишь тогда заметил Ноа, стоявшего возле них.
– А-а, Иденхолл, мальчик мой. Сжальтесь над старым человеком и спасите меня из этого неумолкающего ада.
Ноа усмехнулся.
– В действительности, я хотел поинтересоваться, могу ли я присоединиться к игре?
Все трое уставились на Ноа, словно он только что объявил о своём намерении присоединиться к табору цыган.
– Вы говорите, что хотите присоединиться к карточной игре? С нами?
– Надеюсь, никто не будет в обиде, джентльмены, – сказал Ноа, не отрывая глаз от Эвертона, – но я хотел бы сыграть один на один. Его светлость не откажет мне в этом?
Эвертон посмотрел на него, едва различимая понимающая улыбка тронула его губы.
– Я уверен, мои друзья не будут против оставить нас на некоторое время?
Ярлетт и Мандрум быстро поднялись, направившись в более многолюдную часть комнаты.
Эвертон указал на место напротив себя.
– Сюда, мой мальчик, присаживайтесь. Чего желаете, сэр? Портвейн? Бренди? Да, глядя на вас, можно с уверенностью сказать, что вы из тех людей, которые предпочитают бренди, нежели портвейн.
Он рассмеялся своему собственному остроумию и быстро помахал одному из официантов, скрывающемуся в тени.
– Ты, там, принеси лорду Ноа бренди, хорошо? Лучшего и побыстрее!
Он начал тасовать карты.
– Во что сыграем, Иденхолл? Пикет? Коммит? [70]70
Коммит: Количество колод: 1.
Количество карт в колоде: 52.
Количество игроков: от 2 до 8.
Старшинство карт: 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, В, Д, К, Т.
Цель игры: первым избавиться от всех своих карт
Правила игры. Игра идет на жетоны, которые стоят определенное количество денег и покупаются перед игрой. Первый сдатчик определяется жребием, далее игроки сдают карты по очереди. Колода тщательно тасуется, снимается и поровну раздается между всеми игроками. В зависимости от количества игроков количество карт на руках у игроков может быть разным. Первый ход принадлежит игроку, который сидит слева от сдатчика. Игрок может положить любую карту лицом вверх на стол. Например, он кладет 5 червы, игрок, у которого есть 6 червы, кладет ее рядом, следующий игрок, у которого есть 7 червы, кладет ее также на стол. Так продолжается до тех пор, пока не дойдет до короля червы, это – стоп карта, и тот игрок, который положит ее, может зайти с любой другой карты. Если масть открывается одной из карт, которая следует за тузом, то предшествующая ей карта является стопом. Например, первая выложенная карта 5 червы, масть доигрывается до короля червы, после этого, если у игрока, который положил короля есть 2 червы и 4 червы, то он играет 2 червы, в следующем круге 4 червы (стоп) и назначает новую масть. Игрок, у которого туз червы сможет положить эту карту только тогда, когда он перехватит ход. Как только игрок освободится от всех своих карт, то он говорит «вышел» и получает жетоны с каждого игрока: по одному жетону за каждую оставшуюся на руках карту и по 2 жетона за 9 бубны, если эта карта не сыграна.
[Закрыть]Вы называете игру, и я в безумии присоединяюсь к вам.
Ноа начал задумываться, не может ли он просто извиниться, развернуться и уйти. Почему он старается всё дальше влезть во все это? Почему бы ему просто не забыть леди Августу, не оставить ей её игры… какими бы они не были… и не позволить лорду Белгрейсу самому найти выход из её западни? Что же такого было в этой леди, что его так мучило?
Он обнаружил, что, несмотря на эти мысли, предлагает Эвертону партию в пикет.
Граф раздал карты, положив оставшуюся часть колоды на стол между ними. Ноа поменял три из своих карт, Эвертон четыре, прежде чем перевернуть оставшиеся в талоне [71]71
Т.е. прикуп
[Закрыть]навзничь.
Ноа изучил свои карты раньше него.
– Семь в очках, – сказал он, тем самым заявляя о начале игры, и одновременно решая, что же сказать графу. Для начала надо с помощью карт сделать его своим союзником.
– Получается? – спросил Эвертон.
– Шестьдесят четыре.
– Хорошо.
На протяжении нескольких последующих конов, Ноа быстро стал «старшей рукой» [72]72
Прежде всего требуется определить сдающего, для этого игроки тянут карты из колоды. Тот, кто вынет старшую карту, сдает первым. Сдающий на этот кон именуется младшей рукой, а его соперник, имеющий возможность сделать первый ход и первым сбросить карты, называется старшей рукой.
[Закрыть]. Они играли последний кон, когда Эвертон проговорил:
– Ну, мой мальчик, уж не ожидаете ли вы, что я поверю, будто вы пришли сюда с единственной целью – сыграть партию-две в карты с таким затасканным старым хрычом, как я. Уверен, должно быть нечто большее, чем это. Теперь говорите начистоту в чём дело!
Ноа взглянул на графа.
– В действительности, милорд, вы правы. У меня была другая причина искать вашего общества сегодня вечером. Это имеет отношение к тому, на что я наткнулся вчера в «Уайтсе».
Эвертон поднял бровь.
– «Уайтс», вы сказали? Хмм, я не был в клубе неделю или больше, и не обнаруживал никакой пропажи, поэтому, чтобы это ни было, оно очевидно не моё.
– Любопытно, а я был почти уверен, что вам знакомо вот это, – Ноа потянулся внутрь своего фрака. – Если это не ваше, то вполне вероятно, вы сумеете определить истинного владельца этой вещи.
Он развернул листок с цифрами, который нашёл в куртке, надетой на Августе тем вечером, и положил бумагу на стол перед Эвертоном. Граф посмотрел на листок, и даже если и узнал, то сумел скрыть какую-либо реакцию от Ноа. Едва моргнув, он вновь сосредоточился на картах.
– Интересная вещица, Иденхолл, но я не могу сказать, что когда-либо видел её ранее. Вы говорите, что нашли это в «Уайтсе»? Странная вещица, чтобы встретить её там. Действительно. Извините, больше ничем не могу помочь вам, мой мальчик.
Почему-то Ноа не поверил, что Эвертон совершенно не знаком с этим листком бумаги и его тайными письменами. Хотя графу и удалось скрыть свою реакцию, он что-то знал. Ноа решил надавить на него.
– Я собирался было предать эту бумагу огню, но обнаружил, что желание узнать, что это всё-таки значит, становится всё сильнее и сильнее. В попытках выяснить происхождение этого листка, я начал изучать знаки, начертанные на нём. Довольно необычные. Несколько мистические даже, как вы считаете?
– Мистические?
– Да, – усмехнулся Ноа. – Сначала я даже подумал, что возможно случайно столкнулся с неким колдовским заклятьем, но потом решил, что такого существа совершенно точно не может быть ни в наши дни, ни в наш век, а особенно в таком цивилизованном городе, как Лондон.
Эвертон рассмеялся, но сейчас в его смехе чувствовались какие-то напряжённые нотки.
– Ведьма? Здесь, в Лондоне? Забавная мысль, ничего не могу сказать, – он бросил на Ноа взгляд, чтобы посмотреть, разделяет ли тот веселье. Потом прочистил горло. – Действительно, весьма забавная.
Граф попытался обуздать себя, но спустя некоторое время проговорил:
– Знаете, Иденхолл, у меня довольно обширная библиотека. Я мог бы взять этот листок и посмотреть, смогу ли я, используя свои источники, расшифровать его для вас.
И когда граф говорил это, его голос дрогнул, всего лишь слегка, но это было то подтверждение, в котором нуждался Ноа.
– Примите мою благодарность, милорд, но думаю, я продолжу свои попытки выяснить, что это такое, сам. Понимаете, как можно гордиться охотой, если не ты ехал верхом? Однако я обязательно дам вам знать, удалось ли мне расшифровать эти записи, – он положил свои карты на стол. – Кажется, наша партия также подошла к концу. Поздравляю вас, милорд, вы умело разбили меня вчистэю.
И с этими словами он взял листок, склонил голову и, развернувшись, покинул комнату.
Глава 19
Посылка прибыла ранним утром следующего дня и дожидалась в гостиной, там Августа её и обнаружила, когда после полудня, наконец, проснулась. Внутри были аккуратно сложены её платье и накидка – та одежда, которую она надела вчера вечером, отправляясь в «Уайтс». Сверху лежало золотистое яблоко, завёрнутое в мягкую салфетку. В коробке она также нашла лист бумаги, на котором, однако, были записаны не её вычисления, а нечто совсем другое.
Миледи, я случайно наткнулся на эти вещи, которые сейчас вам возвращаю, когда пытался отнести назад куртку, взятую вами из чулана в конюшнях. Я подумал, что вы можете быть признательны за их возвращение. Также прошу вас принять это яблоко взамен предыдущего. Обещаю, оно не червивое.
Ваш слуга, Иденхолл.
P.S. Вне всяких сомнений, грумы «Уайтс» имеют склонность к престранному чтению.
Августа уставилась на его послание. Какую игру он затеял? У него её листок с цифрами. Это следовало из постскриптума. Настоящий джентльмен вернул бы её записи вместе с остальными вещами. Почему он сохранил их? Если только не знал…
…. что они означают.
И если дело было действительно в этом, то, помоги ей Боже.
Поняв, что её самый большой страх воплощается в жизнь, Августа пришла в ужас. Рухнув в кресло позади неё, она неверяще уставилась на киддерминстерский ковёр на полу. Все годы её работы, всё это время, когда ей удавалось скрывать ото всех, чем она занимается! Только отец знал её тайну, знал, что она делает в ночные часы на смотровой площадке на крыше. И поклялся, что не расскажет об этом никому, даже Шарлотте.
И теперь из-за своей собственной неосторожности она могла потерять всё! Но только если лорд Ноа понимает истинное значение того, что он нашёл. А если нет? А если она поспешила с выводами? На это пока ещё можно было надеяться.
Таким образом, ей оставалось только одно. Она должна была вернуть свои записи, и неважно, чем это могло грозить. Быть так близко к достижению своей цели! Цели, после выполнения которой её жизнь изменилась бы навсегда. Она так много работала и не может позволить никому сейчас ей помешать. Августа взглянула на яблоко.
Особенно лорду Ноа Иденхоллу.
Утвердившись в своём решении, Августа надкусила яблоко и отправилась было на кухню за своим утренним чаем, зацепившись по дороге за мелькнувшую у неё в голове мысль: а не ожидает ли её в конце пути заключение в тюрьму, – как стук в дверь остановил её.
В дверях гостиной возник Тисвелл.
– Миледи, вам только что доставили письмо.
– Пожалуйста, положи его вместе со всеми на стол в холле, Тисвелл. Я посмотрю позже, – и она собралась пройти мимо дворецкого.
– Миледи, доставивший его человек сказал, что это срочно, и попросил ответить немедленно.
– Срочно? От кого письмо?
– Не знаю, миледи. Мне только сказали, что вы поймёте.
Она поймёт? Недоверчиво посмотрев на Тисвелла, она взяла конверт и быстро вскрыла его.
Миледи, вся наша миссия находится под угрозой. Мы должны встретиться и обсудить наши действия до того, как станет слишком поздно. Я молю вас приехать сегодня в обычное время и место.
Сложив письмо, Августа опустила его в карман своего дневного платья.
– Миледи? – раздался голос Тисвелла. – Должен ли я попросить посыльного подождать, пока вы напишите ответ?
– Нет, Тисвелл, – сердито нахмурившись, ответила она. – В этом нет необходимости. Просто попросите его передать, что послание действительно было получено.
* * *
В три часа утра на улицах Лондона стояла необыкновенная тишина. Ещё час назад здесь ездили элегантные экипажи, развозившие по домам припозднившихся развлекавшихся леди и джентльменов. А ещё через час на улицах появятся торговцы и лоточники, которые начнут раскладывать свои товары на рыночных площадях.
Но сейчас, в этот один единственный час, город спал.
Когда экипаж свернул на Пикадилли [73]73
Пикадилли (Piccadilly) – одна из самых широких и оживлённых улиц в историческом центре Лондона – Вестминстере. Пролегает от площади Пикадилли (на востоке) до Гайд-парка (на западе). Здесь расположены Королевская академия художеств, магазин «Фортнум&Мейсон», отель «Ритц», книжный магазин «Хатчардс» и многие другие исторические здания.
[Закрыть], направляясь на юг, им повстречался один только сторож, который, склонив голову к груди и не выпуская из рук дубинки, дремал в своей будке. Вода в пруду в Грин-парке [74]74
Грин-Парк – один из лондонских королевских парков, занимает площадь 19 гектар, расположен между Гайд-парком и Сент-Джеймс парком. Эти три парка вместе с Кенсингтонскими садами и садами Букингемского дворца идут одном непрерывной зеленой линией от Уайтхолла и станции королевы Виктории до Кенсингтона и Ноттинг-Хилла. Здесь нет ни прудов, ни открытых мест, ни множества монументов; парк – это покрытые лесом поляны.
[Закрыть]мерцала под неярким лунным светом. Вскоре экипаж остановился перед домом номер двадцать пять на площади Сент-Джеймс [75]75
Площадь Сент-Джеймс – площадь и район вокруг когда-то были частью одноименного парка. В 1660-е гг. Карл II даровал эти земли первому графу Сент-Олбанскому, который превратил их в место проживания знати и наиболее модный адрес в свете. В районе Сент-Джеймс сосредоточено множество роскошных дворцов – дворец Сент-Джеймс, Кларенс-хаус, Мальборо-хаус, Спенсер-хаус и другие. В центре находится небольшой сад.
[Закрыть]. Как и всегда, когда Августа приезжала сюда, особняк был погружён во тьму. Только одна единственная свеча горела в окне прихожей.
Тихонько войдя в дом через незапертую входную дверь, Августа взяла свечу и в совершеннейшей тишине поднялась на один этаж, затем на следующий, и только тогда достигла двери, которую искала. Не постучав, она осторожно повернула ручку и вошла в комнату, подобной которой не существовало нигде в целом свете.
Это была маленькая комната, первоначально предназначавшаяся для слуг, одна из четырёх совершенно одинаковых, располагавшихся в каждом углу верхнего этажа величественного особняка. Основной отличительной чертой непосредственно этой комнаты были два высоких смежных окна, каждое из которых располагалось по сторонам дальнего угла, занимая почти всю стену. Их не украшали ни шторы, ни самые простенькие ламбрекены [76]76
Ламбрекен (фр. lambrequin) – два значения: деревянная резьба на выступах крыш, над дверями и окнами; вырезки из материи, служащие для украшения дверных и оконных амбразур.
[Закрыть]. Когда-то раньше на месте этих огромных окон находились маленькие круглые окошки.
Комната была заполнена различными научными приборами – повсюду лежали альтазимуты, повторительные теодолиты, телескопы, квадранты, секстанты [77]77
Альтазимут, повторительный теодолит, квадрант, секстант – астрономические приборы.
Альтазимут: (от лат. altum – высота и азимут), астрономический угломерный инструмент, употреблявшийся до начала XIX в. для измерений высот и азимутов светил.
Повторительный теодолит: предназначался для измерения как горизонтальных, так и вертикальных углов при выполнении геодезических и астрономических работ, а также в морской навигации. Его конструкция предусматривает возможность измерения углового расстояния между двумя светилами, что было необходимо для определения долготы места по так называемым «лунным расстояниям» – по угловому расстоянию какой-либо звезды или Солнца от Луны, пока не был изобретен и применен в мореплавании хронометр (60-е гг. XVIII века). На практике повторительные теодолиты вышли из употребления в 30-х гг. XIX века. Повторительный теодолит является предшественником обычных теодолитов, изготовлявшихся впоследствии известными мастерами Рамсденом, Рейхенбахом и Траутоном.
Квадрант: применялся до начала XX в. для измерения высот небесных светил. Представлял собою четверть круга, разделенную на градусы и установленную в вертикальной плоскости. В центре вращалась линейка с диоптрами или зрительная труба. Начало отсчета, место нуля, определялось отвесом из центра. Продолжение направления линейки или трубы до дуги квадранта давало, таким образом, зенитное расстояние.
Секстант: угломерный зеркально-отражательный инструмент для измерения высот небесных светил над горизонтом или углов между видимыми предметами (на берегу) с целью определения координат места наблюдателя. С помощью секстанта можно измерять углы до 140°. Для определения места положения корабля или самолёта по небесным светилам обычно измеряют высоты нескольких небесных светил над линией видимого горизонта. Затем вводят в полученный результат ряд поправок, учитывающих понижение видимого горизонта, полудиаметр наблюдаемого светила и др., и определяют (аналитически или, чаще, графически) поправки к исчислимым координатам, пользуясь формулами и приёмами мореходной астрономии и авиационной астрономии.
Главная особенность, которая позволила секстанту вытеснить астролябию, заключается в том, что при его использовании положение астрономических объектов измеряются относительно горизонта, а не относительно самого инструмента. Это даёт бо́льшую точность.
При наблюдении через секстант, горизонт и астрономический объект совмещаются в одном поле зрения, и остаются неподвижными относительно друг друга, даже если наблюдатель находится на плывущем корабле. Это происходит, потому что секстант показывает неподвижный горизонт прямо, а астрономический объект – сквозь два противоположных зеркала.
[Закрыть]. Стены и стол скрывались под многочисленными схемами и графиками, а позабытые листы бумаги валялись на полу тут и там. И посреди этого вечного беспорядка, повернувшись к ней спиной, разглядывая что-то за одним из высоких окон, стоял граф Эвертон.
Исчезли элегантные шёлковые наряды, накрахмаленные белые галстуки, которые он обычно надевал, выходя в свет. Сейчас на нём был его обычный наряд для этой комнаты – свободный пиджак, больше похожий на рубашку, и брюки. Его седоватые волосы находились в небольшом беспорядке из-за привычки ерошить их, глубоко погрузившись в раздумья. Он не услышал, как она вошла, и, вероятнее всего, не обратил бы на неё внимания, даже если бы Августа бросила на пол один из его толстых справочников. Увлёкшись работой, граф имел склонность ничего не замечать.
Мгновение Августа так и стояла позади него. Ожидая, глядя, наблюдая, гадая, наступит ли тот день, когда она достигнет таких же высот в своей работе. И как бы ей хотелось, чтобы блестящие способности графа были известны всему миру, а не скрывались от него, как это происходило сейчас.
Эвертон, отвлёкшись на секунду, сделал глоток чая, без сомнения, давно остывшего. И только повернувшись, чтобы поставить чашку на чайный поднос, заметил Августу.
– Я начал думать, что вы не придёте, – по своему обыкновению резко бросил лорд Эвертон и отвернулся к окну.
Но Августу не встревожил его тон, ведь она прекрасно знала, что грубые манеры пожилого джентльмена были всего лишь видимостью. На самом деле внутри лорд Эвертон был очень мягким человеком. Она встретилась с графом почти сразу же после своего возвращения в Лондон, десять месяцев назад. Так случилось, что, отправившись к Хатчарду, она села напротив графа в читальном зале. Августа не могла вспомнить, какую именно книгу выбрала в тот день, потому что, едва начав читать, она сразу же стала отвлекаться и заглядывать в его книгу. Стоило ему только отойти (а вот это она прекрасно помнила), как Августа принялась тайком изучать «Философские труды» Королевского общества [78]78
Лондонское королевское общество по развитию знаний о природе, или просто Королевское общество – ведущее научное общество Великобритании, одно из старейших научных обществ в мире; создано в 1660 г. и утверждено Королевской хартией в 1662 г. При основании общество разработало программу исследований, которая охватывала проблемы, поставленные, с одной стороны, практикой – мореплаванием (ориентировка в пространстве и времени, в особенности определение долготы; составление карт), военным делом (изучение движения снаряда в воздухе), металлургией, медициной и так далее; с другой стороны – необходимостью выработать научный взгляд на природу, представшую в новом свете в результате коперниканской революции и Великих географических открытий.
Лондонское королевское общество, будучи частной организацией, не зависящей от правительственных научных учреждений, играет важную роль в организации и развитии научных исследований в Великобритании и действует как совещательный орган при решении основных вопросов научной политики, выступая в качестве национальной Академии наук. Входит в британский Совет по науке.
Общество издаёт «Философские труды Королевского общества», или «Философские записки» – один из старейших научных журналов мира (с 1665 г.).
Штаб-квартира на рубеже XIX–XX вв.
[Закрыть], которые он оставил на столе между ними. Вернувшись через несколько минут, Эвертон поймал её за этим занятием, и в тот день, поняв, что являются родственными душами, они решили, что их встреча предопределена судьбой.
– Шарлотта долго не ложилась. Я должна была убедиться, что она не услышит, как я ухожу.
Вновь повернувшись к чайному подносу, Эвертон только кивнул.
– Чаю? – взяв чайник и подняв крышку, чтобы заглянуть внутрь, спросил он. Выражение его лица стало невеселым. – Но по зрелом размышлении, кларет, пожалуй, будет предпочтительнее, – он налил кларета из хрустального графина, стоящего рядом с чайным подносом, и, протянув бокал Августе, сказал: – Вы, наверное, недоумеваете, почему я вызвал вас так срочно.
– Вы прислали мне очень таинственное послание.
– Я подумал, что вас, может быть, заинтересует разговор, состоявшийся вчера между мной и ещё одним человеком.
– В самом деле? – сделав небольшой глоток кларета, спросила она. Сладкое и очень мягкое вино согрело её изнутри.
– Да, в самом деле. Возможно, вы его знаете – лорд Ноа Иденхолл.
Августа мгновенно нахмурилась, словно вино у неё во рту неожиданно скисло. Каким-то образом она догадалась, что ей не понравится то, что собирается сказать граф.
– Он подошёл ко мне, чтобы показать кое-что. А на самом деле – спросить моего мнения. Насчёт клочка бумаги, который, по его словам, он нашёл в «Уайтс». В «Уайтс», подумать только! – на мгновение Эвертон замолчал в ожидании реакции Августы. Она же скрыла её, сделав очередной глоток кларета. – Августа! Вы были в «Уайтс»?
Неторопливо поставив бокал на стол, она посмотрела на Эвертона.
– Я не смогла придумать иного способа подойти к лорду Белгрейсу. Все наши попытки поговорить с ним в парке ни к чему не привели. Время уходит. И я определённо не могу постучаться в его парадную дверь. Особенно сейчас, когда взгляды всего света прикованы ко мне.
– Ну, ваш визит в клуб также оказался неудачным, потому что, очевидно, ваши записи оказались у лорда Иденхолла. Я даже не буду спрашивать, как вам удалось попасть туда.
Августа хмурилась всё сильнее.
– Я заберу у него бумаги.
– И как вы предполагаете сделать это? – граф сердито посмотрел на неё.
Августа вернула ему раздражённый взгляд.
– Ещё не знаю. Попробую что-нибудь придумать…
– До того, как он поймёт, что в том листке?
Августа побледнела.
– Как он сможет понять? Для записей я использую свой собственный код. Кроме меня, его никто не знает. Даже вы.
– Если бы речь шла о Ярлетте или Мандруме, не было бы причин для беспокойства. Но я не стал бы недооценивать такого человека, как Иденхолл. Он умён и проницателен, как и его брат. Дайте ему достаточно времени, и он разберётся, что к чему, – Эвертон замолчал, но через секунду продолжил: – Однако сейчас нам ничего не угрожает. Первое, что он подумал, совершенно противоположно тому, что есть на самом деле.
– Что вы имеете в виду?
Граф захихикал.
– Помилуй Бог, даже не знаю, как вам это сказать. Видимо, нужно просто произнести вслух. Моя дорогая Августа, боюсь, Иденхолл заподозрил, что вы ведьма.
– Ведьма?
– Да, моя дорогая, в полном смысле этого слова. Ну, вы знаете, дымящиеся котлы, мётлы и остроконечные шляпы. По крайней мере, такая мысль пришла ему в голову, хотя разумная часть его пытается эту идею отвергнуть. И теперь, будь я на вашем месте, я бы сделал всё, что в моих силах, чтобы утвердить его в этом мнении и не дать узнать, чем вы на самом деле занимаетесь. Вы могли бы даже подумать над тем, чтобы прикрепить бородавку на кончик носа. Иначе всё, над чем вы работали все эти месяцы, будет потеряно. Даже если он не сможет сам понять ваши закодированные записи, подумайте – всё, что ему нужно сделать, это отнести их Белгрейсу…
– И какой от этого будет вред? Мы же хотели, чтобы он их увидел. Лорд Ноа окажет нам услугу, показав их Белгрейсу.
– Вы так ничего и не усвоили из того, чему я вас учил? – взорвался Эвертон. – Наше дело требует очень осторожного подхода! Что, если Белгрейс отнесёт их прямо в Общество? Они выслушают его, верно, но ваше открытие станет ещё одной записью в исторических книгах, и честь этого открытия будет принадлежать одному из них! Вы этого хотите?
Августа нахмурилась.
– Разумеется, нет. Но почему вы так уверены, что Общество припишет моё открытие себе?
– Потому что знаю их всех слишком хорошо. Должен ли я напоминать, что когда-то был одним из них? Юная леди, когда я говорю, что для них нет ничего важнее их проклятого мужского честолюбия, вы должны верить мне. Ничего! На протяжении почти двух столетий им удавалось не допускать женщин к работе Общества. Женщин, которые могли внести существенный вклад в науку. И всё ради сохранения их женоненавистнической гордости! Но вы стоите на пороге открытия того, от чего они не смогут отмахнуться. Вы можете стать первой женщиной, чья судьба в астрономии будет другой; можете потребовать признания! Но только если они не узнают об этом заранее и им не хватит времени остановить вас. Хорошенько запомните мои слова, Августа. Не доверяйте никому.
Закончив свою эмоциональную речь, лорд Эвертон отвернулся и, подойдя к противоположному окну, угрюмо уставился на улицу.
Августа осталась стоять на прежнем месте, ругая себя за то, что вообще осмелилась задаться вопросом о верности суждений лорда Эвертона. Как она могла так в нём усомниться? В нём, подумать только! Граф взял её под своё крыло, когда она была никем, совершеннейшим новичком, когда она едва ли что-то знала о звёздах и полночном небе. Несмотря на её пол, он учил, поощрял её. Немногие мужчины, занимающие такое же положение в обществе, стали бы это делать. Большинство считало женщин абсолютно пустоголовыми и примитивными созданиями, неспособными занять хоть сколько-нибудь важное место в научном кругу. Граф показал ей путь, аккуратно направлял её, пока она не оказалась на самом-самом краю своего открытия.
И это было её открытие. Этот крошечный, доселе никому не известный огонёк в ночном небе, никем до неё не замеченное движение. Судя по положению, наблюдаемый ею объект был намного, намного важнее любой звезды. Годами она с любопытством всматривалась в него, месяцами наблюдала за ним, измеряла, фактически, каждую ночь тщательно записывала его движение. Это было её собственное маленькое полночное сокровище. Она трижды проверила все свои расчёты прежде, чем окончательно убедилась в их правильности. И только тогда пошла к своему другу, наставнику, благороднейшему из людей лорду Эвертону.
Его наблюдения подтвердили правоту Августы – там, в небе было действительно нечто необычное. Но рассказывать об этом уважаемому и закрытому Королевскому обществу следовало с осторожностью. Особенно учитывая, что открытие было сделано неизвестным, любителем, женщиной. Когда-то лорд Эвертон входит в Королевское общество, потому мог помочь ей пройти через определённые формальности, но лишь покровительство действительного члена Общества обеспечило бы ей признание.
Хорошенько подумав, Эвертон предложил Августе обратиться к его другу графу Белгрейсу, которого он полагал человеком честным, неспособным отвернуться от неё только из-за того, что она женщина. И они были так близки к этой последней части своего плана, пока она всё не испортила, потеряв самое главное подтверждение своего открытия.
Граф Эвертон был прав. Она должна забрать свои записи у лорда Ноа, невзирая на цену.
Невзирая на риск.
Невзирая на последствия.
* * *
Сняв перчатки, Ноа положил их и свою касторовую шляпу на столик в прихожей. Он только что вернулся с прогулки в компании Элеанор, Кристиана и Сары. Они навещали тётю Эмилию, якобы чтобы насладиться пирожными и чаем, но на самом деле Ноа надеялся, что от природы весёлый нрав его тётки смягчит скорбь в глазах Сары, которая, казалось, поселилась там навсегда.
И через три часа, когда было съедено неисчислимое количество пирожных, выпито несколько чайников цветочного чая с лимоном, он должен был признать, что настроение Сары улучшилось. Эмилия развлекала гостей забавными рассказами о своих наиболее памятных карточных победах – даже невозмутимый Финч не смог сдержать улыбки, услышав некоторые из них – а затем даже раскрыла одну свою тайную тактику, взяв с них, разумеется, священную клятву держать всё в секрете.
К тому моменту, когда пришло время уходить, Сара вновь стала похожа на саму себя прежнюю. На ту Сару, которую Ноа знал и с которой вырос. Это давало ему надежду, что вскоре она излечится от своей скорби и станет жить дальше, устраивая собственную судьбу.
На приставном столике, на подносе Ноа ждала стопка писем и несколько визитных карточек знакомых. По дороге в кабинет он начал их просматривать, мысленно сортируя в зависимости от важности. Там было письмо от его солиситора [79]79
Солиситор – в Великобритании категория адвокатов, специализирующихся на самостоятельном ведении дел в магистратских судах графств и городов-графств и на подготовке материалов для барристеров – адвокатов более высокого ранга.
[Закрыть], который сообщал, что остававшиеся долги Тони выплачены ещё на прошлой неделе и что Саре больше не о чем беспокоиться. Другое письмо пришло от управляющего поместья Иден-Корт, что в Йорке [80]80
Йорк – столица графства Йоркшир, основан в 71 г. н. э. римлянами, назывался тогда Эборакум. Город с настолько богатой историей, что в одном примечании ее не написать. Можно отметить только основные вехи: после римского владения в VII в. Йорк стал столицей королевства Нортумбрия. В IX в. подвергся разорительному нашествию викингов и стал центром их недолговечного государства. После завоевания Вильгельмом Незаконнорожденным страны в 1066 г. восстал, но вскоре вынужден был сдаться.
[Закрыть], фамильного владения, зеленеющие земли которого видели множество разных исторических событий, здесь два века назад сходились в битве роялисты и пуритане [81]81
Роялисты и пуритане – во время гражданской войны (ее еще называют буржуазная революция) в Англии в 1640–1642 гг. общество разделилось на роялистов, сторонников Карла I (кавалеров), и пуритан, сторонников Парламента и Кромвеля (круглоголовых). Как известно, Карл был казнен в 1649 г., страна провозглашена республикой. В 1653 г. Кромвель объявляет себя лордом-протектором и становится практически единоличным правителем. После его смерти в 1658 г. начинаются разговоры о реставрации монархии, и в 1660 г. парламент приглашает на престол Карла II, сына казненного Карла I.
[Закрыть], и эти земли были завещаны Ноа отцом.
Положив эти два наиболее важных письма на свой письменный стол, он только было собрался отложить остальные в сторону до того времени, когда сможет ими заняться, как одно письмо из пачки привлекло его внимание. Скорее, он заметил не сам конверт, а надпись на нём, именно она заставила его вновь взглянуть на послание – почерк казался и не мужским, и не женским, каким-то неестественным, словно отправитель с особой тщательностью выводил каждую букву. Взяв письмо, Ноа заметил, что с обратной стороны оно скреплено простой сургучной печатью. Он быстро вскрыл конверт и прочёл вложенную в него записку:
