Текст книги "Белая магия"

Автор книги: Жаклин Рединг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

Бросив ридикюль на кровать, она скинула туфельки. Потом с трудом, но всё-таки сама, расстегнула пуговицы платья, ослабив его достаточно для того, чтобы стянуть через бёдра. Она позволила распутному одеянию соскользнуть на пол, после чего подняла его и быстро отправила в изгнание в дальний угол комнаты.

Оставшись в сорочке и чулках, она пересекла комнату и, подойдя к окну, отдёрнула штору и широко распахнула окно. Августа, обхватив себя руками, глубоко вдохнула холодный ночной воздух и уставилась на звёзды, мерцающие высоко над огнями города. Она подумала о том, как часто стояла перед этим самым окном, глядя на эти же самые звёзды. Прикусив нижнюю губу, она задумалась, как же так случилось, что она стала такой, как сейчас.

Сегодня она осознанно соблазняла мужчину, который был обещан другой, и была близка к тому – причём охотно, – чтобы разрушить свою репутацию. Что с ней случилось? Не далее как месяц назад Августа была довольна своей жизнью, своей работой, своим будущим. Она никогда не тратила время на такие легкомысленные вещи, как платья и ленты для волос, на самом деле ей была противна даже сама мысль об этом. Она отправилась на тот самый первый бал с Шарлоттой, ведомая одной-единственной целью – своей работой… пока в саду, залитом лунным светом, не обернулась, чтобы увидеть стоящего перед нею лорда Ноа Иденхолла.

С тех пор всё в её жизни изменилось.

Всё, что случилось за последние несколько недель, должно быть приписано лишь одному человеку. Принимая на себя ответственность за то, что произошло сегодня вечером в кабинете герцога, она не могла не осуждать Ноа за то, что он с таким желанием принимал в этом участие, зная, как и она теперь, что он помолвлен с мисс Прескотт, что он уже был помолвлен с нею даже тогда, когда натолкнулся на неё в саду, когда преследовал её в Гайд-парке, когда танцевал с ней в «Олмаксе». Он был опасен, был подлецом в полном смысле этого слова, и она жалела мисс Прескотт, которая стала жертвой его красоты и утончённых манер, одновременно благодаря звёзды над головой за то, что ей так вовремя удалось избежать возможности быть обманутой.

Августа не намеревалась ни в коей мере предоставлять лорду Ноа ещё одну такую возможность. Она раз и навсегда вычеркнет его из своей жизни, а если им и доведётся встретиться в обществе, то она сделает вид, что не знакома с ним. Леди Августа Элизабет Брайрли вернётся к тому единственному, что, как ей доподлинно известно, никогда не предаст её, к тому, что было её и только её. К своей работе. Это всё, что имело значение, а завершение её дела – единственное, на чём она должна сейчас сосредоточиться. В соответствии с этим, ей необходимо найти способ подобраться к графу Белгрейсу.

И она точно знает, как достичь успеха.

Экипаж замедлил ход перед двойными дверьми здания, располагавшегося по адресу: Сент-Джеймс-стрит, номер 37–38, – в точности, как она и велела вознице. Августа слегка отодвинула занавеску на окне, вглядываясь в ночь и освещённую фонарями улицу.

Итак, это и есть знаменитый мужской клуб «Уайтс». «Довольно-обычное-на-вид здание», – подумала она, по стилю похожее на другие, находившиеся по обе стороны от него, но отличающееся от них своим знаменитым эркером, который Браммель прославил несколько лет назад. Свет горящих свечей пробивался из-за драпировок, на которых вырисовывались сменяющиеся силуэты находящихся внутри людей. Августа наблюдала, как из остановившегося экипажа вышли двое джентльменов и направились к парадному входу. Прежде чем они успели войти, дверь открылась, являя швейцара, обязанностью которого, без сомнения, было определять, действительно ли желающий войти – член клуба, а не простой прохожий, не имеющий к клубу никакого отношения.

К примеру, как она.

Идея существования этого заведения, которое обслуживало только клиентов мужского пола, совсем не беспокоила Августу – в отличие от Шарлотты, которая, казалось, беспрестанно горевала по поводу наличия клубов на Сент-Джеймс и их роли в «лишении „Олмакса“ всех хороших мужчин». Теперь, когда она начала сопровождать Шарлотту в свете, Августа совершенно ясно поняла, почему некоторые джентльмены ищут спасения от него. Каждый раз, когда ей приходилось терпеть вечера в обществе Шарлотты и её знакомых, Августа обнаруживала, что со всё нарастающим нетерпением ожидает конца сезона и своей договоренности с Шарлоттой, договоренности, заключая которую, как теперь становилось понятно, она совершенно неверно оценивала последствия.

Августа изучила фасад клуба, выискивая возможность того, как пробраться внутрь. Несомненно, в таком заведении должны подаваться еда и напитки, а если так, то должна иметься и кухня, скорее всего расположенная где-то в задней части здания. Для клуба вечер, без сомнения, был самым напряжённым временем. И вследствие этого на кухне должно быть очень суетливо. Официанты и швейцары, кухонные мальчишки, лакеи – все сбиваются с ног, заботясь о желаниях постоянных клиентов. Возможно, посреди такой сумятицы она сможет проскользнуть через кухонную дверь никем не замеченной…

Августа постучала по полуоткрытому окну, окликая возницу, расположившегося на высоком сиденье снаружи:

– Дэвисон.

Экипаж накренился и качнулся. Секундой позже в окне появилось дородное, круглое лицо, отличающееся поразительным сходством с изображением довольно сумасбродного короля, которое украшало книгу с её любимыми в детстве рассказами. Единственное различие состояло в том, что, непонятно, от холода или от небольшой бутылки спиртного, которую, как ей было известно, он втайне держал в ящике под своим сиденьем, нос Дэвисона был примечательно более красным.

– Миледи?

–. Будь любезен, правь к конному двору позади этого ряда домов.

Рот Дэвисона неодобрительно скривился.

– Ох, миледи, не думаю, что вам надобно это делать. Леди Трекасл, как пить дать, уволит меня, коли узнает, что я привёз в’с вот так, ночью, да ещё попустил толочься по этим тёмным закоулкам.

– Чепуха, Дэвисон. Всё будет замечательно. Ведение дома – это не дело леди Трекасл. Это моя обязанность, и я бы никогда не стала увольнять тебя за то, что ты выполняешь мои собственные приказы. Как видишь, здесь нечего бояться. Я держу ситуацию в руках.

Ну, не совсем. Добавила про себя Августа, но Дэвисону знать об этом не обязательно.

Кучер поднял густые брови и тяжело вздохнул, выражая своё неодобрение, прежде чем отвернуться от окна. Ещё один крен и покачивание, и вот он сидит на своём месте и, тихо прищёлкнув языком, командует лошадям: «Пошёл!».

Августа наблюдала за их движением через открытое окно. Добраться до конного двора можно было лишь по узкому переулку, утопающему во тьме и насквозь пропитанному тяжёлыми запахами затхлости, отбросов и навоза. Пока они ехали, Августа в свете луны считала дымовые трубы. Надеясь, что не ошиблась, она постучала по потолку, когда они достигли того, что она искала. Экипаж накренился, качнулся и снова около её дверцы появился Дэвисон. Какое-то мгновенье ей казалось, что он может попытаться не дать ей выйти, поскольку он не открыл дверь тотчас же, как она того ожидала. Но, в конце концов, он сделал шаг назад, распахнув дверцу, и опустил для неё ступеньки, не пытаясь больше переубедить.

– Миледи, это крайне опасно – вы здесь одна, да к тому ж ночью. Будьте покойны, я смогу отнести ваше сообщение швейцару и попрошу его проследить, чтобы оно было передано джентльмену, которого вы ищете.

– Благодарю, Дэвисон, но я должна передать это сообщение лично, – Августа улыбнулась и похлопала его по руке. – Здесь не о чем волноваться. Меня не будет четверть часа или чуть больше. Как только окажусь внутри, я сразу же найду человека, ради которого приехала сюда, и уйду раньше, чем кто-либо об этом узнает. Ты просто подожди здесь моего возвращения. Всё будет хорошо. Вот увидишь.

Она ободряюще улыбнулась кучеру и, накинув на голову капюшон, зашагала по изрытой колеями дороге к воротам, находящимся в задней части дома. Не увидев никого в небольшом, погружённом в тень дворике, она без проблем проскользнула внутрь. Но едва начала двигаться к конюшням, как услышала приближающиеся голоса. Она замешкалась в поисках места, где могла бы спрятаться. И устремилась в своего рода складской чулан, находившийся рядом со стойлом. Это было единственное убежище, которое она увидела. Прижавшись спиной к двери, она вслушивалась в приближающиеся голоса, молясь, чтобы им не пришло в голову войти сюда. В лунном свете, проникающем сквозь маленькое, затянутое паутиной окно, она увидела кое-какую одежду – заляпанные бриджи и пальто, висевшие на крюке, вбитом в стену.

Незамедлительно ей в голову пришла одна мысль. Естественно, женщину, пытающуюся проникнуть в мужское заведение, гарантированно заметят, а что если женщина будет одета, как мальчик?

В считанные минуты Августа сняла своё платье и натянула бриджи, которые были ей чуть великоваты в талии, но с её сорочкой, засунутой за пояс, они великолепно подошли. Её собственные белые чулки и чёрные туфельки оказались вполне подходящей обувью. Но что делать с волосами? Она быстро вынула все шпильки, проведя пальцами по всей длине волос, а потом связала пряди у основания шеи кожаной ленточкой, висевшей на стоящих неподалеку вилах. После чего засунула собранные в хвост волосы под высокий воротник пальто, довольно элегантно выглядевшей на вид вещи, которая предназначалась для ливрейного лакея или грума.

Выскользнув из чулана, Августа не спеша направилась к дому. На кухне действительно царила суматоха, и никто не обратил на неё ни капельки внимания, когда она пересекла кухню и вышла в центральный коридор. В комнатах по обеим сторонам коридора стояла тишина, но когда Августа подошла к основанию лестницы, то услышала, как сверху кто-то начал спускаться. Она нырнула под лестницу. Здесь, в свете от настенного канделябра, прямо над своей головой она увидела множество крючков, торчащих из стены, и пальто, висящие на большинстве из них. Над каждым крючком висела табличка с выгравированным на ней именем члена клуба. Она осмотрела таблички, пока не нашла ту, на которой было написано «Тобиас Миллфорд, граф Белгрейс».

На крючке висело тёмное пальто и шляпа. Он был здесь.

– Скажи этому лодырю Уилли принести лорду Давенпорту ужин, пока я его не высек, – произнёс голос не далее как на расстоянии фута от лестницы. – Я должен отнести пальто лорду Кентвеллу.

О, Боже! У Августы была лишь секунда, чтобы скользнуть за ближайшее свисающее пальто, быстро привести в порядок шерстяные складки, чтобы скрыть себя, и молиться, чтобы имя на табличке над её головой не читалось как «Кентвелл».

К счастью, оно им не было, но им оказалось ближайшее к ней, и Августа обнаружила, что задержала дыхание, вслушиваясь в шаркающие звуки шагов официанта на противоположной стороне, когда он брал вещи лорда Кентвелла. Она сдерживала дыхание ещё несколько мгновений, пока не убедилась, что он ушёл.

Августа выбралась из-под пальто и торопливо направилась к ступеням, быстро поднимаясь по ним на второй этаж. Едва она достигла верхней ступеньки, как заметила двух джентльменов, выходящих из ближайшей комнаты. Она быстро отвернулась к стене, делая вид, что поправляет свечи, горящие в висевшем в этом месте канделябре. Мужчины оказались позади неё, шагая, разговаривая, почти пройдя мимо. Они не заметили её. Августа бросилась в противоположном направлении и…

– Эй, парень.

Она замерла. Не обернулась. На самом деле, она даже не осмеливалась дышать.

– Лорд Уолфтон оставил свои перчатки в карточной комнате. Иди принеси их… тебя дожидается шиллинг, если ты поторопишься.

Августа бросила взгляд на дверь, через которую мужчины только что прошли. С противоположной стороны доносилось приглушенное бормотание мужских голосов. Она задумалась, что предпочесть: можно сбежать и молиться о том, чтобы выбраться из дома раньше, чем кто-либо успеет её поймать, но тогда вся авантюра окажется напрасной. Или можно принести лорду Уолфтону перчатки и заодно посмотреть, нет ли лорда Белгрейса среди тех, кто находиться в карточной комнате.

– Парень, ты слышал? Принеси нам перчатки лорда Уолфтона!

Августа понизила голос, невнятно пробормотав: «Да, милорд», – и затем, прижав подбородок к груди, направилась ко входу в карточную комнату.

Глава 18

Кристиан Уиклифф, маркиз Найтон и будущий герцог Уэстовер откинул голову назад, насколько ему это позволял его по-модному высоко завязанный шейный платок, и громко рассмеялся.

– Вам следовало бы стать моим партнёром, Девонбрук, а не своего расточительного брата. Это уже третий роббер [65]65
  В карточных играх (в вист, винт, бридж) – круг игры, состоящий из трех отдельных партий.


[Закрыть], который он проигрывает для вас. Уверены, что хотите проиграть и в четвёртый раз? Не сомневаюсь, что мы с Толли сможем найти новый и более затейливый способ потратить состояние Девонбруков.

Бартоломью «Толли» Арчер, виконт Шелдрейк, усмехнувшись в знак согласия, сделал глоток портвейна. Красивый, следящий за модой, в дни своей молодости Толли был известен в светском обществе как немного эксцентричный человек, всегда говорящий то, что приходит ему в голову, и чаще всего его высказывания звучали на грани дозволенного. Хотя последние несколько месяцев он провёл вдали от Англии – в вихре медового месяца. Вернувшись из Парижа со своей молодой женой, Толли, казалось, приобрёл едва уловимую зрелость, отчего казался спокойнее и представительнее. Брак с его Элизой определённо пошёл ему на пользу.

Сидящий через стол брат Ноа, Роберт, не присоединился к их добродушному подшучиванию. Вместо этого, он пристально наблюдал за Ноа, замечая то, что другие не видели – невезение Ноа в карты было бульшим, чем простым стечением обстоятельств. Он редко проигрывал в карты и никогда так сильно, тётя Амелия прекрасно обучила их этому делу. И дело было не только в картах, в последнее время Ноа вообще вёл себя странно, особенно когда просто исчез безо всяких объяснений во время приёма в Девонбрук-Хаусе. Хотя Ноа отказался рассказывать что-нибудь, когда его чуть позже спросили об этом, Роберт не мог отделаться от подозрения, что всё это было как-то связано с леди Августой Брайрли.

– Возможно, на этот вечер нам следует закончить игру, – сказал Роберт. – Внимание моего брата, кажется, сегодня слегка рассеяно.

Намеренно не замечая пристальный взгляд Роберта, Ноа нахмурился и снял очередную карту.

– Нет, давайте, по крайней мере, закончим эту партию. Уверен, рано или поздно удача вернётся ко мне.

За столом воцарилось молчание, поскольку все четверо начали изучать свои карты. Роберт ещё мгновение смотрел на Ноа, потом покачал головой и сосредоточился на собственных картах. «Мой брат – упрямый дурак», – подумал старший Девонбрук. С началом игры возобновился и разговор.

– Вчера у Сары был визитёр, – сказал Кристиан. – Молокосос по имени Тидни.

– Славный парень Тидни, – заметил Толли. – Наследник барона из Уэльса, как я полагаю. Кажется, всегда хорошо преподносит себя. И просто восхитительно натирает свои сапоги.

Ноа поверх карт посмотрел на Кристиана:

– Она приняла его?

– Нет, – он пожал плечами. – Даже Элеанор не смогла убедить её сделать это. Сказала, что не в настроении принимать кого-либо. И уж тем более она не может принимать мужчин, которые не являются друзьями семьи, в то время как она всё ещё носит траур по Тони.

Ноа нахмурился.

– Сара больше не может прятаться от общества, как делала до сих пор. Это плохо для неё.

– Мне показалось, что она не слишком хорошо выглядела вчера на нашем музыкальном вечере, – сказал Роберт. – Даже Катриона высказалась по этому поводу. На самом деле, она даже думает, что Сара выглядит намного хуже, чем тогда, когда мы приехали в город. Она стала совсем бледной, а в глазах такая пустота.

– Элеанор говорит, служанки докладывают, что Сара ещё и не ест ничего, – сказал Кристиан. – Не спит. Они говорят, что слышат, как она каждую ночь ходит по своей спальне и то и дело плачет. Всякий раз, как Элеанор пытается утешить её, Сара твердит только одно – ей больше не для чего жить, у неё не осталось никакой надежды на будущее. Все эти годы она заполняла свои дни управлением Кили-кроссом и заботой о том, чтобы Тони был в состоянии оплачивать свои кредиты. Теперь всё это для неё потеряно.

И всё из-за неожиданного приезда с континента их дальнего родственника, человека, о существовании которого они знали, но никогда не видели. Едва ступив на английскую землю, он сразу же заявил о своих правах на титул, а вместе с ним и на поместье Кили-кросс. Его адвокат отправил Саре письмо, в котором просто поблагодарил её за то, что она так хорошо присматривала за поместьем, и сообщил, что ей выделено небольшое ежеквартальное содержание в том размере, которое позволяет поместье. И хотя она не раскрыла суммы, Ноа не сомневался, что та не больно-то велика. Даже несмотря на то, что он взял на себя все неуплаченные долги Тони, а городской дом Кили был всё ещё не продан, фактически, Сара зависела от милости других. Её судьба была подобна судьбам многих других молодых женщин.

– Ей нечем себя занять, – сказал Толли, – Ни мужа. Ни детей, за которыми надо присматривать. Хорошо бы ей выйти замуж. Брак творит чудеса с настроением женщины.

За столом воцарилось молчание. Когда Ноа оторвался от своих карт, то увидел, что все остальные смотрят на него, при этом прочесть их мысли не составляло особого труда. Они ожидали, что он женится на Саре и с произнесёнными обетами исцелит её от скорби. Даже он сам задумывался о такой возможности. И действительно, когда на этой неделе он навещал Сару, именно эта мысль занимала его ум.

Ноа постарался сосредоточиться на картах, но непрошеные мысли никак не уходили. Да, брак с нею мог бы стать великолепным решением. Это избавило бы Сару от всех трудностей – как финансовых, так и любых других, и таким образом он бы выполнил свой долг перед Тони, сдержал бы своё обещание всегда заботиться о его сестре. Но когда он брал Сару за руку, прикасался к ней в поцелуе и пытался думать о ней, как мужчина должен думать о своей жене, то не чувствовал ничего, кроме привязанности и братской заботы, которую всегда испытывал к ней. Он просто не мог выбросить из памяти картину, когда ей было семь лет и она пила чай со своими куклами на южной террасе Кили-кросс. Она всегда взирала на него, как на кого-то героя. Но теперь, когда она смотрела на него, в ней появилось нечто отличное. Её лицо, её глаза по-прежнему всегда были полны тем же самым обожанием, но помимо того, чем-то ещё… неприкрытой и очевидной надеждой.

Какой же странной стала его жизнь. Не далее как два года назад мысль о браке без любви, без страсти не пришла бы ему в голову. Он сам упрекал собственного брата, Роберта, когда тот сговорился о браке с женщиной, к которой, как он сам открыто признавался, не испытывает любви. Слава Богу, тот брак так и не состоялся, и когда Роберт встретил свою любовь в лице Катрионы, это только укрепило Ноа в намерении никогда не жениться без такого же чувства. Вскоре после этого Ноа впервые встретил леди Джулию Грей и поверил, что его холостяцкие дни счастливо закончены.

Джулия была всем, что он мечтал видеть в своей жене – возлюбленную и мать своих детей. Блондинка, обладающая классической красотой. С того момента, как она обратила на него взгляд своих голубых кукольных глаз, его начало снедать желание добиться её, единственной его целью прошлого сезона стало сделать Джулию своей женой. Но почти в самый последний момент Ноа обнаружил ужасную правду о Джулии, правду, которая в конечном итоге привела его одним ранним летним утром на дуэльное поле. Все его надежды на будущее, его и его детей, сгорели в чёрных клубах порохового дыма, последоваших вслед за выстрелом из пистолета.

Так почему бы не связать себя узами брака с Сарой? Он узнал отношения, полные страсти, но нашёл только отчаяние. Почему бы не попробовать вместо этого отношения дружеские? Он определённо знал Сару много лучше, чем всех остальных женщин, он знал её мягкость, врождённую доброту. С Сарой ему никогда не нужно будет сомневаться в её вере, никогда не нужно будет бояться того, что произошло с Джулией. Но сможет ли он действительно провести остаток жизни с женщиной, к которой не испытывает физического влечения? Просто мысль о том, чтобы делить с Сарой постель, казалась ему кощунственной. И представив себе эту картину, он осознал, что не важно, как он посмотрит на это, неважно, как это сможет ужиться с его нарушенными принципами, он никогда, по сути, не сможет довести дело до конца, сделав этот брак действительным. Он отказывается обрекать Сару на такое будущее, она заслуживает гораздо большего. Сара заслуживает счастья. Она заслуживает поклонения, обожания, нежной любви. Она заслуживает большего, чем он в состоянии ей предложить. У неё будет это «большее» – любовь, более нежная, более чудесная, чем та, которую, как ей кажется, она испытывает к нему. Ноа был решительно настроен проследить, чтобы так оно и произошло.

Но этого не случится, если она продолжит прятаться.

– Что ж, заканчиваем сет, – неожиданно сказал Роберт, отрывая Ноа от его мыслей и возвращая к картам. – И я полагаю, что мой брат не откажется от бренди. Конечно, если я всё ещё могу себе это позволить. Посмотрим, удастся ли найти дворецкого… или, возможно, вон тот мальчик сумеет помочь.

Ноа бросил мимолетный взгляд на фигуру, которая пробиралась в тени у дальней стены комнаты. Наблюдая за движениями мальчика, он готов был поклясться, что заметил проблеск чего-то… чего-то знакомого… прядь полуночно чёрных волос на бледной, как лунный свет, коже, очень похожей на…

Милостивый Боже, неужто он потерял разум?

Роберт начал было подниматься в своём кресле:

– Если вы извините меня, джентльмены.

– Нет, – сказал Ноа, взмахом руки останавливая его. – Я сам схожу.

Проигнорировав любопытный взгляд Роберта, он поднялся и направился через комнату. В углу Ноа заметил лорда Белгрейса за портвейном, разговаривающего с приятелем. Ноа старался опровергнуть то, что уже заподозрил – это Августа выследила графа здесь, в «Уайтсе». В «Уайтсе», подумать только! Он старался убедить себя, что ошибается, но тем не менее, продолжал идти к мальчику. Куртка тому была велика, бриджи – мешковаты, да, но он, конечно же, понял, если бы эта одежда скрывала женские формы, разве не так?

К тому моменту, когда Ноа дошёл до паренька, он почти убедил себя, что это не может быть она.

Но тут увидел изящные, округлые изгибы и маленькие стопы в туфлях.

Милостивый Боже! Августа нашла способ пробраться в «Уайтс», настоящее убежище мужского населения Лондона, одно из мест, в которых присутствие женщин было категорически запрещено. Неужели её наглость не имеет границ?

Ноа остановился прямо позади неё. Такой знакомый запах, пряно-цветочный, наконец-то достиг его, наконец-то убедил, что это была именно Августа. Он старался не замечать, как чертовски привлекательно она выглядит в паре бриджей, когда проговорил:

– Немного бренди для меня и моих друзей, мальчик, и поторопись с этим!

Он видел, как она вздрогнула, потом мгновенно замерла, очевидно, стараясь решить, что ей сейчас делать. Ноа намеренно понизил свой голос, чтобы она не поняла, что это он стоит позади неё. Не поворачиваясь, она кивнула головой и постаралась отойти к дальней стороне стола.

Ноа последовал за ней, останавливая её на полпути:

– И немного хлеба и сыра.

Она ответила ещё одним кивком и, опустив голову, постаралась пройти другим путём. Он вновь встал перед ней, добавив:

– И одно золотое яблоко.

Она оказалась загнана в угол. Он знал это. Она знала это. И поняла, кто стоит позади неё. Место, в котором они находились, позволяло Августе оставаться в тени, защищённой его фигурой от глаз остальных посетителей клуба. Она медленно подняла подбородок. У неё не было особого выбора, и поэтому она просто смотрела на него.

– Вы закончили? – прошептала она, заглядывая ему за спину. На ней не было очков, и он видел, как она, прищурившись, всмотрелась в темноту, изучая гостей клуба, сидящих за его спиной. Ноа подождал, пока не убедился, что она заметила Белгрейса, выражение её лица убедило его, что именно в поисках графа она и явилась сюда.

– Не каждый день встретишь леди, одетую мальчиком, в клубе, который предназначен исключительно для мужчин. Уверен, вы не можете винить джентльмена за желание немного повеселиться.

Она нахмурилась.

– Я бы и не стала, если бы здесь присутствовал джентльмен.

Ноа улыбнулся её язвительной остроте.

– Вы ранили меня. И это, когда я вёл себя с вами, как самый что ни на есть благородный джентльмен.

– Ах, да, Благородный лорд Ноа, с того самого момента, как вы натолкнулись на меня на террасе на балу у Ламли. Как я припоминаю, в тот вечер вы вели себя, как истинный джентльмен.

– Я возместил вам потерю шляпки.

– Конечно, после того как вы же и уничтожили её.

– А вашей лошади понравилось яблоко?

– Нет. Оно оказалось червивым.

Улыбка Ноа стала шире. Ни одна другая леди из общества не смогла бы стоять перед ним, одетая в мальчишеские бриджи и пальто, в центре эксклюзивного мужского клуба «Уайтс» и критиковать подарок, который он сделал её лошади. Ни одна леди, кроме Августы.

– Скажите, миледи, вы хотя бы представляете, как глупо было…

– Он здесь!

Когда позади Ноа раздался резкий голос, Августа отступила глубже в тень.

– Какого дьявола, ты делаешь, парень? Я велел тебе принести перчатки лорда Уолфтона! Я намереваюсь позвать сюда Рэггетта и бросить тебя к…

– Не думаю, что в этом есть необходимость, – холодно произнёс Ноа, перебивая помешавшего их разговору. Повернувшись, он заслонил Августу от двух фигур, подошедших к ним.

Мужчины были знакомы Ноа. Первый, лорд Арчибальд Уолфтон, при виде его мгновенно побледнел. Второй, сэр Спенсер Этертон, ответил ему взглядом, исполненным чистой и неприкрытой ненависти.

– Иденхолл, – инстинктивно он дотронулся до рваного шрама на своей левой щеке, заканчивающегося там, где когда-то была мочка его уха.

Ноа сохранял на лице безразличное выражение, молчаливо взирая на мужчину, который чуть было не убил его год назад. Сэр Спенсер когда-то был любимцем общества, близким другом Браммеля, мужчиной, который, казалось, вызывал к себе ещё бульшую любовь общества с каждым нарушенным им священным правилом. Светлые волосы песочного цвета обрамляли безупречное лицо, выглядевшее так, словно оно было вырезано из прекрасного мрамора. Ленивый взгляд голубых глаз, знавших, как соблазнить даже самую неприступную горничную. Рот, который, казалось, всегда был изогнут во властной улыбке. Его называли Адонисом, сэром Спенсером Совершенство, и его внешность позволила ему занять то место в обществе, которое должно было бы быть для него недоступным из-за отсутствия состояния.

Прошло почти девять месяцев с тех пор, как Ноа видел его в последний раз – на расстоянии двадцати шагов на туманном поле в предместье Лондона. Выстрел, сделанный Этертоном, не попал в цель, пуля пролетела мимо и врезалась в толстый ствол дуба, стоявший примерно в ярде [66]66
  1 ярд = 0,91 м.


[Закрыть]позади Ноа. Сам Ноа ещё не выстрелил, только готовился разрядить свой пистолет в землю, посчитав дело улаженным, когда Этертон нанёс ему удар более глубокий, чем если бы застрелил его.

«Она носит моего ребёнка», – с издевкой проговорил он, и Ноа замер от его слов.

Не раздумывая, Ноа снова поднял руку, его пистолет оказался нацелен прямо в грудь противнику. Роберт, его секундант, призывал Ноа остановиться. Но вид пистолета, нацеленного прямо в грудь Этертону, не испугал последнего. Только подстегнул его.

«Неужели вы думали, что она хочет видеть в своей постели вас, когда у неё уже есть я? Она читала мне ваши письма, эту глупую чепуху, и смеялась над тем, как обольстила вас. Она никогда не хотела вас. Всё дело в деньгах, знаменитом состоянии Девонбруков…»

Дрожа от гнева, палец Ноа непроизвольно нажал на спусковой курок, пуля скользнула по щеке Этертона, отрезав часть его уха и навсегда оставив метку у мужчины, чей облик сравнивался с божественным.

– Вас это не касается, – сказал ему Этертон, его лицо стало таким же неподвижным, как и шрам, пересекающий его. Он постарался в обход Ноа схватить Августу.

– Я дал мальчику поручение, но он оказался не в состоянии выполнить его. Раггетт разберётся с ним.

Ноа сделал шаг вперёд, отвлекая Этертона. К счастью, ещё никто не заметил, что они стоят рядом. Внимание всех, казалось, было сосредоточено на одном из столов, где, без сомнения, происходила передача состояния. Но история между ними двумя была прекрасно известна всем. Это только дело времени, когда кто-нибудь заметит их рядом. Затем глаза всех будут сосредоточены на них… и на «мальчике», который затаился позади Ноа.

Ноа знал, что должен вытащить отсюда Августу.

Он пожал плечами:

– Тогда зовите Раггетта. Это не имеет для меня никакого значения.

– Вы пожалеете, что вмешались в это дело, Иденхолл.

Этертон развернулся, спеша позвать владельца клуба. Уолфтон, его постоянная тень, последовал за ним. Когда они ушли, Ноа схватил Августу за руку и провёл через узкую боковую дверь.

– Куда вы меня ведёте?

– Просто идите и молчите.

Он провёл её через ещё одну дверь, которая выходила на лестничную площадку в задней части здания, на лестницу для слуг, которая вела в кухню. Они прошли через неё, не привлекая внимания, и быстро выскользнули во двор.

Оказавшись на безопасном расстоянии от дома, Ноа развернулся к ней лицом, всё ещё продолжая сжимать её руку.

– А теперь, у вас ровно пять секунд, чтобы начать объяснения.

Но у Августы была другая идея. Прежде чем Ноа успел понять, что произошло, она вывернулась из его хватки и, оставив стоять в одиночестве с её курткой в руках, стремительно бросилась к конюшням. Всё, что он уловил, прежде чем она скрылась из виду, это проблеск белоснежной кожи и тёмных волос.

– Подождите, вы маленькая… – желая поймать Августу, Ноа погнался за ней.

В конюшнях было темно, даже лунный свет не проникал внутрь, так что он не видел, куда идёт. Ноа замешкался, прислушиваясь в темноте. Но смог только услышать, как беспокойно в своих стойлах переступают с ноги на ногу лошади. А затем дверь в конюшни закрылась, и он услышал звук щеколды, встающей на место. Через мгновение по двору позади конюшен прокатился перестук колес отъезжающего экипажа.

Ноа знал, что в следующий раз, когда он увидит леди Августу Брайрли, у него не будет иного выбора, кроме как убить её.

В темноте раздалось тихое ржание лошади, она словно смеялась. Ноа готов был поклясться, что это был его собственный конь Хамфри.

Четверть часа спустя Ноа услышал звук отодвигаемой щеколды. Дверь открылась, впуская мальчика, того самого, который взял у Ноа лошадь, когда он приехал сюда чуть ранее сегодня вечером. Силуэт парнишки чётко вырисовывался в лунном свете, и он сразу же заметил Ноа, сидевшего на обсыпанном сеном бревне.