Текст книги "Роковой круиз"

Автор книги: Жаклин Митчард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)

Кто из парней не захочет ее с самого первого взгляда?

Но Кэмми еще и умная девушка. Она уже объявила, что будет специализироваться в проектировании, чем заслужила глуповатую благодарность Джима. Джим проводил со своим старшим ребенком долгие часы, нежно поглаживая левое полушарие девочки. Вместе они решали математические задачи, разбирали и собирали телефоны и сложные деревянные иазлы. Он похвалялся перед своим отцом, что его дочь может отремонтировать двигатель с легкостью, с которой другие девочки заплетают косы. На дедушку, правда, это не производило должного впечатления. Точно так же, и в этом Трейси усматривала определенную иронию, их сын Тед, недавно ставший старшеклассником, унаследовал свою любовь к физической активности на свежем воздухе от своей матери.

«Какой занудной я, должно быть, кажусь дочери», – размышляла Трейси, направляясь в кухню, где она принялась мыть и резать листья салата и помидоры. Была ли она сама способна на подобную грубость по отношению к собственной матери? Немыслимо! На такую беспардонность к ее чувствам? Немыслимо! На втором курсе колледжа, в том возрасте, в котором сейчас была Камилла, Трейси, в техническом смысле, пришлось перенести аборт. У нее даже не было выбора. Они с Джимом использовали двойную защиту, не зная, что это повышает, а не понижает опасность. К слову, если бы у них была возможность, они поженились бы прямо тогда, а не через год. Но беременность оказалась внематочной и повлекла за собой достаточно серьезное хирургическое вмешательство, подвергнув риску способность Трейси к зачатию. В больнице, где она лежала, страдая душой и телом, ее утешал только Джим. Трейси не могла сообщить своей семье об операции и радовалась тому, что она уже совершеннолетняя и ей не нужно получать разрешение родителей. Но в любом случае она ни за что не рассказала бы об этом матери, не говоря уже о том, чтобы пригласить ее наблюдать за операцией. Мать даже никогда не видела ее шрама. Мать ни разу не видела Трейси раздетой с тех пор, как ей исполнилось одиннадцать лет. Если бы Кэмми нуждалась в аборте, строила гипотезы Трейси, она бы, наверное, примчалась домой из колледжа Миннесоты, чтобы сполна помучить Трейси этим фактом.

Но, конечно, у Трейси и ее матери было больше общего. И меньше...

Трейси была ненамного моложе, чем Кэмми сейчас, когда вышла замуж и стала матерью. Точно так же вышла замуж и ее мать, родив старшего брата Трейси, Эдварда, когда ей был всего двадцать один год. Однажды она тихо сказала Трейси, заявившей о своем решении поступать в колледж: «В мое время девушки поступали на курсы машинописи». Она испытала очевидное и полное облегчение, когда Джим и Трейси поженились. И Трейси прекрасно понимала причину. Мать опасалась, что Трейси, в которой было почти шесть футов роста и которая не уступала по размаху плеч Джиму, до конца своих дней останется воплощением определенного стереотипа – этакой крепкой незамужней учительницей физкультуры, тренером по баскетболу неопределенного пола в вечных кроссовках, костюмах из полиэстера и с пережженной химической завивкой на голове. Такие обычно проводят свой досуг в экскурсионных автобусах.

Они, конечно, смотрели на жизнь по-разному, ноТрейси никогда не набрасывалась на мать, осыпая ее оскорблениями. Она не устраивала скандалов с громким уходом из дому и последующим двухдневным отсутствием, не срывала швейцарские занавески ручной работы, чтобы заменить их черными бархатными шторами, волочащимися по полу, и не сдергивали с кровати пестрое стильное стеганое одеяло, водружая иместо него покрывало, больше напоминающее огромную мочалку для чистки посуды. Кэмми могла бросить трубку, если Трейси произносила хоть одно не понравившееся ей слово. Через пару дней, когда ручьи пролитых Трейси слез начинали иссякать, она обычно звонила, чтобы жизнерадостно извиниться и, захлебываясь от восторга, рассказать об увиденном на распродаже платье без бретелек. Она объявила о своем решении начать курить, потому что француженки курят и живут очень долго. Трейси и Джим запаниковали и принялись обсуждать, как им надавить на тщеславие Кэмми. Но прежде чем они успели отослать дочери подробное письмо, ей написала подруга, которая училась в медицинском колледже. В своем послании девушка рассказала о неблагоприятном воздействии табачного дыма на молодую кожу. Кэмми со вздохом сообщила, что курила всего три недели и бросила. Ее волосы, дескать, начали пахнуть дымом.

Поведение Кэмми всегда напоминало поездку в горах – небольшой участок ровного пути, а затем головокружительный поворот на сто восемьдесят градусов.

Но теперь свое омерзение ко всему, связанному с Трейси, Кэмми распространила и на Теда, который когда-то был не только обожаемым младшим братом, но и лучшим другом. И это было невообразимой жестокостью. Кэмми за глаза называла его маменькиным сынком и не скрывала презрения, когда брат мимоходом целовал мать, отправляясь на тренировку по бейсболу. Трейси все еще помнила маленькую девочку, которая каждое утро заползала к ней в постель, ласково поскуливая, облизывала ей кончик носа и называла ее «мама-щеночек». Сейчас эти воспоминания были лишь источником постоянной боли.

– Салат готов, – окликнула она Кэмми. Когда дочь впорхнула в комнату, Трейси заговорила: – Я и впрямь самое занудное создание на земле, Кэм. Но в каком-то смысле это преднамеренно. – Она почувствовала, что Кэмми замерла, прислушиваясь. – Большинство людей испытывают разочарование, когда в конце концов получают то, чего они так страстно желали. Поэтому я стараюсь не ожидать от жизни слишком много. Зато меня зачастую радуют самые неожиданные мелочи. А теперь возьмем тетю Оливию. Ее жизнь полна приключений. Причем каждое еще больше предыдущего. Тем не менее ей всегда скучно.

– Зато она крутая, – ответила Кэмми. – Она по-настоящему сексуальная европейская женщина. Она ни за что не надела бы клетчатые шорты.

Тут мать и дочь неожиданно для самих себя расхохотались.

– Неужели ты всегда была такой правильной, мама? – взмолилась Кэмми. – Я не верю, что, когда тебе было двадцать, ты не могла поддаться страсти хотя бы на десять минут! Ты вышла замуж за папу, ты родила меня.

– Я пыталасьродить тебя, – поправила ее Трейси и подумала: «Да, я была необузданной. Я была авантюристкой... в каком– то смысле», а вслух произнесла: – Я могла позволить себе стремиться к беременности и не бояться ее, как другие девушки. Возможно, именно поэтому я любила секс. Я вышла замуж, самостоятельно приняв это решение, поскольку всегда чувствовала себя свободной. И кто сказал, что я не люблю секс сейчас?

– Слишком много информации, – угрюмо отозвалась Кэмми. Но секунду спустя и уже совершенно другим тоном она произнесла: – Слушай, я знаю, что тебе не нравится, когда я ругаюсь. Но ты все зудишь и зудишь. Ну да ладно. Ты пыталась меня родить. Ты сама сказала. Но у тебя не вышло... родить меня.

Кэм редко заговаривала о своем удочерении. «Почему именно сейчас?» – пронеслось в голове Трейси.

– Не вышло, – подтвердила Трейси, напряженно думая: «Это мой шанс все ей выложить. Начистоту. Она сама об этом просит. И она видит мою душу насквозь, как если бы у нее вместо глаз был томограф. Мы всегда были близки». Но Трейси не хотелось начинать этот разговор, чтобы затем уехать на десять дней, и она не воспользовалась представившимся ей случаем. – Видишь ли, малышка, я рада, что все выщло именно так. Я бы ни за что не променяла тебя на другого ребенка. Ты же знаешь. – Ослепительная улыбка, неожиданно появившаяся на лице Кэмми, обрадовала Трейси. Все же девочка по-прежнему хочет чувствовать себя любимой.

Стремясь избежать дальнейших расспросов, Трейси ретировалась в спальню и принялась еще раз проверять, все ли она уложила. Ага, очки для чтения. Она обнаружила их у себя на шее – на цепочке, похожей на бусы.

До нее доносился приглушенный голос Кэмми, приступившей к своему летнему ежеутреннему ритуалу, когда она обзванивала всех своих друзей и знакомых. Джим был на работе, и его не беспокоило, когда там появится Кэмми. Ему было все равно, придет ли дочь вообще. Он все равно будет ей платить. Солнце играло на отполированных до блеска щеках эльфов, резные изображения которых украшали изголовье старой кровати из орехового дерева, когда-то принадлежавшей немецкой бабушке Джима. Трейси натерла кровать полиролью еще вчера, перед тем как отправиться встречать Ливи. Она любила, чтобы в доме царил порядок, даже если ей самой приходилось уезжать.

Зазвонил телефон.

– Это тебя! – крикнула снизу Кэмми. Джим отказывался устанавливать телефон в спальне, поэтому Трейси пришлось перегнуться через перила, чтобы поймать подброшенную Кэмми трубку.

– ...грыжа,– сказала трубка голосом Дженис, который звучал неестественно приглушенно. Судя по всему, она говорила с мобильного телефона, прикрыв его рукой.

– У Дейва? – уточнила Трейси. – Ты хочешь сказать, что у него грыжа, потому что мы отправляемся отдыхать?

– Я хочу сказать, что у него действительногрыжа. Он корчится от боли. Мы в больнице Святой Анны.

Трейси вздохнула. Супруг ее двоюродной сестры был самым щедрым человеком и одновременно самым большим ребенком в мире. Он ныл и жаловался с того самого момента, когда Дженис объявила, что едет в круиз одна, с подругами. Трейси терзало мрачное подозрение: Дейв притворяется.

– Пусть потерпит,– решительно заявила она.– Тебя не будет всего десять дней. Эмма и Александра – большие девочки. Они могут присмотреть за своим отцом. Да и тетушка Тесс живет в пяти минутах ходьбы.

– Я не могу, – сказала Дженис. – А если у него аппендицит? – Она вздохнула. – Так что напрасно я упаковывалась и готовилась лакать напитки с маленькими зонтиками и прожариваться насквозь...

– Слышать ничего не хочу! Джен, у него есть мать и две взрослые дочери! Ты ведь знаешь, что мать Дейва будет покрепче меня!

Джен молчала. Затем она спросила:

– А ты оставила бы Джима, если бы он нуждался в операции?

Трейси подумала секунду.

– Да, – ответила она. – Если бы это не угрожало его жизни. Джим может о себе позаботиться.

– А Дейв не может, – простонала Джен. – Прости, дорогая. Теперь, когда Дейв знает, что я никуда не поеду, он сам настаивает на поездке. Но он простит меня. Он будет прощать меня за это каждый день до конца моей жизни. Оно того не стоит!

– Что же нам делать? Деньги нам никто не вернет!

– Пригласи Кэти. Как там ее? Из твоего книжного клуба. Если вы поедете в аэропорт с письмом от врача, они переоформят документы...

– Я не готова провести с Кэти десять дней в замкнутом пространстве! Я и десяти часов не выдержу в ее компании. Она не может жить без волнообразовательной машины и маски для век. Она путает спаржу со Спартой!

– Ну, волны там будут настоящие. Ты так говоришь, как будто я не хочу поехать... Прости... – Трейси услышала, как Дженис заговорила куда-то в сторону: – Нет, я говорю с кузиной... Да, простите, уже заканчиваю. – Дженис еще больше понизила голос: – Здесь нельзя пользоваться мобильными телефонами. Я должна сейчас идти с ним в лабораторию...

– Это же для нас, для всех четырех! Для Оливии!

– Я не могу, я не могу, я не могу! – прошептала Джен и отключила телефон.

Трейси швырнула телефон на пол. Батарейка выпала наружу. День, похоже, угроблен окончательно, а еще нет и двенадцати часов. Вот, пожалуйста! Когда ждешь чего-то с нетерпением, все всегда идет наперекосяк! Но ведь билеты стоили кучу денег! Оливия соглашалась лететь только первым классом, и хотя Трейси и Джим не разорились, но затянуть пояса им все же пришлось. Джим откладывает деньги, чтобы через год-другой открыть собственное дело. Более того, пропавший билет будет для педантичной натуры Трейси укором, который омрачит всю поездку. Дженис его оплатит. Но дело не в этом. Экипаж готовится принимать четырех клиентов.

Минутку. Она задумалась над одним вариантом, затем отбро-сила его. Конечно, Камилла умеет погружаться с аквалангом, научившись этому еще в девятилетнем возрасте, когда они ездили во Флориду в гости к матери Трейси. Еще она занималась дайвингом в Мексике с подругой. Этот недельный тур был куплен ей в обмен на отказ от предыдущего намерения совершить кругосветное путешествие. Как бы преподнести эту идею Кэмми?

Может, тебя заинтересует круиз со мной и твоими крест-ными?

Сюрприз, Кэмми!

Кэмми, хочешь побывать на Виргинских островах, отдохнуть недельку от работы?

Но хочет ли она, чтобы Кэмми поехала с ними?

С одной стороны, это возможность сближения. Но с другой – вероятность оказаться нос к носу с созданием, у которого настроение портится так же неожиданно, как у шестилетнего ребенка.

Это безнадежно. Если Трейси предложит ей поездку, Камилла обдаст ее презрением, извлеченным из самой глубины души. К слову, она уже уходит. Снизу доносились шаги дочери и позвякивание ключей.

– Кэм, подожди! – крикнула Трейси.– Это была тетя Джен. Она не едет. У дяди Дэвида...

– Я слышала, – ответила Камилла.– Очень жаль, но я не могу бросить работу. Я бы очень хотела побывать на островах, но ведь ты все равно будешь против.

Ее слова шокировали Трейси, и она медленно произнесла:

– Ты могла бы поговорить с папой. Я действительно об этом подумала. И ты любишь тетю Холли.

– Мам, он на меня рассчитывает.

Трейси охватила тоска при мысли о том, сколько времени потребовалось бы Камилле, чтобы бросить мать, если бы та сейчас работала в летнем лагере в школе Святой Урсулы, как она зачастую это делала. Только бы ее и видели.

– Наверное, я могу с ним это обсудить, – продолжала Кэмми. – Я как раз собиралась бежать в офис. Только я забыла проверить почту. Я ее сейчас проверю, а потом подумаю над твоим предложением. Не хочется подводить папу.

– Хорошо, Кэм. Я и не заставляю тебя это делать.

Трейси тяжело опустилась на кровать. Внезапно ей до безумия захотелось спать. Ее веки отяжелели так, что она с трудом открывала глаза. Через шесть часов они должны выезжать из дома. После полуночи они приземлятся на Сент-Томасе. У нее еще куча дел. Черт! Но двадцать минут у нее есть. Восстанавливающий сон! Ее муж вообще держит подушку и одеяло в офисе. Джим утверждает, что для бодрости духа ему необходимо всхрапнуть хотя бы десять минут в середине дня, а затем выпить огромную чашку кофе.

Джим один из тех немногих мужчин, которые все еще упот-ребляют выражения вроде «бодрость духа».

Проснувшись, Трейси никак не могла понять, какой нынче год, уж не говоря о времени суток. Похоже, пока она спала, история повернула вспять.

Рядом с ней лежала Камилла, и не просто на кровати, а на ее половине, чтобы быть поближе к матери. Черные волосы Кэмми разметались по белоснежной простыне, вызвав у Трейси невольные ассоциации с волшебными сказками о спящих принцессах. Трейси не знала, сколько времени она спала. Но часы на туалетном столике показывали совершенно невероятные цифры: два часа дня. Джим придет через час. Кэмми улеглась рядом с ней и, видимо, как и Трейси, заснула, словно кот на солнышке. Стараясь не шевелиться, Трейси изучающе осмотрела дочь. Камилла переоделась в розовые штаны от школьного спортивного костюма и футболку Теда, которая была ей велика. Одежда для депрессивного состояния. Под глазами проступили красные пятна – очевидно, она натерла их кулаками.

Кэм была здесь не случайно. Трейси потрясла дочь за: плечо.

– Мне надо вставать и собираться, но что случилось, Кэм?

– Ничего. – Кэмми притворно зевнула. Девушка не спала. Она делала то же самое, что и Трейси, когда на нее наваливались неразрешимые проблемы: пыталась поплотнее закрыть глаза и отключить мозг, доводя себя до бессознательного состояния.

– Рассказывай, – теребила ее Трейси, – я скоро уезжаю.

– В общем, тебе не о чем беспокоиться, – срывающимся голосом произнесла Кэмми. – Я не беру отпуск, а возвращаюсь в колледж.

– Что?.. Хорошо. Но почему?

– В общем, я проверила свою почту...

– И...

– И Трент говорит, что я не виновата, бла-бла, что я само совершенство, бла-бла, если бы он мог раздвоиться и жить двумя жизнями, бла-бла...

– Если ты мне расскажешь все как есть, хуже не станет, Кэм.

– Он вернулся к этой белобрысой, отвратительно богатой сучке из загородного клуба, к своей бывшей подружке, мама! И не сейчас! Раньше! Они, видишь ли, этообсудили! Могу себе представить, как они этообсуждали во время весенних каникул, а потом он еще явился к нам на обед! Сейчас Трент мне написал, что он видит, как серьезно я настроена... на путешествие, поэтому просто обязан сказать мне правду...

– По электронной почте, трусливое дерьмо.

– Я не хочу об этом говорить.

– Я тебя понимаю.

– Спасибо, мама, – ответила Кэмми. Трейси была уверена, что в следующий раз она услышит эти два слова, когда Кэмми впервые попросит ее посидеть с внуком. Еще один поворот на сто восемьдесят.

Трейси осторожно обняла Кэмми, и дочь без всякого стеснения подалась назад, прижавшись спиной к груди матери, а потом начала плакать. Трейси тоже начала плакать. Из уголков ее глаз потекли аккуратные осторожные ручейки, которым она не позволяла превратиться в рыдания, чтобы не выдать себя и не разрушить этот драгоценный момент близости.

– Как я могу тебе помочь? – наконец спросила она.

– Никак.

– И все же... Что ты думаешь насчет... поездки на Виргинские острова?

Кэмми молчала.

– Не знаю. Мне кажется, я буду стервой, – наконец про-изнесла она.

– Кэм, ты можешь пообещать себе, что подождешь с этим до возвращения. Поехали. Спроси у своего отца, какой стервой я иногда бываю. Он говорит, что десять дней в году ему хочется держать меня в ящике и кормить через окошко. Ты ведь чувствовала, что этот... разрыв приближается. Не так ли?

– Не доставай меня. Ты, блин, слишком хорошо все понимаешь. Ни дать ни взять, психоаналитик.

– Я твоя мать. Это одно и то же.

– Есть и дерьмовые матери. Мать Трента – настоящая сука. Когда он был маленький, ее никогда не было дома на мыходные. Однажды она оставила сына с няней и уехала с его отцом и друзьями на Гавайи отмечать Рождество! Но Трент ее обожает.

«Обычное дело», – подумала Трейси, мысленно перебирая п памяти десятки детей, с которыми она росла. Родители заботились о них примерно так же, как дворовые собаки заботятся о своих щенках, а дети платили им безмерной преданностью.

– Давай узнаем, что по этому поводу думает папа. Он сейчас в офисе. Он приедет, чтобы отвезти меня в аэропорт.

– Как насчет Оливии и тети Холли?

– Они будут счастливы, когда узнают, что ты едешь с нами. – Трейси с трудом удержалась, чтобы не скрестить пальцы за спиной. Она понятия не имела, как отреагируют ее подруги. – Я звоню папе.

Как оказалось, звонок Джиму не стоил затраченных на сам звонок денег. Если бы Камилле вздумалось покорить К-2[5]5
  Вторая по высоте вершина мира К-2 (Чогори) расположена на территории Пакистана возле границы с Китаем. Пик Чогори считается самым опасным из всех вершин-гигантов. Чогори покорили свыше ста пятидесяти спортсменов,но вместе с тем более пятидесяти погибли на склонах этой горы.


[Закрыть], Джим тут же помчался бы покупать альпинистские очки. Продолжая разговаривать с мужем, который уже собирался покидать офис, Трейси торжествующе помахала Кэмми.

– Начинай готовиться к отъезду. Вот список. Тебе нужна гора вещей. Солнцезащитный крем. Ветровка...

– Мам, все мои вещи влезут в сумку. Можно мне взять спортивную сумку Теда? Одну из них?

– Вряд ли все вещи поместятся в сумке.

– Нет, мне нужно мало одежды, – настаивала дочь. Заметив, как вытянулось лицо Трейси, она сказала: – Ну чего ты? Я возьму сарафан. Возьму ветровку. Но если ты собираешься устроить инспекцию моей одежды, мне, наверное, не стоит ехать с вами.

– Конечно, стоит! – воскликнула Трейси, думая: «Ну почему я уступаю? Избалованная паршивка!»

В глубине души промелькнула тень сожаления: вряд ли в присутствии Кэмми она с подругами сможет обсуждать какие-то вещи. Но Кэм, скорее всего, не будет мозолить им глаза, а предпочтет поджариваться на палубе, как сардина в масле, с приклеенным к голове плеером.

– Мы классно проведем время, малышка.

– Во всяком случае мне не придется сидеть здесь, плакать и поглощать батончики «Дав», пока он будет танцевать в клубе с... Бритт. Не представляю, как можно назвать своего ребенка Бритт...

– А ты не унываешь, Кэм. Или просто прикидываешься?

– Я прикидываюсь.

– На твоем месте я бы так не смогла...

– Это потому, что ты слабая, – ухмыльнувшись, заявила Кэм.

ДЕНЬ ТРЕТИЙ

Холли еще никогда не спала так всепоглощающе и радостно, как в отеле «Золотая игуана» на Сент-Томасе, а к сну она относилась трепетно. Своими розовыми стенами с огромными, кричаще яркими примитивными рисунками здание напоминало один из глинобитных ресторанов в Хуаресе[6]6
  Популярный среди американцев город на севере Мексики,знаменитый своими ресторанами и отелями; расположен на реке Рио-Гранде напротив г. Эль-Пасо(США,Техас).


[Закрыть], но кровать здесь была лучше, чем в самом фешенебельном «Уэстине»[7]7
  Международная сеть фешенебельных отелей.


[Закрыть], в комнате стоял упоительно-нежный аромат, действующий почти как наркотик. Хотя этот запах был ей незнаком, она была готова раздеться и искупаться в нем.

– За двенадцать лет это приблизительно третий раз, когда и комнате не благоухает грязными потными носками. Чем это так изумительно пахнет?

– Франгипания, – ответила Трейси. – Ее аромат усиливается к вечеру. Пока ты спала, я обо всем прочитала. – Она показала небольшой путеводитель в зеленой обложке. – Я никогда не видела, чтобы кто-нибудь спал так, как ты, Холс. Я уже собиралась поднести к твоему лицу зеркало, чтобы убедиться, что ты дышишь.

– Это безошибочное уравнение. Холли минус Иан и Эван равно мертвецкий сон. Чем, по-твоему, мы занимаемся, когда ночуем в отеле, а их оставляем с тобой?

– Честно говоря, я думала, что вы... ну... в общем, налаживаете свою половую жизнь. Вряд ли вам удается делать это дома. – Трейси улыбнулась, пожав плечами, и добавила: – Разве что когда ваши отпрыски на тренировке. У двенадцатилетних мальчишек острый слух.

– Когда мы ночуем в отеле, Трейси, мы спим. Мы спим.Если мы и трясем костями поутру, то это бонус. Если мы просто лежим на кровати, смотрим новости, ужинаем в номере, это бонус. Главное – сон. Японцы считают сон таинством. У подростков не просто острый слух. У них запросы и потребность в уходе, как у породистых скаковых лошадей. А сейчас я умираю от голода. Давай поедим. Лифчик надо надевать?

– Ты платишь триста баксов за постель? – Трейси попыталась припомнить, когда они с Джимом в последний раз переночевали в отеле и не затрахали друг друга до смерти.

– Угу, и на нашем кораблике я тоже собираюсь провести как можно больше времени в глубоком забытьи.

– Ты чокнутая! Проспать... Виргинские острова и Карибское море?

– Запросто. Я не сказала полностью. Только большую часть.

Пока они искали обещанный им континентальный завтрак, Холли объясняла, что тайным пороком многих женщин является чтение любовных романов. Некоторые дамы тайком предаются поеданию шоколада, а некоторые всю неделю записывают шоу Опры Уинфри, чтобы устроить себе воскресный просмотр. Запретным плодом для Холли был продолжительный дневной сон. Дома она не могла себе этого позволить. Пока мальчишки были в школе, она занималась, пытаясь окончить университет по специальности «больничный менеджмент». Дневной сон Холли казался ужасным, но не смертным грехом, в равной степени желанным и предосудительным. Эта поездка давала ей возможность совершить этот грех, одновременно получив полное и безоговорочное отпущение. Когда Холли ложилась спать днем, у нее возникало ощущение, что о мире есть кому побеспокоиться и без нее. Она временно не при исполнении. Ночью же она испытывала тревогу и бродила по дому, пугая даже собственных кошек. Как только ее двенадцатилетние сыновья-близнецы, большие, шумные, бегающие вприпрыжку создания, смахивающие на огромных ретриверов, оказывались вне зоны ее восприятия, она могла в одно мгновение потерять сознание. Единственное огорчение, которое доставляли ей Иан и Эван, был избыток обожания. Она слишком из-за них страдала. Всякий раз, когда один из мальчиков оставался на скамье запасных во время игры или одного приглашали на день рождения, а второго – нет, Холли испытывала муки, которые сама считала патологическими. Она часто говорила Трейси, что мальчишки ее сломили. Она не была создана для душевных мук материнства.

– Но ты же боготворишь их. Ты прекрасная мать, – каждый раз возражала ей Трейси, выслушав подобные признания. – Я хотела шестерых. Я бы и секунды не думала, если бы мне предложили еще одного.

– Кто тебе мешает? – неизменно отвечала Холли. – Кинозвезды нашего возраста то и дело усыновляют детей. Да и обычные люди тоже. Ты могла бы усыновить, например, малыша из Китая. Я счастлива, что у меня есть дети. Просто меня постоянно терзают тревожные мысли.

Трейси думала о том, чтобы взять еще одного ребенка. Она знала, что Джим был бы не против. Теду осталось недолго учиться в школе, и ее муж уже оплакивал свое потенциально пустое гнездо. Но Трейси стала матерью в таком юном возрасте, что все эти хлопоты по уходу за младенцем уже давно подернулись романтической дымкой прошлого. Холли, которая дотянула почти до тридцати, все еще пребывала в гуще проблем, связанных с учебой в средних классах.

– Эву все дается легче, чем Иану, – делилась она с Трейси, пока они блуждали по лабиринту коридоров, которых почему-то было значительно больше, чем можно было ожидать от гостиницы на двенадцать номеров. – Он без труда получает хорошие оценки, да и в спорте он лучше. Зато Иану достаются все друзья. Когда Иана приглашают на очередную тусовку, а про Эва забывают, мне не просто жаль его, я готова задушить этих маленьких ублюдков. Как, например, Кевина Ваставики. Ты его знаешь? – Трейси, пытающаяся одновременно искать выход из лабиринта и слушать подругу, кивнула. – Этот маленький ублюдок записывает музыку на диски и за десять баксов продает диски другим шестиклассникам. Он докатится до тюрьмы. Так вот, два месяца назад он пригласил Иана на день рождения. Блин, они живут рядом с нами! Я вижу, что Эв смотрит в окно, и предлагаю ему: «Давай пройдемся по магазинам», но сын качает головой. Ему хочется быть там, где все его друзья играют новым самолетом Кевина с дистанционным управлением. Должна отдать Иану должное. Он вернулся домой рано, и они с Эвом отправились в парк побуцать мяч.

– Вот видишь, он еще и добрый, – успокоила подругу Трейси. – Они ведь братья.

– Они не просто братья – они близнецы, а это не одно и то же. Все выглядело жутковато. Казалось, что Иан слышал мысли Эва все время, пока находился на вечеринке.

– Мне кажется, я иногда слышу мысли Теда. А то, что я не слышу, он сам мне говорит.

– Тед – одна из величайших личностей человечества.

– Ты говоришь это только потому, что... ну, в общем, о ней этого не скажешь?

– О Кэмми? Я обожаю Кэмми. О чем ты?

– Она... хандрила вчера. Пока не узнала, что едет с нами. Я думаю, ее можно понять. Трент ее бросил.

– Да ты и сама говорила, что он – напыщенная свинья. Мне кажется, если бы мне было девятнадцать лет, я бы тоже обрадовалась перспективе бесплатного круиза на яхте.

– Ты не против ее присутствия?

– С чего бы это? Она нам не помешает. Кэм всегда была самодостаточной. Ты помнишь, как она часами разговаривала со своими игрушками? Ей тогда было всего два года. А как тогда на Рождество она ползала по полу с Ианом и Эваном и сооружала робота?..

– Ну что ж, спасибо. Просто на этот раз она не стервозила, действительно получила удар. Поэтому я ее и пригласила.

Холли пожала плечами.

– Похоже, девочка уже успокоилась. В самолете она трещала, не умолкая ни на минуту. «Тетя Холли, у меня есть такая классная... Тетя Холли, как вы думаете, Дейв отбелит мне зубы подешевле?» Честно говоря, Трейс, ее болтовня меня забавляла. А зачем инженерам английский язык? Это полный бред. Почему я должна читать Юджина ОНейла[8]8
  О'Нил, О'Нейл (O'Neill) Юджин(1888—1953)—американский драматург; реформатор американской сцены.


[Закрыть]? Неудивительно, что он спился. Если б я была такой занудой, мне бы тоже захотелось спиться. О Боже, Вирджиния Вулф на очереди. Она у меня с собой. Этот курс следовало бы назвать «Люди настолько скучные, что, покончив с собой, они оказали всем большую услугу». Кого я не могу понять, так это Трента. Как этот парень мог бросить Кэмми? И ради кого? Линдсей Лохан? Даже мои ребята считают, что Кэмми круче кинозвезды, а ведь они еще не знают, что такое гормоны. Ты бы слышала, как они говорят своим друзьям: «Вы бы видели нашу двоюродную сестру...» Хотя она на самом деле... не совсем...

– Но почти сестра. Видишь ли, Холе, вероятно, парни изменились со времен нашей молодости. Раньше, если девушка выглядела так, как Кэмми, она могла позволить себе все, что угодно. Ей и мозги были без надобности. Мне тоже этого не понять, но я думаю, что здесь дело в том, что «патер-и-матер-хотят-для-сыночка-принцессу». Этот малыш, конечно, далеко не Астор[9]9
  Астор—известная в Америке семья немецкого происхождения,проявившая себя в деловой, социальной и политической жизни страны.


[Закрыть], но Кенилворт[10]10
  Замок Кенилворт (Kenilworth) находится в графстве Йоркшир в центральнойчасти Англии.


[Закрыть]...

– По сравнению с ближним Вест-Сайдом[11]11
  Ближний Вест-Сайд – примыкающий к центру район Чикаго (штат Иллинойс, США). Видимо, автор сравнивает благородство и древность английского замка с простотой современной городской застройки.


[Закрыть]...

– Вот именно. И за час до этого Кэм так разозлила меня. Она наседала на меня, требуя позволить ей отправиться в кругосветное путешествие, вместо того чтобы возвращаться в колледж... Все это сводится к тому, что... она меня терпеть не может.

– Трейс, она от тебя без ума. Именно поэтому девочка изводит тебя с такой изобретательностью, – фыркнув, сказала Холли и, оглядевшись по сторонам, добавила: – Обещанный нам завтрак – миф. Там сказано «возле бассейна». Тут нет бассейна.

– Кэм вчера заявила, что, по ее мнению, мне неизвестно, что такое страсть. Ты можешь себе представить, как говоришь Хайди, что, по твоему мнению, ей неизвестно, что такое страсть? – Хайди была матерью Холли. Она умерла два года назад.

– Я бы не дожила до конца предложения. Моя мать назвала меня матерщинницей, когда я осмелилась сообщить ей, что у меня инфекция мочевого пузыря. А я уже была замужем!

– Я вовсе не ожидаю от Кэм идеального поведения, Холс. И я понимаю: все это связано с тем, что...

– ...что она приемная.

– Что мы ее удочерили, Холли. Сколько раз я тебе говорила, что я рассматриваю удочерение не как состояние, а как действие.

– Ну, я и так никогда не думаю о том, что Кэмми приемная...

– Вот, пожалуйста! Это все равно что сказать: «Ах, я никогда не обращаю внимания на её хромоту!»

– Трейси, ты же понимаешь, что я имею в виду.

– Да, понимаю, и мне это не особенно нравится.

– Ты же знаешь, как я к тебе отношусь.

– Конечно. Я веду себя, как стерва. Но мы были так близки. До самого окончания школы. Кэм вела себя отвратительно, но медь она любила меня, и Джима, и Теда. Сейчас она любит Джима и только Джима.

– Теда вычеркнули.

– Теда определенно вычеркнули. Тед – враг, потому что он любит меня.

– Тед не приемный... то есть его не усыновили.

– Как будто я в этом виновата! Господи, когда у меня прекратились месячные, я подумала, что у меня рак! Я была уверена, что у нас никогда не будет своих детей.

– Возможно, ей просто нужно время. Тебе не кажется, что Кэм будет легче, если она... узнает?

– Ты действительно так считаешь?

– Это рискованный шаг, Трейс. Может, ей на самом деле станет легче, а может... еще хуже. Я хочу сказать, что так долго скрывать от нее...