Текст книги "Роковой круиз"

Автор книги: Жаклин Митчард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

Холли заползла обратно в крыло. Она была в отчаянии. С помощью лапчатого конца молотка и ломика она стала увеличивать отверстие. Два дюйма. Три...

Случилось невозможное. Замок провалился внутрь. Холли откинула дверцу люка.

Эрнесто медленно, будто находясь в летаргическом сне, снял магазин с пояса и начал заряжать винтовку.

– Matar a todos[60]60
  Убить всех? (исп.)


[Закрыть] ?– закричал молодой человек. – Рог que?

Эрнесто снова кивнул на воду. Трейси поняла кое-что из того, что он сказал. «В море. Их никогда не... увидят. Не найдут». Молодой человек убеждал его, что лодка сядет на рифы и, возможно, затонет.

– Это очень глупо, – объяснял он Эрнесто. – Потерять и девушку, и яхту. Почему бы не ограничиться только... женщиной постарше. Они даже парус не могут поставить! – возбужденно говорил он, показывая на обрывки паруса. В спешке он забыл, что его напарники почти не понимают английского. – Они не знают, как это сделать! – Он начал повторять все снова на ломаном испанском.

– Рог favor, – умоляла Трейси, – mi hija[61]61
  Пожалуйста, моя дочь (исп.).


[Закрыть]...

– Si hagas eso no vas a la carcel. Те ahorcaran[62]62
  Если ты это сделаешь, тебя не отправят в тюрьму. Тебя повесят (исп.).


[Закрыть] , – тихо произнес молодой человек.

– Что ты им говоришь? – спросила Трейси.

– Я сказал, что если он убьет американок, то его повесят, потому что люди уже знают, что вы здесь.

Эрнесто сел на корточки, как будто задумавшись. Затем он что-то пробормотал молодому человеку.

– Скажите дочери, чтобы она разделась, – сказал американец, обращаясь к Трейси. – Я обещаю вам, что не позволю ему к ней прикоснуться.

– Нет!

– Я обещаю.

Трейси посмотрела через палубу, туда, где вжалась в угол Кэмми. Она была такой маленькой и беззащитной! Трейси подошла к дочери и опустилась перед ней на колени.

– Ты слышала, что он сказал, – прошептала Трейси, коснувшись плеча Кэмми.

Кэмми отшатнулась.

– Мам, ты позволишь им смотреть на меня? Ты позволишь им трогать меня?

– Если честно, то да. Позволю, чтобы спасти твою жизнь, Камилла. Это будет гадкое, отвратительное воспоминание, но...

– У него, наверное, СПИД, мама!

– О Господи! Да. Ты права. Но до этого не дойдет. Мальчик обещает, что они не прикоснутся к тебе.

– Откуда ты знаешь, что он не врет? Я лучше умру, мама.

– Нет, Кэмми, лучше ты останешься жить. Ты не умрешь. Унижение пережить можно, но мы не допустим, чтобы тебя изнасиловали. Это наш единственный шанс, малышка. Я их к тебе не подпущу. Вначале им придется убить меня.

Помогая Кэмми подняться на ноги, Трейси почувствовала, как из ее глаз потекли слезы. Как когда-то, собирая дочь в подготовительную группу, она подняла ее руки над головой и стащила джемпер. За спиной она услышала похотливо-восторженный возглас Эрнесто.

– Мама тебе поможет, – рыдая, утешала она Кэмми.

Трейси расстегнула пояс на джинсах Кэмми и спустила их, помогая дочери вытащить из штанин ноги.

– Зачем же мы это делаем? – прошептала Кэмми.

– Пытаемся выиграть время, чтобы юноша успел переубедить их. Сейчас он объясняет им, что они могли бы... продать тебя... – Она замолчала и, стоя спиной к мужчинам, прижала к себе Кэмми, на которой теперь были только лифчик и трусики. Как щитом прикрывая дочь, Трейси прислушивалась к спору, разгоревшемуся между Эрнесто и молодым человеком.

Карло по-прежнему спал и только застонал, когда они повысили голоса. Молодой человек сказал:

– Nunca nos van a ver de nuevo[63]63
  Они нас больше никогда не увидят (исп.).


[Закрыть] .

Эрнесто ответил:

– Muerta[64]64
  Здесь: Она умрет (исп.).


[Закрыть] .

Американец снова заговорил, уже резче, и указал на Кэмми. Глаза Эрнесто широко раскрылись. Он кивнул.

– Joyas у relojes! D a les[65]65
  Драгоценности и часы (исп.).


[Закрыть] .

– Вы должны отдать ему свои драгоценности. Я уверен, что, если вы это сделаете, все прекратится прямо сейчас, – глухо произнес американец, повернувшись к Трейси, которая заслоняла собой дочь.

Трейси взяла руку Кэмми и расстегнула сапфировый браслет. Она отнесла браслет Эрнесто, пока Кэмми, согнувшись и прикрывая одной рукой грудь, шарила вокруг в поисках полотенца.

– Годится?.– спросил молодой человек. – Это тиу[66]66
  Очень (исп.).


[Закрыть]...

Эрнесто кивнул.

– Traela у ven aqun! Rapido[67]67
  Тащи ее сюда! Быстро! (исп.)


[Закрыть].

– No vale la ре na[68]68
  Не стоит (иси.).


[Закрыть], – повторил молодой человек. – No americanos[69]69
  Не американцев (исп.)


[Закрыть]. Мой отец... Шеф пристрелит тебя, как... un perro[70]70
  Собаку (исп.).


[Закрыть].

– Haz lo que digo[71]71
  Делай, что я тебе говорю (исп.).


[Закрыть] ,– Эрнесто опять указал на Кэмми и кивнул на дуло винтовки.

– У нас есть опалы! – закричала Трейси.– На тысячи долларов!

– Несите все, – взмолился молодой человек. – Сейчас же. Rapido[72]72
  Быстро (исп.).


[Закрыть] !Он должен думать, что я вам приказываю. – Американец сделал руками движение, изображая драгоценные камни в кольце, в ожерелье. – Давайте сюда!

Трейси слетела по лестнице и рванула дверь в каюту Оливии.

– Оливия! Иди сюда. Дай мне опалы, которые ты купила! – крикнула она и, схватив сумочку Оливии, бросилась наверх, на ходу лихорадочно роясь в ее содержимом. Тюбики помады раскатились по палубе. Наконец Трейси обнаружила бархатный мешочек в застегнутом на молнию кармане.

– Вот они. – Трейси повернулась к Оливии: – Дай мне свое кольцо. – Оливия смотрела на нее широко раскрытыми глазами.– Дай мне... Твои серьги настоящие?– Оливия кивнула, не двигаясь с места. – Дай мне серьги, – приказала Трейси. Из глаз Оливии брызнули слезы, хотя ее лицо по-прежнему было застывшим. Она сняла серьги и положила их на мозолистую ладонь Трейси.

Вкрадчивым, но быстрым движением, напоминающим обманчивую неуклюжесть медведя, Эрнесто пересек палубу, сгреб Кэмми в охапку и потащил к борту. Она для него была невесомой, как будто он нес кипу тряпья. Он не любил костлявых женщин, однако эта девчонка была красивой. А дырки у всех женщин расположены одинаково.

– Мама! – закричала Кэмми, пытаясь вырваться. Ее ноги болтались в воздухе, не касаясь палубы. Ногтями она распорола Эрнесто руки, и из глубоких царапин брызнула кровь.

Это произвело на него не больше впечатления, чем если бы она погладила его руку пером.

– У нас есть драгоценные камни! – кричала Трейси, подняв вверх опалы и пересыпая их из одной руки в другую. Свет, падая на камни, сверкал крошечными радугами.

– Скажи ему, что я не отдам вам бриллианты и опалы, пока он не отпустит мою дочь. Я выброшу все эти гребаные драгоценности за борт, все до единой, прямо сейчас! Речь идет о десятках тысяч долларов. И все это у меня в руках.

– Отпусти ее, – сказал молодой человек, обращаясь к Эрнесто.

– No. Dije no, – ответил тот. – Haz lo que te mando, ahora mismo[73]73
  Нет. Сказал, нет. Делай, что я тебе приказываю, сейчас же (исп.)


[Закрыть].

Юноша потянул Кэмми к себе. Она споткнулась, и он подхватил ее.

– Дурак,– сквозь зубы процедил американец, презрительно глядя на своего напарника. – Ведь мы можем получить и ее, и опалы! Ты что, не понимаешь? – Его голос охрип, но звучал повелительно. Молодой человек пересек несколько футов, отделявших его от Трейси, и взял мешочек из ее руки, сложив в него опалы и украшения, которые лежали на ладони женщины. Чтобы показать их Эрнесто, он высыпал драгоценности на стул и подождал, пока толстяк перещупает все это великолепие и убедится в его подлинности. Увидев, как загорелись глаза Эрнесто, молодой человек довольно кивнул.

– Ему понравилось, – тихо произнес американец. – Diamante grande[74]74
  Большой бриллиант (исп.)


[Закрыть]. Сколько стоят такие большие бриллианты, как в тех серьгах?

– Пять... десять тысяч долларов, – ответила Трейси, хотя не имела даже малейшего представления об их ценности.

– Виепо. Ben aqun[75]75
  Хорошо. Иди сюда (исп.).


[Закрыть] – сказал Эрнесто.

Он высыпал бриллианты и опалы обратно в мешочек, туго завязал тесемки и спрятал его в рваный карман штанов. Потом он ударил молодого человека под подбородок винтовкой. Удар был не сильным, но достаточным, чтобы тот пошатнулся. Толстой рукой Эрнесто обхватил Кэмми за шею.

– Мама! – закричала Кэмми, извиваясь и лягаясь своими твердыми пятками тренированной футболистки.

Эрнесто плюнул на палубу и произнес по-английски:

– Отбей ему яйца.

Он отпихнул от себя Кэмми. Оказавшись в руках молодого человека, девушка попыталась укусить его.

– Carlo, que cochino eres! Ven aqun[76]76
  Карло, какая ты свинья! Иди сюда! (исп.)


[Закрыть] !– рявкнул он, подходя к напарнику. Карло даже не пошевелился, и Эрнесто, схватив с полки кувшин с водой, вылил всю воду на голову своего кузена. Карло, отплевываясь, свалился на пол, и Эрнесто пнул его ногой в живот. Медленно, как будто его разбудил собственный отец, чтобы он не опоздал в школу, Карло поднялся на ноги и взобрался по лестнице наверх. Он встряхнул мокрыми волосами и ухмыльнулся. Эрнесто тяжело перевалился через борт в иолу.

– Ven aqun, – велел он молодому человеку, указывая на Кэмми. – Плевать на tu papa.

– No es, uh, necesario[77]77
  В этом нет необходимости (исп.)


[Закрыть]... – возразил американец.

Про себя он подумал: «Я обещал им. Я обещал матери». Образ матери девушки слился в сознании с образом его собственной матери. В прошлый раз после доставки наркотиков он испытал мимолетное горьковатое чувство победы, потому что отец каждый день кланялся человеку, вовлекшему его сына в этот бизнес. Но сейчас все. приятные эмоции улетучились, как воздух, выпущенный из детской надувной игрушки. Юноше казалось, что он почти видит эту игрушку, сморщенную, сжавшуюся у него под ногами. Эрнесто выбросит девушку за борт, изорванную и окровавленную. Принимая сделанное приятелем отца предложение, юноша ничего подобного и представить себе не мог. Теперь же он знал, что эти люди – умственно неполноценные дикари. Он видел, как они дерутся, как наказывают юных проституток. Но он никак не мог предположить, что сам станет соучастником убийства. Молодой человек рассчитывал на их страх перед Шефом и человеком, который стоял над ним. Он знал, какие они алчные, но не учел того, что жадность может сделать их бесстрашными. Как и все агрессивные люди, Эрнесто и Карло были трусами. Весь опыт молодого человека, приобретенный в результате общения с ними, свидетельствовал о том, что они не пойдут на такой риск.

Он с горечью подумал, как заблуждался до сих пор, искренне веря в то, что его происхождение, белокурые волосы и хорошее произношение каким-то образом, словно невидимым щитом, прикроют его от настоящей грязи. Теперь же он понял, кем стал на самом деле – голубоглазым пухлощеким чудовищем, способным безвозвратно опозорить родителей, свою семью. Он будто увидел собственную изнанку и чудовищную опухоль, выросшую в нем. Теперь никто и никогда не впустит его в свое сердце.

Юноша указал Эрнесто на океан и горизонт. Молодой американец все еще верил, что Эрнесто не убьет его, но не знал, как ему сдержать данное своей матери обещание, что он никогда не совершит по-настоящему недостойного поступка.

– Policna!– воскликнул он.

Винтовка с заряженным магазином лежала на палубе. Эрнесто не обратил на его возглас никакого внимания. Он неуклюже потянулся к винтовке и сделал молодому человеку знак подать ее.

Юноша заколебался. Он сказал Эрнесто по-испански, что им необходимо немедленно уезжать.

Молодой американец не хотел умирать. Он не хотел, чтобы умерла девушка. Он потянул Кэмми к себе, изображая грубость и бесцеремонность.

– Когда я дам знак, беги, – сказал он ей на ухо. – Беги и закройся с матерью в каюте. Он толстый и старый. Я думаю, мне удастся его остановить и выбить у него из рук шнур зажигания. – И добавил: – Я застрелю его, если у меня не будет другого выхода. Но ты должна бежать очень быстро. – Вслух же он громко произнес: – Comprendes[78]78
  Понимаешь? (исп.)


[Закрыть]? – Кэмми кивнула.

Он может убить Эрнесто. Если бы Эрнесто убил молодого человека, Шеф пристрелил бы его выстрелом в рот, как собаку. Но Шеф не убьет юношу из-за Эрнесто, место которого готовы занять сотни других. Он почти не сомневался в этом.

Американец потянул Кэмми назад, сделав вид, что собирается стащить ее вниз по лестнице в иолу, где стоял Эрнесто, придерживая раскачивающуюся лестницу. От сильного ветра вода покрылась рябью. Эрнесто приказал американцу пошевеливаться. Тот повернулся и, волоча за собой Кэмми, приготовился шагнуть через борт.

– Я сделаю один-единственный шаг на лестницу и потом отпущу тебя, – прошептал молодой человек, делая вид, что крепче обхватывает талию девушки, как будто собираясь поднять ее.

Треск, донесшийся с кормы «Опуса», заставил его резко поднять голову.

Пуля пришлась ему точно в левую часть груди. Его плечо взорвалось, из него взвились яркие фонтаны крови, густо забрызгавшие палубу, лицо и волосы Кэмми. Юноша упал на спину. Его голубые, как море, глаза распахнулись, и на какое-то мгновение он вспомнил о плакате, висевшем над его кроватью в детстве. Это была большая фотография Уэйна Гретцки. Затем он увидел первый выпавший зубик сестры, а затем... пустота. С глухим стуком он ударился головой о корму иолы, и его тело медленно скользнуло в глубину. Кэмми упала на колени и заголосила.

Эрнесто вскочил, успев подхватить винтовку, которая едва не упала в воду.

– Брось оружие! – приказала ему Холли, подходя к борту яхты и сопровождая свои слова движением винтовки Ленни.

Трейси развязала узел, и иола начала отдаляться от их судна. Холли выстрелила еще раз, в борту иолы появилась дыра. Вода хлынула в отверстие в корпусе маленького суденышка. Карло ринулся к дыре, намереваясь заткнуть ее тряпками. Эрнесто начал поднимать винтовку, но Холли не двинулась с места. Она выстрелила опять, оцарапав плечо Эрнесто, и сказала:

– Muerto.

Эрнесто уронил большую синюю автоматическую винтовку в воду. Холли увидела, как он жестом приказал Карло подать ему что-то еще. Она прицелилась и прострелила Карло бедро. Карло взвыл, заглушив даже плач Кэмми.

– Pistola[79]79
  Пистолет. Также в некоторых латиноамериканских странах: придурок, олух, остолоп (исп.).


[Закрыть], – сказала Холли, посылая еще одну пулю в корпус иолы. Трейси считала.

У Холли оставалась одна пуля.

Эрнесто рванулся к двигателю, иола встала на дыбы, прежде чем ринуться прочь от «Опуса».

Меньше чем в двух милях от «Опуса», когда яхта уже едва виднелась на горизонте, он столкнул все еще рыдающего и вымокшего в собственной крови Карло за борт. Карло умолял не бросать его, отчаянно размахивал руками, но очень быстро ушел под воду. Эрнесто спешил. Ему очень повезет, если он все же успеет на встречу с Шефом. Теперь он был один. Он знал, что человек, которому подчинялся Шеф, имеет какое-то отношение к отцу белокурого юноши. Это было скверно. Он скажет, что мальчишка сбежал, оказался трусом, что он не смог его найти. Для верности он сунул мешочек с драгоценностями за пазуху. Может, ему вообще лучше развернуться и отправиться домой, а не к месту встречи?

Да, так он и сделает. Главное – держаться подальше от «Опуса» с этой сукой на борту. Он надрежет пакеты с героином и выбросит их в воду. Кровь скрыть труднее. Но он может доплыть до берега, держа драгоценности во рту. Бывают моменты, когда даже самому сильному человеку не остается ничего другого, кроме как признать свое поражение. Он спасет все, что в его силах. Эта бесполезная, залитая кровью лодка исчезнет, как и все остальные.

ДЕНЬ ТРИНАДЦАТЫЙ

Со времени стрельбы они не спали и не разговаривали.

Трейси всю ночь наблюдала за Кэмми, которая широко открытыми глазами смотрела на стену салона. Оливия стояла у штурвала, а Холли сделала себе укол обезболивающего и уснула.

Винтовка лежала на палубе, как змея, пока Трейси не принесла ее вниз и не положила осторожно на пол каюты Холли.

Когда исчезла луна, оттенок темного неба слегка изменился. Начало сереть. Наконец наступило утро, и она услышала голос Оливии:

– Мне необходимо ненадолго прилечь, Трейс. Меня все это тоже измучило. Они не на тебя положили глаз.

– Я не хочу оставлять ее одну, – сказала Трейси.

– Я не думаю, что Кэмми что-нибудь сделает с собой, – пожав плечами, произнесла Оливия. – Но ее не помешало бы вымыть. Как ты думаешь, это поможет?

– Давай попробуем, – ответила Трейси.

– Хорошо, я принесу одежду, а ты пока порули. Оставь ее на минутку.

Поврежденный «Опус» как будто парил над пронизанной солнцем бесконечной тишиной океана. На гладкой поверхности лишь изредка появлялась крошечная волна, белый гребешок которой скользил над бирюзовыми, зелеными, серыми глубинами. От этой божественной красоты ощущение ужаса их положения становилось еще сильнее. Только благодаря компасу они знали, что плывут на запад. А солнце тем временем пылало в вышине, как раскаленные добела угли.

Трейси пришлось разбудить Холли.

– Мы быстро, – пообещала она подруге, которая усилием воли заставила себя подняться к штурвалу.

Кэмми не проронила ни слова, когда Трейси и Оливия сняли с нее, а затем сожгли окровавленную одежду. Женщины тщательно мыли ее тело и волосы, пока в воде, которой они ополаскивали ее, не осталось розового оттенка крови. Трейси поддерживала Кэмми, когда та стояла под тонкой струйкой душа. Дочь была податлива, как кукла, и, казалось, не замечала, как они надевали на нее тонкое изящное белье, хлопчатобумажные штаны гаучо Оливии и чистую зеленую футболку, принадлежавшую Мишелю. Кэмми сплюнула в раковину после того, как мать почистила ей зубы. Затем Трейси, как могла, заплела длинные спутанные волосы дочери. Наконец они усадили Кэмми в кресло на палубе. Ее лицо затеняла одна из огромных шляп Оливии.

Трейси старалась не смотреть на зеркальную поверхность воды. Чтобы отвлечься, она начала читать Кэмми вслух. Она читала ей «Ребекку», затем «The Once and Future King» («Однажды и всегда король»), Холли задумчиво наблюдала за Трейси. Эта сцена напомнила ей лица и позы тех невообразимо старых женщин, которых она переодевала, купала и подбадривала на своей первой работе. Она точно так же выводила их на солнце, и старушки позволяли ей устраивать себя в креслах. Холли хорошо помнила выражение их глаз, безмятежно устремленных в прошлое... Когда у одной из них соскакивала с уха дужка солнцезащитных очков, Холли бережно поправляла ее. У них были прекрасные, как лилии, и хрупкие, как страницы Библии, руки.

– Оставь ее в покое, – в конце концов не выдержала Холли. – Сделай ей укол.

– Лекарства еще понадобятся тебе, – ответила Трейси.

Глаза Трейси и Холли встретились. Во взгляде подруги Трейси прочитала только сожаление, но ни тени страха, и, несмотря на крайнюю степень усталости, ее сердце пронзила тревога.

– Сделай укол, – повторила Холли, – ей это нужнее.

Инъекция помогла. Какое-то время Кэмми продолжала безмолвно льнуть к руке матери, а затем ее сознание отключилось полностью. Должно быть, это был не лидокаин, рассудила Холли, а что-то более сильное. Она подумала, правильно ли Трейси рассчитала дозу относительно веса девушки, но затем решила, что Кэмми не должна умереть сейчас.

Проснулась Оливия. Когда она встала к штурвалу, Холли и Трейси расположились в креслах.

– Вероятно, это что-то вроде посттравматического стресса, – сказала Трейси. – У меня до сих пор продолжают прокручиваться в голове картинки того, что произошло.

– Ты, кстати, можешь поговорить об этом со своим врачом, но, как показали исследования, лечение подобного состояния приводит к таким побочным эффектам, как головокружение, бессонница, симптомы гриппа, боль в суставах, тошнота, головные боли, воспаление слизистой оболочки желудка, иногда довольно сильные...

– Как ты можешь шутить?

– Потому что именно таким образом удается преодолеть последствия травмы. Этим занимаются солдаты в госпиталях. И жертвы преступлений. И копы, застрелившие не того человека.

– Ты застрелила тогочеловека.

– Я застрелила вообще не человека.

Трейси решила не затрагивать тему, касавшуюся переживаний запутавшегося в жизни молодого человека. Вместо этого она спросила:

– Где ты научилась стрелять? Или хотя бы заряжать винтовку?

– Меня научил Крис. У него был такой мачо-период. Мы ходили на охоту на фазана. Ни один фазан ни разу не пострадал.

– Но ты так здорово стреляла.

– Это все адреналин. Он накапливался, пока я сидела внизу и пыталась взломать замок на шкафчике Ленни. Я с ним чуть с ума не сошла.

– Ты не хочешь признать свою заслугу. Ты спасла наши жизни.

– Я признаю свою заслугу. Мне это здорово удается. Но одновременно я описываю простой биологический факт: под воздействием адреналина люди делают то, что им не удалось бы в другом состоянии. Мне приходилось быть свидетелем таких случаев в больнице. Я видела прикованных к креслу-каталке пациентов, которые вставали и шли навстречу сыну, вернувшемуся из зоны боевых действий. Матерей, которые поднимали автомобили, чтобы вытащить из-под колес своего ребенка.

Трейси накрыла ладонью руку Холли и поразилась ее хрупкости и миниатюрности.

– Я люблю тебя, Холе. Я всегда тебя любила. Но теперь я обязана тебе жизнью моей дочери.

Холли улыбнулась и посмотрела на воду, подернутую легкой рябью.

– Ты расскажешь им, что я не струсила? – тихо спросила она и тут же засмеялась. – Я только хочу, чтобы мои мальчишки знали: их мать не была трусихой.

Трейси видела, как осунулось и пожелтело лицо подруги, как обвисла кожа под ее твердым подбородком.

– Этого не будет. Мы расскажем им эту историю вместе, – решительно заявила она.

– Но если со мной что-то случится, ты им расскажешь?

– Ты самая смелая женщина из всех, кого я когда-либо знала. Однако все будет по-другому.

Женщины протянули друг другу руки, их пальцы переплелись. Они сидели так больше часа, словно влюбленные на пляже, и наблюдали за резвящейся стаей дельфинов. Они не испытывали ни малейшей неловкости, и ни у одной из них не было желания прощально пожать руку подруги и нарушить этот контакт. Трейси думала о том, насколько дружба похожа на влюбленность, и о том, что сознательно она всегда предпочитала Дженис. Возможно, их близость с Джен объяснялась тем, что их постоянно сводило вместе семейное родство. Сейчас Трейси едва сдерживала слезы, вспоминая, сколько раз она собиралась пригласить Холли на пробежку или в кафе на чашку кофе, а затем отказывалась от этой мысли, поскольку сделать это в одиночестве было намного быстрее. Холли думала о том, знают ли уже мальчишки своих новых учителей. Но нет, вряд ли. Ведь еще даже не отмечали Четвертое июля. Они так любят фейерверк на пирсе Нейви, да и вообще все фейерверки. Она надеялась, что в этом году они тоже побывают на празднике.

– Говорит Дженис Локкарио, – сообщила Дженис оператору береговой охраны. – Вы меня слышите?

– Я слышу вас, миссис Локкарио.

– Вас очень плохо слышно.

– У нас здесь небольшая гроза, мэм. Как правило, при таких условиях связь ухудшается. Откуда вы звоните?

– Из Соединенных Штатов, Иллинойс. Впрочем, вы, разумеется, тоже находитесь в Соединенных Штатах. Я хотела сказать – с материка. Моя двоюродная сестра и мои подруги восемь дней назад отправились в плавание с острова Сент-Томас. Сейчас они уже должны были бы находиться в Гренаде. Но мне не удается связаться с сестрой. Я знаю, что, если бы сестра могла, она обязательно ответила бы на звонок. Поэтому я хочу сообщить о пропавшем судне.

– Для этого прошло слишком мало времени. Ведь они должны были прибыть туда только сегодня.

– Вчера.

– Все равно рановато. Плавание – это не рейс по расписанию. У них могло возникнуть желание где-нибудь сделать остановку. Возможно, в каком-то месте они решили провести два дня вместо одного. Я бы на вашем месте не беспокоился.

– Я всего лишь хочу, чтобы вы навели справки. У вас... Разве суда, отправляющиеся в плавание, не должны выходить на связь каждый день?

– Конечно, они ежедневно сообщают о своем местоположении.

– В таком случае вы не могли бы узнать насчет сообщений с чартерного судна «Опус»? – попросила оператора Дженис.

– Это яхта Ленни Амато, миссис Локкарио. Я бы точно не стал о них тревожиться. Я знаком с капитаном. Ленни знает эти острова как свои пять пальцев. И его помощник, Мишель Южин-Мартин, тоже.

– И все же я попрошу вас навести о них справки. Вас это не затруднит?

– Конечно нет, – отозвался оператор. – Вы хотите, чтобы я вам перезвонил? „

– Я побуду на связи.

– Это займет какое-то время.

– Я подожду. Я рада, что говорю с кем-то, кто может помочь.

Дженис теребила сумочку, которая попалась ей на барахолке и которую она теперь переделывала, чтобы подарить на день рождения Трейси. Подарок был почти готов, оставалось всего лишь пришить старинную пуговицу и золотую тесьму. Сумочка была фиолетовой – любимый цвет Трейси. Боже, помоги Трейси, молилась она. Помоги Кэмми. Джиму и Теду они тоже не звонили. Тед бесхитростно предположил, что его мать и сестра просто классно проводят время. Но когда Джим сегодня утром возвращал блюдо, в котором Дженис принесла им бефстроганов, она заметила между его бровями глубокую складку.

– Ты и в самом деле думаешь, что с ними все в порядке? – поинтересовался Джим.

– Разумеется, – ответила она.

Конечно же, они не поверили друг другу. Дженис понятия не имела, как позвонить в береговую охрану, но это оказалось на удивление просто – номер был в «Голубых страницах», так же как и номер пожарной службы. Разумеется, номера охраны на Сент-Томасе там не было, но ответившая на ее звонок женщина сообщила его в считанные секунды. Итак, когда Дейв отправился на работу, а девчонки ушли в школу, Дженис взяла свое рукоделие и, собравшись с духом, позвонила по этому телефону. Теперь она ожидала, одновременно меряя тесьму. Слишком длинная. Она отрезала немного. То, что надо. Классно смотрится. Склонив голову, она прижала трубку к плечу и начала приметывать тесьму к сумке.

– Миссис Локкарио? – раздался в трубке мужской голос.

– Слушаю.

– Боюсь, что с яхтой «Опус» не было связи уже... три дня. Но это совсем не обязательно означает, что с ними что-то случилось. Ленни Амато общался с Шэрон Глиман... Это капитан другого судна... Так, сейчас посмотрим... пятнадцатого числа. И там могли быть погодные условия, которые, вероятно, и помешали связи...

– Так вы примете мою заявку? Вы сообщите о необходимости розыска?

– Мы относимся к этому очень серьезно, мэм. Операция по спасению людей вовлекает широкие ресурсы и стоит очень дорого. Для того чтобы официально начать ее, нам нужны веские основания. Но мы немедленно передадим эту сводку.

Чуть позже Трейси занялась уборкой. Повсюду валялись стаканы, осколки от разбитого блюда, в котором она принесла запеканку, грязные вонючие банки и пустые бутылки, опорожненные пиратами. Не придумав ничего лучшего, она приняла простое решение, как избавиться от следов их присутствия на яхте – выбросила весь этот мусор за борт. Независимо от того, насколько растянется их ожидание или сколько времени... у них осталось, Трейси было ясно: они не смогут выжить, если перед их глазами постоянно будет находиться напоминание о состоявшейся бойне. Натянув толстые резиновые перчатки, в которых Ленни ловил рыбу, Трейси вооружилась шваброй и набрала в ведро соленой воды, чтобы вымыть палубу. Она старалась не думать о крови когда-то невинного мальчика и терла палубу все более ожесточенно. Трейси отгоняла мысли о его матери, которая сейчас, наверное, спит в полном неведении, но они упорно возвращались к ней. Может, эта женщина на мгновение проснулась и прошептала имя сына? Как вообще звали этого юношу и смогут ли его родители когда-нибудь узнать, что у них больше нет их белокурого сына? Выдаст ли имя молодого человека Эрнесто, если его поймают? А его, несомненно, поймают. У него слишком мало горючего, и, скорее всего, он уже беспомощно болтается где-то посреди океана в протекающей лодке.

Трейси закончила орудовать шваброй и при помощи полотенец, которые она обнаружила в шкафчике, вымыла кровь из труднодоступных щелей. Несмотря на протест пустого желудка и рвотные позывы, она заставила себя продолжить уборку. Ее мысли метались, разрывая мозг. Мальчик был испорчен. Он бы позволил Кэмми умереть, лишь бы спастись самому. Он оказался в совершенно невероятной ситуации, причины которой так и останутся тайной. Он умер, спасая Кэмми. Все время, пока Холли и Кэмми спали, она, обливаясь потом, изо всех сил терла палубу, и судно, по крайней мере, изнутри снова стало белым. Трейси раз за разом опускала полотенца в ведро с водой, которая постепенно становилась все светлее, и выкручивала их. Она выливала воду за борт и беспрестанно молилась за семью мальчика, чувствуя, что не в силах остановиться.

Ее руки нуждались в каком-то занятии, и Трейси решила сшить новый крошечный парус. Воздух был совершенно неподвижен. Стоял полный штиль, как назвал бы эту погоду Ленни. Сегодня солнце будет беспощадным, как паяльная лампа. Трейси не могла себе представить, что она когда-нибудь сможет встречать рассвет с восторгом, а не с ужасом. Хотя вполне вероятно, что ее самодельный парус сгодится для плавания. Она сошьет его, а потом развернет дженни и поставит оба паруса. Она в точности выполнит указания молодого человека.

Ей не нужно снова и снова вспоминать, как юноша, пошатнувшись от силы пронзившей его пули, упал на спину. Она постарается вытеснить из своей памяти вид открывшейся в его боку раны, этой страшной дыры чуть пониже верхнего ребра, и длинную, до ужаса бесконечную, струю крови.

Трейси поспешно собрала простыни в каюте, где спала до нападения контрабандистов Оливия, которая снова перебралась к Холли, отделив свою койку перегородкой. При помощи толстой иглы – единственной, которую ей удалось разыскать и которой мужчины, по-видимому, чинили брезент, – Трейси сшила вместе две простыни и сделала отверстие в кромке одной из них. Кусачками она кромсала металлические крепежи, лопнувшие во время бури, пока наконец не получила кусок проволоки, который она смогла продеть в отверстие в мачте. Затем она взяла новый кусок веревки и привязала другой конец самодельного паруса на крепежной планке борта.

Если поднимется ветер, она будет готова.

Когда Трейси встала к штурвалу, Оливия неохотно выбросила последний лоток с запечатанными десертами, которые уже испортились настолько, что, по ее словам, даже Людовик XVI не смог бы их переварить. И крем, и легкая начинка гарантированно обеспечили бы пищевое отравление. Единственный армейский паек, обнаруженный ею, – сушеная говядина с макаронами, – кишел маленькими белыми насекомыми, происхождение которых осталось для Оливии загадкой. Эту гадость Оливия тоже отправила за борт. У них остались всего лишь полкоробки хлопьев и пачка миндаля. Куда подевались крекеры? Она не припоминала, чтобы мужчины их ели. Теперь в их распоряжении был один-единственный кувшин воды – тот, который спрятала Трейси. Оливия нашла четыре банки имбирного пива и выпила одну из них. Две банки она поставила рядом с кувшином. Она отнесла бумажный стаканчик пива Холли, которая с благодарностью проглотила жидкость и тут же все вырвала. Оливия позвала Трейси. Та вымыла подруге рот морской водой и, поддерживая ее, как тряпичную куклу, помогла ей добраться до кровати и переодеться в чистую рубашку. Она пообещала Холли, что поможет ей подняться на палубу, когда солнце будет не столь палящим.

– От такой жары кому угодно станет плохо, – жизнерадостно щебетала она. Но Холли потратила столько сил на то, чтобы взломать замок и собрать винтовку, что в ней что-то сломалось. «Пожалуйста, ну пожалуйста, – молилась Трейси, – дай мне еще один шанс. Позволь мне уделить Холли больше внимания. Позволь Холли вернуться домой к семье. Она намного лучше меня». Трейси прекрасно сознавала, что подобные аргументы никогда не служили для Всевышнего основанием даровать спасение. Никогда и нигде.