Текст книги "Александр Беляев"
Автор книги: Зеев Бар-Селла
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 28 страниц)
Глава двадцать первая
ПРЫЖОК В НИЧТО
Свое возвращение из Мурманска Беляев ознаменовал романом о полете в космос – «Прыжок в ничто».
Космический корабль Беляев построил уже за шесть лет до того – для романа «Борьба в эфире» (рассказывает генеральный конструктор Крукс):
«Вы знаете, что я сконструировал огромный летающий корабль – целый город, который может вместить всех нас. <…> Его движущая сила основана на принципе ракет, и потому на нем мы можем подняться выше атмосферы и летать в безвоздушном пространстве. Мы могли бы продержаться на нем неопределенно долгое время далеко от Земли. Но… тут есть большое „но“. Несмотря на все успехи химии, мы не можем обеспечить питанием всех нас более чем на два-три года. Если бы нам удалось возобновить запасы, ну, хотя бы клетчатки, мы бы добыли из нее всё, что нужно для питания. Но для этого мы должны держаться ближе к Земле, чтобы наши небольшие суда могли от времени до времени спускаться на Землю в безлюдных местах и пополнять запасы химических продуктов и воды.
Но эти малые суда скоро были бы уничтожены один за другим…»
И тогда буржуйские главари решают, не дожидаясь голодной смерти, хлопнуть дверью громко и немедленно – уничтожить пролетарскую Землю атомной бомбардировкой.
Космическому кораблю удается взлететь, но два оказавшихся на борту героя тут же его взрывают… Земля спасена!
Поэтому в новом своем романе Беляев ставит вопросы снабжения на первое место:
«– Но куда же вы нас высадите, черт возьми? Простите, миледи, за невольное восклицание, – сказал Стормер.
Все ждали с напряженным вниманием, что скажет Цандер.
– Никуда. Я полагаю, что нам выгоднее и безопаснее всего именно нигде не высаживаться.
– П…рыжок в ничто? – спросил Маршаль с горькой иронией, которую не поняли.
– И поэтому-то я и старался создать такой межпланетный корабль, на котором мог бы существовать круговорот веществ. Ракета будет иметь оранжерею в пятьсот метров длины, которая должна дать нам необходимые для питания растительные продукты и кислород для дыхания» [312]312
Здесь и далее цит. по: Беляев А.Прыжок в ничто. Л., 1935.
[Закрыть].
Кстати, Светлана Беляева припомнила (наверняка по рассказам родителей – самой ей в ту пору и четырех лет не было) такой эпизод:
«Написав роман „Прыжок в ничто“, отец долго не мог придумать названия. Обычно он делал это после окончания работы. Но на этот раз он отнес рукопись без названия. Редактор предложил тому, кто придумает лучшее название, выдать премию. В конце концов придумал все ж таки сам автор, но премии не получил» [313]313
Беляева С. А.Звезда мерцает за окном… С. 332.
[Закрыть].
Так что, по справедливости, премию надо было бы вручить барону Маршалю – это его испуганная реплика стала названием романа [314]314
Впрочем, и у барона был предшественник – в 1927 году во втором номере журнала «Мир приключений» вышел рассказ Б. К. Армфельта «Прыжок в пустоту».
[Закрыть].
В рецензии на роман Абрам Палей обратил внимание еще на одного персонажа – инженера Лео Цандера:
Непонятливому рецензенту Беляев ответил по-писательски: через три года наградил фамилией Палей персонажа «Звезды КЭЦ» – пусть поломает голову и над этой загадкой…
Но вопрос был задан… Действительно, неужели трудно было подыскать конструктору межпланетного корабля «Ноев ковчег» иную фамилию?
Причина, надо полагать, таится в неутешительных размышлениях Беляева о судьбах русских изобретателей – не понятые на родине, они (Зворыкин) или их идеи (Розинг) находят признание на Западе. И только там их идеи воплощаются.
Но здесь нам возражает сам Лео Цандер:
«– Не забывайте, – говорил Цандер, – что родина звездолетов – Советы. Там родилась и была научно разработана теория реактивных двигателей. Вокруг Циолковского выросла целая плеяда советских специалистов – его учеников. Что, если Советы двинут на „Ноев ковчег“, который вздумал бы принять участие в боевых наступательных операциях, целую флотилию звездолетов? Пассажирам „ковчега“ не поздоровится!»
Вот вам: крупнейший специалист отдает должное успехам советской космонавтики! Но сразу после гимна Советам сказано следующее:
«Ни Пуччи, рассказавший об этом Гансу, ни сам Ганс не знали о том, что Цандер, давая такое заключение, был не совсем объективен. В нем говорил его традиционный пацифизм».
То есть ничего не изменилось! На дворе советская власть, а русский инженер Цандер – энтузиаст ракетоплавания! – все так же в одиночку или с кучкой нищих энтузиастов бьется над постройкой ракеты, в которой самый снисходительный глаз разглядит лишь действующую (чаще всего – плохо действующую) модель… А с Запада доносятся такие слухи, что впору локти кусать!.. А в 1933-м – год выхода романа – Цандер умер от чахотки, так и не увидев ни одной взлетевшей ракеты.
Еще об одной любопытной подробности поведал нам ассистент зарубежного Цандера, Винклер:
«Цандер – талантливый теоретик, великолепный конструктор и на редкость скромный человек. „Я только ученик своего великого учителя Циолковского. Он зажег пламя, я лишь поддерживаю его, пока мечта человечества не осуществится“, – так говорит он о себе».
Нынешнее ухо и впрямь не распознает здесь ничего, кроме свидетельства беспримерной Цандеровой скромности [316]316
Еще один пример подобного самоумаления: «Наш „ковчег“ имеет всего четыре метра в диаметре. В сущности, он представляет собой комбинацию двадцати простых ракет. Это так называемая „составная пассажирская ракета 2017 года“ Циолковского. Моя скромная роль при проектировании ограничилась некоторыми незначительными дополнениями и конструктивными изменениями».
[Закрыть]. Но советскому читателю 1930-х годов открывалось и другое:
«Что касается меня, то я только ученик Ленина и цель моей жизни – быть достойным его учеником.
Задача, которой я посвящаю свою жизнь, состоит в возвышении… рабочего класса. <…> Если бы каждый шаг в моей работе по возвышению рабочего класса и укреплению социалистического государства этого класса не был направлен на то, чтобы укреплять и улучшать положение рабочего класса, то я считал бы свою жизнь бесцельной».
Это знаменитейшая фраза, сказанная товарищем Сталиным немецкому писателю Эмилю Людвигу. Написав в 1906 году о Наполеоне, Людвиг четверть века спустя решил замахнуться и на биографию живого колосса, с каковой целью приехал в СССР и 13 декабря 1931 года был принят героем будущей книги. В ходе беседы Сталин и осчастливил биографа исторической фразой. После чего с ней были ознакомлены и прочие обитатели земного шара [317]317
Большевик. 1932. № 8. 30 апреля.
[Закрыть].
Вопрос: как ее понимать в устах Лео Цандера? Видимо, в контексте прочих его высказываний о Циолковском:
«– Я уезжаю. Надолго покидаю родину, быть может навсегда.
– „Могикане“? – коротко спросил Винклер.
– Да, они… Вы полагаете, что мне угрожает заточение, Винклер? Хуже. Гораздо хуже. Они приходили не с мечом, а с дарами.
– „Бойтесь данайцев, дары приносящих“, – кивнул головой Винклер. – И что же это за дары?
– Они готовы милостиво забыть о моей нечистой крови, – с горечью сказал Цандер. – Вернуть мне кафедру, хорошо оплачивать мой труд.
– Из средств… военного ведомства?
– Вы угадали, Винклер. Они предлагали мне – вы понимаете, что значит, когда они предлагают? – работать в военном ведомстве… Стратосферные бомбардировочные ракеты, управляемые по радио. Вы слыхали о них? Во многих районах страны уже возведены сооружения для стрельбы такими ракетами. Из этих пунктов в несколько минут можно уничтожить Париж, Брюссель, Прагу, Варшаву градом взрывчатых и газовых ракет. Но им этого мало. Им нужны „снаряды без пушек“, летящие за тысячи километров. Не только Лондон, Рим, Неаполь, Мадрид, Москва, Ленинград, но даже и Нью-Йорк, Вашингтон – мишени для их новых орудий истребления. Столицы, промышленные города, порты, аэродромы соседних государств уничтожаются в несколько минут вместе со всеми людьми. Душить детей, рвать на части тела отцов и матерей – во имя чего? – вот что они предлагают мне, Винклер. Об этом ли думал мой учитель Циолковский, об этом ли мечтал я, посвятив свою жизнь реактивным двигателям, ракетам, звездоплаванию?..»
«Могикане» – это, несомненно, фашисты, а точнее, раз уж зашла речь о «нечистой крови», – нацисты (хотя русский Цандер был остзейским немцем). Но главное – это убежденность Лео Цандера в том, что Циолковский и война несовместимы. А поскольку Цандер не уточняет, о какой войне идет речь – империалистической или революционной, складывается впечатление, что и учитель его в классовую борьбу не сильно верил.
А тогда получается, что, называя себя «только учеником великого Циолковского», Цандер (и, надо понимать, Беляев) ставит на место величайшего гения XX столетия не Ленина, а калужского затворника (заинтересованные в подробностях могут сразу обратиться к главе «КЭЦ»).
Но продолжим чтение романа.
Итак, группа богатейших капиталистов и их прихлебателей, напуганных призраком неотвратимой революции, готовится к бегству. Но на земном шаре ни одного безопасного угла уже не осталось, и тогда обезумевшие буржуи решают отправиться на другую планету. Космическому кораблю, который унесет их в немыслимую даль, присваивают имя «Ноев ковчег».
Уподобить бегство от революции спасению от Всемирного потопа первым догадался Маяковский, в 1918 году написавший пьесу «Мистерия-буфф». И вполне возможно, что Беляев этой идеей воспользовался. Но в 1925 году вышла и другая книга, далекая от художественности, но несомненно способная заинтересовать Беляева – мемуары о Белом Крыме, написанные человеком, хорошо знавшим механизмы врангелевского государства. В этой книге рассказано и об эвакуации 1920 года, в частности, есть там такие слова:
Вспомним как будто совсем по другому поводу сказанные слова Цандера о «нечистой крови», и тайна нового Ноева ковчега раскрыта – этот корабль плывет в эмиграцию. И надежды на возвращение больше нет.
А что происходит с писателем, потерявшим надежду, но не утратившим желание жить? Он становится другим.
Первая часть романа – сатирическая, в том смысле, который придавали этому слову в СССР: безжалостное бичевание заграничных буржуазных нравов [319]319
Циолковскому, кстати, понравилось: «Остроумное и живое описание англ[ийского] аристокр[атического] общ[ества]» (заметки о романе «Прыжок в ничто», между 8 и 15 декабря 1934 года; Архив РАН (М.). Ф. 555. Оп. 2. Ед. хр. 54. Л. 7). Пределов России Циолковский никогда не покидал и собственных впечатлений о загранице не имел.
[Закрыть].
Вторая – более всего походит на самопародию: аристократы поселяются в пещере и дичают (ср. с беляевской повестью «Белый дикарь») – и откровенное глумление над фантастикой: шестирукие венерианские туземцы, которые носом пущают усыпляющих газов…
Ничего равного написанному до 1932 года из-под пера Беляева более не вышло. Он и романы писать перестал – переделывал старые, а те, что задумал, никак не мог завершить (об «Ариэле» у нас еще будет случай поговорить)… Беляев совершил свой прыжок в ничто, в безвоздушную разрешенную литературу, и стал советским писателем.
Глава двадцать вторая
КЭЦ
Впервые Беляев обратил внимание на Циолковского еще в 1916 году, в бытность свою газетным «передовиком».
«„Чорт меня дернул родиться в России с талантом и душой“, – воскликнул Пушкин, когда ему слишком насолили родные пенаты.
Это восклицание в разных вариациях приходилось не раз повторять до и после Пушкина многим русским людям с талантом и душой.
Особенно не везло у нас изобретателям.
Творчество изобретателя, по своему существу, революционно. Чем крупнее изобретение, тем резче ломает оно установившийся уклад жизни. Появление ткацкого станка произвело целую революцию. Не только в экономической, но и в социальной среде. Немудрено, что изобретатель в стоячих водах русской консервативной жизни не пользовался симпатией ни правительства, ни даже населения.
– Беспокойный человек! Выдумщик.
Отсутствие образования лишало изобретателя возможности осуществить иногда правильный по замыслу проект.
Неудачи его опытов еще больше укрепляли консервативную массу в ее полупрезрительной, полунасмешливой позиции по отношению к изобретателю.
И уж так повелось: о наших изобретателях мы вспоминаем только тогда, когда их идея получит осуществление за границей.
Недавно газеты сообщили о том, что наши союзники на западном фронте применяют аппарат, который обнаруживает приближение на расстоянии нескольких верст врага на суше или море.
Получив известие об этом изобретении, мы, как всегда, задали вопрос: не было ли уже у нас подобного изобретения, – и не ошиблись.
Этот аппарат, „тономикрофон“, был изобретен еще в 1887 году Львом Шкляром и представлен в одно из министерств, которое так и не удосужилось рассмотреть и использовать изобретение Шкляра.
Лев Шкляр, – сын бедного ремесленника, личность незаурядная.
За свою тридцатилетнюю жизнь, – умер в 1896 году, – он изобрел много самых разнообразных вешей: аудиофон (аппарат для глухонемых), выпуклые чернила для слепых, пылевоздухоочистители для шахт, контрольный аппарат, предупреждающий взрывы котлов, термостат, тономикрофон, безопасные лампы и др.
Кто знает, сколько полезных и даже, быть может, гениальных изобретений подарил бы еще он родине, если бы не его преждевременная смерть от чахотки.
И, – кто знает, – если бы мы обладали его „тономикрофоном“, за 20 верст предупреждающим о приближении неприятельских сил, может быть, не имел бы места сольдауский разгром [320]320
Гибель армии Самсонова в Восточной Пруссии (август 1914 года).
[Закрыть], удавшийся врагу благодаря неожиданности его появления.В настоящем году исполняется двадцать лет со дня смерти Л. Шкляра. К сожалению, эта юбилейная дата будет почтена только его близкими. Мы, – общество, – не знаем своих выдающихся людей.
Не знаем при жизни, где же их помнить по смерти?
Вот еще один изобретатель: К. Циолковский, приславший в редакцию свою брошюру о построении металлической оболочки дирижабля без дорогой верфи.
Задолго до опытов гр. Цеппелина, К. Э. Циолковский нашел принцип управляемого аэростата с сжимаемой жесткой (металлической) оболочкой.
Более двадцати лет посвятил разработке этой идеи, – принципиальная правильность которой „подтверждена“ цеппелинами, – и до настоящего времени не может приступить к ее практическому осуществлению ввиду недостатка средств и общественного внимания.
Мы, конечно, не знаем, насколько целесообразен и удачен проект К. Э. Циолковского (хотя, по его словам, модель аппарата в 2 метра „чисто функционирует“), но, как бы то ни было, на этот проект, в особенности теперь, необходимо обратить внимание, чтобы использовать его, если он пригоден, или указать автору недостатки этого изобретения.
„Тяжело работать в одиночку, многие годы, при неблагоприятных условиях и не видеть ниоткуда ни просвета, ни содействия“. Эти слова служат эпиграфом к книге К. Э. Циолковского об управляемом аэростате.
Эпиграф, пригодный и для многих других русских изобретателей…» [321]321
Беляев А. Изобретатели // Приазовский край. 1916. № 22. 24. января. С. 2.
[Закрыть]
Вся статья написана под знаком Пушкина: от первой цитаты (неточной – у Пушкина: «Догадал меня черт родиться в России с душой и талантом») до лейтмотива – «замечательные люди исчезают у нас, не оставляя по себе следов. Мы ленивы и нелюбопытны…» («Путешествие в Арзрум», о Грибоедове).
Оттого, наверное, своих замечательных ученых и изобретателей писатель Беляев предпочитал селить за границей… [322]322
Неудачник Лев Венецианович Шкляр в 1893 году провел выставку своих изобретений в Париже и незамедлительно был удостоен Большой золотой медали города Парижа и представлен к ордену Почетного легиона. Орденом, впрочем, он так и не был награжден. А в 1920-е годы в русских эмигрантских газетах много писалось об изобретенном Шкляром особом взрывчатом веществе, способном на расстоянии уничтожать подводные лодки, и о безуспешных попытках X. Г. Раковского, председателя Совнаркома Украины, выманить этот секрет у сына покойного (Лавринец П.Евгений Шкляр: жизненный путь скитальца. Вильнюс, 2008. С. 18–19).
[Закрыть]
А спустя 18 лет – 10 декабря 1934 года – последовало и знакомство. Заочное. Едва лишь ленинградский журнал «Вокруг света» начал публиковать роман Беляева «Воздушный корабль», как Циолковский направил в редакцию письмо:
«Рассказ… остроумно написан и достаточно научен для фантазии. Позволяю себе изъявить удовольствие тов. Беляеву и почтенной редакции журнала. Прошу т. Беляева прислать мне наложенным платежом его другой фантастический рассказ, посвященный межпланетным скитаниям, который я нигде не мог достать. Надеюсь и в нем найти хорошее. Прошу переслать письмо тов. Беляеву.
27 декабря 1934 года Беляев Циолковскому ответил:
«Воздушный корабль» – это повесть о первом (до космической ракеты) любимом детище калужского мечтателя: цельнометаллическом дирижабле.
О том, что идею эту Циолковский пропагандировал еще до революции, Беляев даже не упоминает… Теперь его интересы выходят за пределы земной атмосферы – в космос.
«Экземпляр романа о межпланетных путешествиях „Прыжок в ничто“ высылаю заказной бандеролью. – В этом романе я сделал попытку, не вдаваясь в самостоятельное фантазирование, изложить современные научные взгляды на возможность межпланетных сообщений, основываясь главным образом на Ваших работах. У меня была даже мысль – посвятить этот роман Вам, но я опасался того, что он „не будет стоить этого“. И я не ошибся: хотя у читателей роман встретил теплый прием, Як. Ис. Перельман дал о нем довольно отрицательный отзыв в № 10 газеты „Литературный Ленингад (так!)“(от 28 февр.). Вот конец этой рецензии:
„В итоге никак нельзя признать новый роман Беляева сколько-нибудь ценным обогащением советской научно-фантастической литературы. Родина Циолковского вправе ожидать появления более высококачественных произведений научной фантастики, трактующих проблему межпланетных сообщений“.
Лично я считаю, что статья Перельмана написана далеко не во всем объективно. Но как бы то ни было, после такого отзыва я не решился даже послать вам экземпляра этого. Но теперь, поскольку Вы сами об этом просите, охотно исполняю Вашу просьбу и посылаю роман на Ваш суд. – В настоящее время роман переиздается вторым изданием, и я очень просил бы Вас сообщить Ваши замечания и поправки [, чтобы их можно было внести в текст, т. е. исправить]. И я, и издатель были бы Вам очень благодарны, если бы Вы написали и предисловие ко второму изданию романа (если, конечно. Вы найдете, что роман заслуживает Вашего предисловия)» [325]325
Архив РАН (Москва). Ф. 555. Д. 91а. Л. 1–1 об.
[Закрыть].
Итак, ситуация предельно ясная: Циолковский письменно поблагодарил редакцию журнала за публикацию повести, пропагандирующей идею цельнометаллического дирижабля, а Беляев воспользовался поводом, чтобы найти у Циолковского защиту от яростного Перельмана и обеспечить выпуск второго издания романа.
И совершенно очевидно, что до этого письма никакой переписки между двумя энтузиастами ракетных полетов не было…
Но тут совсем недавно и в самом неожиданном месте выплыл на белый свет такой документ:
«Многоуважаемый Александр Романович!
Я очень благодарен Вам за посылку и письмо, в котором обнаружил истинное понимание проблем. Мои труды, это скромный вклад в мировую науку, но и он является неотемлимой (так.)частью стремления человечества к прогрессу.
С уважением
К. ЦiолковскийКалуга 7 мая 1934 г.».
Конечно, возникает масса вопросов… Но попытаемся изложить все в должном порядке.
Совсем недавно – это 3 мая 2008 года, а неожиданное место – Беверли-Хиллз, штат Калифорния. В названный день и в названном месте письмо было выставлено на аукцион в отеле «Редженси-Супериор» [326]326
http://www.liveauctioneers.corn/item/5093304(Lot 2953).
[Закрыть]. И не одно только письмо. В списке лотов мы найдем еще два листа из рукописей Циолковского и том его «Избранных трудов» (Кн. 1. Цельнометаллический дирижабль. М.; Л., 1934) с дарственной надписью:
«Уважаемому Н. Д. Моисееву.
В дирижаблях наше будущее.
К. Цiолковский».
Николай Дмитриевич Моисеев (1902–1955) – астроном, создатель московской школы небесной механики, дирижаблями так и не увлекся…
Как же все эти сокровища перебрались за океан?
На след могут навести другие выставленные на продажу раритеты: книги Б. В. Ляпунова «Станция вне земли» (1963) и Р. Г. Перельмана «Цели и пути покорения космоса» (1967). Своей ценностью (500 $) эти популярные брошюры обязаны автографам на титульном листе – подписям двух первых космонавтов Юрия Гагарина и Германа Титова.
Так вот, подобный набор (рукописи Циолковского и автографы космонавтов) может происходить лишь из одного-единственного места – музея.
И точно: меньше чем через год – 13 апреля 2009-го – появилась в «Известиях» заметка, из которой выяснилось, что «в последние годы из павильона „Космос“ на ВВЦ пропали сотни раритетов», в том числе: «…оригинальные спутники, образцы космических пород и личные вещи космонавтов».
И корреспондент рассказал, как это произошло: в начале 1990-х павильон «Космос» на ВДНХ был закрыт, а экспонаты просто выбросили на улицу. После чего «некоторые скафандры и части „Салютов“ и „Союзов“ в 1990-х всплыли на крупных международных аукционах. Гайками со спутников долгое время торговали в самом павильоне „Космос“ наряду с радиотехникой и саженцами…» [327]327
Там же.
[Закрыть].
Другие же предметы, «в том числе и знаменитый скафандр Гагарина, неожиданно всплыли в Вашингтонском музее астронавтики. Там же находится и удостоверение первого космонавта Земли».
И еще об аукционах:
«В конце прошлого (то есть 2008-го. – З. Б.-С.)года в Нью-Йорке на аукционе „Сотбис“ пустили с молотка текст предполетной речи первого космонавта, написанный его же рукой… Оценили рукопись в 300 тысяч долларов» [328]328
Морозов Н.Раритеты из павильона «Космос» продают на западных аукционах // Известия. 2009. 13 апреля.
[Закрыть].
Зато:
Итак, письмо, скорее всего, краденое… Пришло время разобраться с его содержанием.
Кроме Беляева, иных корреспондентов с именем «Александр Романович» у Циолковского не было. Значит, вероятнее всего, письмо было адресовано именно Беляеву. Но тут такая незадача – ни одного письма Циолковского Беляеву до нас не дошло: судить об их содержании мы можем лишь по черновикам, хранящимся в архиве Циолковского, а все отосланные беловики погибли в 1942 году вместе с прочими бумагами Беляева.
Откуда ж тогда могло явиться данное письмо Циолковского?
Единственное разумное объяснение: письмо это уцелело потому, что не было отослано! И Беляев его не получал и не читал!
Объяснение разумное, но – не единственное. Потому что имеется еще одно адресованное Беляеву письмо Циолковского (опубликована лишь оборотная сторона листа):
«…их часть повреждена, а некоторые украдены. Но и оставшиеся могут [зачеркнуто неразобранное слово] ярче осветить (так!)детали описания. Вы можете ознакомиться с ними. Обратите свое внимание на особенности передвижения пилотов и предметов (так!)в корабле, без силы тяжести.
Я всегда готов внести свой вклад в пропаганду великой цели.
Желаю творческих успехов.
К. Цiолковский7 июня 1931 г.».
А слева сбоку – приписка:
Составители каталога уверяют, что письмо адресовано Беляеву… Да разве только письма выставлены на продажу – тут и книжки с дарственными надписями! Вот эта украшает брошюру Циолковского «Стратоплан реактивный» (Калуга, 1932):
«А. Р.
Рекомендую обратить внимание на отзывы.
К. Цiолковский».
А вторая (в высшей степени лестная!) – начертана на обложке брошюры «Космические ракетные поезда» (Калуга, 1928):
«Талантливому последователю и пропагандисту великой космической идеи: А. Р. Беляеву
с уважением К. Цiолковский3 мая 1931 г.».
Одну книжку выставляли на аукционе, а другую удалось приобрести в Берлине – с рук. Брошюры самые настоящие – изданы Циолковским на собственные деньги.
И снова вопросы: откуда они взялись? Ведь библиотека Беляева погибла вместе с его архивом в том же 1942 году…
И почему, с 1931 года одаривая Беляева книгами и состоя с ним в переписке, Циолковский, когда возникла нужда связаться с писателем, направляет письмо не ему, а в редакцию журнала «Вокруг света»?
В поисках ответов пришлось обратиться к Татьяне Николаевне Желниной, научной сотруднице калужского Государственного музея истории космонавтики. И сразу наступила ясность: все (а их сотни) гуляющие по аукционам новоявленные письма Циолковского, а также его рукописи, дарственные надписи, чертежи и рисунки – фальшивки. За одним, правда, исключением: письмо Я. И. Перельману от 29 ноября 1931 года – подлинное и украдено из Архива Российской академии наук в Санкт-Петербурге [331]331
Желнина Т. Н. Указ. соч. С. 156–194.
[Закрыть].
И самое наглядное доказательство подделки – это подпись:
«Цiолковский».
Потому что расписываться Константин Эдуардович умел – и по старой орфографии, и по новой. И если, по старой привычке, употреблял «и десятиричное» (i), то ставил его там, где надо: и в первом слоге – «Цi», и в последнем – «кiй». А в подделках всегда и только: « Цiолковский». Ну и несчетное количество прочих глупостей… В письмах же – полная бессодержательность: сплошные приветы, призывы, скучные и плоские сентенции…
А Беляеву было не до общих слов: его заботили совершенно конкретный повод и совершенно конкретная проблема – Перельман.
Яков Исидорович остался в памяти многих… «Занимательная математика» и «Занимательная механика» стояли на полке каждого советского школьника, желавшего стать новым Эйнштейном или Колмогоровым.
Причина же успеха этой занимательной науки заключалась в том, что Перельману не приходилось опускаться до уровня своих читателей. Он и его читатели находились на одном уровне – школьного курса. С той лишь разницей, что Перельман эту школьную науку усвоил очень хорошо и, значит, мог подтянуть отстающего ученика. А по образованию этот всероссийский репетитор был лесоводом и лесотехником. Впрочем, по специальности он никогда не работал…
Понятно, что Перельман искренне симпатизировал другим самоучкам. Оттого-то – еще до революции! – стал страстным пропагандистом идей Циолковского. И пропагандистом весьма ревнивым.
В упомянутой рецензии на роман «Прыжок в ничто» Перельман негодовал:
«Поставив себе целью художественное оформление работ Циолковского, А. Беляев проникся его идеями слишком поверхностно и проглядел главную заслугу „патриарха звездоплавания“. Циолковский установил математически, что ракета может получить скорость, значительно превышающую быстроту частиц отбрасываемого ею газового потока» [332]332
Перельман Я.«Прыжок в ничто» А. Беляева // Литературный Ленинград. 1934. № 10. 28 февраля. С. 3
[Закрыть]
В результате:
«Автор „Прыжка“ не уяснил себе основы всего ракетного летания. Держа читателей в ложном убеждении, будто ракета неспособна приобрести скорость большую, нежели скорость выбрасываемых ею продуктов сгорания, Беляев вынужден обратиться к такому проблематичному для технического использования источнику, как внутриатомная энергия» [333]333
Там же.
[Закрыть].
Удивительно – о Циолковском и космических полетах написаны тысячи книг, но ни в одной из них об этой «главной заслуге „патриарха звездоплавания“» мы и слова не отыщем. Мало того, во всех изданиях (с 1923 года) собственной книжки «Межпланетные путешествия» об этом молчит и сам Перельман! Потому что перед нами не математика, не физика и не механика любой степени занимательности, а пирамида: вложил тысячу (1 киловатт) – получил миллион (1 мегаватт).
Тут впору побледнеть и «вечному двигателю»! Тому вечно двигаться мешает сила трения, то есть первый закон Ньютона. А вот ракете летать быстрее собственного двигателя не дает третий закон – действие равно противодействию.
И что самое любопытное: в перельмановских «Межпланетных путешествиях» глава о принципах ракетного движения так и называется: «Третий закон Ньютона»!
Как такое следует понимать? А так: из третьего закона вытекает, что, кроме силы и ее действия, существует количество движения или импульс – произведение величины тела на скорость движения. В современной физике понятие импульса трактуется намного сложнее – в связи с симметрией однородного пространства.
Этот аспект третьего закона физик-затейник, видимо, не вполне понял.
Но связываться с Перельманом никто не хотел, а с такой рецензией издательство на второе издание романа не соглашалось… Так что пришлось Беляеву обращаться к патриарху звездоплавания лично.
Циолковский ответил 5 января 1935-го – через девять дней, то есть, если вычесть срок, затраченный беляевским письмом на путешествие из Ленинграда в Калугу, практически мгновенно:
«Глубокоуважаемый Александр Романович!
Ваш рассказ „Прыжок в ничто“ прочитал и по поводу его могу высказать следующее.
Роман содержательнее, научнее и литературнее всех известных мне оригинальных и переводных произведений на тему „межпланетных путешествий“, поэтому я буду очень рад появлению 2-го издания. Он еще более распространит интерес к великой задаче 20-го века.
Одни изобретают и вычисляют, другие более доступно излагают эти труды, а третьи посвящают им роман. Все необходимы, все драгоценны!
К. Циолковский» [334]334
Письмо Циолковского (как и все прочие письма, адресованные Беляеву) не сохранилось, и до сих пор исследователи судили о нем по плохо читаемому черновику, оставшемуся в бумагах Циолковского. Однако как раз данное письмо отразилось и в иных источниках: в 1938 году его читал и процитировал в своей статье встречавшийся с Беляевым журналист Г. Кремнев (Г. М. Трахтман) (Кремнев Г.Писатель остался один // Литературная газета. 1938. № 8. 10 февраля. С. 4), а еще раньше – 12 января 1935 года – сам Беляев отослал Н. А. Рынину копию этого письма, воспроизведенную в статье М. Е. Сонкина (Сонкин М. Е.Указ. соч. С. 122). Помещенный выше текст является сводкой двух указанных публикаций, сверенной – в случаях, когда показания источников расходятся, – с черновиком (Архив РАН (М.). Ф. 555. Оп. 4. Д. 91а. Л. 1 об).
[Закрыть].
Если не обращать внимания на странное титулование романа «рассказом», большего и желать нельзя – самая авторитетная (в данном вопросе) инстанция дала добро на второе издание.
Но в Архиве Российской академии наук (Ф. 555. Оп. 4. Д. 91а. Л. 10 об.) хранится еще один набросок [335]335
Читать его следует так: в квадратные скобки помещены вычеркнутые (слова); в ломаные скоб<ки> – части сокращенных или недописанных слов; жирным курсивом даны вставки ; вычеркнутые вставки помещены в фигурные {скобки}.
[Закрыть](на обороте страницы из черновой рукописи 1935 года «Рельсовый автопоезд» [336]336
Указано Т. Н. Желниной.
[Закрыть]).
«[Отз<ыв>] Обстоят<ельный> добросовестный и вполне благоприятный отзыв о [книг<е>] романе А. Р. Беляева, „Прыжок в Ничто“, сделан глубокоув<ажаемым> проф<ессором> Н. А. Рыниным. Этот отзыв был помещен, как послесловие, к перв<ому> изданию книги А. Р. Беляева.Пускай интересующиеся и обратятся к нему для оценки романа.
Я же могу только подтвердить этот отзыв и прибавить, что из всех существующих разсказов (так!)на тему межпланетных путешествий роман А. Р. Б<еляева> наиболее содержателен и научен. Конечно, возможно лучшее, но однако пока его нет. Я, [на<пример>] Я. И. Пер<ельман> и другие желали бы и могли бы написат<ь> лучше, но у меня нет времени, – все оно поглощено серьезными научными и техническими трудами. [д[ Другие { же}не пишут по [каким-нибудь] той или другой причин [ам] е.
Прошу не выбрасывать [отз<ыв>] о Рынине» [337]337
Предложенная транскрипция сверена Т. Н. Желниной с оригиналом.
[Закрыть].
Эдуард Кудрявцев, впервые опубликовавший этот набросок, полагает, что перед нами еще один черновик ответа Циолковского на какое-то письмо Беляева [338]338
Кудрявцев Э. П.Переписка писателя-фантаста А. Р. Беляева с К. Э. Циолковским // Нева. 2005. № 4. С. 262.
[Закрыть]. Но о Беляеве здесь говорится в третьем лице… Ясно только одно – перед нами черновик. Зато беловик этого отрывка давно известен и даже опубликован (совпадения с черновиком отмечены курсивом с подчеркиванием):
«Обстоятельный, добросовестный и благоприятный отзыв о романе А. Р. Беляева „Прыжок в ничто“ сделан уважаемым проф. Н. А. Рыниным. Этот отзывв качестве послесловия помещенв настоящем, втором, издании.
Я же могу только подтвердить этот отзыв и прибавить, что из всехизвестных мне рассказов,оригинальных и переводных, на темуо межпланетныхсообщениях роман А. Р. Беляевамне кажется наиболее содержательным и научным. Конечно. возможно лучшее, но однако пока его нет.
Поэтому я сердечно и искренне приветствую появление второго издания, которое, несомненно, будет способствовать распространению в массах интереса к заатмосферным полетам.
Вероятно, их ожидает великое будущее.
Калуга.Март, 1935 г. К. Циолковский».
Это предисловие Циолковского ко второму изданию романа «Прыжок в ничто».
Но архивный отрывок завершается фразой: «Прошу не выбрасывать о Рынине».
К кому мог обращаться Циолковский с подобной просьбой? Только к издательству «Молодая гвардия», а конкретно – к редактору романа Г. И. Мишкевичу. Следовательно, перед нами письмо в издательство, содержащее предисловие к роману «Прыжок в ничто», а также просьбу сохранить в тексте слова о профессоре Н. А. Рынине.
