Текст книги "Александр Беляев"
Автор книги: Зеев Бар-Селла
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 28 страниц)
А у Булгакова так:
«– Вы хотите курить, как я вижу? – неожиданно обратился к Бездомному неизвестный, – вы какие предпочитаете?
– А у вас разные, что ли, есть? – мрачно спросил поэт, у которого папиросы кончились.
– Какие предпочитаете? – повторил неизвестный.
– Ну, „Нашу марку“, – злобно ответил Бездомный.
Незнакомец немедленно вытащил из кармана портсигар и предложил его Бездомному:
– „Наша марка“».
У Беляева:
«Это невинное занятие произвело совершенно неожиданный для меня эффект.
Несмотря на то, что все эти юноши (или девушки) были, по-видимому, очень сдержанными, они вдруг целой толпой окружили меня, глядя на выходящий из моего рта дым с таким изумлением и даже ужасом, как если бы я начал вдруг дышать пламенем».
Потрясены и Бездомный с Берлиозом:
«И редактора и поэта не столько поразило то, что нашлась в портсигаре именно „Наша марка“, сколько сам портсигар. Он был громадных размеров, червонного золота, и на крышке его при открывании сверкнул синим и белым огнем бриллиантовый треугольник».
Пришло время знакомиться…
Беляев:
«Они о чем-то начали горячо говорить между собою на своем языке. Я невольно смутился, но постарался сохранить непринужденный вид и даже заложил ногу на ногу. Наконец один из них отделился от толпы, приблизился ко мне и спросил:
– Kiuvi (Киуви)?
„Ви“ – очень похоже на „вы“. О чем они могут спрашивать? Конечно же, о том, кто я. <…>
– Я русский, из Москвы».
Смотрим у Булгакова:
«Тут литераторы подумали разно. Берлиоз: „Нет, иностранец!“, а Бездомный: „Вот черт его возьми! А?“»
Но, поизумлявшись, Бездомный быстро соображает что к чему:
«– Я извиняюсь, – сказал он, и лицо его потемнело, – вы не можете подождать минутку? Я хочу товарищу пару слов сказать. <…> Вот что, Миша, – зашептал поэт, оттащив Берлиоза в сторону, – он никакой не интурист, а шпион. Это русскийэмигрант, перебравшийся к нам. Спрашивай у него документы, а то уйдет…»
А что происходит у Беляева? Вот это:
«– А дело вот в чем. Мы получили сведения, что к нам послан шпион.В этот самый момент появились вы…
– И вы решили?..
Эль пожал плечами.
– Вполне понятная предосторожность».
Дальше больше —
Беляев:
«– Здравствуйте, – сказал он, точно, как иностранец, выговаривая каждую букву».
Булгаков:
«– Извините меня, пожалуйста, – заговорил подошедший с иностранным акцентом, но не коверкая слов, – что я, не будучи знаком, позволяю себе…»
У Беляева:
«– Я историк. Меня зовут Эль» [250]250
Для Беляева эпизод встречи героя с историком совсем не случаен. Вот рассказ 1926 года «Ни жизнь, ни смерть». Некоего Бенджэмина Джонсона заморозили, а потом вернули к жизни. Не зная, что прошло 73 года, он ждет встречи с семьей. К нему подходит человек: «Будем знакомы. Моя фамилия Крукс, – и он протянул Джонсону руку»… А затем открывает Джонсону, в каком времени тот очутился: «Позвольте мне рассказать, как было дело… <…> Я Крукс. Ученый, историк». Таким образом, все неслучайно: человека, попавшего в будущее, встречает историк, который носит имя Бог, или Крест. В повести имя Крукс оказалось вакантным и было передано врагу.
[Закрыть].
Смотрим у Булгакова:
«– A-а! Вы историк? – с большим облегчением и уважением спросил Берлиоз.
– Я – историк, – подтвердил ученый и добавил ни к селу ни к городу: – Сегодня вечером на Патриарших прудах будет интересная история!»
Но перед этим Воланд еще успевает спросить:
«– Но вот какой вопрос меня беспокоит: ежели бога нет, то, спрашивается, кто же управляет жизнью человеческой и всем вообще распорядком на земле?»
И получает ответ:
«– Сам человек и управляет, – поспешил сердито ответить Бездомный на этот, признаться, не очень ясный вопрос».
Читатель «Борьбы в эфире» добирался до таких вопросов и ответов к середине романа – в главе шестой («Белый домик»):
«– Эль говорил мне, – начал я, – что у вас нет правительства, нет служащих, нет чиновников. <…> Но должен же быть какой-нибудь контроль?»
И в главе девятой («Последний бой»):
«– Но позвольте, кто же управляетвсеми этими машинами?
– Эти машины не имеют людей. Небольшое же число людей,составляющих всю нашу „армию“, управляет движением машин на расстоянии, по радио…»
Отмахнуться от всех этих сходств ссылкой на случайные совпадения, конечно, можно. Но ведь даже встреча с неизвестным и Неизвестным на садовой скамейке – не самый распространенный литературный ход. Я, по крайней мере, ничего подобного у других авторов не припомню…
Да и хронология этому не противоречит: первые известные нам наброски главы «Никогда не разговаривайте с неизвестными» датируются 1929 годом – год спустя после выхода книжки с романом «Борьба в эфире».
И теперь последнее – как уже было сказано, после 1928 года и до конца советской власти «Борьба в эфире» не переиздавалась… Но в этом она разделила судьбу остальных раннесоветских утопий – «Страны счастливых» Яна Ларри (1931), «Через тысячу лет» Вадима Никольского (1927), «Следующий мир» Эммануила Зеликовича (1930)…
А как относился к коммунистической утопии сам Беляев? Если судить по распределению симпатий (к жителям коммунистического рая) и антипатий (к главарям капиталистического ада), то весьма одобрительно.
Но тут такая деталь: в рождественской фантазии 1915 года жуткие события оказались обычным ночным кошмаром, а вот в романе картины счастливого коммунистического будущего герою не приснились – они результат тяжелейшей болезни. И стоило только герою пойти на поправку – бредовые видения исчезли.
Глава семнадцатая
ЧЕЛОВЕК ЗА БОРТОМ
Ученые подсчитали: сколько бы книг человек за свою жизнь ни прочитал, 80 процентов от общего их числа он одолевает к пятнадцати годам. А кто в отрочестве положенного не осилил, тому уж не наверстать!..
Поверить в такое трудно. И прежде всего потому, что детских тех книг никто не помнит. Ну, разве что – две-три в памяти осели. Отчего же из массы прочитанных в детстве книг, – вот этих, считаных, никак не удается забыть? Даже имена героев – не самые легкие для произнесения – запомнились… Например Ихтиандр.
С фильмом на ту же тему проблем нет – во-первых, красиво: море синее, красавица Настя Вертинская, красивый мерзавец Козаков… А уж мелодию «Нам бы, нам бы, нам бы, нам бы всем на дно…» и сегодня – полвека спустя – каждый промурлычет без труда. Но ведь и на фильм публика ломилась (в кинотеатре «Россия» на Пушкинской двери снесли) оттого, что роман полюбился.
Что ж в романе такого замечательного? Написан без блеска, ни одна фраза в голову не запала… Фабула фантастическая, но закручена тоже без всякой лихости – тайны хватает едва на треть книги. А дальше читателю уже все известно – и кто такой Ихтиандр, и откуда он взялся… Следующие приключения предсказуемы: раз есть в романе отъявленные негодяи, то только им одно и остается – изо всех сил пакостить главному герою. Антураж – экзотический, но тоже привычный: Южная Америка, ловцы жемчуга, океан… Причем описанные человеком ни того, ни другого, ни третьего не видавшим. Про все это писатель сам вычитал из чужих приключенческих романов (Эмара, Майн Рида, Жаколио)…
А «Человека-амфибию» издают до сих пор, каждый год, десятками тысяч по всей России!
В чем же его очарование?
Критики отнеслись к роману сурово. Некто Рагозин сразу обозвал его «слабым подражанием Майн Риду и Куперу» [251]251
Рагозин А.[Рецензия: ] А. Беляев. «Человек-амфибия» //Литературное обозрение. 1938. № 24. С. 16.
[Закрыть], а потом отказал ему и в этой слабости: «Не может не вызывать недоумения и повествовательная манера Беляева. Даже самые острые эпизоды излагает он безжизненно, словно боясь вызвать у читателя малейшую эмоцию. Вот как рассказана зверская расправа Зуриты с Ихтиандром, едва не закончившаяся смертью последнего».
Затем цитирует соответствующий отрывок и вопрошает:
«Что это? Художественное произведение или протокольная запись? Любой юный читатель Беляева подтвердит, что ни Купер, ни Майн Рид, ни Жюль Верн, ни тем более Уэллс таким деревянным языком не писали. Каким бы ни был роман фантастическим или научно-фантастическим, он должен оставаться художественным произведением» [252]252
Там же. С. 16–17.
[Закрыть].
И критик выносит приговор:
А вот другую рецензию хочется процитировать чуть ли не полностью. Во-первых, она довольно короткая, во-вторых, ни разу не перепечатывалась, в-третьих, и автор ее не чета былым и нынешним щелкоперам – сам Виктор Шкловский…
«Один актер играл и проигрывал на биллиарде.
Тогда он сказал: „А теперь я буду показывать, как надо играть“.
Он начал как бы режиссировать игру и выиграл партию.
В 15–16 номере „Детской литературы“ талантливый писатель А. Беляев показывает, как надо играть (в статье „Создадим советскую научную фантастику“).
Показ хороший.
В статье этой есть такое место:
„Следующая трудность, стоящая перед писателем в изложении научных проблем, это невозможность проведения точных границ между научным и ненаучным, практически выполнимым, хотя бы в отдаленном будущем, и абсолютно никогда не выполнимым. И ученый иногда, подавляя своим научным авторитетом, дает уничтожающую критику фантазии писателя, а на поверку (увы, иногда слишком поздно для автора) оказывается, что писатель был ближе к истине, чем ученый, что не наука, а научная косность продиктовала столь суровый приговор“.
Сейчас Детиздат издал книгу А. Беляева „Человек-амфибия“.
Содержание этого романа несколько гибридно. Ученый, напоминающий уэльсовского (так!)доктора Мора, переделывает животных.
„Вот, блестя медно-зеленой чешуей, перебежала дорогу шестиногая ящерица. С дерева свисала змея с двумя головами… За проволочной сеткой хрюкал поросенок. Он уставился на Кристо единственным большим глазом, сидевшим посреди лба“.
„Один уродец особенно поразил Кристо. Большая, совершенно голая розовая собака. А на ее спине, словно вылезшая из собачьего тела, виднелась маленькая обезьяна – ее грудь, руки, голова“.
Животные доктора Мора на его знаменитом острове были интереснее и содержательнее. Они были – пародии на людей.
Среди редкостей доктора Сальватора есть и человек-рыба – Ихтиандр.
Этот человек имеет и легкие и жабры. Впоследствии он был обследован. На суде поняли мало.
Роль доктора Паганеля в романе играет эксперт, который рассказывает следующее:
„На двадцатый день развития у человеческого зародыша обозначаются четыре лежащие друг за другом жаберные складочки. Но позже у человеческого зародыша жаберный аппарат…“» [254]254
Шкловский В.«Человек-амфибия» [О повести А. Беляева] // Детская литература. 1938. № 20. С. 39–40.
[Закрыть].
Тут Шкловский, надо сказать, увлекся – переписал из книги всю лекцию о феномене Ихтиандра. Поэтому перепрыгнем в самый конец речи эксперта:
«…„Это, повторяю, загадка, ответ на которую должен дать сам профессор Сальватор“.
Тот же эксперт признает, что он в этом деле ничего не понимает. Положение читателя затруднительное.
Непонятное существо плавает на воде и под водой, ездит на дельфине, трубит в раковину. Оказывается, что в научном романе больше влияния скульптуры, изображающей тритона с дельфином, чем науки» [255]255
Там же.
[Закрыть].
Тут Шкловский проявил зоркость – именно скульптура и повлияла. За триста лет (по почину Бернини) такие фигуры – трубящий в раковину мальчик верхом на дельфине – украсили половину европейских фонтанов. Оттого-то замученный жарой и обезвоженный Ихтиандр бросается в первый попавшийся городской фонтан…
«Сюжетная линия романа – спасение Ихтиандром девушки – тоже напоминает один роман Уэльса (так!)с сиреной, которая выплыла из воды и влюбилась в обыкновенного земного мужчину, принеся ему приданое в матросском сундуке.
Правда, уэльсовская рыба-женщина не имела жабер и была снабжена хвостом» [256]256
Там же.
[Закрыть].
А вот это – ложный ход критика: роман Уэллса «Морская дева» никакая не фантастика, а сатирическая сказка, и любовь русалки к сухопутному мужчине – самый распространенный сказочный мотив. Да и литературно обработал его уже Андерсен. Уэллса же интересует не столько морская любовь, сколько неудобное положение, в каком оказался добрый молодец – до встречи с русалкой весьма успешный политик.
Вернемся, однако, к Шкловскому:
«Роман Беляева неожиданно кончается отрицанием, как иногда бывает в длинных немецких фразах.
К роману приложено послесловие профессора Немилова. Профессор пишет:
„Автор, рассказывая о превращении юноши в человека-амфибию, решает вопрос чрезвычайно просто. Стоит только ребенку пересадить жабры молодой акулы и ‘изменить всю работу человеческого организма’ и Ихтиандр готов.
На самом деле здесь имеются непреодолимые трудности. Даже самое смелое воображение не в состоянии хотя бы приблизительно наметить пути для их разрешения. И неспроста автор предпочитает обходить молчанием эти трудности.
Поэтому фантастическое представление о пересадке жабер от молодой акулы человеку не имеет ровно никакой основы в современных достижениях биологии“.
Таким образом, только что рожденный двоякодышащий соперник капитана Немо уничтожается послесловием. Если бы талантливый писатель Беляев сам редактировал свою книгу, то он начал бы с того, что познакомил бы профессора Немилова с писателем Беляевым до написания книги, или бы не напечатал книгу, опровергнутую в конце.
Это можно было бы сделать потому, что книга А. Беляева „Человек-амфибия“ далеко не лучшая книга этого автора.
У Беляева много интересных, неожиданно придуманных книг… Издавать недоработанную книгу лучшего работника в области советского фантастического романа не стоило…
Сейчас же получилась странная амфибия: чистофантастический роман, к которому пришиты жабры научного опровержения» [257]257
Шкловский В.Указ. соч. С. 39–40.
[Закрыть].
Здесь Виктор Шкловский слукавил – уцепился за отдельно взятое послесловие к одному роману. Как будто не знал про неукоснительное требование – чтоб обязательно с разоблачением! А то пойди разбери: где там фантазия, а где черный маг – враг народа?
И с «доктором Мором» не все получилось ладно. Во-первых, ошибка в имени: «Мор» – во всех русских переводах (с 1904 года) имя это звучит, как ему и положено: Moreau —доктор Моро. Во-вторых, критик заметил у англичанина пародию на человека. А брать надо куда выше…
Да и на фигуре другого медика – профессора Немилова – тоже можно было бы подзадержаться. Потому что в авторы послесловия выбрали его не случайно. Неслучайный и интереснейший человек был Немилов Антон Витальевич – выдвинул собственную теорию происхождения жизни, крайне интересовался происхождением смерти… А в 1925 году выпустил книгу «Биологическая трагедия женщины». Открыл профессор, что деторождение и интеллект несовместимы. Причина в прямохождении – вынашивать ребенка и тем самым продлевать человеческий род оказались способны лишь женские особи с измененным углом тазовых костей. А это привело к резкому возрастанию биологического в ущерб человеческому, проще говоря к тотальной и необратимой умственной отсталости женщин.
Уже тогда это вызвало скандал, а сейчас звучит совсем неполиткорректно… Вот только возражений Немилову – с точки зрения биологии – никто не нашел. Но управу на него нашли – уже 85 лет делают вид, что книги такой не существует [258]258
Профессор тоже в долгу не остался и – в духе времени – накатал на своих оппонентов гнуснейший политический донос: «Одним из широко применяемых методов является травля под тем или иным предлогом и дискредитирование тех научных работников, которые искренно и честно работают с советской властью». Противников же своих он обозначил так: «Матерые черносотенные волки, настоящие „кулаки от науки“» (Немилов А.Борьба с правой профессурой // Революция и культура. 1930. № 12. 30 июня. С. 21–23).
[Закрыть].
Один раз только сочувственно упомянул ее Иван Ефремов в «Лезвии бритвы»… Да с него какой спрос – фантаст! А все прочие (и не только в тоталитарном Советском Союзе, но и в нынешней свободной России, и на просвещенном Западе) как молчали, так и молчат.
Но Виктору Шкловскому все это было неинтересно, а литературных достоинств он в романе не отыскал.
Вот так два критика – гениальный и бездарный – согласно приговорили роман к забвению.
А он не умер.
И в этом его тайна.
Нельзя сказать, конечно, что присутствия какой-то тайны читатели вовсе не замечали. Замечали, даже пытались раскрыть…
«Мало кому известно, что первый вариант романа Александра Беляева „Человек-амфибия“ назывался „Человек с железными жабрами“, героя звали не Ихтиандром, а Прохором, и рассказывалось в этом романе про базу подготовки подводных диверсантов-разведчиков в Ялте. На следующий день после сдачи рукописи в издательство Беляева вызвали куда следует и настоятельно порекомендовали заменить железные жабры жабрами молодой акулы, исключить всякие упоминания СССР и вообще перенести действие куда-нибудь подальше. Что автор и сделал, к счастью».
Интересно? Занятно. Появись такая информация в какой-нибудь среднеуважаемой газете, отнеслись бы мы к ней со всем пониманием.
Но – это шутка двух нынешних фантастов, Михаила Успенского и Андрея Лазарчука. Как и весь их роман «Гиперборейская чума» [259]259
Успенский М., Лазарчук А.Гиперборейская чума. СПб., 1999. С. 135–136.
[Закрыть]. Там и машину времени изобретают в довоенном СССР, и Сталин напутствует космонавтов…
И тут самое время сказать еще одно недоброе слово о критиках.
Вот А. Рагозин великодушно указывает Беляеву путь исправления:
«Если бы за Ихтиандром охотился не мелкий жулик Зурита, а агенты государств, ведущих агрессивную политику, если бы профессора Сальватора… капиталистические концерны осыпали лаврами, и в то же время пытались путем угроз, шантажа и подкупа овладеть его секретом… Тогда „Человек-амфибия“ сделался бы актуальной и правдивой повестью» [260]260
Рагозин А. Указ. соч. С.16.
[Закрыть].
И как было бы здорово: трудящиеся массы ихтиандров «становятся объектом капиталистической эксплуатации. Промышленные концерны широко пользуются их трудом для выполнения всевозможных подводных работ, правительства используют их для военных целей и т. д.».
Увлекательно донельзя, не «Человек-амфибия», а «Железные жабры»! Правда, с железными жабрами Ихтиандру пришлось бы влиться в ряды прогрессивного человечества…
Так Ихтиандр уже вливался, только критики этого не заметили. А не заметили потому, что решили, будто Беляев написал «Человека-амфибию» в 1938 году. Но в 1938 году вышло переработанное издание романа. А до того роман был уже трижды опубликован – в 1928-м и 1929-м отдельной книгой, а перед тем в журнале «Вокруг света» за 1928 год.
И в той самой первой журнальной публикации было несколько глав, никогда с тех пор не перепечатывавшихся. Среди них «Подводный враг». В ней мы и находим т. Ихтиандра – пролетарского диверсанта-подводника.
Только главу эту Беляев почему-то выбросил – в том же самом 1928 году, из самого первого книжного издания. С чего бы это? То ли был он врагом правдивости, то ли недолюбливал пролетариат?..
Сам Беляев неоднократно утверждал, что замыслом своим он обязан заметке в «Известиях» – там рассказывалось о судебном процессе над аргентинским профессором, который хирургическим путем всячески совершенствовал человеческий организм. Только судили его не за бесчеловечные эксперименты, а за гордыню – вздумал, дескать, состязаться с самим Творцом.
«Известия» – газета распространенная, поклонников Беляева в СССР были тысячи, но никому той удивительной заметки отыскать не удалось… А почему не удалось, стало ясно лишь в 1979 году, когда лучший знаток советской фантастики И. Г. Халымбаджа установил, чтоименно читал Беляев.
И был это фантастический роман о человеке, волею хирурга превращенном в рыбу. А чтобы не возникало никаких сомнений в связях с Ихтиандром, Халымбаджа предъявил название романа: «Иктанэр и Моизет» (Моизет – имя возлюбленной героя) [261]261
Халымбаджа И. Г.Иктанэр, брат Ихтиандра // Молодой дальневосточник. Хабаровск. 1979. 3 ноября; перепеч.: Хастуниди В.[Халымбаджа И. Г.] Таинственный Делэр// Наука Урала. Свердловск. 1984. № 5. 9 февраля. С. 4; Алымов X.[Халымбаджа И. Г.[Таинственный Делэр // За знания. Комсомольск-на-Амуре. 1984. 29 февраля.
[Закрыть].
Относительно автора ясности не было, поскольку на разных его книжках имя писалось по-разному: Де Ла Гир, де да Ир, а то и вовсе – де Лагир. После трудных раздумий Халымбаджа решил, что фамилия его была Делэр. А еще Халымбаджа писал, что вышел этот роман в 1911 году в Петербурге и якобы откликнулся на него сам Валерий Брюсов в статье «Пределы фантазии». Вот только статья Брюсова никогда не публиковалась (осталась в рукописи, да к тому же и не закончена)… И книги «Иктанэр и Моизет» тоже ни в одной библиотеке не сыскать!
Что ж такое получается? Еще один ложный след?!
Не прошло и четверти века, как Михаил Золотоносов отыскал концы: роман точно был, а вот книги не было. По-русски не было. Что ж было? А была публикация в газете «Земщина» – вообще без имени автора и под названием «Человек-рыба». Перевод с французского. А французский оригинал назывался «L’Homme que peul vivre dans l'eau» – «Человек, который мог жить под водой». Печатался роман в парижской газете «Матэн» – в 1909 году, с июля по сентябрь. И уже в сентябре появился в «Земщине». Правда, в сильно урезанном виде: «Матэн» уделила роману 62 «подвала», а «Земщина» – всего 13.
Автора же звали Жан де Лa Ир (впрочем, и это псевдоним – родители наградили его именем куда более звонким: Adolphe d'Espie de La Hire).Далее дадим слово Золотоносову:
«Во французском романе действует некий Фульбер, целью которого является достижение власти над миром ордена иезуитов. <…> Фульбер находит Оксуса, изобретателя и по совместительству хирурга, который пересаживает мальчику (его назвали Гиктанер) жабры молодой акулы, заменяющие одно легкое. Мальчик может находиться и в воде, и на воздухе. Действие, естественно, происходит на заброшенном острове… в Персидском заливе, где оборудовано комфортабельное логово Фульбера и спрятаны его сокровища.
После того как Гиктанер вырастает, злой Фульбер внушает ему ненависть к людям и обучает топить корабли и целые эскадры с помощью жутких торпед. Фульбер уничтожает военную силу человечества и захватывает ценности, которые находились на кораблях. Весь мир охватывает паника, Фульбер предъявляет человечеству ультиматумы, в Марселе собирается международный конгресс для поиска выходов. Благодаря связи с разветвленной организацией международных анархистов (их российскую ветвь возглавляет Ройтман) дестабилизация мирового порядка идет особенно интенсивно. Естественно, в дело замешивается девушка-красавица, которую зовут Моизетта. Гиктанер и Моизетта влюбляются друг в друга, благодаря Моизетте Гиктанер узнает о существовании Бога и осознает, что поступает дурно, уничтожая человечество, и вскоре перестает подчиняться Фульберу. Происходит множество событий, в результате которых Гиктанер даже стреляется, думая, что потерял Моизетту, но международные силы порядка доставляют его в Париж, где светила медицины удаляют у него акульи жабры и возрождают к жизни, и в итоге Гиктанер с Моизеттой женятся и поселяются на Таити. Happy end [262]262
Именно об этой газетной публикации и писал В. Брюсов в наброске статьи «Пределы фантазии» (Отдел рукописей РГБ. Ф. 386. Картон 53. № 232): «Года два назад, в „Le matin“ печатался фантастический роман, героем которого был юноша, котором[у] искусственно одно легкое заменяла жабра апасу. Он мог жить под водой. Целая организация была образована, чтобы с его помощью поработить мир. Помощники „человека-акулы“ в разных частях з[емного] шара сидели под водой в водолазных костюмах, соединенных телеграфом. „Подводн[ик]“, объяв[ив] войну всему миру, взрывал минами Ф[ульбера] остров[а] и навел панику на весь мир. Благодаря помощи японцев ч[еловек]-акула был захвачен в плен; врачи удалили у него из тела жабры акулы, он стал обыкновенным человеком и грозная организация распалась» (Бритиков Ф.Отечественная научно-фантастическая литература (1917–1991 годы). 2-е изд., доп. СПб., 2005. Кн. 1. С. 51; транскрипция нами уточнена). Брюсов, вероятно, читал «Матэн», будучи в Париже осенью 1909 года – с 16 сентября по 23 октября (Брюсов В., Петровская Н.Переписка: 1904–1913. М.: Новое литературное обозрение, 2004. С. 476, 499).
[Закрыть].Русская переделка романа появилась… в „Земщине“ – антисемитской газете, осенью 1909 года больше всего озабоченной тем, чтобы на выборах в Государственную Думу не прошли кадеты во главе с Милюковым. Отсюда явный политический смысл, который был придан фантастическому сочинению: Фульбер стал евреем, а власть над миром, которой он добивается, это власть международного еврейства, желающего „поработить человеческую расу“. 60 еврейских эмиссаров в разных странах подчинены Фульберу и работают на него. За этим исключением все сюжетные линии в русской переделке сохранены. Оксус пересаживает Гиктанеру жабры акулы, Гиктанер вырастает и начинает топить суда… Действуют и анархисты, только Северак стал Севераном, Vampa – Вампирини, a Gavrilo – Гавриловым. Попутно даются картины преступной деятельности русских анархистов и тайные заседания „Союза всемирного владычества евреев“… В финале Гиктанера доставляют в Петербург, где светила медицины удаляют у него акульи жабры и возрождают к жизни, и в итоге Гиктанер с Моизеттой женятся и поселяются на Таити. Фульбер исчезает. Happy end» [263]263
Золотоносов М. Приключения человека-амфибии // Московские новости. 2003. № 6. Чтобы не поминать одиозную газету «Земщина», Халымбаджа и ссылался, видимо, на несуществующую переводную книжку 1911 года.
[Закрыть].
Золотоносов не может с точностью сказать, какой из двух вариантов – французский или русский – попался на глаза автору «Человека-амфибии» [264]264
Можно допустить, конечно, что Беляев два десятка лет хранил в памяти то, что в 1909 году случайно прочел в газете. Но, скорее всего, с романом де Ла Ира Беляев ознакомился гораздо позже и в виде книги – парижского издания 1926 года (La Hire, Jean de.L'Homme que peut vivre dans l'eau. Paris, 1926). Конечно, в Москве таких забавных книжонок не продавали, но ведь книгу Дэвиня об Атлантиде, изданную в том же Париже двумя годами раньше, Беляев как-то заполучил!..
[Закрыть], но убежден, что под рукой Беляева роман утратил главное:
«Беляев не смог найти неоспоримой мотивировки для произведенной Сальватором вивисекции. Ибо никакими благими целями, ничем, кроме алчности, превращение человека в морскую рыбу не оправдаешь».
С какой же тогда целью принялся Беляев за свой римейк? У Золотоносова готов ответ:
«Беляев как бы подмигнул своим читателям, подчеркнув, что зачинает советскую массовую культуру не на пустом месте, а прямо украв основные сюжетные ходы и образы у предшественников, текстами которых зачитывались в 1900-е годы. Не своруешь – не продашь!»
Неужели все так просто? Даже обидно…
Но все непросто!
Педро Зурита – алчный негодяй, и все потустороннее ему чуждо. А посему с похвальной быстротой раскрывает связь между подводным гротом, где спрятался «морской дьявол», и поместьем над этим самым фотом расположенным. После чего засылает в поместье своего шпиона – верного и послушного индейца. Миновав железные врата, индеец обнаруживает, что за высокой каменной стеной раскинулся роскошный сад. «Посыпанные красноватыми измельченными раковинами расходились в разные стороны» дорожки, «голубо-зеленые сочные агавы», «целые рощи персиковых и оливковых деревьев», «яркие цветы» и сверкающие, «как зеркала, водоемы» в темной зелени травы, «высокие фонтаны освежали воздух»… Благодать! Но бродит по саду и неведомое зверье: «звери со шкурою ягуара лаяли по-собачьи», «сверкая медно-зеленой чешуей, перебежала дорогу шестиногая ящерица», с дерева свисает «змея с двумя головами»… А вот то, что наполнило омерзением Виктора Шкловского: поросенок из-за проволочной сетки уставился «единственным, большим глазом, сидевшим посреди лба»… прочие «необычайные гады, звери и птицы, чудовищное соединение в одном теле разных видом животных. Собаки с кошачьими головами, гуси с петушиной головой, рогатые кабаны, страусы-нанду с клювами орлов, бараны с телом пумы…».
Прямо Босх какой-то… И тогда индеец понимает, что «попал в ад»!
Но сад адским не бывает! И Змею, свисающему с садового дерева, тоже в аду не место! Змей давно прописан в саду райском! Куда же попал несчастный индеец? Он очутился в нескончаемых Днях Творения, в том времени, которое течет только в Раю.
А что мы знаем о хозяине сада?
Зовут его доктор Сальватор. Зурита слышит о нем впервые:
«– Кто он, этот Сальватор?
– Бог, – ответил Бальтазар.
Зурита в изумлении высоко поднял свои черные, пушистые брови.
– Ты шутишь, Бальтазар?
Индеец едва заметно улыбнулся:
– Я говорю то, о чем слышал. Многие индейцы называют Сальватора божеством, спасителем.
– От чего же он спасает их?
– От смерти. Они говорят, что Сальватор держит в своих руках жизнь и смерть» [265]265
Здесь и далее все цитаты по первой (журнальной) публикации романа.
[Закрыть].
Может быть, непросвещенные туземцы приняли талантливого хирурга за свое местное индейское божество, распорядителя жизни и смерти?
Вряд ли, поскольку имя его – Сальватор. Гражданин испаноязычной Аргентины, будь он даже гением хирургии, мог носить фамилию Сальвадор, но никак не Сальватор. Потому что Сальватор – это не испанский, а латынь: salvator. И значение этого слова: «спаситель». Именно так и величают доктора индейцы. А поскольку слово это – фамилия, следует писать его с прописной буквы: Спаситель. Иными словами, Христос. И ведет себя доктор в полном соответствии с именем:
«Он может делать чудеса. Хромым он дает новые ноги, – хорошие, быстрые ноги, слепым – глаза, зоркие, как у коршуна. Он даже воскрешает мертвых, и они открывают глаза и начинают есть, пить и радоваться солнцу».
Но Христос творил только чудеса (исцелял бесноватых и увечных, воскресил Лазаря), оставляя Творение своему Отцу Небесному.
Да и во внешности Сальватора – «довольно большой нос с горбинкой, несколько выдающийся, острый подбородок и плотно сжатые губы придавали лицу жесткое и даже хищное выражение. Карие глаза смотрели холодно и с каким-то жадным любопытством» – нет ничего от кроткого и прекрасного ликом Иисуса.
Вот и «индейцу стало не по себе под этим взглядом, который, казалось, пронизывал человека насквозь, прощупывал каждый мускул, каждый орган, врезался, как скальпель, анатомировал».
Но не похож доктор и на бородатого, в грозе и буре Саваофа: «…высокий, широкоплечий, смуглый. За исключением черных бровей и ресниц, на голове… не было ни одного волоска. Он брил не только усы и бороду, но и волосы на голове…»
Зато прекрасен Ихтиандр. Не просто стройный молодой человек «необычайной красоты», но – «образец классической красоты»! Правда, не только человек, а еще и рыба. «Человек-рыба», как представляет его доктор Сальватор. Существо двойной природы, подобно Христу Богочеловеку.
Но что общего между Богом и рыбой?
А то, что у ранних христиан изображение рыбы служило обозначением Христа, своего рода символом веры. И если кто-то, подобно нам, задавал вопрос: «Что между ними общего?» – следовал ответ: «рыба» по-гречески ΙΧΘΥΣ («ихтюс»), и если применить прием «нотарикон», то есть понимать каждую букву как обозначение целого слова, получится: «η Ιησούς Χρίστος Θεο η Υχος Σωτηρ» – Иисус Христос Сын Божий Спаситель.
А на вопрос: «Отчего же все-таки рыба?» – исчерпывающий ответ дал Блаженный Августин: «Иисус был способен жить в безднах смертного существования, точно в глубинах вод, без греха» [266]266
Максим Исповедник.Четыре сотницы о любви. М., 1995. С. 90.
[Закрыть].
И тогда мучения Ихтиандра в бочке с ржавой водой – это страсти Христовы, суд – это суд Пилата… А Сальватор – уже не Спаситель, но Бог Отец!
Впрочем, у Ихтиандра есть и земной отец – индеец Бальтазар. Но Бальтазар – это имя одного из волхвов, узревших Вифлеемскую звезду, пророчествующую о рождении Спасителя. А когда Бальтазар обманом проникает в заповедный сад Сальватора, то свое подлинное имя он, конечно, скрывает, но раскрывает подлинную суть – называет себя Кристо, то есть Христос!
И тут нас поджидает удар – слово берет сам доктор Сальватор, дабы защитить себя от обвинений суда и наших измышлений:
«– Я не нахожу в этом зале потерпевшего…
– О каком потерпевшем вы говорите? – спросил председатель. – Если вы имеете в виду изуродованных вами животных, то суд не счел нужным показывать их здесь. Но Ихтиандр, человек-амфибия, находится в здании суда.
– Я имею в виду господа бога, – спокойно и серьезно ответил Сальватор. <…>
– Что вы хотите этим сказать? – спросил председатель.
– Я думаю, суду это должно быть ясно, – ответил Сальватор. – Кто главный и единственный потерпевший в этом деле? Очевидно, один господь бог. Его авторитет, по мнению суда, я подрываю своими действиями, вторгаясь в его область. Он был доволен своими творениями, и вдруг приходит какой-то доктор и говорит: „Это плохо сделано. Это требует переделки“. И начинает перекраивать божье творение по-своему… <…> Вы сами создали процесс, в котором невидимо присутствуют на стороне обвинения господь бог в качестве потерпевшего, а на скамье подсудимых – вместе со мной Чарлз Дарвин в качестве обвиняемого».
Вот так коротко и ясно доктор Сальватор дал по рукам зарвавшимся аргентинским мракобесам и некоторым нечистым на голову исследователям.
Речь идет о науке и обреченных на провал потугах остановить железную поступь прогресса!
То, что мы сейчас прочли, было напечатано в 1938 году. И десятью годами раньше Сальватор говорил то же самое. Иными были слова председателя суда:
«– О каком потерпевшем вы говорите? – спросил председатель. – Если вы имеете в виду изуродованных вами людей,то суд не счел нужным вызывать их сюда, так как эксперты и судьи выезжали на место и уже видели потерпевших».
Что это за изуродованные люди, которых и показать невозможно?
Ихтиандр? Но Ихтиандра никто не скрывал, и в 1928 году председатель о нем не упомянул даже? Что ж за напраслину такую возводят на смелого экспериментатора?
Про людей в романе написано так:
«Ко многому уже привык Кристо. Но то, что он увидел в нижнем саду, превосходило его ожидания.
На большом, освещенном солнцем лугу резвились голые дети и обезьяны. Это были дети разных индейских племен. Среди них были и совсем маленькие – не более трех лет, старшим было лет двенадцать. Эти дети были пациентами Сальватора. Многие из них перенесли серьезные операции и были обязаны Сальватору своей жизнью. Выздоравливающие дети играли, бегали в саду, а потом, когда силы их возвращались, родители брали их домой.
Кроме детей, здесь жили обезьяны. Бесхвостые обезьяны. Обезьяны без клочка шерсти на теле.
Самое удивительное – все обезьяны, одни лучше, другие хуже, умели говорить. Они спорили с детьми, бранились, визжали тонкими голосами. Но все же обезьяны мирно уживались с детьми и ссорились с ними не больше, чем дети между собой.
Кристо подчас не мог решить, настоящие ли это обезьяны или люди».
Ну вот! Лечил, а не калечил! Какие такие ужасы?!
