Текст книги "На безымянной высоте"

Автор книги: Юрий Черняков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

Малахов, из-за которого все и случилось, стоя сзади, взялся командовать: «Раз-два, взяли! Еще раз, взяли!»

И вдруг бесцеремонно отодвинул старшину Безухова, чтобы пристроиться сзади к девушке.

Так они впервые встретились, Оля и Коля, и впервые взглянули друг на друга. Она пренебрежительно его оглядела и немного отодвинулась, а он приоткрыл рот от неподдельного восхищения.

Малахов был стрижен под ноль, в новенькой форме, салага, можно сказать, если бы не наколки на кистях рук, указывающие на уголовное прошлое, плавно перешедшее в опасное настоящее. И вполне сошел бы за трудного переростка-второгодника, недавно из детдома.

Наконец машину вытолкнули. Все полезли в кузов. Малахов попытался подсадить девушку сзади, но она его резко оттолкнула.

– Лучше товарищу старшине помоги, – сказала она. Тогда Малахов легко вскочил в кузов первым, кинув

на сиденье вещмешок, помог старшине, после чего бесцеремонно отодвинул в сторону молоденького солдатика: «Занято, не видишь?» – и галантно подал девушке руку, чтобы усадить ее рядом.

– Будем знакомы, товарищ сержант. – Он протянул ей руку. – Рядовой Малахов. Можно просто Коля.

Она надменно смерила его взглядом и отвернулась. Остальные молча, с интересом наблюдали за этим дорожным ухаживанием.

Малахов, чувствуя это общее внимание, ничуть не растерявшись и ни капли не сконфузившись, непринужденно положил руку ей на плечо и, стараясь к ней тесно прижаться, стал что-то нашептывать, норовя положить вторую руку на ее колено.

Но девушка неожиданно и умело провела болевой прием, и рядовой Малахов вскрикнул от боли.

– Ты чего, в натуре, живую силу выводишь из строя, как же воевать теперь буду?

– Товарищ рядовой, оставьте товарища младшего сержанта в покое, – сказал, приоткрыв глаз, старшина Иван Безухое.

– А тебя, бугор, завидки берут? – зло сказал Малахов. Сморщившись от боли, он потирал руку.

Прежде чем ответить, Безухов спокойно посмотрел на наглеца, похоже не имеющего понятия о воинской субординации. Рассмотрел наколки на кистях рук.

– Из блатных? – спросил он.

– Ну, – мотнул головой Малахов. – Че уставились? – обратился он к попутчикам. – Я, может, баб пять лет не видел, забыл уже, как они устроены.

– Доброволец? – продолжал расспрашивать Безухов.

–А то! Не сбежал же... А по призыву вождя променял теплые нары на сырые окопы на самой передовой линии фронта, чтоб изгнать фашистского зверя с родной земли! Имею я по такому случаю право потрогать фронтовую подругу или не имею?

– Только если сама разрешит... – добродушно ответил старшина.

– Так она в ответ только презрительно молчит! Ты, бугор, лучше ей прикажи, чтоб белокурую бестию из себя не изображала! Может, мне завтра в бой, под фашистские пули и времени у меня нет на вздохи, ахи и охи! Война кончится – выдам все по полной программе. Аж закачается! Жди меня, и я вернусь, только очень жди... Только чего ждать-то, не понимаю. Не сегодня завтра

попадешь под пулю – и аля-улю, поминай, как звали. Я правильно говорю?

– Сколько сидеть оставалось? – поинтересовался Безухов.

– Трояк, – подмигнув, показал на пальцах Малахов. – Мне еще два добавили, за активное участие в групповом покушении на честь и достоинство козы из ближайшего колхоза.

Публика сочувственно хохотнула, а он, воспользовавшись расположением окружающих, снова положил руку на плечо девушке, потом стал ощупывать чехол, который она везла, пока девушка не оттолкнула его руку.

– Чего у тебя там? Немая, что ли? Да не боись, не сопру!

Она презрительно прикрыла глаза, так и оставшись бесчувственной к его поползновениям познакомиться ближе.

– Не один ты такой, – сказал старшина. – Знаем мы вашего брата. Мол, чем там, в заключении, еще пять лет торчать, лучше здесь на передовой пару месяцев прокантоваться, пока война не закончится.

– Ну. И на свободу с чистой совестью... – кивнул Малахов, подмигнув присутствующим. – Понимаешь, бугор. Так, да не совсем. Мне и в зоне, поди, неплохо было. – Он стал загибать пальцы, перечисляя свои преимущества: – Закон меня кормит, хлеборез в корешах, и нижние нары у входа, где воздух посвежее. Сиди: не хочу. Надо мной там не капало, ты понял?

– Ну так оставался бы, – добродушно сказал старшина.

– Не, мне повоевать захотелось добровольно. Может, думаю, Героя дадут. Или там звание какое-нибудь, майора например...

– У нас в полку таких добровольцев с десяток было, – заверил старшина. – И все обратно на нары запросились. Чтоб не капало.

– Это небось бакланье позорное, какие-нибудь фраера заигранные, – пробормотал Малахов. – И чего, их отпустили?

– Нет, – ответил старшина. – Они уже никуда не просятся. И до майора так и не дослужились...

– А я дослужусь... – насупился Малахов.

– Ты не гоношись, сынок, – снисходительно сказал старшина Безухов. – Твое от тебя не уйдет. Кто знает, как еще и куда повернется.

– Лучше скажи мне, товарищ бугор, в смысле старшина, – поправился Малахов, —далеко отсюда до границы?

– Не так чтоб очень, – успокоил его Безухов. – Насмотришься еще на эту границу. Беспокоиться не о чем.

– Ладно, дед, кончай тоску нагонять! – вдруг ожесточился Малахов. – Че ты вообще знаешь про меня? А вот я смотрю и вижу: ни черта вы все не знаете насчет границы...

– А ты знаешь? – спросил кто-то. – Балабол.

– А я знаю... И могу рассказать, если хорошо попросите. Только лучше дай сначала закурить... Спички есть?

Теперь даже девушка покосилась на него, ожидая, что он скажет. Старшина отсыпал ему махорки из своего кисета, кто-то протянул обрывок газеты и коробок спичек.

Малахов не спеша чиркнул, прикрывшись спиной от встречного ветра, но спички ломались одна за другой, пока, наконец, он не закурил, жадно глотая дым.

И как раз в этот момент впереди, за поворотом, где показалась разрушенная церковь, вдруг раздался глухой взрыв и послышались оживленные пулеметная и автоматная стрельба, а также свист пуль над головами. Все разом замолчали и невольно пригнулись.

– Это что, уже фронт? – упавшим голосом спросил Малахов.

Ему не ответили. Машина остановилась, и все увидели впереди несколько разбитых и горящих грузовиков с брезентовым верхом, по которым вели огонь из пулемета с полуразрушенной колокольни.

За перевернутой машиной сгрудились испуганные новобранцы – уцелевшие и растерянные солдаты в новеньких шинелях и с винтовками, из того самого маршевого батальона, с которым прибыл на фронт Николай Малахов.

– Так... так это ж наши пацаны! – присвистнул он, встав во весь рост. – Ая уж думал: не догоню... Леха! Эй, слышь, а Леха где?

– Прыгай, черт! – Старшина Безухов буквально столкнул его с машины на землю, свалился туда сам – и вовремя. Пулеметная очередь прошила деревянный борт полуторки, осыпав щепой лежащих на земле солдат.

Старшина Безухов сначала увидел, а уж потом узнал залегших за черной «эмкой» майора Иноземцева, бывшего начштаба и заместителя командира полка с пистолетом и водителя с автоматом.

Очередь снова прошлась по грузовикам, один из них загорелся, потом пулеметчик взял ниже – и еще несколько человек замерли, вздрогнув, а раненые застонали, поползли, обливаясь кровью, в сторону канавы.

– Да рассредоточьтесь, мать вашу! – кричал Иноземцев растерянным от ужаса новобранцам. – Врассыпную, подальше друг от друга! И у кого есть оружие, не ждите, бейте по колокольне!

Старшина Безухов подполз к нему ближе:

– Товарищ майор, здравия желаю! Никак, вы тоже на засаду напоролись?

– Здорово, старшина... – обрадовался Иноземцев. – Да вот обратно в полк... Морозова ранили, и меня вместо него... Прямо с московского самолета сняли, в последний момент... Ты посмотри, Иван Семенович, какие бестолковые эти маршевые, да еще штрафная рота на нашу голову... – Он кивнул вместо приветствия в сторону солдат. – Считай, все без оружия, кроме сержантов... И те стрелять не могут, сами прячутся... А у нас патроны кончились... И заметь, у них ни санитаров, ни прикрытия и вообще никакого обеспечения и охранения... Под трибунал начальство за такую организацию... Да стреляйте, вашу мать, у вас же оружие есть, он же так всех нас перебьет!

Новобранцы наконец неумело поползли в разные стороны, прячась в воронки и кюветы, и те немногочисленные офицеры и сержанты, у кого было оружие, начали стрелять по колокольне.

Малахов полз к однополчанам, живым, погибшим и раненым, и, не опуская головы, высматривал среди них своего кореша Леху.

Над его головой снова просвистела очередь, он сначала проворно залег, потом опять приподнялся, всматриваясь.

– Е-мое! – присвистнул он, потрясенно глядя на одного из погибших. – Леха, ты?

И тут же ткнулся носом в землю, хотя новая пулеметная очередь предназначалась уже не ему, а приближающемуся «студебекеру». Из кузова выпрыгнул лейтенант лет двадцати, с автоматом ППШ на изготовку. Пригибаясь, он подбежал к их «эмке».

Иноземцев и Безухов разглядели шрам на его лице, медаль «За отвагу» и орден Красной Звезды на линялой гимнастерке под распахнутой телогрейкой.

– Не маячь, лейтенант! – крикнул Иноземцев. – Ложись!

Тот не успел ответить. Пулеметная очередь взметнула рядом с ним пыль. Лейтенант мгновенно отскочил в сторону.

– Суки... козлы позорные... суки... – Малахов, стоя на коленях над погибшим товарищем, грозил кулаком в сторону колокольни и размазывал слезы по лицу, запорошенному пылью.

– Ложись, лейтенант, не маячь! – снова крикнул Иноземцев лейтенанту.

– Спасибо, я постою... – Тот передернул затвор своего ППШ, прячась за «студебекером». – Нет смысла, он стреляет сверху... Тут по-другому надо действовать, товарищ майор...

И дал длинную очередь в сторону церкви.

– Может, покажешь как? Твой «папаша» здесь не потянет, лейтенант, – крикнул ему Иноземцев. – Хорошая дальнобойная винтовка здесь нужна, с оптическим прицелом.

И тут белокурая девушка по имени Оля, которая до сих пор пряталась за грузовиком и смотрела оттуда на своих прижавшихся к земле спутников, заинтересовалась строптивым лейтенантом, который никак не хотел ложиться на землю, и некоторое время, несмотря на стрельбу и пальбу, разглядывала его исподлобья. Но, услышав последние слова майора Иноземцева, спохватилась и стала торопливо расстегивать свой чехол.

– Товарищ рядовой, кончай причитать, давай следуй за мной! – Лейтенант схватил за плечо Малахова, свалил его на землю и упал с ним рядом. И сразу возле их голов взметнулась пыль.

– Слушай мою команду! – закричал в ухо Малахова лейтенант и протянул ему автомат минуту назад погибшего сержанта из штрафроты. – Отомстить хочешь за друга? Стрелять хоть умеешь? —Тот, всхлипнув, кивнул. – Давай сделаем так... Ты справа, я слева, между нами дистанция – пятьдесят метров, цель – колокольня! Перебегаем с тобой по очереди, следи за мной, я вскочил, ты упал – и сразу стреляй! Давай! На счет раз... Вскочили и побежали!

Малахов кивнул и тут же, не дожидаясь команды, вскочил сам. Лейтенант чертыхнулся и метнулся в другую сторону, чтобы отвлечь огонь на себя.

И так поочередно, перебежками и зигзагами (Малахов с матом и грозя кулаком тем, кто стрелял с колокольни), они побежали с разных сторон туда, откуда велся пулеметный огонь. И каждый раз, падая, Малахов, так же как и лейтенант, прикрывал своего неожиданного напарника огнем из ППШ.

Новобранцы, уцелевшие и раненые, приоткрыв рты, следили за ними, хоронясь кто где – по ямам и канавам, а также за трупами товарищей и разбитыми пулеметным огнем с колокольни автомашинами.

Лейтенант первым добежал до ближайшей пристройки возле церкви, упал на землю, перевернулся и замер, раскинув руки, когда возле него взвизгнули пули, подняв столбики пыли.

– Ах, черт... – ахнули все следящие за ним и Малаховым.

Но когда огонь перевели на Малахова, добежавшего до разрушенной часовенки, лейтенант неожиданно вскочил. Еще одна короткая перебежка – и он оказался наконец в мертвой зоне возле стены колокольни. Из оконного проема упала граната, но лейтенант успел прыгнуть за угол.

– Ах, артист... – покачал головой Иноземцев. – Учись, старшина. Система Станиславского и Немировича-Данченко в действии.

Когда огонь с колокольни перевели в сторону лейтенанта и Малахова, присутствующие приподняли головы.

Старшина Безухов вздохнул и сказал майору Иноземцеву:

– К нам бы такого артиста командиром разведроты, а?

– А вашего Медведева куда денем?

– Дык убили Славу Медведева, – снова вздохнул Безухов. – Уж неделя, как схоронили. Ребята мне в госпиталь отписали. Тот же самый снайпер. Знает, сволочь, в кого целить. Мало кто у нас в роте остался, товарищ майор. В моем взводе только я, да Каморин Степан, да Полунин Прохор, и еще Михаил Лопатин.

– Зато какие орлы, – нахмурился майор Иноземцев. – Каждый из вас роты стоит... От самой границы, если не ошибаюсь, вы вместе?

– Не ошибаетесь, – кивнул Безухов. – И потому мне никакого пополнения не надо.

* * *

Переждав взрыв, бравый лейтенант ударом ноги вышиб дверь, ворвался внутрь и, не останавливаясь, бросился наверх, куда вела винтовая лестница и где от пуль позванивала колокольная медь. Чье-то лицо мелькнуло вверху, но последовала короткая очередь – и убитый покатился по лестнице вниз, гремя своим «шмайсером» и подкованными сапогами: Лейтенант склонился, разглядел его погоны: РОА. Так и есть, власовец. Одновременно почувствовал запах спиртного. Поднялся по лестнице выше и взглянул сверху на запыхавшегося и грязного от пыли и пота Малахова. Тот ждал дальнейших указаний, глядя на лейтенанта и при этом наведя на него автомат.

– Ты смотри поаккуратней там... – негромко предостерег лейтенант. – На предохранитель не ставь, но ствол в сторону... И жди меня там, прикроешь с тылу, если что, а я пока наверх...

Лейтенант быстро сменил диск в своем ППШ, взбежал наверх, только сейчас обратив внимание, что пулеметной стрельбы почему-то больше не слышно. Наверно, меняет ленту, так что лучше бы поторопиться, подумал он...

Наконец он оказался наверху среди колоколов. Мертвый пулеметчик лежал недвижно, обхватив свой пулемет. Тот же мундир и погоны РОА, тот же запах спиртного, только сильнее... А в стороне стояли и лежали разбитые и полупустые бутылки из-под немецкого шнапса. Но главное – лейтенант увидел в середине его лба, когда перевернул на спину, входное пулевое отверстие.

Это ж кто его так? Не иначе новобранец отплатил за смерть друга... Но чтоб из автомата так попасть!

Лейтенант присвистнул, качнул головой, выглянул в проем. Увидел с высоты окрестности – там и здесь дым, вдали – движущиеся к ближайшему лесу колонны наших танков и грузовиков.

Он махнул рукой тем, кто был внизу: путь свободен! И они замахали ему в ответ, поднимаясь с земли.

– Везет же тебе, рядовой, необученный, – негромко сказал Иноземцев, издали разглядывая первым вернувшегося Малахова. И подошел к нему вместе со старшиной Безуховым.

Малахов растерянно озирался по сторонам.

Его снова не дождались. Остатки маршевого батальона, в том числе его штрафной роты, уже уехали. Уцелевшие грузовики пылили за километр отсюда, загруженные на треть живыми и ранеными.

– Ну и хрен с вами... – сказал он вслух и мрачно взглянул на подошедших к нему старшину и майора.

– А ну встань как положено! – грозно сказал старшина Безухов. – С тобой товарищ майор разговаривает!

– А как положено? – обиделся Малахов. – Ты, бугор, объяснил бы сперва. А потом орал. Нам ничего такого не говорили. Шмон, что ли, будет?

– Отставить, – негромко сказал Иноземцев старшине. – Что, не видишь, с кем дело имеем... Видел я, как пули тебя, рядового и необученного, облетали. Другого бы с такой выучкой давно свалили. Уж сколько раз, пока ты бежал да под пулемет подставлялся, тебя хоронили... А тебе хоть бы что... Цены таким счастливчикам, как ты, рядовой, нет... Но ты бы все равно поучился у товарища лейтенанта, как он действовал – грамотно, короткими перебежками, мотаясь из стороны в сторону.

– Зачем это мне? – почему-то грустно сказал Малахов. – Даже если очень захочу, все равно в меня пули не попадут. Заговоренный я, товарищ майор.

– Это что, фамилия твоя такая?

– Никак нет. Рядовой Малахов! Сегодня за день второй раз, говорю, отстал от своей роты! Только что догнал, можно сказать, а они опять уехали... – Он кивнул в сторону пылящих вдали грузовиков. – Не судьба, видно, с ними Родине послужить... Так, может, к себе на довольствие поставите, в виду мной проявленной воинской доблести? – добавил он с тихой надеждой. – А то я уже полдня как не жравши.

– Это как такое получилось, почему отстал?

– Сначала дали команду оправиться, – виновато вздохнул Малахов. – Только я из кустов вылез, а они уже тю-тю... – Он кивнул на разбитый грузовик. – А здесь вроде догнал, и вы сами видели, как они тут сидели и ждали, пока мы с лейтенантом уничтожим фашистских пулеметчиков. А меня вот не подождали. Куда мне теперь деваться? Вы-то сейчас уедете, а мне дезертирство припаяют.

– Ладно, беру с собой, на месте разберемся... А вот и наш лейтенант... – Иноземцев сразу забыл про Малахова, увидев подходившего лейтенанта. – А ты молодец, лейтенант...

– Разрешите представиться, товарищ майор, лейтенант Малютин. Только это не я, товарищ майор. Кто-то снял пулеметчика, попал ему прямо в лоб. Кстати, это были не немцы, а власовцы. Потому и дрались так упорно...

Все смотрели на обветренное лицо лейтенанта, юное и одновременно уж слишком мужественное для его возраста. Такое бывает только у человека, которого не сломили выпавшие в его возрасте и на его долю испытания, каких другим хватило бы на всю жизнь. И еще смотрели на его медаль «За отвагу» и орден Красной Звезды, заметные под его солдатской телогрейкой на ношеной гимнастерке.

– Ну раз власовцы, тогда понятно. Терять им нечего, а бежать некуда, – согласился майор Иноземцев. – Итак, куда следуем, лейтенант, куда путь держим?

Обнадеженный Малахов, переминаясь с ноги на ногу, все высматривал понравившуюся ему попутчицу и наконец увидел ее в том же кузове «ЗИС-5». И пока начальство разбиралось между собой, направился, хотя его никто не отпускал, в ее сторону. Старшина Безухов крякнул, заметив такую разболтанность, но, видя, что майор Иноземцев и бровью не повел, просто сплюнул – и тем ограничился.

– Так что после ранения и пребывания в госпитале, – докладывал меж тем лейтенант Малютин, – направлен в распоряжение штаба двести тридцать седьмой дивизии для дальнейшего прохождения службы.

– Значит, в нашу дивизию, – удовлетворенно кивнул майор. – Я майор Иноземцев, и в настоящее время должен принять на себя обязанности командира Четырнадцатого полка, входящего в состав нашей краснознаменной дивизии. И мне срочно нужен офицер на должность командира разведроты. Пойдете к нам?

– Если прикажут... – пожал плечами Малютин. – И если еще доеду, – добавил он, кивнув на свой «студебекер», продырявленный пулями.

– Садитесь... – майор кивнул на свою «эмку», – подбросим куда скажете.

– Благодарю, товарищ майор... Сам как-нибудь.

– Так я не прощаюсь, – сказал Иноземцев, садясь в «эмку». – Обязательно сегодня же позвоню в штаб дивизии, пока вас кому другому не сосватали.

– А меня? – обиженно спросил Малахов, про которого, казалось, все забыли, а девушка в «ЗИС-5» все еще не удостаивала вниманием.

– Тебя тоже возьмем, – подмигнул Иноземцев, опередив враз посуровевшего Безухова, готового осадить новобранца. – Раз тебя пули облетают, так обязательно... Где такого еще найдешь? Ну я с вами не прощаюсь, – сказал Иноземцев лейтенанту Малютину, крепко пожав руку и глядя в глаза. – У нас, как говорил один полковой повар, за вкус не ручаюсь, но горячо будет.

Малютин кивнул, быстро влез в кузов машины, где было еще несколько солдат, возвращавшихся из госпиталя. Они молча освободили середину пола, и лейтенант лег на спину и, чуть слышно застонав, с наслаждением вытянулся, сжав зубы и закрыв глаза.

Водитель, словно дождавшись, пока он замрет в этом положении, выжал сцепление.

4

Через час «эмка» майора Иноземцева, далеко опередив «ЗИС-5», подкатила к штабу полка, и едва он вылез из машины, как перед ним стали навытяжку и отдали честь встречавшие офицеры. «Уже знают, что буду ими командовать, – решил про себя Иноземцев. – Так бы просто приехал – и ухом бы не повели...»

Тут же появился начштаба майор Самсонов, временно исполняющий обязанности комполка.

– Полк, смирно! Товарищ майор...

– Вольно, – продолжал идти, не останавливаясь, Иноземцев. – Продолжайте.

– Мы уж думали, тебя на повышение забрали в штаб корпуса, – едва поспевал за Иноземцевым Самсонов.

– Индюк тоже думал...

– А потом нам сказали, что тебя в Москву направляют, в Академию Генштаба, оказывается...

– Ладно, Федя, не суетись. Ты майор, и я майор. И оба исполняющие обязанности, ты сдаешь, я принимаю... Лучше скажи, как с батей могло такое случиться?

– У немцев тут объявился снайпер. Таких еще не было. Охотится исключительно на старших офицеров. Морозова спас от гибели его бинокль, отклонивший пулю. А вот глаз, говорят, потерял.

– Какой еще снайпер?.. А что же Паша Никодимов, лучший во всей дивизии стрелок? – остановился Иноземцев. – Он-то с начала войны уже столько их снайперов ликвидировал, он-то куда смотрит?

– Три дня они друг на друга охотились, – виновато сказал Самсонов. – Немец и Никодимова убил, так что вот так... Точно тебе говорю: таких снайперов у немцев еще не было.

– Пашу Никодимова убил? – остановился Иноземцев. – Так у него самого, если не ошибаюсь, на счету две сотни фрицев – и из них полтора десятка снайперов!

– Да, самого Никодимова... Мы его уже на Героя представили, бумага в дивизию ушла.

Иноземцев нахмурился, двинулся дальше.

– Наградим посмертно. Так вот, скоро наступление, – сказал он отрывисто. – Мне сказали в штабе корпуса, что завтра же в расположение полка прибудут офицеры штаба корпуса и дивизии для рекогносцировки. Целая толпа полковников и генералов на передовой, представляешь? И как ты собираешься обеспечить их безопасность? Ты меры принял?

– Знаю, – махнул Самсонов. – Придумаем что-нибудь... А это точно, что основной удар нанесут именно здесь, у нас?

– А ты до сих пор не знал? – остановился Иноземцев. – Ты не ответил, какие приняты меры для безопасности штабных офицеров?

– Какие тут меры... Вот я им в штабе дивизии, и полковнику Егорову лично, то же самое сказал: как мы сможем вас от этого снайпера уберечь, если мы своего батю не уберегли? Крепись, говорят, и обещали прислать какого-то своего снайпера. Мол, чемпион СССР по стрельбе тридцать девятого года. Ждем с утра... – Он посмотрел на часы. – И еще. Мы тут присмотрели нового командира разведроты вместо погибшего Медведева.

– Отставить! Я уже нашел его... Опаньки! А это кто ж такая симпатичная, почему не знаю? – Иноземцев остановился, заметив юную девушку с погонами связистки, чья женственная стройность сочеталась с подростковой угловатостью. – Что, это тоже новое пополнение?

Он смотрел на девушку пристально, не отрываясь, так, что та засмущалась, невольно отводя взгляд и не зная, как ответить на фривольное обращение старшего офицера.

– Прекрасных незнакомок на войне не бывает, – продолжал щуриться майор Иноземцев. – У них обязательно есть должность, звание, фамилия.

– Рядовая Екатерина Соловьева... – вытянулась перед начальством смущенная девушка, по-прежнему глядя в сторону. – Закончила ускоренные курсы, работаю в штабе на рации и телефонном коммутаторе.

– Как в песне: «Выходила на берег Катюша, на широкий берег на крутой... – продолжал Иноземцев, и Самсонов почтительно хмыкнул. – Выходила, песню заводила...» Ладно, потом познакомимся поближе, и все вместе споем... – утвердительно, будто приказал, закончил Иноземцев и быстро двинулся дальше, уже не оглядываясь, так что Самсонов снова едва за ним успевал.

– Разве нам не хватает связисток? – отрывисто спросил Иноземцев.

– Есть потери... В смысле сержант Костромина в интересном положении... – сказал Самсонов, как если бы чувствовал за собой вину. – На пятом месяце. Отправляем скоро домой.

– Черт... Но это наша самая опытная связистка... Ты-то куда смотрел?.. Ну нельзя оставить полк на неделю... Кстати, чья это работа? – строго спросил Иноземцев, снова остановившись. – Слушай... Неужели, Кости Горелова?

– Так точно. Через несколько дней планируем сыграть им свадьбу по-фронтовому.

– Если только Гитлер не будет возражать... Кстати, в какую графу потерь ты запишешь Костромину? – снова на ходу спросил Иноземцев, козыряя всем встречным.

Тот не успел ответить, поскольку Иноземцев в этот момент заметил немецкого пленного, которого выводили из кабинета, где шел очередной допрос.

– Резервист?

– Он самый. На гражданке был бухгалтером, – подтвердил Самсонов. – Недавно призвали, ничего, говорит, не знает. Похоже, не врет.

– Там посмотрим... Вы его хоть покормили?

– Нет еще.

– Накормите от пуза, ты понял? И сразу ко мне. Кто у тебя сейчас в разведке за старшего?

– Старший сержант Степан Каморин.

– Передай ему: мне нужен срочно, позарез кадровый офицер, а не бывший бухгалтер!

...Немца кормили во дворе штаба, и охрана, ездовые, шоферы – все, кто свободен, смотрели, как он примеривается к солдатской каше.

Поворочал ложкой, отодвинул миску, оглянулся на полевую кухню, откуда шел пар, и что-то недовольно сказал по-своему.

– Еще морду воротит... – ворчали ездовые.

– Может, добавки хочет? – предположил повар.

– Я б ему добавил. Черпаком промеж глаз... – вздохнул сержант Степан Каморин. – Но нельзя. А хочется не знаю как... Целую ночь там пролежали. И кого, спрашивается, дождались?

– Переводчик-то где? – спросил повар. – Костю-переводчика позовите. А то балаболит непонятно что...

И сразу, как из-за театральных кулис (явление семнадцатое, те же и переводчик), появился Костя Горелов, он же жених, полгода назад нанесший непоправимый урон связи полка, а сейчас что-то жующий на ходу.

– Отведите его к Иноземцеву, – сказал Костя Каморину.

В это время к штабу полка подъехала знакомая полуторка, и из кузова спустились старшина Безухов и та самая Оля, девушка в военной форме, объект внимания рядового Малахова, который, лихо спрыгнув, оказался на земле первым и подал ей руку. Увидев вновь приехавших, о немце сразу забыли.

Те, что помоложе, разглядывали девушку, а кто постарше – были рады видеть Безухова. Его приветствовали, обнимали, хлопали по спине и плечам.

– Товарищ майор, разрешите обратиться! – звонко крикнула Оля, протягивая майору Иноземцеву документы.

Только сейчас все обратили внимание, что она поволжски окает.

Майор листал, читал ее документы, потом с удивлением на нее смотрел...

– Ольга Позднеева... постойте. Так вы и есть тот самый снайпер, чемпион СССР по стрельбе? – недоверчиво спросил он.

– Так точно, товарищ майор! – деловито ответила она. – Имею на своем счету шестьдесят убитых фашистов. Из них шесть снайперов, четыре пулеметчика.

– Значит, это вы сегодня сняли пулеметчика? – прозрел майор. – Там, на колокольне?

– Это и есть четвертый, – кивнула она, глядя на майора исподлобья ясными голубыми глазами.

– Устраивайтесь... – только и сказал он. – Вам помогут. Вы нам очень, очень кстати. Уберете этого фашиста, зачтем вам его за десяток пулеметчиков.

* * *

В кабинете Иноземцева между тем пленный немец и Костя Горелов – переводчик – сидели в ожидании хозяина.

Иноземцев стремительно вошел, не глядя на присутствующих, и стал молча просматривать документы пленного, а также протокол его допроса.

– Пусть для начала расскажет об их снайпере, что появился на нашем участке, – обратился он к Горелову. – Хотя бы о нем он что-то знает?

Немец, выслушав вопрос, неожиданно оживился и стал увлеченно говорить и жестикулировать. По-видимому, эта тема доставляла ему немалое удовольствие.

– Это капитан СС Рихард Кремер, награжденный Железным крестом с дубовыми листьями... – переводил Костя. – О нем все говорят: ему нет равных по меткости стрельбы. У него дальнобойная винтовка и специальные патроны с бездымным порохом, с прямым выстрелом на полтора километра. Оптический прицел для него изготовили лучшие специалисты фирмы Карла Цейсса. Воевал у генерала Роммеля в Северной Африке. На его счету многие высшие офицеры противника. В том числе русские генералы и полковники.

Пленный так явно гордился своим соотечественником, что уже не казался запуганным. Даже положил ногу на ногу.

– Я бы этого твоего Рихарда, со всеми его дубовыми листьями... – потемнев и едва сдерживаясь, негромко сказал Иноземцев. – На дубе повесил! Причем за яйца. Ферштейн?.. Так и переведи, не отклоняясь от текста.

Но немец и без того смолк и посерел от страха, пугливо оглядываясь на переводчика.

– Уведи его, пока не пришиб! – едва сдерживался Иноземцев. – И вернись, будет разговор.

Костя вернулся, а Иноземцев все ходил, постепенно успокаиваясь, по кабинету и наконец обратился к Косте:

– Так, теперь рассказывай о своих подвигах.

–Вы о чем? – недоуменно спросил Костя. – А... Ну мы с Лидой решили пожениться, скоро сыграем свадьбу... Вас тоже приглашаем.

Майор ответил не сразу, помотал головой:

– Костя, пойми, скоро здесь совсем другая свадьба начнется... – Иноземцев подошел к окну и увидел там проходившую мимо Катю. – Собачья свадьба, и очень кровавая... А ты, Костя, накануне наступления, считай, вывел из строя нашу лучшую, самую опытную связистку!

Костя молчал, тонкий юношеский румянец расползался по его щекам.

– Ладно, что сделано, то сделано... Приберегу это для свадебного тоста. Не под трибунал же тебя. А сейчас, будь добр, сопроводи этого бухгалтера в штаб дивизии со всеми протоколами и бумагами. Там они сейчас изучают их моральный дух, с чего вдруг он упал... Раньше надо было изучать, в сорок первом, когда мы от них драпали! Словом, через час туда пойдет наша машина. Будь готов... Да и купи там в городке невесте подарок, что ли... Не с пустыми же руками. Деньги хоть есть? Могу одолжить... Бери-бери! Это приказ, понял?

Иноземцев чуть не силой заставил Горелова взять деньги.

5

Иван Безухов спустился в землянку своего взвода разведроты, и отсыпавшиеся там после ночного поиска бывалые сержанты стали по одному просыпаться, взирая на него с радостным удивлением.

Они были очень разные, но чем-то весьма схожие – русские крестьяне, которые всегда будут в неладах с выправкой и строевой подготовкой.

Словом, не смотрится на них военная форма. Гимнастерки топорщатся, пилотки сдвинуты прямо на затылок или надвинуты на уши – никаких тебе там молодецких набекрень...

– Семеныч, ты, что ли? – спросил наконец сержант Степан Каморин, самый крупный из них, с могучими плечами. – А говорили, будто комиссовали тебя вчистую...

Они оба сдержанно радовались, хлопая друг друга по плечам и будто не могли насмотреться один на другого.

– А ты позавидовал? – усмехнулся Иван. – Да вот, как видишь, отступились доктора. Годен, но ограниченно. Бегать, говорят, нельзя. А мне и не надо, говорю. Мы в разведке все больше на пузе передвигаемся. Это другое дело, отвечают. На пузе ползать можно... Только не протри, мол, его до спины. И еще вот курить мне запретили... – сказал он, заметив, как Степан, кивая, сворачивает козью ножку из старой газеты. – В госпиталях, чтоб вы знали, с этим не очень... Все больше папиросы, что союзники присылают. Только куда им до нашей махры! Баловство одно. Говорят, здоровье наше союзники берегут. Вдруг мы им еще пригодимся?