Текст книги "Полная гибель всерьез"
Автор книги: Юрий Пивоваров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)
* * *
Скажем несколько слов о русской власти. О единственном Субъекте русской истории, ее Субстанции. Таковой она стала после и в результате похищения субъектной энергии у всех остальных ее носителей. И прежде всего субъектности была лишена основная часть русского народа. В книге «Русская Система» А.И. Фурсов и я называем такой народ (население) Популяцией. Наряду с русской властью (повторим: Моносубъектом русской истории) и Популяцией мы обнаруживаем и третий важнейший элемент Системы. Это – Лишний Человек. «Он может быть как индивидуальным (часть дворян и интеллигенции в XIX – начале XX в.), так и коллективным (казачество в XVII в.). Лишний человек – это те индивиды или группы, которые не «перемолоты» Властью и поэтому не стали ни ее органом, ни частью Популяции. Или же это люди, «выломившиеся» из Популяции и Власти.
Следовательно, «Русская Система – это такой способ взаимодействия ее основных элементов, при котором Русская Власть – единственный социально значимый субъект. Если Русская Система есть способ контроля над русской жизнью, то Лишний Человек – это мера незавершенности системы, индикатор степени неперемолотости русской жизни Русской Системой и Властью. Процесс взаимодействия, с одной стороны, Русской Системы и Русской Власти, а с другой – Русской Системы и русской жизни (в которой Система далеко не все исчерпывает и охватывает, а в Системе не все Власть) и есть Русская История».
В определенных исторических условиях элементы Русской Системы диффузируют друг в друга. Так, к примеру, после Октябрьской революции мы имеем дело с феноменом Власте-популяции («кухарка» управляет государством). Это, если угодно, «перевернутая» Русская Система. То есть эссенция Системы сохранена, но в прямо противоположной социально-властной конфигурации. Зинаида Гиппиус на заре советско-социалистического порядка вывела точную формулу его соотношения, отличия и одинакости (как говаривал Герцен) с царским режимом. По ее словам, идея самодержавия – власть одного над всеми, идея коммунизма – власть всех над одним. И в том и в другом случае осуществляется подавление индивида, что и является содержанием русского типа социальности. Меняются лишь «политические технологии».
И еще о Русской Власти – элементе и категории системообразующей. Как и все остальные составляющие Системы, она отражает и описывает мир (русский мир, или Mip), который не знает о споре номиналистов и реалистов, не видит границы между физическим и метафизическим и т. п. И потому в ней изначально заложен конфликт – о чем уже мимоходом и было сказано – метафизического и физического, субстанциально-властного и субстанциально-личностного. Иначе говоря, природа русской власти с необходимостью предполагает не только их некое совмещение, соединение, взаимопроникновение, но и – борьбу. Если на Западе в ходе длительной эволюции власть обрела принципиально безличностный характер, а идея власти полностью отделилась от идеи личности («вместо того, чтобы считать, что власть является личной прерогативой лица, которое ее осуществляет, была разработана форма власти, которая независима от правителей. Эта форма и есть государство (l 'etat, state, Staat) – Жорж Бюрдо, то в России всего этого не было. Здесь, напротив, высшей метафизической пробы власть была намертво пришпилена к некоему физическому лицу (Рюриковичи, Романовы). В советский период Популяция экспроприировала эту метафизику, тем самым на время спасая ее от гибели. Однако именно «на время», поскольку господство Власте-популяции – гражданская война, террор, другие формы самоистребления – оказалось избыточным даже для привыкшей к перманентному насилию России…
И еще об одном органическом качестве русской власти – дистанционное. Она не есть, как на Западе, порождение и политическое выражение civil society, поскольку и самого «сосайети» у нас нет. Она сама порождает и формирует в России все (выражаясь идеально-типически). Она действует с дистанции, со стороны. Она отделена и отдалена от этого «всего». Сближение со «всем» опасно для ее природы и функционирования. Будучи Субстанцией (это – «то, что существует само в себе и представляется само через себя, т. е. то, представление чего не нуждается в представлении другой вещи, из которой оно должно было образоваться» – Спиноза), она должна хранить это свое главное качество, хранить как девство. Что лучше всего делать на дистанции.
* * *
Итак, с Горби русская власть теряет свою метафизическую природу. После него власть становится физической. И ее подбирает крепкий мужик Ельцин. Ельцинизм есть не метафизическая, а животно-физическая русская власть. Что это такое? Ленин был точкой, до которой сжалась, а потом разжалась Русская Система. Но она не могла уже существовать в монархической форме. И даже в чисто вождистской (о причинах здесь говорить не будем). Власть и Популяция вынужденно образовали Власте-популяцию. Ее олицетворением, богом, вождем, знаменем стал Сталин. После его смерти Власте-популяция распалась на номенклатуру и советский народ, новую историческую общность.
Это эпоха Хрущёва – Брежнева. А при Горби распались и номенклатура, и народ. И все стало бесхозным. Власть, люди, вещественная субстанция, идеи и т. д.
И вот Ельцин сказал: ребята, берите себе сколько унесете (вещества и суверенитета), и я возьму, сколь смогу. Началась приватизация. То есть Горби – сам себя, Ельцин – власть, чубайсовские – материю, никито-михалковские – идеи. Причем все исключительно в смысле физики, а не метафизики. Ельцинизм – это такая политика, где каждый берет то, что может взять. Таможенники – таможню, пограничники – границу, библиотекари – книги и т. д. То есть свободная приватизация каждым есть условие свободной приватизации всеми и всего (это не означает, что всяк российский человек что-то получил в ходе Великой приватизации; напротив, подавляющее большинство не получило ничего).
И в принципе, если бы у Ельцина было здоровье Лебедя, а характер Чубайса («железный Толик»), это могло бы продолжаться довольно долго. Но здоровье подвело, и подвела русская власть. Она не захотела издохнуть ни в велеречиво-косноязычном Горби, ни в косноязычном шутовстве Ельцина. Она не захотела быть физической, ее метафизическое нутро начало потихонечку оживать. И это, кстати, порой прорывалось даже в бывшем уральском партработнике, ставшем первым всенародно избранным. Царь Борис, Борис II (кстати, ведь и Борис I Годунов – по-своему первый всенародно избранный). «Президент от Бога» – как он однажды оговорился, видимо, будучи в приятном подпитии и в гостях у патриарха. Этот всенародно избранный царь и имевший якобы божественную легитимацию президент постепенно дистанцируется от своего электората, который, в свою очередь, трансформируется в подданных. Власть вновь обретает важнейшее свое метафизическое качество – дистанционность. Далее Ельцин вынужден искать себе наследника. Череда кандидатов в дофины проходит через его вновь обустроенные, роскошно-имперские апартаменты в Кремле. На роль цесаревича пробуются Немцов, Черномырдин, Степашин, Аяцков и, наверное, другие. Неожиданно на небосклоне русской политики вспыхивает звезда Путина…
* * *
…И все же еще раз о Ленине. Безусловно, фигуре № 1 ушедшего века. Ленин столь велик, что его «величество» умалило Россию. С исторической точки зрения вполне, пожалуй, релевантно уравнение: чем больше Ленин (Ленина), тем меньше Россия (России).
Правда, здесь необходимо уточнение: Владимир Ильич Ульянов и Ленин – не одно и то же. Если Ульянов – конкретное историческое лицо, то Ленин – категория метафизического порядка. Если жизнь Ульянова оборвалась ранним холодным январским утром 1924 г., то Ленин – в известном смысле – и «сейчас живее всех живых». Ленин для русской истории в одном ряду с «принятием христианства», «татаро-монгольским игом», «возвышением Москвы», «преобразованиями Петра Первого», «реформами Царя-Освободителя» и т. д.
По своему влиянию на судьбу России Ленина можно поставить в один ряд лишь с Петром. Что же касается воздействия на ход мировых событий, то тут уже мы русских конкурентов не найдем. Более того, трудно будет обнаружить и соперников иноземных. Действительно, кто? Известно, скажем, мнение, что содержательно XX век был определен тремя немецкоязычными евреями: Марксом, Фрейдом и Эйнштейном. Вполне с этим можно согласиться. Правда, с оговоркой. Разве Ленин не соединил их в себе (метафорически выражаясь)? Кстати, он вообще был гениальнейший объединитель и расширитель (что это, объясним ниже). С одной стороны. С другой – гениальнейший редукционист и упроститель (также объясним ниже).
…будто История распорядилась, сведя в одном человеке русскую, калмыцкую, еврейскую, немецкую и шведскую линии; православие, лютеранство, буддизм; Европу, Россию, Азию; недавних крепостных, мещан, дворян, приказчиков, учителей, врачей, чиновников; все огромные евразийские пространства и народы их населяющие участвовали в рождении этого человека и стали поприщем его деятельности; азиатская вечность, европейское время и русская мечта о вечности на земле – коммунизме, в котором происходит вечноизация времени (это и есть обломовские сны, Симбирск – родина и Гончарова, и Ленина, вся неустанная, по шестнадцать часов в день, холерическая работа Ленина была направлена на осуществление снов Обломова, Ленин – это Штольц, взявшийся реализовать идеал своего друга) – лепили его характер, волю и ни на кого не похожий ум.
Итак, Ленин как некая результирующая Маркса, Фрейда и Эйнштейна? Ну, с Марксом все ясно. Ленин его величайший ученик и продолжатель по-русски. Что бы ни говорили всякие там ревизионисты, именно Ленин законный наследник Маркса по прямой. Пусть даже (не исключаю) сам Маркс и не признал бы Ильича таковым. А что, разве всегда родители довольны детьми?!
Конечно, связь Ленина с Фрейдом или Эйнштейном внешне менее доказательна. Сущностно же – безусловна (для меня, по крайней мере). Так, Фрейд сводит культурное и социальное к формам проявления первичных жизненных влечений, опираясь при этом на свое учение о бессознательном и некоторые другие свои психологические построения. То есть детерминирует, упрощает и редуцирует все многообразие социокультурной жизни к неким абсолютным природно-социальным и элементарным факторам. И это не ленинизм? А концепция сублимации не похожа ли как две капли воды на ленинскую версию марксизма, объясняющую всякую человеческую деятельность проявлением «классовых инстинктов»? А история общества и культуры, трактуемая Фрейдом как борьба Эроса и Танатоса, так уж отличается от ленинского видения истории как борьбы классов?..
С Эйнштейном же Ленин просто идет параллельным курсом. В самом начале столетия Ильич создает ленинизм-для-России (от «Что делать?» до работ времен Первой русской революции). Это – так сказать, частный ленинизм, его частная теория. В 1905 г. выходит в свет книга Эйнштейна «К электродинамике движущихся тел». В ней сформулирована частная теория относительности. Не ведая того, не зная друг о друге, хотя и находясь практически в одной точке (Швейцария), они решали схожие, подобные вопросы.
Перед Эйнштейном стояла проблема разрешения противоречия между общими законами механики Галилея – Ньютона и открытиями 60-80-х годов XIX столетия, сделанными Максвеллом и Майкельсоном. Согласно второму закону Ньютона, в принципе нет ограничений для скорости, которую можно придать телу. Это – в конечном счете – означает, что время всюду течет одинаково. Вообще, в ньютоновской механике выполняется принцип относительности Галилея: законы механических явлений одинаковы по отношению ко всем инерциальным системам. Но Максвелл, анализируя электромагнитные явления, не нашел этому подтверждения в области электродинамики. Еще большие сомнения посеяли опыты Майкельсона. Он не обнаружил ожидаемой зависимости скорости света от направления его распространения по отношению к направлению движения Земли.
Эйнштейн в частной теории относительности заимствовал ряд положений из классической теории и одновременно опирался на данные опытов Майкельсона. В результате возникла принципиально новая картина мира, в рамках которой пространство и время зависят от системы отсчета, по отношению к которой они определяются. То есть Эйнштейн не отбросил старые представления, он включил их в новый контекст, где они и обрели новое содержание. Или, точнее: стали элементом нового знания, не утратив при этом своей адекватности.
Ленин сделал то же. Он примирил классический марксизм с ново-русским революционным опытом. Ввел его в русский контекст. Показал, что в русском пространстве время течет с иной скоростью, а также – принципиальную значимость системы отсчета, точки зрения наблюдателя. Думаю, что для складывания ленинизма неоценимыми оказались опыты Желябова – Нечаева; во всяком случае, они сыграли не менее важную роль, чем опыты Максвелла – Майкельсона для формирования воззрений Эйнштейна.
В 1915 г. приходит время для общей теории относительности, которая отныне служит основой представлений о мироздании. Признается, что массы материи, определяя структуру пространства-времени, определяют через это и свое собственное движение. Тогда же Ленин создает общую теорию ленинизма – «ленинскую теорию империализма». «Русский» (частный) вариант включается в новую универсальную и универсалистскую концепцию. Фактически она гласит: социальные массы, определяя (воздействуя, меняя) структуру исторического пространства-времени (в ленинизме, как и у Эйнштейна, время и пространство суть разные измерения одного и того же; это гениальное открытие в политике), определяют (воздействуют, меняют) через это и свое собственное движение (свое собственное историческое бытование).
Да, Ленин конгениален этим трем гениям. И в своей гениальности близок, родствен гениальности каждого из этой тройки. В этом отношении мне некого поставить с ним рядом.
Конечно, Ленин – центральная фигура русского коммунизма (т. е. истории России XX столетия). В диспозиции коммунистического мира у него несколько символических ролей: пророк, герой, учитель, образец, первоисточник власти и пр. Все последующие вожди (Сталин, Хрущёв, Брежнев, Горбачёв) черпали свою легитимность именно в Ленине. Он – без всяких там метафор – был демиургом этого порядка. Обо всем этом очень неплохо более четверти века назад писал американский исследователь Фредерик Баргхурн. По его словам, Ленин сделал главное: а) разработал коммунистическую теорию и создал партию нового типа; б) привел эту партию к власти; в) заложил основы советской системы: «однопартийную демократию» и полностью управляемую государством экономику.
Но это, так сказать, совокупная оценка Ленина. С определенной же точки зрения было (есть) два Ленина – до революции и после революции. До 1917 г. Ильич показал себя величайшим в мире редукционистом.
Графически этапы его предреволюционного пути можно изобразить следующим образом (схема представляет собой не редукцию революционного движения вообще, но его редукцию по Ленину, т. е. виденье и полагание этого движения самим Ильичом; и несмотря на всю однобокость и экстремизм такого полагания, оно совпало с историей страны):
Поясню некоторые условные термины. «He легальные» марксисты – это все те, кто боролся со Струве и К°, т. е. и Ленин, и Мартов, и Плеханов и др. «Традиционные большевики» – это все те, кто шел с Лениным с 1903 г., поддерживал его линию в первой русской революции: «традиционные» в целом (были и исключения) остались с ним или вернулись к нему в 1917 г. и в период Гражданской войны, но, как правило, уже не играли самых главных ролей. «Необольшевики» – это те, с кем он захватил власть в Семнадцатом, те, которые будут с ним в десятилетие между революциями, те, с которыми у него возникнет конфликт сразу же после возвращения («Апрельские тезисы» и споры вокруг них в партии), будет тлеть вплоть до Великого Октября и в конечном счете приведет его к полному одиночеству. Но это уже произойдет в иную историческую эпоху. При этом следует заметить, что трагическое завершение его личной (ульяновской) судьбы было «запрограммировано» логикой жизненного пути Ленина-редукциониста.
А вот так выглядит историческое движение Ленина после революции 17-го года:
Поясним термины и в этом случае. «Ленинцы» – это те, кто собирается вокруг него с весны-лета 1917 г. и будет играть решающие роли в решающие моменты существования нового режима (Троцкий, Свердлов, Дзержинский, Сталин и др.). Но быть «ленинцем» не означало личной и политической преданности Ильичу. В иных ситуациях они могли и выступить против Старика, и даже предать его. Это их – в основном – усилиями (в паре со смертельной болезнью) и произошло его насильственное удаление от дел. «Партия» – это уже не партия нового типа, но хребет и (одновременно) прообраз становящегося Порядка. «Коммунистическая диктатура» – система коммунистической власти; это шире «партии», поскольку предполагает некоторые другие властные и привластные формы. «СССР» – реализация коммунизма в определенных (неуклонно расширяющихся) территориальных пределах. «Мировая социалистическая система + коммунистическое движение» – динамично развивающаяся и экспансирующаяся в различных видах и различными способами «теория и практика» коммунизма. «Коммунизм-во-всем-мире» – целеполагание, мечта, надежда, упование.
Следовательно, после революции Ленин выступает как величайший расширитель и «объединитель». Хотя способ его жизнедеятельности остается прежним. Во-первых, раскалывать любую организацию (движение), в рамках которой и с помощью которой он добивается своих целей. Сначала раскол, затем, на основе оставшейся верной ему части, создание новой организации (движения), и все заново. Известный бакунинский девиз «pars pro toto» – «часть вместо целого» – он модифицирует в «часть как целое». «Частичность», его «частичность» выдается за целое, заменяет и подменяет собой целое. Парадоксальность здесь в том, что такой способ вполне укладывается в логику Ленина-до-революции, но вроде бы внешне противоречит интенции Ленина-послереволюционного, Ленина-расширителя. Отметим эту – согласитесь! – «странность», однако оставим ее объяснение для других наших работ…
Во-вторых, Ленин остается гениальным упростителем. Это его качество поистине новаторское – как в реальной политике, так и в политической мысли. Упростить ситуацию до абсурда, многообразие и сложность свести к элементарному, принципиальную поливариантность истории к прямой – как полет пули, – линии. Вот он – Ленин, вот он – ленинизм! В этом смысле Ильич антиисторичен и антикультурен. Если, правда, исходить из презумпции неуклонного – несмотря ни на что и в общем и целом – усложнения истории и культуры во времени … Все эти Сталины, Гитлеры, Муссолини и прочие, говоря языком Томаса Манна, взбесившиеся неотесанные плебеи XX в. вышли из «шинели» Старика: его циничной, безжалостной, бездушной ухмылки-усмешки, которая – на фотографиях – таится в уголках рта, скрывается за усами и гарцует в его текстах и речах.
История человечества знает, конечно, и других классиков упростительства. И сам Ленин возник не на пустом месте. Вспомните хотя бы тутошних чернышевских-добролюбовых или тамошних марксов-энгельсов. Но … Но лишь гений Ленина сделал упростительство универсальным и единственным способом решения всех вопросов. При этом смысл самого упростительства сводится исключительно к ставке на низменное, на слабости человека или социоисторической общности, на больное и наболевшее. Эксплуатация всего этого и есть ленинизм. Да еще прибавим невероятное упорство и последовательность (будто бы внутренняя необходимость) в стравливании и натравливании друг на друга как ближайших сподвижников, так и миллионные социальные группы. Да еще полный отказ от критерия «совесть». Ленинизм – это учение и практическое воплощение бессовестного устройства жизни.
* * *
Принципиально важной для понимания нашего XX века является история деленинизации Ленина, история метаморфоз этого символического явления.
Все это – деленинизация – началось при Хрущёве. Поначалу попробовали показать Ленина «таким, каким он был на самом деле». Решили немного очеловечить бога и – возник зазор (небольшой, но, как выяснилось впоследствии, гибельно-опасный) между Лениным и помощником присяжного поверенного, профессиональным революционером, политическим эмигрантом и вождем Русской революции Владимиром Ульяновым. После падения мужицкого царя Никиты дело деленинизации попало в руки диссидентов от блудного сына КПСС Роя Медведева до громоподобного сына ГУЛАГа Александра Солженицына. Под пером этого Нобелевского лауреата Ленин предстал перед нами некоей причудливой комбинацией героя гоголевской «Шинели», жалкого и ничтожного Акакия Акакиевича, и орудия тайных темных сил (связанных с германским генштабом и одновременно использующих его), целью которых было уничтожение России. Сам, может, того и не желая, Солженицын немало сделал для демонизации и дьяволизации Ленина. Однако знание об этом новом Ленине было доступно относительно узкому кругу интеллигенции и стало ее своеобразной эзотерикой. Для подобных идей в 70-е годы еще не сформировался массовый «потребитель».
Следующий этап деленинизации приходится на конец 80-х – начало 90-х. В этот краткий отрезок времени Ленин шаг за шагом (причем эти шаги делались очень быстро) из доброго и человечного бога превращался в великого, трагического и противоречивого Владимира Ульянова, «неоднозначного» персонажа русской истории, кровавого диктатора, главного беса революции и, наконец, в воплощение Абсолютного Зла. Этот последний статус Ленин обретает в начале октября 1993 г. после подавления Верховного Совета РФ и попытки национал-коммунистического реванша в Москве. В эти дни одна из самых популярных и по-своему очень чутких к изменениям в массовом сознании центральных газет печатает на своей первой странице рисунок медали, на которой изображены Гитлер (на переднем плане) и Ленин. Медаль обрамлена флагами со свастикой и серпом-и-молотом. Рядом цепи. Композиция очень и очень привычная человеку, выросшему в советском коммунизме. Только раньше не было Гитлера и свастики. Были Маркс с Энгельсом (да одно время Сталин) – так же в профиль. Теперь место немецких бородачей занял немец с пробором и усами. Тому, кто разбирается в советской политической символике, сразу же стало все ясно. Ведь в ней Гитлер олицетворял Абсолютное Зло. Теперь к нему был приравнен Ленин. Таким образом, процесс деленинизации, разоблачения Ленина-бога оканчивается превращением его в Ленина-дьявола – идеи Солженицына живут и побеждают. Никакого Владимира Ульянова Россия знать не хочет.
Но подчеркну: все метаморфозы происходили в основном в публицистике, на телевидении и радио. Что касается бесчисленных памятников вождю и прочих его изображений, а также заводов, колхозов, учреждений, парков, улиц, метро и пр. «имени Ленина», то здесь все практически осталось по-прежнему. Развенчание Ленина произошло в слове, никак или почти никак не материализовавшись. Точнее – не дематериализовавшись.
Особая история с Мавзолеем. Правда, с 1953 по 1961 г. это был мавзолей Ленина – Сталина. Или как еще в 30-е пророчески сказал Мандельштам, «Домик Сталина имени Ленина». Хрущёв вышвырнул оттуда своего бывшего шефа. И хотя Сталин был действительно «Лениным сегодня», там для него места не было. Не важно, чем руководствовался Мыкита, но в мире абсолютного монизма бог должен персонифицироваться одним лицом. Иначе – нарушается основополагающий принцип…
Почему же тогда Ельцин, разрушив коммунистический порядок, не закрыл Мавзолей «как таково» (помните бессмертное выражение убиенного – увы – депутата Скорочкина?) и не отнес «идолище» на погост? Для ответа на этот вопрос нам необходимо обратиться к истории русского самосознания, истории «Русской идеи». Пожалуй, наиболее значимыми в них и для них явились две мессианские мифологемы – «Москва – Третий Рим» и «Москва – Третий Интернационал». Скажем сразу: структурно они практически подобны (а это основное «подобие», если верить Карлу Мангейму).
На рубеже XV–XVI вв. Россия (Русь) испытала первый приступ мессианства. Согласно «третьеримской» установке Абсолютная Истина находит свое окончательное воплощение в Православии. Хранителем Православия после падения Византии (середина XV в.) становится Москва. Следовательно, мистический центр ойкумены находится в этом стольном граде: Кремль с его многочисленными храмами и святынями (со всей страны сюда свозятся наиболее чтимые иконы и мощи святых) и Красная площадь. Происходит обожение Московского царства; едва грамотное захолустье тогдашнего мира пышно величает себя Святой Русью. Факт перехода религиозно-мессианского лидерства от Константинополя к Москве закрепляется женитьбой царя Ивана III на племяннице последнего византийского императора Софье Палеолог и установкой на башнях Кремля двуглавых царьградских орлов.
Вновь вспышку мессианства (уже – псевдорелигиозного) Россия пережила в годы революции. Формируется идея «Третьего Интернационала». Это – секулярный аналог «третьеримства». Свою идеологию он обретает в «Марксизме-Ленинизме», который по сути отводит России мессианскую роль – утвердить на всем земном шаре Абсолютную Социальную Справедливость. Причем – и это стоит отметить особо, – если миф о «Третьем Риме» был универсалистским лишь потенциально, то коммунизм выставлял свои универсалистские претензии осознанно и открыто. Мечта о «земшарной Республике Советов» была зафиксирована и в Конституции 1924 г. В ней говорилось, что «доступ в Союз (СССР. – Ю.П.) открыт всем социалистическим республикам, как существующим, так и имеющим возникнуть в будущем». А само создание СССР квалифицировалось как «новый решительный шаг по пути объединения трудящихся всех стран в мировую социалистическую Советскую республику».
Кстати, эту, принципиально новую, «советскую государственность», ее универсалистский характер хорошо понял русский правовед П.П. Тройский. Ведь впервые в мировой конституционной практике власть не «связывалась» с определенной территорией (т. е. власть не была ограничена в пространстве). «…Советская Республика гостеприимно открывает двери перед всеми народами и государствами, приглашая их ко вступлению в Союз при одном лишь непременном условии – провозглашении советской формы правления и осуществлении коммунистического переворота. Стоит жителям Борнео, Мадагаскара или Зулуланда установить советский строй и объявить коммунистические порядки, и лишь в силу их заявления, эти новые, могущие возникнуть советские республики принимаются в Союз Коммунистических Республик. Если бы Германия захотела перейти к благам коммунистического строя или же Бавария, или Венгрия захотели бы повторить опыты Курта Эйснера и Бэла Куна, то и эти страны могли бы войти в Советскую Федерацию … Пределы его („государства“ СССР. – Ю.П.) безбрежны, оно стремится в идеале впитать в себя все народы мира … Союз Советских Социалистических Республик не представляет из себя прочно установленного государственного порядка, он может в любой момент исчезнуть (как это и произошло в 1991 г.! – Ю.П.) и в то же самое время способен к беспредельному, ограниченному лишь поверхностью нашей планеты, расширению».
Сделаем небольшое отступление, прокомментируем этот комментарий П.П. Тройского. Почему русские большевики не хотели ограничить свою власть в пространстве, поместить ее в четко и навсегда очерченные пределы? Ведь так делали и делают все другие государства. Да потому, что ленинизм есть способ управления ядерным социальным процессом. Ленин открыл законы использования ядерной социальной энергии и методы расщепления социального ядра. Он и его последователи полагали эти законы универсальными, а свое историческое предназначение – соответственно – видели в том, чтобы распространить ядерный социальный взрыв по всей поверхности Земли. Коммунизм и должен был стать результатом действия этой адской и повсеместной АЭС.
В принципе было два варианта распространения коммунистического пожара («мы на горе всем буржуям / мировой пожар раздуем»). Первый – и поначалу Ленин склонялся к нему– представлял собой перманентную революцию сразу и сходу. Как только покончим с белогвардейской сволочью здесь, в России, так и – «Даешь Варшаву! Дрожи Берлин!» И командарм тов. Тухачевский ведет красные рати в Европу. И наркомвоенмор тов. Троцкий в черной своей хрустящей коже, в стремительном своем бронепоезде мчится по сверкающим рельсам на запад, обращаясь по-немецки, французски, итальянски к торжествующим пролетариями и пролетаркам. И тов. Зиновьев, Радек, Эйснер, Кун, Тельман поднимают восстания, бросают на баррикады все новых и новых героев … Не получилось. Зверь, лизнувший крови (Роза Люксембург о Ленине и его режиме), сунувшись в Европу, получил по морде и отполз восвояси собирать силы.
Второй вариант – это строительство социализма в одной стране. К концу своей земной жизни Ильич, кажется, обратился к этому сценарию, но строительство не ради этой только страны, и не в первую очередь для нее. А для создания крепости мирового коммунизма, из которой и начнется планомерная экспансия на весь мир. В принципе этот второй сценарий с разной степенью интенсивности и успеха реализовывался «нами» до середины 80-х. То есть именно он оказался главным.
Но вот что важно. Помимо универсалистско-марксистско-ленинской установки на «мировой пожар», русские до всяких там Лениных – Троцких – Сталиных имели свою собственную, туземную, установку на «мировой пожар». Об этом очень точно и энергично тот же Блок в тех же «Двенадцати»: «Мировой пожар в крови – Господи, благослови!» Но это язык символиста и метафизика. Международник и политгеограф Тютчев (одновременно, правда, и метафизик, и символист; но мы имеем двух Тютчевых – слава Богу! – в данном случае речь идет о политическом Тютчеве) формулировал несколько иначе: «Москва и град Петров, и Константинов град – / Вот царства русского заветные столицы … / Но где предел ему? и где его границы – / На север, на восток, на юг и на закат? / Грядущим временам судьбы их обличат … / Семь внутренних морей и семь великих рек … / От Нила до Невы, от Эльбы до Китая, / От Волги до Ефрат, от Ганга до Дуная … Вот царство русское … и не прейдет вовек, / Как то предвидел Дух и Даниил предрек».
Федор Иванович имел в виду ветхозаветного пророка Даниила с его идеей сменяющих друг друга царств. Которая, как известно, была одним из важнейших источников концепции «Москва – Третий Рим». Но ведь и Москва – так распорядилась история – была городом Даниила. Иного, московского – св. князя Даниила Александровича (сына св. блгв. князя Александра Невского). Как будто кто-то все это нарочно придумал!