Текст книги "Полная гибель всерьез"
Автор книги: Юрий Пивоваров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)
И «мировой пожар» в нашей «крови» совсем не потух вместе с гибелью этой великолепной петербургской – западнически-славянофильской – империи. Ее мечта о пространственной безмерности, беспредельности, безграничности, несомненно, связалась каким-то непостижимым образом с коммунистическим универсализмом. Почитайте Павла Когана и Михаила Кульчицкого, этих гениальных юношей, не вернувшихся с Отечественной, и вы увидите и услышите, как тютчевское и ленинское сплавились в одно. И чтобы сегодня ни говорили о «советском-коммунистическом» и «русском-империалистическом» – в одно величественное и благородное («вот наш патент на благородство») – «Но мы еще дойдем до Ганга, / Но мы еще падем в боях, / Чтобы от Японии до Англии / Сияла Родина моя» (Павел Коган). А ведь это посильнее Тютчева. Хотя география та же.
Этот вселенский размах нашей культуры не есть нечто преходящее. Это конститутивное и системообразующее, субстанциальное и перманентное…
Но вернемся в Москву, которая во второй раз объявляется центром ойкумены (европейский Петербург явно не годился на эту роль; он был всего лишь одной из великолепных европейских столиц партикулярной европейской державы). Несколько поколений советских детей (и я, в 50-е годы) выросли на таких вот стихах: «Всем известно, что Земля начинается с Кремля…» Кремль – на его башнях вместо двуглавых орлов вспыхивают рубиновые звезды – вместе с Мавзолеем Ленина, могилами виднейших коммунистов за ним, а видных коммунистов в Кремлевской стене (опять же секулярный аналог своза сюда мощей святых со всей страны четырехсотлетней давности) и находящимся в двух шагах от Красной площади Музеем Ленина составляют (псевдо) мистический центр новой коммунистической и универсалистской по инстинктам и задачам цивилизации. Однако и здесь у Мавзолея особые функции и значение. На него дважды в году взбираются вожди. Два главных коммунистических праздника – 7 ноября и 1 мая, заменившие собой Рождество и Пасху (да и в календарном отношении близко), проходят вокруг Мавзолея. Лишь здесь дважды в году сотням тысяч советских людей (а с конца 50-х при помощи телевидения миллионам и миллионам) даруется высочайшее благо – видеть верховных кремлевских жрецов. Сюда, к подножью Мавзолея в момент величайшего триумфа коммунистического порядка, в день Парада Победы летом 1945 г., брошены были боевые знамена поверженной нацистской Германии. И второй величайший триумф СССР – полет Гагарина в космос – празднуется около Мавзолея. И наконец, посещение этого Капища становится самой священной минутой жителей страны (никогда не забуду восторга, «страха и трепета», пронзившего меня, двенадцатилетнего, у гроба Ленина).
Мавзолей – это материализация мистики коммунизма. Ленин – бог новой антихристианской цивилизации, стремящейся охватить весь мир. Владимир Маяковский чеканит магические формулы: «Ленин – самый человечный человек» (во всей человеческой истории), «Ленин – живее всех живых» (даже после смерти), «Ленин и Партия – близнецы-братья». Здесь – кульминация. Партия – основа основ коммунистического порядка. Ленин-бог и Партия – по сути синонимы. Они, подобно ипостасям Троицы, неслиянны и нерасторжимы.
Поэтому вполне логично было бы представить себе, что после уничтожения Партии должен был – рано или поздно – погибнуть (в старом своем качестве) и Ленин.
* * *
Но Ельцин не сделал этого, не отменил Ленина. Еще раз: почему?
Ну, наверное, не решился по соображениям Realpolitik. Наверное, окружение и советники убедили стареющего льва русской власти в опасности подобного шага: мол, массы еще не готовы … и т. д. Хотя главное, думаю, в другом.
Обратим внимание: Борис Николаевич торжественно и достойно погребает останки Николая II и не закрывает Мавзолей. В таком контексте акт захоронения последнего императора есть символическая замена, замещение символической элиминации Ленина (в другом контексте – это, как уже отмечалось, и завершение Гражданской войны, и покаяние, и восстановление исторической справедливости, и многое иное). И как раз такой шаг Ельцина в полной мере укладывается в сущностную логику его политики. Его курса на замирение, примирение, социальный консенсус. И хотя это слово любил Горби, при нем все шло в противную сторону. Зрелый, поздний ельцинизм, который начал формироваться после расстрела Белого дома, поражения «демократов» на парламентских выборах 93-го года и принятия Конституции 12 декабря, избрал ориентацию на общественное согласие (что бы там ни голосили об «оккупационном режиме» и геноциде русского народа; эти голосящие, окажись при власти, учинили бы смертоубийство).
С общепринятой этической точки зрения это согласие было неприемлемым. С нормальной эстетической – безвкусным. Символически же это было зафиксировано в «Ваше превосходительство, товарищ президент», двуглавом орле над красной звездой на военной фуражке, открытии в Академии ракетных войск имени Петра Великого богословского факультета и пр. пр. пр. Как будто бы кто-то, плюя на всякие там этики-эстетики, в постмодернистском угаре смешивал воедино то, что принципиально несмешиваемо. Но это в планах этическом и эстетическом.
Есть же – по крайней мере в России – план более значимый. Это «план» русской истории. Тот, кто умеет его читать и в соответствии с ним заставляет маршировать свои колонны, и персонифицирует власть в русском пространстве и над ним.
…«план», «марширующие колонные» – эти вечные и неистребимые «толстовские» аллюзии; мудрый Кутузов, постепенно постигающий эту мудрость Андрей Болконский, все выдумка графа Льва Николаевича! Кутузов был хитрый царедворец, ловкий дипломат, любил хорошеньких актрис и эротические французские романы; Андрей же Болконский, пожалуй, наиболее «придуманный» персонаж романа, но вот в чем дело – вымысел Толстого «совпадает» с «планом» русской истории; совпадает вымысел, а не реальный Кутузов или реальный прототип молодого честолюбца-аристократа; когда-то Виктор Шкловский остроумно и, как всегда, позерствуя и кокетничая, сказал: нет правды о цветах, есть наука ботаника; большеголовый и большелобый, необычайно талантливый и в общем не реализовавшийся авантюрист-филистер ошибся – есть и о цветах правда (ее, к примеру, Фет знал), и есть правда о России: это то, какой ее видели и придумали Толстой, Пушкин, Гончаров, Достоевский, Чехов и др.
Ельцин этот план читать умел. В ельцинское десятилетие это означало не «мочить» поверженных врагов, не разжигать пламя несогласия, не ввергать страну в новую гражданскую войну. Это первый всенародно избранный и сделал. За это ему простятся многие тяжелейшие грехи и преступления против нашей страны. Но исторически (так сложилось) у него под рукой оказалось маловато ресурсов – интеллектуальных, материальных, волевых, нравственных. Все мы проели и растранжирили. Поэтому-то он и обратился к ресурсам символическим, последнее вытащил из своего властного сундука. Вот вам и царская Россия, и советская Россия, и моя, ельцинская, новая! Вот вам даже царская допетровская! И орлы, и звезды, и патриарх, и песенки Окуджавы, и партхозактив в костюмах от Гуччи (словно с чужого плеча), и «поручик Голицын», и памятник Жукову … Социальный мир любой ценой! Ничего не делать, что хотя бы потенциально может подорвать его (подрывало-то многое, но я об идеальном замысле). Все в фундамент нашего дома «Россия». Повторю, это «все» – лишь символы ушедших эпох. Больше ничего не осталось. Поэтому и история с Николаем, и отказ от перезахоронения Ленина и закрытия Мавзолея, вообще отказ от подлинной деленинизации.
Путин продолжил ельцинский курс. Новый старый гимн, трехцветный флаг, двуглавые орлы, Андропов, Собчак и пр. Все это укладывается в русло, пробитое еще первым российским президентом.
Здесь и на этом поставим точку, обратимся к другим сюжетам, с тем чтобы позднее вернуться и к этому.
* * *
Выставим два тезиса.
1. Основной вопрос русской истории, вопрос, завещанный XIX в. XX столетию, вопрос, принявший известный псевдоним «аграрный кризис», иными словами, вопрос о земле ушел в небытие. Все сегодняшние споры о том, нужна ли частная собственность на землю или не нужна – с исторической точки зрения иррелевантны. Они не имеют отношения к этому Вопросу, за ними стоят новые проблемы и относительно новые (сформировавшиеся в недрах коммунизма) социальные интересы и амбиции.
При этом отметим, что вопрос о земле не был решен. В том смысле, какой вкладывали в него русская мысль, русская общественность, русские реформаторы. Подчеркну: вопрос не решен, но его больше нет. Это – специфически русский путь и способ: через изживание, сживание со свету.
2. Выпадение из истории вопроса о земле ставит под вопрос существование русской власти как Власти. Она, видимо, тоже обречена на уход. Русская Власть возможна лишь при наличии вопроса о земле. Причем – как главного для русской истории (кажется, коммунизм здесь поработал весьма эффективно – аннигилировав основные составляющие вопроса). Русская Власть «нуждается» в Популяции. Население же становится Популяцией только при наличии так поставленного вопроса о земле.
Теперь немного порассуждаем вокруг этих тезисов.
Мне не раз уже приходилось писать, что в своем пределе Русская Власть всегда папа и Лютер в одном лице. Реакционер и реформатор, футурист-революционер и почвенник-традиционалист. Это – идеально-типический образ Русской Власти. В жизни, истории, «миру» она, конечно, явлена в каждый отдельный миг то одним лицом, то другим. Все зависит от того, каковы насущные задачи, «очередные задачи советской власти».
Но бывают моменты, когда Власть входит в мир в идеально-типическом обличий. То есть в чистом виде. Когда это случается? Тогда, когда у нее нет никакого другого ресурса помимо самой себя. Власть опирается на Власть и только. Все иные ресурсы на данный момент либо исчерпаны, либо не доступны ей (пока ли, вообще ли).
О каких ресурсах идет речь? «Материальных», вещественных. Русская Власть похитила субъектность у населения, превратив его в Популяцию. Это – теоретическое положение, вывод. А на практике? Загнав 90 % подданных в рабство, крепостничество, использовав специфику природно-климатических условий и соответствующий этой специфике тип экономики, Русская Власть «помогла» становлению передельного социума, передельной социальности. Здесь не только передельная община в деревне, но и господство принципа передельщины во всех социальных отношениях.
Власть функционировала, заражаясь энергией этого передела. Постоянный передел вещественной субстанции, происходивший в железной клетке царского деспотизма, был для Русской Власти хорошо действующим «планом ГОЭЛРО» или РАО «ЕЭС». Правы все те, кто утверждал, что самодержавие и крепостническая передельная община исторически и субстанциально повязаны круговой порукой. Кстати, после отмены крепостничества рушатся и Власть, и община.
Что такое реформы в России? Это ослабление (вынужденное, как правило, поражением вовне) контроля за переделом. Это разрешение тому-то и тому-то вмешиваться в этот процесс. Это – разрешение тому-то и тому-то взять сверх нормы. Реакция? Возврат к контролю. Переход на диету для объевшихся.
Что такое «смута»? Это когда передел вообще выходит из-под контроля. Когда начинают брать не по чину. Когда «брать» хотят все. Бесконтрольный и безучетный передел. Полностью предается забвению важнейший принцип Русской Власти – «учет и контроль». Далее: смута перерастает в Революцию, когда от передела вещественной субстанции происходит массовый переход к переделу Власти. Власть рвут на куски. Это – Смута, закончившаяся Революцией.
История Русской Системы – это история борьбы Русской Власти, стремящейся найти меру контроля за переделом, и Популяции, стремящейся выйти из-под этого контроля. С тем, чтобы осуществить передел по-своему. По болотниковски, разински, пугачевски и т. п. Поскольку передел по-своему при наличии Русской Власти невозможен, Популяция блокируется с теми непопуляционными, но и невластными элементами Русской Системы, которые также заинтересованы в ослаблении Русской Власти, – боярство, казачество, купечество, дворянство, интеллигенция, «третий элемент», пролетариат.
Но если смута – это период максимального ослабления Власти и Системы, так сказать, снизу и сбоку, то бывают эпохи, когда сама Власть пускает судорогу, электрошок в недра Русской Системы. Вводит новые правила, порождает новых игроков, придает новое обличье. И самое главное – вводит новые условия передела. При этом ужесточая свой контроль. Это – Петр Великий. Это – революция сверху. Это – обновление власти и условий передела в пользу власти.
Сегодня мы переживаем совершенно новое время в русской истории. У Власти больше нет «социального ресурса». Передельный тип общества, социальности сохранился, а вещественной субстанции, годной для передела, достаточной для передела, нет. Вернее, она есть, но для сравнительно узких групп. И эти группы делиться ни с кем не хотят и не будут. Для общесоциального передела больше объекта нет. «Материя исчезла». Помните испуг Ильича? Исчезновение материи для передела такой же кошмар русской истории, как война на два фронта – германской.
И вот Власть может опираться только на себя, на свою энергию, на свой ресурс. Голая Власть, Власть от Власти. Власть – реализовавшая свой идеальный тип. Замерзающие, без электричества Дальний Восток и Сибирь – это, помимо человеческой трагедии – что главное, образ русской власти образца нового столетия.
Путин не случайная фигура. Или наоборот – абсолютная случайность. Ни один из нынешних политиков не олицетворяет одновременно Власть, Популяцию и Лишнего человека. Путин – точка пересечения или – точнее – точка сбирания, точка, до которой сократилась Русская Система из всех трех своих «углов». Он и биографически принадлежит всем трем элементам Русской Системы (неожиданно обнаруживается «общее» с Лениным. Да еще какое!).
Он – Власть с лицом и реформатора, и реакционера, поскольку у него нет ресурса. То есть выбора. То есть свободы. То есть субъектности.
И при этом голодный передельного типа социум. Завязка новой исторической драмы.
Не забудем этот вывод.
* * *
И поговорим на волнующую (меня) и ключевую (для меня) тему: о передельном par exellence характере русской социальности.
Об этом, к примеру, свидетельствуют судьбы и социализма, и либерализма в нашей стране. Заметим, что социалистическую по сути форму организации хозяйственной жизни мы взяли у нашего соперника в Первой (горячей) мировой войне. Соперника, превзошедшего нас в ходе этой войны, – Германии. Либеральную модель экономики Россия заимствовала также у своего более сильного противника по мировой войне – Третьей (холодной) – у США. Причем и в том, и другом случае обе хозяйственные схемы там сработали на отлично (Германия проиграла по иным причинам), а у нас провалились.
17 мая 1921 г. в Париже состоялся съезд представителей русской промышленности и торговли. На нем с лекцией выступил П.Б. Струве. Он подводил первые итоги большевицкого хозяйствования. «…Содержанием коммунистической революции была неслыханная в мировой истории грандиозная экономическая реакция». Далее Струве весьма красочно показал, как происходила деградация русской экономики. Но для нас, нашей темы сейчас важнее не вопрос о путях и способах удушения в России живой хозяйственной жизни, а констатация факта реакционности экономической политики ленинцев. Сутью этой реакции, этой деградации Петр Бернгардович верно полагал «натурально-хозяйственный характер» новой системы.
Да, впоследствии большевикам удалось создать по-своему мощную и по-своему эффективную экономику. «Натуральную» громадину. Вырванную из контекста мировых хозяйственных связей. Замкнутую в себе и на себе. Обреченную на развал и гибель при соприкосновении с экономикой современного типа.
И в этой же самой лекции Струве формулирует еще несколько принципиальных для понимания русского XX в. выводов. «Необходимо вообще отметить, что советский коммунизм в некоторых отношениях есть прямой наследник того, что принято называть военным хозяйством, военным социализмом или военным регулированием. При этом мы можем отметить следующее любопытное соотношение. Субъективно-психологически новейший расцвет социалистических (коммунистических) настроений и идей во всем мире связан, конечно, с фактом регулирования хозяйства во время войны в интересах ее экономического обеспечения. Но объективно-экономически, не в формальном, а в существенном отношении военный социализм не имеет ничего общего ни с тем социализмом, который предполагался марксистской теорией, имеющим неизбежно родиться из капиталистического процесса, ни с тем синдикатским или картельным регулированием промышленности, которое на самом деле из него рождалось. Военный социализм регулировал большую или меньшую скудость, вызванную специальной временной причиной, войной, призван был бороться с недопроизводством. Программно-исторический, научный социализм марксизма, наоборот, мыслился регулирующим не скудость, а обилие, призывался перебороть именно перепроизводство … Экономическая бессмысленность и историческая нелепость русского коммунистического (социалистического) опыта состоит … в том, что для него, как хозяйственной системы, отсутствует самая основная экономическая предпосылка, из которой вообще выросла вся марксистская организационно-экономическая идея социализма, как могильщика и наследника капитализма: производственное обилие, созданное самим же капитализмом».
Итак, русский коммунизм использует социалистический инструментарий хозяйствования для регулирования скудости вещественной субстанции. А не изобилия, к чему этот инструментарий предназначался социалистической теорией и в известном смысле оправдал это свое предназначение в только что ушедшем от нас столетии. Но где оправдал? Там, где и родился, – на Западе. Когда это требовалось, антикоммунистический Запад применял для лечения и пестования своего хозяйства социалистически-социал-демократическо-лейбористское средство. Другое дело, что это средство не было единственным.
Следовательно, большевизм (русский коммунизм или одна из трех главных – наряду с эсеро-народничеством и меньшевизмом – форм русского социализма) есть способ регулирования скудости вещественной субстанции.
В этой же парижской лекции Струве квалифицировал коммунистический тип хозяйствования как «паразитарно-хищнический»: «Если брать процесс, совершившийся в России, исторически, то следует признать, что коммунистическое хозяйство, сменившее хозяйство капиталистическое – довоенное и военное, явилось по отношению к ним чистейшим паразитом-хищником. Коммунизм … жил на счет капиталистического и, в частности, военно-капиталистического хозяйства, на счет накопленных им запасов».
Этого вывода замечательного мыслителя и ученого нельзя забывать. Успехи коммунизма не в последнюю очередь коренились в том, что он унаследовал у царизма «накопленные им запасы». Немалые – заметим мы. Впоследствии же коммунизм еще более усовершенствует свою природу «паразита-хищника». Он пожрет все, что сможет. Все, что лежало на поверхности: полезные ископаемые, до которых сумел дотянуться, леса, реки, их обитателей. Все, что оставила старая Россия, что удастся заглотнуть в ходе Второй мировой и других всемирно-исторических заглотов. Когда не будет хватать вещественной субстанции, не погнушается и человечиной. Этот «фактор» станет важнейшей статьей ее хищнического потребления.
И определенные успехи коммунизма на хозяйственном поприще не отменяют всего этого. Ведь и несомненные – казалось бы! – количественные показатели экономического роста СССР в конечном счете оказались эфемерными. Как только настал «момент истины» – перестройка, коммунистическое хозяйство рухнуло буквально в мгновение ока. Всего за несколько лет былого величия не осталось и следа…
И вот тогда в Россию пришел либерализм (как и социализм – в крайних своих формах). Он явился в пышном облачении победителя, триумфатора XX столетия, в солидных ученых мантиях, в сиянии нобелевских наград. Но и его постигла здесь участь социализма. Если когда-то пышнобородый и пышногривый коммунистический Зевс (Маркс) выродился in Russland в мелкие и злобные химерические существа (помните лицо и облик Ежова? Лаврентия? круглолицей Маланьи (Маленкова)? всей этой брежневской animal farm?), то стопроцентно-комильфотные и абсолютно продвинутые сверхученые и сверхлибералы, люди какого-то сияющего (увы, как выясняется, не для нас) будущего и лучшего, что есть в современности, с невероятной скоростью выродились на наших просторах в разных там «кукловодов», «миша-два-процента», «писателей» и пр. А мантии и нобелевки превратились в воровские прикиды и шнобелевки. Разумеется, речь не о людях, об идеях.
Чем же стал либерализм в России 90-х? Регулятором скудости вещественной субстанции. Но не изобилия, как это было на Западе и где он, этот либерализм, гениально себя оправдал. И еще: либеральный тип хозяйствования на Руси имеет ту же паразитарно-хищническую природу, что и коммунистический. С полным правом мы можем повторить слова Струве, поменяв местами «коммунистический» и «капиталистический»: «Капиталистическое хозяйство, сменившее хозяйство коммунистическое – явилось по отношению к нему чистейшим паразитом-хищником. Капитализм живет на счет коммунистического и, в частности, военно-коммунистического хозяйства, на счет накопленных им запасов».
Это не так? Русский капитализм 90-х не паразит-хищник, пожирающий то, что запасли коммунисты, а также – очень и просто полезные ископаемые, а также – то, что «движется и не движется» и пр. и пр.? Все это так, все это общеизвестно. Вот только гайдар-чубайсовская система не имеет – как это было при коммунистах – натурально-хозяйственного характера. Не величественная автаркия, вещь an sich und ft» r sich, но – исключительно рыночная штучка, но – исключительно «все на продажу». Причем самое лучшее (нефть, газ, остатки передовой военной технологии) – за рубеж; и доллары туда же. Для здесь, оттуда – тряпок и еды, подделок и второсортья.
* * *
Но почему? «Как это все случилось?» (помните популярную песню?). – Обратимся вновь к теме русского передела, передельного типа русской социальности.
К концу XVIII столетия, при Екатерине II (хронологически ниже опускаться не будем; хотя там, ниже, есть много для нас интересного и по этому вопросу; в этой работе у нас другая, не научно-историческая – метафизическая, задача) в России создана – ходом событий, Властью, помещиками – передельная община. Вводится «тягло» – справедливая, равная система распределения платежей и рабочей (трудовой) повинности. Поддержание социальной справедливости, равенства – нет бедных, нет богатых, нет Пугачевых, нет бунта. А в основе всего перманентное перераспределение, передел земли внутри общины с целью уравнивания всех. Таким образом, социальная энергия миллионов русских мужиков на долгие десятилетия канализируется вовнутрь. Купируется возможность социального взрыва, выброса излишка энергии. Это, как уже говорилось, и есть подлинный русский план ГОЭЛРО, подлинно-русское РАО ЕЭС.
Передельная община и была тем двигателем внутреннего сгорания (русской социальной энергии), на котором работала машина петербургского самодержавия.
А на верху – на горке или у пруда дворянское гнездо, аллея старых лип, барышни, французский язык, растрепанный томик Парни, отставной гусар, либеральный гуманизм вперемежку с картами и вином etc. – крепостничество. Против разбегания мужиков, против их утекания на окраины, против их растекания по великой равнине и за. И для наблюдения за правильностью функционирования этого самого двигателя.
Но передельная община, передельный тип социальности рождаются не только и не столько в результате неких действий неких людей. Это – следствие адаптации населения к природной русской бедности, к «запрограммированной» в этих северных широтах скудости вещественной субстанции. И эта община, и этот тип социальности «предполагают» низкий уровень потребления. Читайте об этом книгу Леонида Васильевича Милова, посвященную великорусскому мужику-пахарю. Забудьте детские сказки или сказки для детей о потенциально богатой России. Помните, вспомните: «Эти бедные селенья, это бедная природа». «В наготе твоей смиренной» – обращается к нищей России один из умнейших ее людей … Оставьте ненужные споры на тему вечной бедности страны, в недрах которой несметные богатства. Вот когда несметно разбогатеем, тогда и поговорим.
Однако бесконечные переделы, бесконтрольные (фактически) и слишком частые, были опасны для режима и существенно снижали и без того низкую эффективность сельхозпроизводства. Поэтому в 1893 г. правительство Александра III (возрадуйся, великий Никита Михалков!) издает закон, «регулировавший порядок земельных переделов и устанавливающий для общих переделов наименьший срок – 12 лет». Мера вроде бы неглупая, но … Но попробуем прибавить 12 лет к 1893 году. И получим: 1905 год, а затем – 1917 и 1929. Это и есть хронология русской истории, Русской Революции! В 16-м и 17-м крестьяне-солдаты хотели вернуться домой к переделу…
Да, ошиблись царь-миротворец и его национально мыслящие советники. Они хотели упорядочить процесс передельщины, придать ему правильный характер. А это привело к накапливанию избытков социальной энергии (эк, ждать-то двенадцать годов; продолжительность же жизни была невелика, и взрослому здоровому мужику всего-то раза два-три и предстояло делить землю – мало! редко! Куда вековую привычку и силу девать?!); сначала двенадцатилетний передельный пост, а затем взрыв передела. И этот взрыв смел с лица земли романовскую Россию. Передельная община своим дозреванием до исторически узнаваемых форм в немалой степени обязана энергии барского, господского страха и испуга перед Емелькой Пугачевым. И они, эти замечательные дворяне и их не менее замечательные цари (вновь возрадуйся, Никита Михалков!), грелись лет эдак сто сорок у этого уютного для них костерка, в котором перегорала энергия русского народа. Грелись и от нечего делать придумывали славные байки об особой русской гармонии, духовно воплотившейся в соборности, а плотски – в общине. Но самые умные творцы этих сладких мифов все же понимали что почем. И про помещиков, и про общинников. И сквозь их пышную декламацию пробивалась порою и шершавая правда жизни.
…говоря об этом, не могу не вспомнить двух родовитых и богатых помещиков. Одного – гениального русского мыслителя и выдающегося общественного деятеля. Его звали Юрий Федорович Самарин (1819–1876). Другого – обычного, негениального человека, моего прапрадеда Аркадия Львовича Вельяшева (1840–1916). Самарин, творец реформы 1861 г., высокопрофессиональный эксперт (как сказали бы сегодня) по крестьянскому вопросу, славянофил и православный богослов, вот что писал об основных действующих лицах русской истории конца XVIII – первой половины XIX в. – помещиках и крепостных общинниках: «Помещик, не встречая отпора в равномерных правах людей, его окружающих, ежечасно подвергается искушению дать волю своему произволу. Народ покоряется помещичьей власти, как тяжелой необходимости, как насилию, как некогда покорялась Россия владычеству Монголов в чаянии будущего избавления». Далее Самарин говорит, что это положение унижает нравственную природу человека, развивает в крепостных притворство, обман, лесть. «Оттого крестьяне почти во всех обстоятельствах жизни обращаются к своему помещику темными сторонами своего характера. Умный крестьянин в присутствии своего господина притворяется дураком, правдивый бессовестно лжет ему прямо в глаза, честный обкрадывает его, и все трое называют его своим отцом». Еще раз подчеркну: Самарин был в теме, как любит выражаться наш президент. А вот история от Вельяшева, как любят выражаться на НТВ. Он имел поместья в Псковской (Гдовский уезд) и Тверской (Старицкий уезд) губерниях. Вполне приспособился к пореформенной жизни. Продавал мачтовый лес (сосну) для императорского флота. Считалось, что сумел наладить добрые отношения со своими бывшими крепостными. Но в 1905 г. крестьяне повадились рубить его лес (тверское поместье). Однажды они даже осмелились прийти к его дому, чтобы договориться о «легализации» этого воровского предприятия … С обеих сторон беседа носила лживый и притворный характер. Пращур уверял, что не очень сердится на «ребяток», понимает их стесненное положение, – жить-то надо! – но просит все-таки по возможности перестать его грабить, а он уж, в свою очередь, подумает, как «ребяткам» помочь. Крестьяне уверяли Вельяшева, что леса рубить много не будут, что-де разумеют и интерес в нем барина, но пусть, он, барин, позволит им немного поработать, а то бедность заела, невмоготу уже … Разошлись внешне довольные друг другом. Правда, крестьяне отправились продолжать вырубку не принадлежавшего им по закону леса. А Вельяшев отправился в Старицу за полицейской помощью, с которой и вернулся через некоторое время в деревню. Крестьяне были наказаны.
Это пространное отступление, как мне представляется, служит хорошей иллюстрацией тех гармонических отношений, которые сложились между помещиками и крестьянами в XIX в. Двадцатый унаследовал эту их взаимную любовь. Ее взрыв в начале только что окончившего столетия дополнил взрыв передельной энергии, наложился на этот последний, способствовал разгулу Великой русской гражданской войны, которая в разных формах продолжалась у нас чуть ли не до эпохи Горбачёва – Ельцина.
* * *
И еще о переделыцине, о передельном типе социальности. Все это не умерло с той «Россией, которую мы потеряли». Советский социум и социальность также были по своей природе передельными. «Собственность» в СССР стала развитием «собственности» передельной общины. Сталинцы убили общину в ее исторических, традиционных формах, но содержательно она пережила и усатого, и его наследников. Если ленинская революция, помимо прочего, означала полную победу передельщины в деревне, то сталинская обеспечила этой самой передельщине господство в городе.
Советская передельная «собственность» не имеет ни правового содержания, ни правовой формы (даже юридически-правовая техника толком не фиксируется). Такая «собственность» переходит из рук в руки не в ходе купли-продажи, наследования и других обычных правовых процедур, а через переделы-смуты, переделы-отстрелы, переделы-реформы. Вообще через передел. Советские директора и их коллективы – это старосты и крестьяне передельной общины. Власть – коллективный помещик. Но нельзя сказать, что эта собственность была ничья. На заводах и фабриках, в колхозах и институтах, больницах и домоуправлениях, магазинах и столовых шло перераспределение и выравнивание.
