Текст книги "Океан. Выпуск второй"

Автор книги: Юрий Папоров

Через, несколько дней у трапа «Каяка» появился мальчишка-мулат.

– Эй, матрос, соленые глаза! – крикнул он вахтенному. – Могу я видеть помощника капитана Игнасте?

Вахтенный покосился на юркого оборванца:

– Зачем тебе помощник капитана?

Из глубины живописных лохмотьев мулат извлек конверт:

– Мне поручили передать вот это.

Вахтенный позвал Игнасте.

Помощник капитана взял письмо. На конверте было написано: «Пароход «Каяк». Игнасте».

Мальчишка из-за спины Игнасте строил вахтенному рожи. Помощник капитана сунул конверт в карман и бросил мальчишке монету. Тот подхватил ее на лету.

Игнасте поднялся в каюту. Капитан назначал ему встречу. Игнасте взглянул на часы. До условленного времени оставалось тридцать минут. Игнасте вышел к трапу и сказал вахтенному, что уезжает в город.

Капитана Игнасте увидел издалека. Его приметная высокая фигура выделялась среди прохожих. Капитан спросил:

– Как там, на судне?

– Все в порядке, капитан. Полиция сняла пост у парохода. Наверное, они решили вас оставить в покое.

Игнасте внимательно приглядывался к капитану. За несколько дней Калласте заметно осунулся.

– А где вы провели это время, капитан? Мы беспокоились.

Капитан улыбнулся:

– Ничего. Я жил у Де-Негри. Он неплохой человек, хотя его фирма и отказалась обслуживать «Каяк». На него очень давили. Он мне многое рассказал. Ну, да ладно. Едем на пароход.

Из судового журнала:

Стоим на старом месте. Ведем чистку левого котла и ремонт главной машины. Команда вызвана на судовые работы.

Из дневниковых записей капитана Ю. Калласте:

Дело о «Каяке» будет слушаться в верховном суде. По разговорам с адвокатом Каппагли и беседам с чиновниками суда можно ожидать заседания суда не раньше середины марта.

15 марта 1941 года. Судебное разбирательство отложено из-за отсутствия полного состава суда.

1 апреля 1941 года. Слушание дела откладывается из-за неподготовленности документов…

28 мая 1941 года. Консул Кутман вошел с ходатайством в верховный суд о приостановке судопроизводства, так как им получены дополнительные документы для предъявления иска…

22 июня 1941 года. Гитлер напал на Советский Союз. Все газеты заполнены сообщениями из Европы. Нет величины, которая могла бы измерить глубину наших переживаний. Что там, на Родине?

Телеграмма:

Капитану Калласте. Переводим 2000 американских долларов для расчета с командой. Амторг.

– Господин Калласте, – сказал адвокат Каппагли, – я считаю, что вам необходимо встретиться с сэром Буртоном Чадвигом. Сэр Чадвиг – представитель министерства судоходства Великобритании в Аргентине и Уругвае, лицо очень влиятельное, и я надеюсь, эта встреча может помочь делу.

Через несколько дней встреча с сэром Чадвигом состоялась.

Из дневниковой записи капитана Ю. Калласте:

24 июля 1941 года в 11 часов я прибыл в английское посольство. Сэр Чадвиг сказал, что он рад меня видеть. Со своей стороны я спросил сэра Чадвига, не может ли он повлиять на капитана Вельди в Лондоне, чтобы тот отобрал свои полномочия, переданные Кутману. Мой адвокат полагает, сказал я, что, если будет дан ответ об аннулировании полномочий, суд закончит дело в один-два дня. Перед уходом сэр Чадвиг поставил вопрос о нашем флаге. Сказал: «Поднимите на судне английский флаг (поставьте судно под английский флаг)». Я ответил, что английский флаг мы поднимать не будем, но поднимем советский флаг, так как Эстония присоединилась к Советскому Союзу.

Через три дня сэр Чадвиг сообщил нам, что помочь не может.

Сведения о событиях в Европе все больше и больше захватывали аргентинскую печать. Сообщения телеграфных агентств о боях на территории Советского Союза вытесняли первополосные сенсации дня. Пришли телеграммы об оккупации Львова, Минска, Риги. В один из дней Калласте, развернув газету, прочел сообщение об оккупации Таллина.

«Так, – подумал он, – значит, те трое из Эмдена пришли все же в мой город…» Сердце сжало болью. Башня Старого Тоомаса, белые соцветия каштанов… Мысленно возвращаясь в Таллин, он всегда вспоминал старую башню и темные каштаны с тяжелой листвой… Те трое в высоких фуражках были в его городе.

Два дня Калласте просидел в своей каюте, не выходя на палубу. Капитан не хотел, чтобы экипаж видел тревогу на его лице. Игнасте принес ему телеграмму:

Родина теперь свободна, и надеюсь, что ваша семья сохранена (жива и здорова). Телеграфируйте немедленно в Стокгольм по адресу: пароходный агент Ларсон. Телеграфный адрес: Бролларс, Нейхаус.

– Старый волк, – сказал Калласте, – он пугает расправой с семьей.

Теперь, после годового молчания, телеграммы от Нейхауса посыпались, как из рога изобилия:

Так как ваша семья вне опасности, то нет причин для вас отказываться работать со мной. Держите судно в своих руках и не передавайте никому. Жду от вас телеграммы с согласием исполнения моих требований. В случае несогласия должен буду арестовать все ваше имущество на судах и в Эстонии. Телеграфируйте немедленно через Вассал. Нейхауз.

За долгие годы работы Калласте научился читать телеграммы хозяина и между строк. И он понял, что Нейхаус берет его за горло. И все же на следующий день капитан вновь поехал в суд. Он продолжал процесс.

В здании суда стояла тишина. Сонные чиновники не спеша перебирали бумаги. Калласте всегда чувствовал себя здесь чужим, хотя за долгое время перезнакомился со всеми служащими. Они отвечали на его приветствие и вновь читали свои бумаги. Бумаги… Бумаги… Бумаги… Это была какая-то непробиваемая стена. Калласте тонул в параграфах сводов законов, в сносках к параграфам. Но тем не менее с непреклонной пунктуальностью он каждый день в сопровождении адвоката Каппагли с утра приходил в суд. Он не хотел и не мог сдаться.

Из судового журнала:

13 ноября 1941 года. Верховный суд прекратил судебное разбирательство. Сейчас же после прекращения процесса верховным судом капитан отдал команду о подготовке судна к плаванию. В котлах подняли пары, приняли на борт провизию и начали пополнять недостающий состав команды.

Капитан видел, как уходил из здания суда Кутман. Лжеконсул долго стоял на ступенях подъезда, о чем-то раздумывая. Калласте и адвокат доктор Каппагли прошли мимо. Адвокат не скрывал своей радости. На улице они расстались, условившись, что капитан, оформив необходимые бумаги в управлении порта, к концу дня подъедет в контору адвоката. Калласте еще должен был подписать счета по процессу.

В Управлении порта капитана встретили с явной неприязнью. Но он, не обращая внимания на косые взгляды, оформил документы для выхода судна из Буэнос-Айреса и уже собирался уходить, когда его позвал один из чиновников.

– Капитан, – окликнул он Калласте, – вас просят подойти к телефону.

Капитан вернулся и взял трубку.

– Господин Калласте? – спросил незнакомый женский голос.

– Да, – ответил капитан.

– Вас вызывает мистер Кутман, – мелодично пропела женщина.

И капитан не успел ответить, как трубку взял Кутман.

– Господин Калласте, – начал он сухо, – я предлагаю вам хорошо подумать, прежде чем принимать решение о выходе «Каяка» в море.

Калласте молчал. Он никак не ожидал, что после всего происшедшего лжеконсул еще раз встанет на его пути.

– Вы знаете, Калласте…

Капитан, так ничего и не ответив, положил трубку. Чиновник из-за соседнего стола изучающе смотрел на него. Калласте повернулся и пошел к дверям. Выйдя на причал, Калласте уже не думал о звонке Кутмана. Легко, как этого уже давно с ним не случалось, капитан взбежал по трапу на борт «Каяка».

«Еще день, два, – подумал он, – и в море!»

На пароходе Калласте задержался недолго и, взяв такси, поехал к адвокату.

У Каппагли сидел доктор Рафаэль Де ля Вега.

– Я восхищаюсь вашим мужеством, господин Калласте, – сказал он, крепко сжав руку капитану, – и поздравляю от всей души.

Де ля Вега был искренне рад тому, что Калласте все же выиграл процесс.

В комнату вошел доктор Каппагли, неся папки с документами.

Работа заняла не больше получаса. Документы были в идеальном порядке.

На прощанье доктор Каппагли достал бутылку коньяка. Они выпили по рюмке. Калласте сказал, что это самая приятная для него минута за прошедший год.

Он вышел из конторы адвоката в приподнятом настроении. Такси не было видно. Калласте подождал немного, потом, решив, что у него вполне достаточно времени, сел в автобус. Было ровно восемь часов вечера. В восемь тридцать он должен был встретиться со старшим механиком на улице Эсмеральда.

Автобус был почти пуст. Капитан поудобнее устроился на сиденье и еще раз с удовольствием вспомнил радостное лицо доктора Каппагли, улыбку Де ля Вега.

На углу Диагональ-Норд и улицы Эсмеральда Калласте сошел с автобуса и, взглянув на часы, не спеша пошел по тротуару. Сейчас же мимо прошмыгнула легковая машина. Капитан заметил, что человек, сидящий на заднем сиденье, оглядел его и отвернулся.

Калласте вернулся к мысли о том, что завтра он выведет «Каяк» из Буэнос-Айреса. Ему захотелось закурить. Капитан сунул руку в карман, и в это же время услышал скрип тормозов. Он поднял голову. Из окна притормозившей машины под ноги ему швырнули какой-то пакет. Калласте хотел отпрянуть в сторону, но раздался взрыв. Что-то тяжелое ударило по ногам, и он потерял сознание.

Очнулся Калласте в госпитале. Около постели хлопотал врач.

– Ничего, ничего, – сказал он, – рана не тяжелая. У вас повреждена нога. Скоро выздоровеете.

В палату вошли Игнасте, Карл Пиик и представитель Амторга Иванов.

Из дневниковых записей капитана Ю. Калласте:

29 ноября 1941 года. На костылях пришел на пароход. В 14.00 на пароход явились портовые власти, и в 15.15 судно вышло из Буэнос-Айреса после стоянки в нем в течение 15 месяцев и 11 дней.

Калласте стоял, опираясь на костыли. «Каяк» отходил и отходил от стенки.

Лоцман взглянул на капитана.

Калласте перевел рычаг телеграфа на «малый вперед».

Вечером того же дня одна из газет в Буэнос-Айресе сообщила:

Сегодня из Буэнос-Айреса ушло судно «Каяк». На мостике стоял капитан Калласте, опирающийся на костыли. Имя капитана известно многим по газетной хронике последнего времени. Можно разделять или не разделять его политические убеждения, но мужество этого человека достойно всяческого уважения. Более года он вел судебный процесс и выиграл его. В неге бросили бомбу, он был ранен, но все-таки он добился своего.

Следует обратить самое серьезное внимание, прогрессивной общественности на распоясавшихся в Аргентине нацистов. Они считают возможным на улицах наших городов швырять бомбы, обделывая свои грязные дела, и совершать убийства.

Другие газеты призывали к расправе над «предателями интересов свободного мира».

Из судового журнала:

6 февраля 1942 года. 12.00 прибыли к лоцманской станции Шатт-эль-Араб, Иран…

7 февраля в 9.30 с лоцманом направились в Шорем-шахр, куда прибыли 7 февраля 1942 года в 17.00.

8 19.00 на борт «Каяка» поднялся консульский агент СССР в Бендер Шахпуре т. П. П. Хоробрых, с ним были т. Милоградов, т. Стипура…

8 февраля 1942 года. 13.00 на пароходе «Каяк» был спущен старый эстонский флаг и поднят Государственный флаг Союза Советских Социалистических Республик на основании врученного капитану временного свидетельства. В тот же час т. Хоробрых вручил капитану Калласте приказ о премировании особо отличившихся товарищей из состава экипажа, в том числе и капитана Калласте.

Перед отходом парохода «Каяк» из Бендер Шахпура от советского консульского агента было получено письмо:

Капитану парохода «Каяк» т. Калласте. На основании указания Чрезвычайного и Полномочного посла СССР в Иране т. Смирнова Вам следует идти в Бомбей на текущий ремонт. Ремонт должен продлиться не более 2-х недель.

Рейс выполните под старым названием и под старыми позывными рации. Опознавательные знаки несете такие, какие носят все советские суда. По этому вопросу можете проконсультироваться у капитанов советских судов и у военно-морских властей в английских портах.

После ремонта в Бомбее «Каяк» прибыл в австралийский порт Пири. На судно было погружено восемьсот тонн свинца. Затем «Каяк» проследовал в порт Аделаида. На борт было взято десять тысяч тюков шерсти и сто шестьдесят девять тюков кожи. Это был подарок Австралии Красной Армии.

7 ноября 1942 года «Каяк» прибыл в Сан-Франциско. Капитан Калласте доложил генеральному консулу СССР в Сан-Франциско:

…На вверенном мне пароходе с командой 40 человек прибыл в порт Сан-Франциско. Рейс Аделаида – Сан-Франциско прошел благополучно.

После стоянки в Сан-Франциско пароход «Каяк» вышел во Владивосток. 22 января 1943 года «Каяк» ошвартовался в советском порту.

Владимир Матвеев
ВОЗВРАЩЕНИЕ

 
Мы вернулись из похода в базу
Зимним утром в предрассветной мгле.
Как-то непривычно тихо сразу
Стало в этот час на корабле.
 
 
Ночью море крепко нас качало!
Утром шторм умаялся и лег.
Ветерок гуляет по причалу,
Словно кот, ласкается у ног.
 
 
Если хочешь, то сойди по трапу,
Свежий снег в ладонь свою возьми,
Дружески доверчивую лапу
Низкорослой елочке пожми.
 
 
После качки идеально плоским
Неподвижный кажется причал.
Рядом с ним продрогшие березки
Все грустят о лете по ночам.
 
 
Здравствуй, здравствуй, берег заполярный,
Наша долгожданная земля!
Не ревнуй, что морем легендарным
Веет от родного корабля.
 

Михаил Финнов
* * *

 
Он твердил:
Примитив… И старо́:
Сапоги, авралы и тралы…
Ты слыхал – есть «роза ветров»?
Как красиво – «роза ветров»!
Напиши вот о «розе ветров»,
Ты ведь, в общем, способный малый!
Где спецрозу взять для стихов?
Видел я:
Четких стрелок шипами
Ощетинилась «роза ветров»,
Направленье и силу ветров
Обозначила «роза ветров», —
Лепестки ей шторма общипали!
Эй, знаток романтических строф,
Приглашаю к морскому застолью!
Вот букет мой с «розой ветров».
Чем же пахнет «роза ветров»?
Пахнет все же «роза ветров»
Сапогами,
               соляркой
                             и солью!

Южно-Сахалинск
 

3. ФЛОТ ВЕДЕТ БОЙ

Ю. Пантелеев,
адмирал
НА СЕВЕРНЫХ МОРСКИХ ПУТЯХ

Сразу после того, как меня назначили командующим Беломорской военной флотилией, перед выездом в Архангельск у меня состоялось несколько бесед с товарищами в Главном морском штабе. Давая мне напутствия, они особенно подчеркивали значение мероприятий по обеспечению проводки конвоев союзников. Помню, кто-то из друзей предупреждал:

– Имей в виду, каждым конвоем интересуется Верховный. Будешь лично ему докладывать.

Я тогда не принял всерьез это предупреждение. Казалось, зачем Сталину самому вникать в подробности? На то есть Главный морской штаб. Но потом понял, что Север играл важную роль в обеспечении регулярных поставок, идущих к нам из других стран антигитлеровской коалиции. Морской путь через северные порты Советского Союза был самым коротким. От Исландии до Мурманска конвои шли всего десять – четырнадцать суток, тогда как доставка грузов по морским коммуникациям через Иран занимала до трех месяцев. Длинным путь был и через Дальний Восток.

Поскольку северные коммуникации находились в пределах досягаемости надводных, подводных и воздушных сил противника, Ставка Верховного Главнокомандования возложила задачу прикрытия конвоев в нашей операционной зоне на Северный флот. Это к востоку от меридиана 20° восточной долготы. К западу находился район действия англо-американских военно-морских сил.

Огромной по своей протяженности была и операционная зона Беломорской флотилии. Знакомясь на месте с делами и людьми флотилии, я спросил начальника штаба флотилии контр-адмирала Боголепова:

– Скажите, Виктор Платонович, каковы границы операционной зоны флотилии?

Он посмотрел с какой-то хитрецой на меня, взял указку и стал обводить по карте наши границы. Я был поражен. Они шли от Иоканги до бухты Тикси включительно. Только береговая зона составляла более четырех тысяч километров. И с первых же дней войны почти на всем театре шла ожесточенная борьба с фашистской авиацией и кораблями.

Таким образом, нам приходилось организовывать конвойную службу, что называется, под огнем противника. Но трудности состояли не только в этом. В начале войны гитлеровцам удалось перерезать Кировскую железную дорогу и Беломорско-Балтайский канал. Прервалась связь Мурманска со страной. Не было телефонно-телеграфной связи штаба флота с Москвой. Единственным «окошком» на Севере оставался Архангельск. Необходимо было срочно построить причалы, склады, различные портовые сооружения, для того чтобы без задержек вести разгрузку и погрузку транспортов как своих, так и союзников.

Все это было сделано в невероятно короткие сроки. Нечеловеческим напряжением сил и, не боюсь сказать громко, героическим трудом рабочих, воинов армии и флота. Все вопросы мы решали по простой схеме: «надо» – «сделаем». А сроки иной раз назначались фантастически короткие. И выдерживались. Как? Я до сих пор не могу себе представить. Видимо, за счет неукротимой энергии и настойчивости.

Наконец, была еще одна сложность. Мы не имели достаточного опыта организации и боевого обеспечения конвоев. Мало был разработан этот вопрос и теоретически. Учиться и накапливать опыт приходилось в ходе войны.

Много труда в организацию конвойной службы вложили офицеры управления военно-транспортной службы флотилии. Особенно хотелось бы отметить ее начальника капитана 1-го ранга Богатеева. Это был очень организованный, собранный и хорошо знающий свое дело командир. Офицеры американской военно-морской миссии при встречах не раз выражали свое удовлетворение службой, четко организованной капитаном 1-го ранга Богатеевым.

В первые месяцы войны гитлеровцы рассчитывали решить задачу блокады наших северных коммуникаций путем захвата Мурманска и Полярного. Но стойкость и мужество воинов 14-й армии во взаимодействии с моряками Северного флота сорвали этот замысел. Тогда немецко-фашистское командование пришло к выводу о необходимости создать на севере Норвегии сильное соединение в составе линкоров «Тирпиц», «Шарнхорст», крейсеров «Шеер», «Хиппер», «Лютцов». Значительно было увеличено число эсминцев и подводных лодок. На аэродромах Норвегии было сосредоточено до 400 самолетов разного типа. В студеном море вовсю развернулись жаркие бои.

Выполняя свой союзнический долг, моряки-североморцы героически защищали от врага в своей зоне англо-американские конвои.

В двадцатых числах марта 1942 года к нам шел из Исландии очередной конвой под шифром «PQ-13». Он состоял из 19 транспортов и кораблей охранения: крейсера «Тринидад», двух эсминцев, трех тральщиков и трех сторожевых кораблей. В океане с целью его оперативного прикрытия находились американские линкоры «Вашингтон» и «Норт Каролина», а также корабли английского флота. 28 марта авиация и корабли противника настигли конвой и атаковали его. В течение дня им удалось потопить пять транспортов. В этот же день командир дивизиона эскадренных миноносцев капитан второго ранга П. И. Колчин получил приказ выйти навстречу конвою и усилить его эскорт. Вечером отряд эсминцев вышел в море.

На рассвете следующего дня наши корабли подошли к конвою и заняли место в его охранении. В 11 часов 18 минут на «Сокрушительном» услышали артиллерийскую стрельбу. Была сыграна боевая тревога. А вскоре в 12—15 кабельтовых от нашего эсминца был обнаружен силуэт вражеского корабля. Он шел прямо на конвой. Комендоры на «Сокрушительном» изготовились к немедленной стрельбе. И когда корабль несколько отвернул от курса, то стало очевидным, что это один из новейших фашистских эскадренных миноносцев.

Советские моряки дали залп по вражескому кораблю. Потом еще один. Загорелись надстройки. Гитлеровцы сочли за лучшее прекратить дуэль, и эсминец скрылся из виду.

В 11 часов 30 минут все английские эскадренные миноносцы покинули конвой и ушли севернее, к крейсеру «Тринидад», который получил повреждения от огня противника и теперь в сопровождении эсминцев следовал в Мурманск.

А конвой? С ним остались наши корабли «Сокрушительный», «Гремящий» и «Ориби». В течение двух суток они отбивали атаки фашистских подводных лодок и самолетов-торпедоносцев. И не только отбивались от противника, но и сами решительно атаковали его. Замечательный воин, смелый и решительный моряк командир «Гремящего», впоследствии Герой Советского Союза капитан второго ранга А. И. Гурин обнаружил рубку гитлеровской подводной лодки. Он смело атаковал ее, сбросив четыре больших и восемь малых глубинных бомб. Вскоре на месте погружения лодки всплыли масляные пятна, бумага, куски дерева. Гитлеровцы недосчитались еще одной подводной лодки.

Американские моряки с транспортов почти все время наблюдали действия наших кораблей. И уже в порту с восхищением рассказывали о смелых и отчаянных русских парнях. К слову сказать, восторгались советскими военными моряками не только очевидцы этого сражения. Помню, мне довелось беседовать с главой американской миссии в Архангельске контр-адмиралом Дунканом.

Молодой, подтянутый морской офицер, он много плавал на военных кораблях и знал толк в службе. Дункан искренне и с большим уважением говорил о высоких морально-боевых качествах наших моряков, подчеркивал, что восхищен самоотверженностью и мужеством, с которыми советские моряки защищают союзные конвои.

Да, американский адмирал ни капли не преувеличивал в своих оценках боевых качеств советских моряков. Летопись Великой Отечественной войны заполнена примерами массового героизма советского народа, воинов его армии и флота.

Нынешнее поколение моряков-североморцев хорошо знает на морских просторах место, проходя которое корабли приспускают военно-морской флаг. Здесь 30 мая 1942 года погиб прославленный летчик-североморец, дважды Герой Советского Союза Б. Ф. Сафонов. В тот майский день к нам шел очередной конвой союзников. Противник обнаружил его и нанес массированный удар авиацией. Группа истребителей Сафонова вступила в бой против 52 самолетов врага. Десять было сбито нашими летчиками. На самолет Сафонова ринулось четыре «Ю-88». И вот запылал один, потом другой, третий фашистский стервятник. Затем с советского истребителя было принято последнее сообщение: «Иду на вынужденную». Не дотянув двух-трех миль до конвоя, истребитель Сафонова врезался в холодные волны.

Подлинное искусство в проводке союзных транспортов из Кольского залива и через горло Белого моря проявили лоцманы флотилии. Особенно хочется сказать теплые слова в адрес гидрографа капитана второго ранга И. В. Васильева. Он словно видел насквозь морские пучины. Искусно обходил вражеские мины, которые нередко ставили подводные лодки противника. Знал все глубины, а на Белом море очень неприятные для моряков места. В частности, в районе острова Моржовец, где имеются передвигающиеся отмели, чрезвычайно опасные для кораблей с большой осадкой. Но не только сам Илья Васильевич, а и все его подчиненные блестяще справлялись со своими задачами.

Многое делали и наши береговые службы, чтобы обеспечить для моряков кораблей союзников нормальный отдых, питание и при необходимости лечение больных и раненых. Замечу, что в годы войны это были отнюдь не такие простые задачи.

С 1944 года соотношение советских и гитлеровских военно-воздушных и военно-морских сил на северном морском театре в нашу пользу. И в этом большую роль сыграли не только общие стратегические изменения, которые произошли на всем советско-германском фронте, но и тот вклад, который внесли моряки-североморцы в разгром гитлеровских морских сил в водах Северной Норвегии.

Выполняя одну из главных задач по обеспечению внешних морских сообщений, Северный флот и Беломорская флотилия за годы войны обеспечили проход 1463 судов. Потери в конвоях составили менее 0,5 процента общего числа судов. Таким образом, советские военные моряки успешно выполнили возложенные на них ответственные задачи.