Текст книги "Океан. Выпуск второй"
Автор книги: Юрий Папоров
Соавторы: Юрий Клименченко,Борис Сергеев,Николай Тихонов,Юрий Федоров,Владимир Алексеев,Виктор Устьянцев,Игорь Пантюхов,Игорь Строганов,Леонид Муханов,Юрий Пантелеев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 31 страниц)
К вечеру «Каяк» вышел в море. Капитан проложил курс к экватору и дальше, к Буэнос-Айресу, вдали от обычных путей торговых судов.
Море встретило «Каяк» штормом. Калласте не уходил с мостика. Судно качало. Волна била в правую скулу, сильно заваливало пароход.
Английский лоцман, добродушный старик с окладистой рыжеватой бородой, пожелав доброго плавания, по штормтрапу спустился на пляшущий у борта катер. Уже с палубы катера он помахал рукой. Что-то крикнул в рупор, но слов капитан не разобрал. Катер, круто взбегая на волну, пошел к берегу. Земля поднималась у горизонта черной грядой. Маяки были погашены. Англия погрузилась в темноту. Налеты немецкой авиации становились все более и более ожесточенными.
Фокстерьер капитана залаял с мостика вслед уходившему катеру. Калласте, успокаивая его, потрепал по голове. Пес повернулся, лизнул руку. Язык у него был шершавый, теплый.
– Ну что, милый, – сказал капитан, – проскочим? Или нет? Будем акул кормить?
Фокстерьер радостно запрыгал вокруг.
– Эх ты, несмышленыш, – сказал капитан и, по давней привычке заложив за спину руки, зашагал по мостику.
Перед выходом в море стало известно о том, что немецкие подводные лодки в Атлантике потопили суда «Оклэнд Стар», «Клэн Мензис», «Джамайка Прогресс». Субмарины появлялись из глубин неожиданно и без предупреждения торпедировали беспомощные торговые пароходы. С тонущих кораблей в эфир летели отчаянные радиограммы.
На темных пологих валах, катившихся навстречу «Каяку», появились пенные барашки – верные предшественники шторма. Но капитана это радовало: чем выше волна, тем больше надежд пройти через Атлантику незамеченными.
Весь день Калласте был занят: ездил в управление порта, встречался с портовыми чиновниками… Вокруг были люди, и каждый говорил о чем-то своем, но мысли капитана все время возвращались к одному: «Что в Таллине?»
Капитан поднял голову. На флагштоке трепетал под ветром эстонский флаг. В груди болезненно и тревожно кольнуло. Как и в продолжение всего дня, Калласте постарался отвлечься от назойливых мыслей, уйдя в работу.
Переждав порыв ветра, капитан отворил дверь в рулевую рубку, фокстерьер прошмыгнул мимо ног, радуясь, что теперь можно будет согреться, надежно укрывшись от резкого ветра и холодных брызг, обдававших мостик.
У штурвала стоял рулевой Карл Пиик. Он сдержанно поздоровался:
– Добрый вечер, капитан.
– Добрый вечер, – ответил Калласте.
В рулевой рубке было полутемно. Только подсветка компаса мерцала в темноте.
«Каяк» шел без огней. В каютах и машинном отделении иллюминаторы были задраены броняшками. Коридоры были едва освещены синими лампами.
Карл Пиик откашлялся. Капитан искоса взглянул на рулевого. Немолодое, изрезанное морщинами лицо, глубоко запавшие глаза. От виска через всю щеку сбегал шрам.
«От чего бы это? – подумал капитан. – Портовая драка или несчастный случай?»
– Пиик, – сказал Калласте, – я вот смотрю на вас и думаю: где это вы заполучили такую зарубину?
Рулевой пощупал шрам.
– Как-нибудь расскажу, капитан. – Он посмотрел на Калласте: – Давняя история, долго рассказывать.
Помолчали. У Калласте было ощущение, что стоящий рядом человек все-таки хочет что-то сказать. Что-то очень важное. Калласте молча смотрел на вздымающееся море. Ждал, но Карл Пиик так ничего и не сказал.
«Что он за человек?» – подумал капитан. Он видел разных людей на флоте. Были такие, что рвались только за заработком. Были и такие, которых деньги не очень-то интересовали. Видел он людей, которые, проплавав всю жизнь, знали только, в какую сторону открываются двери кабачков всех портов мира. Дальше они не шли, так как сваливались за первой бутылкой вина. Перед отплытием боцман притаскивал их на судно, и все повторялось вновь на очередной стоянке в Сингапуре, Сан-Франциско или Марселе. Разницы не было никакой. Ни на кого из них Карл Пиик не был похож. И хотя он отлично справлялся с работой рулевого, Калласте знал, что Пиик не был моряком. Об этом говорили многие мелочи, которые капитан сразу же подметил: и в том, как говорил Пиик, и в том, как он вел себя на судне и на берегу. Но спрашивать Карла о его прошлом капитан не хотел. Он умел ждать, когда человек скажет сам.
Калласте свистнул фокстерьеру и вышел из рулевой рубки.
Пес весело бежал впереди. Он любил, когда капитан обходил судно. У трапов фокстерьер останавливался и, повизгивая, ждал, пока капитан спустится. Пес боялся крутых ступеней.
Калласте был в машинном отделении, когда его вызвали в радиорубку. Вахтенный доложил, что радист принял сигналы бедствия. Калласте, прервав осмотр судна, тут же поднялся к радисту. Открывая дверь рубки, капитан услышал отчетливые сигналы SOS. Лицо радиста было взволнованное и сосредоточенное.
– Где они? – спросил Калласте.
Радист запросил гибнущий корабль. Капитан взглянул на карту. Судно терпело бедствие по курсу «Каяка». Самое большее в двух часах хорошего хода.
– Запросите, – сказал Калласте, – какое у них повреждение.
Радист включил передатчик. Когда он вновь переключился на прием, с гибнущего корабля спросили:
– Кто вы? Ваши координаты? Назовите судно?
Калласте неожиданно для радиста вырубил питающий аппаратуру аккумулятор.
– Это немцы, – сказал он, – подлодка!
Радист оторопело ахнул:
– Не может быть!
– Сволочи! – возмутился капитан.
Он знал эту уловку фашистских подводников. Они выходили на торговые пути и слали в эфир сигналы бедствия. Того, кто, откликнувшись на сигнал, подходил спасать, встречала торпеда.
Капитан изменил курс «Каяка». Зарываясь в волны, судно самым полным уходило из опасной зоны.
В рулевую рубку поднялся Игнасте, но капитан еще долго не спускался в каюту.
Море бушевало, гигантские валы свободно перекатывались через фальшборт, и вода гуляла по палубе.
Капитан стоял за спиной рулевого, время от времени поглядывая на компас.
Прошло больше часа. Калласте вновь вернул судно на прежний курс и дал команду сбавить обороты.
Как только машина изменила режим работы и вибрация палубы под ногами утихла, люди заметно повеселели. Рулевой даже засвистел какую-то мелодию. Игнасте принес термос с горячим кофе. Но капитан от кофе отказался, позвал пса и, пожелав счастливой вахты, ушел в каюту.
Предыдущая бессонная ночь и волнения дня давали о себе знать. Но, закрыв глаза, капитан вдруг вспомнил рулевого Карла Пиика. Шрам на щеке и его слова: «Расскажу как-нибудь, капитан. Это давняя история…»
«О чем он хотел рассказать?» – подумал Калласте. Но судно качало, веки слипались… Капитан уснул, и мысли оборвались.
4Когда капитан проснулся, ветер отдувал ткань шторы у иллюминатора, и в образовавшуюся щель проглядывало ясное голубое небо. В первую минуту Калласте показалось, что он проснулся в своей таллинской квартире и сейчас откроется дверь, войдет Гельма, жена. У нее густые льняные волосы.
Но «Каяк» качнуло, и Калласте понял, что он на судне. Капитан повернулся на бок и в углу каюты увидел фокстерьера. Тот безмятежно спал.
– Ну да, – сказал Калласте, – спишь, старина, а хозяин давно бодрствует.
Фокстерьер недовольно пошевелил ухом. Он был действительно стар и любил поспать.
Калласте открыл иллюминаторы, и каюту залило яркое солнце.
Море успокоилось. Пологие волны лениво плескались у борта «Каяка». По подволоку каюты текли солнечные блики. Капитан много раз бывал в этих широтах и всегда удивлялся быстрой смене погоды. Разыграется шторм, небо окутают плотные тучи, и кажется, что это надолго, на несколько дней, но поднимется ветер, угонит тучи, и вновь ярко светит солнце. Сказывалось влияние теплых вод могучего Гольфстрима. Быстрые перемены погоды всегда скрашивали и разнообразили утомительные переходы через Атлантику.
Фокстерьер вскочил и с веселым лаем, как будто бы и не спал, бросился к капитану.
– Все проспал, – заговорил с ним капитан, – а теперь притворяешься, что бдительно охраняешь хозяина.
В салоне уже завтракали Игнасте, старший механик Андрексон, третий помощник Кизи. Игнасте доложил, что «Каяк» идет по проложенному курсу и особых происшествий за ночь не было. Капитан кивнул и принялся за яичницу с ветчиной. Несколько минут прошло в молчании.
Калласте отложил вилку и спросил:
– Я прервал ваш разговор, господа? Мне показалось, что вы оживленно беседовали?
– Мы говорили, – сказал Кизи, – о будущем эстонского флота.
– А именно?
– Вероятно, флот будет национализирован.
– Флота Эстонии как такового не существовало, – сказал Калласте, – был флот, плавающий под флагом Эстонии. А суда принадлежали фирмам.
– Дела Эстонии, как вы понимаете, господа, меня, иностранца, не интересуют, – сказал Андрексон, – но частная собственность должна быть неприкосновенна. Это закон цивилизованного мира.
Стюард убрал тарелки и принес кофе.
– А что будет с судами под эстонским флагом, находящимися вне своей страны? – спросил Кизи.
В салоне повисла напряженная тишина. Капитан подумал, что об этом, наверное, и был разговор до того, как он пришел в салон.
– Не будем гадать, господа, – сказал он, отставляя чашку, – в Буэнос-Айресе, я надеюсь, нас будут ждать разъяснения.
Андрексон допил кофе и, сказав, что его ждут дела, вышел. Следом за ним заторопился Кизи. В салоне остались только капитан и Игнасте.
– А вы знаете, Игнасте, – сказал капитан, – я плавал под советским флагом.
– Под советским флагом? – удивился Игнасте.
– Да, – сказал Калласте, – и вы видели судно, на котором я плавал. Вам встречался когда-нибудь советский барк «Товарищ»?
– Четырехмачтовый парусник?
– Да.
Калласте, постукивая костяшками пальцев по крышке стола, спросил:
– А что говорят в экипаже о событиях в Эстонии?
– Разное, – ответил Игнасте.
Калласте посмотрел на голубевшее небо.
– Разное, – задумчиво повторил он.
Ему вспомнился далекий 1919-й.
Архангельск… Тротуары, сколоченные из тесин, дымы над домами, снежные сполохи… В Архангельске в то время распоряжались военный английский комендант и так называемое Северное правительство, которое возглавлял господин Чайковский. В его резиденции каждую ночь бушевало разгульное море. Господин Чайковский удивлял англичан невиданными блюдами – тешей из стерляди, необыкновенными грибами, розовой нежнейшей семгой, икрой… Под утро в розвальнях, выстланных коврами, гостей развозили по домам. Ямщики, загоняя лошадей, бешено улюлюкали на пустынных улицах. А город умирал без топлива и хлеба.
Однажды Калласте, выйдя из гостиницы, увидел, как английские солдаты вели под конвоем группу красноармейцев. Серый пар от дыхания висел над головами измученных, голодных людей. В последнем ряду медленно бредущей процессии двое красноармейцев, поддерживая под руки, вели раненого, обвязанного грязными, заскорузлыми от крови бинтами. Он уже не мог идти. Ноги, не слушаясь, подламывались при каждом шаге.
Парень, которого вели под руки, неожиданно поднял голову и глянул на Калласте. В запавших его глазах капитан не увидел ни боли, ни жалобы. Ненависть была в этих глазах, только жгучая ненависть, и, если бы этот обессиленный человек мог, он бы убил взглядом.
Английский солдат оттолкнул капитана.
Калласте в тот же день пришел в резиденцию Чайковского и оформил документы на выход из Архангельска. Судно стояло под русским флагом и должно было идти за грузом в Англию. Чиновник пытался что-то шептать Калласте на ухо. Капитан понял, что вокруг его судна затевается грязная история. Чиновник суетливо схватил руку Калласте и, придвинувшись вплотную, забормотал:
– Здесь можно иметь выгоду, и немалую.
Калласте брезгливо отстранился:
– Я пойду в английскую комендатуру…
Он не успел закончить. Чиновник быстро-быстро закивал головой:
– Конечно, конечно. Именно с господами союзниками мы думаем заключить договор.
Калласте оборвал его.
– Ваше правительство, – капитан иронически выделил эти слова, – не полномочно торговать российскими судами.
Он повернулся и пошел к выходу.
Позже, когда буржуазные газеты под аршинными заголовками кричали о «варварстве» большевиков и «светлой миссии» английских, американских, французских войск в России, Калласте всегда вспоминал глаза красноармейца с заснеженной улицы далекого северного города и английских солдат, сытых, в меховых долгополых шубах, с винтовками наперевес.
Он привел судно в 1920 году в Таллин. Груз и судно передавались Советской России. Из шотландского порта Лервика шли под советским флагом…
Калласте отодвинул прибор и сказал помощнику!
– Идите отдыхать. Я поднимусь в рубку.
В рулевой рубке нес вахту матрос, накануне кричавший о земле. Но Калласте не заговорил с ним, а только кивнул, проверил правильность курса и вышел на мостик.
Он все еще был в далеком двадцатом…
Как только он пришел в Таллин, на борт поднялся советский представитель. Это был немолодой матрос в широченных клёшах. Вместе с Калласте они обошли судно. Вернувшись в каюту капитана, матрос сказал, глядя на Калласте:
– Непонятный ты для меня человек, капитан.
Он наклонился, приблизив лицо к Калласте:
– Буржуй, наверно. Внешний вид у тебя… – он пошевелил пальцами, подыскивая подходящее слово, – непролетарский. А судно привел в полном порядке, в отличие от других. По-всякому бывало, а такого не видел. – Матрос встал. – Спасибо, капитан. Должен сказать, что за отличную сохранность судна премия тебе полагается.
Позже матрос пришел провожать Калласте, когда тот, передав судно, уходил в море. Вручил премию – сто сорок английских фунтов, – долго тряс руку и снова повторил:
– И все же непонятный ты человек… товарищ буржуй.
Капитан засмеялся:
– Какой я буржуй? С пяти лет гусей пас.
Матрос отступил на шаг, потом обхватил капитана по-медвежьи за плечи. Загудел:
– Ну вот, теперь все ясно. Все ясно. Только с толку сбивал ты меня, капитан.
Калласте стоял на мостике и, прищурившись, смотрел в морскую даль. Повернулся. Пошел в рубку.
5Выписка из судового журнала парохода «Каяк»:
Воскресенье, 18 августа 1940 года, в 16.00 прибыли с грузом угля в Буэнос-Айрес. Ошвартовались левым бортом у пристани электростанции Чаде в Новом порту.
Телеграмма судовладельцу Нейхаусу:
«Каяк» прибыл в Буэнос-Айрес. Начинаем разгрузку. Переведите 40 000 аргентинских песо на жалованье команде, расходы. Перевод через фирму «Де-Негри и К°». Капитан Ю. Калласте.
Ответная телеграмма:
Буэнос-Айрес. Борт парохода «Каяк». Капитану Ю. Калласте. Мои полномочия аннулированы. Нейхаус.
– Капитан, – старший механик Андрексон не скрывал раздражения, – команда требует денег.
– Спокойно, механик, – сказал Калласте, – мы выясняем наши возможности.
– Но послушайте!.. – Андрексон шагнул к иллюминатору и широко распахнул его.
Выписка из судового журнала:
На пристани «Каяк» встретила толпа местных эстонцев. Они ожидали, что команда придет с большими деньгами. Еще издалека с причала кричали: «Здесь свободная страна! Каждый может делать что хочет! На пароходах мест вдоволь! Капитан не может принуждать матросов к работе!» Многие из встречавших были пьяны.
– Я могу вам помочь, господин Калласте, – сказал представитель фирмы «Де-Негри и К°». Он прибыл встречать судно на причал. – Я располагаю шестьюстами песо до завтрашнего дня.
Калласте пересчитал деньги и, передав Игнасте, сказал:
– Разделите между членами экипажа и выдайте в счет аванса.
Старший помощник, механик и представитель фирмы «Де-Негри и К°» вышли из каюты. Капитан остался один. В иллюминатор все еще доносились крики встречавших. Гул голосов то усиливался, то стихал. Но капитан к иллюминатору не подошел. Он не хотел видеть пьяную толпу.
В дверь постучали. На пороге стоял Карл Пиик.
– Можно, капитан? – спросил он.
– Входите, – пригласил Калласте.
Карл Пиик кивнул на иллюминатор:
– Шумят?
– Да, – протянул Калласте.
– Вы помните, в море, – начал Пиик, – мы заговорили вот об этом? – Матрос коснулся пальцем шрама на лице. – Я обещал рассказать.
– Да, Карл.
Карл шагнул к столу, сказал:
– Я коммунист, капитан. А этим меня «наградили» во время одной из демонстраций. Вы можете рассчитывать на меня. Я немало знаю о вас и верю вам.
Гул голосов на причале усилился, и Калласте подошел к иллюминатору.
Команда, получив аванс, сошла на берег. Местные эстонцы, встав в круг, запели приветственную песню.
– А в их действиях чувствуется организация, – сказал за спиной Калласте Пиик.
– Не думаю, – возразил капитан. – Кому это нужно?
– И все же я уверен, – сказал Карл, – у меня наметанный глаз. А кому потребовалось организовать такую встречу, мы скоро узнаем.
Капитан повернулся к Пиику:
– Хорошо, Карл, я запомню ваши слова о помощи.
Вечером у борта «Каяка» остановилась черная длинная легковая машина. Из нее вышел высокий, подтянутый человек в щегольском костюме и на хорошем эстонском языке попросил вахтенного провести к капитану.
Представляясь Калласте, он назвал себя:
– Консул Эстонии в Аргентине Кутман. – Щелкнув каблуками, Кутман поклонился.
– Консул? – удивился капитан. – Насколько мне известно, консул сложил с себя полномочия.
– Да, – согласился, улыбаясь, Кутман, – но теперь мне поручили эту работу. На днях я представлялся министерству иностранных дел Аргентины. У вас на судне возникли затруднения?
– Затруднения? – переспросил Калласте. – О чем вы говорите?
– Трудности с оплатой жалованья команде, – продолжал Кутман, – и я поспешил помочь вам, капитан.
– Спасибо, – сказал Калласте.
По старой морской традиции, он предложил Кутману рюмку водки. Поднимая рюмку, гость спросил:
– Это эстонская водка?
– Да, – коротко ответил капитан.
– Все, что связано с Эстонией, для меня свято, – подчеркнуто сказал гость.
Кутман был словоохотлив. В конце разговора он вызвался подвезти капитана в город:
– Я живу здесь несколько лет и прекрасно знаю Буэнос-Айрес. У меня немало знакомых в самых высоких кругах.
Капитан с неожиданно вспыхнувшей неприязнью отметил: «Ну, если ты так подчеркиваешь высокие знакомства, значит, они не так уж высоки».
Но все же он согласился поехать с Кутманом в город. Вместе с Калласте сел в машину и его помощник.
Машина выбралась из припортовых улочек. На стенах домов заплясали огни реклам.
– Торговая улица, – повернул к капитану улыбчивое лицо Кутман. – Здесь магазины, бары…
– Я знаю, – ответил Калласте, – мне приходилось бывать в Буэнос-Айресе.
– А как в Европе? – переменил разговор Кутман.
– В Европе война, – сказал Калласте, – затемненные города, бомбежки.
– Да, да. – Кутман согнал с лица улыбку. – Война – это ужасно. – И добавил: – Я хочу преподнести вам сюрприз.
Капитан не успел ответить. Кутман остановил машину.
– Сюрприз – это эстонский клуб. Да, да, эстонский клуб здесь, в далеком от родины городе. Прошу вас – Он распахнул дверь автомобиля: – Вы будете нашими гостями. Капитан хотел возразить, но Кутман замахал руками:
– Отказ не принимается. Вы обидите меня.
Капитан повернулся к Игнасте.
– Решено, решено, – заторопился Кутман.
Бар был полон. Капитан еще с порога увидел несколько человек из экипажа «Каяка». Одни стояли у стойки, другие теснились у столов.
Кутмана в клубе хорошо знали. Навстречу ему поспешил официант и провел к накрытому у окна столику.
Кутман разлил вино:
– За приход «Каяка»!
Но Калласте не торопился поднять бокал. Люди из его экипажа были пьяны. Капитан прикинул: «А денег мы выдали мало, совсем мало…» Игнасте, словно поняв его мысли, встал и прошел к бару. Кутман спросил:
– Вы давно не были в Таллине, капитан?
– Что? – Капитан не расслышал вопроса из-за шума.
– В Таллине вы давно не были?
– Да, – сказал капитан, – почти год.
– Родина наша переживает тяжелые дни, – начал Кутман.
К столу подошел Игнасте. Сказал:
– Бармен выдает вино нашему экипажу в долг. Деньги записывают на счет «Каяка».
– Это я распорядился, – сказал Кутман, – из уважения к отечественному судну.
Калласте отодвинул бокал с вином:
– Вы оказываете нам плохую услугу.
Кутман заулыбался. В это время сидящие за соседним столом запели:
– «Дойчланд, Дойчланд юбер аллес…»
Калласте встал.
– Куда вы? – воскликнул Кутман.
– С этими господами, – сказал капитан, – нам не пристало сидеть рядом.
Кутман шумно поднялся и, театрально размахивая руками, хотел удержать моряков.
– Что вы, господа? Я не отпущу вас!
Но, взглянув в лицо Калласте, понял, что его не уговоришь, и если уж он сказал «нет», то так тому и быть.
– Очень жаль, господа, – забормотал он, – очень жаль.
В дверях капитана и Игнасте задержала какая-то веселящаяся компания. Калласте невольно оглянулся. Кутман стоял у стола и смотрел им вслед. Расслабленно, словно захмелев, он помахал рукой.
Шагая по тротуару в ярком свете реклам, Калласте сказал помощнику:
– Ко мне приходил Карл Пиик. Ему показалось, что встреча «Каяка» пьяной толпой кем-то организована. Сейчас я думаю, что он был прав.
Выписка из судового журнала парохода «Каяк»:
Вторник, 20 августа 1940 года. 16.00 закончили разгрузку. С этого часа пароход перешел в «тайм чартр» (временная аренда) к Совфрахту – передан в распоряжение и обслуживание Амторгу, Нью-Йорк, через фирму «Мур – Мак-Кормик» в Буэнос-Айресе.
Среда, 21 августа 1940 года. Часть команды отказалась от работы, требуя выплаты полного жалованья.
Телеграмма:
Лондон. Фирме «Куттинг и К°». Часть команды отказалась работать, требуя выплаты жалованья за июль. Сделайте перевод немедленно. Капитан Ю. Калласте.
Телеграмма судохозяину Нейхасу:
Часть команды отказалась работать, требуя выплаты жалованья. Вторично запросил, фирму «Куттинг и К°» о расчетах по фрахту. Прошу ускорить получение денег. Капитан Ю. Калласте.
Ответы на телеграммы не пришли.
– Что будем делать, помощник? – спросил капитан. – Наша компания и ее отделения не отвечают. А судовая касса пуста.
Игнасте промолчал. Капитан погладил вертевшегося у ног фокстерьера, встал с кресла.
– Но и это еще не самое страшное, – вновь начал он, – хуже другое. Я чувствую все больше и больше, что вокруг нас затевается какая-то возня.
– Вы имеете в виду Кутмана, капитан? – поднял глаза Игнасте.
– И Кутмана тоже, – резко повернувшись на каблуках, сказал Калласте. – И не только его. Вы обратили внимание на тон местных газет? Они поливают грязью всех, кто хоть в какой-то мере лояльно относится к происшедшему в Эстонии. Спрашивается, какое они имеют отношение к Эстонии? Мы – эстонцы, и только нас это должно волновать.
– Капитан, – спросил Игнасте, – можно, я задам вопрос?
Калласте остановился, посмотрел на помощника и отвернулся. Сказал негромко:
– Я знаю, Игнасте, о чем вы хотите спросить. Не надо. Для ответа требуется время. Но я не хочу, чтобы к нашему судну тянулись грязные руки. Все эти дни я только и слышу о задержании наших судов, находящихся вне портов Эстонии. Я уже знал такое. В 1919-м задерживали суда Советской России. Кто будет владеть «Каяком»? Кутман? По какому праву?
– Хорошо, – сказал Игнасте, – я снимаю вопрос.
– А как вы сами на него ответите? – спросил капитан.
– Юрий Юрьевич, – начал Игнасте, впервые называя так капитана, – мне тоже требуется время. Но я, как и вы, эстонец, и мне, так же как и вам, дороги интересы родины.
– Так, – протянул Калласте и, сев к столу, сказал: – Мой отец, когда я еще был мальчишкой, говорил: «Сынок, честность – это единственное, чем богаты мы, бедные люди, и это должно быть свято».
Говорили они долго. Калласте считал необходимым как можно быстрее уходить из Буэнос-Айреса. Помощник с ним согласился. Теперь было ясно, что Кутман ждал «Каяк». Он же и организовал встречу, а сейчас спаивал экипаж в эстонском кабачке. Настроен лжеконсул был профашистски и не пытался это скрывать. Но с Калласте Кутман все же вел себя сдержанно.
– Окончательно портить с ним отношения не следует, – сказал Игнасте, – и соломенный мир лучше железной драки.
Решили, что судно надо готовить к рейсу. Но ни капитан, ни помощник не предполагали, как круто повернутся события.
