Текст книги "Шурик 1970 (СИ)"

Автор книги: Юрий Манов

Соавторы: Петр Алмазный
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

Уже стемнело, а Зины все не было. Я уже начал беспокоиться и даже пару раз подходил к телефону, чтобы побеспокоить театральную Татьяну Ивановну. Но удержался. Тем более, Зина сказала, что у них сегодня вечером – съемка для кабачка. А съемка, кажется, в Останкино. Прям под телевышкой.

И тут телефон сам разразился веселой трелью. Я схватил трубку:

– Зина?!

– Фигина! – узнал я голос Дуба. – Тимофеев, где тебя носит?! Целый день звоню, застать тебя не могу. В общем так, выяснили мы про твоего угонщика. Шпана местная. Уже привлекался за попытку угона. Машину твою хотел угнать по наводке. Наводчика не знает, впервые видел. Наводчик велел отогнать машину в гаражи на окраине. За работу обещали стольник. Авансом дал червонец.

– Ну и что дальше? – спросил я после довольно долгой паузы.

– Составили словесный портрет заказчика и отвели в милицию с чистухой. На нем еще два угона и так, по мелочам. Напарника своего тоже сдал.

– Ну и какой он?

– Кто?

– Заказчик. Ну, на фотопортрете.

– Да так, обычный. Стрижен коротко, нос ровный, глаза карие, усы рыжие. Ничего определенного.

– Так что, меня теперь вызовут в поли… в милицию?

– Зачем?

– Для показаний? Он же мою машину хотел угнать, мы ж его с поличным взяли.

– Не, мы тут с ребятами подумали… Зачем оно тебе? Машину он вроде не попортил, взять с него нечего. Пусть получит свою условку за прошлые дела и гуляет, пока снова не попадется.

Я подумал, что в словах Дуба был резон. Связываться с правоохранительными органами мне как-то не хотелось. Но условка – это как-то слишком гуманно.

– Ладно, с тебя причитается. Позвоню еще, – пообещал Дуб и отключился.

Я вышел на балкон перекурить. Ночная Москва радовала огнями. Не лепота, конечно, но красиво. От созерцания чуть не пропустил момент, когда в дверь позвонили.

Я открыл дверь. На площадке стояла Зина. С букетом и… вся в слезах.

– Зиночка, что случилось? – сказал я, принимая супругу в объятья.

– Меня… меня оштрафоваааалииии, – прорыдала она, содрогаясь всем телом и царапая мне подбородок розовыми шипами.

– Как? За что?

– За юуууубкууууу…

Я провел рыдающую Зину на кухню, бросил розы на холодильник. Саму усадил на табуретку, накатил ей в стакан вискаря. За неимением колы добавил лимонада. Она выпила, кажется, помогло. Но начала икать. Наконец, смогла объяснить причину трагедии, сообщила, икая:

– Маринка из Франции вернулась. Пришла вся такая, ик… Мы все попадали! Костюм – отпад! Блузка, жакет и мини-юбка. Все в тон. Ик. А у нас съемка для кабачка. А мне надеть нечего. Не будешь ведь в одном и том же два раза подряд. На нас же страна смотрит. Я и говорю, мол, Марин, одолжи сняться. Дала! Переоделись. Ииик. Оператор увидел, чуть в обморок не упал. Едва слюнями не подавился. Съемка получилась – отпад! Все визжали от восторга. А вечером главный приехал материал смотреть, а с ним этот козел Суропин из минкультуры. Тоже смотреть стал. Главному понравилось, а Суропин меня в мини увидел и ногами топать начал. Про аморалку кричал. Требовал переснять. А как тут переснимешь, когда все разбежались, все вечером в спектаклях заняты. И меня вырезать нельзя по хронометражу. Я там в двух эпизодах. В общем, оставили, как было, ик. Он, когда уезжал, обещал докладную написать. Написал. Позвонили, велели наказать. Меня за это гонорара лишилииии… За юбкуууу…

Супруга снова залилась слезами, пришлось дозу вискаря повторить и даже увеличить.

– Да не расстраивайся ты! Подумаешь, гонорар…

– Ага! Двенадцать рублей!

– Да забудь ты! – погладил я Зину по щеке нежно. – Что деньги? Зато ты супер-пупер шикардос на экране будешь! У тебя ножки – глаз не оторвать.

– Правда? – Зина перестала реветь и посмотрела на меня своими глазищами. – Тебе нравятся мои ножки?

– Очень! У тебя – самые красивые в мире ножки! И мини тебе очень идет!

Зина совсем перестала плакать и улыбнулась.

– Самые красивые? В мире? Правда?

– Точно тебе говорю! Тебе срочно нужен новый костюм с мини. И пару юбок! – решил я.

Зина снова улыбнулась. Ну да, именно за такие улыбки мужики теряют головы и совершают великие подвиги. И великие же глупости.

– Спасибо, дорогой. Ты такой славный, Шурик! А теперь покорми меня. Я такая голодная! Что у нас покушать?

– Борщ! – сказал я гордо и открыл крышку кастрюльки.

Зина вдохнула ядреный запах и заскулила от восторга.

Утро выдалось великолепным! Я заблаговременно поставил оба будильника на десять, вытащил шнур телевизора из сети. Суббота ж! Выходной! Так и проспали почти до десяти. Зина пробудилась первой, ну и снова нежно отблагодарила меня за борщ. Похоже, что утренний секс в нашей молодой семье станет доброй традицией.

После близости она улеглась на спину, вся такая голая, разгоряченная, прекрасная. Густые каштановые волосы рассыпались по подушке.

Я вздохнул, натянул трусы и пошел на кухню варить кофе. Сыпанул в турку молотого от души, добавил сахара, залил кипятком, поставил варить. Когда над туркой показалась пена, Зина сама прибежала на запах.

– Шурик! Что это?

– Кофе, бразильский, – сказал я гордо, разливая ароматную жидкость по чашкам. – Погоди, сейчас сливок добавлю.

Зина сделала глоток и закатила в восторге глаза.

– Тимофеев, ты меня удивляешь все больше и больше! Ты где такому научился? Ты где такое достал? Это даже вкуснее чем в останкинском буфете.

Объяснять женщине, выросшей на растворимом кофе (если еще повезет купить) прелести настоящего бразильского кофе, вареного в турке, было бесполезно. Я просто сидел и смотрел, как красивая голая женщина пьет утренний кофе со сливками. И мне было офигенно хорошо.

– Шурик, на работу меня отвезешь? – спросила Зина, допив вторую чашку и собираясь в ванную.

– Конечно! Сейчас подгоню к подъезду. Только покурю.

Я вышел на балкон. Достал пенал, открутил крышку. Прикурил сигару. Услышал, как за стеной открылась балконная дверь. Шпак тоже вышел покурить? Я подошел к разделительной стене, заглянул к соседу. И офигел.

Да, это был Шпак, но в каком виде! На нем был парадный мундир с золотыми погонами. Четыре звезды – капитан. На груди – ордена и медали. Так что, Шпак был военным? Шпак воевал? А чего это он в форме?

Я посмотрел вниз на улицу. На столбах – красные флаги. Елы-палы, так ведь сегодня – 9 мая! День Победы! Ордена на кителе Шпака явно боевые. Он что, воевал?

Шпак выпустил колечко дыма, заметил меня, приветливо улыбнулся.

– Прекрасное утро, Александр Сергеевич, не правда ли? Прекрасное праздничное утро. Да?

Я кивнул.

– Вы собираетесь на парад?

– Парад? – Шпак недоуменно посмотрел на меня. – Парад на октябрьские будет. А я на Театральную, друг мой. Мы каждый год с однополчанами встречаемся. Кто дожил. Так договорились, ровно в полдень в День Победы в Москве, на Красной площади. Теперь собираемся на Театральной. Стараюсь не пропускать. Соберемся, вспомним. Есть что вспомнить. Донской фронт. «Только пули свистят по степи», слышали? А ведь они, действительно, свистели. Я – молодой лейтенант, красавец. В таком возрасте по девкам бегать надо, а не в окопах сидеть. А ты сидишь в окопе ночью и слушаешь, как они над тобой свистят. А завтра атака, роту свою в атаку поднимать. И не знаешь, сколько к вечеру останется от той роты и будет ли в твоей жизни она, следующая ночь…

Шпак вздохнул. А я… Как-то не вязался образ ветерана с «куртка замшевая импортная – две». Но почему бы ветерану войны не иметь куртки импортной, замшевой. Да хотя бы и двух?

– Поздравляю! От души, – сказал я. – Только не знаю, что вам подарить.

– Спасибо за поздравление, а рублем меня уже одарили.

– В каком смысле – рублем?

Шпак залез в карман брюк и достал монету, протянул мне. Это действительно был железный рубль к 25-летию победы. На монете – солдат с девочкой из Трептов-парка. Я посмотрел, оценил, протянул рубль обратно, но Шпак только мотнул головой.

– Это вам. От меня. Я вчера у кассирши в клинике все такие рубли выгреб. Все тридцать штук. Новенькие, только с монетного двора. Увидел, чуть не расплакался. Помнят нас, помнят ветеранов. Лучший подарок нам, фронтовикам. Леониду Ильичу спасибо, не забыл нас. Сам – фронтовик, ранен был. Понимает. Рубли на площади нашим раздам, кто придет. На память. Что останется – девушкам красивым. Люблю я, Шурочка, красивых девушек.

Я вернулся в комнату. Зина была еще в ванной. Постучавшись, я сообщил ей через дверь:

– Зина, я за машиной. Как соберешься – выходи.

Я вспомнил про продавщиц, выбрал из вазы десяток тюльпанов, подумал, прибавил к ним еще пяток, завернул букет в газетку. Проверил переключатель-предохранитель в кармане. Пошел на выход.

Прав был Шпак. Действительно, прекрасное, теплое майское утро. Птички щебечут. Я шел в сторону овощного павильона и радовался жизни.

Горбатый стоял на месте, из-под крыши в павильоне к нему тянулись провода. Я открыл капот, отключил зарядное устройство. Потом открыл дверь, вкрутил на место переключатель, проверил зарядку. 100%! Отлично! Как доктор прописал!

Я зашел в павильон и сразу вручил дамам букет. Настюха, с суровым видом засыпавшая в кошелку какого-то мужика вялую картошку, вся зарделась, тут же принялась искать банку под цветы. А Оксанка приняла букет, сделала мне глазки и шепнула, что к вечеру могут подвезти виноград.

– Вам оставить?

Поблагодарив за заботу, я попросил оставить пару кило.

Выходя из магазина, обернулся. Желтые тюльпаны с вкраплением красных ярким пятном выделялись на фоне убогой плодовоовощной продукции. Но, кажется, весь магазин от этого пятна стал светлее. Но какая-то бабка в картофельной очереди посмотрела на цветы, потом на аппетитную Оксанку и прошипела: «Проститутка»…

Я подъехал к подъезду, Зина меня уже ждала в красном платье в крупный черный горох. Аккурат под цвет авто. Бабки, сидевшие на лавках, взирали на нее, как на сошедшую с небес богиню. Вот как? А я думал, что подобные бабки должны все молодых и красивых женщин считать проститутками.

Зина уселась в кресло авто, снова скрестила свои прекрасные ножки. Я заметил, что обручальное кольцо у нее на правильном месте – на безымянном пальце правой руки.

– Ну, как у тебя прошло с докладом? – спросила Зина.

Я удивился. Почему-то мне казалось, что супруга совершенно не интересуется делами Шурика. А она, оказывается, помнит про доклад.

– Нормально, Лопуху понравилось, – ответил я, решив не расстраивать супругу трагическими подробностями конференции. – Только по комсомольской линии поручение дали. Отправляют на завод.

– На завод? – почему-то испугалась Зина. – Но там же пьют. Шурик, поклянись мне, что ни-ни! Ни капли! Ни по какому поводу. Даже пива! Поклянись немедленно!

Что было делать? Я поклялся. Хотя и так становиться алкашом или абсолютным трезвенником в мои планы не входило. Видно, у Шурика после «Кавказской пленницы» реально с этим делом были большие проблемы. Ну да, сколько тогда местные в него винища влили. Такое бесследно не проходит. Надо бы выяснить потихоньку – в какой именно мере были проблемы.

Я припарковался у театра Сатиры, прямо у кормы длинного «Форда» и вдруг увидел у машины лысого мужика с букетом. С неудовольствием узнал в нем того самого, что подвозил Зину и лапал ее под нашими окнами. И что делать? Набить ему морду? Вызвать на дуэль?

– Пан Збышек! Как я рада вас видеть! – взвизгнула Зина, выйдя из машины. Букет приняла и протянула ручку для поцелуя.

– Пани Катаринка, – сказал поляк тут же прижался к тонким пальчикам губами.

Ну вот, опять Катаринка. Почему Катаринка-то? Она же Зина, Зинаида. Ну, в крайнем случае – Лида. Я передумал уезжать, вышел, оперся о крышу «Запора», сказал не без сарказма:

– Зинаида, опомнись, при живом-то муже.

– Шурик, езжай, – махнула она рукой. – Я же говорила. Так нужно. Для семьи.

Ну, успокоила. Я посмотрел, как поляк под ручку ведет мою жену к театру, открывает перед ней дверь. Дайте срок, я еще с этим Збышеком разберусь. А Зина… Надо бы для нее ключи заказать. А то ходит без ключей, растеряха.

Я приехал домой. Итак, сегодня суббота – выходной. А что делают в выходной нормальные люди? Я задумался и попробовал вспомнить свои выходные. С неудовольствием отметил, что таковых у меня по сути не было. По крайней мере, последние пять лет с тех пор, как я придумал «Блюз-Такси». Ни одного дня. Субботнее похмелье после пятничной «питницы» не в счет. Просто традиция бывшего офисного планктона бухать по пятницам. По субботам поправлялся по утрам крепким кофе и снова брался за работу. Считал, чертил, паял и клеил. К обеду ребята начинали подъезжать, вся наша дружная команда, пять лет назад поверившая мне на слово. И до ночи мозговые штурмы, споры и раздирание вяленых лещей под пенное. Суббота у нас была пивным днем. Интересно, как там с проектом вообще сейчас обстоят дела?

Ладно, если мое тело лежит в больнице, подсоединенное к датчикам – еще полбеды. Какой с коматозника спрос? А если там в меня вселился Шурик? И что он со своим убогим объемом знаний из прошлого века скажет моим ребятам на утренней планерке? Не сдали бы его, то есть меня – в дурку.

Что-то настроение у меня испортилось. Зазвонил телефон. Я снял трубку.

– Привет. Ты как? – спросил Дуб.

– Намана.

– Слушай, тут Эдик, ну, который с изостудии, портрет заказчика в красках исполнил со слов пойманного злодея. Злодей сказал, что очень похож. Посмотреть не хочешь?

Я понял, что за заказчик, хотел было сказать: «Скинь мне на почту», но вовремя прикусил язык.

– Хочу.

– Тогда в парке, на крайней лавке. Когда подъедешь?

– Буду через полчаса, – сказал я и принялся собираться. При этом думал, что надо бы потом еще в гараж заехать, там, в ящике я заметил несколько электромоторов и прочего, при умелом подходе весьма полезного. Для начала еще пару божьих коровок сваять. На зарплату в сто двадцать рэ здесь особо не разгуляешься.

Встретились в парке, как раз у той лавочки, где сидели битломаны. Дуб пожал мне руку, вжикнул молнией папки, показал портрет. Выполнено гуашью, но очень качественно. Правда, немного смахивало на шарж. Видно, Эдик на Арбате рисованием портретов подрабатывает. Или это уже позже началось?

Я рассмотрел портрет. Узнал, но особо не удивился. Это был телефонный мастер. Коротко стриженный, без баков, но с усами. Густыми и пшеничными, как у певца Николаева.

– Что там, в вузе? – кивнул я в сторону институтских корпусов, возвращая портрет.

– Оставь себе, – сказал Дуб. – А в институте… Да что в институте… только и разговоров, что про тебя… да про тебя… Народ в ауте, шепчутся, что все верно сказал, но… Сам понимаешь, что за «но». Студенты вон собираются коллективное письмо в твою защиту писать, малолетние идиоты. А начальство… хотели партком собрать, да ждут, что сверху скажут. Все твои темы запросили с первого отдела. Хорошо, что Лопух тебя на завод сплавил, а то бы затаскали. Слушай, Шурик, я помню, конечно, про долг, но мне бы это… трешечку.

Попробуй тут, откажи. Зеленой трешки в кошельке не оказалось. Я дал синюю пятерку и поехал в гараж.

В гаражах все было по-старому. Степаныч сидел в своей будке, пацаны – около моечного гидранта. Только народу явно больше. Ну да, выходной, праздник. Народ на природу разъезжается, на дачи, у кого есть. Я поставил Букашку около соседнего гаража, принялся открывать калитку своего. Пришлось повозиться. Мимо прошел артист Мягков с замотанным шарфом горлом. Видимо, опять нырял в бассейн к больному тюленю и подхватил очередной бронхит.

Интересно, откуда у Шурика этот гараж, думал я, стараясь нащупать хитрым ключом хитрую задвижку за дверью.

Наконец, я справился с замком, открыл калитку и ловко загнал «Букашечку» в гараж. Включил батареи на подзарядку. Стрелка была в «зеленой зоне», но запас не повредит.

Действительно, в ящике «с разными железками» оказалось много интересного. Я сначала отобрал два комплекта для будущих пылесосов, потом случайно наткнулся на старый квартирный звонок и прямоугольный конденсатор. Кажется, от древнего телевизора. Там же нашел катушку индуктивности. А если к ней прибавить пару батареек от карманного фонаря... Какие здесь нынче в моде? Чешские «Крона»? Но найденные в гараже батарейки были круглые, без этикеток. Какие-то самодельные. Ладно, попробуем.

На идею сделать что-то типа электрошокера меня натолкнул тот инцидент с попыткой угона. А вот не было бы рядом со мной Дуба и не занимался бы он боксом? А был бы угонщик вооружен? И что бы я сделал? Стал бы орать: «Милиция! Караул! Грабят»? Так что задача ясна – пора придумать что-то удобное и эффективное для самозащиты.

И я начал мастерить электрошокер.

Глава 13. Бабочка и кабачок

Пытаясь сделать электрошокер, я разобрал звонок, извлек оттуда трансформатор, убедился, что рабочий, подсоединил к нему конденсатор и найденную батарею. Паяльник в гараже был, и не один. На кнопку пошел выключатель от старой настольной лампы, штекер от нее же я вывел штырьками наружу. Все остальное тщательно обмотал синей изолентой. На вид получилось не очень, но, кажется, работало. Сейчас бы опробовать на ком-нибудь…

Я поставил устройство заряжаться, сам полез в подвал, выбрал трехлитровую банку томатного сока. Почему-то очень захотелось именно томатного. Вспомнил хохлушек из магазина. Сок у них был – просто отпад!

Я загрузил банку с соком и отобранные детали за сиденья, сунул самодельный шокер в карман, сел за руль, посмотрел на часы. Зина сказала, что к «кабачку» обязательно придет. Это значит, к восьми вечера. Времени еще – навалом!

Я выехал за ворота, и тут мне чуть ли не капот бросилась Лия Ахеджакова, она же Елена Павловна Малаева – младший научный сотрудник, специалист по ядовитым змеям.

– Александр Сергеевич, выручайте! – крикнула она.

– Что случилось? – спросил я удивленно, вылезая из машины.

– Мужики нужны!

– В каком смысле?

– В прямом! С праздником вас! С днем Победы! Понимаете, надо цветы отвезти с теплицы на Театральную, ветеранов поздравлять, а профком машину не прислал. Аникеева лично обещала, а нет машины.

– Цветы? Ко мне много не влезет. У меня в багажнике… в общем, вещи. Занят багажник.

– Да нет, мы тут договорились тут с одним на буханке. За пятерку. Вон, видите, у ворот стоит. Но он грузить не хочет. С колесом, говорит, у него чего-то. На вулканизацию приехал. В общем, погрузить надо. Тут полон гараж мужиков, а помочь некому. Все, как сычи. Кого не спросишь, либо ремонт срочный, либо на дачу торопятся. А у трубача – праздничный концерт. Ну что за люди, это же для ветеранов! Нас пионеры на площади ждут, которые поздравлять будут, а мы не успеваем. Поможете буханку загрузить?

– Поехали, – вздохнул я.

В теплицах жена Гуськова и еще какая-то женщина спешно срезали красные тюльпаны с грядок и ставили их в жестяные ведра с водой. Им помогали те самые пацаны с мойки. Видно, Малаева их тоже уговорила. Я сразу принялся перевозить ведра с цветами в буханку у ворот. Она стояла на домкрате, видно, действительно, проблемы с передним колесом.

В общем, справились. Малаева пересчитала ведра, кивнула. Открыла водительскую кабину, побибикала. Водитель появился минут через пять, он катил колесо, как жук скарабей. Пришлось помогать ему устанавливать на место важную деталь.

Когда буханка уехала, Малаева чуть ли не со слезами на глазах меня поблагодарила, вручила охапку тюльпанов.

– И не отказывайтесь. Это для супруги вашей. Смотрим ее, радуемся.

Я помыл руки под гидрантом, сел за руль. Аккуратно проехал по ухабам вдоль гаражей, хотел было притопить, когда увидел знакомую парочку. Тех самых пацанов автомойщиков, что помогали сегодня с цветами. Хотел им просто бибикнуть, когда увидел, что у них проблемы, их реально прессуют. Длинный и тощий, как жердь, лохматый парень в кожаной куртке вдруг ухватил рыжего за ворот рубахи и дернул к себе, да так, что пуговицы в стороны полетели.

Че за дела? Я тормознул и вышел из салона. За спиной патлатого разглядел красный мотоцикл. «Ява»? Оказалось – «Чезет», не такой крутой, но тоже чешский.

– Эй, ребята, че творится? – спросил я. Опыта общения с подрастающим поколением у меня не было никакого. Поэтому и тон я, видимо, выбрал неправильный. Но заметил, что вид у обоих мойщиков был очень испуганный, а на глаза рыжего навернулись слезы. Совсем другое дело – лохматый. Он посмотрел на меня, на мое авто, снова на меня. Презрительно сморщился:

– Слышь, дядя, ты куда-то ехал? Так едь дальше, пока очки целы.

Лохматый повернулся ко мне спиной и снова дернул за рубаху рыжего.

– Не едь, а езжай, – поправил я. – По-русски правильно говорить – езжай.

– Во, правильно, езжай нах, – посоветовал мне наглец.

– Парня отпусти, – сказал я резко.

Лохматый с сожалением отпустил ворот рыжего, повернулся ко мне.

– Че, очкарик, очень умный? Я давал тебе шанс свалить по спокойному, они – свидетели. Ну, раз не хочешь ехать и езжать, сам виноват…

Он сунул руку в карман, быстро ее выдернул и взмахнул чем-то блестящим в воздухе. Нож-бабочка – узнал я холодное оружие. Лохматый перекинул нож из ладони в ладонь, нехорошо прищурился и двинулся на меня. Он явно давил на психику. Когда собираешься реально напасть, театрально ножом вертеть в воздухе не будешь.

Остановился. Его, видимо, удивило, что плюгавый очкарик, завидев «блатной нож» сразу не дал деру. Но посмотрел на мойщиков и снова шагнул ко мне. Бить ножом всерьез он по всему не собирался. Видно, хотел только попугать, но мозг мой сработал как-то сам, автоматически. Я сделал полшага назад и в сторону, левой рукой отвел выпад, а правой рванул из кармана собранное в гараже устройство и ткнул им прямо подмышку нападавшему, одновременно нажимая кнопку.

Затрещало разрядом. Я испугался, реально испугался. Потому что лохматый рухнул, как подкошенный. Так и свалился с выпученными глазами, выгнулся, как от судороги, и замер. Я что, его убил? Неужто я не рассчитал с зарядом, и он помер?! Что, «скорую» вызывать? А как? Через что? Где найти телефон? Бежать к Степанычу в будку? Но нет, вот лохматый зашевелился. Я облегченно выдохнул. Только теперь порадовался, что устройство работает.

Очень хотелось пробить лохматому с ноги. Но я сдержался, носком туфли отбросил нож от его руки, как в полицейских боевиках. Подумал и подобрал. Ножи опездолам – не игрушка. Посмотрел на ребят, указал на скорченного и стонущего лохматого:

– Нет желания сказать ему пару ласковых? – спросил я, пряча шокер в карман.

Оба парня замотали головами. Они вообще смотрели на меня совершенно офигевшие. Как и лохматый, не ожидали такого от очкастого ботана. Но добивать поверженного врага не стали. Все еще боятся или из-за гуманизма?

– Кто это вообще? – спросил я.

– Куреха, – ответил рыжий. – Он тут округу держит. Блатной. У него брательник сидит.

– От вас чего хотел?

– Он по рублю в день с нас собирает. За мойку. А мы сегодня не набрали. Только девяносто копеек. Суббота, все сами моют. А нам в школу ко второй смене, у нас линейка в честь Дня Победы.

Ага! Все-таки ребята учатся.

– Слышь, придурь! – наклонился я над телом. – Тронешь этих ребят, я тебя в асфальт закатаю! Понял? Если понял – кивни.

Придурь что-то замычала. Будем считать, что понял.

Я подошел к «Чезету». Колеса протыкать не стал, крепко ухватился за проводку под рулем и вырвал пучок проводов. Видел такое в каком-то старом кино. Там еще говорили: «Не рычи!» Не смертельно для мотосредства, но электрику покопаться придется.

– Так, – строго сказал я, повернувшись к пацанам, – денег ему не платить. В случае чего, сразу ко мне. Как его фамилия? Курехин? Витька? Запомню. Я завтра… нет, в понедельник к участковому заеду, сообщу о гражданине Курехине. Дон Корлеоне нашелся. Давайте ко мне в машину.

Пацаны уместились на одном сиденье. Так доехали до остановки.

– Давайте, пацанва, – сказал я, высадив пассажиров. – Заходите, если этот придурок еще наедет. У меня семнадцатый гараж.

– Да мы знаем, – улыбнулся рыжий. – А вы крутой! Спасибо, дядь Саш.

На обратном пути я вспомнил, что Зина просила купить к «Кабачку» чего-нибудь вкусненького. А вот разберись, что у этих женщин означает «вкусненькое»? Копченый лещ? Шашлык на косточке? Текилка с лимоном и солью? Я ехал в правом ряду, выискивая надпись «Гастроном». На перекрестке я вдруг попал в пробку. Все светофоры вдруг загорелись красным. Что за дела? Из впереди стоявшей «Победы» вдруг вышел седой дядька, надел кепку и отдал честь прямо на светофор. И не он один. Из машин выходили люди и просто молча стояли, смотрели на красные огни. Ровно через минуту светофоры ожили, движение возобновилось. Что это было? *

Я остановился у первого встреченного гастронома, зашел, увидел очередь в кондитерский отдел, спросил: «За чем стоим?» Оказалось, за тортом «Киевский». Знатное лакомство! И не каждый день «выбрасывают». Сегодня, видимо – в честь праздника.

Встал, отстоял, купил. С каким-то мужиком интеллигентного вида на пару. Мужик тоже торопился, я поставил его в очередь, сам встал в кассу. Пробил два торта, когда подошел с чеком, очередь к источнику тортов была совсем близко. Существенно сэкономил время. Когда уже собрался уходить, заметил в рыбном отделе какие-то бумажные стаканчики. Что это? Оказалось, черная икра. Четыре рубля за сто грамм в стаканчике из-под мороженного. Что, так просто? И никакой очереди? Я купил и поехал домой.

Бабок у подъезда стало, кажется, больше. Теперь они заняли обе лавки и говорили… про кабачок и какую-то пани Монику. Блин, прямо наваждение какое-то. Завидев меня, бабки мне приветливо закивали и заулыбались.

Дома я выгрузил железяки на стол, торт спрятал в холодильник, сок и икру поставил туда же, охлаждаться. Машинку я решил поставить у овощного павильона. Под присмотром оно как-то надежнее. Да и цветы надо куда-то пристроить.

На двери овощного магазина висело написанное от руки объявление: «Седня, в суботу овощи-фрукты работают до семи часов. Администрацыя». Ага, короткий день получается. В честь праздника?

В магазине, несмотря на послеобеденное время, покупателей не было. Продавщицы мне обрадовались, сразу принялись искать банки под цветы. Угостили обеденными сырничками со сметаной. Очень вкусными. Тюльпаны они разделили на букеты и расставили в литровых банках по полкам.

– А чего, у вас сегодня короткий день? – поинтересовался я, вспомнив про бумажку на двери. – В честь праздника?

– А то, – сказала Настюха. – Сегодня ж – кабачок в восемь! Пока доедем, пока то-се. Спасибо, Егорыч – добрая душа, согласился на час раньше выйти.

Ну вот, опять этот кабачок. Это что, веская причина нарушить трудовое законодательство? Ладно, сегодня я сам с ним разберусь. Так сказать, визуально. В двадцать ноль-ноль значит, посмотрим.

Я сунул руку в карман, достал полученный от Шпака рубль. Положил его на прилавок.

– Вот, Егорычу передайте от меня. И с праздником поздравьте. День Победы все-таки.

Продавщицы рассмотрели монету, переглянулись.

– Вот мы дуры! – сказала за обеих Оксанка. – Забыли про праздник. И что у нас Егорыч – герой, ветеран. А мы его на час раньше на работу. Насть, что Егорычу дарить будем?

– Коньячку купим?

– Так он не пьет.

– Сам не пьет, друзей угостит. Или в шкаф поставит для красоты. Только надо красивый купить. В красивой коробке.

Я пожелал дамам удачи, привычно открыл щиток, подсоединил провода к зарядке под капотом. Убедился, что все работает, двинулся до дому. Помыл руки, сел за стол, рассмотрел привезенную с гаража добычу. Все не так просто. Одно дело загнать в новый корпус старый пылесос, совсем другое – сочинить конструкцию заново из разобщенных узлов. И хорошо бы сделать его свободным от электрошнура. Батарейку бы мне хотя бы одну такую, как стоит на «Букашке». Только где взять? И чем порадовать жену на ужин. Ну, бутеры с икрой – это точно. На горячее? Котлеты домашние, купленные вместе с люляками. Вот их и подадим!

Я пошел готовить бутерброды, открыл хлебницу. Ну да, разбежался. Чтобы делать бутерброды, нужно не только бутер, но и брод. То есть – хлеб. А его в хлебнице не было. Забыл купить. Снова одеваться.

Я прихватил авоську и двинулся за хлебом. Бабки на лавках посмотрели на меня уже подозрительно. Уж слишком часто я туда-сюда мотаюсь. Наверняка донесут Буншу. Или Буншихе.

«Булочная» располагалась примерно в километре от нас, в старом доме красного кирпича. Я зашел в магазин. Ароматы! Хлебом пахнет. Настоящим! Полки с выпечкой. К полкам привязаны ложки. Для проверки мягкости. Я взял белый батон, половинку «Бородинского» и два кекса «Столичных», присыпанных сахарной пудрой. Подошел к кассе. Продавщица булочной обсуждала с покупательницей достоинства пана Спортсмена. Это тоже из кабачка? Точно – наваждение!

Мимо бабок у подъезда я прошел, стараясь всячески засветить покупки. Человек с хлебом в авоське все-таки вызывает доверие.

В подъезде мне встретился Шпак, тоже ждал лифта. От него пахло праздником и дорогим коньяком. В руках он держал букет красных тюльпанов. Как я понял, тех самых, что выросли в нашей теплице, и которые я таскал в ведрах.

– Александр Сергеевич! Рад вас снова видеть, – сказал он, пропуская меня в кабинку.

– Как прошла встреча? – улыбнулся я.

– Просто замечательно! Пришли почти все… кто дожил. Юбилей все-таки! Встретились, чуть слезу не пустил. Пионеры для нас концерт устроили, фронтовые песни пели. Вот, цветы нам дарили. Такие славные ребята. Потом… Джафаров столик в «Арагви» забронировал, так славно посидели! Остались бы до ночи, но… кабачок. Звал всех к себе смотреть, но поехали к Джафарову. У него телевизор цветной, японский. «Сони». Здоровый такой, на полкомнаты.

– А вы чего не поехали?

– Но я же обещал вашей очаровательной супруге, что ее программу на магнитофон запишу обязательно. На новой пленке производства ГДР, между прочим. «Орво», слышали?

Я не слышал, но кивнул.

– Но… Они как услышали, что моя соседка – сама пани Катарина, чуть с зависти не полопались, – продолжил Шпак. – Просили познакомить. Но я мужественно отказал и похвалился вашим пылесосом. Хочу сообщить, что ваш пылесос работает просто замечательно! Выше всех похвал! Прямо смотрю и радуюсь. Только я не понял, куда из него пыль девается. Джафаров аж посерел от зависти. Завтра, у кого билеты домой не заказаны, приедут ко мне на это чудо техники смотреть.

Лифт приехал на наш седьмой этаж, двери открылись.

– Вы извините, но я ваш юбилейный рубль подарил, – вдруг вспомнил я.

– Кому же? – нахмурился Шпак.

– Тут в овощном сторож работает. Ветеран войны, без ноги. Я подумал, что ему будет приятно.

– Очень правильно сделали, – Шпак переложил цветы в левую руку, а правой быстро залез в карман, достал что-то и сунул мне в ладонь.

– Вот, последний. Как нарочно для вас остался. Приятного вечера, – сказал Шпак на прощание, направляясь к своей двери.