Текст книги "Шурик 1970 (СИ)"

Автор книги: Юрий Манов

Соавторы: Петр Алмазный
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

– Пан Дантист. Хранит в тумбочке ожерелье из зубов своих любимых клиентов. Каждый вечер встает перед зеркалом и надевает его на шею, чтобы пересчитать свои победы.

– Привет, пан Дантист! – поприветствовали Шпака завсегдатаи кабачка громким смехом. Тот встал и раскланялся.

Ведущий подошел к Лопуху. Чокнулся и с ним.

– Пан Ученый. Прочитал почти всю большую энциклопедию. Потому что спрятал в одном из томов сто злотых, и забыл – в каком именно. Давно бы получил Нобелевскую премию, но никак не может решить, на что ее потратить.

– Привет, пан Ученый! – поприветствовали гости Лопуха.

– Пан Импресарио, – остановился пан Ведущий около Збышека. – Знает всех знаменитых артистов. Считает, что они обязаны ему своим успехом. Потому что не он вел их дела…

– Привет, пан Импресарио.

Представление было закончено, теперь гости не только выпивали и закусывали, но и рассказывали интересные и смешные истории из театральной жизни, или просто травили анекдоты. Вот это мне понравилось. Особо «театральная пуля», что отлил пан Директор:

– В Горьком было, давали «Грозу». Актриса, что главную роль играла, ну вы ее все знаете, достала всех в театре. Зазвездилась. Премьера. Финальная сцена, героиня бросается в Волгу, то есть – со сцены в театральную яму. И вот, бросилась она в Волгу, но… дна достичь не может. И давай ее «на волнах качать», туда – сюда, вверх-вниз. Потому что мы под сцену батут подтащили – взяли взаймы у знакомых циркачей…

Дружный хохот, даже Шпак пришел в себя и заулыбался. Снова принялся щелкать фотоаппаратом.

Анекдоты были, что говориться, «на грани». Но особой крамолы и критики существующего строя не было. Да, Никите Хрущеву досталось, вот его не жалели. И кукурузу ему припомнили, и очереди за хлебом, и реформу денежную. Про Брежнева – ни слова. Да и не за что вроде пока.

Из анекдотов мне понравился тот, что рассказал Лопух: «Конкурс скрипачей в Италии. От СССР участвуют маститый маэстро и молодой скрипач. Выступают. В итоге маэстро – второй, скрипач – какой-то пятидесятый. Третий от конца. Вечером встречаются в баре. Маэстро чуть ли не плачет от огорчения. Молодой удивляется, мол, ну и ладно, подумаешь – второй. Это тоже круто! Но маэстро в горе: „Понимаешь, занявшему первое место завтра разрешат сыграть на скрипке самого Паганини!“ „Ну и что? – удивляется молодой. – И что в этом такого?“ „Боюсь, ты не поймешь, – говорит маэстро. Даже не знаю, с чем сравнить. Ну вот, если бы тебе дали выстрелить из револьвера Феликса Дзержинского!“

Дружный взрыв хохота. Всем все ясно, и вроде никакой крамолы. А я вдруг вспомнил, что квартира, скорее всего – на прослушке.

Пан Ведущий снова предложил выпить и сразу объявил очередной большой перекур. Мужчины ломанулись на балкон, я нажал кнопку паузы на магнитофоне. Настя и Оксана собрали со стола опустевшую посуду, я решил им помочь, забрал собранное в стопку, прошел на кухню, вывалил тарелки в мойку.

– Пан Аспирант, вам помочь? – раздалось у меня за спиной.

Я повернулся. Лысый пан Збышек стоял в дверном проеме. По лицу не понятно, говорит серьезно, или издевается.

– Трудно, наверное, быть мужем телезвезды? – кивнул он на гору немытой посуды.

– Нет, нормально. Новоселье – вещь не частая, можно и потерпеть.

– О! Я не про сегодня. Я про вообще. Даже у нас в Польше такое жилье – слишком скромно для талантливой актрисы и гениального ученого. И у вас нет прислуги.

Гениального? Я снова посмотрел на Збышека, не понимая совершенно, куда он клонит. А Збышек достал из кармана пиджака два блестящих алюминиевых футляра.

– Кубинские, «Корона». Как я понял – ваши любимые. Зина сказала, что вы неожиданно перешли на сигары. Может, спустимся вниз, покурим, поговорим.

– А гости? – спросил я.

– А что гости? Что они, себе рюмки не смогут наполнить?

Мы спустились вниз, Збышек вдруг попросил показать ему Букашечку. Сказал, что сразу ее «приметил» и Зина много рассказывала. Сели в салон, открыли окна, закурили.

– Послушайте, пан Александр, – сказал Збышек без всякого намека на акцент. – Я – человек деловой, сразу хочу перейти к делу. Я знаю, что это за автомобиль. Нет, не от пани Зины, из других источников. Я хочу у вас его купить. Нет, не здесь, там, в Польше. Гастроли «Кабачка 13 стульев» по Польше – вещь решенная, вы сможете выехать с пани Зиной в Польшу на своем автомобиле. Не беспокойтесь, я помогу с документами.

– И зачем вам это? – спросил я, услышав легкий шорох сзади. Кажется, крутилась пленка. Видно, не зря мне в машину магнитофон поставили.

– Не совсем мне. Есть люди, которых очень интересуют технические новинки и талантливые русские ученые. Они готовы заплатить большие деньги. Валюту. Что вы скажете на… пятьсот тысяч английских фунтов?

«Английских фунтов» поляк сказал каким-то странным голосом, со странным придыханием, словно всхлипнул в экстазе.

– Просто за машину? – уточнил я.

– Не совсем. Хотелось бы с технической документацией на то, что у вас под капотом, и что у вас на крыше. Вы меня понимаете?

Глава 25. Игривая ночь

Я понимал, а потому отвечать не торопился. Во-первых, это было явное понижение ставки. Подумаешь – пятьсот тысяч. Телефонный мастер мне посулил цельный миллион! Пусть и в баксах. Все равно, куда больше, чем пол-лимона в фунтах. Да еще свою лабораторию, где пожелаю. Во-вторых, пожалуй, что поляк первым проявил внимание к тому, «что на крыше». Что, у американцев свои солнечные батареи, и наши им не очень интересны? А батарея-то на крыше хорошая. Вон, с моего возвращения из театра три процента к зарядке прибавилось. А солнце сегодня не особо чтобы пекло.

– А вы уверены, что меня вообще выпустят из страны после того, что сказали по «Голосу Америки»? – поинтересовался я.

– Будет трудно, но как говорят у русских, смелось города берет? Гастроли «кабачка» в Польше – вещь почти решенная. Так что скажете, пан Александр?

– Мне нужно подумать, – сказал я.

– Конечно, конечно, – закивал головой Збышек. – Но думайте быстрее, мы не сможем откладывать гастроли надолго.

Поляк выпустил клуб дыма и вдруг начал рассказывать, как недавно съездил в Испанию. И какие там классные пляжи, и какой белый песочек. И как там хорошо с фунтами! А я смотрел на лысину Збышека и… испытывал к нему что-то вроде симпатии. С чего бы это? И вдруг я понял. То, что Збышек – обычный шпион, завербованный английской разведкой, чтобы умыкнуть у русских изобретение, меня устроило гораздо больше, нежели то, что он подбивал клинья к Зине. Меня? Или все-таки Шурика? Вот в чем вопрос!

– Испания, это, конечно, хорошо. А вы не боитесь, что я вот сейчас поднимусь домой, позвоню по телефону куда надо, и за вами подъедут серьезные люди с корочками КГБ? – спросил я ради профилактики.

– И что вы им скажете? – совершенно не смутился Збышек. – Что работник культуры из дружественной Польской Народной Республики хочет купить у вас автомобиль? И что в этом удивительного? Тем более, звонок от вас… Подумайте лучше о моем предложении, пан Шурик. Вам вряд ли предложат больше. И учтите, что выдернуть вас туда, в свободный мир могу только я.

Какой, блин, самоуверенный пан…

Я ткнул пальцем в клавишу и дал поляку послушать песнь про шпиона. Пан шутку понял, расхохотался. Мы дослушали песню, докурили и решили возвращаться к дому. Бабки у подъезда стояли и все смотрели в сторону нашего балкона. Из открытой двери на лоджию гремел модный музон. Среди бабок я с удивлением обнаружил Дуба с боксерскими перчатками на шее.

– Ты че так поздно? – спросил я. – Обещал же к восьми.

– Да там… случилось, в общем… потом расскажу.

– А чего не поднимаешься?

– Да неудобно как-то. Я заглянул – там все незнакомые, пляшут. Кстати, тебе, подарок от всех наших, – и Дуб сунул мне в руки новые боксерские перчатки ярко-красного цвета.

Збышек посмотрел на подарок и показал большой палец руки. Мы поднялись наверх, в квартиру, а там уже вовсю гудело танцевальное веселье. Стол исчез, видимо, отправился обратно в квартиру к Шпаку вместе с лишними стульями, бутылки и напитки с закусками переместились на недавно покрашенный подоконник. Гремел магнитофон, дружно завывали битлы, народ заходился в лихом рок-н-ролле. «Хоп-хей-хоп» – самый писк! * Зина, покрасневшая и разгоряченная, уже сбросила туфли и танцевала босиком. Видимо, у соседей внизу люстра качалась, как во время землетрясения в Японии. Среди танцующих я с удивлением заметил Настю с Оксаной. Впрочем, пусть резвятся, вот уж они – точно заслужили!

Пришлось вести Дуба на кухню и кормить остатками плова. Дуб не стеснялся и навалил себе целую тарелку. Вооружился ложкой, стал все это дело быстро уминать.

– А где Лопух-то? – спросил он.

– Да в карты играет. У Шпака. Пошли смотреть пылесос, да и решили пульку расписать, увлеклись.

– Видел, что он подарил?

– Нет еще, а что?

– Ты посмотри, посмотри! Такая штука, что почище твоей Букашки будет.

– Да ладно, – «не поверил» я. – Неужто радиотелефон?

– Не, – мотнул головой Дуб. – Там еще проблемки. Надо доработать.

В это время быстрая музыка в комнате стихла. Сменилась медленной. «Моя гитара тихо плачет», – грустно сообщил Харрисон. Я заглянул в комнату, Зину танцевал пан Спортсмен, лысый Збышек хотел пригласить пани Зосю, но его опередил пан Зюзя. Поляк обозвал его курвой и потащил танцевать Настю. Шпак вцепился в бока пани Моники и нежно ее к себе прижимал. Судя по затуманенному взгляду, он приближался к блаженству. На тахте в темном уголке пан Вотруба вовсю зажимал пани Оксану. И даже выключил торшер. В общем, народ отдыхал.

Сытый Дуб плясать отказался. Достал из сумки журнал «Советский Экран» с групповым фото артистов кабачка, дождался, когда включат свет, и оперативно собрал у пришедших автографы.

В этот момент в дверь позвонили, я пошел открывать.

На пороге стояли Бунша с супругой Ульяной Андреевной. Бунша был против обыкновения без папки и даже без шляпы, руки держал за спиной.

– Товарищ Тимофеев, – затряс он козлиной бородкой. – Времени уже двадцать два часа! Вы грубо нарушаете покой граждан! Завтра рабочий день! Я понимаю, что новоселье, но…

Я потрогал боксерские перчатки, что еще висели у меня на шее. Очень захотелось применить их на управдома. Но он вдруг протянул мне… большой букет гвоздик, который прятал за спиной.

– Но ради такого события жильцы нашего дома согласны и потерпеть! С новосельем!

Из комнаты прибежала Зина, вырвавшаяся из мощных лап пана Спортсмена. Увидев гостей, она радостно взвизгнула, схватила цветы, чмокнула Буншу в щеку и потащила управдома с женой в комнату угощаться и плясать.

– Это вам, – успела сказать управдомша ехидно и что-то сунула мне в руки.

Я развернул. Кухонный передник в цветочек и пара прихваток для кастрюль. Подарок на новоселье! Вот ведь баба – язва! Очень хотелось догнать и якобы случайно сорвать с нее рыжий парик. Еле удержался.

Музыка стихла, гости разъехались. Пан Вотруба повез девушек из овощного в Выхино на такси. Бунша за короткое время успел прилично накидаться, уходить не хотел, требовал продолжения банкета, и Ульяна Андреевна еле-еле его увела.

Соседи в доме-гармошке обрели вожделенный покой. Только в квартире Шпака все еще ярко горел свет. Там шла игра.

Играли два профессора – настоящий Михаил Абрамович и пан Профессор из кабачка. А также пан Гималайский и присоединившийся к ним Шпак, который, оказывается, тоже любил это дело.

Я в качестве зрителя сидел на диване, Зина тихонько сопела, привалившись к моему плечу. Очень хотела посмотреть, как серьезные мужчины играют в карты на деньги. Мечтала когда-нибудь побывать в казино. Но почти сразу заснула. Устала от праздничных хлопот. Я тоже зевнул и посмотрел на часы. У Шпака они были старинные, настенные, с маятником. Антиквариат! И время-то какое – ровно полночь! Двенадцать или ноль-ноль по Московскому времени.

А я заметил на диване раскрытую книгу. Шпак любит читать? Я посмотрел обложку и очень удивился. «Солярис» Лема? * Шпак любит фантастику?

«В Петропавловске-Камчатском – девять утра», – сообщило с кухни радио.

Минутная стрелка на часах едва заметно дернулась и перескочила на одно деление.

– А ладно, пан или пропал. Еще польска не сгинела! Девять пик! – объявил пан Профессор.

– Азартны вы, уважаемый, – сказал Лопух и объявил вист. Шпак сказал: «Пас», Гималайский кровожадно улыбнулся.

Лопух со Шпаком разложили карты. «Без двух» – сокрушенно признал пан Профессор, посмотрев расклад, и сбросил свои карты на стол.

Игроки быстро записали висты, Шпак наполнил рюмки гостей вискарем из большой бутыли, подошел к балкону, сдвинул шторы, открыл дверь.

– Ясновельможные паны могут курить, – разрешил он и поставил на стол деревянный ящичек с сигарами. – Прошу угощаться.

Потом посмотрел на меня, достал из шкафа еще коробку, вручил мне.

– Простите, Саша, совсем забыл про подарок на новоселье. Это вам!

– О, подарок! Что скажете про наш подарок? – спросил меня Лопух, наблюдая, как пан Профессор тасует карты. – Придумывали всей кафедрой.

– Извините, Михал Абрамыч, не посмотрел еще, – признался я.

– Правильно, что не посмотрели. Ибо – ничего бы не поняли. Просто ящичек со шнуром и штекером. А меж тем, это – печь эсвэче. Одна из первых в мире. Слышали что-либо про это?

Я по простоте душевной кивнул:

– Микроволновка?

Профессор даже не посмотрел в свои карты. Бросил их на стол:

– Друзья мои! Посмотрите на этого юного нахала! Он бьет маститого профессора как туз валета. Я говорю о совсем свежем научном открытии с величайшим потенциалом, а он уже о нем знает и даже придумал название. Микроволновка! Звучит! И в точку! Вот что значит знать языки и оперативно читать научную литературу. Это – опытный экземпляр, Саша. И даже подойдет для вашего замечательного автомобиля при выездах на природу. Достаточно подключить к аккумулятору и никакого костра не надо…

– А что за автомобиль? – спросил пан Гималайский, выпуская клуб дыма. Восторженно покачал головой, оценивая качество табака. – Что-то новое, американское? Или наша «Лада»? Я слышал – очень хорошая будет машина. Я записался в очередь. Однако, пять триста….

– Пять пятьсот, – поправил пан Профессор. – Тоже встал в очередь. Со своим «Москвичом» я, признаться замучался. А «Жигули» хвалят.

– Не сомневаюсь, что машина будет хорошая, – сказал Лопух, все-таки берясь за карты. – «Фиат – 124», ездил на таком в Милане на симпозиуме. Их там в качестве такси используют. Желтенькие такие. Очень удобная машина, резвая, но… Дороги, наши дороги… Не уверен, что их «Фиат» для наших дорог. По асфальту еще терпимо, но много ли у нас того асфальта? А сыграю-ка, я, друзья мои, мизер. Ибо время позднее, а завтра на работу.

Лопух без особых проблем сыграл свой мизер, игроки быстро подсчитали итог, Гималайский с паном Профессором полезли за бумажниками. Но Лопух со смехом сказал, что возьмет с них выигрыш только контрамарками в Театр Сатиры. Те охотно согласились. Шпак расплатился коньяком. Сказал, что от благодарного клиента. Гости засобирались домой.

– А что, Саша, не подкинете ли своего непосредственного начальника до дому? – вдруг попросил Лопух. – Я заметил, что вы сегодня не выпивали.

Я осторожно освободился от объятий Зины, Шпак тут же заботливо накрыл ее пледом. Жестом показал, что позаботится о сонной красавице.

Я понимал, что профессор попросил подвезти его не из присущей его народу экономности. Кажется, он хотел сказать мне что-то важное наедине. Мы тепло распрощались с остальными игроками у подъезда, посадили их на такси, помахали вслед. Прошли к Букашке. Лопух дважды обошел ее вокруг, кивком оценил колеса. Попросил открыть капот. Посмотрел, сказал:

– Горе мне, старому дураку! Если бы тогда, год назад, когда вы впервые подошли с этим вопросом, я отнесся бы к этому серьезно… Глядишь, числился бы уже научным руководителем перспективного проекта союзного значения. И присвоил всю славу себе, а вас бы сослал на периферию… Шучу, шучу… Вот что, Саша, я хотел вам сказать, было тяжело, очень тяжело. Я про дела в институте. Руководство требовало вашей крови. Уже назначили дату парткома. Ваши перспективы были совсем незавидны, ну и для меня готовилась хорошая такая плюха. За потерю бдительности по партийной линии. И вдруг, как отрезало. Не знаю, что за таинственный покровитель за вас похлопотал, но снимаю перед ним шляпу. Сверху дана команда вас не трогать, а наоборот, всячески вам содействовать. Так что можете вернуться на кафедру хоть завтра. Но… Любит царь, да не жалует псарь. Слышали такое? Я бы вам посоветовал не торопиться. Как вам работается с детишками?

– Нравится! – ответил я.

– Вот и славно. Поиграйтесь с детишками в машинки месяцок, а там отпуска, санатории, дачи… При заводе спокойнее. Я, кстати, с директором АЗЛК знаком. Хороший мужик, трудяга! Я ему про вас позвоню. Чтобы не обижал. Ну что, поехали, прокатите старого дурака на машине будущего.

Я кивнул и вдруг вспомнил про формулу Березина. Что, если показать ее профессору? Уж он точно разберется. Я сунул руку в карман куртки. Но записной книжки там не нашел. Бумажник с правами был на месте, а книжки не было. Ни в левом кармане, ни в правом. Нигде! Я снова похлопал себя по карманам. Ну нет ее, чего без толку хлопать?! Попытался вспомнить, когда в последний раз ее видел. Когда показывал формулу хмельному Гоше? Нет, позже, перед новосельем, когда по настоянию Зины звонил Лопуху. Посмотрел номер телефона и тут же спрятал ее в левый карман куртки.

– Саша, вы что-то потеряли? Ключи от машины? – обеспокоился Лопух.

– Ключи здесь, – звякнул я ключами. – Записную книжку никак не найду. Наверное, дома оставил. Ладно, поехали. Домчу вас с ветерком.

Профессор внимательно смотрел, как я вкручиваю переключатель, как выруливаю на дорогу. Когда я притопил по шоссе, только головой покачал. А я еще магнитофон врубил, Высоцкого:

«Ой, где был я вчера. Не найти днем с огнем.

Только помню, что стены с обоями».*

Тоже песенка в тему. И тоже стены у нас в квартире с обоями.

– Так у вас и магнитофон в машине? – удивился профессор. – Ай да Букашка! А мы-то хотели вас удивить, подарить радиотелефон. Слышали про такое? Но Гаврилов при сборке чего-то намудрил, так что пока работает только на вход. Ничего, через месяцок доведем до ума. Будете ездить в авто с телефоном, как Косыгин.

Жил профессор на Садовом в старом доме. Тепло со мной попрощался, попросил не провожать.

Я ехал в сторону дома и все думал, куда делась записная книжка. Книжка лежала в кармане куртки – это точно. Куртка висела на вешалке в коридоре. Если предположить самое мерзкое, то ее спер кто-то из гостей. Кто? Да кто угодно мог. Вопрос – зачем? Установить мои контакты? А смысл? Хотя… Рабочий телефон Гоги был в книжке. На букву Б – Баталов. Кто бы мог подумать?

Я подъехал к месту привычной ночной стоянки, припарковался рядом с инвалидкой. Когда вышел из машины, услышал из-за дверей гогот. Что за дела? Я условно постучался, Егорыч звякнул затвором, дверь открылась.

Гоготала гусыня. Она что, теперь у Егорыча вместо сторожевой собаки? Ну да, гуси же Рим спасли!

Егорыч слушал на своей «Спидоле» какую-то музыкальную волну, на прилавке лежал раскрытый том Хэма из библиотеки Шурика. Я заглянул, ветеран читал «Старик и море».

– Ну и как? – спросил я, кивнув на книгу.

– Мудро пишет. Душевно, – сказал ветеран, – вот тут одно место особо зацепило…

Егорыч поднял книгу, и я с удивлением увидел на прилавке пистолет «ТТ».

– Пал Егорыч, вы чего это? – указал я на пистолет.

Сторож внимательно на меня посмотрел:

– Чужие тут. Следят.

– Да ладно. Кому эта гнилая картошка нужна?

– Картошка, может, и не нужна. Значит, нужно что-то другое. А я точно знаю, что за объектом ведется наблюдение. Старого разведчика не проведешь.

– Может мне того, машинку куда перегнать?

– Если только спать в ней будешь.

Я почесал в затылке. А ведь реально, у дома не поставишь, все занято, а тут хоть под присмотром.

– А если что, стрелять будете? – снова посмотрел я на пистолет.

– Как положено. Первый в воздух, потом на поражение. Ты не забыл, что я Валентинычу слово дал машинку твою показать? А слово, это, брат, дело такое…

– Ну если так… – я подумал и положил ключи от Букашки рядом с пистолетом. – Вы знаете, как что куда вкручивать. И вот что еще…

Я сходил к машине, нашарил под сидением сверток, вернулся. В свертке был новый двухствольный шокер. Вполне уже заряженный. Я кратко объяснил ветерану принцип работы устройства. Но предупредил, что экземпляр опытный – испытания еще не было. И бьет не дальше, чем на четыре метра.

– Не боись. Боевое применим в крайнем случае, – сказал Егорыч, пряча свой «ТТ» в карман.

Я вышел на улицу. Закурил, огляделся. Хорошо-то как, тихо, тепло. И млечный путь в небе, как на картинке. Вокруг – никого, совсем тихо, темно. Кто же наблюдать может? Не привиделось ли ветерану? Хотя, чего это там в кустиках шевелится? Прячется кто? Нет. Это всего лишь ветерок подул. Легкий майский ветерок.

Когда я вернулся домой, Зина уже спала в обнимку с плюшевым медвежонком, подаренным паном Зюзей. Ну вот, я целый день, как белка в колесе крутился, а обнимают плюшевого медведя. Нет справедливости в этом мире!

Глава 26. Понедельник – день тяжелый

Зина с утра капризничала. Стонала, что у нее болит голова, что она сейчас умрет. Я сварил ей кофе, подал в постель. Супруга выпила, но продолжала жаловаться. Когда увидела, как я собираюсь на работу, просила не бросать ее при смерти.

Зазвонил телефон. Я поднял трубку. Звонил Николай.

– Спишь?

– Проснулся.

– Ну, давай, подходи к овощному. Ветеран говорит, что пока ты не придешь, не откроет и никуда не поедет. Грозится, что отстреливаться будет. А у него ствол боевой. Чуяло мое сердце, что надо было экспериментальную модель на охраняемую стоянку поставить. Да что теперь говорить… Давай, подходи…

Я ничего и не понял. Ветеран, надо понимать – Егорыч. То есть, чутье его не подвело, и на Букашку было покушение. Надо идти.

Зина сделала вид, что ей совсем плохо, и она умирает. Заявила, что на репетицию не пойдет ни за что. Ни к двенадцати, ни вообще никогда! Что у нее голова сейчас лопнет.

Я сжалился над страдающим существом, выдернул вилку телевизора из розетки, зашел на кухню, налил в бокал на три пальца вискаря. Добавил лимонада. Поставил на столик перед Зиной и сообщил, что труба зовет.

К овощному павильону я добирался чуть ли не бегом. И сразу понял, что произошло ночью. Букашку хотели угнать. Даже не угнать – увезти на погрузчике с лебедкой. Явно импортный эвакуатор был подогнан прямо к корме Букашки и уже прицеплен за трос. Обе двери его были открыты. Под одной из дверей ярко выделялся обведенный мелом силуэт лежавшего человека.

Здесь что, произошло убийство? Вполне возможно, рядом с инвалидкой Егорыча стояла белая буханка скорой помощи, а напротив дверей павильона – желто-синий милицейский «Бобик» с мигалкой. Чуть поодаль я заметил знакомую серую «Волгу».

Вокруг места происшествия собралась уже приличная толпа зевак, внутри милицейского оцепления ходили люди в форме и по гражданке. Рассматривали, записывали, фотографировали. Особо тщательно – пистолет, лежавший рядом с начерченным силуэтом.

– Явился? – кивком поприветствовал меня Николай. – Ну вот, смотри, любуйся на дела рук своих.

– Своих? – не понял я.

– А то чьих же? Думаешь, я не догадался, кто деда электрической фигней вооружил? До сих пор шея помнит, – и Николай похлопал себя по шее, куда я недавно его поразил шокером. – Пойдем-ка.

Наперерез нам двинулся усатый старшина в белых крагах. Николай светанул корками, старшина вытянулся и отдал честь.

Мы подошли к кабине эвакуатора.

– Видал? – указал на стекло Николай.

На заднем стекле машины четко выделялось пулевое отверстие, от которого в стороны шли похожие на паутинки трещины.

– Это что, Егорыч? – спросил я, хотя мог бы и не спрашивать.

– Лютый дед! – кивнул Николай. – Уважаю. Однако, сопротивление милиции, захват заложников…

– Заложников?!

– Продавщицы. Он их не выпускает.

– А это? – указал я на выведенный мелом силуэт. – Труп?

– Нет еще. Но когда скорая приехала, был в полном отрубе.

– А зачем мелом обвели?

– Да фильмов забугорных насмотрелись, пинкертоны.

Милицейская УАЗка с открытыми дверями стояла прямо напротив входа в магазин. За дверями машины прятались два милиционера с автоматами и внимательно смотрели на павильон. На закрытой двери магазина висела табличка «Технический перерыв». В верхней части двери имелось еще одно отверстие от пули.

Я посмотрел на Николая, тот кивнул, мол, что я тебе говорил – лютый дед!

– Павел Егорович, – крикнул Николай в сторону двери, сложив руки рупором. – Здесь Тимофеев. Может, теперь поговорим?

– Саша, ты? – раздалось из-за двери.

– Я, Пал Егорыч. Можете открывать. Этот человек… со мной, в общем.

– В звании каком?

Я посмотрел на Ловчева. Тот кивнул.

– Майор, – крикнул я, подошел к самой двери и добавил в щелочку, – комитет государственной безопасности.

– Хорошо. Оксанка, открой.

Звякнул запор. Оксанка пропустила нас в магазин и тут же заперла дверь снова. Испуганной заложницей она совсем не выглядела, на Николая посмотрела с женским интересом. Сам Егорыч сидел на стуле у прилавка, около него стояла гусыня и ластилась под руку.

Николай уважительно посмотрел на орденские планки на пиджаке ветерана, потом не без опаски на пистолет в его руках. Но Егорыч положил его на прилавок, протянул Николаю ручку и листок в клеточку из известной мне тетрадки, и сказал:

– Документ предъяви и протокол о добровольной сдаче оружия пиши.

Николай показал корки, взял лист, быстро что-то написал, спросил номер пистолета и точное содержание дарственной надписи. Поставил внизу число и широко расписался.

Егорыч взял листок, прочитал внимательно, сам протянул оружие майору рукояткой вперед.

Николай взял пистолет и сунул в карман плаща. Потом указал на прилавок.

– А это можно забрать?

На прилавке лежал мой двуствольный шокер, и судя по спутанным проводам, его уже испытали. На наконечниках болтались обрывки ткани.

Егорыч глянул на меня, я кивнул.

– Да забирай.

– Пал Егорыч, что случилось-то? – спросил я, вдруг действительно почувствовав свою вину. Ведь это он из-за меня в историю попал. Не знаю, какие там правила по поводу именного оружия, но вряд ли его разрешено применять в густонаселенном городе. Затаскают ведь теперь ветерана.

Егорыч залез в карман, протянул мне ключи от Букашки. Потом посмотрел на Николая:

– Записывать будешь?

– Запомню, – пообещал тот.

– Тогда слушай. Еще вчера ночью я заметил, что за охраняемым мною объектом ведется наблюдение. В 3.44 Матильда подала голос.

– Матильда? – переспросил Николай.

– Она, – подтвердил Егорыч и погладил гусыню по голове. – Я решил перейти к внешнему наблюдению за объектом и переместился в принадлежащий мне автомобиль с ручным управлением, чтобы лучше видеть объект охраны – павильон «Овощи-фрукты», а также переданный мне под охрану автомобиль «Запорожец». В 4.35 я услышал звук работающего двигателя, и увидел, что к «Запорожцу» подъезжает автомобиль с платформой. Из него вышел человек, заглянув в салон «Запорожца», потом начал что-то делать у заднего бампера. Как я понял позже – подцеплял трос с целью похищения. Я резко открыл дверь, вышел, дал четкую команду: «Руки вверх» и приказал похитителям лечь на землю, то есть – на асфальт. Тогда тот, что цеплял трос, достал оружие, и я выстрелил в него из имевшегося у меня электрического устройства. Он упал. Второй, сидевший за рулем, сделал попытку скрыться на грузовом автомобиле, я крикнул «Стой», осуществил выстрел в воздух из именного пистолета «ТТ», потом выстрелил по кабине автомобиля. Он прекратил движение, водитель выпрыгнул из двери и скрылся в ближайших кустах. По понятным причинам, преследовать его я не смог.

Николай посмотрел на «понятную причину» в виде костылей и кивнул.

– А дальше?

– Дальше я убедился, что первый неизвестный жив, вернулся в павильон к телефону и позвонил в милицию дежурному по городу, сообщил о случившемся. Доклад закончил.

– Павел Егорыч, а запираться-то зачем было? – спросил Николай.

– Да этот лейтенантик, что приехал, он совсем службы не знает! – совсем другим, возмущенным тоном сказал Егорыч. – Кричать начал, за пистолет мой руками хвататься. А это, между прочим, огнестрельное оружие! Именное! Могу сдать только под протокол о добровольной сдаче. А он: «Какой протокол?! Давай сюда, старый хрыч»! Пистолетом мне грозился!

– Понятно, понятно, – сказал Николай, рассматривая сочиненную мной «двустволку». – И как это сработало?

– Я сам особо не понял, – признался Егорыч. – Я нажал на курок, провода из него вылетели и прямо в этого, который трос цеплял. Треск такой раздался, электрический. Он упал и дергаться начал. Жив хоть?

Николай снова потер шею, посмотрел на меня.

– Жив. Ну все ясно, Павел Егорович. Действовали вы, в общем, правильно, как говорится, по обстоятельствам. Спасибо вам за бдительность. Сейчас к вам подойдут мои помощники, и вы все им это подробно расскажете под запись. Хорошо?

– Вас Павел Егорович в заложницы брал? – спросил Николай, повернувшись к Оксане.

– Да ладно! Какая заложница? – возмутилась Оксана. – Это ж – Егорыч. Он ведь наш, свой…

А Настя просто замотала головой.

– Тогда тоже расскажете, что было и как.

Николай кивнул и повлек меня на выход. Там стояли двое в плащах и с папками. Николай показал в сторону дверей, меня отвел к Букашке.

– Вот ведь старая гвардия! – сказал Николай сокрушенно. – Молодец, а операцию нам сорвал.

– Как? Какую операцию? – не понял я.

– Много рассказать не могу, но если кратко, то ждали мы их сегодня. Или на днях. Точнее – на ночах.

– Кого?

– Французов. По оперативным данным французы решили с тобой в переговоры не вступать, а просто твою Букашку увезти, разобрать и все важное и ценное переправить к себе дипломатической почтой. Соображаешь? Они под это дело автопогрузчик из Франции выписали. Эвакуатор называется. С лебедкой. Мы неделю его уже вели. Хотели узнать, куда потащат, где у них тайный гараж. Чтобы взять с поличным. Думаешь, зря мы маячки везде рассовали? А тут твой бдительный ветеран.

Вот и нифига себе! Только французов до кучи мне и не хватало.

– Того, что дед твоим шокером вырубил – работник французского посольства, – продолжил Николай. – Заведует гаражом в посольстве. Второго, что сбежал, тоже поймали. Тоже гражданин Франции с дипломатическим паспортом. Какой-то ведущий инженер с «Рено». Соображаешь?

– И что теперь делать? – спросил я, наблюдая, как эвакуатор заводится и медленно отъезжает от павильона.

– Мне? Жопу мылить. Уже вызван на ковер. Дипломатический скандал!

– А мне?

– Валить отсюда как можно быстрее, пока по поводу тебя распоряжений не поступило.