Текст книги "Шурик 1970 (СИ)"

Автор книги: Юрий Манов

Соавторы: Петр Алмазный
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

А мастер перестал озираться и решительно двинулся в мою строну.

– Здравствуйте, вы хотели меня видеть? – сказал Жженов, вставая к стойке ко мне спиной. Но встал так, что вроде как он в углу, стоит лицом к стене, и в то же время держит все помещение под визуальным контролем. Профессионал!

– Да, хотел. Как мне к вам обращаться? Вас, кажется, зовут Гавриил? – спросил я его спину.

– Это они вам сказали? Ну, пусть будет Гавриил, – с легким смешком сказал Жженов и повернулся ко мне. Внимательно посмотрел мне в лицо. – Вы хотели встречи? У вас есть что-то мне предложить?

Ну вот, сразу видно хватку матерого шпиона. Так поставил разговор, что получается – я сам сейчас сотрудничество предложу. И портфель, что у него в руках… Поставил его на стойку застежкой в мою сторону. Там, наверняка, портативный магнитофон с выносным микрофоном. Опять запишет, и на «Голос Америки»?

– Я? Предложить? Нет уж, увольте. Я просто хотел узнать, чем вызвано такое ваше внимание к моей персоне? – возразил я.

– А откуда вы взяли про внимание?

Я вытащил из кармана и аккуратно положил на стойку его исполненный гуашью портрет. Тот самый, что подарил мне Дуб.

– Дядя Юра, вы шпион? – вспомнил я классическую цитату из старого советского фильма. Нет, в фильме имя было другое, но Жженов, кажется, Георгий? Юрий.

Жженов посмотрел на портрет. Видно было, что удивлен. Не каждый день увидишь свой художественно выполненный портрет неизвестного происхождения. Но отвечать не торопился. Казалось, он заслушался. Парень с гитарой за соседним столиком буквально выворачивал душу наизнанку:

«Что имел не сберег, что хранил, потерял.

Был я смел и удачлив, но счастья не знал»…

Жженов смахнул с щеки предательскую слезинку, сделал вид, что мошка. Спросил:

– Так что вы конкретно от меня хотите?

– Спросить, что хотите вы?

– Что ж, Александр Сергеевич, давайте на прямоту. Люблю прямые вопросы. Но могу лишь озвучить предложение. Для начала – миллион долларов США, гражданство на ваш выбор, своя лаборатория в любом выбранном вами университете. От себя могу пообещать контракт в Голливуде для вашей очаровательной супруги, если сочтете нужным взять ее с собой. У меня там связи.

– И все за мою Букашечку?

– Букашечку? Ах да, русская традиция давать имена автомобилям. Как лошадям. Нет, машину можете оставить себе. Вместе с дисками и резиной «Мишлен». Кстати, откуда здесь такая роскошь, как «Мишлен»? Но нас не интересует импортная резина. У нас резины хватает. В разных видах. В том числе и штопаной. Нас интересуют батареи. Точнее – полный пакет технической документации на батареи и два готовых экземпляра для теста.

Я не торопился отвечать. Потом спросил:

– «Голос Америки» – ваша работа?

– Отчасти. Запись – наша. Но делать вас отщепенцем и предателем родины мы не собирались. Честное слово! Верьте мне. Возможно, в дело вмешалась параллельная структура. Из страны, где много туманов. Но, что сделано, то сделано. В этой стране у вас теперь нет будущего, Александр. Здесь ваш проект попросту похерили. Я правильно выражаюсь? Признайте это. И сделайте правильные выводы. Вряд ли кто-то сделает вам более выгодное предложение.

Он посмотрел на часы и вдруг заторопился:

– О месте и времени следующего контакта вам сообщат.

В пивнушку вошли новые посетители. Так, обычные мужики, по виду – выпивохи. Жженов моментально изменился. Только что собранный и жесткий, он вдруг махом опрокинул в себя кружку пенного, громко поставил ее на стойку, утерся рукавом кожаной куртки. Оттопырил нижнюю губу, затуманился глазами. Вполне натурально покачнулся, так, что я едва не бросился его поддержать.

– Намана все, – буркнул он, отстранился от моей помощи, прихватил со стойки портфель и двинулся на выход. Но сначала положил перед певшим про березовый сок парнем мятую трешку. По пути споткнулся о чью-то ногу, кого-то матюгнул беззлобно, снова спотыкнулся, но до выхода добрался. Напоследок все-таки сделал мне ручкой. Едва заметно. Вышел вон.

Ну вот. Я имел контакт с представителем иностранной разведки. Звиняй, Шурик, видит Бог, я этого не хотел. И этого тоже, подумал я, обнаружив, что сам выпил пиво до дна. А ведь мне еще домой ехать. За рулем.

Домой я добрался в самых разобранных чувствах. Секреты электромобиля я не собирался продавать шпионам не за миллион, ни за сто миллионов. Тем более, не было у меня этого секрета. Что Букашка? Любой дурак такое сделает, был бы надежный источник энергии. Но эти емкие и мощные батареи придумал явно не Шурик. Он даже не занимался этой темой. Не его специфика. Тогда кто? Я перечитал его записную книжку от А до Я. Особо делая упор на А – аккумуляторы и Б – батареи. Но нет. Только какие-то имена и фамилии. Ни одного намека ни на А, ни на Бэ. Что, обзванивать каждого и спрашивать: «Не ты ли сделал батареи, которыми очень интересуются иностранные разведки»?

И тут я вспомнил странный звонок. Сегодня в восемь я должен был куда-то приехать. К человеку, который не назвался, но со странно знакомым голосом. Он так и сказал: «У меня в восемь». Значит, я у него уже был. Знать бы, где? Да все равно, опоздал…

Я подъехал к овощному павильону, сторож стоял около своей инвалидки, словно меня ждал. Но, скорее, просто наслаждался весенним ветерком.

– Вечер добрый, Пал Егорыч, – сказал я весело, выкручивая предохранитель. Прекрасный вечерок, не правда ли?

Ветеран молча достал папку из машины, положил ее на крышу своей «коробчонки». Принюхался к исходящим от меня хмельным ароматам. Укоризненно покачал головой.

– Пиво, Пал Егорыч, всего лишь кружечка пива. За двадцать две копейки. И то, платил не сам. Угостили. Кстати, у вас в конторе вакансий сторожа не предвидится? А то сами слышали, имя мое из списков сотрудников института вычеркнуто, того и гляди, погонят. Самое время – в сторожа.

Рассказывать, что только что разговаривал с живым шпионом, я, конечно, не стал. Да и кто мне поверит?

– Я сегодня был у замминистра с этим, – Егорыч похлопал по папке, проигнорировав мой вопрос.

– Только у зама? До самого министра добраться не получилось? – ехидно спросил я.

Егорыч пропустил мою колкость мимо ушей, продолжил:

– Валентиныч обещал разобраться.

– Валентиныч? Вы с замом на короткой ноге? Ну у вас и связи!

– Он был моим командиром в полковой разведке. После «Восточного» у меня в долгу. Так и сказал, когда мы уходили на задание: «Ребята, кто живым останется, по гроб жизни в долгу буду». Я один остался из всего разведвзвода. Он меня сам в госпиталь провожал.

Я прикусил язык и посмотрел в глаза Егорычу. И вдруг понял, что он – совсем не старый. Только седой совсем и морщин много. Сколько ему? Семьдесят? Шестьдесят?

– Мне пятьдесят шесть, – словно угадал мои мысли Егорыч. – Тогда, в сорок четвертом, как раз тридцатник разменял. Ребята в форте на именины мне патронов собрали на целый магазин. И две гранаты. Мы два часа одним взводом форт «Восточный» удерживали, пока наши не подошли. Немцы нас минами забросали. Шансов выжить не было совсем. Я – выжил. Там и поседел.

Я, потрясенный, молчал.

– Но я это не к тому, что мне кто-то должен. Я вот о чем, – Егорыч снова похлопал по папке. – Я, может, для того на «Восточном» и выжил, чтобы инженер Тимофеев в ночные сторожа не пошел, понимаешь?

Я молчал. Я еще не понимал, но, кажется, начинал понимать. Не только Егорыча, все его поколение.

– Оставишь мне папочку на пару дней? – попросил Егорыч. – Завтра Валентиныч инженеров лучших собирает. Но нужно обоснование. На одну страничку, понимаешь. Для министра. Сделаешь?

Я кивнул. Это правильно. Большим начальникам недосуг во все техническое вникать. Достаточно одной странички А-4 про суть. А в тонкости пусть вникают технари. Им за это зарплату платят.

И тут я понял, что очень хочу выпить. Ну очень хочу! Никогда еще со мной такого не было.

– Пал Егорыч, а может, заглянем к девушкам на склад? Возьмем бутылочку этого, плодово-выгодного? Денюжку я отдам. Хоть сейчас, хоть завтра им занесу.

– Даже не думай пить этой гадости. Я налью тебе хорошего коньячку. Рюмочку. Одну. Больше не надо.

Мы сидели за прилавком овощного павильона. «Стол» украшала коробка подарочного армянского коньяка. Егорыч угостил гусыню хлебным мякишем, честно налил нам по рюмке, бутылку снова спрятал в коробку. Из «Спидолы» весело трепались про красивую забугорную жизнь и про нарушения прав человека в странах соцлагеря. Шла программа «Глядя из Лондона». Про меня сказали мельком, что местоположение талантливого советского ученого Александра Тимофеева, осмелившегося открыто критиковать советский режим, пока неизвестно. Скорее всего, уже гниет в подвалах Лубянки. Егорыч на эту ерунду уже внимания не обращал, ждал литературную программу. Обещали продолжение чтений «Архипелаг Гулаг» Солженицына.

– Слышал что-нибудь про него? – кивнул Егорыч на приемник.

Я понял, что он – про Солженицына и кивнул.

– Ну и как тебе? – спросил Егорыч.

– По-моему, хрень. Язык кондовый. Читать тяжело.

– Так серьезная литература. Про серьезное пишет.

Я пожал плечами.

– Можно и про серьезное легко. Вот, Шаламов. Не читали? Ну, Достоевский тогда. Или Хэм.

– Это кто ж такой?

– Хемингуэй. Хороший писатель.

– Что за фамилия такая? Испанец?

– Американец. Хотя про Испанию у него тоже есть. «Фиеста», про корриду.

– Воевал?

– Да, в береговой охране. Охотился на немецкие подводные лодки.

– И что, хорошо пишет? Дашь что-нибудь почитать.

– Дам, – пообещал я. – Принесу.

Тут гусыня гакнула, словно намекнула, что обещание запомнит и проследит. Ей досталась корочка с горбушки.

Выпили, закусили лимончиком. Хорошо, но мало.

Дома я первым делом пошел на кухню и полез в холодильник. Бутылка вискаря, полученная от Шпака, была уже ополовинена. Напиток большей частью пошел на успокаивание Зинаиды от разных стрессов, коими жизнь актрис, как известно, щедро наполнена. Вот и я хотел налить себе от стресса, когда увидел на стекле рядом с яркой наклейкой тонкую красную полоску. Нанесена, кажется, губной помадой. Что? Зинаида пометила уровень остатков вискаря? Чтобы я тихонько не отпил? Да она с ума сошла?! Это же я добыл вискарь! Захочу и выпью! И никто мне не указ!

Я взял бутылку и… тут же поставил обратно. А потом и вовсе убрал в холодильник. Потому что я слишком его хотел. И в голове была какая-то не привычная мне сладкая осоловелость. И я уже понимал, что если я сейчас выпью, то остановиться уже не смогу. Шурик не сможет. Да, разум в нем мой, но все остальное – его.

Нет! У меня серьезные проблемы, и никакое бухло эти проблемы решить не поможет. Даже – наоборот. Я вот лучше чайку с лимончиком. И сразу менять личинку у замка. Или нет, лучше завтра с утра. А то Зина дверь не откроет.

Из подъезда донесся звук открываемой кабинки, звякнули ключи, открылась дверь. На кухню вошла Зина. Без цветов. Я глянул на часы. Сказал не без сарказма.

– Чего-то ты сегодня «совсем рано». У пана Збышека проблема с авто?

– А, поляк надутый, шляхта недоделанная, – махнула рукой Зина. – Как учуял, что жареным запахло, сразу в пространстве растворился.

«Жареным запахло»? Так Зина в курсе про мои дела? Если так, то удивила! Я ожидал совсем другой реакции. Ну, если не с битьем посуды, то с аудиоэффектами в виде рыданий – точно. А тут – даже улыбается.

– Правдоруб ты мой, – сказала Зина, усаживаясь мне на колени и ласково гладя меня по голове. – Меня сегодня в профком вызвали. Девки-то еще вчера про тебя сказали, так что я готова была к любым сюрпризам. Ну и… Не видать нам Польши, как своих ушей. Сказали, что польская сторона выдвинула неприемлемые условия, так что гастролей «Кабачка» не будет. Но мы-то понимаем, что откуда…

Я почувствовал, как на руку капнуло. Зина плакала. Плакала из-за меня. Так что я не только Шурику жизнь здесь напрочь испортил, я мечту Зины – как коту под хвост.

– Ну и ладно, – Зина резко встала, глаза ее мигом высохли. – Чего я там у пшеков не видела? Магазины? Подумаешь, магазины. Зато мне режиссер новую роль предложил. Ставить новый спектакль будем. С Хазановым. Слышал про такого? Молодой парень, талантливый. Работает конферансье в оркестре Леонида Утёсова. Сегодня первый прокат был с распределением ролей. Так что еще поживем, Шурик…

Пока Зина принимала ванную, я забрался на антресоли и извлек пишущую машинку. Древность-то какая! На ней, видно, еще первые декреты советской власти печатали. Работает ли? Я смахнул с нее паутину, поставил на стол, вставил новую ленту. Пару раз стукнул пальцем. Вроде работает. Только буква И западает.

Я почти закончил печатать обоснование по электромобилю, когда Зина явилась из ванной голая в бигудях. Хлопнула в ладоши, сделав темно, и поволокла меня на супружеское ложе.

Утро, кофе, тосты. Я наскоро перекусил, кофе с тостами поставил на столик у тахты. Зине сегодня на работу к обеду, пусть уж выспится. Правда и кофе остынет, и тосты. Надо что-нибудь придумать.

Провел ревизию в холодильнике. Надо бы чего-нибудь пожрать прикупить, а то в морозилке одни пельмени и курица. Что с мороженой курицей делать – просто не представлял. Я кинул курицу в сумку, прихватил листок с напечатанным обоснованием для Егорыча и двинулся на выход. Черт! А замок? Совсем забыл. В принципе, поменять личинку в замке – дело десяти минут. Посмотрел на часы. Ладно, успею!

Прицепил новый ключ Зине на связку.

Почти бегом отправился к овощному магазину. Егорыч меня терпеливо ждал в своей инвалидке. Был наряжен в строгий черный пиджак с орденом Славы на лацкане. Видимо, действительно, в министерство собрался. Я вручил ему листок, он проглядел, аккуратно поместил его в папку, завязал тесемки и уехал.

Я же зашел в магазин, раскрыл сумку, положил перед Оксанкой курицу и денежную трешку.

– Девушки, выручайте.

– Опять брат? – хохотнула Оксанка.

– Жена, – признался я. – Она у меня актриса. Чем кормить – не знаю.

– Зато мы знаем уже, – крикнула из склада Настюха, показывая свежеснесенное яйцо и ласково гладя гусыню. – Вот ведь хитрец, скрывал, на ком женат, скромник. Хорошо хоть Егорыч – разведчик, сразу все выяснил, товарищ Тимофеев. Мы для пани Катарины такой ужин забабахаем! Мы ни одного «кабачка» не пропустили. Деньги свои убери. Но с тебя автограф на фото. Для обеих!

Я пообещал и пошел на выход, "заводиться".

Отсоединив провода зарядки, я закрыл капот. Залез в салон, вкрутил переключатель. Убедился, что зарядка – 100%. Начал уже сдавать назад, когда сзади, в районе заднего колеса раздался какой-то звук. Нехороший звук. Я спешно нажал тормоз, остановился. Подошел к заднему бамперу. Все вроде норм. Посмотрел на заднее колесо… Сначала ничего не понял, потом сообразил. Заднее колесо держалось на одном болте. Точнее, на той самой секретке, что выдал мне мастер на автосервисе.

Мне решили устроить автокатастрофу?

Глава 20. Тайные связи

Я внимательно осмотрел место задуманного, но не доведенного до конца преступления. Остальные болты с колеса валялись тут же. И еще три красных кирпича лежали у бордюра. Чуть поодаль в кустах обнаружились еще с десяток красных кирпичей.

Все ясно, убивать меня не собирались. Просто мою Букашечку хотели разуть. Неизвестному злоумышленнику, или группе злоумышленников очень приглянулась широкая импортная резина и литые диски? Три болта злодей открутил, но наткнулся на секретку, не совладал и бросил это дело. Как и принесенные кирпичи.

А куда Егорыч смотрел? Так он внутри павильона был, вражьи голоса слушал. Он и не нанимался всю ночь на улице сторожить.

Матерясь, я достал домкрат, ключ, приподнял Букашечку, вернул болты на законное место. Вот если бы не секретка, видок бы у меня сейчас был! Стоял бы я около «Запора» на кирпичах вместо колес и репу чесал, засоряя эфир ненормативной лексикой. Но нет толку материться, нужно ехать. Меня дети ждут.

Я приехал к станции, припарковался у ворот. У крыльца встретил Трофимыча, выяснил, что ничего для секции юных техников с завода не привозили. Зашел в кабинет, поздоровался с ребятами, собрал весь имевшийся пластилин в виде поделок младшей группы и предложил будущим конструкторам слепить первые два кузова. Джип и пикап – по одобренным большинством голосов чертежам. Колесную базу взял с уже имевшихся поделок не самого симпатичного вида. Сам собрался сходить на завод, серьезно поговорить с мадам Сидоровой.

В этот момент ко мне подошел Козлов и гордо сообщил:

– Мы с батей вчера стартер поставили на «Москвича». Вместе! Завелся с пол-оборота! Папа просил поблагодарить. Сказал, что с нас причитается.

– Не стоит благодарностей. Мы за стартер с Козловых сваркой возьмем, верно?

Детский коллектив такое решение решительно поддержал. Я же велел не шуметь, заниматься делом, а сам и отправился на завод, получить обещанное от Сидоровой.

Сидорову пришлось еще поискать, в заводском комитете комсомола ее не было, в профкоме – тоже. Но я был упорен. Обзвонил с проходной чуть ли не половину заводской администрации. А когда нашел ее все-таки в профкоме – она долго не выходила. Наконец, вышла. Я посмотрел ей в лицо и понял, уже в курсе про меня. Куда делась восторженность в глазах? Смотрит, как на чумного, руки не подала. Что ж, бывает…

– Товарищ Сидорова, – начал я без особого оптимизма. – Вы просили меня наладить работу кружка, увлечь ребят. Ребята увлечены. Но увлечение требует материального обеспечения. Что с моей заявкой?

Сидорова посмотрела на меня глазами срущей собаки. Ну да, будем считать, мы друг друга поняли. Наверняка Сидорова уже звонила в институт и устроила истерику, за то, что им обманом всучили антисоветчика и диссидента, то есть – меня.

– Понимаете, Александр Сергеевич, тут такое дело…

– И какое же дело? Дети должны страдать из-за своего преподавателя? – спросил я.

– Нет, Александр Сергеевич. Но вашу заявку затребовал первый отдел, понимаете?

Тут уж я реально удивился. Что такого могло быть в заявке для кружка юных техников, что ею заинтересовался первый отдел? Пластилин?

– Вы же обещали, слово комсомольское давали…

Сидорова вздохнула и ничего не ответила. Ну ладно, раз я – антисоветчик и наймит Запада, так получите от наймита:

– А вы представьте, как будет выглядеть ваша комсомольская организация, если, допустим, по вражескому голосу скажут, как у нас относятся к детям из творческих кружков? – добавил я кровожадно.

Сидорова побледнела:

– Сегодня же все привезут. Обещаю!

Вот и славно.

Наш заказ привезли к обеду на «Москвиче» – сапожке. Все, что было в заявке, даже больше. От щедрот профкома прибавили две больших красивых гэдээровских машинки на батарейках. Ребята дружно фургон сапожка разгрузили, пересчитали, разложили привезенное по полкам. Успели даже погонять на немецких «Вартбургах» по коридору. Расходиться с занятий совсем не хотели, но я сурово разогнал их обедать и учиться.

Когда младшая группа расселась за столы под чутким взором Раисы Михайловны, появился Трофимыч. Он совсем сурово на меня посмотрел и позвал к телефону.

Голос в трубке был женский, грустный.

– Сашенька, здравствуйте. Это тетя Маша, мама Виталика Березина. Мне Андрюша Гаврилов ваш новый телефон дал.

Знать бы, кто такой Виталик Березин? И с чего это Дуб раздает служебный телефон всем подряд? Вот и случилось то, чего я так боялся. Знакомых у Шурика много, всех в кино не показали. Мне что, опять рассказывать про удар током в ванной и ссылаться на амнезию?

Но не потребовалось

– Виталик сказал, что если это начнется, чтоб я обязательно вам позвонила, – пояснила женщина.

– А что, что начнется?

– Кто-то залез в его мастерскую.

– А сам Виталик чего не позвонил?

Длинная пауза.

– Он в больнице, Саша.

Вот черт! Неудобно-то как. У женщины беда, сын в больнице, а я…

– Его можно навестить? – попытался я тут же оправдаться.

– Саша, с вами все в порядке? – встревоженным голосом сказала женщина. – К нему не пускают даже родных. Саша, вы можете приехать?

– Да, называйте адрес.

И снова долгая пауза.

– К нам, домой, Саша.

– Да, но таксист требует точный и полный адрес, – придумал я на ходу. – Они теперь маршрутные листы заполняют.

– Улица Школьная, двенадцать…

Я уже понял, что это – не Москва. Была бы Москва, назвали бы номер квартиры. Раз нет, значит, частный дом. И не в Москве. А где?

– … поселок Соколовка. Почтовый индекс нужен?

– Нет, индекса не нужно. Вы сегодня весь день дома? После работы – я у вас. Мне чего-нибудь привезти?

– Нет, не надо. Приезжайте, Саша. Поскорее. Я боюсь…

Еще минуту назад у меня была мысль как-то от этого визита уклониться. Но когда женщина говорит: «Я боюсь»… Надо ехать.

Я положил трубку, встретился глазами с Трофимычем и опередил его буквально на мгновение. По всему, он собирался мне высказать, что не нанимался бегать и звать к телефону разных младших сотрудников, но я делал скорбное лицо и сообщил:

– Друг в больницу попал, матушке его помочь нужно. Иван Трофимыч, подскажите, Соколовка – это где? Вы же все знаете.

Трофимыч подошел к карте Москвы, приклеенной на дверцы шкафчика, и ткнул пальцем куда-то за МКАД. По Рязанской трассе.

Ладно, разберемся.

Впервые в жизни я почувствовал за собой слежку. Не знаю точно, когда этот синий Москвич сел ко мне на хвост, но точно еще где-то в городе. Но там он еще как-то прятался, один раз даже обогнал меня, потом опять пристроился сзади. А на МКАДе уже реально сидел на хвосте, словно боялся потерять меня из виду. Я даже заехал по пути на заправку, он свернул следом и встал в очередь. Я тут же вырулил на трассу и в скором времени опять увидел его сзади, синий «Москвич», кажется, 408-й. Было искушение притопить хорошенько и посмотреть, что он будет делать, но тут, как нарочно, опять закрапал дождик, я решил не рисковать.

«Москвич» послушно свернул за мной сначала со МКАДа на М-5, потом, на указателе «Соколовка» и загрохотал подвеской по ухабам подмосковного поселка. Впрочем, скверная дорога, пожалуй – единственный недостаток данного населенного пункта. В поселке было зелено и хорошо. Улицы почти пусты, двухэтажные домики ухожены, в палисадниках цветочки, народ никуда не торопится, очередей нет. На площади продавали пиво и квас из больших желтых бочек. Тут была автобусная остановка и две телефонные будки. А вот к ним очередь была. Но небольшая. Я встал за квасом, купил большую кружку, пока пил, внимательно разглядывал преследователя. Обидно, что водителя не видно, на стеклах, кажется, была пленка. Видимо, тонировка на окнах еще не запрещена. И где только достал такой дефицит?

Но главное, кто он и что ему надо? Опять телефонный мастер? А смысл? Хотел бы проследить, этих трех придурков послал. На красном «Адлере» – кабриолете. А тут «Москвич».

Я допил квас, спросил у продавщицы про улицу Школьную. Она подробно объяснила, как проехать. Но поехал я в совсем другую сторону, резко свернул в первый попавшийся дворик, втиснулся в узкую щель меж сараем и ржавым гаражом, там и затихарился. Не без удовольствия выкурил половину сигары, убедился, что синего «Москвича» нигде не видно, и только потом поехал на Школьную.

На улице Школьной дома были одноэтажные, кирпичные, с верандами и крашеными заборами, за которыми обсыпались белым цветом старые вишни. Я быстро нашел двенадцатый дом, но машину перед воротами оставить не рискнул. Уж больно яркая Букашечка для здешних мест. Я доехал до школы, поставил машину на стоянку у ржавой ограды. Вернулся к дому пешком, постучал в ворота. Калитку открыла заплаканная женщина в платке. Мария Семеновна, мать моего школьного и институтского друга Виталика Березина. Гениального математика. Алкоголика и тунеядца.

То, что друг – видно было по фотографиям в рамочках. В деревенских домах часто вместо альбомов такие особо дорогие и памятные фото вешали на стены в рамочках. На трех из них Шурик с Виталиком в обнимку: в походе у спущенных на воду байдарок, на футбольном поле, в каком-то кабинете у кульмана. То, что он – гений математики, я понял, когда Мария Семеновна провела меня в его «мастерскую», летний домик, скрытый в глубине сада. Да уж, храм математики! Продавленная тахта, стол, стул и вычислительная машинка «Феликс» на столе. Школьная доска, исписанная формулами. Все остальное полезное пространство забито листками и тетрадками с какими-то вычислениями и пустой стеклотарой.

– В пятницу вечером началось, – сказала Мария Семеновна, указывая на стеклотару. – До этого год держался. А тут как с цепи сорвался. И где только деньги нашел? Он же обычно мне все – до копеечки... Заперся, что-то кричал, словно ругался с кем. А вечером участковый явился. То его не найдешь, когда нужен, а тут сам явился. Увидел его у винно-водочного, вот и пришел. И говорит, что пора моему тунеядцу и антисоветчику за сто первый километр. Ну какой же он антисоветчик? Он же комсомолец! А что тунеядец?! Он же ночами не спал, все считал да записывал. Карточки свои делал.

Женщина указала в угол, где стоял большой ящик. Там, действительно, лежали стопками какие-то картонные прямоугольники с отверстиями. Что за карточки? Там же лежало несколько конвертов. Длинных, как у нас, а не как здесь. Адресат на всех – Mr.Berezin. Я посмотрел обратный адрес на одном из конвертов. «POB 76. General Mills. USA». Миннесота? США? Что за генерал Миллс? Почему не знаю?

– Уж не знаю, что ему участковый наговорил, чем застращал, но в воскресенье он совсем плохой стал, – продолжила Мария Семеновна. – Зашел в комнату, синий весь, глаза безумные. Хочу, говорит, вина из одуванчиков. Вас с Гошей вдруг вспомнил, про континуум какой-то, крикнул, что нашел, что точно рассчитал. И пошел Брежневу звонить.

– Как Брежневу? Куда? – удивился я.

– Да на почту. У нас больше и неоткуда позвонить, разве что с почты и с остановки. Там, на почте его и прихватили. Он же в трусах пошел. Не уследила я... Нет бы штаны надел, глядишь, и пронесло бы. А так… Соседка сказала, что машина белая приехала, санитары, рубаха смирительная... Да, но когда он еще в себе был, строго велел ничего здесь ни трогать. Ничего! Ни одной бумажки! Все, говорит, очень важно! Я и не трогала. Думаю, позвоню Сашеньке, он приедет, разберется. Такие вы с ним друзья были! Еле дозвонилась к вам на кафедру, но Гаврилов сказал, что ты… что Тимофеев в командировке. А сегодня ночью…

Женщина вдруг посмотрела на окно и заплакала.

– Так что? Что ночью? – спросил я, спешно наливая из графина воды и подавая ей.

Мария Семеновна глотнула, поперхнулась, закашлялась:

– Тьфу ты! Это ж водка!

Но выливать не стала, экономно слила из стакана обратно в графин. И плакать перестала:

– А сегодня ночью кто-то в домик залезть хотел. Я дверь крепко заперла. Ночью слышу, дзиньк, стеклом дзинькнуло. Видишь?

Действительно, стекло в форточке было разбито.

– Я пальтишко накинула, на крыльцо вышла. Вижу у домика свет мигнул, как фонарик. Ну я и кричу: «Кто там»? Свет сразу погас. И Упырь лаять начал. Чужого почуял. Ну я Упыря с цепи и спустила. Он сразу в сад и кого-то погнал. Вот.

Мария Семеновна опустила руку в передник и протянула мне клок черной ткани. Плотной такой, качественной, не дерюга. Это что же, Упырь из платья непрошенного гостя вырвал? Только что-то я никакого Упыря во дворе не видел.

– Спит он. Сегодня с обеда и спит, – пояснила хозяйка. – Думала, околел, да нет, дышит. Отравили его чем-то. Вот и я боюсь, как бы и меня… Так я чего хотела. Ты бы посмотрел бы, зачем они сюда полезли? Ежели есть что ценное, так забери за ради бога. А выпустят Виталика в скором времени, вы уж с ним сами разберетесь…

Да уж, выпустят. Я вспомнил, как дюжие санитары вязали Шурику ласты в дурдоме. Так что не уверен, что «в скором времени» получится. Я посмотрел на доску, исчерченную мелом. На первый взгляд – непонятные каракули, расчеты, формулы. Вверху большими буквами ВПК. Военно-промышленный комплекс? При чем здесь это? Или… Это тот самый временно-пространственный континуум? Внизу доски обведенная мелом сложная формула. Это ее рассчитал Виталик? Это и есть расчет мощности преодоления этого самого континуума? Только я откуда про такие тонкости знаю? У меня в голове осталось что-то от Шурика?

– Так где у вас звонить? – спросил я хозяйку. – Вы сказали, на почте? Как туда проехать?

Ехать никуда не потребовалось. Поселок небольшой, тут все в шаговой доступности, почта была недалеко от школы. А звонить я собирался в театр, попросить суровую вахтершу передать Зине, что я задержусь допоздна. Чтобы не волновалась.

Когда возвращался, заметил у Букашечки стайку местных недорослей. Пацаны восхищенно рассматривали диски, но руками не трогали. Вот и славно.

Что я задумал? Устроить засаду! Самую настоящую! Если неизвестный вчера не сумел проникнуть в домик с очень интересными формулами, убоявшись пса, то… Сегодня псу Упырю (надо же, и кто такую кличку псу придумал?) кто-то подкинул довольно мощное снотворное. Вон, дрыхнет до сих пор. А что это значит? Сегодня ночью попытка проникновения может повториться.

Я крепко запер за собой дверь, вместо разбитого стекла в форточку вставил картонку. Открыл записную книжку и тщательно переписал все с доски. Хотя большинство символов вообще не понял. Особо тщательно скопировал обведенное мелом. Конечная формула! Потом стер ее с доски. Подумал, стер еще две последние строчки и погасил свет. Достал шокер, убедился, что действует, положил на стул, под руку рядом с мотком бельевой веревки.

Конечно, сидеть в засаде одному было немного сыкотно. А вдруг таинственный преступник в этот раз придет не один, или будет вооружен? И знать бы точно, зачем он приходил, что ему надо? Неужели та самая формула с доски? Или же расчеты по электромобилю? Как я понял из слов Марии Семеновны, Березин участвовал в проекте Шурика и делал расчеты по батареям. Правда, конкретно этих записей я не нашел.

Было уже заполночь, когда со двора неуверенно гавкнул еще полусонный Упырь. Потом раздались шаги по тропинке, ведущей к дому. Тяжелые шаги, мужские. Явно не Мария Семеновна. И музыка в ушах зловещая такая, тревожная. Тихо звякнуло железным. У ночного гостя есть ключ? Нет, скорее – отмычки. Он сначала неудачно попробовал две отмычки, на третьей замок щелкнул. Дверь открылась, по комнате скользнул луч фонарика, тусклое жёлтое пятно остановилось на пустой тахте.

Неизвестный шагнул в комнату, потянулся рукой к выключателю на стене. Пора! Я сделал шаг из-за двери и ткнул шокером прямо ему в затылок, нажав кнопку. Он рухнул, как подкошенный.

Я немедленно бросился ему на спину, завернул ему руки назад. Занятия тимбилдингом у нас на фирме даром не прошли, в пару минут я связал ему конечности, как молодому бычку на родео. Подхватил подмышки, перетащил и бросил на тахту. Тяжелый, зараза! Быстро прошелся руками по карманам, положил найденное на стол. Добавил к этому фонарик, все еще светивший тусклым светом. На всякий случай связал вторженцу ноги в районе щиколоток. И только тогда я вернулся к двери и включил свет. Неожиданно ярко засветилась лампочка, висевшая под потолком на одном проводе.