Текст книги "Шурик 1970 (СИ)"

Автор книги: Юрий Манов

Соавторы: Петр Алмазный
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

Связанный пошевелился и слабо застонал. Крепкий мужик, Куреха после подобного удара минуты три в полном отрубе валялся, а этот почти сразу очухиваться начал.

Я посмотрел на его лицо... И узнал!

И почти не удивился.

Глава 21. Интересный поворот

Автолюбитель, снабженец и «волшебник» в одном лице. Владелец серой «Волги» с оленем на капоте. Мой благодетель Николай, обувший Букашечку в новую широкую резину «Мишлен» на литых дисках. Дороговат-то подарочек из-за простого дэтэпэ? Особо, для СССР начала семидесятых. А что у волшебника было в карманах?

Я подошел к столу, посмотрел. И понял, что это – попадос! Приличный бумажник крокодиловой кожи, явно импортный, мини-фотоаппарат, тоже не отечественный, пистолет ПМ, набор отмычек, ключи от машины с брелоком в виде оленя, и … бордовые «корочки», украшенные тремя буквами «КГБ». Я раскрыл корки, прочитал и посмотрел на фото. Майор комитета государственной безопасности Ловчев Николай Алексеевич. И тут же партбилет на то же имя. Не просто попадос, полный попадос! Диссиденту Шурику мало было клеветать на советский строй с трибуны, он начал нападать ночами на членов партии, сотрудников могущественного КГБ!

А Ловчев меж тем пришел в себя и посмотрел на меня, щурясь от света лампочки. Тоже, видимо, узнал.

– Здрасьте, жопа новый год, ты откуда здесь?

– Точно такой же вопрос я хотел задать вам, – ответил я.

Николай уже вполне осмысленно огляделся. Видимо, очень удивился, что в комнате больше никого нет. Посмотрел на меня уже с интересом.

– Это ты что ли меня вырубил? – спросил он. По всему, опытный разведчик не мог поверить, что его обездвижил и спеленал в одиночку очкастый ботан. – Чем это ты меня?

Я молча показал обмотанный изолентой шокер. Спохватился, перевел рычажок в режим зарядки и воткнул устройство в розетку. Вдруг как еще понадобится.

– Ловко. Электрический? У нас таких нет. А мне показалось, что рессорой по затылку врезали, – признался Николай, посмотрел на свои связанные руки, потом чуть приподнял ноги, тоже спутанные хитрым охотничьим узлом. – Слушай, развяжи-ка меня. Право же, я этого не заслужил.

Я хотел тут же освободить знакомого от пут, но тормознул.

– А как я могу знать, что вы – это вы? Что эти корки ваши? Может, у вас в Лэнгли такие кучами штампуют? Вместе с партбилетами. Явились в одиночку, ночью, без ордера, с полным шпионским набором.

Я показал на пистолет, потом на фотоаппарат, на отмычки и добавил:

– Сейчас развяжу, а вы мне пулю в лоб и прикопаете где-нибудь в садочке.

– Резонно, – не стал спорить Николай. – И самое обидное, позвонить, проверить и убедиться ты не можешь. Даже если я назову пароль для связи с дежурным по области. Почта закрыта, до остановки с телефонными будками далеко. Дикость какая-то! На пятьдесят третьем году советской власти нет возможности позвонить дежурному! Впрочем, там у соседнего дома моя «Волга» стоит, можешь на ней доехать. Да и ты сам, вроде как не пешком?

– «Волга»? А вы разве не на «Москвиче»?

– Какой «Москвич»? Ты что, мою «Волгу» не помнишь?

Он вдруг замолчал. Прислушался. Я тоже услышал, как гулко гавкнул Упырь. И тут же замолк.

– Гаси свет! – прошипел Николай. – Быстрее! И дверь на замок! Пистолет мой возьми! За дверь встань, как стоял.

Я быстро выполнил все сказанное. Замок, зараза, не хотел закрываться, еле-еле ключ провернул. Вытащить не смог, так в замке и оставил. Через пару минут легонько скрипнуло на крыльце. Кто-то тихонько толкнул дверь. Видимо, чтобы убедиться, что заперта. Я же лихорадочно думал, что делать дальше. Нет, стрелять я умел. Мы всей фирмой кроме тимбилдинга и тир посещали. Каждый мужик должен уметь стрелять. Но стрелять в человека… Ладно, войдет, крикну: «Руки вверх!», а там видно будет…

На крылечке снова скрипнуло, потом звякнуло у окошка. И вдруг… Яркая вспышка. Еще одна, еще, еще. И яркие какие! Я едва не ослеп. И звук за окном, словно затвор дорогого пленочного фотоаппарата щелкал. Видел я один такой у туриста на Красной площади. Звук удаляющихся шагов. И все. На том все кончилось. Минуты три я еще простоял у стены, когда раздался голос со стороны тахты.

– Ладно, можешь включить свет. Свалил он.

Кто? Про кого это он?

Я щелкнул выключателем. Николай сидел на тахте, свободный от пут, деловито сматывал веревку в аккуратную бухту.

– А как это вы сами развязались? – спросил я, вспоминая, что инструктор на тимбилдинге клялся, что такой узел развязать связанному невозможно.

– В Лэнгли научили, – ехидно ответил Николай. – Слушай, хватит мне выкать. После того, что ты со мной сделал, – тут он почесал шею в месте, куда я поразил его шокером, – можем смело переходить на ты. Приравнивается к брудершафту. И пистолетик дай, пожалуйста. Терпеть не могу, когда мой табельный в чужих руках.

Делать было нечего. Если по уму рассудить, когда я стоял у стены совершенно ослепший от этих чертовых вспышек, освободившийся от пут Николай при желании мог меня самого вырубить и спеленать как младенца. Я вернул пистолет владельцу. Тот щелкнул предохранителем и сунул его в карман. Остальные свои вещи тоже рассовал по карманам. Кроме фотоаппарата.

– Что это было? – спросил я, указав на окно.

– Известно что. Ночная съемка, – с досадой сказал Николай, подходя к доске и рассматривая научные каракули. – За этим он приходил.

– Кто?

– Дел Пихто. Если бы не ты, я бы уже знал. Хотя… Он и не собирался в комнату входить, снаружи снял. Тут что-то важное написано? По электроавто? Расчет энергии?

Я неопределенно пожал плечами. Потом подумал и кивнул. Николай взял свой фотоаппарат, навел миниобъектив на доску и трижды щелкнул.

– Ничего не понимаю. А в школе вроде пятерка по физике была, – сказал он сокрушенно. – А ладно, пусть ученые разбираются. Им за это зарплату платят.

– Слушайте… Слушай, а чего все так сложно? – спросил я. – Если вы… ты реально из КГБ, пришли бы днем и устроили засаду по всем правилам. Ну и взяли бы его.

– Ага! Заодно и тебя.

Возразить было нечего, хотя…

– Однако, меня сюда хозяйка сама пригласила. Попросила помочь. Так что имею право!

– Да прав ты, – сказал Николай, снова усаживаясь на тахту. – Это я так бурчу, от досады. На себя, да на начальство свое. Говорил же, что тема важная. Смеются. Не дали добро на засаду, понимаешь? Не принимает мое начальство всерьез писанину сумасшедшего математика со склонностью к запоям. Говорят, мол, место ему в дурдоме, где он, собственно, и находится.

– А не жалко математика? Пусть и сильно пьющего, – спросил я.

– Да кто бы говорил. И заметь, это – твой друг, а не мой. Ты с ним на фото, что по стенам развешены. Чего ж не помог другу? Чего не спас?

Я промолчал. Сказать, что я его в глаза не видел. Что только сегодня днем узнал о его существовании? Что сам из будущего? Сам в дурку загремлю.

Но, Николай, тему развивать не стал:

– Хотя по сути прав ты. Живых мы ценить не умеем. Я писал докладную, мол, спасать гения надо. Но… «Тебе дали тему по электроавто, вот ее и тяни». Я здесь сейчас, считай, по собственной инициативе.

– Вам дали тему по электроавто? Тебе дали? Дэтэпэ на МКАДе – случилось не случайно? – «прозрел» я.

– Нет, конечно! А знал бы ты, какой пистон я получил за эти диски-шины. «У нас полковники на ярославской резине ездят, а тут аспиранту – „Мишлен“, – передразнил Николай чей-то голос. – А жучка можно и просто под днище установить». Кстати, почему жучки не работают? Нашел что ли? Под бампером шарил?

Я отрицательно мотнул головой.

– Ладно, может, оно и к лучшему, – сказал Николай.

– Чего уж тут лучшего? – вспомнил я отклоненные заявки на изобретение. – Все равно проект зарубили.

– И правильно, что зарубили! Головой думать надо! – и Николай постучал себя согнутым пальцем по лбу.

– Не понял…

– Вот вы все такие изобретатели. Напридумываете, а не понимаете, к чему это привести может.

– И к чему же? Советскому Союзу не нужен дешевый и практичный электромобиль? Вы же… ты же сам ездил.

– Нужен! Еще как нужен! Только… Вот скажи, аспирант Тимофеев, чем торгует Советский Союз?

– Ну… газом, нефтью, зерном… Нет, зерном, это позже… Металлами, углем…

– Еще скажи: «Мехами, пенькой и медом». Но по сути – верно. Сырьем мы торгуем, нефтью и газом большей частью. Оружием еще. Но это – для друзей по идеологии. И все. Больше миру от нас ничего не нужно. Разве что за бесплатно. В виде интернациональной помощи. Потому что качество у нас – говно. Да не смотри ты на меня так, я твой доклад чуть ли не наизусть выучил. Можем мы делать лучше всех в мире. Делать можем, а упаковывать – нет. Ты конфеты импортные пробовал? Вот такие, в коробках.

Я кивнул, на этот раз – утвердительно.

– Красивые да? А на вкус – фигня какая-то.

– И у нас в коробках красивых делают. Только не всем достаются, – возразил я. – И еще связи не уловил между конфетами и электромобилем.

– Ах да, отвлекся, извини. Так вот, мы, СССР, торгуем нефтью. Продаем ее много, очень много. Нефть, это бензин, мазут, дизель, основа для асфальта. Да много чего еще. Но главное – бензин и дизель. Очень много потребляет человечество бензина и соляры. И вот представь, что бензин и соляра больше не нужны. Новые батареи угробили двигатель внутреннего сгорания. Кому нефть продавать будем? Чем торговать великому Советскому Союзу? Бюджет чем наполнять, зерно на что покупать?

– Так может зерно самим растить? При царе могли, полмира кормили…

Николай вздохнул, сочувственно на меня посмотрел:

– Слушай, а может правильно мое начальство рассуждает? Чего с очкариком возиться? Сплошную крамолу несет. Дать срок за антисоветскую деятельность, и на Колыму? В закрытое исправительное учреждение, где вместо лопаты или пилы – карандаш и кульман.

– Шарашка? – вспомнил я Солженицына.

– Она, – согласился Николай. – Только жалко мне тебя. И супругу твою начальство любит. «Кабачок» смотрят в обязательном порядке. Считай, год уже благодаря ей на свободе ходишь. Ладно, перейдем к конкретике. Мне поручено тебя вести. Тебя и твое авто. Твоя Букашка – единственный прототип, который еще бегает. Все остальные батареи на основе лития и прочих металлов либо не оправдали ожиданий, либо уже взорвались. Пару штук твоих батарей мы на сервисе у тебя изъяли, когда колеса меняли. Заменили обычными, кислотными. Потерю мощности заметил?

Я пожал плечами:

– Вроде нет.

– Тестируем их под нагрузкой – держатся. Рассчитаны идеально! И теперь понимаю – почему. –Николай кивнул в сторону доски. – А теперь главное – за батареями охотятся. Фирмачи с автозаводов и спецслужбы: Штаты, Британия, Израиль. В последнее время французы с «Рено» активизировались.

– А что если… Наладить выпуск советского электромобиля и продавать его вместо нефти по миру?

– Ну ты, брат, наивен. А нахрена им это надо? Ну, допустим, произведем, начнем продавать. Батареи они скопируют, а машины сделают лучше. Электроники напихают, магнитолы с кассетными магнитофонами. Да мало ли чего еще придумают. Кожаные сидения, к примеру. Знаешь, за что импортные автомобили люблю? Там на сидении жопе удобно и спина не устает. Очень они жопу уважают. А мы – нет! Так что сделать красивую машинку в красивой упаковке они сумеют. А нефть не сделают! Нефть, она и есть нефть. Ее добыть нужно. Из наших великих недр! И пока у нас ее много, мы ее будем продавать. Начальство так решило. Понял?!

Я кивнул, но не очень уверенно.

– Твой доклад на конференции, считай, наживка, – подытожил Николай. – Под него и конференцию устроили с приглашением иностранцев. У нас уверены, что обязательно клюнут – выйдут на тебя с гнусными предложениями. Миллионы будут сулить. Наша задача – выявить вражескую агентуру и не дать уйти технологии за бугор. Понял? А когда ты уже отсебятину от себя понес, я понял, что точно должны выйти на тебя. С кнутом и пряником. Отсюда и твой монолог на вражьих голосах…

– А если просто угонят? – спросил я и кратко рассказал о неудавшейся попытке угона.

– В курсе уже. На этот случай маячки и установили. Кстати, заверни завтра на сервис. Ну ты знаешь, где. Пусть посмотрят, почему не работают. К твоей же пользе. Угонят с жучками – сразу найдем. Но не прототип им нужен – технологии. Батареи. Давай уж на чистоту. Батареи ведь не ты сделал?

Я снова отрицательно мотнул головой.

– А кто?

Очень хотелось ответить модным здесь «Дед Пихто». Но показалось, что в данный момент – неуместно.

– Не знаю, – признался я. – Какой-то Юрий.

– Что значит «не знаю»? – нахмурился Николай. – Слушай, мы тут не в игрушки играем. Говори адрес, кто такой, где работает, где брали титан, литий, прочие редкоземы?

– Да я в ванной упал неделю назад. Ничего почти не помню, амнезия, – сказал я. Больше сказать было нечего. И я реально не знал, кто сделал эти замечательные батареи.

Улыбка исчезла с лица Николая напрочь. Он снова внимательно посмотрел мне в лицо. Как-то по-другому.

– Еще не легче, – вздохнул Николай. – Так ты что, из зрителей?

– Что значит «из зрителей»?

– То есть, тебе кажется, что ты попал из будущего в прошлое, в мир киногероев? Так?

Теперь пришла очередь офигивать мне. Я что, не один здесь такой?

– Ну, так…

– Во дела… – протянул Николай. – Слышать слышал, но, чтобы своими глазами… Осмелюсь спросить, и из какого года прибыли?

– Две тыщи двадцать пятого.

– От рождества Христова?

– От него.

– Ого!

Николай замолчал и молчал он довольно долго. Потом сказал:

– Об этом ни слова. Никому, ни жене, ни маме родной. Хотя, какая она тебе мама… Для таких, как ты, отдельная дурка имеется. Точнее – две дурки. Одна в Подмосковье, вторая на северах. Только вертолетом можно долететь. И методы лечения там… В общем, не советую. Но Юру найти нужно. И как можно быстрее…

Он снова замолчал, словно что-то обдумывал.

– Ладно, поздно уже, – сказал Николай, посмотрев на часы. – Пора бы по домам. Жена тебя, наверное, заждалась. Голодная спать легла, без вкусных люляшек. Давай-ка завтра созвонимся и поговорим обстоятельно. И придумаем вместе, как нам таинственного Юру найти. А знаешь, меня едва Юрием не назвали. Бабка моя набожная была, а я родился в день святого Георгия…

Я ехал в сторону Москвы и лихорадочно думал. А ведь было над чем подумать. Во-первых, я – зритель. Моему состоянию здесь есть четкое объяснение и название – «зритель». Сильное психическое расстройство. А может, правда? Я – реальный Шурик, а 2025-й год – бред моего воображения на фоне злоупотреблений алкоголем.

Как там у Штирлица было: «Запоминается последняя фраза»? А что было в последней фразе? В предпоследней было: «Жена тебя, наверное, заждалась. Голодная спать легла, без вкусных люляшек». Откуда они про люляшки знают? Про то, что кухней в семье заведует Шурик? Нас что, слушают? Квартира на прослушке? И все наши ночные игры тоже под запись идут? Вот гадость-то какая.

Но последняя фраза была про Георгия. Юрий – это Георгий. И Мария Степановна про Гошу упомянула, что Виталик его в редкий момент просветления вспомнил. И про вино из одуванчиков.

Гоша, он же Гога, Георгий, Юра, – крутилось у меня в голове. Неужели он? Да быть такого не может! «Москва слезам не верит» много позже была. Году в восьмидесятом. А он здесь еще не наступил. Но… ведь Гоша был. Сейчас он лет на десять моложе, но он есть. Должен быть! И, скорее всего, уже талантливый мастер – золотые руки. Шурик вполне мог быть с ним знаком.

Возможно, именно Гоша мне звонил и предлагал приехать к нему в восемь. Что-то голос мне показался знакомым. А я не приехал.

Так, примем это за версию. Что я знаю про Гогу, он же Гоша, он же Юра? Что там был в кино? День рождения – в декабре. Работает в НИИ простым слесарем, в его руках все горит, есть шрам от аппендицита. Хотя нет. Сейчас он на десять лет моложе, так что аппендицита как раз нет. Живет в общаге. Тоже не факт. Он же говорил, что был женат. Жена – прекрасный человек, просто не повезло. Не сошлись характерами? И где такого искать? Стоп! Он проговорился, что живет на Вернадского, и по выходным они с друзьями выезжают или выходят на природу, на пруды, на шашлыки. Ну и немного под шашлычки и под балтийскую килечку с лучком соображают. И еще у них кто-то играет на гитаре. Это Гоша придумал батареи для Букашечки? Или придумал Шурик, рассчитал Березин, а Гоша только собрал. Он – мог. Но как его искать? Чего ж они в фильме его фамилию не упомянули ни разу? Да и Катерина его фамилии не знала. Спать, спала, а фамилию спросить забыла. Бывает. Но пруды, кажется, Воронцовские. И еще у них собака была. Кажется, охотничья.

Можно пойти легким путем, вывалить всю эту белиберду Николаю. Пусть ищут всем комитетом. Но тут я представил себе московских слесарей по имени Георгий или Юрий. Как их всех вызывают в первый отдел московских институтов и начинают сурово допрашивать. Или как в выходные поднятые по тревоге гэбэшники в одинаковых серых плащах оцепляют территорию вокруг прудов и методом облавы проверяют каждого отдыхающего и выпивающего под балтийскую кильку на предмет, не слесарь ли он.

Нет, проще дождаться субботы, самому выехать на пруды и там поискать. Артиста Баталова я узнать должен, пусть он и на десять лет моложе, чем был в «Москва слезам не верит».

И еще один серьезный вопрос. Как быть со шпионом, посулившим мне вчера миллион. По всему, про нашу вчерашнюю встречу Николай ничего не знает. И я не сказал. А надо было?

Тут я вспомнил, как душевно пел парень в пивнухе:

«Я в весеннем лесу пил березовый сок»…

После поворота на трассу мне на хвост сел «Москвич». Цвета я не разглядел. Может, просто задержавшийся водитель торопился домой. Я решил не искушать судьбу и прибавил газу. Быстро оторвался.

Глава 22. Высоцкий в помощь

Ночная Москва прекрасна! Я летел по практически пустым, умытым дождичком дорогам и радовался этой красоте. И вспоминал, как во время финальных тестов на «Миньке» тоже ночью на Кутузовском меня тормознул мент и начал тыкать мне в нос своим прибором, где на экране фигурировало превышение скорости на 20 кэмэ. Очень хотел от меня наличных денег. А я самоустранился и предложил ему самому пообщаться с борткомпом. Мент как увидел, что руля в машине нет, так и офигел. Не видел еще таких. А когда борткомп показал ему свой скоростной режим, расписанный по секундам, и сообщил, что ему, гайцу, грозит за использование подложных данных и за злоупотребление служебным положением, начал реально быковать. Но тут борткомп связался с дежурным по ГАИ, да еще в службу собственной безопасности настучал. По всем правилам составленную заяву с жалобой отправил. Тут мент реально обосрался. Когда общался с дежурным, вид имел совсем бледный. И когда возвращался к своей машине, начал громко ругаться: «Скоро эти бездушные железяки последнего куска хлеба лишат». Ну вот. Железяки бездушные, а он, получается, очень душевный. Борткомп, кстати, все это дело записал и в «Водить по-русски» отправил.

Я подъехал к овощному павильону, припарковался под фонарем. Постучался. Егорыч открыл, молча пропустил меня внутрь. На прилавке рядом со «Спидолой» стояла большая кастрюля, плотно закрытая крышкой. Из «Спидолы» пело голосом Высоцкого. Чего-то там про горы.

– Поздно ты сегодня, остыло все. Девчонки тебе оставили, – кивнул на кастрюлю Егорыч.

– А чего там?

– Азу из кур. В томатном соусе. Угостили, очень вкусно.

– А что у замминистра?

Егорыч не ответил.

– СССР торгует нефтью, и ее у нас много? – процитировал я Николая.

Егорыч посмотрел на меня удивленно, но кивнул.

– Так-то, Пал Егорыч, всякому сверчку свой шесток. Так что вопрос вакансии ночного сторожа для меня остается актуальным. Кстати, у меня вчера ночью пытались колеса скрутить. Если красные кирпичи нужны, я их в кустиках у столба припрятал.

– Министр хочет ее посмотреть, – тихо сказа Егорыч.

– Что?

– Что слышал. Министр хочет посмотреть твою Букашку. Сам.

– Когда?

– На следующей неделе. Тебе позвонят.

Я поставил Букашку на зарядку, прихватил кастрюлю и двинулся домой. Напрямик через аллею сворачивать не стал. Ну их на хрен, эти «напрямки».

Я поднялся на свой этаж, тихонько открыл дверь. На кухне горел свет, Зина сидела за столом, ждала меня с мокрыми глазами. Плакала? Я посмотрел на часы. Половина третьего. Однако!

– Шурик, милый, я так волновалась, – всхлипывала она, прижимаясь ко мне грудью. – Я знаю, что у мужчин свои проблемы, но не оставляй меня надолго, хорошо?

Я гладил Зину по стройной спинке и думал. Что же такого произошло за неполную неделю? Ну да, всего неделю назад она меня вроде как и не замечала. Я был типа источником благоустроенного жилья с функциями производства ремонта. «Святой человек со всеми удобствами». Скандалище какой из-за духов устроила. Теперь – явно что-то не так.

– Шурик, ты, наверное, очень голодный. Давай я тебя покормлю! – спохватилась она, поставила на стол тарелку, схватила половник, начала выгребать им что-то из кастрюльки. Себе насыпала тоже.

Вообще-то пельмени трудно испортить, но у нее это получилось. Есть это холодное варево невозможно было совершенно. Я молча высыпал содержимое обеих тарелок в мусорное ведро, принес из коридора кастрюлю с азу, поставил на плиту. Через пять минут мы уже дружно чавкали, ароматнейшей, остренькой, нежной курятиной в томатном соусе.

– И откуда такое роскошество? – спросила Зина, с сожалением отодвигая чуть ли не вылизанную тарелку. —Тимофеев, говори, откуда курица? Полночи не был дома, шлялся где-то, потом вернулся с целой мордой и целой кастрюлей вкуснятины. Ты что, поменял гуся на курицу? Ты нажаловался молодой любовнице, что я тебя не кормлю совсем? Вот она тебе с собой и завернула. Тимофеев, отвечай! Я ревную! Я не засну сегодня от мыслей. Откуда азу?!

– Можешь считать, от твоих поклонниц из овощного, – сказал я. – Как-нибудь познакомлю. Тебе привет от Николая и с тебя два фото с автографами за азу.

Я широко зевнул, спать реально хотелось.

– Слушай, – уже без всякой грусти сказала Зина. – В воскресенье празднуем новоселье. Тянуть больше нельзя. А что, ремонт мы закончили… Ты закончил, Самоделкин ты мой. Ты кого пригласить хочешь?

Выяснилось, что я хочу пригласить только Шпака и Лопуха. Со скрипом Зина согласилась на Дуба. Но с условием, что я выпрошу у Шпака не только магнитофон, но и камеру. «Такое должно войти в историю». Все остальные гости – десять человек, со стороны Зины. И все из театра сатиры. У нас что, будет дома кабачок? Но где взять столько стульев?

Проснулся я от громкой музыки из-за стены. Пел Высоцкий:

«Если вы в своей квартире.

Лягте на пол. Три-четыре»…

Куда лучше, чем эта утренняя гимнастика под пианино из телевизора, но чего так громко? Шпак решил начать новую жизнь и заниматься по утрам гимнастикой?

Зина запахнулась в халат, сбегала на разведку, то есть – на балкон. Вернулась и сообщила, что Шпаку привезли новую пленку Высоцкого. Записано с оркестром. Качество – высшее. Не может удержаться, перед работой решил послушать.

Зина пошла на кухню и попыталась сварить для меня кофе. Не очень удачно. Пришлось вставать и мыть залитую плиту, варить кофе заново. Зазвонил телефон. Это был Николай Ловчев.

– Александр? Утро доброе. Кто такой Игнатов?

– Да хрен его знает.

– Игнатов Павел Егорович был вчера на приеме у министра машиностроения. По твоему поводу, между прочим.

– А, Егорыч… Это сторож из овощного магазина. Очень упертый мужик. Что ему министр, он до Косыгина дойдет! Ветеран, в разведке служил. Кениг брал. У него, между прочим, «ТТ» именной. От Конева.

– А чего он конкретно хотел?

– Не знаю, очень он за меня проникся. Очень ему Букашечка понравилась.

Подскочила Зина, отняла у меня трубку, потребовала от Николая подтверждения моего ночного алиби. Опять упустила кофе, пришлось снова идти на кухню, снова мыть плиту и собираться на работу.

В овощном я Егорыча уже не застал, вручил девушкам по подписанной фотографии с Зиной. Поблагодарил за азу. Услышал из подсобки знакомое «га». Спросил

– Не надоела ли гусыня? Может и ее пора на азу?

– Как можно?! Она, кажется, на яйца села, – сообщила Оксана шепотом.

Я прикинул, что забот у меня полюбасу прибавится и поехал на работу.

Сегодня на занятия пришли два новых мальчика. Те самые, что ушли из-за «скукотищи». Сомов и Бабич, которые в спортивную секцию перевелись. Думали, там в футбол играют, а их заставили по стадиону бегать. Да еще через барьеры прыгать. А тут услышали, как здорово у «дяди Саши в кружке», вернулись обратно.

Я показал, как правильно смешивать эпоксидную смолу с отвердителем, как пропитывать и клеить стекловолокно на пластилиновые корпуса. Заходил Трофимыч. Я думал, что опять меня к телефону, оказалось, с профкома пришли еще подарочки. Два пластиковых танка «ИС» на батарейках.

Мальчишки есть мальчишки. Коробки были распакованы, батарейки вставлены и… Правильно, танки начали давить резиновыми гусеницами немецкие легковушки. Я вольницу пресек, технику отобрал. Предложил, пока сохнет смола, нарисовать будущую трассу для испытаний будущих авто.

Когда пришла младшая группа, я нарисовал на доске мухомор, который предстояло детишкам лепить, попросил Раису Михайловне поменяться местами, пересел на задний стол и легонько приснул. Бессонная ночь даром не прошла.

Разбудил меня Трофимыч, сказал, что к телефону. Я обнаружил, что сижу один в кабинете. Столы убраны, мухоморы рядком стоят на полках, клеенки собраны в раковине. Спасибо, Раиса Михайловна! Я посмотрел на часы. А время-то уже к восьми. И чего Трофимыч здесь? Меня ждал? Я поблагодарил и спустился в его кабинет. Сам Трофимыч, недовольно бурча, куда-то вышел.

Звонил Николай. Гробовым голосом сообщил, что «у Березина все вывезли».

– Среди бела дня подъехала машина с «милицией». УАЗ – буханка защитного цвета. Два милиционера показали Марии Семеновне какие-то корки, загрузили все бумаги в машину и уехали в неизвестном направлении. Хотели загрузить и доску – не влезла. Один милиционер здоровый, с круглой мордой, второй – с лицом придурка. Был третий – тощий, все суетился и мешался под ногами. Когда выезжали, рассаду ей помяли и калитку снесли. Пошла жаловаться к участковому. Тот позвонил начальству и выяснилось, что никакой милиции к Березину никто не посылал. Ну и завертелось. Дошло до нас. Начальника вызвали на ковер и…

– И?

– И я теперь руковожу твоей темой. Считай – начальник аналитического отдела.

– Поздравляю с повышением.

– Рано радуешься. У меня три дня, чтобы найти архив и мастера, что сделал батареи. Соображаешь? А знать его можешь только ты. Ссылки на амнезию не прокатят. А объявить, что ты – зритель… Ну, я уже говорил куда зрители у нас попадают. Хочешь на южный берег Северного Ледовитого океана?

– Не надо.

– Сам нэ хочу, да? – почему-то с кавказским акцентом сказал Николай. Ладно, двигай на сервис. Там тебя заждались уже. Я тебе сюрпризик там подготовил.

Я приехал на сервис. Тот самый, где мне поставили новые колеса. Николай сказал, что нужно найти мастера Егорова.

Мастер появился из глубины бокса, в нагрудном кармане у него был такой же штангенциркуль, как у Трофимыча со станции юных техников. Это что, их тайный цеховой знак? Что еще удивило. На неработающей станции технического обслуживания было вполне рабочее кафе. Почти автоматическое. Кофе варил большой кофейный автомат, причем кофе – довольно приличный. Бутерброды с докторской колбасой и литовским сыром нарезал и выдавал автомат бутербродный. Тут даже были стеклянные шкафы с логотипами «Pepsi», пока пустые. Только на нижних полках стояли бутылки с напитками «Ситро» и «Буратино». Ну да, тоже имеет какое-то отношение к Италии. Что, кафе вместе с техцентром приехало прямиком из страны, похожей на сапог? Хотя за кассой скучала вполне себе наша продавщица, вся такая в теле и в белом халате.

Через час мастер Егоров появился, сказал, что все готово, все работает, и почему-то мне подмигнул.

Я сел за руль. Теперь в машине было радио с двумя круглыми рукоятками и с пятью белыми клавишами в рядок. Бонус от Николая Ловчева по случаю повышения по службе?

Я выехал на МКАД, осторожно тронул ручку настройки. Приемник сразу запел голосом Зыкиной и выдал мощной инструменталкой окончание какой-то жалостливой песни. Я нажал крайнюю клавишу, сзади что-то щелкнуло и вдруг, почти без паузы из невидимых колонок раздался хриплый голос Высоцкого:

«Опасаясь контрразведки.

Избегая жизни светской.

Под английским псевдонимом

Мистер Джон Ланкастер Пек.

Вечно в кожных перчатках

Чтоб не делать отпечатков

Жил в гостинице советской

Несоветский человек»…

Песенка про шпионов. Юморная. А что, Высоцкого крутили по советскому радио? Он же был, кажется, в СССР запрещен. Или слухи сильно преувеличены?

Но это было не радио. Мне вмонтировали в Букашку магнитофон! Прямо в заднюю панель. Не кассетный еще, но вполне компактный. Следующая клавиша отвечала как раз за перемотку, и когда я на нее нажал, музыка из колонок смокла, а сзади за спиной что-то зашуршало, перематывая пленку. И Высоцкий снова запел про удачную операцию советской контрразведки.

Я ехал на машине, за которой охотятся шпионы, слушал песенку про шпионов, и где-то внутри машины была куча шпионских жучков. Очень песенка в тему!

Зины дома не было. Я залез на антресоли, достал магнитофон. Право же, стыдно изобретателю радиотехники то и дело выпрашивать импортный магнитофон у соседа. Хотя «Националь»* у Шпака был хорош. Японский. Работал и от сети, и от батареек. И работал хорошо.

Этот же магнитофон был самодельный. Довольно простой лентопротяжный механизм, головки звукоснимателя, валы и пасики. Даже не магнитофон, а скорее – приставка. Ничего такого, отвечающего за воспроизведение звука я не заметил. Выход был только на наушники. Типа аудиоплеер. А вот поломку я нашел почти сразу. Пасик лопнул. Резиновое колечко. Подходящего по размеру не нашел, пришлось спускаться в «Радиотехнику», покупать.

В общем, починил я магнитофон, лентопротяг заработал. Проверить бы в действии. Но где взять катушку с пленкой? Идти у Букашке? Лень чего-то. Я порылся на антресолях и нашел-таки две бобины. С пленкой и пустую. Такое впечатление, что их нарочно в самый угол запихали и хламом разным завалили. Поставил их на лентопротяг. Не сразу понял, что куда вставляется. Но справился. Я нажал кнопку, бобины закрутились, я тут же надел наушники.

«Проба, проба… Проект „Вино из одуванчиков“, повторяю, „Вино из одуванчиков“, – раздалось в ушах, – пробный запуск. Поехали…».

Голос Шурика. Я начал к нему уже привыкать. Но никакой музыки за этим не последовало. Чего поехало, куда поехало? Раздался какой-то совершенно немелодичный треск. Это что? Интернет? Я в каком-то то кино, кажется, про Терминатора, такое видел и слышал. Там сисястая такая телка-робот в интернет с такими же звуками выходила. Интернет? Так нет еще никакого интернета. Не придумали. Так ведь трещит.