Текст книги "Шурик 1970 (СИ)"

Автор книги: Юрий Манов

Соавторы: Петр Алмазный
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

Я выбрал нужные банки, поднял их наверх. Для себя прибавил банку варенья, на которой было написано «Малина». И без того видно, что малина, лучше бы Шурик грибы подписал.

Аккуратно упаковав банки в хозяйственную сумку, найденную здесь же, я переложил их старыми газетами и журналами «Техника молодежи» и «Моделист-конструктор». Уже собрался уложить сумку в машину, когда услышал чьи-то голоса. Дверь скрипнула и в гараж вошла… как же ее фамилия. Актриса, маленькая такая, смешная. Если верить телеящику – ярая фрондерка… Ахеджакова, точно! Но молодая.

– Александр Сергеевич! – обрадовалась она, увидев меня. – Как здорово, что мы вас застали! Я звонила-звонила… На работе говорят, что вы в отпуске, а до жены вашей вообще не дозвониться! А без вас мы ничего решить не можем. Даже хотели общественную делегацию к вам домой посылать.

Во дела! Мною интересуется общественность? Я поправил очки, вытер руки ветошью.

– Чем могу быть полезен?

– Очень! Очень можете быть полезным! Вы вообще у нас самый полезный. Не то, что прочие мужики. Даже не знаю, как бы я без вас зиму прожила, – приговаривала она, увлекая меня к выходу. – Пойдете, пойдемте, сами ей скажете…

Я? Скажу? Кому? И что значит «зиму не прожила?» Ничего не понятно.

У гаража стояли трое. Один – Валентин Гафт. Его я сразу узнал, с ним была эта, которая в «Гараже» главная была, и эта… как же ее… в общем – жена Гуськова из фильма.

Я смотрел на них совершенно офигевший, особенно на Гафта. Артист этот мне очень нравился. Но тот отстраненно рассматривал облака, а женщины же сразу стали кричать и склонять меня на свою сторону. Речь шла о какой-то теплице и огурцах. Ахеджакова и жена Гуськова кричали, что нужно продолжать, а главная, которую называли «товарищ Аникеева», громко возражала, что самоуправство недопустимо. Гафт отмалчивался. И вот таким дружным коллективом мы двинулись в сторону ворот автокооператива, прошли через них, свернули налево и дошли до края сплошной кирпичной стены гаражей. Снова повернули налево, и я увидел теплотрассу и теплицу. То есть, теплица стояла прямо на теплотрассе. Длинная такая теплица с косой крышей, приделанной прямо к стене гаражей, со стеклом в деревянных рамах. И внутри ее что-то зеленело и краснело.

Тут женщины опять стали ругаться. Как я понял, Ахеджакова и жена Гуськова настаивали, что теплицу надо сберечь и расширять, а товарищ Аникеева возражала, что это – самоуправство, и что за это придется ответить. В том числе и мне.

Мне?

Оказалось, это я, то есть – Шурик все придумал. Когда строители сорвали сроки по прокладке и утеплению теплотрассы, потому что не завезли утеплитель, Шурик предложил не ждать милостей от промснаба, а поставить на теплотрассу теплицы. Таким образом, не только ее утеплить, и тем самым завершить строительство автокооператива, но и выращивать за счет исходящего от труб тепла полезные овощи и цветы даже зимой.

– Товарищ Аникеева, как вы не понимаете?! – горячилась Ахеджакова, которую Аникеева называла младший научный сотрудник Малаева. – Вы же идете наперекор общественному порыву. Вы вспомните наши субботники. Как мы все выходили трудиться в свои выходные дни, строили эти теплицы, таскали землю!

– Товарищ Малаева! Я не страдаю провалами в памяти и субботники помню, – нехорошо улыбнулась Аникеева. – Но на склад стройуправления завезли утеплитель, понимаете? И они готовы завершить строительство по заранее утвержденному плану и оплаченной смете.

– Ага! Три года не были готовы, а теперь вот стали! – вмешалась жена Гуськова. – То нам трубы голые в траншее бросили, а теперь у них руки чешутся их утеплить. Аккурат к лету. Ну очень вовремя! А с теплицами нашими что будет?

– Придется снести, – пожала плечами Аникеева. – По генеральному плану автокооператива здесь нет никаких теплиц, а проходит теплотрасса.

– Так ведь они есть! – покраснела лицом жена Гуськова. – Вы глаза-то разуйте, товарищ Аникеева. – Вот же они стоят. А в них огурчики, между прочим. Свеженькие, зелененькие. Те, которые вы и ваше семейство с удовольствием кушали. На новый год-то целый ящик огурчиков домой повезли.

– А вы этот ящик видели? – усмехнулась Аникеева.

– Видела! – выкрикнула жена Гуськова. – И цветы видела! Три ведра тюльпанов вам в машину грузили!

– Тюльпаны были доставлены в институт по просьбе профкома для первомайской демонстрации и партийного собрания, – быстро ответила Аникеева. – Заявка была оформлена в установленном порядке.

– Заявка кому? – ехидно спросила Ахеджакова. – Гаражному кооперативу? А откуда у гаража цветы? А свежие огурчики и редиска в нашей институтской столовке? Товарищ Сидорин, вот вы скажите, эти теплицы оформлены каким-то образом.

– Ну да. На основании решения собрания пайщиков. Как подсобное хозяйство, – ответил Гафт и похлопал рукой по папке. Видимо, именно там и содержались гаражные документы.

– Вот, товарищ Аникеева, сами слышали – подсобное хозяйство! А на девятое мая мы решили поздравить всех ветеранов войны, работавших в нашем институте, и подарить им и членам их семей букеты цветов с наших теплиц. Товарищ Якубов уже списки подготовил, а мы уже сообщили об этом в редакцию районной газеты. Они обещают подготовить праздничный фоторепортаж.

Аникеева вздохнула. Видимо, крыть было нечем. А сообщение о статье в районке оказалось важным аргументом:

– Да что вы на меня набросились? Я что, враг? Мне самой эти теплицы нравятся. Я на субботнике сама мозоли набила, вы же помните. Но пришло предписание со стройуправления. А это – государственное учреждение, у них план и инструкция. Им по плану положено теплотрассу утеплить и зарыть. Что мне им отвечать?

– Товарищ Сидорин, ну что вы молчите, как сыч? – дернула Гафта за рукав Ахеджакова. – Подскажите руководителю, что ей ответить внезапно проснувшемуся стройуправлению?

– Я думаю, вопрос можно решить, опасливая вы моя, – повернулся Сидорин к Аникеевой. – Указать, что теплотрассу мы утеплили своими силами и средствами по причине невыполнения стройуправлением сроков и объемов работ, означенных в договоре. И даже выставить им счет по неустойке.

– Но они могут сказать, что мы используем тепло и воду не по назначению, – вздохнула Аникеева.

– Но ведь не сказали еще. И за потребляемые тепло, свет и воду кооператив платит в установленном порядке. А установленная товарищем Тимофеевым автоматическая система полива и освещения позволяет нам существенно экономить финансовые средства.

– Ну не знаю, не знаю, – пожала плечами Аникеева и кивнула головой вверх. – Посмотрим, что скажут там…

И не понятно, кого она имеет ввиду, руководство института или господа Бога?

А Ахеджакова повернулась, наконец, ко мне:

– Товарищ Тимофеев, вы – наш светоч! Без вас бы ничего не получилось. Выручайте опять.

– В каком смысле? – не понял я.

– Да в таком! Стекла бьют! Колотят почем зря! И ладно бы – мальчишки. А то ведь взрослые – здоровые мужики. Во недавно поймали одного, сдали в милицию. Здоровый лоб – пьянющий. Его сержант спрашивает, мол, зачем ты кирпичом в стекло кинул. А он: «А чо она стоит»? Ну как вам? А сторож Степаныч у нас один, старенький. Пока он позвонит, пока милиция приедет… Вот, посмотрите сами.

Мы прошли метров тридцать – действительно, стекло в одной из рам было разбито и торчало опасными осколками.

– Ну а я-то чем могу помочь? – спросил я.

– Ну вы же сами рассказывали про новые материалы. Ну это, нет, не пленка, а твердое, которое свет пропускает и это… как же его… поли… не помню. Как стекло прозрачный, а легкий и не бьется.

Я понял, что специалистка по змеям говорит про поликарбонат, и пообещал подумать. Хотя до его изобретения еще лет тридцать, а Шурик, получается, снова сильно опередил время…

Мы уже развернулись, чтобы вернуться гаражи, и тут меня словно током ударило. Я увидел его! Недалеко от теплиц, на обочине, припрятанный в придорожных кустах стоял необычный автомобиль. Я его сразу узнал. Красный двухдверный кабриолет «Адлер» 1934-го года.

Именно такой автомобиль преследовали на бочке с колесиками Шурик и водитель полуторки-санитарки в «Кавказской пленнице»!

Глава 9. Электрозапорный пробег

Я подошел к реликтовому авто. Интересно, откуда оно здесь… Неужели его владелец – тоже член кооператива? И самое любопытное – где этот самый владелец?

Я оглянулся по сторонам, но никого нового не заметил. Только в голове опять раздался мотивчик из «Кавказской пленницы»: «Парам-пара-пара-пара, пара, пара, парам пара, парам пара»…

– Скажите, а чья это машина? – спроси я Ахеджакову.

– Понятия не имею. Но точно – не из нашего кооператива, – уверенно ответила она. – Был бы из нашего, я бы точно такое заметила. Ну что, Александр Сергеевич, договорились? Поговорите со своими учеными? Нам бы этот карбонат очень бы к месту пришелся. Хорошо? Вы уезжать не торопитесь. Мы сейчас вам гостинчик от тепличного хозяйства приготовим.

Ахеджакова с женой Гуськова и Гафтом направились к теплицам, товарищ Аникеева посмотрела им вслед и покачала головой.

– Ах, чувствую, подведут они меня под монастырь с этой теплицей. Пойдемте, Александр Сергеевич, расскажете заодно, как вам такое в голову пришло?

– Вы про что? – спросил я, оглядываясь на красный «Адлер».

– Про то, как вы это придумали – капельный полив?

Надо было что-то выдумывать. Хрен его знает, как Шурик его придумал. Я лично про капельный полив узнал из фильма про Израиль, по «Дискавери» показывали. Там, в Израиле воды мало, вот и тянут дырявые шланги, экономят таким образом.

– Знаете, отдыхал как-то у друзей в Абхазии. Видел, как они там виноградники на склонах поливают. С водой там хреново, вот и экономят таким образом…

Аникеева посмотрела недоверчиво, но, кажется, поверила.

Жена Гуськова принесла мне полную сумку длинных зеленых огурцов, видом совершенно умильных из-за желтых цветочков на макушке. Еще приличный пук зеленого лука – только что с грядки, и десяток розовых помидоров в бумажном пакете. Дала расписаться в тетради как члену кооператива за пять полученных огуречных кило и один помидорный, присовокупила к тепличному дару красивый букет тюльпанов от себя.

– Это для вашей супруги, – сказал жена Гуськова. – Передайте, пожалуйста, Зинаиде, что я кабачок жду как праздника.

Опять этот кабачок! Да что за хрень такая?

Я выгнал «Запор» на улицу, погасил в гараже свет. Заряжалку на всякий случай взял с собой. Закрыл ворота. Сел за руль и аккуратно покатил на выезд из кооператива. Машина шла хорошо, на педаль газа отзывалась охотно.

У ворот я уже хотел было притопить, но вдруг резко нажал на тормоз. Я увидел мойку! Ну да, за будкой сторожа прямо под красным пожарным щитом с ведрами и баграми из стены торчал кран пожарного гидранта, около которого сидели два недоросля лет четырнадцати с ведрами. При них имелась картонка, на которой было написано «МОЙКА! Членам кооператива – 30 коп. Не членам кооператива – 1 руб». Я, кажется, был членом.

– Эй, тимуровцы, а чего не в школе? – спросил я, опустив стекло.

– Вам вашу замарашку помыть, или нашим аттестатом интересуетесь? – спросил рыжий недоросль.

– А че так дерзко?

– А че не в свое дело?

Возразить было нечего, «замарашка» реально нуждалась в мойке. Кажется, Шурик ее не мыл с прошлого года. Я кивнул, парни достали щетки-тряпки, включили воду и стали умело и быстро драить авто.

Минут через десять «Запор» блестел алыми боками. Я показал юным предпринимателям большой палец руки и выдал три честно заработанных гривенника.

– По мороженке на брата, – подытожил рыжий, пряча деньги.

Я ехал на блестящем после мойки горбатом «Запорожце» с электроприводом по Москве 1970-го года. Странные какие-то ощущения. Вместо привычной рекламы на крышах домов – обещания выполнить решения партии. Хотя нет, одну рекламу я все-таки заметил. Мне предлагалось летать самолетами «Аэрофлота». А что, есть варианты? Дороги пустые, пробок нет даже на центральных улицах. «Горбатый» шел отлично и легко обходил по трассе все эти «Волги», «Победы», «Москвичи» и редкие иномарки. Не говоря уже про допотопные грузовики. Как я понял, Шурик установил на каждое заднее колесо по отдельному электромотору. И довольно мощному. Я внимательно посматривал на датчик зарядки, стрелка уверенно держалась в зеленом районе около ста процентов, что откровенно радовало. Правда, к манере здешней езды надо было еще привыкнуть. В частности, к пешеходным переходам. Я аккуратно притормаживал перед каждой «зеброй», пропуская народ. Мне сзади тут же начинали раздраженно бибикать. Кажется, столичные водилы пропускать пешеходов через дорогу даже по зебре не считали таким уж необходимым. И гаишники на это нарушение смотрели как-то равнодушно.

Правда, один раз я чуть не попался. Уже когда свернул на Новокузнецкую, немного погонялся с черной двадцать первой «Волгой». Обошел ее со светофора, водитель, видно, обиделся, что его обогнала какая-то мелкая дорожная шавка, и притопил. Ну и я увлекся. В общем, я сделал «Волгу» на прямой. Когда обходил, показал водиле средний палец. Тот психанул и прибавил газу. А тут сразу за пешеходником гаец стоит около мотоцикла с коляской, палкой машет. Увидел нас и махнул жезлом. «Волге». А мне только пальцем погрозил. Право же, стыдно штрафовать за превышение скорости горбатый «Запор». Смеяться будут.

А так к дому я доехал без происшествий. Припарковался меж двумя грузовиками, благо «Горбатый» мало места занимает, посмотрел зарядку – 90%. А проехал-то я изрядно. Что за батареи такие экономные?

Я прихватил сумки, поднялся в квартиру. Разгрузил провизию в холодильник. Думаю, свежие зеленые огурчики и тепличные помидорки станут для Зины приятным сюрпризом. Не знаю, чем их кормят в театральном буфете, но ничего подобного я в овощном магазине не наблюдал.

Тут зазвонил телефон.

– Шурик, ты где пропадаешь?! – услышал я взволнованный голос Дуба. – Целый день тебе звоню!

– Брось трепаться. Я всего на пару часов в гараж отъехал.

– Отъехал он. Тут такое творится, а он отъехал!

– Да что творится? Ты толком говори.

– Да Лопух твой доклад прочитал. Теперь кипятком писает. Требовал поставить твой доклад первым. Потом передумал и поставил последним. Настоял! Соображаешь?

Я, признался, что не соображаю.

– У Лопуха – нюх на сенсации! В общем, будь готов. Оденься цивильно, чтобы был как огурчик. Понял? Давай, старик, не подведи!

– Погоди, а где и когда все это будет? Я про конференцию.

– С дуба рухнул? Не, Тимофеев, такие провалы в памяти – это уже серьезно. Тебе точно к врачу нужно.

– А без полезных советов из журнала «Здоровье» можно?

– Можно, но с тебя причитается. Завтра, в актовом зале. Начало в десять. Если будешь последним – значит, на трибуну поднимешься примерно в час. Ферштейн?

– Натюрлих, – ответил я и положил трубку.

Я открыл шкаф, быстро нашел костюм. Он был один, так что выбирать не пришлось. Правда, имелся еще клетчатый пиджак, но выглядел он совсем по-пижонски. Для серьезной конференции явно не подходил. А костюм был черный, строгий, видимо, свадебный, даже засохший белый цветочек в петлице имелся. От цветочка я избавился, начал искать рубаху и галстук. Нашел все в единственном экземпляре. Видимо, тоже осталось со свадьбы. Туфли, видно, тоже были свадебные и чуть жали. Судя по идеальному состоянию, надевали их единожды.

Нарядившись, посмотрел на себя в зеркало. Годится, только брюки узковаты, как у стиляги. А тут в моде вроде клеш. Но так в целом – ничего, сойдет. За внешний вид можно быть спокойным.

Остаток дня я провел в изобретательстве и размышлениях. Размышления были следующие: значит, Шурик здесь не одинок. Герои рязановского «Гаража» также имеют место быть и живут здесь своей жизнью. Но «Гараж»-то гораздо более позднего года выпуска. Там даже «Жигули» присутствуют. А их ведь еще нет. Или уже есть? На дорогах сегодня точно не видел. Кажется, именно в 1970-м их и стали выпускать. Как и новый «Москвич». Может, не зря меня именно в семидесятый забросило?

Хлеборезку я сделал из старой разделочной доски, двух листов жести и кухонного ножа, который пришлось хорошенько наточить. А вот с тостером я помучился. И даже привычно спускался разок вниз с лестницей для восстановления пробок. Так что пришлось еще и блок предохранителей вставлять в распределительную коробку в коридоре. Зато бывший утюг теперь не только тосты румянил, но и жарил хитрые бутеры с тонко нарезанными помидорами и яйцом. Ими я и решил Зину вечером побаловать.

Супруга явилась, как и обещала, поздно. Сразу после программы «Спокойной ночи, малыши». Я за неимением выбора сию программу посмотрел, ибо по второму каналу показывали скучнейшую оперу с зазываниями. А больше каналов не было. Всего два. Пришлось смотреть «Спокойной ночи». Кукольные свинья и заяц с живой тетей Валей сначала призывали детей умываться и чистить зубы утром и перед сном, а потом показали мультик про Мойдодыра. Мульт – прям хоррор какой-то для подрастающего поколения. Вот что может подумать ребенок, если увидит оживший умывальник, выходящий из маминой спальни?! Чуковский точно был маньяком!

Шла уже прощальная заставка с «Глазки закрывай, баю-бай», когда в дверь позвонили.

На пороге стояла Зина, с привычным букетом в руках. От нее приятно пахло подаренными мной духами, а букетик был так себе, хиленький.

– Представляешь, я ключи потеряла, – заявила она с порога, чуть не плача. – Лезу в сумочку, а ключей нет. Точно помню, что утром в сумочку клала, а теперь нет…

Мы прошли на кухню, исследовали содержимое сумочки детально. Ничего похожего на ключи не нашли. Зато обнаружили за подкладкой золотое кольцо. Оказалось – обручальное.

Зига взвизгнула, повисла у меня на шее.

– Шурик! Здорово как, да?! Ты помнишь, как я плакала, когда его потеряла. А оно здесь.

– А с чего оно в сумке оказалось? А не на пальце? – спросил я резонно, показав свой палец с кольцом.

– Шурик, ну мы ведь с тобой договаривались, да? Я – человек искусства, театр – мое все! Я ради него пожертвовала всем! Наукой, карьерой, даже именем! Думаешь, легко жить под сценическим псевдонимом? Это дома у мамы я – хорошая девушка Лида. Лидия Тимофеева. А на сцене, на экране я – Зинаида Багрянская.

– И какое отношение это имеет к обручальному кольцу? – не понял я.

– Тимофеев, ну сколько раз можно повторять, – сказала Зина, надевая кольцо на безымянный палец правой руки. – В сценических кругах – свои правила. В театре женщина – не жена. А в первую очередь – актриса! Актриса с обручальным кольцом на пальце, ты где такое видел? Наверное, просто сняла кольцо перед съемкой. Или режиссер какой знаменитый на репетицию к нам зашел. Обычно я в гримерке на блюдечке оставляла, а тут, видно, в сумочку положила. Вот и закатилось. Только я тебя, Тимофеев, не понимаю. Если ты хочешь загнать меня на кухню, борщи варить…

Судя по истерическим интонациям, проскочившим в голосе Зины, мне сегодня грозила опять «одинокая ночь». Сейчас обидится и начнет стелить себе на кресле-кровати. Надо было спасать ситуацию. И я вытащил из холодильника сегодняшнюю добычу: свежайший салат из огурцов-помидоров с жирным майонезом и маслята на блюдечке с подсолнечным маслом, посыпанные кружочками белого лука. И тут же продемонстрировал новинки – хлеборезку и тостер, сделанный из утюга. Показал, что они могут.

Зина смотрела на все это широко раскрытыми глазами. Не так, как вчера на духи, но тоже была очень приятно удивлена. Зато как она лопала яичные бутеры с помидорами! Размолвка по поводу обручального кольца была решительно забыта.

В комнате Зинаиду ждала ваза, набитая разноцветными тюльпанами. Уж насколько она привыкла к букетам, но такому великолепию порадовалась.

Ночь у нас получилась не такая бурная, как вчера, но тоже оставила самые приятные впечатления. Зина умела быть очень ласковой. Но называть себя Лидой решительно запретила.

Утром меня разбудили сразу трое: звонок будильника, звонок телефона и бодрый мужской голос из телевизора. Голос призывал открыть форточки и приступить к утренней гимнастике. Зина что-то промычала и повернулась на другой бок. Я заглушил будильник, надел очки, полюбовался на обнаженную супругу. Из гуманизма дал ей поспать еще – перевел стрелку будильника вперед на двадцать минут и прикрыл простынкой. Встал, выключил телевизор клавишей под переключателем. Только потом, зевая, подошел к продолжавшему трезвонить телефону. Звонил Дуб.

– Привет. Проснулся? Про конференцию не забыл? – раздался в трубке голос Гаврилова.

– Помню. Ты чего. Сдурел в такую рань звонить?

– Тимофеев, страна Советов встает на трудовые подвиги с петухами. А петухи орут в шесть или около этого. К тому же Лопух велел! Приказал прям ровно в восемь тебе звонить и напомнить. Говорит, что ты, Тимофеев, натура увлекающаяся. Тебе напоминать надо. Вот звоню – напоминаю. Чую, будешь гвоздем программы. Важные чины из министерства транспорта ожидаются. Иностранная делегация. Будут звать на работу в министерство и предлагать высокий чин – возьмешь меня замом.

– Ага, в министерстве ты у меня не червонцы, а стольники до зарплаты стрелять будешь. Ладно, на конференции буду, – сказал я и положил трубку. Пошел на кухню варить кофе.

Впрочем, какое там варить. Разбавил кипятком порошок из банки, кинул пару ложек сахара, вот и весь кофе. Хорошо хоть молоко натуральное из стеклянной бутылки с белой пробкой. Интересно, а продают ли здесь кофе в зернах? Или молотый? Надо бы в ГУМ съездить, там точно должен быть.

Я сотворил две больших кружки кофе с молоком, поджарил тосты, помазал маслом, положил тонюсенький ломтик помидора, чуть подсолил, капнул майонеза и придавил сверху сыром.

Зина зашла на кухню голая, сонная, прекрасная. Сначала принюхалась, потом увидела сочиненные мной тосты. Так и шлепнулась голой попкой на табуретку.

– Тимофеев, ты меня удивляешь, – сказала Зина, откусив от бутерброда. – После твоего падения в ванной ты вообще какой-то другой.

– В каком плане?

– Во всех планах.

– Какой другой? В лучшую сторону или худшую? – решил уточнить я.

– К счастью – в лучшую. Может, тебя надо чаще током долбить?

Вот ведь правильно Горбатый сказал в известном фильме: «Бабу не обманешь, она нутром чует». Или чем там еще? Я ничего не ответил, хохотнул, все пялясь на знатные сиськи Зинаиды.

– Вот и взгляд у тебя стал какой-то другой, – добавила она, прикрываясь ладошкой. – Давно ты на меня так не глядел. И чувствую себя сейчас, как голая при чужом мужике.

Зина доела тост, выпила кофе, посмотрела на часы:

– Ладно, опаздываю. Сегодня съемка, буду поздно.

Она встала и сочно потянулась, снова вызвав во мне самые греховные мысли.

– Когда же ты машину сделаешь, Тимофеев? Возил бы меня на работу.

– Да я, собственно, уже, – сказал я

– Что???

– Тебе на работу к девяти?

– Ну да.

Домчу за пятнадцать минут. Так что куча времени в запасе. Может, не будем торопиться, – я подмигнул и кивнул в сторону комнаты, где была еще тепла не застеленная кровать.

– Ну, Тимофеев, – только и сказала Зина. – Хотя ради авто я готова на все! Ладно, веди меня на ложе, пока я еще в радостном возбуждении!

А супруга, оказывается, служила в Московском театре сатиры. Это на Триумфальной. То есть – на Маяковке. Надо же! А я думал, что-то связанное с драмой. А Зина, как увидела «Запорожец», прям обняла его капот. Чуть не расцеловала. И назвала «Букашечка». А что, красная, с черным капотом, почти как божья коровка. Решено, хотел назвать Горбунком, но пусть будет «Букашечка». Зина уселась на сидение, вытянув и скрестив свои ладные ножки. Смотрела на дорогу, но иногда как-то странно на меня посматривала. Возможно, просто я ей нравился в костюме. «Тимофеев, а ты, оказывается, красивый», – сказала она, когда я облачился в парадное, намереваясь сразу после доставки жены на работу ехать на конференцию.

Я высадил Зину у театра, на прощание лобызнул в щечку, а сам подумал, что в этом «оказывается» скрывается тайный смысл. «Мой» Шурик что, лучше оригинала?

Я развернулся и поехал в институт. Доклад не мешало еще раз перечитать, раз «Лопух писает кипятком».

Парковка у института была заполнена, но мне удалось найти крохотный пятачок и втиснуться между видавшей виды «Победой» и солидным таким «Мерином» с иностранными номерами. Что, реально на конференции будут иностранцы?

Над входом в вуз появился кумачовый транспарант: «Привет участниками конференции по автоматизации». В коридорах было суетно, видимо, занятия были отменены по причине конференции. Я поднимался на свою кафедру и вдруг услышал наверху иностранную речь. Целая делегация спускалась по лестнице к актовому залу на втором этаже. По одежке сразу видно – иностранцы. Я посторонился, пропуская что-щебетавшую по-английски переводчицу, и вдруг столкнулся взглядами с… телефонным мастером. Тем самым, что ставил нам телефон в квартире.

Это был он, без сомнения он!

Глава 10. Взлет и падение

Нет, я, конечно, слышал, что каждый человек имеет в мире двойника, и прочую лабуду. Да и телефонный мастер существенно изменился внешне – теперь он был гриваст по последней моде, при усах и бакенбардах. И пиджачок на нем был импортный, клетчатый, дорогой, не та роба, в которой он ко мне в квартиру явился. Но память на лица у меня – отличная. А глаза – это зеркало души. Да, считай, именно по взгляду я его и узнал. И он меня тоже.

– Ну что, хорошо «Столичная» пошла? – спросил я мастера и подмигнул.

Он вытаращился на меня. Ну вот точно так же, когда увидел, что бутылка «Столичной» початая.

– Что йест пошля? – переспросил он.

Ага, мы еще и языка не знаем. Прекрасно!

Переводчица обожгла меня презрительным взглядом и снова что-то защебетала по-аглицки, и делегация двинулась дальше.

Я проводил взглядом этот маскарад, дождался, пока лестница освободится, и в скором времени прибыл на кафедру. Дуб, увидев меня, вскочил, подбежал, начал меня осматривать со всех сторон. Сам он был тоже торжественно прикинут, даже в галстуке-бабочке на шее.

– Во! – сказал Дуб, осмотрев меня и показал большой палец руки. – Только шишка твоя светится не к месту. Может, пластырем залепить?

Я достал из кармана тюбик, врученный мне на прощание Зиной. В тюбике был тональный крем. Импортный. Дуб осторожно выдавил немного пасты на палец и замазал мою шишку. Результатом остался доволен, снова показал большой палец. Вернул мне тюбик и уважительно сказал: «фирма».

– В общем так, – сказал он, раскладывая мой распечатанный доклад на столе. – Начнешь при свете, потом будешь говорить в темноте, но там, на трибуне лампочка имеется для подсветки текста. Диапозитивы готовы, я в докладе их циферками пометил, видишь? Где циферка, паузу сделай, чтобы кадр сменился. Так что на экран посматривай, там зеркальце специальное. Ну и не части. Говори медленно, солидно. Не забудь, в зале комиссия из министерства и иностранцы. Из капстран, между прочим. Проявили большой интерес. Учти, иностранцы попросили после доклада разрешить задать вопросы. Не тушуйся, отвечай по существу, но особо не затягивай. Штук на пять ответишь и хватит: «Спасибо за внимание» и оревуар, понял?

Я кивнул.

– Если все пройдет хорошо, считай, защита у тебя в кармане, понял?

Я снова кивнул.

Дуб посмотрел на часы, аккуратно собрал листы с докладом, вручил мне.

– Ну что, пошли что ли. Погоди, посидим на дорожку…

Посидеть можно было и внизу. Мое выступление было последним, доклады участников конференции я слушал за кулисами, сидя на стульчике. Остальные докладчики нервничали, ходили туда-сюда, что-то бубня под нос, я же был совершенно спокоен. Почему-то подумал, что все люди, что сейчас сидят в зале, в мое время уже мертвы. Или очень, очень стары. Вот сколько Дубу сейчас? Лет двадцать пять? Соответственно, в 2025-м будет уже восемьдесят. Это уже глубокая старость. А я еще не родился. А моему бате всего год. Лежит себе в коляске, пузыри пускает. Найти что ли, посмотреть? Бабуле деньжат подкинуть…

Выступления часто прерывались аплодисментами в зале. Как и положено, бурными и продолжительными. Видимо, говорилось о решениях партии и планах пятилетки. Я три раза проговорил про себя: «в предзнаменование двадцать четвертого съезда КПСС». Вот не сбиться бы.

А вот когда меня объявили, чего-то замандражировал. Дуб лично забежал за кулисы и чуть ли не силой выпихнул меня на сцену.

Я встал за трибуну, посмотрел в зал. Народищу-то! И очки вдруг запотели. Но, кажется, мне здесь рады. Хлопают. Я положил листы с докладом под лампочку и начал, чуть наклонившись к микрофону: «Здравствуйте, дорогие товарищи. Сегодня я хотел поговорить с вами о внедрении автоматизации в единую систему городского транспорта» …

Сразу пересохло в горле, захотелось пить. К счастью, графин и уже наполненный стакан с водой имелся тут же. Я выпил водички, полегчало. Далее все пошло по плану. Я говорил правильные слова и даже без запинки ввернул «в предзнаменование». На циферке 1 в зале погас свет, и на экране за моей спиной засветился экран. Я хотел обернуться, но вовремя заметил специально встроенное зеркало. В зеркале – вид с экрана. Очень удобно. Сейчас на экране фигурировала красавица-Москва, вид сверху. Много зелени, широкие, почти пустые дороги. Вот как у нас здорово!

Следующий кадр – забитые наглухо шоссе какого-то американского города. Чикаго что ли? Небоскребы и сплошная пробка. У них – хреново. Все верно, у них и у нас. Справедливый социалистический строй и загнивающий Запад.

– Но с ростом благосостояния граждан количество автомобилей на улицах наших городов резко увеличится и к этому надо готовиться загодя, – сурово предупредил я.

На экране – новые модели «Жигулей», «Москвичей», «Волг» и «Запорожцев». В зале – радостное оживление. Видимо, не все еще такое видели. Потом пошли фото новых автобусов и троллейбусов, вагонов метро. Тоже понравилось, даже захлопали.

Снова большая циферка. На экране мудреная схема Москвы со стрелочками. Синими и красными. Как карта боевых действий. Пассажиропотоки в час пик. С утра огромные толпы ломятся из новостроек в центр и к крупным предприятиям. Вечером – в обратную сторону. В автобусах – давка. В троллейбус – не влезть. Выручает метро, но Москва растет быстрее и до новостроек не все ветки дотягиваются. Новая система автоматизации городского транспорта позволит эти потоки существенно разгрузить. Вплоть до введения реверсного движения на основных трассах и шоссе.

На экране – лента с мудреными расчетами от ЭВМ.

– Далее, все госконторы работают по той же системе, – добавил я уже от себя. – Утром в час пик их работники осаждают городской транспорт, и в пять-шесть часов тоже кончают работу, создавая давку в общественном транспорте. А если человеку справку какую получить надо? Нет, пусть уж госконторы и непромышленные предприятия и учреждения службы быта работают ну хотя бы с десяти до восьми. Всем польза. Да и вузы могут попозже студентов учить.