Текст книги "Святослав. Великий князь киевский"
Автор книги: Юрий Лиманов
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)
Пётр молча кивнул. Каждый понимал, что в обстановке всеобщего торга умелый политик может получить многое.
– Да, всё больше набирает силу киевская бояра, – Вздохнул Святослав после недолгого молчания.
– Когда Юрия с престола скинули, тогда они и почувствовали силу... – вставила княгиня.
– Нет, княгиня, всё началось, когда преставился великий князь Всеволод, твой свёкор. Он-то держал их в горсти – и хитростью, и силой, и подкупом. Потому и Мстиславичи им по сердцу, что нет в них мощи, чтобы задавить боярское самоуправство, – пояснил Пётр.
Щенок подобрался к ногам Святослава и попытался укусить его крохотными зубками. Святослав нагнулся, взял малыша за шиворот и отнёс обратно, к Ратаю.
– Что ты делаешь, ему же больно, он не котёнок! – воскликнула обеспокоенно Мария.
– Ничего... – Князь положил щенка рядом с волкодавом, и тот ласково лизнул его, разделяя, видимо, мнение хозяйки.
– Что же касается князя Вячеслава, – сказал Святослав, глядя на собак, – тут мне всё ясно. Его право, как старшего Мономаховича, бесспорно. И рядом с ним соправителем может стать любой. Тут бояре рассудили безошибочно...
– Ты подумал о себе? – спросила княгиня Мария.
– Машенька, ты же знаешь, я всегда думаю только о тебе! – Он поцеловал жену.
Пётр собрался уходить. Поднялся и Ягуба, взяв щенка на руки.
– Погодите, друга, – сказал князь, подошёл к полкам с книгами и стал перебирать старые фолианты, одетые в кожаные переплёты с золотыми и серебряными застёжками. Наконец он нашёл то, что искал. – Вот, поклонись князю Вячеславу от меня этой книгой. – Он протянул Петру фолиант, – Ей лет триста либо чуть поменьше. Писана на моравском языке, ещё когда Мефодий сидел на епископской кафедре в Моравии и вводил там славянскую письменность.
– Господи, да ей цены нет, княже! – У Петра разгорелись глаза, он взял книгу и перелистал несколько страниц, поглаживая их тонкими длинными пальцами, словно лаская. – Нет цены твоему подарку, – повторил он.
– Есть, – усмехнулся князь. – Эту книгу Мономах и мой дед Олег захватили во время совместного похода в Чехию, когда были молодыми и не стали ещё врагами. Думаю, князь Вячеслав поймёт намёк...
– Я постараюсь, чтобы он его понял, – улыбнулся Пётр.
Пётр ушёл, бережно прижимая к груди бесценную книгу.
Ушёл и Ягуба со щенком.
Маша подошла и прижалась к мужу.
– Жалко книгу-то? – спросила она с еле заметной доброй насмешкой.
– Ой как жалко... Только думаю, что глупому и алчному человеку надо дарить ларцы, насыпанные жуковиньем[43]43
Жуковинье – ювелирные изделия.
[Закрыть], как делает это Яким, не мудрствуя лукаво, умному же нет лучше подарка, чем редкая старинная книга.
– Ты прав, такой подарок не только радует, но и льстит, потому что возвышает человека в собственных глазах.
События развивались так, как и предсказывал Пётр. Киевские бояре без особого труда получили согласие старого Вячеслава на соправительство с Ростиславом. Но тот ещё ехал из Смоленска по зимним лесным дорогам. Нужно было обезопаситься от Изяслава Давыдовича.
Неожиданно Святослав получил от старого Вячеслава послание:
«Ты есть сын любимый Ростиславу, так же и мне. Приезжай ко мне, и мы будем вместе в Киеве до приезда Ростислава» Святослав сразу же понял всё, что крылось за краткими словами старого князя: «любимый сын» означало, что Вячеслав согласен признать его своим вассалом, а следовательно, выделит какое-нибудь княжество. Более того, обращается к нему не только от своего имени, но и от имени своего будущего соправителя. Вдвоём они смогут успешно противостоять притязаниям Изяслава Давыдовича.
Он немедля ответил согласием.
Когда в Киев приехал наконец Ростислав из своего Смоленска, всё было уже налажено: Изяслав отступился, и Смоленскому князю оставалось лишь сесть торжественно на великокняжеский стол.
Святослав получил в награду богатое и сильное Турово-Пинское княжество с епископской кафедрой и традиционными связями с Западом.
Но побывать в нём ему так и не пришлось. С севера к Киеву подошли полки главного претендента на великий стол Юрия Долгорукого. Они были подкреплены половецкими ордами, а возглавлял войско сын Юрия князь Глеб.
Ростислав спешно собрал полки подручных князей, куда вошли естественным образом и дружина и полк Святослава, и под Переяславлем нанёс Глебу поражение. Торопясь развить успех, он бросился и на Изяслава Давыдовича, надеясь разбить врагов поодиночке. Но в этот момент пришло скорбное известие: умер соправитель князь Вячеслав.
За те несколько дней, что ушли на похороны Вячеслава, Глеб и Изяслав сумели договориться и объединились. И теперь перед Ростиславом стояла грозная сила с многочисленной конницей половцев. Ростислав, испугавшись не только за великокняжеский престол, но и за свою жизнь, повёл себя не самым благородным образом: решил поторговаться, причём обещал расплатиться не своими владениями, а землями племянника, Мстислава Изяславича. Князь Мстислав смертельно обиделся, поднял свои полки и ушёл.
Святослав ненавидел сражения в зимнее время. Обычно он мёрз в доспехах, хотя и поддевал под кольчугу две шерстяные вязанки, а сверху всегда носил доху. Вот и сейчас он не торопился сбросить её...
Начало сражения обещало успех. Удалось потеснить полки Глеба. Изяслав бросил в бой засадный полк, а затем и конницу половцев.
«Пора», – решил Святослав, скинул доху и повёл свой полк в бой.
Началась та привычная, будничная работа, которой последние годы всё чаще приходилось ему заниматься, – рукопашный бой.
Он отбил удар половца. Меченоша, что прикрывал его правую руку, вонзил тому меч в шею, и половец упал. Святослав, полегоньку осаживая коня, парируя удары, стал выбираться из гущи сражения.
Дружинники, привыкшие за долгие годы к тому, что их князь никогда не покидает первых рядов, обеспокоенно сгрудились вокруг него окольчуженной стеной. Святослав поискал глазами Ягубу. Его золочёный шлем сверкал далеко впереди, в окружении лисьих шапок половцев.
– Ягубу ко мне! – хрипло приказал князь и, пристав в стременах, огляделся. Его полк, стиснутый справа и спереди половцами, слева воинами князя Глеба Юрьевича, оказался отсечённым от полка Ростислава. Это был конец. Битва проиграна.
К полудню кольцо дружинников, окружавших князя, продолжало сужаться под натиском половцев. Ягуба протиснулся к Святославу.
– Ягуба, уходим! – прокричал князь. – Возьмёшь младшую дружину и прикроешь нас... Уходим к Киеву!
Ягуба что-то крикнул в ответ, князь не расслышал, Ягуба отъехал, сбивая вокруг себя дружинников.
Святослав крикнул:
– Други, за мной! – И бросил коня влево, туда, где половцев было меньше всего.
Старшая дружина без слов поняла замысел князя, бывалые воины сомкнулись, стремя к стремени и, как могучая белуга рвёт сети рыбака, пронзили ряды степняков и вывались к реке. В погоню бросились самые рьяные половцы, но вслед за ними пробилась младшая дружина во главе с Ягубой, ударила им в тыл, разметав тех, кто предпринял погоню, и вскоре присоединилась к товарищам, отстреливаясь на скаку из луков. Преследователи смешались, сбились в кучу, отстали.
Святослав свернул на шлях, увлекая за собой дружинников. Впереди высился холм. Он погнал усталого коня на лишённую снега вершину, остановился и стал вглядываться в круговерть сражения, хорошо просматриваемого с высоты. Горестный стон против воли вырвался из его уст – половцы, воины Глеба и полк великого князя Изяслава завершили окружение войска Ростислава. Сейчас начнётся самое страшное – избиение растерявшихся воинов... Закипели слёзы стыда: он покинул их...
К нему подскакал Ягуба.
– Князь, я думаю, лучше поехать в сторону от шляха.
– Да... – Князь заставил себя взглянуть в глаза Ягубе. – Много из младшей дружины легло? – спросил он тихо.
– Половина.
Святослав зажмурился, словно от резкого, нестерпимого света, и помотал головой.
– Боярин Вексич вырвался.
– Слава тебе, Господи! – перекрестился Святослав. – Я yжe было подумал... Он же с полком стоял...
– Он услыхал, как ты крикнул: «Уходим!»
Святослав не помнил, чтобы он это кричал... Наверное, кричал, давал команду, думая обо всех...
– Где он?
– Здесь я, князь, – послышался знакомый с детства такой родной голос.
Святослав обернулся. Медленно на усталом коне поднимался на холм Вексич.
– Не казнись, князь, – сказал боярин, безошибочно угадывая состояние соратника. – Ростислав раньше нас бежал. И чуть в плен не угодил. Конь у него споткнулся. Если бы не княжич Мстислав, быть бы ему в плену.
– Куда они поскакали?
– Не ведаю. А нам бы к Киеву надо, но не по шляху, а в обход. Эх, жаль, кожухи покидали. Замёрзнем...
– Вот и я то же говорю, – сказал Ягуба. – Гнать надо к Киеву!
– Подождём, вдруг ещё кто из боя вырвется.
– Так и половцев дождаться недолго... – недовольно проворчал Ягуба.
Половцев, отъезжающих с места сечи, они увидели одновременно.
Численность их втрое превосходила спасшихся дружинников Святослава.
Ни слова не говоря, Святослав погнал коня вниз с холма. Уже миновав склон, крикнул:
– Сюда скачут половцы! За мной! – И поскакал к Днепру.
Нужно было во что бы то ни стало оторваться, поскорее достичь переправы, и, если быстро перебраться на правый берег, можно считать себя в безопасности.
Они мчались вдоль низкого берега Днепра по извилистой слякотной дороге, прихотливо повторяющей все повороты реки. Остатки дружины – десятка три самых опытных, закалённых в боях дружинников и несколько меченош – растянулись шагов на сто. Святослав крикнул Вексичу, скакавшему рядом:
– Веди всех к переправе! – А сам свернул на обочину дороги и осадил коня, пропуская воинов.
Подъехал Ягуба. – Я бы мог и один прикрыть отступление, князь, – сказал он недовольно.
– Здесь моё место! Хватит и того, что я из битвы ускакал, оставив кметей... И перестань за мной, как нянька ходить! – сорвался на крик князь.
Последними скакали трое раненых дружинников, постепенно отставая.
– Держитесь, други! – крикнул Святослав, замыкая отряд. – Скоро переправа, там вздохнём... – И он развернул коня, чтобы встретить половцев.
– Совсем избезумился, князь! – крикнул Ягуба. – В плен захотел?
– Много воли взял! – зло огрызнулся князь.
– Твоё место впереди, князь!
Некоторое время их кони скакали голова к голове, потом Святослав, признавая правоту Ягубы, ударил своего плёткой и поскакал, обгоняя дружину.
Он помнил, что впереди, совсем недалеко, должна быть переправа. Если там остались лодки, придётся бросить на этом берегу коней и переплывать на лодках. Половцы не погонят своих коней в ледяную воду. Больше того, они начнут арканить и делить брошенных лошадей...
Он догнал боярина Вексича и прокричал ему об этом на скаку.
Измученное, обагрённое кровью лицо боярина на мгновение осветилось улыбкой – он понял, что план князя сулит им спасение.
Святослав поскакал вперёд, ему не терпелось взглянуть на переправу, убедиться, что лодки на месте.
Лодки действительно остались у переправы – один большой насад[44]44
Насад – вместительная лодка с поднятыми насаженными бортами.
[Закрыть] и с десяток однодеревок[45]45
Однодеревка – лодка или челнок, выдолбленный из дерева.
[Закрыть]. Вполне хватит для переправы людей, и даже можно перевезти доспехи и оружие.
Расположенная рядом с переправой рыбацкая деревушка оказалась безлюдной. Холодные очаги говорили о том, что рыбаки давно покинули её.
Подоспели дружинники на измученных конях.
Князь быстро и без лишних слов объяснил, что единственная возможность для них – бросить здесь лошадей. Всё это понимали, но некоторые из старых воинов не могли без слёз расстаться со своими четвероногими соратниками. Сам князь с горечью снял седло с тонкого венгерца, служившего ему два года во многих боях и походах, поцеловал в нежные, тёплые губы и кинул седло в насад...
На середине Днепра он поднял со дна насада своё золочёное с серебряными стременами седло и бросил его в тяжёлые, ледяные волны родной реки...
Они уже поднялись на правый высокий берег Днепра, когда у переправы появились половцы. С минуту понаблюдав, как арканят половцы их боевых коней, князь с трудом заставил себя отвернуться и пошёл первым в сторону Киева.
Дул промозглый, сырой ветер. Шёл мокрый снег. Становилось всё холоднее. Хотелось содрать с себя промерзшую кольчугу, сдёрнуть золочёный обледеневший шлем, остаться в одном подшлемнике, но нельзя – в любую минуту могут налететь половцы. Дружинники и так оказались по сути безоружными, вдали от родных городов. А кожухи и тулупы, сброшенные перед боем, так и остались там, в распадке, у коноводов, если, конечно, половцы пощадили их...
Святослав приказал двигаться бегом.
Вспомнилось, как в детстве возмущался он, когда наставники часами заставляли его бежать с оружием и в доспехах...
Когда от воинов пошёл пар, а Вексич стал дышать со свистом и хрипом и лицо его приобрело лиловый оттенок, Святослав разрешил перейти на быстрый шаг.
У первой же развилки дорог он решил отойти от Днепра. Теперь они шли, петляя от одной дубравы к другой. Шуршали под ногами охряные фигурные листья, поскрипывали голые могучие ветви. Дубравы просматривались зимой насквозь, и всё же деревья создавали иллюзию укрытости...
К вечеру вышли к знакомой деревне. Святослава поразила тишина. Ни одна собака не забрехала, хотя не могла не учуять приближение людей.
Деревня была пуста.
Во дворе первого от околицы дома лежала собака в луже Побуревшей крови. Сорванная с петель дверь валялась на земле. В доме ни души...
– Половцы побывали и на правом берегу, – негромко произнёс кто-то из дружинников, хотя это было ясно и без слов.
Дальше двигались уже с оглядкой, выслав вперёд сторожу. Миновали ещё две брошенные деревни, в них дымились, догорая, избы... В третьей заночевали, выставив охрану.
У знакомой развилки на Хорино Святослав подозвал Ягубу.
– Я схожу туда, – сказал он коротко, понимая, что Ягубе не нужно ничего объяснять.
– Может, не надо, князь? Половцы здесь точно прошли...
– Сам вижу. Надо, – оборвал его князь. – Я догоню.
Он направился по знакомой дороге. Разбитая многими копытами, она ясно говорила, что по ней недавно прошла конница и что никакой надежды нет. Но князь всё же пошёл дальше...
Вот и дом... Он остолбенел, увидев рыжую холопку Стешу, распростёртую у крыльца с задранным подолом, в груди торчала половецкая стрела.
Святослав вбежал в дом.
В горнице среди поломанных лавок у опрокинутого стола в луже крови лежала Неждана. В руке она сжимала нож, на шее, в том самом месте, что так любил он целовать, зияла страшная рана. Открытые глаза, казалось, смотрели на него с укором. Он присел на корточки, попытался закрыть ей глаза, но не смог – труп уже окоченел. Князь набросил на неё рядно...
Она погибла гордо, предпочтя смерть позору насилия.
Предать сейчас её тело земле по христианскому обычаю Святослав не мог. Что было делать? И он решил поступить так, как сделали бы древние славяне.
Князь поставил на место стол, лавки, привёл в порядок всё остальное в горнице. С трудом поднял труп, ставший словно каменным, положил на стол. Поставил в голове икону, сняв её из красного угла. Поцеловал Неждану в ледяной лоб. Пошёл в хлев. Пустые стойла и пятна крови красноречиво свидетельствовали, что коровы, так любимые Нежданой, не избежали участи хозяйки.
Святослав набрал соломы, вернулся в дом, бросил на пол, полез в печь. Как он и думал, под слоем пепла теплились угольки. Он раздул их, сунул туда жгут соломы и поджёг им брошенную на пол охапку. Постоял, дожидаясь, пока не занялись ножки стола, и вышел, притворив за собой дверь...
На том месте, где когда-то он стоял, ожидая, выйдет ли Неждана, отправится ли на богомолье в монастырь, князь остановился и долго смотрел, как разгорается пламя. Когда дом превратился в огромный погребальный костёр, Святослав повернулся и пошёл к шляху.
Он нагнал своих к вечеру. Дружинники шли, растянувшись, понурые и мрачные. Всё кругом свидетельствовало о недавнем пребывании здесь половцев.
Святослав поравнялся с Ягубой, тот вопросительно взглянул на него.
– Я похоронил её по древнему обычаю...
– А певец?
– Певца я не видел.
Они миновали одно пожарище, затем другое. За ними увязалась корова, непрерывно мычащая от боли – у неё кровоточило пробитое стрелой вымя.
Наверное, из-за этого надрывного мычания они не услышали конского топота.
Половцы возникли внезапно, окружив их плотным кольцом.
Не дожидаясь команды, дружинники встали плечом к плечу, прикрылись щитами, выхватив мечи.
Половцы пустили своих коней вскачь, окружая русов, извлекая из колчанов луки.
Всё, что произойдёт дальше, Святослав отлично знал: половцы начнут на скаку расстреливать дружинников и будут продолжать эту кровавую потеху до тех пор, пока не упадёт последний воин.
Святослав вышел вперёд так, чтобы все его видели, поднял обе руки над головой пустыми ладонями к половцам, закричал по-кыпчакски:
– Не стреляйте! Я хочу говорить с вашим ханом. Я князь Святослав и готов заплатить выкуп за себя и своих воинов!
К нему подъехал совсем молодой, безусый половец и крикнул:
– Меня зовут Кончак. Ты мой пленник! Я уважаю воина, который готов платить выкуп не только за себя, но и за своих людей!
Первым делом половцы заставили отдать доспехи, оружие, красные русские щиты. Обыскали и отобрали серебро. Всё это делалось сноровисто, без суеты. Юный Кончак оказался не только удачливым воином, но и рачительным хозяином. Имя его Святослав, хорошо осведомленный в делах Дикого Поля, слышал впервые. По некоторым признакам речи и по одежде можно было предположить, что происходит он из рода Токсобичей, одного из самых крупных у донских половцев.
В последнее время князья всё чаще втягивали половцев в свои усобицы. Сам Святослав не раз уже прибегал к помощи степняков, когда не хватало денег на содержание торков. Привлекал их и не думал о последствиях. А теперь ему стало страшно: половцы свободно гуляли по Правобережью. А значит, кто-то показал им не только известные, охраняемые броды вроде Витичева, но и тайные, скрытые, как та переправа, которой воспользовался сам Святослав, отступая.
Половцы погнали пленников в обход Киева. Несколько раз они встречали другие отряды своих соплеменников. Это тоже беспокоило князя – так близко у Киева гуляли только печенеги. Но в те далёкие времена, как явствовало из летописей, степняки находились всего в полутора поприщах от Киева. Сегодня же укреплённые городки протянулись на юге цепью примерно в пяти днях пути, а половцы чувствуют себя здесь привольно и не боятся. Неужели Изяслав в своей ненависти к Ростиславу пошёл дальше, чем когда-то Олег, и впустил половцев в святая святых, в сердце земли Русской?
На следующий день они переправились на левый берег Днепра в месте, которое никогда не служило переправой. Здесь всё было подготовлено: струги, насады, лодки и плоты для коней. Охраняли переправу хорошо вооружённые половцы. Они смотрели на орду Кончака, возвращающуюся с богатой добычей и полоном, с откровенной завистью.
Воспользовавшись краткой остановкой, дружинники мылись в ледяной воде, стирали одежду, отдыхали. Помылся и Святослав, хотя его мучил холод, и он с ужасом думал о предстоящих ночах.
– Князь говорит по-кыпчакски? – спросил без предисловий подошедший к нему Кончак.
– Плохо.
– Мои воины сейчас разобьют, походный шатёр. Я приглашаю князя разделить со мной трапезу.
– Благодарю за честь, хан. Но я буду есть то же, что и мои воины.
Нужно ли приносить эту жертву воинскому братству? Ты называешь меня ханом, но я ещё не хан, а глава рода, по вашему, подручный князь. А хан – это вроде великого князя. Я ещё должен пройти долгий путь, пока стану великим князем. Ханом народа кыпчак-и-дешт. Но даже сегодня я не хочу равнять себя с простыми воинами моего рода. Если я сяду с ними вместе к походному котлу, они не станут кушать меня в походе.
– Я сижу со своими воинами вместе за столом и дома, и в походе. И это не умаляет моего достоинства.
– Да, я слышал, что у вас, русов, много странного. Вы любите одну женщину, спите в душных клетках, называете простых воинов «други». Но я хочу лучше знать ваш народ.
– Почему?
– Чтобы стать ханом, я должен побеждать. Чтобы побеждать, я должен знать своего врага. Я ещё раз приглашаю тебя в свой шатёр. От моего приглашения не отказываются.
– И всё же я откажусь.
Они стояли друг против друга – мощный, уже начинающий грузнеть Святослав и такой же высокий, но по-юношески гибкий Кончак.
– Я должен был бы зарубить тебя, князь. Но... – Кончак неожиданно сказал на ломаном русском: – Кто же убивает курицу, которая несёт яйца? – Он широко улыбнулся и пошёл прочь. Потом остановился и сказал уже по-кыпчакски: – Я больше никогда не буду приглашать тебя кушать со мной. Завтра ты узнаешь цену своего выкупа. Приготовь гонца в Киев.
«Вексич», – сразу же подумал князь. К счастью, боярин В походах внешне ничем не отличался от рядового дружинника, и половцы не могли догадаться о его высоком положении.
Святослав пошёл искать боярина...
Пленных половцы разместили в голой степи, в полупоприще от своих веж, на берегу небольшой речки, уже покрытой салом, бросили им несколько старых изорванных шатров, отполированные за многие годы службы жерди, один котёл для варки пищи и тряпье, чтобы укрываться морозными ночами. Десяток половецких воинов на сытых конях сторожили их и при малейшей попытке отойти от становища стегали нещадно плетьми.
Топить можно было только сухой прошлогодней травой, ковылём, перекати-полем. На таком огне вскипятить воду оказалось делом неимоверно трудным, а уж о том, чтобы что-то варить, и речи не было. Половцы вечером привезли и бросили тушу неосвежёванного барана. Пришлось делить мясо, и каждый пек его на палочках на крохотном огне. Понятно, что через несколько дней весь сушняк вокруг становища они сожгут, и придётся ходить далеко в степь, если, конечно, разрешат охранники.
Через несколько дней пленники совсем одичали – кожа обветрилась, отросли косматые бороды, одежда на удивление быстро превратилась в лохмотья. По прошествии ещё какого-то времени Святослав заметил, что кое-кто уже недожаривает мясо, а рвёт его, полусырое, зубами, как дикий пёс.
Он собрал всех и сказал несколько коротких слов, призывая не позорить имя русского воина, не ронять честь князя. Это подействовало... на несколько дней...
Как и предвидел Святослав, вскоре ходить за топливом пришлось за многие сотни шагов от стана. Охранники собирали группы по нескольку человек и сопровождали их на конях, покрикивая по-русски: «Давай, давай!», хлопая плетьми в воздухе для убедительности.
Мясо без соли, без приправ уже не лезло в глотку. Люди на глазах делались вялыми, безразличными, теряли воинский облик. Молодой дружинник Дарема, взятый из гридей, не выдержал, с яростным криком бросился на рослого половца, когда собирал сушняк, вцепился ему в горло, стал рвать зубами руку степняка, которой тот пытался оттолкнуть его. Подскочил второй половец, ударил саблей – Дарема упал, обливаясь кровью, и половцы не торопясь добили его плётками, время от времени останавливаясь и поглядывая на стоящих в безмолвии пленных.
Так прошёл двадцать один страшный, тягучий день.
Вечером в той стороне, откуда обычно привозили баранью тушу, показался конный отряд. Пленники повскакивали на ноги, стали напряжённо всматриваться. Когда отряд приблизился, они увидели, что десятка два верховых гонят около полусотни коней.
Всадники подъехали. Впереди скакал Вексич. Князь бросился к нему, охранники грубо остановили его, но из-за спины Вексича вышел половец и приказал пропустить князя. Святослав обнял и расцеловал боярина.
– Выкуп внёс. Эти кони для вас... Половцы проводят нас до Сулы, там отпустят, – сказал деловито Вексич.
– Как мне тебя благодарить?
– Бог с тобой, князь! Княгиня и матушка здоровы, ждут не дождутся, дети тоже здоровы... Недостающие гривны для выкупа дал великий князь... – Это Вексич сказал буднично.
– Неужели не хватило? Куда же всё подевалось? – ужаснулся князь.
– Успокойся. Великий князь решил проявить великодушие. Княгиня Мария не отказалась – своё добро целее будет.
Пока они разговаривали, приехавшие с боярином люди распределили коней среди недавних пленников, развязали седельные мешки у заводных коней и раздали тёплую одежду и мечи. Человек с мечом – уже воин. Святослав поразился, как мгновенно преобразились только что похожие на банду разбойников люди...
Подъехал рослый половец, тот самый, что зарубил дружинника Дарему, указал плёткой на шатры, приказал:
– Снять и сложить!
– Сейчас я распоряжусь, – ответил Вексич.
Стой! – гаркнул князь и бросил презрительно на кыпчакском половцу: – Сам уберёшь!Половец оскалился, поднял плётку и стал наезжать конём на князя. Святослав положил руку на рукоять меча, и половец осадил.
– Ты убил моего человека. Если я скажу Кончаку, он взыщет с тебя недополученный выкуп.
Половец проворчал: «Собака!», хлестнул коня плёткой и отъехал.
Святослав сел на коня, разобрал поводья, скомандовал:
– По коням! – И, не оглядываясь, поскакал, уверенный, что дружинники не отстанут от своего князя.
Ехали, почти не останавливаясь, стремительной «половецкой» рысью целый день и большую часть ночи. Всё это время, оглянувшись, можно было увидеть на горизонте половецких всадников, провожавших своих врагов до границ степи.
Только когда начались перелески, половцы исчезли.
Князь вздохнул с облегчением. Ещё полдня – и они выйдут к реке Ворскле, к городку-крепости Лтаве...
В городке их ждали оставленные Вексичем холопы. Топилась баня, жарились и варились разнообразные яства.
Святослав давно не парился с таким наслаждением и яростью. Он остервенело сбивал с себя веником все: половецкий плен, стыд, унижение... Исхлестал два веника, пока не опустился в изнеможении на ступень парной.
За пиршественным столом он поднял чарку с мёдом:
– Други мои! Я поднимаю эту чарку за вас, за ваше мужество и стойкость в плену. Сейчас мы пригубим пенного мёду и отставим чарки, дабы не было нам мучений от излишества после злого лиха в плену! – Он осушил чарку, отставил её и внимательно проследил, все ли дружинники последовали его примеру. Он понимал, как сладостно было бы именно сейчас осушать чары без счета, но опыт говорил: необходима воздержанность.
Даже одной чарки достало, чтобы за пиршественным столом поднялся нестройный гул голосов. Говорили, не слушая соседа. Только тогда Святослав обратился к Вексичу с вопросом, который мучил его всё время пути:
– Ты сказал, боярин, что гривны на выкуп частью дал великий князь Изяслав Давыдович?
– Да, князь.
– Но кто надоумил его предложить мне помощь? Неужто Мария ходила к нему? Или, может быть, матушка, княгиня Агафья?
– Боярин Пётр.
Святослав помолчал, оценивая ответ Вексича.
– Я было подумал о нём, но засомневался. Выходит, ныне он в милости у Изяслава?
– Да, князь.
– Ай да Пётр! – воскликнул князь восхищённо. – Я всегда знал, что с его головой только рядом с великим князем сидеть в думе. И как же он так быстро приблизился к Изяславу?
– Насколько мне известно, не он приблизился, а великий князь его захотел приблизить, – уточнил Вексич. – Воссев на великий стол, Изяслав Давыдович призвал к себе Вячеславовых бояр и сказал им так: «Вашему князю я был не враг, служите и мне».
– И Пётр согласился?
– Нет, в том-то и дело, что нет. Он сказал, что долг призывает его ко двору Ростислава. Но тут пришла весть о твоём пленении, и тогда Пётр пришёл к великому князю и сказал, что надо помочь выкупить тебя из плена. Великий князь прикинул, что лучше иметь тебя в друзьях, нежели во врагах, пригласил княгиню Марию и предложил помощь. Княгиня, как я уже говорил тебе, от гривен не отказалась, сказав, что лишних гривен не бывает. Вот так всё и произошло. Теперь ты, если пожелаешь, сможешь отблагодарить великого князя Изяслава Давыдовича и войти к нему в милость.
– Кому он собирается отдать Черниговское княжество? – спросил Святослав.
– Пока оставил за собой.
– То для меня неплохо, – задумчиво протянул Святослав.
– Уж не возмечтал ли ты о Чернигове, князь?
– Неужто это так удивительно, боярин? Право Ольговичей на Чернигов непререкаемо. И если хорошо отблагодарить Изяслава за помощь в вызволении из плена, то можно... – Святослав умолк.
– Что можно, князь?
– Обойти дядюшку Святослава. Он ведь твёрдо связал свою судьбу с Юрием Долгоруким, и потому никак приблизиться к Изяславу не может...
Но всем этим замыслам не суждено было сбыться. Вскоре после возвращения Святослава из плена стало известно, что Юрий Долгорукий двинулся на Киев. Он два года собирал силы и ныне шёл во главе могучих полков, подкреплённых половецкой конницей, полный решимости на этот раз прочно сесть на великокняжеском Киевском столе.
Испуганные его грозной силой, все князья покорно встречали Юрия в воротах своих городов. Видя это, Изяслав Давыдович поспешил уйти в Чернигов в надежде сохранить за собой хотя бы это княжество.
Святослав запёрся в старом дворце Ольговичей.
– Не простит он мне Остерский Городец, понимаешь, Маша, не простит, – повторял он в отчаянии, расхаживая по ложнице.
Княгиня лежала. Она была в очередной раз в тягости и, против обыкновения, плохо себя чувствовала, иногда целыми днями не вставала с ложа.
Княгиня Агафья шепотком, в тайне от невестки, разъяснила сыну причину недомогания Марии:
– Бедная, она так переживала, так страдала, так волновалась, пока ты был в плену, что мы даже опасались, не выкинет ли...
Мария наблюдала за мятущимся мужем с беспокойством, мучительно раздумывая, что ему присоветовать, как помочь.
Может быть, укроемся на время у моего двоюродного брата в Полоцке? – предложила княгиня. – Тебе до Полоцка в твоём положении не доехать, а я больше тебя одну не оставлю. – И князь, подойдя к ложу, наклонился и нежно поцеловал жену.
– Ты меня любишь? – шепнула она.
– Больше жизни, будто сама не знаешь.
– Тогда нам ничего не страшно...
«Нам-то не страшно, – подумал Святослав, – а вот каково нашим детям? С дочерью всё ладно, приданое у неё королеве кое... А сыновья? Три княжича того и глади изгоями станут. И ещё неизвестно, кто здесь у нас...» – Он ласково провёл рукой по животу Марии и, уловив неясный толчок, улыбнулся:
– Просится на свет Божий?
– Такой беспокойный...
Он подумал, что неосознанно они говорят о будущем ребёнке как о мальчике. Ещё один сын, ещё один княжич, ещё один изгой...
– А если тебе поклониться дяде Святославу? Он с Юрием хорош?
– Он-то! Пожалуй, ближе всех иных к нему стоит. Только чем я поклонюсь дяде? И пардуса я ему дарил, и рыбий зуб[46]46
Рыбий зуб – моржовая кость.
[Закрыть], и паволоки, и жуковинье, и скатный жемчуг, и просто золото ромейское... Да и сколько нужно, чтобы Остерский Городец перевесить...