355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Юрий Гельман » Перекресток Теней (СИ) » Текст книги (страница 13)
Перекресток Теней (СИ)
  • Текст добавлен: 7 ноября 2017, 16:00

Текст книги "Перекресток Теней (СИ)"


Автор книги: Юрий Гельман



сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

– Никогда, – с невыразимой печалью в голосе ответила Ребекка. – И никогда не могла себе этого простить. Потом, уже находясь в монастыре, долгие годы я вымаливала у Бога прощения для себя, но видно Он так и не услышал меня. Или не захотел простить...

– Сеньора, это действительно было в Клюи? – уточнила Эстель.

– Да, там.

– В доме напротив молочной лавки?

– Да, но... откуда...

Ребекка встрепенулась и застыла на полуслове, пристально вглядываясь в лицо девушки.

– И женщину, приютившую вас тогда, звали Аделайн, а ее мужа Клод Оди?

Венсан де Брие, до этого смотревший в ручей, повернул голову и уставился на Эстель.

– Они назвали меня Эстель, – дрожащим голосом сказала девушка.

– Нет... это имя... придумала для тебя я...

Ребекка вскочила и тут же упала на колени перед дочерью.

– Прости, прости меня! – просила она, протягивая руки. – Если сможешь... Господи, ты все же внял моим молитвам!

Эстель подхватила Ребекку подмышки и, подняв с колен, снова усадила на скамью.

– Сеньор, представляете, какое чудо! – Девушка повернулась к рыцарю, застывшему как изваяние и угрюмо наблюдавшему за трогательной сценой. – Как такое может быть?!

Ребекка тоже повернулась к де Брие.

– Сеньор! Как я вам благодарна за то, что вы вытащили меня из монастыря! – воскликнула она. – Это не чудо, это промысел божий! А где сейчас Северин? Я... хочу его видеть...

– Это случится раньше, чем ты думаешь, – сдержанно сказал граф. – Завтра мы отправляемся в Париж, а Северин очень скоро тоже приедет туда. Я послал за ним человека. Думаю, он уже собирается в путь.

– Северин? – переспросила Эстель. – Это ваш брат, сеньор? Тот самый, которого мы не застали в Ренн-ле-Шато?

– Да, Эстель.

– Это твой отец, девочка, – сказала Ребекка.

Венсан де Брие сжал зубы и промолчал.

 ***

На открытой палубе когга "Знамение" было ветрено и пусто. Небольшой быстроходный корабль, героически преодолевая волны Бискайского залива, упорно продвигался на север. К вечеру первого дня пути на траверзе правого борта когга был Сен-Назер, вдали маячили мыс Киберон и остров Бель-Иль.

Солнце упало за горизонт, океан очень быстро потемнел, стал неприветливым и грозным.  На высокой мачте, выгнувшись стремительной дугой, напряженно гудел парус.

Дюжина лучников давно спустилась в трюм, присоединившись к матросам, еще раньше в своей каюте заперся капитан. Из команды корабля на юте остался один рулевой. Накинув на голову капюшон и намертво вцепившись крепкими руками в штурвальное колесо, он перестал быть похожим на человека и превратился в неподвижный и безликий монумент.

Спрятавшись от свистящего ветра за высокой надстройкой с зубчатыми бортами, на баке приютились двое пассажиров "Знамения". Судно принадлежало венецианскому купцу и предназначалось только для перевозки грузов. Его капитан попутчиков брал крайне редко, да и то при условии, что ночевать они будут на палубе. Тибо и Луи не оставалось ничего другого, как согласиться с требованиями капитана. Это был седой мужчина неопределенного возраста, худощавый и загорелый, с острым взглядом и нервной походкой. Его тело, казалось, было иссушено солеными ветрами, но держался он бодро и строго.

– Ваше дело, – сказал он, обращаясь к двум друзьям перед тем, как когг выбрал якорь в порту Ла-Рошели, – не мешать команде работать. Океан у побережья суров, иногда приходится сутками не смыкать глаз. Ваше место – на баке, среди канатов и запасных парусов. Идти нам, если повезет с погодой, почти два дня, так что не замерзнете. И молитесь, чтобы попутный ветер был щедр и благосклонен к нам.

Тибо и Луи закивали головами и не стали спорить. Главным для них было поскорей добраться до Англии и выполнить секретное поручение Венсана де Брие. Днем они терлись возле лучников – нанятого отряда солдат, предназначенных для отражения возможного нападения пиратов. Их покормили похлебкой из чечевицы со свининой. В благодарность за еду пассажиры "Знамения" по очереди рассказывали солдатам какие-то забавные истории.

И вот теперь, скорчившись от холода, но не теряя присутствия духа, при качающемся свете одинокого фонаря, болтавшегося на грота-рее, они уплетали собственные небольшие запасы еды и разговаривали.

При всей схожести общего далекого прошлого, Тибо и Луи давно стали разными людьми, настолько непохожими друг на друга, как вода бывает непохожа на камень, перегородивший путь ручью. Теперь их случайно сблизило конкретное дело, но относились они к нему по-разному: один – с искренней преданностью и рвением, другой – с настороженностью и тайным умыслом. И вот, когда по воле судьбы двое друзей остались наедине посреди ревущей морской стихии, когда каждому неоткуда было ждать спасения или возможности укрыться от нежелательных обстоятельств, между ними произошло то, что неизбежно должно было произойти.

– Скажи, Тибо, – осторожно начал Луи, когда его друг откинулся назад и прислонился спиной к бухте каната, – ты полностью доверяешь своему покровителю?

– Сеньор де Брие вовсе мне не покровитель, – ответил Тибо.

– Но ведь это он тебя кормит и одевает взамен на ту службу, которую ты ему время от времени оказываешь.

– Я служу не время от времени, а постоянно, причем, не за еду или деньги.

– Тогда как? Поясни. Разве в наше время можно как-то иначе?

– Можно, Луи. Я действительно во всем доверяю сеньору, потому что меня с ним связывает давняя дружба, и я служу тому делу, которому служит и он.

– Заметь, что нас с тобой тоже ведь связывает давняя дружба, – вставил Луи. – Однако же я не могу сказать, что мне ты так же доверяешь. И потом, мне не совсем понятно, какому делу вы с де Брие служите.

– А тебе хочется понять?

– Согласись, Тибо, я был с вами в Тампле, меня вместе с тобой арестовали папские епископы, после чего мы оба каким-то чудом спаслись и ушли от преследования. Так неужели до сих пор я не заслужил того, чтобы знать, какие перед нами ставятся задачи и какие цели мы преследуем!

– А зачем тебе это, Луи?

– Гм, просто знать, и всё.

– И при случае рассказать, кому следует?

– Зачем ты так, Тибо?

– Ты обиделся?

– А ты бы как повел себя на моем месте?

– Во-первых, мне никогда не быть на твоем месте, – сказал Тибо и повернулся лицом к Луи. – А во-вторых, я никогда не предавал друзей.

– Но я ведь тоже не предавал!

– Разве?

– А как? Что ты имеешь в виду?

– Ты действительно хочешь, чтобы я сказал?

– Хочу.

– Хорошо, слушай. Первое мое подозрение возникло тогда, когда ты проговорился о болезни папы Климента. Это в те дни было еще большой тайной для всех, и о ней могли знать только избранные люди, а не торговцы на рынке, о которых ты сказал. И потом, мы с тобой не разлучались несколько дней накануне, и на рынке ты без меня не был. Дальше – интереснее. Мы выезжаем из Парижа тайком, но нас каким-то образом выслеживают и берут под стражу в Орлеане, причем епископ Боне безошибочно называет наши имена. Спрашивается, от кого он их узнал? И о чем, хотелось бы знать, вы беседовали с епископом Моро в соседней комнате, пока меня били солдаты? Но и это, Луи, еще не самое интересное. А вот когда в Ла-Рошели тебя узнал твой бывший подельник и попросил передать привет аббату Лебефу... Вот тут мне, а в особенности мессиру де Брие стало очень любопытно: каким образом у карманного вора могут быть такие серьезные знакомства? Ведь аббат Лебеф давно известен моему хозяину как тайный агент папы. И что же у тебя может быть общего с ним, как не доносительство? Ну, что скажешь теперь, дружище Луи?

– Да! – Луи вскочил на ноги, но тут же упал на колени перед Тибо. – Да! Ты прав, Тибо! Я доносил. Я виноват перед тобой. Хочешь, я скажу честно: когда ты спал пьяный в харчевне, я встречался с аббатом Лебефом, а потом вернулся и тоже лег спать. Это он сказал мне о болезни папы. Я выдал себя, да. Грешен, грешен, Тибо! Прости меня... Знаешь, однажды меня поймали со срезанным кошельком и кинули в тюрьму. Там было ужасно! Толпа оборванцев, давно потерявших человеческий облик – воры, убийцы, насильники – все находились в одном общем помещении. Нас, наверное, нарочно поместили вместе, чтобы мы передушили друг друга. Но не это еще самое страшное, Тибо! Там был постоянно мокрый пол, на котором просто нельзя было спать. Я все время сидел, отыскав, как и все другие, сухой угол и опершись спиной о стену. А передо мной, шлепая своими лапками по лужам, туда-сюда сновали крысы. Огромные, Тибо! Они сверкали в мою сторону огненными бусинками глаз и, наверное, ждали, когда я сдохну. Это нельзя передать! Потом был суд, мне назначили срок в два года. Я просидел в душном подземелье, в этой преисподней почти семь месяцев, когда однажды пришел аббат Лебеф. По его распоряжению нас приводили к нему в сухое и светлое помещение где-то наверху. Он беседовал с каждым узником, а нас там было больше двадцати человек. Аббат Лебеф предложил мне работу... ты понимаешь, какую, Тибо. И я согласился. Знаешь, еще бы несколько месяцев – и я бы отдал богу душу. А вместо этого – довольно сытое житьё, просто нужно было ходить по людным местам, присматриваться и прислушиваться к разговорам. Ну, и попутно это не мешало мне заниматься любимым делом. Так продолжалось года полтора. А потом я встретил тебя...

– И донес, что я служу бывшему рыцарю тамплиеров...

– Прости, Тибо...

– Бог простит.

– Друг, я готов искупить свою вину! – встрепенулся Луи. – Сейчас, когда умер папа Климент, мне совершенно не обязательно служить аббату Лебефу. Я брошу это дело, обещаю. Нет, клянусь! Теперь я искренне на твоей стороне, на вашей стороне! Теперь я буду служить твоему хозяину так же, как служишь ты, Тибо! Мы выполним его поручение в Англии, вернемся, и я покаюсь перед ним. Слышишь, Тибо? Я покаюсь, и пусть он примет справедливое решение...

– Знаешь, Луи, – сказал Тибо, поднимаясь в полный рост, – мы действительно были с тобой друзьями – там, в Лане, в далеком детстве. Случилось так, что наши дороги разошлись, и от прежней дружбы не осталось и следа. Это не ты виноват перед сеньором де Брие, это я виноват перед ним. Да, Луи, виноват, что привел тебя и вместе с тобой притянул неприятности.

Луи тоже поднялся, и теперь оба стояли у борта, обдуваемые ледяным ночным ветром Бискайского залива. Во мраке они почти не видели лиц друг друга – только силуэты и контуры.

– Я понимаю, Тибо. Я буду служить честно!

– Человек, однажды предавший, никогда не сможет удержаться от повторного предательства, – сказал Тибо. – Это я знаю не понаслышке, доводилось видеть. А что касается моего хозяина... Хотелось бы знать, что тебе поручали относительно него?

– Я скажу, конечно же, скажу. Я должен был докладывать о каждом его шаге: куда ездил, с кем встречался, о чем говорил.

– А для чего?

– Не знаю, мне не объясняли. Я слишком маленький человек в чужой игре. Думаю, это связано с поисками сокровищ тамплиеров... Папа никогда не скрывал, что хочет их отыскать. А твой хозяин каким-то образом избежал ареста, вот они и следили за ним, думали, что он выведет на какой-то след...

– А тут еще и тайник в Тампле...

– Да, аббат Лебеф был крайне удивлен! Нет, скорее, возмущен. Мне досталось от него за то, что я не сумел предупредить заранее. Тибо, друг, я все потом расскажу сеньору де Брие. Я очень надеюсь, что он меня простит.

– Знаешь, Луи, он уже принял справедливое решение. Но я никогда не думал, что мне придется делать именно это...

– Что, Тибо, о чем ты? – Голос Луи задрожал. – Что ты собираешься...

– Прости, Луи, – коротко сказал Тибо и взмахнул рукой.

... Ясным и солнечным утром на палубу вышел капитан. Оглядев горизонт, он остался доволен ходом "Знамения" и отдал несколько отрывистых команд матросам. Потом поднялся на бак, где заметил одинокую фигуру Тибо.

– Доброе утро, сеньор капитан! – поздоровался пассажир.

– Доброе. А где ваш приятель?

– Знаете, он передумал плыть в Англию и ночью сошел с корабля, – не моргнув глазом, ответил Тибо.

Капитан сощурился и пристально посмотрел на него.

– А вчера мне показалось, что вы были друзьями, – сказал он. – Впрочем, это не мое дело.

– Благодарю вас, сеньор! – ответил Тибо и отвернулся.

На душе у него скребли кошки.

2

С первых дней февраля стала вдруг с восторгом ломаться вся статистика многолетних метеонаблюдений. Воздух прогревался солнцем до неприличных температур, городские птицы, всю зиму прятавшиеся в только им известные щели, вдруг высыпали гурьбой на тротуары, стали носиться над головами людей и тараторить наперебой, будто торопливо делясь друг с другом новыми впечатлениями. Запахло весной. Из твердой, омертвевшей земли внезапно проклюнулись побеги каких-то отчаянных, ошалелых от новизны трав. Небо менялось на глазах, из безжизненно-бледного превращаясь в лазорево-чистое, льняное. Город ожил. Улицы, как артерии, наполнялись жителями южного города – еще медлительными, сонными, но все более смелыми. Так продолжалось целую неделю, точнее, восемь дней.

И вдруг повалил снег – на дома, на дороги, на деревья и на людей. На те жалкие ростки из-под земли, которые не успели даже помолодеть. На птиц, обманувшихся в своих ожиданиях. На мусорные баки. На трамвайные рельсы. На жизнь. Он был густым и мелким – мелким, но густым. Он стремительно покрывал город выстраданным слоем – плотным и переливчатым. Сугробы поднимались повсюду, как пенка на вскипающем молоке.

И всё в какие-то несколько часов исчезло, прекратило существование, с молчаливой торжественностью оказалось погребенным под снегопадом.  И уже углы домов перестали казаться прямыми, а закруглились не по канонам архитектуры, скамейки на опустевших аллеях будто вставали на дыбы, выгибая напряженные спины, а деревья понуро опускали ветки под тяжестью белоснежно-кремовых гирлянд. Цветосмешение близкой весны в один день сменилось однотонными белилами, которые уходящая зима в отчаянии выплеснула из бездонного ведра февраля.

***

Всякая любовь – есть переход на новую ступень. Чувство, которое возвышает, которое озаряет душу, не может делать человека беднее, обкрадывать его. Напротив, оно приносит ни с чем не сравнимые богатства – даже если проходит испытания, даже если сопровождается страданием. Так было и так будет всегда...

"Я поняла одну простую вещь: мне во Сне додаётся то, чего не хватало в жизни... эмоции, любовь... Почему-то так... Может быть, и тебе тоже?

Я ведь уже много лет думала, что в моей жизни ничего не может произойти – в смысле, ничего такого, что станет переворачивать душу. У меня был опыт в юности, я тебе рассказывала. Обожглась настолько, что навсегда закрылась – думала, что навсегда... И вдруг – это... Любовь в реальной жизни и еще одна – во Сне. Кому рассказать, кто поверит?

Но если в реальной жизни всё как бы понятно (гм, скептически поморщилась в этом месте...), то во Сне – где мы не в силах управлять, принимать решения... Какова тогда моя роль? Кто я и что – я? И для чего – я? Тем более что мне там даны две любви вместо одной... к мужчине и к матери... Я ведь любила ее заочно, всю жизнь любила – как святой образ, как некую сущность, которую никогда не видела, но связь с которой чувствовала постоянно, с самого детства, как только смогла понимать эту связь. Мне снилось, и я знала, что любила. Твердо знала. Почему – так?

Еще в монастыре, когда я только говорила с ней, в моей душе уже что-то шевельнулось – вошло в какие-то клеточки, застряло, защемило там неожиданной догадкой и держало в напряжении всё время. Пока мы не разговорились во дворе часовни. Я старалась не подавать виду, была намеренно колючей, холодной с ней. Помнишь? Вернее, хотела быть такой. Ну не могла же я сразу кинуться на шею человеку, который меня в самом раннем детстве оставил чужим людям... А как хотелось! Обнять ее, приласкать... сказать какие-то слова... произнести это слово – "мама"... Простить – а за что прощать...

В моей жизни появилось счастье, и я в душе ликовала. Счастье ведь не приходит с опозданием, или не вовремя, или по ошибке – счастье приходит тогда, когда человек становится его достоин, когда соединяются в один узел все причины и следствия, все условия и необходимости. Счастье приходит, чтобы окрылить человека, чтобы поднять его на иную, недосягаемую прежде высоту. Это та более высокая ступень, с которой открываются не только новые горизонты, но и новые возможности. А вместе с ними – новые испытания... Да, иначе не бывает, и я это хорошо знаю и чувствую... и готовлюсь. Что-то будет, что-то обязательно случится впереди. Каждая любовь имеет свое значение и предназначение. И нам с тобой они тоже даны не случайно – это очевидно. За каждую следующую ступень приходится платить новой ценой. И придется, Андрей. И я согласна! А ты?"

***

"А я – нет... Я уже плачУ за счастье – и слишком дорогой ценой... За счастье творить, за счастье поднимать голову выше среднего уровня, определенного, установленного для всех мирозданием. И эта цена чересчур высока, просто чрезмерна. Однако не я сам ее назначил, мне только нести эту ношу – пожизненно и по возможности с достоинством. Ты, конечно, не понимаешь, о чем я говорю. А я пока не стану ничего объяснять – прости...

Мне во Сне тоже дана любовь – особенная, неяркая, такая, какую не сразу заметишь, потому что она не кричит повсюду о себе, не привлекает внимания, она – таится, она опасается чужих взглядов и мнений, она прячется от всех, кто способен хоть как-то ее задеть, оскорбить своим касанием. Любви в моем Сне уже много лет, но она прошла испытание временем, и не стала от этого меньше, не притупилась, не сменила свою начальную пронзительную ноту. Она просто стала тише, она стала негромкой, как легкий шелест травы, ее может услышать лишь тот человек, которому она адресована... И я знаю, что Она меня слышит...

Наверное, так устроено потому, что у меня в реальной жизни происходят определенные испытания чувств. И та любовь, с которой мне приходится жить во Сне, – она как эхо, как отголосок моей реальной, двадцать первого века любви, не нашей с тобой, а – любви к жене, именно эта любовь сейчас и проходит испытания... И это мне урок, и это мне – память: пронеси через годы, через все трудности жизни, через все преграды, нагроможденные судьбой – и тебе зачтется... И я несу...

Возможно, мне в этом плане труднее, чем тебе, возможно, ты и дана мне в этой жизни для того, чтобы можно было сравнить, чтобы можно было с кем-то об этом поговорить, посоветоваться, поделиться. Возможно, что нас с тобой где-то там, на небесах, соединили, познакомили для того, чтобы мы вместе исполнили некое предназначение, чтобы, выполнив его, каждому дать шанс подняться на новую ступень, на новый уровень – то, о чем ты говорила. Видимо, там посчитали, что именно мы с тобой этого заслуживаем и этого достойны... На данном этапе своей жизни...

И сейчас, как я понимаю, следует ждать какого-то поворота, какого-то шага, который изменит все прежние построения. Давай будем к этому готовы".

***

"А я готова... Я давно готова ко всему. Я готова больше, чем ты думаешь. Я готова пройти через всё, что заложено в сюжете – ради того только, чтобы ты, Андрей, был счастлив, чтобы ты преодолел те испытания, о которых говоришь, ничего не объясняя...

Знаешь, мне иногда кажется, что у меня будто похитили судьбу и навязали другую... Так всё идет – непривычно, нетривиально. Я ведь кто была по сути – училка, одиночка, серая мышка... даром что очки еще не ношу, а то бы совсем... Я ведь что раньше знала: Пушкин, Некрасов, Чехов, Толстой... еще с десяток имен... И каждый год – одно и то же, одно и то же. Шаг влево, шаг вправо – расстрел на месте...

Зато теперь... теперь я знаю изнутри начало четырнадцатого столетия, теперь история Ордена тамплиеров, во всяком случае, его закат – известна мне не из учебников. Теперь я точно знаю, во что одевались французы средневековья, как разговаривали, что ели. Теперь я знаю, как выглядел Париж! Господи, увидеть Париж – и умереть! Помнишь, был такой фильм лет двадцать назад? Там, конечно, совсем иная история, но фраза-то прижилась! У нас с тобой другой Париж – убогий, вонючий, грязный – но я именно там! И это все равно – Париж! И это остров Ситэ и Нотр-Дам!

И я готова! Я готова проживать эту свою вторую жизнь, потому что твердо знаю: это кому-нибудь нужно...

А здесь... Недавно мне приснился сон. Удивительно, что он пришел ко мне – совсем другой, будто лирическое отступление... Такой маленький сюжет из старых времён – ты был моим отцом, а я – девочкой лет восьми. Мы – нищие, в какой-то старой одежде, бредём по дороге, пыльно, но не жарко – где-то в средней полосе. У нас сумки холщовые на одной широкой лямке – через плечо. Входим в какой-то городок, тротуары в две доски, видимо, спасающие горожан от грязи в дождь. Какая-то корчма, завалинка, мы садимся. Нам туда нельзя. Ждём подаяния, корочки хлеба. Нам трудно, дом наш сгорел, вся семья погибла, жить негде и не на что. Мы пробираемся на юг, чтобы пережить зиму. Бредём уже давно – и нигде нет пристанища. Ощущение непроходящей усталости заставляет закрываться мои глаза, и я засыпаю тут же, положив голову тебе на колени, потому что спать хочется больше, чем есть... К чему это всё? Просто так устаю, что пришла со школы и легла на час. В третьей четверти – много работы. Вот и приснилось... Но я справлюсь – со всем, что только будет..."

ГЛАВА 13

1

"Любезный мой брат!

Годы разлуки давно укрепили меня в мысли о том, что обида, нанесенная тебе мною, не стОит настоящей братской дружбы и должна быть в скорейшем времени забыта. Да, я был виноват перед тобой, но сегодня, через многие годы разрыва, готов предоставить тебе полную сатисфакцию, если, конечно, ты склонен мне верить и согласишься дважды войти в одну реку. Однако те высокие чувства, которые ты некогда испытывал, которые не понимал наш отец и которые однажды я оскорбил, позволяют мне все же надеяться, что встреча с известной особой снова всколыхнет твою душу и возбудит в ней новый прилив прекрасного состояния, именуемого любовью. Я искренне верю, что это еще возможно!

Кроме того, любезный мой брат, есть еще одно дело, не требующее отлагательств, в котором мне жизненно необходима именно твоя помощь, ибо никому другому я доверять не могу. Речь идет о Ковчеге Завета, который после гибели Великого магистра усиленно ищет король Филипп. Мне пока не известно местонахождение Ковчега, но я очень надеюсь  с твоей помощью отыскать его и не позволить этой величайшей реликвии оказаться в руках столь жестокого и алчного человека. Свою миссию после разгрома нашего Ордена я вижу в том, чтобы сохранить в недосягаемости для врагов самую дорогую святыню современного мира.

Если ты по-прежнему чувствуешь братскую привязанность ко мне (а я утверждаю, что моя – к тебе – и вовсе никогда не иссякала!), то прошу откликнуться на мое приглашение и как можно скорее прибыть в Париж. Мой человек, передавший это письмо, проводит тебя. Он получил указание служить тебе беспрекословно, как служит мне.

Остаюсь с любовью и надеждой вскоре увидеться с тобой, любезный мой брат. Твой Венсан.

P.S. Она очень ждет тебя..."

Над Лондоном вторые сутки висел дождь. Он сеялся на город мелкой, пронзительной, совсем не весенней сыпью, покрывая улицы и крыши домов мокрым холодным глянцем, воруя у пристального взгляда острые углы и детали.

Северин де Брие задумчиво и неторопливо сложил письмо вчетверо, засунул в карман штанов и подошел к окну. Улица Флит и церковь Святого Дунстана расплывались в бесформенные силуэты.

Граф долго и неподвижно стоял, вглядываясь в серую даль. Казалось, он совсем позабыл о человеке, доставившем письмо и теперь ожидавшем в гостиной. Тот терпеливо переминался с ноги на ногу, боясь издать лишний звук. Мелкие капли воды на его промокшем плаще соединялись в более крупные и то и дело стремительно скатывались на пол, образуя серповидную лужицу вокруг коренастой фигуры.

– Ты долго искал меня? – вдруг спросил Северин, поворачиваясь к вечернему гостю.

– Нет, сеньор, – поспешно ответил Тибо. – Лондон устроен гораздо проще Парижа, здесь нельзя заблудиться. К тому же, многие говорят по-французски.

– Ты просто не знаешь этого города, – усмехнулся де Брие. – Если только захотеть, здесь можно без труда затеряться.

Он отошел от окна, приблизился к Тибо и пристально вгляделся в его лицо. Бывший оруженосец преданно смотрел в ответ, не отворачиваясь. В его голубых глазах плескался неподдельный восторг.

– Как он узнал мой адрес?

– Это мне не известно, ваша милость.

– Ладно, я выясню позже. Как тебя зовут?

– Тибо Морель, ваша милость.

– Ты давно служишь Венсану?

– Мы знакомы больше десяти лет. Наши пути тогда случайно пересеклись. А через несколько лет мы встретились снова, и сеньор принял меня оруженосцем, с тех пор мы не расстаемся.

– Так ты еще и воин! Брат высоко отзывается о тебе.

– Я стараюсь служить ему верой и правдой!

– Тебе знакома тамплиерская тайнопись?

– Нет, сеньор. Но даже если бы я ее знал, ни за что бы не прочитал чужое письмо.

– Брат написал, что дал тебе указание служить и мне, если понадобится.

– Да, я готов исполнить любое ваше поручение, сеньор!

– Венсан приглашает меня в Париж.

– Я буду сопровождать вас.

– Но я еще не решил, ехать мне или нет.

– Я буду ждать вашего решения столько, сколько понадобится.

– А где ты собираешься в это время жить?

– Где угодно, ваша милость. Я привычен ко всему, мне и на постоялом дворе будет удобно.

– Нет, Тибо, на постоялом дворе тебе нечего делать, – сказал Северин де Брие. – Ты остановишься у меня. Как видишь, я живу одиноко,  прислуги не держу, и тебе придется полностью заботиться о себе.

– Я справлюсь, сеньор.

– Возможно, мне понадобится уехать на несколько дней...

– Я готов сопровождать вас, – повторил Тибо.

– В этом нет необходимости. Мне просто нужно завершить некоторые дела, прежде чем отправиться в Париж. Сам понимаешь, приглашение брата столь неожиданно...

– Так вы все же решили ехать?

– Еще нет, – ответил Северин де Брие и снова задумался.

Тибо рассматривал этого человека и удивлялся тому, какой щедрой и удивительной бывает природа. При внешнем абсолютном сходстве братьев де Брие было что-то едва уловимое, что-то ускользающее, что делало их разными. Тибо замечал эту разницу, но объяснить ее не мог.

– Я тебя совершенно не знаю, – вдруг сказал Северин. – Но уж если за тебя поручается мой брат, то мне не остается ничего иного, как довериться Венсану.

– Вы можете быть совершенно спокойны, сеньор!

– Хорошо. Я уеду завтра. Деньги на еду получишь утром. Только одна просьба, если угодно, приказ.

– Слушаю...

– Возможно, ты захочешь погулять, выпить и повеселиться. Возможно, у тебя появятся новые знакомые. Прошу только об одном: никого не води сюда.

– Что вы, сеньор! Как можно!

– Я надеюсь, что так и будет. А сейчас мы поужинаем, Тибо, и ты расскажешь мне о моем брате.

– Вы поразительно похожи!

– Я знаю, я хорошо это знаю...

– А сколько лет вы не виделись?

– Сколько? Об этом больно подумать и страшно произнести вслух...

– Вот удивительное дело! – воскликнул Тибо, заметно осмелев. – Вы оба состояли в Ордене, но за долгие годы ни разу не встретились!

– Возможно, мы и сами не хотели этого, – задумчиво ответил Северин де Брие.

– Простите, ваша милость, не смею вмешиваться...

– Ничего, Тибо, не робей.

– Да я и не из робких.

– Это и понятно. Иначе мой брат не взял бы тебя оруженосцем.

– Ваш брат очень смелый и отчаянный человек! И годы не меняют его характер.

– Идем же скорее на кухню! Мне не терпится выпить с тобой, Тибо, по кружке вина и услышать рассказ о Венсане.

 ***

Приземистое, монолитное строение, состоящее из центральной базилики и двух боковых, соединенных между собой пространными нефами, утопало в зелени яблоневого сада. Сюда, в церковь Святого Михаила в местечке Брэй, что на правом берегу Темзы в двадцати милях от Лондона, Северин де Брие приехал перед полуднем.

Дождь закончился еще накануне ночью, в высоком ослепительно синем небе снова сияло солнце, быстро высушивая сочную траву и сокращая размеры луж. Воздух пьянил цветением деревьев, его хотелось не вдыхать, а пить, как нектар.

Впрочем, Северину де Брие было не до романтических сравнений – он оставался хмур и сосредоточен на своих мыслях. Сойдя с лошади, всадник привязал ее к столбу неподалеку от центрального входа в церковь, а сам обогнул здание с левой стороны и уверенно вошел в узкую дверь, расположенную почти в самом конце базилики. Задержавшись на несколько мгновений у входа, чтобы глаза привыкли к полумраку, де Брие направился к алтарю. Там у большого деревянного распятия стоял  и молился священник. Несколько прихожан сидели на скамьях, обращая свои взоры и молитвы к ликам святых.

Де Брие приблизился к священнику сзади, перекрестился в сторону распятия, шепча одними губами "Pater noster", потом тихо сказал:

– Здравствуйте, святой отец. Рад видеть вас во здравии и труде.

Священник оглянулся. Это был высокий худощавый старик с красивой благородной сединой и лицом смиренного человека. Узнав де Брие, он ответил с редким достоинством:

– И тебе здравия, сын мой. Помолись со мной рядом, и да услышит Господь чаяния твои. Полагаю, серьезное дело привело тебя ко мне?

– Именно так, святой отец.

– Что ж, помолимся и за то, чтобы всё наилучшим образом разрешилось.

Через четверть часа в комнате для переодеваний двое мужчин продолжили разговор.

– Давно я тебя не видел, сын мой! Сколько воды утекло...

–Да, я не приезжал к вам несколько лет. На то были веские причины, святой отец.

– Не оправдывайся, я тебя ведь ни о чем не спрашиваю.

– Я и не оправдываюсь. Как живете?

– Когда я был магистром тамплиеров в графстве Беркшир, – неторопливо, будто взвешивая слова, сказал святой отец, – когда меня еще все знали как Филиппа де Мьюса, я не чувствовал одиночества, дорогой мой Северин. Я был на виду, у меня была сила и власть над людьми. Ко мне стремились те, кто нуждался в помощи и защите. И я всегда давал им то, что они ждали.

– А теперь?

– А теперь всё изменилось. Когда меня арестовали и под пытками заставили подписать отречение... Знаешь, Северин, я уже не молод и всякого повидал на своем веку. Но мне до сих пор не по себе. А ты? Ты тоже был арестован?

– Мне удалось избежать этой участи, святой отец. Я долго скрывался, пока не закончились преследования.

– Ты не знаешь, что такое Тауэр, ты не знаешь, что такое пытки инквизиции... И слава богу, что не знаешь!

– Хвала Всевышнему, он уберег меня от этого!

– А меня не уберег. Но я держался мужественно, как и многие рядом со мной.

С этими словами священник порылся в бумагах на столе и протянул Северину свиток, исписанный мелким почерком.

– Прочитай это, сын мой, – сказал он печальным голосом.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю