Текст книги "Перекресток Теней (СИ)"

Автор книги: Юрий Гельман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

– Как я рада вас видеть, сеньоры! – воскликнула она. – Когда мы узнали, что вы арестованы, я плакала...

– А как вы узнали, что мы арестованы? – удивился Тибо.

– Мы были в Орлеане, – сдержанно сказал рыцарь. – И на постоялом дворе мне все рассказал про вас сын хозяина.

– Да, эти негодяи взяли нас глубокой ночью! – начал рассказывать Тибо, устроившись за столом. – Мы спали, ни о чем не подозревая. По всему видно, за нами следили от самого Парижа, но догнали только в Орлеане.

– А кто вас арестовал и что им было нужно? – спросил де Брие, переводя взгляд с Тибо на Луи и обратно.

– Папские прелаты Боне и Моро. Они со стражей ворвались на постоялый двор и подняли нас среди ночи. Ничего не говоря, связали нам руки и затолкали в повозки. Потом едва ли не целый час куда-то везли. Мы думали, что обратно в Париж, а оказалось – во Вьерзон.

– Странный выбор, – задумчиво сказал де Брие. – Хотя, может быть, они полагали, что в монастыре вас легче будет держать под стражей.

– Но это же не тюрьма! – в сердцах сказал Луи. – Нам просто очень повезло! Если бы не случай... нас бы точно отвезли обратно в Париж и кинули в подземелье Жизора.

– Так вы сбежали?! – воскликнула Эстель. – Но как! Разве можно сбежать из-под стражи?

– Я обязательно расскажу вам, мессир, – ответил Тибо. – Прошу вас, закажите что-нибудь для нас. Право слово, силы покидают меня. Да и Луи уже еле перебирает ногами.

– Это правда, сеньор, – подтвердил Луи. – Мы не ели со вчерашнего дня. У нас закончились деньги...

Эмильен-левша, пристально наблюдавший за этой неожиданной встречей, поднялся из-за стола и отправился на кухню. Через минуту по его распоряжению гостям подали овощное рагу, жаркое из говядины и кувшин белого вина. Хозяин харчевни приблизился к де Брие и тихо сказал ему на ухо несколько слов.

– Время позднее, – обратился он ко всем, прежде чем удалиться. – Мне, старику, уже полагается спать. А вы тут гуляйте хоть до утра. Радостную встречу нужно как следует отметить.

– Спокойной вам ночи, дедушка! – пожелала старику Эстель.

– Ты бы тоже шла отдыхать, девочка, – ответил Эмильен-левша. – Стоит ли слушать грубые мужские разговоры?

– Все, что касается моих друзей, касается и меня, – с гордым видом ответила девушка.

Через несколько минут, после того, как Тибо и Луи с голодной жадностью съели жаркое, запили его вином и расслабились, разговор продолжился.

– Что они хотели от вас? – спросил де Брие.

– Они допытывались, куда и зачем мы едем, – ответил Тибо.

– Мы сказали, что являемся простыми ремесленниками, а направляемся на юг в поисках заработка, – торопливо вставил Луи.

– Поверили?

– Конечно же, нет. – Тибо покосился на товарища. – Они не были настроены нам верить.

– А дальше?

– А дальше Луи куда-то увели, а меня продолжали допрашивать, – сказал Тибо.

– Меня допрашивали в соседней комнате! – заявил Луи.

– Потом и ты мне все расскажешь, – повернулся к нему де Брие. – А сначала я хочу послушать Тибо.

– Как вам будет угодно, сеньор.

Луи сник и опустил голову. Эстель взяла его руку и искренне пожала ее, ободряя парня.

– Ну, что было дальше? – спросил рыцарь.

– Мессир, они расспрашивали меня про вас, – тихо сказал Тибо. – Епископ Боне интересовался, чем вы теперь занимаетесь и куда нас направили с поручением.

– Вот как!

– Да, он совершенно точно знал моё имя и то, что я вам служу.

– Очень интересно!

– И еще он сказал, что вами очень интересуется папа Климент.

– Так и сказал?

– Да, и еще предлагал денег за то, что я расскажу ему про вас и впредь буду сообщать о ваших планах.

– И ты согласился?

– Мессир, я не для того сбежал из-под стражи и, рискуя снова быть схваченным, направился в Ла-Рошель, где мы с вами условились встретиться, чтобы выслушивать унизительные обвинения в свой адрес! Вы хорошо знаете меня, сеньор, и я не допускаю мысли, что вы сейчас искренне подозреваете меня в предательстве.

– Прости, Тибо! Я уверен, что ты остался честен и предан мне.

– Именно так, сеньор!

– Благодарю, ты настоящий друг! Но что было дальше?

– Когда я отказался от предложения епископа Боне, он приказал солдатам из стражи, и они меня изрядно поколотили. А потом обыскали и отобрали то письмо.

– А потом епископ спрашивал, не знаешь ли ты, о чем оно? – предположил де Брие.

– И кому я его везу.

– Ну, что написано в письме, мог прочитать... только тот, кому оно было адресовано, – спокойно сказал де Брие.

– Я ничего не сказал епископу, – заключил Тибо.

– Хорошо, верю.

Де Брие сделал паузу. Он задумался на несколько минут, не глядя ни на кого, но точно зная, что все трое за столом внимательно следят за его взглядом.

– Ну, а ты? – спросил рыцарь у Луи после паузы. – Что скажешь ты?

– Меня отвели в соседнюю комнату, и епископ Моро спрашивал меня о том же, о чем в это время спрашивали Тибо. Но я ведь ничего не знал тогда, ничего не знаю и теперь. Ни вы, сеньор, ни Тибо не говорили мне, куда мы должны поехать и с кем встретиться. Я только сейчас узнал о каком-то письме...

– Гм, предположим, – согласился де Брие. – Но для меня все же остается загадкой, как папские прелаты узнали, в каком направлении вы отправились из Парижа?

– Я сам удивляюсь, – произнес Луи, переводя взгляд с де Брие на Тибо. – И зачем еще вы понадобились самому папе?

– Ну, теперь нашему папе не понадобится вообще никто, – ответил рыцарь.

– Почему? – спросил Луи, преданно заглядывая в глаза де Брие.

– Потому что не далее как два дня назад папа Климент навсегда оставил сей бренный мир и вскоре предстанет перед Господом.

– Как! Папа умер? – с искренним отчаянием воскликнул Луи.

Тибо молча смотрел на рыцаря, не веря своим ушам.

– А разве не говорил о скором ответе папы перед судом божьим Великий магистр Жак де Моле, восходя на костер? – Голос де Брие стал звонким и пафосным. – Ничто в этом мире не может быть случайным. И ни одна причина не может обойтись без следствия.

– Упокой, господи, его душу! – воскликнул Луи и неистово перекрестился. Потом добавил поникшим голосом: – Как же теперь... без папы?

– А что теперь изменится? – спросила вдруг Эстель, глядя на своего покровителя.

– Этого я не знаю, – ответил де Брие. – Могу сказать только одно: с этим папой или с другим, которого изберет конклав, с его высокопреосвященством или без него – но жизнь будет продолжаться, и главное, чтобы в душе каждого оставался жить Бог. А с этим, поверьте мне, ничего не страшно.

В это время от стола, за которым безудержно пили матросы с португальской галеры, отделилась неясная, расплывчатая фигура. С трудом преодолевая зигзаги между другими столами, эта фигура приблизилась к нашим собеседникам.

– Луи! – воскликнул пьяный матрос. – Луи, это ты, сто чертей мне в глотку!

Луи поднялся из-за стола. С удивлением и испугом он таращился на пьяного, а де Брие тем временем наблюдал за Луи.

– Ну, Луи, черт рыжий! – не унимался матрос. – Не признал, что ли? Да это же я, твой подельник Пьер! Не узнаешь? Эх, сколько кошельков мы в свое время с тобой срезали в Париже! Ну, Луи, вспомнил? Да! А теперь я в матросы подался, вот, завтра уходим. Не помню, правда, куда и зачем, но все равно! Эх, а ты как? Это твои новые друзья, что ли? Ну, познакомь! И девчонка тоже с вами? А как поживает твой старый друг, аббат Лебеф? Увидишь его, передай привет от меня.

С этими словами пьяный протянул руки, намереваясь обнять приятеля. Тот отступил назад.

– Я тебя не знаю! – воскликнул, опомнившись, Луи. Потом повернулся к де Брие и развел руками. – Я его не знаю! Он просто пьян и обознался!

– Как это обознался?! – Не смотря на сильное опьянение, матрос, назвавшийся Пьером, был искренне возмущен. – Да я твою рыжую голову из тысячи узнаю! Ты мне еще три су должен! Не помнишь? Так я тебе сейчас напомню...

Не дожидаясь ответа, матрос бросился на Луи, но тот ловко увернулся, и Пьер, пролетев мимо, рухнул на пол, как бревно. Ударившись при этом головой, пьяный потерял сознание и быстро затих, лежа ничком между двух столов.

– Эй, ребята! – позвал де Брие, поднимаясь. – Отнесите-ка его на галеру. Да и самим вам пора бы отдохнуть, если уже завтра нужно отправляться в плавание.

– Да, сеньор, вы правы, мы так и сделаем, – с трудом подбирая слова, согласились друзья Пьера и нерешительно приблизились.

Тибо и Луи помогли им поднять с пола бездыханное тело. Матросы закинули обмякшие руки Пьера к себе за шеи и поволокли товарища прочь из харчевни.

– Это правда твой знакомый? – спросила Эстель, с легкой тревогой глядя на Луи.

– Нет, он обознался! – не теряя самообладания, ответил парень.

– Надо же, какие бывают удивительные встречи! – сказала Эстель. – Он до завтра проспится и ничего, наверное, не будет помнить.

– Бывает и наоборот, – задумчиво ответил де Брие. – Я знавал людей, которые напивались до полусмерти, но они никогда не забывали ни имен, ни лиц своих давних приятелей.

Луи чувствовал неловкость от случившегося, но понимал и то, что любые оправдания, прозвучавшие сейчас, не покажутся рыцарю убедительными. Поэтому он молчал, хмуро поглядывая исподлобья на своих новых друзей.

– Пора спать, – сказал де Брие, обращаясь к Тибо. – Эмильен-левша приготовил для вас комнатку. Мы с Эстель будем ночевать в другой, по соседству. Обо всех делах поговорим завтра.

– Спокойной ночи, месир, – пожелал Тибо.

– Я очень надеюсь, что эта ночь будет спокойной, – ответил рыцарь.

 ***

Рано утром, лишь только солнце показалось из-за скал и вонзило в морскую гладь свои огненные клинки, Венсан де Брие был уже на ногах. Он осторожно разбудил Тибо, и вместе они вышли из харчевни.

В порту начиналось движение, слышны были отрывистые голоса и возня торопливой погрузки. По сходням на галеру с грохотом катили тяжелые бочки, на спинах грузчики таскали увесистые мешки.

Рыцарь с оруженосцем обогнули портовые сооружения и вышли к просторному пологому берегу, серпом уходящему вдаль. Отыскав удобный валун, они устроились на нем спиной друг к другу.

– Расскажи, как вам удалось бежать из-под стражи, – сказал де Брие. – О каком случае вчера говорил Луи?

– Это удивительная история, мессир! Нам помогла женщина!

– Какая женщина?

– Одна из послушниц монастыря.

– А с какой стати? И она не побоялась гнева папских прелатов? Ведь ей несдобровать, если прознают, что она помогла вам.

– В том и дело, сеньор!

– Вы успели поговорить? Она объяснила, почему решилась на это?

– Мы обмолвились всего несколькими фразами. Она сказала, что знает вас, сеньор, и только поэтому решилась помочь нам.

– Откуда же она узнала, что вы связаны со мной?

– Случайно подслушала допрос, где называлось ваше имя.

– А потом?

– Когда нас поместили на ночь и заперли в одной из комнат, эта женщина пробралась мимо спящей стражи и открыла дверь. Потом провела во двор монастыря и указала место, где можно было выбраться наружу через ограду. Я предлагал ей уходить вместе с нами, но она отказалась, сеньор.

– Но она хотя бы сказала, как ее зовут?

– Да, мессир. Она сказала, что вы должны помнить ее имя, и назвалась Ребеккой.

Тибо почувствовал, как вздрогнула спина де Брие, но сделал вид, что ничего не заметил. Рыцарь помолчал некоторое время, потом тихо сказал:

– В своей жизни я знал только одну Ребекку. Это было так давно, что в правдивость той истории уже трудно поверить. Но если это та самая Ребекка, то хвала Господу за то, что он иногда устраивает нам подобные случайности!

Тибо хотел что-то добавить, но почувствовал, что не стОит продолжать прежнюю тему, тем более что де Брие резко поднялся и повернулся к нему лицом.

– Теперь о деле, – совершенно другим тоном сказал он. – Наши планы меняются, Тибо!

– Слушаю вас, мессир, – ответил Тибо, вскакивая с камня.

– Узнав, что вы арестованы, я сам отправился в Ренн-ле-Шато, но человека, которому ты вез письмо, там не оказалось. Несколько лет назад он уехал в Англию, где и находится до сих пор. Тогда я приехал сюда, в Ла-Рошель, чтобы первым же удобным способом отбыть в Лондон. Мы договаривались с тобой о встрече здесь, но это были другие планы, Тибо. Теперь ты снова со мной, а значит, я опять на коне! Понимаешь, без помощи того человека в Англии мне никак не осуществить задуманного. Но теперь... Теперь через Ла-Манш поплывешь ты, Тибо! Я напишу новое письмо и очень надеюсь, что в этот раз с тобой, мой друг, не произойдет ничего плохого.

– Я тоже на это надеюсь, сеньор!

– Ты передашь письмо и, если тот человек согласится с моим предложением, ты вернешься в Париж вместе с ним. Я буду ждать вас в доме де Боже.

– Слушаюсь, сеньор! Я сделаю все, как вы сказали. Но как я найду этого человека в Англии? И потом, вы не сказали мне, кто он...

– В Лондоне, неподалеку от Темпл-Чёрч, живет один мой старый приятель, сэр Роланд Колдуэлл. Отыщешь его, и он поможет тебе.

– Я надеюсь, что этот англичанин хоть немного говорит по-французски? – с сомнением в голосе спросил Тибо.

– Так же, как мы с тобой.

– Это меня воодушевляет, сеньор!

– А тот, кого тебе предстоит разыскать – мой брат Северин. Мы с ним близнецы, Тибо.

– Как! Вы никогда не говорили мне о брате! Я даже и думать не мог... Ну, теперь-то я точно его узнаю!

– Не сомневаюсь, – усмехнулся де Брие, потом добавил, нахмурившись. – А что ты скажешь о своем друге Луи?

– Если честно, то я каюсь в том, что привлек его для нашего дела, – искренне ответил Тибо. – Эти несколько совпадений...

– ...не могут быть случайными, – закончил фразу де Брие. – Согласен. Луи теперь представляется лишней фигурой на шахматной доске...

Тибо согласно кивнул, продолжая внимательно слушать рыцаря. Он уловил, как поменялось выражение его глаз.

– Вы поплывете в Англию вместе, – тихим, но твердым голосом сказал де Брие, – но на берег должен сойти ты один.

– Понимаю...

– Справишься? Рука твоя не дрогнет?

– Моя рука ни разу не дрогнула в бою, мессир, и вы это знаете. Но теперь...

– Это тоже бой, Тибо! – сказал де Брие. – Ты даже не представляешь, какой важный! Просто пока я не могу тебе всего рассказать. Но поверь, та цель, которая сейчас стоит передо мной, благородна и чиста, как ни одна другая, когда-либо стоявшая перед рыцарем-тамплиером! И достижение этой цели потребует от нас умения не только противостоять врагам, повергая их на пути, но и умения переступить через собственную слабость. Будь же сильным и мужественным, Тибо, будь решительным и твердым. И ты сделаешь это!

– Я постараюсь...

– Я по-прежнему верю тебе, друг мой, – с теплотой сказал рыцарь, положа тяжелую руку на плечо оруженосца.

– А вы сами, сеньор? – спросил Тибо. – Пока я буду в Англии, будьте осторожны, мало ли что...

– Обо мне не беспокойся, – ответил де Брие. – У меня не так много врагов, как ты думаешь.

– Отправив нас, вы поедете в Париж?

– Не сразу, Тибо. Сначала я хочу посетить Вьерзон и поблагодарить ту, кто помогла устроить нам эту встречу.

2

Ничто так не меняет человека к лучшему, как поздняя любовь: окрыляя, как в юности, она, вместе с тем, указывает направление для полета. Впрочем, когда к человеку должна прийти любовь, чтобы ее можно было отнести именно к поздним подаркам судьбы? Разве любовь сама по себе не является высшей наградой жизни, которую, как и всякую награду, еще нужно суметь заслужить? Вот и получается, что к одному она приходит в ранние годы, возможно даже, что – авансом, другой идет к ней длинной и тернистой дорогой, а иному и вовсе не случается до конца жизни встретиться с ней. Таких, конечно, меньшинство, и это меньшинство стоило бы пожалеть, как жалеем мы иногда самых ущербных и больных.

Бывает и так: чувство прерывается на самом взлёте, пресекается обстоятельствами и остается либо разрушенным, либо гонимым... Чаще всего при таких условиях любовь медленно затухает, колебания истерзанного сердца становятся всё менее значимы, и через какое-то время рыхлая земля зарастает новой травой, бугры и рытвины сглаживаются, будто и не было здесь никогда раньше рваных ран.

Бывает и по-другому: любовь продолжает жить в угнетенном сердце – тихо, незаметно тлея и озаряя человеку дорогу бледным, но ровным огнем негасимых воспоминаний. С таким светом можно пройти весь жизненный путь – как с неповторимым отблеском счастья, однажды повстречавшегося на пути. Но если вдруг земная ось повернется как-то по-особенному, если в книге судеб, начертанной рукой Бога, внезапно откроется страница со ссылкой на предыдущие главы, – любовь способна из едва живого огонька вспыхнуть с новой, непредсказуемой силой, и возродиться в полной мере, и одарить счастьем того, кто нежно и бережно сохранял в себе ее осколки.

" Меня в жизни никто и никогда не предавал – не было случая. И я даже не подозревал, что это может быть так болезненно. Нет, я с самого начала понимал, что далеко не каждому, кто близок мне в качестве соратника или, современно выражаясь, подельника – можно доверять. Чувства во Сне – самые настоящие, это так, и я ощущаю, как меняется моё настроение в зависимости от ситуации, но никогда не знаю наперед, как станут развиваться события. Вернее сказать, не знаю я, Андрей Глыбов. Что касается Венсана де Брие... в мозг которого мне пока никак не удается проникнуть... и удастся ли вообще, позволят ли... Я не знаю, как с этим быть. Мне симпатичен этот образ, я несу его через Сон с интересом и даже с гордостью. Но пока не понимаю, куда мой герой идет, к чему стремится. Судя по всему, это откроется лишь тогда, когда должным образом сложатся какие-то обстоятельства – я еще не знаю, какие...

А пока... пока он отправил Тибо в Англию разыскать брата и выполнить еще одно, жестокое, но необходимое поручение. И написал Северину письмо... Знаешь, Инна, я держал в руках этот кусок пергамента и не мог прочитать на нем ни одной буквы, ни одного слова. Это письмо как-то само собой возникло в моих руках, будто мне его передали из того, далекого от нас времени. Это – тайнопись тамплиеров, но мне, так тщательно исполняющему роль, все же не доверили тайну. И я не знаю, что написано в письме. И я не знаю, что с нами будет дальше...

Одно только греет душу, и ты, наверное, понимаешь – что именно. Да, Ребекка... Это юношеская любовь, сохранившаяся в потаённых уголках сурового сердца. Я чувствовал во Сне, как каждая клеточка моего тела воспрянула и торжествует! Я чувствовал во Сне, как за спиной Венсана де Брие вырастают крылья. Это непередаваемые ощущения, поверь.

Когда я проснулся, долго не мог прийти в себя. У меня в этой жизни, как и у всякого, наверное, была первая любовь. Эту девочку звали Катей, я и дочку в свое время предложил назвать так только поэтому... а жене понравилось... Так вот, здесь, в нашем мире, с той поры прошло столько же лет, как и у де Брие во Сне, но я совершенно точно знаю, что ничего во мне не вздрогнет уже, если доведется встретиться с той, кому двадцать лет назад я посвящал стихи... Ушло, растаяло. Истлело в душе под толстым слоем жизненного опыта. Как-то так...

А во Сне я погружен в иную реальность, в иные обстоятельства, в иную драматургию и, соответственно, в иные чувства. И мне безумно хорошо в них купаться! Мне ново и необычно, а от того еще больше интересно и восхитительно испытывать то, что не случилось, но вполне могло случиться в реальной моей жизни. Знаешь, Инна, это как альтернативная история, это как другое русло одной и той же реки. Мне его показали, оно еще сухое, но вот-вот туда хлынет стремительный поток, сносящий всё на своем пути. И у меня есть только две возможности спастись: либо успеть выбраться на высокий берег, отказавшись от перемен, либо отдаться этому потоку и нестись вместе с ним, не сопротивляясь, – к устью, к финалу, к развязке... И я, наверное, так и поступлю... А ты?"

***

" Господи, Андрей, о какой жестокости ты говорил? Что еще за поручение для Тибо? Мне страшно... С нами что-то случится, да? Впрочем, я понимаю, что мой вопрос неуместен: мы оба не знаем, что там – впереди...

А мне во Сне тревожно... Иногда бывает даже не по себе, не знаю, как это объяснить... как рыбки в аквариуме или птицы загодя чувствуют землетрясение, так и я, наверное... Вроде бы ощущаю постоянную защиту со стороны де Брие, а все же как-то страшно... Это во мне, наверное, проявляется Инна Журавлёва. Ее, то есть мои знания истории не позволяют Эстель оставаться беспечной в каждую минуту навязанных событий. Она, то есть я, постоянно чувствует какое-то нагнетание... Это и не мудрено: наша история, скорее всего, приближается к кульминации...

Андрей, дорогой, мне знаешь, что подумалось... даже не знаю, как сказать... вот если была бы такая возможность: нам с тобой реально встретиться в жизни, посмотреть друг другу в глаза, подержаться за руки... Мы бы обсудили живьём то, что с нами происходит, может, придумали бы что-то – чтобы избежать самого плохого... я не знаю... Ты мне с некоторых пор так дорог... не представляешь даже... услышать твой голос, увидеть, как дрожат твои ресницы...

И если я могу, если в моих силах – словами – подарить тебе счастье, хоть немного сделать полегче твою жизнь – то не в этом ли смысл жизни вообще – дарить Любовь, и не в пространство кому-то там, и не всем, а – одному, Тебе одному, мой рыцарь Венсан де Брие, мой любимый грустный Поэт... Я Слова твои с ладони на ладонь пересыпаю бережно и нежно, и только блики по стене – цветные, калейдоскопом – возвращая Детство, и ту же свежесть и непосредственность восприятия, когда кажется, что Любовь – навек, и Разлука – навсегда... Господи боже ты мой! Ну, не может же этого быть! Не можем мы, современные люди, в век поездов и самолетов, не встретиться никогда! Ну, пойди же ко мне, положи голову на мои колени – я поглажу тебя, чтобы ушли беспокойство и боль, сядь рядом, прислонись к моему плечу... ты чувствуешь, как моя сила и моя любовь переливается в тебя? если мы с тобой так похожи – то мы, наверное, одной крови... и если я могу дать её тебе, то что за причина, которая помешает мне это сделать? Ведь ни время, ни расстояния не разлучат нас – коль мы всё равно рядом – вот, протяни руку – и встретишь мою..."

ГЛАВА 11

1

Поселок Мери-Сюр-Шер в полумиле к западу от Вьерзона представлял собой крохотную, заброшенную деревеньку не более чем с двумя десятками домов, прижавшихся к подножию живописного холма. Правда, и в этой глуши имелась своя часовня с гордым названием "Спасения Богородицы" – небольшое прямоугольное строение с изогнутым западным фронтоном и башенкой колокольни на коньке крыши. Капелланом при ней служил давний знакомец Венсана де Брие Огюст Годар.

Это был маленький толстенький человек неопределенного возраста с короткой шеей и узкими плечами. Голова его была непропорционально велика, а огромную блестящую лысину скрывала малиновая биретта, окаймленная курчавой порослью черных волос. Священник был неуклюж на вид, но лицо его с широким рыхлым носом и живыми, светлыми глазами лучилось добротой. Его руки были настолько подвижны, что иногда казалось, будто они существуют сами по себе, не подчиняясь ни эмоциям, ни рассудку этого человека.

Жил он тут же, при часовне, в небольшой комнатке, больше похожей на келью, в  которой ему давно было тесно среди множества рукописных книг, сложенных стопками на полу. Но он не роптал, он был предан вере, и его любили немногочисленные прихожане.

Когда в сумерках одного из апрельских вечеров де Брие постучал в дверь этой кельи, капеллан был занят размышлением о поучительном трактате Святого Августина. В завтрашней проповеди он собирался цитировать для прихожан некоторые места. Отложив рукопись, Огюст Годар недовольно проворчал что-то себе под нос и отпер дверь.

– В такой глуши даже тайные агенты самого короля не всегда отыщут бывшего капеллана тамплиеров! – глухо сказал де Брие. – Узнаёте ли вы меня, святой отец?

Священник прищурился, внимательно изучая статную фигуру нежданного гостя, за спиной которого маячила фигура поменьше.

– Как не узнать! – высоким голосом с заметной хрипотцой и одышкой воскликнул капеллан. – Благородного рыцаря видно даже невооруженным глазом.

– Бывшего рыцаря, – поправил де Брие. – Увы, святой отец, бывшего рыцаря. Времена нынче не те...

– Да уж, не те, – согласился Огюст Годар. – Сколько это мы не виделись с вами?

– Лет пятнадцать, наверное. Или даже шестнадцать.

– Эпоха! – произнес капеллан пафосно.

– Да, эпоха, – повторил де Брие. – Так вы впустите нас?

Капеллан спохватился, отступая на шаг в сторону и пропуская в свой дом гостей. Затем притворил входную дверь и засеменил следом. В комнате Годара сразу стало тесно. Но, несмотря на это, священник предложил гостям присесть на свой топчан, покрытый тюфяком, в котором шуршала солома, а сам достал из полутемного угла маленькую скамеечку и, кряхтя, устроился на ней.

– С вами женщина? – удивленно спросил он, когда Эстель откинула капюшон на спину.

– Да, отец Огюст, она сестра наша и служит при мне, – ответил де Брие.

– Как, вы всё еще служите? – В вопросе капеллана было больше искреннего удивления, чем любопытства. – После всех событий...

– Нет, святой отец, теперь уже никто не служит, как раньше. Изменилась жизнь, изменились и задачи.

– Полагаю, одну из них вы теперь решаете, сеньор?

– Вы очень прозорливы, отец Огюст. Именно так.

– И что же вас привело ко мне?

– Позвольте сначала немного прийти в себя, – сказал де Брие. – Мы прибыли из Ла-Рошели. Путь, согласитесь, не близкий. Можем ли мы рассчитывать на ваше радушие, святой отец?

– Гм, двери храма всегда открыты для нуждающихся в приюте. Господь принимает под опеку любого страждущего. Но, сеньор... не лучше ли было вам остановиться на постоялом дворе?

– Вы имеете в виду присутствие Эстель? Это как-то смущает вас?

– Должен признаться, вы правы.

– Конечно, святой отец, если вы будете настаивать, мы уйдем ночевать на постоялый двор. Однако же я полагал, что ваши умеренные взгляды на жизнь, примеров которым я накануне вспоминал немало, позволят нам с Эстель надеяться на приют именно под сводами вашей капеллы. И потом... хочется укрыться от любопытных взглядов, тем более что в вашей глуши каждое новое лицо непременно будет вызывать излишнее любопытство. Может быть, я ошибаюсь, и годы, прошедшие с нашей последней встречи, изменили вас?

– Да, я понимаю... Понимаю, и не стану вас гнать куда-то на ночь глядя, – ответил слегка смущенный Огюст Годар, пожевав губами. – Но как мы все разместимся в этой крохотной комнате, где мне, порой, и одному бывает тесно?

– Если позволите, здесь будет спать одна Эстель. А мы с вами скоротаем ночь у алтаря.

– И проведем ее в душевной беседе? – осторожно спросил священник.

– И даже больше, святой отец!

Венсану де Брие показалось, что его старый приятель оживился. Еще бы, не каждый день судьба дарит встречу с хорошим собеседником, особенно в такой глуши. А с бывшим рыцарем было о чем поговорить.

– О, вы расскажете мне о своих военных подвигах? – спросил капеллан. – После того, как я оставил службу в Ордене, многое произошло...

– Нет, я бы хотел исповедоваться...

Капеллан посмотрел на де Брие с пристальным вниманием. От него не укрылось внутреннее волнение, с которым бывший рыцарь ожидал ответа. Огюст Годар хорошо понимал, как много страданий и страстей могли оставить неизгладимый след в сердце этого человека.

– Что ж, брат мой, – вздохнул он, – если уж Богу было угодно привести вас ко мне, стало быть, у Него имеются некие особые планы на ваш счет, и не мне, скромному капеллану, противиться божественному замыслу.

– Честно признаюсь, я не сомневался в вашем гостеприимстве. И если позволите, сестра Эстель хотела бы лечь спать не мешкая. Она очень устала и уже давно сдерживает в себе жалобы.

Девушка метнула в своего покровителя полный любви и благодарности взгляд, но тут же опустила голову, испугавшись проявления эмоций в присутствии священника.

Через полчаса в крохотной и тесной исповедальне, устроенной прямо в алтаре часовни, беседовали двое мужчин. Святой отец, как и было положено, сидел на скамеечке, рыцарь Венсан де Брие стоял на коленях. Их разделяла решетчатая деревянная перегородка, занавешенная темной полупрозрачной тканью.

– Учитывая твои прежние заслуги, о которых мне хорошо известно, сын мой, позволю тебе не стоять на коленях, а присесть, – сказал Огюст Годар. – Там есть скамеечка.

– Благодарю, святой отец, – ответил де Брие. – Однако позволю себе отказаться, ибо это лишит меня ощущения исповедания грехов.

– Весьма похвально, сын мой! Итак, слушаю тебя...

Де Брие заговорил не сразу. Неожиданно он поймал себя на мысли о том, что совершенно не знает, с чего начать. Ему, решительному и мужественному воину, никогда не ведавшему слабости ни во владении мечом, ни в красноречии, вдруг стало как-то не по себе. В голове вереницей мелькали мысли, беспорядочно чередовались картины событий, и совершенно невозможно было на чем-то остановиться.

Опытный священник, не раз исповедовавший не только прихожан, но когда-то и воинов храма, хорошо понимал состояние своего собеседника, поэтому терпеливо и деликатно молчал, давая тому собраться с духом.

– Я не стану говорить о том, почему я прибыл сюда, – начал, наконец, де Брие приглушенным голосом. – В этом исповедоваться мне нет нужды, я готов рассказать и так. Я же хочу поведать о том, что мучает меня долгие годы, что терзает мой ум, заставляя принимать порой жестокие решения, что терзает мое сердце, заставляя предавать тех, кто совершенно справедливо ожидал от меня преданности и любви...

Он замолчал, снова собираясь с мыслями. Огюст Годар терпеливо ждал.

– Святой отец, я хочу покаяться в том, что проявил слабоволие, – выдавил из себя де Брие и запнулся.

– В чем это выразилось, сын мой? – Священник почувствовал, что без наводящих вопросов рыцарю будет трудно справиться с волнением. – Ты можешь говорить все, что лежит на сердце и в его глубине. Господь непременно услышит тебя...

–  Это началось несколько лет назад, когда я был помощником прецептора Франции Жерара де Вийе. Тогда мне удалось сблизиться с Великим магистром Жаком де Моле и даже завязать с ним дружбу. Мы достаточно времени проводили вместе, со мной советовались, и я, будучи еще достаточно молодым, весьма гордился этим. Орден процветал, ничто не предвещало беды. Но однажды меня пригласили в Жизор, в королевский дворец. Со мной встретился посыльный Филиппа, и, разумеется, все было в тайне. Я беседовал с королем больше трех часов. Мы обедали с ним наедине. Слуг он отправил, я сам наливал королю вино в кубок и подавал закуски. – Де Брие замолчал, потом попросил: – У меня во рту пересохло, святой отец. Нельзя ли глоток воды?

– Терпи, сын мой, – сухо ответил священник.

– Хорошо, я продолжу. Так вот, Филипп предложил мне тогда некую сделку... я не стану пока раскрывать ее суть. Поясню лишь, что речь шла о том, чтобы я через какое-то время вышел из Ордена и перешел в услужение к королю на очень высокую должность. Но прежде я должен был... впрочем, не стоит об этом... Тогда я отказался, причем, в довольно решительной форме, чем очевидно расстроил Филиппа. Но я был горд и предан Великому магистру, мне было абсолютно безразлично настроение короля. Потом, когда начались массовые аресты тамплиеров, когда в подземелье Жизора и в других тюрьмах томились сотни рыцарей, когда был арестован сам Жак де Моле, а я каким-то образом избежал преследования – мне стало ясно, что Филипп имеет на мой счет особые планы. Я долго размышлял над этим положением. Несколько месяцев я скрывался от королевских сыщиков, снимая комнаты в разных местах на окраинах Парижа и в его окрестностях. Я сбрил бороду, сменил одежду, чтобы ничем не выдавать своей принадлежности к Ордену. Я стал вести иной образ жизни, но продолжительное время совершенно не знал, как жить дальше, куда направить свои стопы. Иногда мне казалось, что честнее и благороднее с моей стороны было бы самому прийти и сдаться, а потом разделить судьбу моих братьев по Ордену. Но я все же не решался это сделать. Одному Богу известно, как тяжело было мне жить с этим постоянным напряжением. Прошло около года после первых громких арестов, шумиха как-то улеглась. Тем временем тянулись долгие судебные разбирательства. Никто не знал, сколько может длиться следствие. И однажды я решил бросить всё и уехать в свое родовое гнездо. Эта мысль преследовала меня неотвязно, и я уже собирался в дорогу, как вдруг меня снова позвал к себе король. Оказывается, все это время он не выпускал меня из виду и следил за каждым шагом. Тогда я понял, что от судьбы не уйти. Мы снова обедали, и снова наедине. Только в этот раз... я согласился играть на стороне Филиппа. Мне предоставили полную свободу перемещений и действий, было объявлено, что против меня лично у короля и высокой папской следственной комиссии не было никаких обвинений, что я чист перед государством. Тогда же мне разрешили беспрепятственно посещать арестованных моих бывших братьев по Ордену, в том числе и Великого магистра. В этом и заключался план короля, поскольку через меня он рассчитывал получить от Жака де Моле, сломленного заточением, чрезвычайно важные сведения...