Текст книги "Могильщики талантов (СИ)"

Автор книги: Юрий Гаврюченков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)

13. МНОГО ЧЕСТИ

Они встретились раньше, чем Алексей предполагал. У Черкезишвили был эксклюзивный контракт. По давней договорённости, заключённой ещё до миллениума, Матвеев платил гонорар целиком, едва макет отправляли в типографию, а не проценты с продаж. В свою очередь, живой классик воздерживался от отправки в другие издательства произведений, пусть даже не подходящих под формат «Напалма».

Самый хитовый автор на поверку оказался не жгучим брюнетом с осиной талией, а седым толстячком с крупными передними зубами и глазами напуганного кролика. Если кавказский человек Нуцалханов спокойствием часто пугал, то кавказский человек Черкезишвили успокаивал своим беспокойством. Ожидать от него эмоций крепче истерики, пожалуй, не стоило.

Как вскоре начал подозревать Астролягов, маркиз Арманьяк был не рыцарем без страха и упрёка, а боязливым мудаком. Его манера суетливо пересчитывать карманные деньги начинала раздражать. И когда они зашли в кафе, Алексей предупредительно уведомил, что угощает.

Подсели к барной стойке пить текилу.

– Как вам обложка?

– Прекрасная, хотя… Когда Игорь Михайлович прислал картинку, я повесил ёе у себя в жэ-жэ и получил массу хвалебных отзывов.

– Что же они пишут?

– Я не читаю их отзывы. Я не хочу думать, как они, – с брезгливостью произнёс Черкезишвили и, оттопырив мизинец, опрокинул стопку в кроличью пасть. – Я не хочу испортить с таким трудом наработанную проницательность.

Алексея покоробило.

– А вам лично как она? – спросил он и заказал ещё одну порцию, чтобы залить впечатления.

– Достойная, хотя могли бы лучше, – на лице Гурама Вахтанговича промелькнула гримаска, но годы взяли своё и он благодушно кивнул. – Вы мою последнюю статью читали?

– Конечно! – с энтузиазмом кивнул Астролягов, казня себя за пролёт.

Опыт журналиста, привыкшего проверять факты, на сей раз изменил ему. Алексей не то, чтобы не прочитал какие-либо статьи Черкезишвили, а вовсе не удосужился узнать, пишет ли периодику курируемый им объект.

– Тогда почему вы спорите?

– Разве я спорю, – пойманному редактору приходилось выкручиваться.

Только потом он сообразил, что статьями Черкизон называет посты в ЖЖ.

Ситуация приводила к смене доминантности деловых партнёров, когда редактор занимал в отношении автора несвойственную ему подчинённую позицию, и это нарушало гармонию мира.

– Когда нам ждать от вас «Много чести»? – угодливо спросил он и мысленно выругал себя за невольный тон.

– В срок, – ответил Черкезишвили. – Я всегда сдаю точно в срок.

– О чём он будет?

– О войне в Крыму.

В голове Алексея пронеслась хроника последних событий, она отразилась на лице, потому что Гурам Вахтангович не замедлил пояснить:

– Вы не все мои статьи в Живом Журнале читали, – с надменным укором сделал он вывод. – Я пишу о войне офицеров Белой гвардии против красных оккупантов и отношениях между военнопленными.

– Неплохо! – бармен подал текилу и Алексей поднял тост: – За успешное завершение нового романа. Кстати, добавьте меня, пожалуйста, во френды, а то я могу какие-то записи не видеть.

– Пришлите запрос, – судя по тому, что Черкезишвили не удивился, у него было много подзамочных постов.

– Уже есть, «астроляг-точка-ливджорнал-ком».

Классик кивнул с благосклонностью:

– Не перепутаю вас со швалью.

Вернувшись домой, Алексей включил компьютер и убедился, что Гурам Вахтангович добавил его в списки друзей. Вдохновлённый, он сел читать секретные посты и комменты к ним от светлых человечков. Пост про обложку Черкезишвили повесил, но проиллюстрировал эскизом. Готовый разворот с плашками, аннотацией и игрой шрифтами Игорь ему не прислал. Под постом висели «борода» из семисот комментариев разной степени хвалебности, но открыто враждебных Астролягов отыскать не сумел. Гурам Вахтангович (или кто при нём был модератором) комменты читал и чистил.

Когда позвонила Алла, он не смог преодолеть ментальный барьер.

– Я приеду?

– Ой… Не сегодня. Я тут с авторами сношаюсь.

– Ты где? – забеспокоилась Алла.

– Я? В жэ-жэ.

– Где???

– В жэ-жэ.

К часу ночи Астролягов засомневался, правильно ли поступил, влезая туда? В отзывах поклонников, помимо несдержанной лести, был какой-то запредельный уровень фонтанирующей скотской пошлости, вульгарности, плебейства и базарного юмора. Словом, всего, что отличало позднесоветских выскочек и постсоветских нуворишей, называемых простым словом «парвеню»: любителей Пугачёвой и Аллегровой, ценителей Жванецкого и Задорнова, поклонников Семёнова и Пикуля, знатоков Бунича и Коротича, а теперь читателей детективов Черкезишвили и постов маркиза Арманьяка.

Многих вещей о публике лучше было не знать.

Алексей признал, что старый литератор относился к аудитории правильно.

Преодолевая отвращение, редактор познавал субстанцию, в которую вступил.

* * *

«Уважаемый Алексей Александрович, мы думаем о вас 365 дней в году! Пополните ваш баланс».

– Думают они, суки, обо мне, – пробормотал Астролягов, запрашивая состояние счёта. – У меня семьсот тридцать рублей на телефоне…

– Привыкай, – сказал беспощадный Григорий, которому тоже пришла рассылка. – Все твои авторы будут думать о тебе триста шестьдесят пять дней в году одно и то же: «Как там этот гад? Прочёл ли он рукопись? Чего тянет?»

«Строев! – Алексей похолодел. – Я так и не ответил по «Нарезному и холодному»!»

– Давно ведь обещал, – сказал он в пустоту.

– Ага, понял? – возликовал Григорий. – Дотянулись проклятые авторы.

– Через тебя дотянулись. Видать, у авторов длинные руки.

– Ты не представляешь, насколько, – глаза коллеги сверкнули хищным зелёным огнём.

Алексей лишь кивнул и вздохнул с обречённостью. И тут зазвонил телефон. Он сработал, как бомба из дешёвого фильма. Гаджет светился, гремел резкими металлическими звонками и вибрировал. Эффект оказался тройной. Номер был незнакомый. Неожиданности слагались, делая мобилу хуже бомбы. Проигнорировать вызов с таким дурацким сигналом было невозможно – коллеги могли заподозрить, что Алексей скрывается.

«Надо сменить рингтон», – подумал Алексей, нажал кнопку и ответил:

– Слушаю.

– Это Иван Строев. Здравствуйте, Алексей!

«Вот он, закон парных случаев, – Алексей отметил его как естественное событие. – Только что о нём говорили, и тут он звонит. Будто подслушивает. Подслушивает через гаджеты! Что я ему скажу? Откуда он знает мой номер?»

От волнения мысли скакали как блохи, но Астролягов твёрдо помнил, что номерами телефонов они со Строевым не обменивались.

– Здравствуйте, Иван! – весело, словно только и ждал звонка, ответил Астролягов.

– Вы прочли «Нарезное и холодное»?

– Конечно, прочёл, – сразу отозвался редактор, которому нечего было сказать.

– Мы договорились, что вы мне напишете, когда прочтёте, мы встретимся, всё обсудим и заключим новый договор.

Привычка руководящего работника изрекать банальности, чтобы избегать недосказанностей, разногласий и споров с менее опытным собеседником, выдавала матёрого крючкотвора. Вероятно, из чиновничьей семьи.

И хотя укоризны в голосе не звучало, напоминание о невыполненном обещании должно было завиноватить контрагента до склонности к уступкам.

– Я сразу решил, что пришлю вам правку, если нечего будет переделывать, а переделывать ничего не придётся.

– То есть в тексте третьей книги трилогии «Кровавый секретарь» вас всё устроило?

«Он боится, – подумал Астролягов. – Его гложет страх невостребованности. Пишет хорошо и ведёт себя примерно только потому, что боится утратить признание. Литература для него жизненный костыль. Потому и запрашивает своевременное подтверждение, что беспокоится. Ибо книга неизданная – книга непризнанная».

– Алло, – вежливо сказал Иван Строев. – Вы на связи?

– Да, конечно, – поспешил успокоить Алексей.

– Вы куда-то пропадаете.

«Боится. Я действительно пропадаю», – чувство было сильным.

– С текстом всё в порядке. Я пришлю правку, когда она будет готова, – авансом пообещал Алексей и перешёл в наступление, чтобы озадачить автора. – Помните, мы говорили о концепте детектива в формате большой литературы? Сможете подъехать, чтобы мы могли его обсудить?

– Помню, – с обстоятельность закончившего проект человека ответил Иван Строев. – Я могу зайти в пятницу, чтобы у нас было время посидеть в кафе и основательно поговорить до конца рабочего дня. В три часа вас устроит?

– Будем вас ждать! – Астролягов старался не утирать на людях холодный пот.

Вежливо попрощавшись, Иван Строев отсоединился, а угнетённый редактор выключил мобильник. Разговор измотал, и не хотелось получить ещё один нежданный звонок.

– Со Строевым говорил? – Игорь поднял глаза от клавиатуры, очки мертвенным светом блеснули от диодных ламп.

– Лёгок на помине.

– Ты его роман одобрил, а мне почему не сказал?

– Чего-то из башки вылетело. Замотался с этим самотёком, – привычно отболтался Алексей.

– Мы договорились, что будешь присылать рукописи на одобрение.

– Так это про самотёк речь шла, – Астролягов изобразил самый наивный тон, какой смог. – Иван Строев – известный автор, зачем его дополнительно одобрять? Нет, если хочешь, я сейчас пришлю, – отчаянная атака была лучше тактикой из боевого устава криминального журналиста, как истерика схваченного за руку вора. – Кстати, откуда у него мой телефон? Ты ему дал?

– Я не давал, – ушёл в оборону Игорь. – Иван сам найти может что угодно, хоть телефон, хоть машину по номеру. С его связями нет проблем.

– Может и киллера нанять, – вставил Григорий.

Рабочий день в издательстве «Напалм» разгорался.

– Давайте со Строевым не тянуть, – предложил Астролягов. – Он обещал в пятницу зайти пообщаться насчёт боллитры. У него какие-то соображения появились.

– Отдавай роман в правку, – разрешил Игорь. – Я тебе литературного редактора подгоню, который Строева правит. Они друг к другу привыкли. Читатель тоже получит стабильный продукт. Зайди к Лене, у неё могучий принтер стоит, пусть распечатает текст четырнадцатым кеглем и расходы учтёт. Сахаров делает правку только на бумаге.

14. КОРОБКА С ЗАПЯТЫМИ

– Я-то думаю, почему он давно не появляется, – Игорь протянул бумажку с телефонным номером. – А он ногу сломал. Поскольку Сахаров настоящий ленинградский интеллигент, гордость ему не позволяет попросить занести рукопись на дом. Сходи. Пообщаетесь в неформальной обстановке. Сейчас таких редакторов почти не осталось. Только не грузи ничем и не напугай, как ты умеешь. Сахаров старенький, совестливый и застенчивый. Может отказаться в другой раз с тобой работать.

Алексей безропотно кивал, принимая рекомендации как руководство к действию. Ночь он не спал, запоем читая третью книгу «Кровавого секретаря», чтобы спозаранку быть готовым ответить на каверзные вопросы, если они возникнут. Ради этого он даже отказался встречаться с Аллой.

– Сегодня я намерен провести ночь с Иваном Строевым, – сказал он подруге. – У нас будет «Нарезное и холодное».

– Ты нарезался и охладел ко мне? – вспылила она прежде, чем бросить трубку. – Ну и пидор же ты.

У Аллы были чересчур хорошо развиты ассоциативные области головного мозга.

Астролягов не стал перезванивать. Темпераментная подруга быстро обижалась, но быстро отходила. Потом покажет ей роман, объяснит.

К семи утра он вспомнил, что не заехал к родителям, хотя собирался привезти денег – на фирме начислили зарплату. Тогда он с личного кабинета перевёл отцу на карту. Немедленно позвонил отец, которому пришла СМСка. Забеспокоился – прежде сын с ранья переводы не слал.

– Я зачитался, – честно солгал он. – Работа такая увлекательная, что не помню ничего.

– С тобой всё нормально, Лёша? – деликатно указал на обман отец, который мог узнать по голосу любую тайну. – Ты какой-то уставший.

– Забегался. Просто забегался. Мне сегодня ещё бегать. Так на фирме совпало. Я потом как-нибудь загляну, когда дела улягутся, а сейчас у меня аврал.

Ещё не зная о Сахарове, он как в воду глядел, и теперь снова вспомнил о законе парных случаев.

Владимир Ефимович Сахаров жил на улице Рубинштейна в квартире, похожей на выкупленную, но не отремонтированную коммуналку. Как будто хозяин изо всех сил старался показать, что не хочет ничего менять из привычки к старому быту, а не потому что нет денег. Даже у гнезда коммунальных звонков проводки были оторваны и демонстративно отогнуты, кроме одного, в который полагалось звонить. Рядом, замазанная краской, выступала розетка дореволюционного электрического звонка, с валиками по ободку, имитирующими цветочные лепестки.

«Интеллигенция», – подумал Астролягов, надавливая на кнопку годов 1960-х, а, может, и более раннюю. В любом случае, антиквариат.

Пришлось подождать. Наконец, послышался стук костылей. Он приближался. Стих. Клацнул замок. Открылась внутренняя дверь. Лязгнул засов наружной, её толкнули. Хозяин не спрашивал, кто там, и не утруждал себя подглядыванием в глазок. Такое великодушное равнодушие к жизни выглядело как подлинное радушие. Алексей открыл дверь и увидел стоящего в прихожей грузного старика в клетчатой рубашке и трениках. Толстую гипсовую ногу он отставил на пятку.

– Проходите, закрывайте, – распорядился старик.

Алексей оказался на кухне, что было не удивительно, ведь шёл по чёрной лестнице. Возле двери была обустроена гардеробная с вешалкой и полочками для обуви.

– Берите тапочки.

– Какие можно?

– Какие понравятся.

Сахаров поплёлся по коридору, кидая гипсовую ногу вперёд и за ней костыли, качаясь как маятник. Передвижение давалось ему с заметным трудом. «Кто ему продукты носит? – подумал Алексей. – У него должна быть большая семья». Они шли и шли, коридор тянулся и тянулся. Все двери были открыты, и ни у одной не лежал коврик. Квартира являлась единоличной частной собственностью. Астролягов бывал в таких. Некогда с проходными комнатами, превращённая после уплотнения в «гребёнку», где был общим только коридор. Сейчас заколоченные дверные проёмы внутри комнат освободили от досок и обоев, но коридор остался. Это было единственной уступкой, нарушавшей коммунальный уклад.

Сахаров провёл его в залу, бывшую столовую. Посередине стоял большой овальный стол, заметно древний, но чёрный лак на нём был свежим, без кракелюр и сколов. Антиквариат реставрировали. На столе лежали книги. Советские и дореволюционные. Книги были в шкафах с прозрачными дверцами, довоенных, и на полках над шкафами, брежневского периода. Вокруг стола приютились три мягких стула из чехословацкого гарнитура, какой был у родителей Алексея, и массивное полукресло с красной бархатной обивкой, как будто украденное из театра. В углу стояла этажерка с рядком фарфоровых слоников, фаянсовыми птицами разных пород и пепельницами.

Сахаров доживал век в эклектическом комфорте, на какой согласился бы не всякий хипстер из колайфинга.

Стены возле этажерки были до самого потолка завешаны фотографиями в рамках. Астролягов машинально бросил взгляд, увидел знакомое лицо, подошёл поближе, всмотрелся.

– Это Довлатов?

За его спиной скрипнул кресло. Владимир Ефимович устраивался поудобнее, негромко стуча костылями о край стола.

– А это Наум Коржавин?

– Мы встречались в Москве в семьдесят третьем, перед тем, как он уехал, – со спокойным осознанием собственного величия ответил Сахаров и пояснил, догадываясь, какую следующую фотографию увидит гость: – Рядом мы с Бродским в семьдесят втором. Тоже накануне эмиграции.

– А это Марамзин…

– Узнали?

– Я и Кушнера узнал. Встречал его однажды. Он почти не стареет.

– А те два снимка повыше, узнаёте? – с живостью заядлого охотника заинтересовался Владимир Ефимович.

– Признаться, не силён, – Алексей уже научился распознавать молодого Сахарова, но всех литературных деятелей Ленинграда в лицо не знал.

– Это я с Сергеем Вольфом и Евгением Рейном.

Над памятными снимками висели вдоль верхнего края обоев большие портретные фотографии в рамках. Астролягов отступил, чтобы рассмотреть получше. Там были женские лица. Молодые и симпатичные. Даже некрасивые были уловлены мастером в удачный момент и не вызывали отвращения. Алексей не узнал ни одной.

– Кто они?

– Окололитературные дамы. Жёны писателей. Просто девушки из компании. Вы наверняка о них слышали. А вот там, над дверью, Ольга Фёдоровна…

– …Берггольц.

– Такого снимка больше ни у кого нет. Семьдесят четвёртый год.

Астролягов обернулся и увидел, что Сахаров улыбается.

– Я в юности увлекался фотографией. Отец привёз с войны «Лейку», сам снимал и меня заразил. У меня огромный архив. Я храню память обо всех известных ленинградских литераторах, кого сумел встретить, а их было немало. Ох, видит Бог, немало. Да вы кладите рукопись на стол. Спасибо, что зашли. Присаживайтесь. С вашей помощью, будем чай пить.

– Я коньяку принёс, – застенчиво сказал Алексей.

Чай тоже пригодился. Старик скучал и был рад поболтать с новым человеком из своей среды. Он жил один, упрямо придерживаясь принципа «где родился, там и пригодился». Сын давно обосновался в Штатах, старшая дочь в Швейцарии, младшая – в Италии, а супруга поджидала на Северном кладбище, но Владимир Ефимович к ней не спешил. Он благоденствовал в привычной среде и скрашивал досуг любимым делом. Рукописи на правку ему таскали со всего города, но Сахаров мог позволить себе брать только тех авторов, которые больше нравились. Он ни в чём не нуждался. Он ничем не был занят. Прибиралась в квартире и готовила нанятая детьми домработница.

Пообщаться с человеком, в молодости нашедшим своё призвание и считающим редактуру смыслом жизни, было до чёртиков интересно.

– Я ещё Бродского правил! – заливал Сахаров, а Алексей наслаждался его откровениями.

– Любому писателю нужен редактор, даже самому грамотному.

– А как же Довлатов считал, что хорошему писателю редактор не нужен, а плохого писателя тем более не спасёт? – узнать мнение по спорному вопросу от человека, знакомого с автором утверждения лично, доводилось нечасто.

– Серёжа часто говорил глупости, – просветил Владимир Ефимович. – Такой уж был человек, хотя и безобидный. Сам-то он немало редактором поработал.

– А вы что думаете?

– Редактор необходим всем пишущим. Ошибки встречаются у каждого – человек несовершенен и ему свойственно ошибаться. Даже самый грамотный автор, вычищая текст в сотый раз, может пропустить запятую или повторение, потому что у него элементарно глаз «замылился». Увидеть его ошибку способен только посторонний. А есть типичные индивидуальные ошибки, связанные с привычкой. Ошибка автоматического набора, например, «совесткий» вместо «советский» или «кончено» вместо «конечно». У любого автора они есть. Это не страшно и не позорно. Реже, но всё равно часто, исправлению подвергают неумение выражать мысли, являющееся особенностью автора.

– Зачем их тогда печатать? – воскликнул Алексей.

– Книги-то надо выпускать, – старый редактор был благодушно настроен к авторам и литературному процессу. – Хороших писателей раз-два и обчёлся, а людям нравится читать, вот и дайте им множество книг во всём желаемом разнообразии. Нельзя быть идеалистом в издательском деле. Максимализм эстетствующих убивает почище газовых камер. Люди грешны. Мы их исправляем. Рефлексировать по поводу правки нечего. Мы были и будем. Даже Ветхий Завет подвергался правкам. Мы с вами, Алексей, жрецы-редакторы, и служим живому слову. А что действительно надо делать, так это на Новый год каждому писателю коробку с запятыми дарить.

За бутылкой шустовского коньяка последовала фляжка «Хеннеси», за которой Астролягов сгонял в соседнюю комнату. На полках могучего купеческого буфета он увидел ряды разнообразных бутылок, главным образом, непочатых. Владимир Ефимович в одиночку не пил, но готов был оторваться в компании. Тут они друг друга и нашли. Астролягов по журналистской привычке умел слушать и задавать вопросы, а Сахаров рассказывать. Он знал всё обо всех петербургских издательствах и о многих московских понемногу.

– …Когда Дом Писателя загорелся, ревущая толпа пошла на приступ, и тут рухнули перекрытия. Сонмы критиков и редакторов были погребены под пылающими руинами и обрели последнее пристанище прямо на Шпалерной. Все в один день, быстро и мучительно, без покаяния отправились из горнила имени Маяковского прямо в ад, не заметив перемен, ибо при жизни привыкли к литературной преисподней.

– Аминь! – Астролягов поднял рюмку.

Они чокнулись, выпили, и Сахаров спросил:

– Кстати про ад. Вы давно в «Напалме»?

– Как убили Плоткина, так меня и пригласили занять его место.

– То есть вы там раньше не работали?

– Раньше я статьи в разные издания пописывал и сидел дома как фрилансер.

Сахаров качнул головой.

– Воистину, путь редактора усеян телами праведников и деяниями злодеев и тиранов.

Астролягов не ожидал от него такое услышать и чуть не подавился.

– Вы о ком? – спросил он.

– Вы слышали о Наргиз Гасановой? – заметив, что собеседник призадумался, Владимир Ефимович охотно продолжил: – Она вела детективную серию «Ар-деко».

Астролягов и о серии такой не ведал.

– У вас в «Напалме» была серия изысканного дамского детектива «Ар-деко», – просветил сотрудника издательства о работе его фирмы Сахаров. – Её вела девушка Наргиз Гасанова из Махачкалы.

– Кого к нам только ни заносит, – подивился Алексей. – И что же она?

– Она утонула.

По спине Астролягова пробежал холодок.

– У себя на Каспии? – выдавил он циничную улыбку, чтобы скрыть непонятно почему возникшее волнение.

– У нас в Ленинградской области. На озере Бедном.