Текст книги "Десятый круг ада"

Автор книги: Юрий Виноградов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц)

2

Доктор Вольфган Штайниц возглавлял управление военной химии «Фарбениндустри», работавшее по заданию верховного руководства рейха. Директорат «Фарбениндустри» старался выполнить любые задания, даже если они подчас и шли вразрез с общим планом. Еще бы: никому не хотелось иметь дело с РСХА – главным управлением имперской безопасности во главе с обергруппенфюрером СС Гейдрихом, непосредственно заинтересованным в работе управления Штайница. К тому же доктору благоволил сам рейхсфюрер СС Гиммлер! Да и третье лицо в карательных органах рейха – обергруппенфюрер СС Кальтенбруннер проявлял растущий интерес к изысканиям ученых-химиков.

Вермахт получил новые сильнодействующие отравляющие вещества в десятки, сотни раз эффективнее иприта, примененного немцами еще в первую мировую войну. Больше всех, пожалуй, успешной работой управления Штайница был доволен Кальтенбруннер, намеревавшийся применить эти ОВ для умерщвления узников Освенцима, Бухенвальда, Маутхаузена, Майданека, Дахау и других концлагерей, созданных гестапо на оккупированной территории и в самой Германии.

Химическая служба фашистского вермахта уже к 1941 году имела огромные запасы стойких отравляющих веществ. Но и противник, без сомнения, располагал аналогичным оружием, и именно поэтому руководители рейха почти исключали применение химического оружия во второй мировой войне. Требовалось иное, еще неизвестное оружие массового уничтожения лишних, по мнению нацистов, людей на земле. Таким оружием могли стать биологические средства – болезнетворные микробы, к которым относятся обособленные друг от друга мельчайшие живые существа: бактерии, вирусы, риккетсии и грибки, способные стать возбудителями чумы, холеры, сибирской язвы, туляремии, бруцеллеза, сапа, натуральной оспы, сыпного тифа, различных лихорадок, энцефаломиелитов и других инфекционных болезней. Сброшенные в стане неприятеля, микробы, быстро распространяясь, охватят огромные районы или даже целые небольшие страны. Пока потерявший боеспособность противник догадается о скрытом применении против него какого-то нового бесшумного оружия и примет меры к ликвидации его последствий, немецкие войска без особых усилий уничтожат остатки вражеских армий. При этом победитель получит полностью сохраненные материальные ценности, так необходимые для благосостояния и процветания немецкой нации.

В планы создания бактериологического оружия Штайниц был посвящен еще осенью 1939 года во время польской кампании. Незадолго до этого в главном управлении имперской безопасности он докладывал о своих частных опытах с бактериями. Гиммлер и Гейдрих одобрили его изыскания. Было решено в ближайшее время построить лабораторию, собрать в нее самых способных бактериологов, химиков, ботаников и начать производство бесшумного оружия в военных целях. Руководство всей работой возлагалось на Штайница, который принял это как должное, ибо считал себя в данной области вторым по значимости ученым Германии, отдавая пальму первенства лишь профессору Шмидту. Правда, имя Штайница пока неизвестно науке: кто работает на войну – остается в секрете. Но придет время, и о нем заговорит весь мир; в это Штайниц верил, об этом всегда мечтал.

Строительство бактериологической лаборатории, к неудовольствию Штайница, затягивалось. Победоносные германские войска почти без потерь занимали страны Европы, и фюрер, упоенный легкими победами, не торопился пока создавать новое оружие. Иного мнения придерживалось РСХА. Приближалась война с коммунистической Россией, которую без бактериологического оружия будет трудно уничтожить. Особенно это понимал Кальтенбруннер, в начале 1941 года посетивший управление военной химии в «Фарбениндустри». Он заверил Штайница, что строительство бактериологического центра вот-вот начнется и можно уже негласно подбирать себе будущих сотрудников из «Фарбениндустри», бактериологического института Коха и с химического факультета Берлинского университета. Вот тогда-то Штайниц и вспомнил о своем бывшем учителе, опыт которого должен быть использован в его работе.

Созданные Шмидтом гербициды, регуляторы роста растений и особенно дефолианты, вызывающие опадение листьев у растений в период созревания плодов, послужат средством уничтожения сельскохозяйственных культур, создавая тем самым голод в тылу врага. Достаточно лишь увеличить дозы применения этих химических веществ, и они вместо улучшения развития растений полностью уничтожат их.

Зная, что профессор раньше недолюбливал его, Штайниц решил сблизиться с ним на поприще некогда любимой работы Шмидта – преподавательской. По его требованию Берлинский университет пригласил отставного профессора на чтение месячного курса лекций по органической химии. Предварительно Штайниц с помощью организации Тодта убрал доктора Лаутербаха, заявленного в ректорат университета на ассистирование профессорских лекций, и сам стал помогать Шмидту.

С Кальтенбруннером Штайниц поддерживал постоянную связь, понимая, что лучшего шефа из высокопоставленных и могущественных особ третьей империи ему не найти. Оба они начинали со штурмовых отрядов, оба громили коммунистов и прочих демократов, почти одновременно вступили в нацистскую партию, мечтая достичь самой верхней ступени иерархической лестницы рейха. Кальтенбруннеру это удалось – стал третьим лицом в карательных органах третьей империи, приближенным и особо доверенным лицом самого фюрера. Штайница же, несмотря на солидный возраст – он был старше однокурсников на восемь лет, нацисты посадили на студенческую скамью университета: новой Германии требовались новые ученые, способные своими открытиями укрепить ее военное могущество. Правда, Штайниц всегда продолжал оставаться штурмовиком и сейчас уже являлся штандартенфюрером СС, хотя в университете об этом никто не знал: никогда на нем не видели черную эсэсовскую форму.

Штайниц со дня на день ждал вызова в имперскую канцелярию – об этом его предупредил Кальтенбруннер, но прошло лето, кончалась осень, а приглашения так и не последовало. Опьяненному успехами на восточном фронте высшему руководству рейха было не до бактериологического центра: непобедимые немецкие войска были уже у стен Ленинграда и Москвы, и фюрер вот-вот должен был въехать на белом коне в поверженную большевистскую столицу. Штайниц, в отличие от большинства немцев, не верил в быстрый разгром России. Поэтому он не сидел сложа руки и без конца проводил свои эксперименты с бактериями. А потом, ведь кроме России существуют еще Англия и Соединенные Штаты Америки, стоящие на пути к мировому господству. Есть и другие страны, в частности сегодняшние союзники – Италия и Япония, от которых в конечном итоге тоже придется избавляться. Поэтому в любом случае руководство третьей империи захочет иметь всеуничтожающее бактериологическое оружие, и чем скорее, тем лучше для Германии. От Кальтенбруннера он узнал, что Япония уже давно начала подготовку к бактериологической войне, создав на оккупированной территории Маньчжурии два исследовательских отряда под безобидной вывеской: Управление водоснабжения и профилактики Квантунской армии и Иппоэпизоотическое управление Квантунской армии. Что ж, он, доктор Штайниц, тоже придумает своему бактериологическому центру отвлеченное название – к примеру: Институт по изучению продления жизни человека. Многие пожелают пройти в таком учреждении «курс лечения»!

В начале декабря 1941 года Штайниц получил наконец долгожданный вызов в имперскую канцелярию. К этому времени немецкие войска были остановлены русскими под Москвой. Въезд Гитлера в столицу большевиков откладывался до будущей весны…

Точно в назначенное время Штайниц прибыл в приемную имперской канцелярии, где его уже ждали.

– Фюрер вас примет через пять минут, – сказал адъютант. – Сейчас у него группенфюрер Кальтенбруннер.

«Хорошо, что доктор Кальтенбруннер у фюрера, – подумал Штайниц. – При нем я буду чувствовать себя свободнее». Мысленно, в который уже раз, он начал повторять свой доклад. Вначале расскажет фюреру, что представляет из себя бактериологическое оружие, о его преимуществах перед другими средствами уничтожения людей, в том числе и перед «оружием возмездия» – ФАУ. Потом доложит о некоторых общих принципах ведения бактериологической войны, затем о способах производства, хранения и распространения возбудителей инфекционных болезней. Закончит он характеристикой последствий от применения нового, бесшумного оружия. И конечно же фюрер будет приятно удивлен, когда узнает, что невидимые человеческому глазу микробы за короткий срок могут сразить все население такой, например, страны, как Англия.

– Прошу, – услышал Штайниц голос адъютанта, открывшего массивную дубовую дверь.

Штайниц, одернув и без того ладно сидящий пиджак, вошел в просторный кабинет. Несколько метров от двери, как и подобает эсэсовцу, он отчеканил строевым шагом и, остановившись возле стола, резко выкинул правую руку. Фюрер стоял рядом с Кальтенбруннером у камина.

– Штандартенфюрер Штайниц, я возлагаю на вас ответственность перед великой Германией за создание бактериологического оружия для третьей империи, – произнес он.

– Я оправдаю ваше доверие, мой фюрер! – выпалил взволнованный Штайниц.

– Ваше имя как создателя новейших средств борьбы с врагами рейха навсегда войдет в золотую историю немецкой нации.

– Я сделаю все от меня зависящее, мой фюрер, – заверил Штайниц.

Первая радость от встречи с великим мира сего прошла, и он хотел было приступить к докладу. Но фюрер уже не глядел на него и вновь повернулся к хранящему достоинство и спокойствие Кальтенбруннеру.

– Если войну не выиграют мои генералы, то ее выиграют мои генерал-микробы, – произнес Гитлер и, довольный своим остроумием, заулыбался. – Они поставят передо мной на колени не только большевистскую Россию, но и далекую Америку! Я не говорю уже об Англии, этом небольшом островке…

– Совершенно согласен с вами, мой фюрер, – ответил Кальтенбруннер и незаметно от Гитлера подал Штайницу знак рукой: пора уходить.

Штайниц щелкнул каблуками и вышел из кабинета.

Шмидт не любил, когда его отрывали от работы. Даже Регина, его верная, самоотверженная помощница, не могла зайти в химическую лабораторию без вызова отца. Поэтому профессор очень рассердился, увидев вдруг дочь перед своим столом. Он намеревался отчитать Регину, но она опередила отца:

– Папа, к нам подъехала машина! Черная, «мерседес».

«Черный «мерседес», – повторил про себя Шмидт, лихорадочно соображая, кому он может принадлежать. И вспомнил: доктору Штайницу! Ведь прошлой весной он приглашал его посетить Вальтхоф, и вот теперь, почти через год, доктор пожаловал с визитом. Придется принимать непрошеного гостя, хотя и очень не хотелось отрываться от интересной работы: профессор исследовал под микроскопом желудок препарированной подопытной полевой мыши, накормленной до этого зернами ячменя, обработанного его новым химическим средством для борьбы с грызунами.

На улицу Шмидт не вышел, ждал гостя в прихожей. Регина ушла на кухню, чтобы сварить кофе. Широкоплечий Штайниц как-то боком пролез в узкую дверь, снял с головы шляпу и приветливо улыбнулся:

– Здравствуйте, дорогой профессор! Извините, что не мог предупредить заранее. Но право, я всего на несколько минут.

– Рад вашему визиту, – учтиво, как и подобает хозяину, ответил Шмидт и, указав на вешалку, предложил раздеться. Затем он провел Штайница в гостиную и усадил в кресло. Сам сел поближе к камину: с улицы пахнуло сырым холодом, а его подверженные ревматизму ноги были чувствительны к самому ничтожному изменению температуры.

Штайницу понравилась маленькая гостиная, со вкусом обставленная недорогой старинной мебелью. Блестел натертый паркет; на столе, буфете и книжном шкафу в керамических вазочках стояли ветки туи, ели и еще каких-то неизвестных ему деревьев. Повсюду чувствовалась рука хорошей хозяйки. Да и сама профессорская усадьба, когда он вышел из машины, показалась ему очень уютной. Двухэтажный деревянный дом высился на берегу извилистой, сейчас еще скованной льдом речки. В одной флигельной пристройке размещалась химическая лаборатория, в другой был виварий, а в теплице со стеклянной крышей профессор, без сомнения, выращивал злаки для своих опытов. Под слоем снега угадывались многочисленные клумбы; за ними тянулся огромный запорошенный сад с редкими породами деревьев и кустарников. Штайницу хватило всего несколько минут, чтобы по достоинству оценить Вальтхоф. Даже зимой он был хорош. А летом это местечко несомненно представляет собой райский уголок.

– Собственно говоря, я к вам по важному делу, – заговорил Штайниц.

Профессор насторожился: чего это хочет от него бывший ассистент? Как он не мог сразу догадаться, что просто с визитом к нему в такую даль никто не поедет.

– Химический концерн «Фарбениндустри» по заданию правительства приступает к строительству большой лаборатории и предлагает вам возглавить ее химическое отделение. – Штайниц положил конверт на стол и, поймав растерянный взгляд хозяина, произнес: – Мне поручено руководить вторым отделением, бактериологическим.

Шмидт только скосил глаза на конверт, не решаясь взять его в руки и распечатать.

– Чрезмерно благодарен концерну за столь лестное для меня приглашение, – сухо ответил он. – К сожалению, по состоянию здоровья я не смогу выехать из Вальтхофа.

Гость, заранее знавший ответ строптивого ученого, расплылся в довольной улыбке.

– Вам никуда не нужно выезжать, дорогой профессор. Лаборатория будет построена в Шварцвальде.

Озадаченный, Шмидт снял свои роговые очки и, скрывая охватившее его волнение, стал тщательно протирать носовым платком и без того чистые стекла. Штайниц ликовал. Теперь припертому к стене профессору некуда отступать. Пусть думает, что из-за него выбрано место под лабораторию в лесу Шварцвальд. А Шварцвальд фактически отвечал иным требованиям: находился сравнительно недалеко от Берлина, в малонаселенном районе. Поблизости имелось лишь одно крупное имение баронессы Тирфельдштейн да несколько маленьких, разбросанных по полям хуторков.

Штайниц объяснил, что до возведения комплекса, а на это уйдет около года, оба они будут заниматься исследованиями в своих частных лабораториях. Шмидт получит для себя новое оборудование, в помощь ему будет выделено несколько сотрудников. Все оплачивает «Фарбениндустри», в том числе и его месячные гонорары.

В гостиную с подносом в руках вошла Регина и поставила на стол кофейник, чашечки и тарелку с печеньем.

– Моя дочь фрейлейн Регина, – представил профессор.

Штайниц встал с кресла, вытянулся.

– Папа мне говорил о вас, – произнесла Регина. – Прошу кофе, – предложила она и наполнила две чашечки ароматной жидкостью.

В открытую дверь неслышно прошмыгнула зеленая, величиной с кошку, мартышка и стремглав прыгнула на колени к хозяину дома. Ее темно-карие глаза на черной бархатной мордочке с любопытством уставились на гостя.

– Тики ужасно любит папу, – объяснила Регина поведение мартышки.

Штайниц был поражен привлекательностью дочери профессора. Чистый лоб, строго очерченные губы, и главное, привлекали ее глаза – пытливые, внимательные, они говорили о ее прирожденном уме. Простое деревенское платье, прикрытое фартучком в горошек, плотно облегало ее фигуру. «Пожалуй, она близка к идеалу красавицы-арийки», – подумал Штайниц.

– Если бы в Берлине знали, какая роза растет в лесах Шварцвальда! – произнес он. – Дорогой профессор, разве можно скрывать такой цветок в четырех стенах? Фрейлейн Регина, вы обязательно должны бывать в столице.

На щеках Регины выступил стыдливый румянец. Ей был приятен слишком откровенный комплимент высокого берлинского гостя.

– У нас с папой так много работы, что нам не до дальних поездок, – ответила она мягким голосом.

– После смерти фрау Хильды все хозяйство легло на Регину, – сказал Шмидт.

– О-о, я преклоняюсь перед вами, фрейлейн! – воскликнул Штайниц.

Профессору начинал надоедать этот разговор, и он отослал дочь в виварий.

– Время кормить животных, Регина.

– Не буду мешать вашему деловому разговору, – произнесла Регина. – Тики, идем со мной, – поманила она Мартышку.

Тики без особой охоты перебралась на плечо Регины и вцепилась передними лапками в ее густые волосы.

Решив все вопросы, касающиеся будущей совместной работы, Штайниц стал прощаться. Профессор проводил его в прихожую, куда вышла и Регина. Она подала гостю корзинку, из которой пытался вылезти сиамский котенок.

– Мой ответный подарок фрейлейн Эрне.

– Какая прелесть! – восторженно произнес Штайниц. – Эрна будет безумно рада такому подарку.

Регина, сделав легкий реверанс гостю, возвратилась в гостиную. Штайниц проводил ее долгим взглядом, затем надел пальто и взял в руки шляпу.

– Рад буду, дорогой профессор, работать вместе с вами для нашей победы! – сказал он и, поклонившись, вышел на улицу.

Шмидт чувствовал себя утомленным и не стал спрашивать, почему именно «для нашей победы»? Хотя из этой последней фразы можно было и без объяснения понять, что его самостоятельной работе приходит конец и, очевидно, отныне она будет направлена на победу в войне с русскими. Вместе с тем профессор сознавал: совместная работа со Штайницем в новой лаборатории давала возможность быстрее осуществить свои опыты по созданию новых гербицидов, благо расходы на исследования брал на себя концерн «Фарбениндустри». Да и помощники-лаборанты у него появятся, работать станет легче.

И все же он еще надеялся в душе, что затея с созданием лаборатории в Шварцвальде лопнет и решение будет пересмотрено.

3

Надежды профессора Шмидта не оправдались: едва лишь сошел снег, как в Шварцвальде появились солдаты-строители и эсэсовцы-охранники. Первым делом был возведен жилой городок барачного типа в полутора километрах от усадьбы Шмидта. Со второго этажа, из профессорского кабинета, была видна часть построек, примостившихся на опушке леса, возле речки. За жилым городком, в лесной чаще, подготавливалось место под лабораторию; об этом говорили частые глухие взрывы, доносившиеся до Вальтхофа. Очевидно, корчевали пни спиленных вековых деревьев и рыли котлован под фундамент.

Штайниц сдержал свое слово. У Шмидта появились три помощника: два молодых химика-органика и опытный бактериолог. Прибыл и контейнер с новейшим оборудованием. Приборы даже не уместились в маленькой лаборатории, пришлось занять еще одну комнатку, служившую ранее кладовой.

Особенно была довольна Регина. Если раньше в хозяйстве ей помогал только старый одинокий Гюнтер, переехавший вместе с профессором из Берлина в Вальтхоф, то теперь кухней и уборкой помещения стала заниматься служанка – тетушка Марта. В распоряжение Шмидта предоставлялась машина. Намного увеличивались количество и ассортимент продуктов, что было особенно кстати: с началом стройки в доме все чаще и чаще стали бывать офицеры, все как один влюбленные в Регину, и их приходилось угощать.

Симпатией Шмидта пользовался лишь начальник строительства полковник фон Айзенбах. Оказалось, что Айзенбах раньше вел курс лекций по архитектуре на строительном факультете Берлинского университета и помнил пытливого, способного студента Альберта Шмидта. Это еще больше сблизило командира бригады с профессором, всякий раз заводившим разговор о сыне.

В каждый свой приезд бывал в доме Шмидтов и их сосед барон Карл Тирфельдштейн, беспрестанно курсирующий между своими имениями в Шварцвальде и Восточной Пруссии, заводом сельскохозяйственных машин под Парижем и конторой по сбыту продукции в Берлине. В начале войны с русскими барон вдруг получил звание подполковника интендантской службы и сразу же поспешил показать свой новый, с иголочки, офицерский мундир прелестной хозяйке Вальтхофа.

Не забывал профессора и доктор Штайниц, считавший своим долгом информировать будущего руководителя химического отделения лаборатории о ходе строительных работ. Штайниц всегда приезжал под вечер, в конце рабочего дня. Но однажды черный «мерседес» подкатил утром.

– Папа, к тебе доктор Штайниц, – позвала Регина.

Профессор вышел в гостиную. Не трудно было догадаться, что для него готовится какой-то сюрприз и сейчас гость ошеломит его известием.

– Вас приглашают в главное управление имперской безопасности, дорогой профессор!

Ни один мускул, к удивлению Штайница, не дрогнул на лице Шмидта, точно приглашение поступило не от высшего государственного учреждения, а от заурядной фирмы.

– Ровно через три часа мы должны быть в Берлине, – уже без первоначального пафоса сообщил Штайниц. – Времени у нас достаточно, но вы все же поторопитесь.

– Папа, галстук наденешь? – забеспокоилась Регина.

– Нет, – отрезал Шмидт и удалился в свою комнату. Через полчаса он возвратился в гостиную готовый к отъезду. На нем был черный полупиджак-полусюртук, такого же цвета брюки и глухой серый свитер вместо белой накрахмаленной сорочки.

В приемной их встретил секретарь. Пропуская вперед посетителей, он ловким, заученным движением руки открыл первую, а затем и вторую дверь. Шмидт и Штайниц очутились в продолговатом кабинете. Из-за небольшого стола, который никак не гармонировал с размерами помещения, встал высокий, худощавый мужчина и с улыбкой пошел навстречу гостям. Вблизи Шмидт разглядел его длинное, оттянутое вниз лицо, испещренное мелкими шрамами, длинный с горбинкой нос и черные холодные глаза. Ладно скроенный темно-серый пиджак подчеркивал его сухопарость. «Хорошо, что с нами будет говорить штатский человек», – подумал профессор, не любивший военных и особенно гестаповцев.

– Доктор Кальтенбруннер, – протянул жесткую ладонь хозяин кабинета.

Шмидта никогда не интересовали люди, стоящие у руководства страной, и тем более люди, окружавшие их. Докторская степень давала возможность полагать, что перед ним человек, связанный с наукой.

– Прошу, – предложил Кальтенбруннер и, когда Шмидт расположился в обтянутом коричневой кожей глубоком, мягком кресле, сел за стол. За его спиной висел портрет фюрера, занимая половину стены.

– Третья империя очень высоко ценит вас, герр профессор, – заговорил Кальтенбруннер. – Мне хотелось бы познакомиться с вашей работой. Расскажите о ней.

– Пожалуйста, – согласился профессор, решив большому государственному чиновнику говорить только правду. Он подробно рассказал о своих многочисленных поисках, бессонных ночах, бесконечных опытах, прежде чем были выработаны препарат по уничтожению грызунов и новый эффективнейший гербицид для борьбы с сорняками. Сейчас он заканчивает работу по созданию регуляторов роста растений, благодаря которым плоды станут созревать гораздо быстрее обычного, и дефолиантов – химических соединений из хлористого цинка, тиоцианата натрия и других, способных перед сбором плодов очищать деревья или кустарники от мешающих листьев. Под конец не удержался – пусть знает чиновник, с каким крупным ученым имеет дело, – и похвалился выработанными в жидком виде – правда, в мизерных количествах – двумя неизвестными еще науке видами сверхстойких отравляющих веществ, которые думает в будущем использовать в своих изысканиях.

– По стойкости ваши ОВ эквивалентны иприту? – как бы между прочим поинтересовался Кальтенбруннер.

– Что вы! – профессор обиженно поджал губы. – В сотни, даже в тысячи раз сильнее!

Кальтенбруннер незаметно кивнул молчавшему Штайницу, давая понять, что доволен беседой со старым ученым.

– Поздравляю вас с большим успехом, – сказал он Шмидту и попросил: – Теперь, если можно, познакомьте меня со своей семьей. Вы, кажется, живете один, без супруги?

– Да, я одинокий человек, – вздохнул Шмидт. – Почти одинокий. Моя единственная радость – дочь. Без нее я не представляю своей жизни. Она – мой первый советчик. Ведет все домашнее хозяйство. И знаете, находит еще время заниматься благотворительными делами. Да, да! Собирает подарки для солдат, помогает вдовам и их детям.

– Ваша дочь – истинный патриот великой Германии, герр профессор, – похвалил Кальтенбруннер.

Шмидт, удовлетворенный словами чиновника, в знак признательности склонил голову.

– А мой сын Альберт… Капитан Альберт Шмидт служит где-то в Белоруссии! Он строитель.

– Что пишет сын о своей службе?

– Партизаны беспокоят их. Приходится строить дополнительные укрепления, – начал было рассказывать профессор и спохватился: как бы не наговорить лишнего и тем самым не навредить Альберту. – Всю переписку с ним у меня ведет Регина.

– И больше у вас никого нет из ближайших родственников? – поинтересовался Кальтенбруннер.

Профессор замешкался. Не хотелось раскрывать семейную тайну, но если узнают через гестапо – будет хуже для него.

– Есть… Брат в Америке.

– Это очень интересно. Расскажите о нем поподробнее.

– История с моим братом Фрицем запутанная и даже романтичная, – начал Шмидт. – Я никогда не думал, что в нашей почтенной семье, семье Шмидтов, может появиться человек с таким необузданным темпераментом. В общем, примерно лет двадцать назад брат влюбился в молоденькую заокеанскую певицу, приехавшую на гастроли в Берлин. И сделал ей предложение. Я видел ее только один раз – она была чертовски обворожительна. Да еще плюс голос… Брат казался без ума от нее, я не сумел его отговорить и до сих пор казню себя из-за этого. А она приняла предложение! С одним, правда, условием: брат уедет с ней в Америку. Уехал. Я был бессилен его удержать. Потом он прислал мне единственное письмо с сообщением о рождении сына. Больше я о нем ничего не знаю.

Кальтенбруннер сочувственно улыбнулся:

– Редкий случай, чтобы ариец покинул родину из-за женщины. Но я твердо уверен, герр профессор, уже приближается то время, когда все немцы соберутся под одной крышей.

– Да, это было бы хорошо, – согласился Шмидт, в душе всякий раз ругая себя за то, что до сих пор не наладил связи с братом. Фриц достоин забвения за свой опрометчивый поступок, но чем виноват племянник Лебволь? Хотя и наполовину, но он все же немец. Надо пригласить его в Германию, пусть погостит у дяди.

– Поверьте, я был счастлив познакомиться с таким большим ученым, – поднялся из-за стола Кальтенбруннер. – О вас я доложу лично фюреру. А теперь прошу сюда, – открыл он дверь в соседнее помещение.

В зале стоял накрытый стол. Кальтенбруннер взял тарелку, положил на нее бутерброды с красной икрой, малосольным балтийским лососем и поставил перед профессором.

– Предпочитаете французский коньяк, шотландское виски, гавайский ром, русскую водку? – показал он на бутылки и, не дождавшись ответа, наполнил высокие рюмки водкой. – Я уверен, герр профессор, – поднял рюмку Кальтенбруннер, – вы настоящий ариец и сделаете все возможное, чтобы великая Германия заняла уготованное ей ходом истории первое место в мире. За ваше здоровье! – он выпил, закусив ломтиком лимона, обсыпанным солью, и вновь наполнил рюмки. – Фюрер просил меня передать, что ждет от вас, профессор Шмидт, и от вас, доктор Штайниц, огромной помощи. Фюрер надеется, вы дадите Германии новое мощное оружие, которое принесет нам полную победу над всеми врагами рейха, и в первую очередь над русскими варварами. Вам, людям тыла, необходимо помочь солдатам фронта. Это будет помощь вашему сыну, вашей дочери, вашему брату и племяннику. За их жизнь, герр профессор! – с особым ударением, как показалось Шмидту, закончил Кальтенбруннер.

– Да, да, – еще не до конца осознавая услышанное от чиновника, ответил профессор. Только сидя в машине он наконец разгадал смысл его последних слов и понял безвыходность своего положения. Жизнь Регины и Альберта поставлена на карту. По существу, они теперь заложники. Их ждет концлагерь, мучительная смерть, если он вдруг откажется от задания правительства, не захочет создавать дьявольское оружие массового уничтожения мирных людей.

Регина встретила «мерседес» у ворот. Ей не терпелось узнать все подробности приема отца высшим руководством третьей империи, но тот, насупившись, молча прошел мимо и сразу же поднялся в свой кабинет.

– Устал профессор, – объяснил Штайниц подавленное состояние Шмидта.

В кабинете, не раздеваясь, Шмидт сел в любимое кресло-качалку и закрыл глаза. Некоторое время до него доносился звонкий смех Регины и воркующий баритон Штайница, затем все погрузилось в мертвую тишину. Перед ним, постепенно растворяясь в белом тумане, поплыли лица дочери, сына, брата, покойной жены. Но что это? Застывшее чудовище с открытой пастью у самого лица? Да это же ящерица! Ящерица из колбы Штайница.