Текст книги "Хутор Гилье. Майса Юнс"

Автор книги: Юнас Ли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)

В «Хуторе Гилье» показаны не столько конкретные исходные формы ряда четких социальных конфликтов и катастроф, изображенных Ли на жизненном материале 1880-х годов, сколько начало общего духовного разлада в буржуазном обществе, возникновение в нем протестующих устремлений, которые принимают в первую очередь форму морального негодования. Ложь и лицемерие, неестественность и бездушие – вот какие черты буржуазной действительности, и прежде всего столичного светского общества, клеймит студент Грип. И хотя ничего действительно революционного ни в его идеях, ни в его действиях нет, хотя он выступает лишь как последователь Руссо, мечтающий изменить систему воспитания и тем самым постепенно реформировать общество, его объявляют смутьяном и выгоняют со службы. Так в обстановке кажущейся упорядоченности и незыблемости выявляются пусть еще совсем слабые силы, которые знаменуют начало внутреннего разложения общества, наличие в нем глубоких и острых внутренних конфликтов.

Сам Грип гибнет. Он лишается заработка и принужден прекратить свои лекции, которые читал по вечерам для всех желающих, Подавленный тем, что любимая им девушка Ингер-Юханна собирается выйти замуж за другого, он спивается и становится бродягой. Но деятельность Грипа дает все же плоды: Ингер-Юханна, потрясенная его участью и только теперь сумевшая разобраться в своих чувствах, порывает со своим женихом, немолодым блестящим придворным Рённовом, и через некоторое время устраивает у себя дома небольшую школу, чтобы обучать и воспитывать детей в том духе правдивости и практической полезности, который отстаивался Грипом, а ее брат Йёрген, который был учеником Грипа, оставляет гимназию с ее мертвой и ненужной ученостью, отправляется простым матросом в море и затем поселяется в Америке, где изучает ремесло и становится старшим мастером.

«Хутор Гилье» – просветительский роман. Положительным началом в нем выступают глубина чувств и высота духа в сочетании с разумным воспитанием и полезной практической деятельностью. Здесь дан некий свод идеальных требований, выдвигаемых Юнасом Ли как средство преодолеть остро ощущаемое им неблагополучие буржуазного мира. Это не означает, что Ли сознательно формулирует здесь определенную положительную социальную программу – он был вообще очень далек от развернутых общих концепций, политических и иных. Но фактически такая программа в «Хуторе Гилье», несомненно, намечается.

Наивность этой программы бросается в глаза. В ней много от XVIII века, от просветительского пафоса, от руссоистского стремления к природе и утверждения чистого чувства. На фоне уже весьма развитой и усложненной норвежской действительности 1880-х годов положительные требования такого рода были поистине старомодными. Но иной, менее анахронистичной была эта программа на фоне норвежской жизни 1840-х годов. И обращение Ли в «Хуторе Гилье» к «исторической» теме в какой-то мере могло быть вызвано, в частности, и тем, что это давало ему возможность сделать свой положительный идеал более естественным и жизненным. Во всяком случае, показательно, что именно в этом романе Ли наиболее явственно и прямо противопоставляет такой идеал реальной практике буржуазного общества – и не только той, далекой, которая изображена в романе, но и той, которая окружала автора в момент написания романа. Об этом свидетельствует обращенность в будущее той деятельности Ингер-Юханны и в какой-то мере Йёргена, которая вызвана к жизни проповедью Грипа. Таким образом, «Хутор Гилье» действительно заполняет определенный пробел в общем комплексе проблем, затрагиваемых в романах Ли 1880-х годов.

Уже в связи с «Пожизненно осужденным» мы говорили о характерной для Ли некоторой наивности в построении сюжета, идущей еще от традиций третьесословной литературы XVIII века. В «Хуторе Гилье» архаическое начало представлено в еще более обнаженном виде. Многие из тех явлений, которые в соответствии с традициями буржуазной идеологии XVIII века даны в романе как идеальные и возвышенные, были как раз в норвежской литературе уже давно подвергнуты резкой критике, как иллюзорные или, во всяком случае, легко используемые самым низменным образом. Так, в ряде пьес молодого Ибсена было с горечью показано, как возвышенность естественного человеческого чувства легко превращается в пустую фразу, лицемерно прикрывающую самую неприглядную природу. Эгоистическую и стяжательскую буржуазную практику, если она проявляется без маскировки, Ибсен (например, в «Комедии любви») готов поставить даже выше прекраснодушных излияний о высоком чувстве, за которыми не скрывается никакой подлинной реальности, никакой готовности к настоящим жертвам.

Теперь Ли, показывая людей, действительно готовых на жертвы ради своего высокого чувства, как бы восстанавливает это чувство в правах. И ему удается сделать свое повествование о борьбе этого высокого чувства с миром низкой житейской практики глубоко правдивым и убедительным. Этого он добивается благодаря целому ряду свойств романа.

Так, сама трактовка высокого чувства здесь во многом совсем иная, чем та, которая была действительно свойственна норвежскому бюргерству в 30-е и 40-е годы XIX века. Для того времени обращение к чувству характеризовалось значительной сентиментальностью и расплывчатостью, выразившейся, в частности, в господствовавшем тогда в норвежском искусстве направлении – национальной романтике. Между тем у Юнаса Ли и глубина чувства и высота духа героев даны несравненно более скупо и с большей значительностью. Здесь нет декламации и самолюбования. Основа стиля Юнаса Ли, даже там, где он пишет о 1840-х годах, – это реалистический стиль 1880-х годов. Более близки – и то лишь в известной мере – к сентиментальности 30-х и 40-х годов только те письма, которые пишет из Кристиании в Гилье старая дева, тетушка Алетте.

Но дело не только в речах героев. Они сами по всему своему поведению, по всей своей судьбе отнюдь не являются просто прекраснодушными и безупречными носителями эмоциональной и духовной возвышенности, парящими на недосягаемой высоте над мирской скверной. Грип оказывается слабой натурой и так и не находит в себе сил снова занять достойное место в жизни – даже после того, как Ингер-Юханна расторгает свою помолвку с Рённовом. А Ингер-Юханна лишь постепенно начинает понимать пустоту и бессмысленность светской жизни и долго не может разобраться в собственных чувствах и вообще определить свое место в жизни.

Перед нами настоящие, живые люди. Если в Грипе еще есть черты известной схематичности и не все его поступки неопровержимо вытекают из его духовного склада, то образ Ингер-Юханны по своей жизненности и естественности принадлежит к лучшим во всей норвежской литературе. С первой сцены, где она появляется, отчетливо обрисовывается ее облик – облик красивой, смелой, искренней и полной жизненных сил девушки, и все ее последующее развитие протекает как органическое преображение этого облика под влиянием выпадающих на ее долю переживаний. Именно этот ее облик в его развитии делает совершенно закономерным и понятным, почему Ингер-Юханна избирает в конечном счете тот необычный путь, по которому она уже идет до конца своей жизни, посвятив себя воплощению на крохотном участке действительности идей Грипа.

«Хутор Гилье» – это первый роман Ли, в котором центральное место занимает образ женщины. И уже здесь, несмотря на отдаленность изображаемой эпохи, явственно ощущается необходимость для женщины выйти за узкие рамки семейной жизни, откликнуться на новые веяния эпохи, найти себе достойную задачу в жизни. В этом смысле Ингер-Юханна родственна всем тем многочисленным женщинам, изображенным в норвежской литературе 1870–80-х годов, которые хотят стать полноценными людьми. В творчестве самого Ли Ингер-Юханна предваряет Сесиль из «Дочерей командора» и вообще знаменует обращение писателя к теме женской эмансипации. Сквозь строй идей и характер образов «Хутора Гилье» просвечивает не только «Коварство и любовь» Шиллера, но и «Кукольный дом» Ибсена.

Итак, наивное идеальное начало, выдвигаемое Юнасом Ли в «Хуторе Гилье», теснейшим образом переплетается с самыми насущными и актуальными для 1870-х годов вопросами социальной и идейной жизни.

История Грипа и Ингер-Юханны, носителей высокого просветительского и гуманистического начала, органически входит в ту исключительно точную и убедительную картину эпохи, которая нарисована в романе. И быт сельской Норвегии и жизнь высокопоставленных кругов Кристиании показаны со свойственной Юнасу Ли зримостью, тщательностью и красочностью, неторопливо и без всяких нажимов, но очень сконцентрированно и глубоко.

Внешний охват романа кажется не очень значительным. Усадьба капитана Йегера и дом крупного чиновника, дяди Ингер-Юханны, в Кристиании – вот основные места действия романа. Сравнительно немного и активно втянутых в фабулу романа персонажей – их всего около десяти. Но в этих узких пределах все изображено с такой жизненной полнотой, показано в таких абсолютно индивидуальных и в то же время глубоко типических чертах, что у читателя создается впечатление, будто он знакомится с жизнью эпохи в целом. Так, с исключительной законченностью выписан в романе образ важной кристианийской сановницы, жены губернатора.

Особенно замечательно обрисованы хутор Гилье и его обитатели. Изумительными по своей психологической достоверности и типической значимости являются фигуры родителей – измученной бесконечными заботами матери, на которой лежит весь дом и которая должна незаметно направлять все поступки своего недалекого, но полного амбиции супруга, самого капитана, вспыльчивого и ворчливого, измученного денежными заботами, охотно взваливающего и все хлопоты и всю ответственность по семейным делам на жену и все же не лишенного добродушия. Но и среди других персонажей, которых мы встречаем в Гилье, есть фигуры большой впечатляющей силы: и безответная хозяйственная Тинка, и дельный, но не упускающий случая провести своего ближнего полковой врач, и прикидывающийся добродушным, а на самом деле весьма расчетливый фогт.

С хутором и его обитателями в первую очередь связаны многочисленные юмористические эпизоды романа, принадлежащие к лучшему, что написано в этом духе в норвежской литературе. Весь облик капитана выдержан в юмористических, порою почти в диккенсовских тонах. Особенно примечательны те эпизоды, в которых капитан занимается обменом лошадей. Но с хутором связаны и самые поэтические и возвышенные эпизоды романа. Именно здесь раскрывается и мир природы – в первую очередь во время путешествия в горы, когда Ингер-Юханна в течение целого дня сопровождает своего отца и Грипа. У Юнаса Ли были действительно веские основания, чтобы превратить название хутора в заголовок своего произведения.

Для художественной структуры романа большое значение имеют также сдвиги в ритме повествования. Первые эпизоды даны крайне замедленно. Затем движение времени ускоряется. Годы уходят все быстрее. При возвращениях к временным «опорным пунктам» в развитии действия – а такими пунктами в романе являются рождество и Иванов день – каждый раз соответствующие эпизоды становятся все короче. Но вот медленно завязавшийся конфликт подходит к развязке. И повествование снова замедляется, время перестает стремительно и незаметно бежать. А после развязки, как это часто бывает у Ли, идет эпилог – последняя глава, показывающая, какими стали герои романа через два десятилетия после описанных в книге событий.

IV

«Майса Юнс» – последний по времени роман Ли из тех произведений писателя, тема которых является социальной в самом прямом и непосредственном смысле этого слова. Из этого не вытекает, что последующие произведения Ли социально незначимы. Мы уже отмечали важность тех тем, которые разрабатываются в поздних романах Ли.

Как в двух романах Ли, непосредственно предшествующих «Майсе Юнс» – «Дочерях командора» и «Совместной жизни», – здесь тоже центральным персонажем является женщина, на долю которой выпадает печальная и трудная судьба. Но теперь Ли возвращается к жизни бедняков и создает одно из тех своих произведений, в которых социальное сострадание проявляется с наибольшей силой. В «Майсе Юнс» без обиняков и в упор показана зависимость судьбы человека от его конкретного места в системе общества, а более точно – зависимость судьбы бедняка от богатых. И в этом смысле «Майса Юнс» стоит ближе всего к «Пожизненно осужденному». Но если там весь ужас существования Николая обрисован уже на первых страницах, то в «Майсе Юнс» трагизм судьбы заглавной героини, молодой швеи, которую приглашают работать в богатых домах Кристиании, выявляется лишь постепенно. Вначале Майса, несмотря на вечные денежные затруднения, своей жизнью, в общем, довольна. Обращаются с ней любезно. В некоторых семьях она почти свой человек. Дамы и девушки советуются с ней, иногда не прочь с ней поболтать. Но немножко и побаиваются ее – мало ли что она может о них насплетничать.

Майса действительно с большим интересом подмечает, что делается в домах, в которых она шьет: кто ухаживает за молодыми барышнями, какие помолвки намечаются. При случае она умеет выспросить новости у горничной, любит заниматься «интересным спортом открытий» – поглядеть из окна на двор, чтобы составить себе представление о том, что делается в доме. Майса вообще отнюдь не идеальная и не возвышенная фигура, не Ингер-Юханна. Она наделена рядом недостатков, пожалуй типичных для женщин ее профессии. Но у нее есть не только недостатки бедняков. У нее есть и их добродетели – те самые добродетели сердца, которыми оделял своих бедняков Диккенс, противопоставляя их черствым, бессердечным богачам. Она честна и отзывчива. Она способна на глубокие переживания. Свою молодость она не растратила на мелкие увлечения. И именно поэтому совершенно естественным оказывается то настоящее чувство, которое постепенно возникает между ней и студентом Хьельсбергом. Именно поэтому таким трагическим оказывается крушение их любви.

Центр тяжести романа лежит как раз на печальной истории о том, как Майса принуждена была оставить Хьельсберга, как ее заставила это сделать – заставила в самом буквальном смысле слова, путем угроз и шантажа – фру Транем, которая желала поскорее выдать Майсу замуж за сапожника Эллингсена, чтобы «уберечь» от нее своего шалопая-сына Антуна. Фру Транем распоряжается судьбой Майсы, как будто это ее несомненное, самоочевидное право. И Майса чувствует себя совершенно беспомощной, как перед какой-то стихийной необоримой силой – примерно так, как чувствовал себя главный герой «Пожизненно осужденного» перед мощью семьи фабриканта Вейерганга. Но только у Майсы нет силы и отчаянной, исступленной решимости Николая.

Майса оказывается слабой и капитулирует. Она знает, что Хьельсберг не может на ней сразу жениться, потому что он еще учится и у него нет средств. А рассказать ему, в какое страшное положение она попала, Майса не решается – из боязни, что Хьельсберг может подумать, будто она в чем-то действительно виновата. Так она теряет тот единственный шанс спастись, который у нее, может быть, еще был. И, словно впав в прострацию, она позволяет фру Транем распорядиться своей судьбой. Она словно тупеет. Вся ее жизнь становится тяжелой и безрадостной. Таким образом, трагически кончаются и попытка Николая отомстить своему обидчику и смирение Майсы. Хотя все симпатии Юнаса Ли на стороне этих его героев, он не видит того пути, который мог бы действительно спасти их. Они словно оплетены липкой паутиной, порвать которую можно только ценой собственной жизни.

Неотступность тех вездесущих сил, которые подчиняют себе жизнь бедняка, показана всей структурой романа. В нем нет авантюрных мотивов, мелодраматических фабульных ходов. Вернее, они даже намечаются, их возможность как бы демонстрируется читателю, но потом они отступают на задний план, «снимаются», чтобы была показана зависимость судьбы Майсы не от каких-нибудь неудачных случайностей, а от общих закономерностей окружающей ее действительности. Вспомним, например, как, стремясь самыми грубыми средствами добиться благосклонности Майсы, Антун, оказавшись в людской с ней наедине, бросает ей голубую банкноту в пять далеров. Прежде чем Майса успевает что-нибудь сделать, в комнату входит тетка Антуна и видит банкноту у ног девушки. Майса не может мгновенно ничего придумать, чтобы объяснить появление этой банкноты, и молчит. Казалось бы, этот эпизод может повернуть все действие романа в неожиданном, а именно криминальном направлении, что могут возникнуть подозрения в воровстве и т. п. Но этого не происходит. Резкий сюжетный поворот действительно совершается, однако он носит совсем иной характер. Фру Транем просто решает во что бы то ни стало выдать Майсу замуж. На Майсу не обрушивается полиция – чтобы сломить девушку, оказывается достаточно повседневных закономерностей буржуазного общества, законов экономического принуждения – в той форме, как они действовали в провинциальных условиях Норвегии.

«Майса Юнс» – роман мелочей и подробностей. Вероятно, из-за этого и из-за кажущейся незначительности его темы Бьёрнсон называл его «женским рукоделием». Но роман весьма богат и значителен – не только в уже отмеченном нами плане социального звучания, но и в чисто эмоциональном плане. За подчеркнутой прозаичностью и сдержанностью романа есть много и трогательного, и гневного, и трагического. Правда, эти эмоциональные пласты обычно не лежат на поверхности.

Трогательна любовь Майсы и Хьельсберга, описание которой составляет основное содержание первой половины романа. Молодые люди отнюдь не произносят громких слов. Их жизнь, трудная и полная забот, воспитала их трезвыми и рассудительными. Ведь в случае беды никто не придет им на помощь. Да они и не такие уж юные, чтобы давать волю своим эмоциям. Но их подлинное отношение друг к другу ясно сказывается в десятках мелочей. Все отчетливее становится видно, что они любят друг друга.

А за спокойным, сдержанно юмористическим описанием дома Транемов, особенно фру Транем и тетушки Раск, если внимательнее присмотреться к нему, скрывается гневное разоблачение этих людей, которые готовы не задумываясь погубить жизнь человека, чтобы отвести от своей семьи даже тень угрозы.

И скрытым трагизмом проникнуты последние страницы книги, рисующие тупое и бессмысленное существование Майсы Юнс, ныне мадам Эллингсен, утерявшей все живое и непринужденно человеческое, что в ней когда-то было.

«Майса Юнс» – роман о бедности и богатстве, о беззащитности бедняков и о всемогуществе богатых. Идиллия, которую пытаются создать себе бедные люди, здесь безжалостно разрушается. Но есть области, в которых бедняки все же оказываются несравненно богаче богачей. Это не только мир чувств и моральной чистоты. Это также мир духовный – сфера разума и искусства. Способность суждений и эстетический вкус даже самых развитых из семейства Транемов просто убоги, особенно по сравнению с отточенностью мысли и точным пониманием искусства у молодого Хьельсберга. А Майса, совсем необразованная и наивная, все же обладает достаточным природным умом и естественным вкусом, чтобы улавливать истинный смысл его слов.

В центре и «Хутора Гилье» и «Майсы Юнс» стоят женские образы. Сами по себе они погружены в мир обыденности – либо в блистательный, светский, как Ингер-Юханна, либо в мещанский, как Майса Юнс. И именно они лучше всего удались автору. Но рядом с этими образами стоят образы молодых людей, при всем своем различии живущих прежде всего духовной жизнью и весьма критически относящихся к привычным формам существования буржуазного общества. Студентом был Грип, студентом является и молодой Хьельсберг. Это знаменательно. В том изменении конкретных условий жизни человека, о котором мечтает Ли, ведущее положение, с его точки зрения, должны занимать люди духа, указывающие другим – или почти как развернутую программу (Грип), или как бы между прочим, без громких слов (Хьельсберг) – более разумные, более естественные и более высокие формы жизни. Конечно, в этом сказывается просветительский и даже несколько утопический характер позиции Ли, вообще некоторая его наивность и старомодность. Недаром в последующие годы проблематика его произведений резко изменится. Но сама глубокая вера Ли в непреложную ценность и силу чистого человеческого чувства и человеческого разума имеет огромное положительное значение. Именно этим, так же как своим большим мастерством в изображении душевной жизни человека, Юнас Ли особенно близок нам сегодня.

В. Адмони