Текст книги "Третий - не лишний! Книга 2 (СИ)"

Автор книги: Юлия Славачевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

– Понятно, – кивнули оба. Помялись, и Рев очень тихо, практически на грани слышимости казал:

– Береги себя, брат.

– Не рискуйте, – ответил Филлипэ, посылая наших зеброослов вперед. – Вы мне нужны живыми! Иначе шкуры спущу!

– Свою сохрани, – криво усмехнулся Тэн. прежде чем оба парня слиняли бить баклуши и распространять дезинформацию.

– А вот это уже интересно, – сползла я с медведя и подвинулась поближе к Филлипэ. – О каких братьях идет речь?

– О моих. – разом помрачнел синеглазый не отрывая взгляда от пыльной дороги. – Оба – мои сводные братья. По отцу.

– Не поняла? – нахмурилась я. пытаясь сложить эту головоломку. – Ты же вроде Высокий лорд, а они – слуги? Почему? Рылом не вышли?

– Глазами, – еще больше посмурнел муж, играя желваками. Но объяснил, кривясь, как от зубной боли: – У них цвет глаз, если ты заметила, не соответствует нашему роду, а значит, для моего отца они уроды: выродки, подлежащие уничтожению...

– Ни... чего себе! – взмутилась я. обхватывая плечи руками. Меня начало знобить и потряхивать. Нет, я знала, что моральные уроды везде есть, но чтобы в моей семье?!! Стоп! А с каких это пор я признала Филлипэ своей семьей?

– ...Причем вместе с матерями, поскольку великий дож блюдет чистоту расы и не прощает ошибок, даже невольных или связанных с природой наследственности, – продолжил Фил, не глядя на меня и сжимая в руках поводья до побелевших костяшек. – Так что младенцев убивают, если только кто-то не пожелает взять их в услужение. Я успел спасти только этих двоих...

– Сколько их было? – прошептала я помертвевшими губами.

– Семеро, – после паузы ответил синеглазый.

Эмилио подобрался сзади и обнял меня, согревая медвежьим мехом и своим теплом.

– Двоих я спас, – скулы Филлипэ окрасил лихорадочный румянец. – Трех мальчишек убили, девочек продали в бордель, – он зло засмеялся. – Мой отец считает, что дочерям шлюх, которые обманули его надежды, лишь там и место!

Офигеть! Вот это песня! Стивен Кинг с горя пьет водку в коридоре. Вместе с Дином Купцом.

– Господи! – возмутилась я. – Это же настоящий фашизм! – передернула плечами и вспомнила: – Но ты же говорил, дети у вас – наивысшая ценность...

– Говорил, – неохотно буркнул Филлипэ и нервным жестом потер рукой щеку под бородой. – Но это не касается высших аристократических родов. У тех выбраковка очень жесткая. Особенно, если уже есть законные наследники. – Уронил зло: – Главы родов не любят дробить состояние.

– Получается... – я пребывала в недоумении.

– Да, – мрачно подтвердил Фил. – Он похищал чужих жен-иномнрянок, чтобы уничтожить политических противников. Но сыновья от них – все равно бастарды. Ведь законная жена-дворянка у моего отца есть. А временных было не сосчитать. Всех убил так или иначе. Кого за рождение девочек, кого за некачественных мальчиков... кого просто так, потому что они не могли смириться с его властью...

Я придушенно пискнула:

– Как – убил? Ты же говорил?..

– Говорил, и все сказанное мною правда, – кивнул он. – Только... видишь ли... если доказательств нет и удалось скрыть обстоятельства убийства, то на членов Совета дожей наши законы не действуют, – горько признался синеглазый.

– Получается, твоя нынешняя мать – тоже иномирянка? – Ну и порядочки у них! Дурдом! Сам черт ногу сломает.

– Не совсем так, – глухо ответил Фил. – Моя нынешняя мать, которая растила и воспитывала меня – законная жена моего отца. Я люблю ее и считаю матерью. Но физически она мне не родная. Родную мать я уже не застал.

– О! – У меня не нашлось слов.

– Так что прости, дорогая, – дернул он поводья. – Но я не горю желанием знакомить тебя со своим отцом. Чем дальше ты от него будешь. – с чувством добавил синеглазый. – Тем спокойней мне будет за твою жизнь. Маруся.

Он вдруг резко бросил поводья, пригреб меня к себе и прошептал еле слышно: – Если с тобой что-то, не дай боги, случится, я тебя не переживу!

Внутри меня что-то надломилось. Треснула вдруг ледяная корка, которой я одела свою душу, защищаясь от этих мужчин. Растаял кусочек льда и на душе стало тепло...

Я грубовато ткнула его кулачком, чтобы скрыть свое состояние. Пробурчала:

– Все красоту мне сейчас испортишь! Если отвалится моя шикарная бородавка, как я буду людям в лицо смотреть?

Филлипэ взял себя в руки и отодвинулся, но перед этим пытливо заглянул в мои глаза. Я торопливо прищурила веки и скорчила рожицу.

– Забудь, – сказал синеглазый, снова возвращая себе управление транспортным средством. Кстати, зеброослы ничего не заметили, продолжая индифферентно месить копытами дорожную пыль. Им. судя по всему, было глубоко до оглобли – управляет ими кто-то или нет.

Главное, чтобы не мешал идти туда, куда им хотелось.

Мерная тряска кибитки убаюкивала. Я уткнулась в теплую шкуру медведя и придремала.

– Стоять! – разбудил меня зычный крик. – Досмотр!

– У нас проблемы, – сообщил нам синеглазый, когда мы подползли к нему, наблюдая как к передней кибитке подошел отряд стражи из человек десяти. – У них маги. – он указал на трех тусующихся в отдалении лысиков. – Если начнут проверять, с их помощью нас быстро обнаружат.

– Интересно, – пробурчал Эмилио, лихорадочно копаясь в тряпье. – Был ли в истории наших цыган хоть один медведь, вооруженный казгази?

– Хочешь войти в историю? – прошипела я, раздумывая, как бы занять магов, чтобы им было не до проверки. И тут мне пришла в голову светлая мысль о...

– Эй, красавец! – вылезла я наружу и поковыляла в сторону двинувшихся к нам магов. – Тебе говорю, бриллиантовый! Не отводи от мудрой Гаянэ свое милое личико! – и ткнула пальцем в самого представительного мага.

– Что тебе нужно, старуха? – презрительно сощурился лысый, начиная сплетать пальцами какие-то знаки.

Сейчас! Так я тебе и дала тут кукиши крутить! Я сама по ним большой специалист и конкурентов мне не надо!

– Это тебе нужно, яхонтовый мой! – прокаркала я и зловеще хохотнула. – Вижу– я, что сглазил тебя один недруг. Копает он под тебя широкую яму. сапфировый! – схватила я его за руки, останавливая колдовство. – И будет она твоей могилой, изумрудный, если не дашь старой Гаянэ посмотреть на свою ладонь!

– Отвяжись, старая карга! – рявкнул маг, пытаясь освободиться из моих цепких ручек. Ну да, ну да. От меня в состоянии питбуля еще никто целым не уходил! Пока на печень не посмотрю, живым не выпущу!

– Молодым сгинешь, рубиновый мой! – заверила его я, прилипая к магу намертво и обхватывая его лицо двумя руками. – Дай хоть в глазки твои напоследок посмотрю, нефритовый! – и оттянула ему нижние веки. – Ой мне! Печень тебя мучает, кристальный! Зудит, проклятая! А все недруг твой! Это тебе Гаянэ говорит!

Маг остолбенел от подобной наглости, но все же спросил:

– Какой недруг?

– Да начальник твой, опаловый мой! – зловещим голосом ответила я, перебирая в памяти названия драгоценных камней. Чувствую, скоро пойду по кругу. – Ой, кляузничает он на тебя! Ой, клевету наводит, малахитовый! Покажи свою ладонь! Всю правду расскажу, ничего не утаю!

– И ты все увидишь? – засомневался маг, но сопротивляться перестал.

– Старая Гаянэ видит даже то, чего ты не видишь, гематнтовый мой! – заверила я и уткнулась носом в его ладонь. – Та-а-ак, холм Луны скрыт обратной стороной... холм Меркурия сбежал... холм Солнца пускает протуберанцы... холм Венеры завенерин... Быть тебе богатым, хрустальный мой!

– Врешь! – присел от неожиданности маг. Вокруг нас уже столпились все досмотрщики, с любопытством наблюдая за моим гаданием.

– Старая Гаянэ никогда не врет! – смертельно оскорбилась я. – Теперь не расскажу, жемчужный, где это богатство отыскать!

– А-ну говори! – нахмурился раззадоренный лысик.

– А ручку позолотить? – подсунула я ему ладошку под нос.

Маг нехотя выдал мне медяк.

– Не будешь ты богатым, жадеитовый мой, – надулась я, поворачиваясь к другому магу. – Давай тебе погадаю, перидотовый? Всю правду расскажу, если не пожалеешь для Гаянэ маленькую золотую монету... две!

И надо же, мне выдали два золотых! Ну, я тут ему как рассказала и про удачу, и про богатство, и про карьеру! И даже пару советов дала, как начальство подсидеть!

И как ко мне попер народ за предсказаниями! Меня с медведем отбивали!

– Обратно поедете? – деловито спросит начальник стражи.

– А как же! – важно ответила я, с кряхтением залезая в кибитку. – Скоро будем, сердоликовый мой! Чего хотел-то?

– Ты, бабуля, к нам в караулку приходи. – сунул мне авансом золотую монету  начальник. – Расскажешь, что да как...

– Непременно буду, халцедоновый мой! – скрылась я за занавеской. – А сейчас старая Гаянэ будет смотреть в будущее!

С этими словами мы отбыли дальше.

– Маруся! – выдохнул начиная нормально дышать Филлипэ. – Ты...

– Что? – отвлеклась я от подсчета золотых. – Тридцать один...

– Ты просто мечтаешь остаться вдовой! – на лице у синеглазого явно было написано желание меня опередить и придушить.

– А получится? – спокойно спросила я, аккуратно завязывая свой заработок в платок. – Какой шанс на успех?

– Ну ты!.. – задохнулся Филлипэ. отворачиваясь и прекращая со мной всяческие контакты. Эмилио в это время выгуливал своего медведя вокруг кибитки, не рискуя залезать вовнутрь, чтобы не поучаствовать в женоубийстве.

– Ну что, поехали дальше? – заглянул к нам на ссору Гастелло. – Высокая леди! – приподнял он свою шляпу. – Мое почтение и восхищение. Так стражу еще никто не разводил!

– Уйди! – рыкнул появившийся наконец Эмо. – Пока я тебя не развел!

И мы дружной братской ордой поцокали по дороге дальше. Цокали мы от забора до обеда. Молча. Мне объявили семейный бойкот и полностью игнорировали. Меня, впрочем, это устраивало и особо не беспокоило.

В полдень мы остановились на перекус в тени раскидистых деревьев. На траве раскинули скатерти и одеяла. Рядом развели несколько костров, на которых вскоре забулькала похлебка и травяной сбор.

– На! – сунул мне в руки широкий лист лопуха с омаром Филлипэ. Эмилио лопал свою порцию в кибитке, дабы не раскрывать инкогнито.

– Это ты мне так мстишь? – воззрилась я на нечто жуткое, клешненогое и усатое.

– С чего бы это? – злорадно усмехнулся муж и демонстративно отошел в сторону.

– Ладно! – нахмурилась я и пошла искать камень. Нашла. Красивый такой, килограмма на два. Принесла своего омара поближе к синеглазому и энергично размяла камушком, роняя булыжник сверху.

– Сказал бы я тебе! – не выдержал муж, вытирая брызги с лица.

– Ты со мной не разговариваешь, – напомнила я ему, утаскивая плошку с мидиями и устрицами. – Лимона нет?

Ответа не дождалась.

– Ну и ладно, – пожала плечами и вернулась на свое место. – Тебе все равно лимоны противопоказаны! И так физиономия кислее некуда!

– Филлипэ! – выглянул из кибитки Эмо. – У нас еще остался запас нуги?

– Хочешь себе рот заткнуть? – удивилась я, наслаждаясь морепродуктами. – Боишься не выдержать обета молчания?

– Выдрать бы тебя! – пригрозил Филлипэ. – За все твои выкрутасы!

– Давай, – немедленно согласилась я. – Только стражу дождемся. Пусть все видят, как ты старую женщину притесняешь, извращенец!

– Тьфу! – отвернулся от меня обиженный мужчина, -На одно слово сразу поток сознания в ответ.

– Это ручеек. – разочаровала его я. – До потока еще далеко. Плотину пока не прорвало!

– Все! – разозлился синеглазый, вскакивая на ноги. – Мое терпение иссякло! Эмилио?..

– Кусты там! – показал лапой медведь, резво выбираясь их повозки.

– Зачем? – нахмурилась я, но меня уже заволокли в зеленые насаждения и начали лапать. В буквальном смысле. Лапами.

– А что вы тут нашли? – заглянула к нам слегка порозовевшая Клара. Углядела меня с задранной юбкой и покраснела. – Простите! – и смылась. Подруга, называется!

– Может, не надо? – отбивалась я в меру своих сил.

– Клара сказала, – раздался рядом голос Гастелло. – Что она должна извиниться, но сама она не может, потому что сильно стесняется!

– Мы ее прощаем! – прошипел Филлипэ, одергивая на мне одежду, чтобы, не дай-то Бог, чужой мужик не увидел мои роскошные панталоны до лодыжек.

– Так и сказать ей? – напоследок спросил давящийся смехом пират.

– Так и скажи! – зарычал Эмилио. Вот что странно, морда медведя была искусственная, а выражение возмущения самое натуральное! И как только наружу пролезло? Силой мысли, что ли?

Когда шаги пирата затихли вдали, два возбужденных мужика решили все же закончить задуманное и начали все сначала. Как только синеглазый добрался до тесемок моих панталон, стараясь не смотреть на мое сморщенное личико, как раздалось вежливое покашливание Карла:

– Молодые люди, – смущенно начал он. – Мне неловко, но моя дочь почему-то красного цвета и ничего не говорит. Как вы думаете, леди, это болезнь?

– Да! – рыкнул за леди «медведь», снова одергивая мои юбки.

– Тут что, проходной двор? – возмутился Филлипэ.

– Я бы сказала – кусты для совещания, – ржала я в открытую.

– Так болезнь, или нет? – не отставал заботливый папаша. – Можа, ей чего надо?

– Ремня! – не выдержал синеглазый, соображая, что напряжение в нижней части тела снять не удастся. Ага.

Если только втихую потереть, как эбонитовую палочку. – И побольше!

– Вовнутрь? – всполошился главарь. – А если не влезет?

– Наружно! – заорал Эмилио и выскочил из кустов. -По мягкому месту и с добавкой! Чтобы не лезла, куда не надо!

– Поздно уже, – опечалился Карл. – Куда не надо, она, судя по всем признакам, уже залезла. А ремня все равно дать надо, – и смылся.

– Поехали! – вытащил меня наружу Фил.

– Да? – ржала я без остановки, вспоминая старый детский фильм, где один юный вражеский шпион с красным галстуком на шее и с дыркой в переднем зубе все время находил главных героев и каждый раз ехидненько так спрашивал: «А чем это вы занимаетесь, а?». Вот этот был как раз такой случай. – Может, лучше поскачем?

– Сейчас кто-то полетит! – заверил меня озлобленный медведь, наблюдая, как к нашим кустам приближается кучка пиратов с охапками хвороста.

– Сухостоя нет? – поинтересовался один из них безо всякой задней мысли. На его лице и передние отсутствовали.

– Сколько хочешь! – набычился синеглазый. – Никак положить не можем! Вам здесь всем медом намазано?

– Ну простите, – расплылись в улыбке пираты, многозначительно перемигиваясь, и отбыли.

– Вернемся? – кивнул на кусты Эмилио.

Сзади раздался шум. Филлипэ сунулся в кусты и сообщил: – Не стоит, там теперь очень... мокро. После разбойников, – и сморщил свой аристократический нос.

Я уже ржала в голос:

– Там точно медом намазано! Ха-ха-ха! Сейчас мухи налетят!

– Все! – выругался Филлипэ и потащил меня в кибитку. – Продолжаем наш путь!

– Как скажешь, дорогой! – подобрала я юбки.

У мужиков сразу снесло крышу'.

– Нет! – категорично заявила я и пустилась в бега.

Представляете себе картину? Согнутая в три погибели старушенция резво несется, подобрав юбки до колена, а за ней бурый медведь на задних лапах, размахивая передними. А ними вприпрыжку мужик с развевающейся бородой, так и норовящей закрыть лицо.

– У вас точно все в порядке? – спросил на третьем круге встревоженный Гастелло. Больше причиной спринтерского забега никто поинтересоваться не рискнул.

На этот простой вопрос последовал еще более простой ответ. Два разъяренных мужика лосями поперли на пирата.

– Да что случилось то? – с трудом отмахался он от этих, блин, оленей во время весеннего гона.

– Легкий недотрах, – перевела я дух, пока мои преследователи отвлеклись на постороннее препятствие.

– Тогда я боюсь подумать, что будет при тяжелом, – покачал головой Гастелло, благоразумно уходя с дороги.

И мы добежали до кибитки. И потом как рванули по дороге! Никогда бы не подумала, что наша таратайка с зеброослами способна развить такую крейсерскую скорость.

– Вот когда доедем до постоялого двора... -неопределенно пообещал мне Филлипэ.

– То ты точно не отвертишься! – уже более конкретно добавил Эмилио.

– И вы хотите сказать, – сердито фыркнула я. – Что до меня полгода вы тусовались с Дуней Кулаковой? НЕ ВЕРЮ!

– Эта леди нам не попадалась! – отрезал заведенный донельзя синеглазый. – Мы как-то больше сами по себе были...

– Не может такого быть! – убежденно сказала я. – Честное пионерское, октябрятское и комсомольское до кучи – НЕ ВЕРЮ!!! Иначе вы хм... в общем, вы бы зае... заерзали Семару, Азалемару и Скалек до кучи. И перебрались бы на другие острова, потому что этот остров бы катастрофически обезлюдел и никого не осталось, чтобы с вами жить.

Все возражения по этому поводу Филлипэ и Эмилио пропели дуэтом, слаженным изящным матом со множеством физиологических подробностей. Из которых я так и не поняла, как проблема воздержания решалась ими с помощью такой-то коряги и через плетень выверта?

На громадной скорости мы влетели на двор постоялого двора. Филлипэ. не глядя, бросил поводья несчастных взмыленных зеброослов мальчишке. Бедные животные, небось, теперь всю жизнь будут икать при намеке на секс.

– Пошли! – вытянул он меня из кибитки и понес к постоялому двору.

– Филлипэ, – шепотом попробовала я его увещевать. – Я все же в роли старой женщины. И ты сейчас выглядишь натуральным геронтофилом.

Синеглазый меня послушал и, дабы не раскрывать конспирацию, понес меня дальше за шкирку, словно нашкодившего котенка. Сзади за нами плелся бдительный медведь.

– Нам комнату, и быстро! – швырнул на стойку золотой Филлипэ, не выпуская меня из рук. – Медведь с нами!

– С животными нельзя, – равнодушно сказал упитанный усатый хозяин, протирая пивные кружки.

На стойку полетел второй золотой.

– Второй этаж, третья дверь налево, – так же спокойно отреагировал хозяин постоялого двора. – И у меня девочки помоложе есть...

– Меня эта устраивает! – рявкнул Филлипэ, разворачиваясь в нужном направлении.

Я успела увидеть по глазам хозяина постоялого двора, что моего мужа теперь считают не просто геронтофилом, а еще и садистом. Вот так и зарабатывается репутация.

– А что, хозяин слепой? – полюбопытствовала я, пока оба мужчины избавлялись от грима. – Он что настоящего медведя никогда не видел?

– А его у нас никто не видел, – пояснил Эмо, с наслаждением стягивая шкуру. – Это иномиряне к нам цыганщину со всеми атрибутами занесли.

– Так вы даже не знаете, кого изображаете? – выпалила я, как только смогла говорить. – Как же вы можете обмануть противника?

– Так противник тоже не знает, – спокойно ответил синеглазый, освобождаясь от последней одежды и следуя в ванную.

Когда он вернулся с известием, что есть горячая вода, маленькая кадка и хвойное мыло, передо мной стоял голый Эмилио и пристально изучал мою симпатичную бородавку.

– Как ты думаешь, – обратился он к собрату – по жене. – Лучше всего Марусю умыть, или просто задернуть шторы?

– На новый грим уйдет много времени, – вздохнул синеглазый, страдальчески морщась. – Если придется срочно уходить, можем себя разоблачить.

– Но-но! – возмутилась я. – Всю дорогу – нормально смотрели, а тут нм, видите ли. мой внешний вид кровоток перекрывает!

– Маруся, – подступил ко мне Филлипэ. – У тебя два варианта: либо ты сейчас быстро моешься сама и потом будет секс... либо мы идем все вместе и тогда мыться ты будешь после секса.

– Сама! – быстро воспользовалась я представившейся рассрочкой. И торжественным бегом удалилась в ванную.

Мыться пришлось в походных условиях очень быстро, поскольку то один, то второй постоянно заглядывали в ванную комнату с нехорошим многообещающим блеском в глазах.

Так что отлынивать мне не дали. Как только мужчины посчитали, что я достаточно чистая, чтобы снова стать грязной, меня быстро завернули в полотенце и запихали в угол, не рискуя выпускать наружу. После чего в лучших армейских традициях вымылись сами за время, что горит спичка.

– Могли бы и подольше себя поскрести, – только и успела заметить я, когда Эмилио, захватив мою голову, приклеился жадным и страстным поцелуем.

Хорошо, что я дайверша, а то давно бы посинела и коньки отбросила! Потом с обиженным стоном меня отодрал от него Филлипэ и повторил на «бис». «Бис» протянулся вдвое дольше и по ощущению вдвое агрессивнее и жарче. Был момент, когда мне показалось, что меня уже съели. Но нет, все-таки отпустили. Или выплюнули?

Мне уже стало как-то нехорошо. И было отчего. В глазах обоих ярким пламенем горели желание и еще что-то, трудно определимое в полумраке.

– Смотри, какой контраст, – высказался Эмилио, утягивая меня на кровать. – Молодое, гибкое, прекрасное тело и старое, умудренное жизнью, лицо.

– Извращенец, – ласково отреагировала я, нежась под ласками.

Филлипэ положил меня на бок, вжимаясь пахом в мои бедра, и начал с шеи и ушных раковин. Эмилио запустил пальцы в мои волосы и доласкал кожу головы до того, что я стала «отъезжать» и приходить к мысли, что с такими пальцами и никакой секс не нужен.

Синеглазый заметил это и, зарычав, решил пробудить меня к жизни и стал ласкать грудь. Лаской это я бы совсем не назвала! Это было жесткое, на грани боли, обладание. Засосы, укусы – словно он старался меня везде пометить. Раньше я никогда не замечала за ним намеренной грубости, только страстность натуры. А теперь...

Эмилио, наоборот, покорял нежностью, трепетным отношением. То, что он вытворял с моей спиной, в другой ситуации вырубило бы меня напрочь. После невесомых, легчайших поцелуев, которыми он, словно нежнейшим покрывалом, одевал мое тело, меня можно было брать тепленькой и на все готовой – полная нирвана и расслабление.

Зато Фил, почти рыча от непонятной, плохо скрываемой ярости, то гладил, то сжимал мои ягодицы. Вскоре его рука скользнула между ног, касаясь набухших складок. Он провел двумя пальцами по клитору и запустил их во влагалище. Я пыталась оттолкнуться, лягнуть – он этого словно не замечал. Он ласкал меня. рыча, как дикий зверь, временами обвиваясь вокруг меня, словно змей.

Убедившись, что внутри меня влажно, и попутно задев точку «Ж», муж проскользнул внутрь, не дожидаясь, чем дело решится у Эмо, и стал двигаться внутри так, словно во мне установлен газлифт – медленно и сильно, постепенно ускоряясь.

Эмилио, будто в пику Филлипэ. продолжал выцеловывать мне спину и так и не приступил к сексу, лаская одновременно и себя, и меня, и прижимаясь твердым стеблем в районе поясницы. Потом облапил меня сзади и позволил двигаться в такт движениям Филлипэ. Тот еще ускорится.

Контрастность ощущений мне чуть не сорвала крышу. Я обхватила руками мощную шею Филлипэ и уткнулась головой ему в плечо. Филлипэ вскоре оторвал меня от шеи со словами:

– Смотри на меня, смотри!

Я засмотрелась. Выбившиеся из косы прядки нависали надо лбом и висками, оскаленные зубы напоминали дикое животное. У него была мужественная челюсть, изящно скругленная у самых краев, высокие скулы. На подбородке – крошечная впадинка. Яростные синие, широко расставленные глаза.

Взмыленный, весь в поту. Филлипэ производил впечатление очень красивого, жесткого, скорей даже жестокого и в то же время чувственного человека.

Я не видела лица Эмилио, но он в тот момент был сама нежность. Воображение само дорисовало нужную картину: высокий лоб, вьющийся волос, огромные сиреневые глаза, точеный нос и слегка тонкие губы. Внешность падшего ангела.

В настоящий момент Эмо ничего не делал, прижавшись ко мне губами к позвоночнику в районе спины и проводя кое-чем твердым гораздо ниже.

С учетом Филлипэ, страстно и жестко насаживающего меня на себя, словно бабочку на иглу – ощущение необычной наполненности. Все было странно и необыкновенно. Мужчины словно пытались поставить на меня метку единоличной принадлежности, но каждый на свой лад.

Нас окутывал чисто мужской аромат белого мха, цитруса, мускуса и амбры, а к нему примешивался мой – магнолии, чуточку иланг-иланга, белого пиона и легкой морской свежести. Но теперь к нему добавилась горчинка лавандовой агрессии и резкая отдушка перебивающей остальные запахи полынной злобы.

И я поняла: если промолчу, если так пойдет и дальше – меня просто раздерут на две части, словно истершиеся хлопковые штаны. Без малейшей жалости.

Я попробовала повернуться к Эмо, но Фил ревниво перехватил поцелуй, удерживая мою голову обеими руками. Он, тихонько постанывая, дрожал от возбуждения, словно породистый конь. По глазам читалось – готов заглотить меня целиком. Это какой-то фанатизм превыше обычного сексуального голода!

Эмилио, видимо, задело подобное поведение друга и второго супружника, или кем там они друг другу приходятся, потому что он начал медленное проникновение сзади, ставя мне засосы на шею, и лаская грудь, отчего мне уже стало не до поцелуя Филлипэ. Масштаб не тот.

Гады! Ой, гады! Собственники проклятущие! Ну вот как мне на них двоих разорваться? Каждый хочет меня в единоличное пользование, и я даже не против, но как, как бытье тем, что их двое?!

Я невольно подалась назад и застонала – частью от ощущений на грани боли, частью от дикого, переполняющего возбуждения.

В ответ раздался чувственный стон и низкое рычание. Рычал, замечу, милейший Эмилио.

Мужчины меня делили. Опять. Каждый норовил найти во мне свое единоличное владение и там окопаться. Один брал страстью, другой нежностью, но делили-то они во мне – меня! По-мужски беспощадно и бескомпромиссно. От этой мысли я испуганно вздрогнула, ощущая болезненный холод в груди. Точно разорвут.

Я застонала и начала отчаянно вырываться.

Ну вот, мои мужья уловили изменения. И что вы думаете?! Мои стоны, резкие движения, попытки вырваться из двух пар мужских лап были восприняты как страстное единение и полное одобрение брутального образа действий!

И понеслась! Меня ласково и брутально отодрали так, что я неделю сидеть, блин, не буду! Потому как не смогу, я ж не резиновая! В финале было не больно, но ужасно обидно.

Тело было со мной несогласно, оно довольно расслабилось, растекаясь в приятной истоме. Даже ссадины и натертости, щедро смазанные заботливыми секс-машинами мужского рода, после нанесения чудо-бальзама почти не болели. Зато болела душа.

Я отстранилась и горько расплакалась.

Мужчины отстранились и переглянулись. Выдали растерянное:

– Марусечка, так тебе мало? – и устроили повтор порнофотосессии.

Называется, кому что, а курице просо! По заявкам любителей устроили, чтоб у них шланги аквалангов под водой запутались и акулы во все места любили!

– Нет! Не на... – Протесты затерялись во рту вместе с курагой, пока меня со всем сторон покусывали и сладко облизывали, готовя ко второму раунду.

«Хм, акул маловато будет», – вяло и лениво думала я остатками уцелевших извилин, сотрясаясь от активных действий Фила во рту спереди, а Мило во влагалище. Очень мило, угу! Грешникам в аду чтоб так мило было!

Вот кто бы, кто нормально мыслящий в нашей ситуации мог бы допереть, что мне мало секса?! Я бы уверенно сказала «никто», но эти два «никто» уже полночи растягивают меня всеми способами и свято верят – мне это безумно нравится и все мало!

Нравится, не спорю. В гомеопатических дозах.

А тут в меня горстями запихивают. Скоро лопну.

Когда счастливые мужья меня бережно помыли в четыре руки и уложили между собою, чтобы доспать, я, глядя сухими глазами на потолок, поняла – не хочу! Ничего не хочу! Алес. Дошла до ручки. Не хочу ни спать, ни есть, ни пить, ни... Неа, вот это я уж точно не хочу! И еще лет двадцать хотеть не буду. Приняла на грудь оптом пожизненную дозу.

И что, спрашивается, остается? Побег. Богатый выбор, однако: если не убегу – умру, убегу – тоже умру. В чем, спрашивается, разница и где тут золотая середина?

Да и золотой середины тоже не было. Как бы я не злилась, как бы не сопротивлялась и не отталкивала их, но каждый из мужчин занял в моем сердце свою нишу. И отсутствие любого обеднит мою жизнь, погасит часть душевного света. Это как жить наполовину...

– Открывайте! – заколотили в хлипкую дверь со всей дури, грозя вынести все к чертовой матери и выйти в окно на противоположной стороне.

– Кто там? – подорвался Филлипэ, начиная спросонья натягивать мне панталоны на голову.

– Дай, – отобрала я у него предмет своего туалета. – Я сама справлюсь. Лучше медведю помоги.

– Не умничай! – ответили шумные гости. – Открывай или отдавай бабку!

Мои глаза метнулись в сторону двери.

– Грабить будут, – авторитетно сказала я. – Если сразу начинают требовать деньги...

Не знаю, кто там был такой здоровый, но дверь он вынес. К нам в комнату ввалилось человек пять стражников, узревших дивную картину: бабка в подштанниках и безразмерной кофте, загораживающая медведя, который, в свою очередь, загораживает бородатого мужика в рубахе и шляпе, но без штанов.

– Ты предсказывать умеешь? – воззрился на меня видимо самый главный посланец, которого я сейчас та-ак пошлю...

– Я-я, жабеитовый мой, – нахмурилась я. соображая, что мои зубные протезы остались в ванной. И выпалила: – Я еще и проклинать могу! Сейчас как расскажу, где и когда у вас всех повиснет! – обвела стражников многозначительным взглядом в районе ниже поясницы.

– Не надо, – сориентировались мужики. – Мы тебя за дверью подождем! – и вышли в коридор, держа многострадальную дверь на вытянутых руках.

– Ничего не понимаю, – бурчал Филлипэ, прыгая на одной ноге, чтобы попасть в штаны.

– Взаимно, – метнулась я в ванную и навела окончательную красоту. – Сейчас пойдем и узнаем, что такое количество мужчин хочет от бедной старушки!

И заковыляла к народу под зубовный скрежет оставшихся.

– Ну! – набычилась я, заглянув за одиноко стоявшую посреди коридора дверь. – Зачем искали, хризопразовые мои?

– Начальник нас послал, – высунулся главный. – За тобой, бабуся. Ты его лучшему другу такого нагадала... Так все сбылось!

У меня глаза из орбит выпали! Если бы я еще помнила, чего я ему за деньги наврала... нагадала.

– Совсем? – потерла я переносицу, пытаясь прикрыть свои лупоглазые зенки.

– До последнего слова! – уверенно отрапортовал усатый вояка.

– Плохо, – пожевала я губу. – Как он теперь будет жить дальше?

– Так нас за этим и послали, – поскреб загривок старший. – Сказали, привезите, дескать, пророческую бабку, пусть она еще чего-нить нагадает!

– «Ты, доча, гадай не так глобально, как в прошлый раз, – прорезался папа-Хаос. – А то я заманался золотой рыбкой пахать! Гадай чего-нибудь по мелочи!»

– Не пойду, перидотовый мой, – важно надулась я. – Мне для настоящего гадания антураж нужен, сопроводительный эскорт из доверенных лиц... И еще мне в Азалемару надо...

– Сопроводим, – пообещал мне главный. – Доставим, оградим и обеспечим!

– Одна не пойду, родонитовый мой, – сменила я гнев на милость и игриво подмигнула мигом побледневшему стражнику. – Эти со мной, и еще небольшой табор...

– Что за сборище, вашу демагогию! – задний стражник упал, открыв вид на злющую Клару со вторым томом «Консуэло» в руках. – Почему честным людям здесь спать мешают?!!

– Да! – выступил из-за нее Карл, оттесняя дочурку. -Это против общечеловеческих правил!