Текст книги "Беспринципная (СИ)"

Автор книги: Юлия Резник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

Глава 15

Зоя

Я решаю ничего не говорить Алиске по поводу школы до тех пор, пока не получу гарантии, что ее действительно туда примут. Учитывая то, как быстро Гаспарян подсуетился с целевым, я не сомневаюсь, что и тут ему не понадобится много времени. Так и происходит. Уже через два дня Арман Вахтангович присылает мне перечень документов, которые нужны для оформления, и контакт завуча. На радостях я даже подпрыгиваю. Генка, только-только притопавший с работы, бросает на меня удивленный взгляд – он ведь тоже ничего не знает! Сев напротив брата, с воодушевлением рассказываю о том, что мне удалось провернуть. На все лады нахваливаю школу, расписываю, как хорошо Алиска заживет в городе.

– Гаспарян опять помог? – допытывается тот. Я раздраженно дергаю плечом:

– Тебе какая разница?

– Серьезно, Зой? – злится Генка, сощуривая голубые глаза. – Думаешь, мне на тебя плевать?

– У меня все под контролем, ясно? – ощетиниваюсь я. Тоже мне моралист выискался!

– Смотри, чтобы не кончила, как мать.

– Это как же? – подбочениваюсь.

– Не пошла по рукам.

– Ну, спасибо, Ген.

Я хватаю со стола сигареты и вылетаю из дома. Сравнил! Прикуриваю и затягиваюсь так, что начинают гореть легкие. Слышу за спиной шелест травы. Генка притягивает меня к себе, зажав шею локтем. Очень, блин, по-братски.

– Не бесись, малая. Ты знаешь, про что я. Она, наверное, тоже не думала, что так сложится, да?

– Я не такая дура, Гена!

– Вот именно. Смотри, сама себя не переиграй. А то втрескаешься в него и наделаешь дел.

– Не наделаю! Все. Хватит советов. Лучше помоги материально, – отшучиваюсь я.

– А че надо-то?

– Да все! Форма, учебники, туалетные принадлежности. Медосмотр они в саду прошли, но нужно сделать несколько дополнительных анализов. Может, тебе придется сгонять с ней в город… Алиска! Алис, ты где? Иди сюда, у меня знаешь какие новости?!

– Какие? – выползает во двор мать.

– Я Алису в городскую школу устроила. Будет жить на полном пансионе и приезжать на выходные.

– В смысле?! Какая еще школа? Чем тебе здешняя не угодила? – почему-то заводится родительница.

– Там лучше! – рявкаю я, не считая нужным вдаваться в подробности. – Рожу твою бухую не будет видеть.

– Ты как с матерью разговариваешь?! – захлебывается та праведным гневом. Ноги ее не держат, поэтому ей приходится ухватиться за дверь.

– Как заслуживаешь. Иди, проспись.

Так это надоело, что сил смолчать просто нет. Если бы не прибежавшая на мой зов Алиска, я бы хорошенько так ее пропесочила. Тут же приходится остановиться. Жестом подзываю мелочь к себе, усаживаю на колени и с воодушевлением рассказываю о том, как ей повезло.

– Ну что ты молчишь? – щекочу запавший живот. – Тебе что, сказать нечего?

– Не знаю. Я хочу дома жить.

– Да ты что?! В школе в сто раз лучше! Вот, посмотри, – с телефона захожу на сайт и показываю фотографии. – Это спальни. Это классные комнаты. А это бассейн. Прикинь?!

Оказывается, надо было начинать с этого. Алиска в бассейне не была никогда, так что его наличие в школе воспринимает с энтузиазмом.

– А если меня станут обижать?

– То ты скажешь, что у тебя три брата, которые за тебя кому хочешь оторвут голову, – бурчит Генка.

– Что, так и говорить? – хлопает глазенками мелкая. Я с сомнением чешу бровь. Фиг его знает, как там у них заведено. Сейчас вроде считается неправильным учить детей давать сдачи, но как по мне, это умение еще никому не мешало.

– Только если тебя реально кто-то обидит. Для начала постарайся подружиться с ребятами.

Сборы Алиски в школу – дело небыстрое и крайне энергозатратное. К нему подключаются все. Опустошаем с Генкой свои заначки. Рюкзак на диване, туфли на табуретке, на столе все по списку: зубная щётка, сменка, носки, заколки, канцелярия. Алиска то и дело касается пальчиками то кружевного воротничка блузки, то бантика, то новенького пенала… Мы выложились по полной, чтобы она не чувствовала себя белой вороной. Слишком хорошо нам с Генкой знакомо это чувство. Я его врагу не пожелаю, не то что родной сестре.

– Нравится? – улыбаюсь.

– Ага.

– Это хорошо. Собирайся, не то опоздаем на автобус.

Во всех этих хлопотах есть один приятный момент – мне совершенно некогда изводить себя мыслями о Гаспаряне. Я даже к Седке поболтать не могу выбраться… А у той полно своих дел. Забегаю перед самым отъездом, чтобы попрощаться с подругой и тетей Ануш.

Седка хмурится. Качает головой:

– Она сегодня не в настроении. Не обижайся, ладно?

– Какие обиды? – отмахиваюсь я. – Опять нездоровится?

– Результаты анализов плохие. Ей вот-вот лучевую начинать, а… – Седка машет рукой и поджимает дрожащие губы.

– Так это же вроде было понятно. Или были какие-то новые обследования?

– Были… Она на постоянном контроле так-то. Ладно, не хочу тебя этим грузить.

– Ты не грузишь.

– Ну, тогда портить счастливый день, к которому ты столько шла! – Седка силится улыбнуться. Сжимает мои руки в ладонях. Потряхивает.

– Да, уже надо бежать… Ты звони, если что-то нужно. Ну и в целом. Я всегда рядом.

В порыве чувств что есть сил стискиваю подругу в объятиях. И убегаю, чтобы позорно не разреветься.

Город встречает жарой и пылью. Школа оказывается ещё лучше, чем на фотографиях. Всё чисто, аккуратно, вкусно пахнет средством для мятья пола и новой мебелью. Учительница, которую зовут Лейла Ильясовна, мягко гладит Алиску по голове, говорит: «Нам такие улыбчивые девочки нужны». Я слушаю и мысленно благодарю бога за то, что хоть у моей сестры все будет по-другому.

Остальное галопом. Экскурсия, инструктаж… Уходить сложнее всего. Алиска держит меня за руку, вцепившись, как в спасательный круг. И я вижу, как дрожит ее подбородок при виде незнакомых ребят.

– Ну, ты чего? Я же рядом! Буду к тебе хоть каждый день приезжать, хочешь? А там и пятница.

Алиска кивает. И даже машет рукой, когда я выхожу через калитку. Оборачиваюсь несколько раз, пока очертания сестры совсем не исчезают из виду. Вроде все хорошо. Даже лучше, чем я мечтала. Но на глазах моих слезы…

В общагу въезжаю ближе к вечеру. Аня лежит на кровати у окна. Мы с Машкой все же не стали ее сгонять.

– Привет. Машки не было?

– Тут она. Отправилась на поиски утюга. Ей что-то на завтра погладить надо.

– Супер. Мне, наверное, тоже бы не мешало.

С этими словами я опускаюсь на единственную пустую кровать, прикрываю глаза и вдруг понимаю, как же сильно я устала за эти дни. Все тело ноет, но внутри, на удивление, я ощущаю такую лёгкость, что кажется, открой окно – меня ветром сдует. Боже мой, это правда происходит со мной!

На следующее утро, встав в семь утра, прихорашиваюсь и впервые иду в университет. Ровная дорожка, липы по бокам. Я в наглаженной до хруста рубашке, с красивой сумочкой на плече, в новых туфельках из натуральной кожи. Губы невольно расплываются в улыбке, потому что никто не смотрит на меня исподлобья. Никто не перешептывается за спиной. Никто не смеется над моим непрезентабельным внешним видом. Я больше не дочь своей опустившейся матери. Я обычная студентка, такая же, как все.

Я не люблю шум. Он мне надоел, в нашем доме никогда не бывало тихо. Но здесь, в забитых галдящими студентами коридорах, я чувствую себя на своем месте. Первокурсников, вроде нас, можно запросто вычислить из толпы. Они выглядят немного пришибленными и фоткаются на фоне вывески с названием универа. Смотрю на них и не могу избавиться от глупой мысли, что меня сейчас выгонят с криком: «А ну вали домой, это не для тебя!» Но никто не выгоняет. Я, как и все, захожу в аудиторию и сажусь за парту.

Первой лентой у нас латынь. Второй – история и философия науки. Скука смертная – так говорят. Меня же учеба захватывает. Я с жадностью впитываю каждое слово преподавателей, конспектирую, заглядываю в методички, боясь что-то упустить. Машка быстро находит общий язык с соседями. Нам с Аней сложнее, но и мы понемногу втягиваемся: болтаем на переменах, сплетничаем, смеемся. Со мной никто не носится, как с писаной торбой, но и не сторонится. И это то, о чем я всегда мечтала.

По вечерам, лёжа на своей кровати в общаге, я думаю о братьях, об Алиске, о матери. Я не могу сказать, что невыносимо по ним скучаю. Может быть, впервые в жизни я чувствую, что нахожусь там, где должна. И что могу строить своё, только своё будущее. Так что домой меня совершенно не тянет. Но я обещала Алиске, что буду ее забирать. Да и Седка совсем раскисла в последнее время. С ней тоже неплохо бы встретиться.

А еще, оказывается, мне очень не хватает Армана Вахтанговича. Я, конечно, отправила ему свое селфи на фоне универа со словами благодарности за предоставленный шанс, но он не ответил. И с тех пор ни я его не беспокоила – гордая, блин, ни он меня. Все, что мне известно о нем, я знаю исключительно со слов Седки. Например, что он собирается регулярно наведываться в город, чтобы быть рядом с тетей Ануш на процедурах.

Как и обещала, вечером в пятницу забираю Алиску из школы и с тяжелым сердцем плетусь к автобусной остановке. Скрасить дорогу помогает несмолкающий щебет сестры – у той впечатлений от новой школы столько, что все не переслушать. Хоть я ее и навещала пару раз – больше не смогла выбраться, по количеству обрушившейся на меня информации складывается ощущение, что мы не виделись целый год. В принципе, меня радует ее энтузиазм. А вот что не радует совершенно – очередной список того, что нужно купить. Мои запасы стремительно тают, получки больше ждать не приходится, надо искать работу, но я пока не вижу возможности совмещать это дело с учебой.

Уж не знаю, кто на нее повлиял, но мать встречает нас практически трезвой. Я неприветливо с ней здороваюсь, отдаю Лёньке купленные по его просьбе в городе блесны и сбегаю к Гаспарянам. Седка при виде меня только что не визжит от радости. Новостей у нее не меньше, чем у Алиски. Да и ведет она себя точно так же, как и моя семилетка-сестра. Но под этим всем чувствуется скрытое напряжение.

Примерно через полчаса наш разговор прерывает появление тети Ануш.

– Здравствуйте! – вскакиваю я на ноги с радостной улыбкой. Мне кажется добрым знаком, что она встала и смогла дойти до холодильника.

– Привет, Зой. Обмениваетесь новостями?

– Да мы по телефону уже всем обменялись, – отмахиваюсь я. – Так, ни о чем болтаем. Вы как?

– Да ничего. Потихоньку.

Тетя Ануш уходит, взяв воду, хотя обычно всегда присоединялась к нашей компании.

– Врачи хотели оставить ее в больнице. Мама не согласилась, – шепчет Седка. – Поругалась со всеми. Даже с отцом. Ну и вот…

– А не согласилась чего?

– Да кто ее знает. Говорит, ей дома лучше. А как плохо становится – на стенку лезет. Какое уж тут лучше? Папа совсем измучился.

– А ты?

– А у меня голова кругом. Столько нового… Думаешь, я плохая дочь?

– Думаю, что ты обычная молодая девочка, в жизни которой начался очень важный этап. Естественно, что ты этим поглощена.

– Поклянись, что не осудишь! – требует Седка. Закатываю глаза:

– Ты же знаешь, что нет.

– Я вовсе не хочу мотаться туда-сюда. Я бы лучше, как ты, поселилась в городе.

Ну, это понятно. Обстановка в доме угнетающая. Это даже я почувствовала.

– Так почему не поговоришь об этом с родителями?

– Они ни за что не согласятся! – распахивает карие глаза Седка. – Да и как я папу одного брошу? А маму?

– Вы же сиделку наняли?

– Ну не круглосуточную же! Да и потом, если болезнь победит, будет правильно провести это время вместе, как думаешь?

Откуда мне знать? Пожимаю плечами. Наверное, тут нет никакого «правильно». С одной стороны, тетя Ануш может поправиться, а Седке никто не вернет ее юность. С другой, если все пойдет по худшему сценарию, она ни за что себя не простит, что не была рядом… Тут палка о двух концах.

– Слушай, – говорю после недолгого молчания, – а ты не думала, что дело вообще не в «правильно»?

– А в чём тогда?

– В том, что ты имеешь право жить своей жизнью. Учиться, тусоваться, влюбляться, ну… – Я осекаюсь, натолкнувшись на пристальный взгляд из коридора. – Дышать полной грудью. Это не делает тебя плохим человеком. Ты же не робот, у тебя есть какие-то свои чувства, желания и потребности…

Говорю Седке, но будто бы и ему тоже. А он слушает, поигрывая вздувшимися желваками.

Глава 16

Зоя

К окончанию следующей недели приходит четкое понимание, что если я не найду себе работу немедленно, то мне придется голодать. Город – это вам не деревня, где достаточно кинуть в землю пару картошин, посадить несколько кустов помидоров и завести курочек, чтобы не остаться голодным. Да и к богатым соседям, где тебе всегда рады, не сбегаешь. Здесь все студенты. Никто особенно не шикует.

Я принимаюсь искать работу, хотя понимаю, что это сведет на нет возможность навещать Алиску в школе и поездки домой. Тревожит ли меня это? Еще как. Однако я слишком хорошо помню, каково это – ложиться спать с урчащим животом и смотреть, как младшие едят хлеб с маргарином, потому что ничего другого в доме попросту нет. И страх, что однажды это все повторится, оказывается сильнее.

Поиск работы упрощает специальное приложение. Мне везет, меня берут официанткой в приличного уровня ресторан. Попасть в такой без опыта работы практически невозможно. Но мне в этом неожиданно помогает наличие санитарной книжки – обязательной на моем предыдущем месте работы. Другие соискательницы оказались менее предусмотрительными по части документов.

Ресторан называется «Магнолия» – светлый, с большими окнами, приятным интерьером и живыми цветами в вазах. По вечерам здесь играет живая музыка, пахнет кофе и чем-то сладким. Первые дни я боюсь. Что не справлюсь. Что начну путать заказы, упущу поднос или нарвусь на какого-нибудь богатенького неадеквата. Но мои страхи оказались напрасными. Бывает, конечно, тяжело. К концу смены я просто не ощущаю ног. А учитывая, что ресторан даже в будни закрывается не раньше двенадцати, на первых парах в универе потом откровенно клюю носом. Но за чаевые, которые мне оставляют, я готова терпеть что угодно. Это настоящее счастье, что мне не нужно считать каждую копейку!

В университете всё тоже неплохо. Потихоньку я втягиваюсь в процесс учебы. И хоть порой я все еще думаю о том, как было бы круто, если бы я могла не работать, погрузившись в обычную студенческую жизнь с гулянками до утра, вписками и прочим весельем, в реальности я все же смиряюсь с тем, что этому не бывать. Ну не ведется на меня Гаспарян. Не ведется – что бы я ни делала! Да и черт с ним! Та жизнь, где я еще на что-то надеялась, будто выцветает, стирается потихоньку из памяти. Я попадаю в абсолютно новую реальность. И я подстраиваюсь под нее – смеюсь, строю планы, несмотря на усталость, раз в неделю навещаю Алиску, сдвигая рабочий график на пару часов. Она кажется повзрослевшей. Выглядит взбудораженной, много смеется, с восторгом рассказывает о школьном спектакле, который собираются ставить ко дню учителя. Я улыбаюсь, слушая, а у самой в груди тесно.

В бесконечной череде трудовых будней я преступно отдаляюсь от Седки. Ну нет у меня времени, даже просто поболтать с ней нет! Я домой приползаю во втором часу ночи. Но все равно стараюсь написать сообщение, надиктовать голосяшку, когда выдается свободная минутка. Обязательно спросить, что нового у нее случилось, и рассказать что-то о своем бытии, создавая иллюзию прежней жизни. Но это, конечно, совсем не то, что наши ежедневные встречи раньше. Я пытаюсь балансировать между учебой, работой и дружбой, но пока не то чтобы получается.

День, когда все опять становится с ног на голову, начинается как обычно. Я прибегаю на работу, надеваю фартук и собираю волосы в аккуратный пучок. Мою руки, подкрашиваю губы и выбегаю в зал. Ресторан, оживающий к обеду, сейчас полупустой. Узнаю наших постоянных клиентов – двух айтишников из офисного здания через дорогу, замечаю парочку, которая здесь, похоже, впервые. Заказов не так много. Я плавно лавирую между столами и вдруг… застываю. В конце зала, у двери, стоит Арман Вахтангович. Выглядит он откровенно хреново. Из-под небрежно наброшенной на плечи кожанки просматривается помятая рубашка, лицо уставшее, под глазами сгустились тени. У него до того потерянный вид, словно он не может вспомнить, как вообще здесь оказался.

Меня бросает то в жар, то в холод. К Гаспаряну подходит хостес, провожает его за стол. Я хватаю меню и иду к нему, хотя мои столики располагаются в другом конце зала.

– Зоя? – звучит удивленный голос. – Ты что здесь… Ты как?…

– Здравствуйте, Арман Вахтангович. Я здесь работаю. А вы какими судьбами?

– Зашел поесть, – растерянно отвечает он, сводя к переносице темные брови. – Больница Ануш в квартале отсюда…

– Так она сейчас там?

– Да. – Он кивает. Тяжело откидывается на спинку кресла, будто сгибаясь под весом навалившихся на него проблем.

– Разрешите вам посоветовать блюдо?

– Просто принеси чего-нибудь, что быстрее всего приготовят. – Арман Вахтангович растирает лицо ладонями. – У меня совершенно нет времени.

Я киваю и ухожу за заказом, напоследок проведя пальцами чуть повыше воротничка. Руки трясутся, язык прилипает к нёбу. Я выбираю для него пасту с говядиной и пряный суп. Пока тот готовится, убираю грязную посуду со стола айтишников, спиной чувствуя на себе взгляд Гаспаряна. Как назло, ребята напропалую со мной флиртуют. Нервно смеюсь в ответ, собираю салфетки. Отношу поднос в кухню и забираю суп.

– Что это ты решила в официантки податься? – интересуется Арман Вахтангович, когда я начинаю расставлять перед ним тарелки.

– Надо же на что-то жить. Тут чаевые хорошие.

– А как же учеба?

– Нормально, – завожусь я. – Справляюсь. Какой у меня выбор?

Гаспарян молчит, разламывая в руках поданный к супу хлеб. Нагло на него пялюсь. Кажется, если сама судьба нас вот так столкнула, это все неспроста! Но ничего, ровным счетом ничего не происходит. Стоять и дальше у его стола просто глупо.

– Если что, я здесь до двенадцати.

– Зачем мне эта информация? – сощуривается Арман Вахтангович. Что на это ответить, я понятия не имею. Хотя тут бы и дурак понял, да? Пожимаю плечами, подхватываю поднос и ухожу.

Гаспарян с едой расправляется быстро. Бросает на стол пару крупных купюр, с лихвой покрывающих счет, который он не удосуживается попросить, чтобы меня не видеть, и уходит. Готова поспорить, что в следующий раз он выберет другое заведение для перекуса. Ну и черт с ним! Руки всё ещё дрожат, а в груди ноет, будто кто-то локтем саданул под ребра. К черту такие качели! Я возвращаюсь к айтишникам, улыбаюсь, подливая воду в бокалы, вежливо спрашиваю, всё ли в порядке с заказом, и на автомате растягиваю губы в улыбке. Может, стоит присмотреться к этим парням повнимательнее? А что? Это вариант. Но… все во мне противится этой мысли. Что за хрень, блин?!

Оставшиеся часы до конца смены тянутся вечностью. Верю ли я, что он меня ждет? Да нет, боже мой! Но всё же каждый раз, как за окном мелькает тень черного внедорожника, все внутри меня замирает.

Наконец, рабочий день подходит к концу. Я заканчиваю уборку зала, развязывая фартук еще по пути в подсобку. Сердце бьётся как бешеное где-то в горле. Расчесываю волосы, прикладываю ладони к горящим щекам и выбегаю на улицу, попрощавшись с зевающими коллегами. А здесь ни-ко-го.

Делаю глубокий вдох. Воздух пахнет листвой, ещё не опавшей, но уже изрядно пожухшей на ветках. От разогревшейся на дневном солнце брусчатки вверх по ногам прокатывается волна тепла, но до рук она уже не доходит, и я зябко ежусь на прохладном ветру. Сентябрь в разгаре, а я все никак не могу поверить, что эта осень складывается вот так.

Делаю шаг к перекрестку и морщусь, потому что в глаза бьет яркий свет фар не замеченного до сих пор "Прадика". Приставляю ладонь козырьком ко лбу и выхватываю в этом потоке света фигуру Армана Вахтанговича. Стоит тот, подпирая задом хищную морду внедорожника. Одна ладонь распластана по капоту, в другой тлеет сигарета. Я делаю уверенный шаг к нему. Потом ещё один. Сердце всё ещё колотится, но теперь гораздо тяжелее и медленнее. Не глядя на Гаспаряна, открываю дверь и неуклюже забираюсь на переднее сиденье. Секундой спустя Арман Вахтангович устраивается рядом, докурив сигарету в несколько торопливых затяжек. В нос ударяет аромат дыма, его парфюма и кожи.

В звенящем напряженном молчании Арман Вахтангович запускает двигатель и выезжает прочь со стоянки. Почему-то боюсь спросить, куда мы едем, но очень скоро понимаю, что наш путь лежит прямиком к общаге. Ну и что это означает? Он столько ждал меня, чтобы подвезти?!

К горлу подкатывает истерика. Чтобы не наломать дров и не выставить себя полной дурой, перевожу взгляд в окно. В витринах отражается наше движение… Я думаю, что, возможно, никогда ещё не была так близка к кому-то. И так страшно далека от самой себя.

Кажется, Гаспарян нервничает. Висок таранит его прожигающий насквозь взгляд. Что он, спрашивается, пытается разглядеть?! Стыд? Вину? Так нет их… Это мы на берегу выяснили.

В какой-то момент мы съезжаем к общаге, но не останавливаемся у входа, а едем дальше. К небольшой посадке, где в это время ни людей, ни машин не встретить. Я, кажется, догадываюсь, зачем мы здесь. Внизу живота становится горячо и… влажно. Мышцы конвульсивно сжимаются от страха. И предвкушения?

Мотор глохнет. Фары гаснут. Я поворачиваюсь к Гаспаряну всем корпусом, заставляя если не объясниться (что тут объяснять, да?), то хотя бы на меня посмотреть.

– Я не знаю, зачем мы тут, – замечает он сипло. Я смеюсь. Качаю головой:

– Ну, не знаешь и не знаешь… Только быстрее давай. Я устала как собака.

Некрасиво? Да и пофиг. Даже если я с этого ни черта не поимею, ни за что не смогу ему отказать сейчас, когда он сидит передо мной, не в силах скрыть свою израненную изнанку.

– Ты перестанешь так на меня зыркать, блядь?!

– Могу отвернуться, – зло парирую я. – Ты вроде сзади любишь.

Арман Вахтангович распахивает глаза. Дергает кадыком, и черт его знает, что за эмоции сейчас на его морде написаны – в полумраке их не считать. Да и плевать мне на них, если совсем уж откровенно.

Отстегиваю ремень безопасности и решительно касаюсь его губ. Может, я занимаюсь самообманом, хрен сейчас разберешь, но нужда этого мужчины чувствуется физически, доводя меня до легкого удушья, до трясущихся рук… До кома в горле – неужели я кому-то в самом деле нужна так сильно?!

Просит меня не смотреть, а сам раскладывает меня взглядом на атомы. Жрет. Поглощает. И да… У меня ни стыда ни совести. А вот его чувство вины абсолютно неиссякаемо. Но как это ни странно, именно оно служит катализатором всего, что происходит потом. Его похоть зрима… Она в каждой черточке его перекошенного лица, в каждом мускуле сведенного напряжением тела.

– Любишь же? – сиплю я, чувствуя свою практически безграничную власть над ним. И мне это в кайф – значить для кого-то так много. Пусть в моменте, да… Он говорил, что я беспринципная? Наверное, глупо спорить.

Вместо ответа Арман Вахтангович с матом опускает спинку кресла и командует с рыком:

– Переворачивайся.

Меня не нужно просить дважды. Я быстро стаскиваю с себя джинсы и занимаю требуемое положение. Арман Вахтангович больше не медлит. Пронзает меня одним слитным толчком и начинает что есть силы долбить. Понимая его отчаяние, я щедро собой делюсь, вгрызаясь в его же руку, чтобы не скулить, расслабляю мышцы – тогда не так больно, и из последних сил держусь, чтобы не сползти на сиденье животом. Поясницу простреливает, а вместе с этим приходит вдруг запоздалое понимание:

– Я не пью таблетки!

Гаспаряну требуется не одна секунда, чтобы понять, о чем я толкую. Он уже на финишной прямой, а тут я…

– Твою мать, – сипит он, придавливая меня своей тушей. Вжимаясь лбом в мой взмокший затылок. Прихватывает губами кожу на виске: – Какого…

– Зачем себя без надобности травить? Ты скажи, что будешь захаживать, так я начну прием… А так ради чего? – чащу я, задыхаясь под его весом. Кажется, Арману Вахтанговичу в моих словах недостает аргументов. Он резко отстраняется, но ведь я не могу позволить ему уйти! В конце концов…

– … есть же другой способ… – выпаливаю я.

Шумное дыхание за спиной обрывается. За этим в образовавшейся тишине следует резкий судорожный вдох. И практически тут же он начинает с силой толкаться выше. Что?! Не-е-ет! С губ рвется «а-йа-йай» и надрывное «я не это имела в виду!». Но, охваченный похотью, он меня не слышит. Мой голос глохнет в его животных хрипах, ругани, сбивчивом бессвязном шепоте о том, какая я сладкая тесная девочка, и командах расслабиться, потому что я зажимаю его так сильно, что ему больно. Ему! Я хватаюсь влажной рукой за кресло, другой упираюсь в стекло, чтобы не сломаться от такого напора. Сама себе я кажусь угодившей в банку бабочкой. Я бьюсь о стеклянную прозрачную стену, я ломаю крылья, но преграда слишком прочная, чтобы вырваться на волю.