Текст книги "Беспринципная (СИ)"
Автор книги: Юлия Резник
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)
Глава 27
Зоя
Довольно скоро становится понятно, что моим мечтам о примирении с Седкой не суждено сбыться. И как бы мне не было жаль нашей дружбы, я больше ей не навязываюсь. Постепенно мы сводим на нет даже видимость дружеских отношений. Она не зовет меня на свою свадьбу. А я… Я хоть и приглашаю ее на крестины Георгия, Седа их игнорирует. Наверное, в реальной жизни для нас просто не могло быть другого сценария. Седка ведь не святая – простить такое… Ну, а то, что я не святая тоже, и так понятно.
Крестины проходят в армянской церкви. У меня дыхание перехватывает от того, насколько торжественной и величественной выходит эта трогательная церемония. Крестной прошу стать Машку – других кандидатур у меня нет. А крестным становится Генка – тут в принципе без вариантов.
– Чего пялишься? – хмыкает брат, передавая мне ребенка, когда таинство крещения подходит к концу, и за священниками закрывается ведущая в алтарь дверь.
– Гадаю, почему ты раньше не носил рубашек?
– Куда мне их носить? На ферму? – хмыкает.
– Ай, ну тебя, – отмахиваюсь. – Кстати, ты же подал документы в техникум?
Генка хмурится. Как-то задевает его мужское достоинство тот факт, что Арман похлопотал насчет его зачисления.
– Подал. Только сомневаюсь, что у меня получится совмещать учебу с работой.
– Боже, Ген, это заочка!
– Все равно. Да и чему меня там научат? Я все и так умею.
– Многому! Не спорь. Это хороший задел на будущее. Думай о том, что после ты сможешь поступить в универ.
– Ой, все… Не тараторь. Что со Святом и Лёнькой будем делать? Я говорил с ними насчет кадетского. Они туда не хотят.
Неудивительно. Если в ситуации с Седкой я и питала какие-то иллюзии, то тут их не было изначально. Кому захочется ходить строем и подчиняться строгим правилам после той свободы, которую им предоставила непутевая мать? Другое дело, что выбора у них нет. Генка сейчас будет занят даже больше обычного, я тоже. В таких условиях мы запросто можем их упустить, поэтому без вариантов.
Прикрываю глаза. Да, я не идеальная… Не идеальная дочь, не идеальная подруга, не идеальная сестра. Но я стараюсь. Сейчас, когда будущее более-менее вырисовывается, будущее светлое, полное надежд на лучшее, я чувствую себя как никогда успокоившейся. Прижимаю Гошку к себе, наслаждаясь трогательностью момента. Сквозь красивые витражи окон проникает свет, отбрасывая на алтарь разноцветные блики. Уютно потрескивают свечи, пахнет расплавленным воском, нагаром и ладаном.
– Поедем? Я все забрал, – вернувшийся Арман постукивает себя по карману и забирает из моих рук подросшего Гошку.
– Конечно.
Дома собирается небольшая компания. Только самые близкие: мать, Генка с братьями, Алиска, Машка и Арман. Я накрываю скромный стол. Откупориваем бутылку вина, Арман произносит короткий тост, глаза его счастливо блестят.
– Чтобы у нашего сына всегда было светлое будущее. И чтобы мы всегда были рядом, несмотря ни на что.
Я гляжу на него, и сердце сжимается от переполняющей нежности. «Несмотря ни на что» – это так про нас…
После ужина мои, подгоняемые Генкой, быстро откланиваются. Машка отчаливает вслед за ними, и, наконец, мы остаемся одни. Гошка спит крепким сном в своей кроватке. На улице густеют сумерки, и окна заливает тёплым оранжевым светом уходящего солнца.
– Тебе тоже, наверное, пора?
Делаю все, чтобы в мой голос не проникло и тени сожаления.
– Да… Но сначала, я хотел бы с тобой поговорить, – начинает Арман с некоторой неловкостью.
– Что-то случилось?
– Как сказать, – нервно проводит пятерней по волосам. – Я обещал тебе квартиру. Помнишь? – его голос звучит виновато.
– Помню, конечно, – настороженно подбираюсь я.
– Боюсь, мне придется нарушить слово. – Арман избегает смотреть мне в глаза. – На свадьбу Седы ушло больше, чем я мог рассчитывать. Ты уж прости. Если хочешь, я, конечно, могу как-то вынуть деньги из оборота…
Может, это дурость, о которой я впоследствии пожалею, но договорить я ему не даю. Нежным касанием прохожусь по его выбритой до скрипа щеке, понуждая взглянуть на меня прямо, и замечаю тихо:
– Господи, Арман, я же не требую ее прямо сейчас. Поживем на съемной.
Он не без облегчения вздыхает.
– Я всё равно её тебе подарю. Просто немного позже, хорошо?
– Хорошо. Я знаю, что ты свое слово сдержишь.
Встаю на цыпочки и мягко его целую. Если я и утрирую, то самую малость. И только потому, что чувствую – ему сейчас как никогда нужны слова поддержки. Он нуждается в человеке, рядом с которым он может позволить себе небольшую слабость. И тогда он горы свернет! Тогда у него все получится.
Свою квартиру – просторную трешку в чистовой отделке, я получаю в подарок к первому дню рождения Георгия. Арман светится, вручая мне ключи. Они в коробочке, я жду какой-то сюрприз вроде золотого браслета или чего-то такого, поскольку Арман уверен, что все женщины, подобно его жене, любят золото, а я не спешу его разубеждать, хотя не питаю к этому металлу особой страсти, предпочитаю всему другому минималистичную бижутерию. Так что, когда вместо браслета я вижу ключи, даже на миг теряюсь.
– Вот. Как обещал! – Армана распирает самодовольство. – Ну, что стоишь, Зой? Одевайтесь! Поедем смотреть. У меня в обрез времени… Гошка, ну-ка, где твои штаны? Поедешь с папой на машине?!
Гошка распахивает глаза и кивает так часто, что я не понимаю, как у него не отваливается голова. В его жизни две любви помимо меня – отец и его машина.
Собираясь, ловлю себя на том, что так привыкла вечно спешить, когда мы с Арманом, чтобы урвать побольше его внимания, что эта самая спешка уже, блин, в мою ДНК встроилась! Гоню невеселые мысли. Улыбаюсь. Хватаю сумочку и выхожу вслед за мужчинами. Ехать недалеко. Арман хвалится, что все-все предусмотрел. До универа здесь буквально рукой подать. Я же, как и планировалось, не стала брать академ. И вот-вот окончу второй курс. Время летит стрелой…
Квартира мне нравится. Нравится, что современные планировки не предполагают наличия коридоров, крадущих полезную площадь. И все здесь сделано по уму. Чувство собственной защищенности вытесняет остатки страха. Но в то же время мне делается так невозможно грустно, что хоть плачь.
Наверное, пришла пора признать очевидное – если раньше я принимала нашу тайную жизнь с Арманом как неизбежность, теперь эта скрытность начинает меня тяготить. Я не хочу красть его у семьи, но и не желаю быть женщиной на задворках его жизни.
Все чаще я ловлю себя на мысли, что хотела бы каждое утро видеть его лицо на соседней подушке. Что хотела бы иметь право открыто держать его за руку, представлять миру его как своего мужчину, как отца своего ребенка. И эти мысли мучают меня гораздо сильнее, чем когда-то одиночество или неопределенность.
Нет, я всем сердцем радуюсь, что у Ануш ремиссия. Просто… Господи, я так его люблю…
– Зой, ты чего? – наконец, замечает мое состояние Арман. – Не нравится?
– Что ты! Квартира великолепна. Да, Гош?
– Тогда что не так?
– Ремонт, наверное, влетит в копеечку.
– Ну, с ремонтом проще. Во-первых, у меня есть на примете толковые мужики, во-вторых, он не требует больших денег сразу. Не парься.
Я улыбаюсь, делая вид, что все хорошо, но именно с тех пор Арман, кажется, замечает наметившиеся перемены в моем настроении. Его взгляды становятся тревожными, а при встречах он меня обнимает так сильно, будто боится, что я просочусь сквозь пальцы.
Идут дни, дни складываются в недели и месяцы. Приходит очередное лето. Арман все так же бывает у нас наездами. И все вроде бы так, да не так… Мне всё труднее переносить его отсутствие. Понимание того, что я не имею на него никаких прав, медленно, но верно точит мое сердце. О том, что, возможно, Арман спит и с женой, я вообще стараюсь не думать, ведь эта мысль сводит меня с ума! Терзает одинокими бессонными ночами, когда я одна лежу в постели, и лишь тихое сопение Гоши согревает душу.
Пару раз порываюсь спросить. Но так боюсь ответа, что не решаюсь. Знаю, что Арман не станет юлить, он всегда был со мной честным. Ну, вот подтвердит он мои догадки. И что? Как мне с этим жить? Хватает уже того, что он как будто бы начал терять ко мне интерес… Наш секс становится таким редким, что я ума не приложу, как это понимать. Сначала, конечно, было не до него – Гошка занимал все наше внимание. А теперь что? Я же молодая здоровая женщина! Мне надо, а ему, как будто бы, нет. Меня угнетает мысль, что я стала ему неинтересна. Что Арману со мной просто скучно. Ну, чем его может завлечь девчонка, которая росла как сорняк? Разговорами? Так где я, а где он… Наверняка все, что я ни скажу, кажется ему глупостью… Мне недостает лоска и образованности.
Да, он по-прежнему ласков, внимателен и заботлив. Между нами сколько угодно нежности и… ноль огня. Это мучительно. Потому что уж очень похоже на их отношения с Ануш. Не могу отделаться от чувства, что стала для него очередной головной болью, хотя я всем сердцем хотела стать от нее лекарством.
Возможно, именно от этого я и страдаю больше всего – от осознания, что страсть, питавшая нас раньше, осталась в прошлом.
Пережить это в одиночку сложно. Делиться с Генкой не хочется. Седы давно уже нет в моей жизни. Но радует, что в ней есть Машка. Именно с ней я делюсь наболевшим. Советчик из нее, конечно, хреновый, но она, по крайней мере, не спешит меня осуждать. А еще благодаря Машке я веду вполне нормальную студенческую жизнь. Даже в кафе нет-нет, да и выбираюсь с ребятами.
В общем, время идет, а в нашей жизни с Арманом ничего не меняется. Когда он приезжает, я ловлю себя на том, что тревожно вглядываюсь в его лицо, выискивая признаки скуки или того, что я больше неспособна его увлечь. С каждым разом я все внимательнее слежу за тем, как он смотрит на меня, как касается, как обнимает, пытаясь найти хоть какой-то намек на то, что огонь между нами не потух до конца. Но именно этот страх делает наши встречи все более осторожными и формальными. Я уже не бросаюсь в его объятия с прежней безудержностью, не теряю голову от прикосновений, опасаясь показаться навязчивой или развратной, а он, кажется, чувствует эту мою сдержанность и тоже становится суше. Между нами появляется неловкость, словно мы оба боимся перейти невидимую черту, за которой – окончательное осознание того, что больше нет нас прежних, что не вернуть те чувства, которые были раньше.
К окончанию третьего курса становится отчётливо ясно, что долго так продолжаться не может. Не знаю, сколько еще смогу выдержать. Кажется, я здорово переоценила свои силы. План был идеальным ровно до тех пор, пока в дело не вмешалась любовь.
– Может, вам вообще разбежаться? – спрашивает как-то Машка.
– Не знаю. У нас Гоша… – шепчу, утыкаясь носом в чашку с чаем.
– Ну, так и будьте ему родителями. Для этого необязательно быть еще и любовниками.
– Хм… Нет. Не думаю, что я готова…
– А ты подумай. Макаров только и ждет, когда вы расстанетесь…
Машка ржет. Вот же дурочка. Бросаю в нее печеньем. От мысли, что я не смогу обнять Армана, поцеловать, прижаться к нему всем телом, со мной случается настоящая паника. Я как-то пыталась представить себя с другим, и не смогла. Меня физически затошнило…
– Добрый вечер, – слышу вдруг за спиной ровный голос Армана, который, наверное, мог бы даже меня обмануть, если бы не акцент, свидетельствующий о том, что он все прекрасно слышал.
– Добрый, – подскакиваю я. – Ты не говорил, что заедешь…
– Хотел сделать сюрприз. Гоша спит, что ли?
– Спит. Да… – бессвязно лепечу я, в панике косясь на Машку. Ну, вот кто ее за язык тянул, а?! Впрочем, я сама хороша. Не надо было ей жаловаться.
– Знаешь, я, наверное, пойду… – бормочет подружка, спрыгивая со стула. Киваю. Хотя предпочла бы уйти вместе с ней. Плетусь проводить. А когда оборачиваюсь, закрыв за Машкой дверь, натыкаюсь на не сулящий мне ничего хорошего взгляд.
Глава 28
Арман
– Ну и когда ты мне собиралась рассказать?
– О чем? – переспрашивает Зоя, отводя свои красивые глазки. И этот ничего не значащий на первый взгляд момент, как спусковой крючок, сука, для всех моих страхов…
– О Макарове этом. Это из-за него, да?
– Что именно?
– Мы отдалились, Зой! Хватит косить под дуру!
– А… То есть ты это все-таки понимаешь, – заводится Зоя, подпирая бока.
– Говори! Из-за него, да?! – ору. Я тлею в адском огне своей ревности. Я до тремора в конечностях боюсь, что это конец… Что ей надоело. И мне в том даже винить некого, кроме себя самого. Она девка молодая, ей нормальных отношений хочется. Хочется парня, который рядом каждую ночь, а не озабоченного мужика, которому от нее лишь одно надо. Она же так, наверное, думает?!
Зоя резко отворачивается и, замолчав, отходит к окну. Я остаюсь на месте, бездумно пялясь на её худенькие напряжённые плечи, на которые мягко падают русые волосы. Силой воли не двигаюсь, да. Потому что если подойду, не знаю, что сделаю. Встряхну, трахну, сверну ей шею… Не знаю.
– Макаров здесь ни при чем. Господи, он мне даже не нравится! – наконец, снисходит она до ответа.
– Да? Но Машка сказала…
– Мало ли что Машка сказала! У нее вообще язык без костей.
– Я заметил! Будьте родителями, говорит… Зачем быть любовниками, – ерничаю.
– Именно так. Она же не знает, что мы уже и не любовники даже!
В голосе Зои звенит истерика.
– Вот как?
– А то нет! Когда мы в последний раз трахались?! – повышает тон, оборачиваясь ко мне так стремительно, что волосы по лицу хлещут. Судорожно соображаю, на что она намекает, бегая взглядом по Зойкиному раскрасневшемуся от эмоций лицу. Может, зря я себя по рукам бил? Может, она не имеет ничего против моих навязчивых поползновений? Может, зря я загнался, может, она вовсе не думает, что мне от нее только секс нужен? Я голову сломал, размышляя над тем, почему она отдаляется, и тогда этот вывод показался мне наиболее вероятным. И обороты я сбавил лишь для того, чтобы она ощутила для меня свою ценность вне постели, да видно, что-то пошло не так.
– Нет, я понимаю… Тебе-то есть с кем сбросить напряжение… Но мне, знаешь ли, тоже нужно…
– Тихо! – рявкаю. – Что ты несешь?!
– То! Попрекаешь меня Макаровым, а сам наверняка спишь с Ануш… А я… А я…
Зоя вдруг осекается. Стирает со щек стремительно накатившие слезы и снова отворачивается, содрогаясь от рыданий. В этот миг агрессия во мне испаряется. Я хватаю ее за плечи, осторожно, но твердо, прижимаю к себе. Зойка сопротивляется лишь секунду, затем вцепляется в меня, пряча лицо на груди, и начинает плакать так отчаянно, что еще немного, и я зарыдаю сам.
– Нет у меня ничего с Ануш… – шепчу, а у самого в голове какой-то пипец творится. – Не реви, слышишь? Нет ничего… Клянусь.
Зоя кивает, обливаясь слезами. В поисках утешения прижимается теснее ко мне. Будто это не я виновник всех ее бед.
– Почему ты тогда… Ну…
– Думал, так ты поймешь, что я не за этим к вам приезжаю.
– А за чем?
– Потому что не могу по-другому, Зой. Потому что люблю и не представляю без вас своей жизни. Я же каждый раз боюсь, что эта встреча – последняя. Что ты устанешь от таких отношений… – меня прорывает. Наружу лезет то, в чем я бы никогда не признался в других обстоятельствах.
– Я и устала, – всхлипывает Зоя, вытирая слезы. – Ты прав. Устала жить, как воровка. Устала быть второй, прятаться, ждать и бояться… Я ведь тоже боюсь, что ты однажды решишь от меня избавиться. Зачем тебе такие напряги?! Ануш поправилась. У вас все наверняка хорошо… А я… Ты даже представить не можешь, что я переживаю каждый раз, когда ты уходишь…
Зоя отскакивает и зло меня толкает. Терплю. Один раз, другой, отступая все дальше. Пусть девчонка выпустит пар. Ей, походу, нужно. А на третий ловлю ее за руку, резко дергаю на себя и впиваюсь в губы. Когда-то потом мне придется принять самое сложное решение в моей жизни. Когда-то потом, да… Сейчас же я хочу ее так, что этому нет никаких сил сопротивляться. По венам лупит тестостерон. Стаскиваю с Зои футболку, дергаю вниз штаны и понимаю вдруг, что ее от меня натурально колбасит. Какого черта я вообще решил, что ей что-то там может не нравиться? Веду носом по нежной девичьей коже. Она пахнет страстью и молоком. Несмотря на то, что Гошка еще пару месяцев назад был отлучен от груди.
Втягиваю в рот поочередно вершинки – остатки сладки, но я бы ее вообще всю сожрал… Толкаю Зою к дивану. Она падает, непроизвольно раскидывая ноги, и становится очевидным, что ей хватило пары секунд, чтобы стать для меня готовой. Наспех прохожусь дрожащими пальцами по скользкой сердцевине. И не в силах терпеть, почти тут же заполняю ее собой.
– М-м-м… Люблю тебя. Так люблю, – бормочет она, с отчаянием толкаясь навстречу моим бедрам.
Это и сладко. И горько… И нежно. И отчаянно.
– И я… И я… Зой. Давай, малыш. Я долго не выдержу… Очень соскучился.
Ее выгибает вверх. Из груди вырывается сдавленный стон, заполняет собой всю комнату, как я заполняю ее собой там, снизу… Лишь постепенно картинки, мельтешащие перед глазами, начинают замедляться. Падаю прямо на нее. Утыкаюсь лицом в покрытую мелким бисером пота шею.
– Я все решу, – шепчу. Зоя кивает, зарываясь пальцами в мои волосы, но горячие слезы, которые капают мне на лицо, кричат, что тут она не особо мне верит. А зря…
Я собираюсь быстро и уезжаю, не оглядываясь, иначе просто не смогу исполнить задуманное. С каждым километром до дома сердце колотится все сильнее. Мои руки влажные, мысли путаются, но я знаю одно – отступать уже поздно. А тянуть дальше нельзя. Это нечестно по отношению ко всем нам, не только к Ануш.
Поставив машину в гараж, выхожу на улицу и долго-долго любуюсь садом, домом, который построил, считай, своими руками. Сюда вложено столько души… Здесь я был так счастлив… Как, почему все пришло в эту точку? Могла ли жизнь пойти по-другому? Хотел бы я, чтобы она пошла иначе? Из этой точки кажется – нет, вряд ли.
– Арман, ты чего не заходишь?
Оборачиваюсь к Ануш. Она стоит в глубине сада – до боли родная и знакомая. Любимая даже, но уже совсем не той любовью, что была вначале. На деревянных ногах я подхожу ближе, беру ее руку в свою и, глядя в глаза, взволнованно замечаю:
– Нам нужно поговорить.
Она напрягается и тут же будто бы обмякает.
– Решился, значит, – говорит мягко, и я вдруг с ужасом понимаю, что если она и не знала наверняка, то уж точно о чем-то догадывалась.
– Ануш, послушай… Я не знаю, как сказать это мягче. Ты мне дорога, и ты знаешь, как сильно я тебя ценю и уважаю. Но…
– Но ты больше меня не любишь, – спокойно завершает она мою мысль. В ее голосе ни упрека, ни обиды, просто горькая, тихая грусть.
– Если бы… Мне бы было гораздо легче, – отворачиваюсь, тру глаза. – Люблю, очень. Но совсем не той любовью, которой муж должен любить жену.
Она медленно кивает, обхватывает себя руками, будто озябнув.
– Я знаю. Надеялась, что ты нагуляешься, а я смогу понять и принять. Но у тебя все серьезнее, да? К ней…
– Прости меня, – мне с большим трудом удается протискивать слова сквозь сжавший горло спазм. – Я никогда не хотел причинять тебе боль.
– Я знаю, – она горько улыбается, поглаживая мою руку. – Это жизнь, Арман. Мы не можем контролировать, кого любим и как. Спасибо, что не бросил меня в трудные времена. Не думаю, что без твоей поддержки я нашла бы в себе силы бороться. А так… Я жива. И это главное. А остальное… Нюансы.
Она смотрит на меня, как будто правда не держит зла. Наверное, только человек, побывавший одной ногой на том свете, способен на такое спокойное, зрелое принятие. Есть в Ануш какая-то скрытая величавая сила – та самая, что привлекала меня все эти годы. Я сильно недооценивал ее, думая, что этот разговор будет невыносимым. А на деле все прошло гораздо проще, чем я представлял, но почему-то от этого мне только хуже.
– Я обещаю тебе, что буду рядом. Что бы тебе ни понадобилось – ты всегда можешь на меня рассчитывать. На дом я не претендую. В деньгах ты стеснена не будешь, – сглотнув сухость во рту, чащу, чтобы хоть так усмирить бунтующую совесть. Глаза, сука, на мокром месте…
– Вы из-за этого разругались с Седой? – спрашивает Ануш после некоторой паузы.
– Мы не ругались. Но да, она узнала о том, что у меня появилась женщина, и отреагировала соответственно.
Ануш кивает, тяжело опускаясь в кресло.
– Это же Зоя, да? Поэтому Седка и порвала с ней отношения? Хотя нет, молчи… Боюсь, даже широты моей души не хватит, чтобы это принять… – замечает с невеселым смешком.
Господи, как же это сложно! В груди печет. Хочется себя отпинать за боль, которую причиняю когда-то любимой женщине.
– Ануш, послушай, я…
– Иди, Арман. Будь счастлив. Я тоже заслужила свое спокойствие.
Так, да? Ну, может, и правильно. Что толку от моих извинений?
Я целую ее в щеку и ухожу, чувствуя огромную, гнетущую тяжесть наравне с чудовищным облегчением от того, что мне никого не нужно больше обманывать.
Покидав в чемодан какие-то вещи, возвращаюсь в город. Бессонная ночь дает о себе знать – дорожная разметка расплывается перед глазами, и мне даже приходится остановиться у магазина, чтобы купить энергетик.
В квартиру Зои я возвращаюсь под утро. Она выбегает на шум. Широко распахнув глаза, косится на сложенные в углу сумки. Обхватывает шею ладонью и сдавленно шепчет:
– Господи… Это как понимать?
– Ну, а ты как думаешь? – хмыкаю я, снимая куртку и медленно подходя к ней. – Я развожусь, Зой. Примешь меня?
Она вздрагивает, приподнимает голову, глядя на меня глазами, полными надежды и страха:
– Ты же сейчас не шутишь? Скажи, что ты не шутишь. Пожалуйста…
Ну, и где вся ее дерзость? Стоит такая вся болезненно-оголенная… Чуть не плачет. Намучилась девочка. Три года ее, мудила такой, мурыжил.
– Нет. Привыкай к мысли, что я навсегда в твоей жизни. И Макарову сообщи, а то мало ли… Оказывается, я жуть какой ревнивый, – шепчу, целуя ее с нежностью и отчаянием, которое только теперь осознаю в полной мере. А Зойка смеется. Так счастливо и открыто, что невозможно не улыбнуться в ответ, как бы хреново на душе не было.
– Обручальное колечко скажет все за меня.
– Всегда знал, что тебе палец в рот не клади, – ухмыляюсь.
– Так я никогда этого и не скрывала! – нахально задирает нос, откидываясь в моих руках. Смотрю на нее и… не верю, что это – мое настоящее.
– Папа-а-а-а! – радостный детский крик вдруг нарушает звенящую, хрупкую тишину, и я едва успеваю обернуться, как в меня со всех ног влетает заспанный Гошка. Маленькие ручонки крепко обхватывают мои ноги, сын запрокидывает голову и широко улыбается. – Ты приехал?!
– Приехал, мой хороший, – наклоняюсь, подхватываю его на руки и прижимаю к себе, чувствуя, как сердце в груди, наконец, становится на место. Гошка обвивает меня за шею маленькими ручками, сопит в плечо и что-то быстро-быстро тараторит на своем тарабарском.
– Гоша рассказывает, как они в садике лепили из пластилина корову.
Зоя тихо смеется, прикрывая рукой рот, и я с трудом подавляю улыбку.
– Уверен, отличная корова вышла, – серьезно отвечаю сыну.
– Угу. А ты когда-нибудь покажешь мне свою ферму? – спрашивает вдруг Гошка, притихнув, и смотрит так внимательно, что мое сердце начинает стучать какими-то совершенно ненормальными болезненными рывками. Переглядываюсь с Зоей. В её глазах все еще плещутся неуверенность и страх, но надежды там куда больше.
– Конечно, – киваю решительно. – Обязательно. Надо тебе постепенно перенимать папкины дела, правда?
Гошка радостно кивает, хотя, конечно, не понимает, что я говорю о его наследстве. Перехватываю взгляд Зои – она кусает губы, стараясь удержать слезы, и улыбается так, что у меня внутри все переворачивается.
– Может, сначала позавтракаем, мои деловые? – тихо спрашивает она, подходя ближе и касаясь моего плеча.
– Обязательно, – отвечаю я, беря ее за руку и чувствуя, как ее тонкие пальчики легонько подрагивают в моих ладонях.
Втроем проходим на кухню. Гошка не перестает болтать, рассказывая нам что-то невероятно важное. Утренний свет проникает через окно, заливая комнату золотом и теплом, и я чувствую, как меня окончательно отпускает.
