Текст книги "Беспринципная (СИ)"

Автор книги: Юлия Резник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

Глава 25

Зоя

– Ой!

– Что?! – Машка подпрыгивает на стуле, с опаской косясь на мой живот. Он совсем небольшой. Мне есть с чем сравнивать, поэтому реакции подруги кажутся мне несколько чрезмерными. Возможно, на подругу давит осознание, что я на сносях.

– Рожаю! – ахаю, хватаясь за бок.

– Да ну тебя! – злится Машка. – Не боишься, что когда все начнется на самом деле, тебе уже никто не поверит?

– Так вы сами виноваты. Смотрите на меня каждый раз, как на обезьяну с гранатой! – парирую я не без возмущения.

– Григорова? Заходи, Юрий Семенович освободился, – окликает меня ассистентка препода, которому я пришла сдавать экзамен по анатомии домашних животных. Как и обещал Гаспарян, в деканате вошли в мое положение и разрешили закрыть сессию экстерном. Середина мая – а я почти отстрелялась.

Поднимаюсь, машинально поглаживая слегка тянущую поясницу. Беспокойства нет. Происходящее я списываю на нервы. Зря, как потом оказывается.

– Удачи! – напутствует Машка.

Благодарно сжав ее руку, захожу в аудиторию. Юрий Семенович поправляет очки и улыбается, глядя на мой живот:

– Решили привести на экзамен группу поддержки?

Улыбаюсь в ответ, вытягивая билет. Сердце колотится, ладони потеют. Даже не верится, что этот день наступил, что мне удалось окончить первый курс без форс-мажоров. Переворачиваю бумажку и с облегчением выдыхаю – эта тема мне отлично знакома.

– Методы анатомических исследований, – читаю вслух.

Юрий Семенович потирает руки. И тут я уже понимаю, что что-то не так. Сильная боль скручивает меня пополам так внезапно, что я вскрикиваю:

– Ой! Больно…

Преподаватель подбирается:

– Зоя? Все в порядке?

– Кажется, я рожаю! – сиплю я, цепляясь за край стола.

– Вот черт! – препод нервно вскакивает, роняя бумаги. – Марина! – орет он, зовя ассистентку. – Скорую вызывай!

Суета накрывает меня волной паники. Юрий Семенович осторожно усаживает меня на стул.

– Дыши, Зоя, дыши!

– Рано еще дышать, Юрий Семеныч, – пытаюсь юморить.

Дыхание сбивается, сознание скачет по самым разным моментам последних месяцев. Пока меня выводят и усаживают в машину скорой, я вспоминаю, как все узнали о моей беременности. Первыми Машка с Аней, конечно. Им я обо всем рассказала сама. Тянуть и дальше было нечестно по отношению к девочкам, которых я считала подругами. Они тогда переглянулись, но вопросов мне задавать не стали, ограничившись тем, что я сама посчитала нужным им сообщить. Может, поняли, что это не самая приятная для меня тема – не знаю. Но вместо осуждения, к которому я в глубине души была даже готова, я совершенно неожиданно получила поддержку. Даже преподы относились ко мне с заботливым сочувствием. А вот одногруппникам до меня вообще не было никакого дела. Что не могло не радовать.

Из пучины воспоминаний на бренную землю меня возвращает мощная схватка. Сцепив зубы, набираю Армана Вахтанговича. Зря я не сделала этого раньше. Думала, у меня полно времени, а сейчас понимаю, что ни черта! Все совсем не так, как я читала. Нет никакого постепенного развития событий. Меня слегка пугает стремительность происходившего.

К счастью, Гаспарян почти сразу же берет трубку.

– Началось. Я на скорой еду в роддом. Привезешь мою сумку?

То ли кажется, то ли я в реальности слышу, как разгоняется его сердце…

– Конечно, Зой. Я сейчас же выезжаю.

– Спасибо, – зачем-то благодарю я и торопливо сбрасываю, боясь напугать его рвущимся криком.

– Так, хорошая моя… У нас тут нежданчик. Почти полное раскрытие, – комментирует фельдшерица. – Потерпим до больнички? Или будем рожать?

– Потерпим…

Самой-то мне уже все равно, но хочется, чтобы Арман Вахтангович успел. Боже, почему я его до сих пор про себя называю по имени-отчеству? Какого черта?! Арман он. Арман… Арман!

– М-м-м… – стону, стараясь не терять самообладания.

– Еще немножечко осталось. Один светофор. А там нас уже ждут.

И правда, стоит карете скорой подъехать, как дверь тут же открывается, и меня пересаживают с каталки в кресло. Провозят через приемный покой и укладывают на кушетку, попутно подключая к аппаратам и заполняя документы. Мне неспокойно, потому что поднявшаяся суета не кажется мне нормальной. Если так здесь всегда, то это дурдом какой-то!

– У нас тут стремительные…

Это же про меня, да?

– Я у Лидии Сергеевны собираюсь рожать, – истерю, внезапно осознав, что о главном-то я и забыла! – Пригласите Лидию Сергеевну!

– Качурову? Так у нее сегодня отсыпной.

– А-а-а! – меня скручивает очередная схватка, и резко становится все равно, кто избавит меня от боли.

– Вы не переживайте, мамочка. У нас очень хорошие доктора. И акушерка вам попалась совершенно уникальная, – доносится до меня мягкий успокаивающий голос… то ли санитарки, то ли медсестры. Вцепляюсь в эти слова бульдожьей хваткой. О плохом думать не хочу!

– Зоя?! – вдруг слышу потрясенный голос, не сразу сообразив, откуда здесь взяться Седке. Решив, что у меня галлюцинации, поворачиваюсь к двери. Моя лучшая подруга стоит в компании других ребят в белых халатах. Она растерянно смотрит на мой живот. Ее огромные глаза расширяются от шока, когда она сводит концы с концами. Но это еще не все! Боже… Гораздо хуже становится, когда в родзал, заставив всех расступиться, влетает… ее отец. Диковато оглядывается, как будто никого кроме меня не видя, и бросается к креслу. Надо же… Ему так идет медицинская роба! Когда он успел переодеться? Прикрываю глаза, но непроизвольные слезы все текут и текут по лицу. Мне так хорошо. И так плохо…

– Ты как, маленькая?

Шок на лице подруги сменяется болезненной недоверчивостью. Кровь отливает от ее лица. Того и гляди Седка хлопнется в обморок, но мне уже не до этого.

– А-а-а, – ору.

– Дыши, моя хорошая! Дыши. Все будет нормально… – Арман переплетает наши пальцы, пока акушерка проводит какие-то манипуляции с моим телом.

– Здесь Седа, – успеваю прохрипеть я. Арман резко оборачивается.

– Главное, что здесь я. Все будет хорошо. Слушай доктора.

Я сжимаю его ладонь, не в силах больше отвлекаться ни на что. Меня распирает от желания вытолкнуть малыша…

– По моей команде начинаем тужиться. Давай, Зоя! Еще чуть-чуть. Умница моя. Молодец!

Я кричу, тужась из последних сил, и вдруг слышу тонкий, пронзительный крик, который разрезает внезапно наступившую тишину, становясь для меня лучшей музыкой во вселенной.

– У вас мальчик! – объявляет врач и после каких-то манипуляций выкладывает мне на грудь сына. – Мамочка хорошо постаралась, учитывая, какой у нас торопыжка.

Сквозь слезы я вижу, как Арман в ступоре на нас смотрит. Его глаза тоже влажные. Он касается моего плеча, наклоняется ближе, шепчет дрожащими губами:

– Спасибо, родная…

Сейчас для меня не существует никого, кроме моего ребенка и мужчины, которого я люблю. Мы справимся со всем вместе, я уверена. А все остальное – неважно. Главное, что в этот самый важный момент моей жизни он рядом. Мы вместе… Я плачу навзрыд. Это ужасно трогательно.

Арман стоит, словно громом поражённый, и смотрит на малыша – на этого крошечного орущего человечка, в котором смутно угадываются наши черты. Он медленно тянет руку, осторожно касается ножки, скользит пальцами по крохотной пяточке. И замирает, потому что малыш вдруг сжимает кулачок, ухватив меня за край больничной сорочки.

– Мамочка, дайте ребенку грудь!

Я послушно, но неумело вкладываю сосок в рот ребенка. Арман резко отворачивается, пряча лицо в ладонях. Я знаю, что он плачет. Просто не хочет, чтобы кто-то это видел – даже я. Врач и акушерки, почувствовав интимность момента, деликатно отступают, чтобы мы могли им насладиться наедине. Арман садится в изголовье, обнимая нас с малышом.

– Какой жадный парень. Ты только глянь на него, Зой…

Я улыбаюсь. Хочу ответить, но не могу. Горло перехватывает от нежности. От невыносимой совершенно любви.

– Он будет счастлив, – шепчет Арман, поглаживая мои плечи. – Я сделаю всё, чтобы он был счастлив… Слышишь меня? Всё от меня зависящее.

Прикасаюсь к его ладони.

– Я знаю, Арман… Все так и будет, а пока поищи, пожалуйста, Седу. Она всё поняла. Боюсь, как бы не наделала глупостей.

Конечно, если бы все прошло идеально, никаких студентов на моих родах быть не могло, но вышло, как вышло. Значит, тому суждено случиться. И может, даже лучше, что Седа все своими глазами увидела. Я устала от этой лжи.

– Точно ничего, если я оставлю вас на полчасика?

– Идите-идите, папочка, – вмешивается в наш разговор акушерка. – Нам еще нужно убедиться, что вышел послед. Ну и кое-какие другие процедуры проделать. Вам здесь совершенно нечего делать.

То, что происходит потом, болезненно и не очень приятно. Зато это здорово отвлекает от всех других мыслей. Проходит не менее часа, меня переводят в отдельную палату, когда Арман возвращается. Понять по его лицу, как прошел разговор с дочерью – нет никакой возможности.

– Как она?

– В истерике, – пожимает плечами Арман, склоняясь над кувезом. – Я – предатель и последний мудак. Ты, естественно, беспринципная подлая тварь. Как я и думал, взрослого, осмысленного разговора не вышло.

Арман говорит спокойно. В его голосе нет ни отчаяния, ни боли. И хотя в сказанном Седкой, конечно, мало приятного, он не зацикливается на словах дочери, потому что его внимание целиком поглощено сыном. Тем, как он сопит, корчится, выгибается в кувезе, морщит распухший нос, будто недовольный тем, что родители отвлеклись от его величества.

Прыскаю… Маленький ревнивец.

– Надеюсь, ей хотя бы хватит ума ничего не говорить тете Ануш.

Нерв на щеке у Армана дергается:

– Да, Седа обещала… Но не потому, что она собирается покрывать мои «шашни», а потому, что матери перед операцией лучше себя поберечь.

– Перед операцией? – вычленяю главное.

– А? Да… Я же забыл сказать. Ее берут через три недели. Прогнозы хорошие.

– Слава богу, – я закрываю глаза от накатившего облегчения. Я так счастлива, что хочется обнять весь мир!

– Зой, а у него ведь твои глаза…

– Да?

– Голубые. И вообще он не такой темный, как Седка.

– Ну, он метис. Наверное, это неудивительно. Или у тебя какие-то сомнения? – вдруг напрягаюсь. Арман отрывается от разглядывания сына. Поднимает на меня взгляд из-под густых бровей, сведенных в одну непрерывную линию. И еще больше насупливается, когда до него доходит смысл моего вопроса:

– Совсем сбрендила, Зой, я не пойму?!

– Прости, – иду на попятный, но Арман уже завелся. Его так просто не остановить. – Нос у него точно твой, – умасливаю любимого. – А что касается глаз – так все дети рождаются с голубыми глазами. Они темнеют потом.

– А вот и нет. У Седки глаза с первых дней были как две черешни. Если что – я не сравниваю, – язвит, а сам осторожно достает мелкого из кувеза, прикладывает к груди и, блаженно жмурясь, ведет носом по его лобику. Этот момент, кажется, навсегда отпечатывается в моей памяти. Но на всякий случай я делаю еще и фото.

Уходит Арман только через пару часов, убедившись, что у нас все хорошо. На дворе глубокая ночь, я отрубаюсь как миленькая.

Будит нас медсестра – обход, обмер, какие-то прививки… Малыш ведет себя идеально. Врачи не нарадуются. Обещают, если так и дальше пойдет, выписать нас уже завтра. Я как раз отчитываюсь Арману об этом, когда дверь в палату распахивается. Утром тут был настоящий проходной двор, поэтому меня ничуть не смущает бесцеремонность вторжения. Оказывается, зря. На пороге стоит почерневшая Седка.

– Я перезвоню, – бросаю в трубку и откладываю телефон. – Привет, Сед… Ты ругаться, или как?

– А смысл? Вот поругаюсь я, это что-то изменит? – сипит она.

– Вряд ли. Сед, послушай… Знаю, тебе сложно понять… Я наверняка кажусь тебе предательницей.

– Не кажешься, Зой. Ты и есть предательница. Беспринципная мерзавка, которая влезла в нашу семью! Предала меня, маму… от которой ты ничего, кроме добра, не видела! Ничего, кроме добра… – Седка плачет. И мне безумно ее жаль. Безумно. Но в целом я ни о чем не жалею.

– Он бы все равно с кем-то был… С этой продавщицей ужасной, или еще с кем-то! Разве я – такой уж плохой вариант?

– Ты моя подруга! Ты вхожа в наш дом. Господи, Зоя, мы тебе доверяли! А ты исподтишка залезла к отцу в постель, как ты могла?!

В постель… Знала бы она, как все было на самом деле – так удивилась бы. Постель я еще должна была заслужить! Во рту вмиг становится горько.

– Вот так. Мы спасли друг друга. Отодвинь свой детский эгоизм и только на секунду представь, как ему тяжело это все… Он же не каменное изваяние, Седа! Ему и ласки хочется, и женского тепла.

– А ты, конечно, тут как тут! – заводится. – Расстаралась! Знаешь что?! Да пошла ты! Ненавижу тебя, всех вас ненавижу!

Глава 26

Зоя

Мы называем сына Георгием. Потому что в этом имени сходятся культурные коды наших народов. Ну, и в целом звучит красиво – Гаспарян Георгий Арманович. Как и обещал, по возвращении домой Арман предлагает сразу же подыскать няню. Но пока я не чувствую в этом необходимости. Да и своей готовности подпустить к Гоше чужого человека не чувствую тоже, несмотря даже на то, что сам Арман приезжает к нам не так часто, а кроме него помощи мне ждать не от кого.

У Армана сложное время. Лето – горячая пора на ферме, хотя проще сказать, какая там пора не горячая. К тому же тете Ануш, наконец, делают операцию.

Конечно, Арман очень нужен нам с Гошей, но ей он пока нужнее. Я стараюсь не обижаться. Много гуляю с сыном, занимаюсь саморазвитием – запоем слушаю лекции, даже посещаю вместе с Гошкой местный музей, в котором оказывается вполне сносная экспозиция, и всячески себя занимаю, чтобы не накручивать, чтобы не нагнетать и не беситься. Я же знала, как будет! Какой смысл теперь уничтожать себя ревностью? Нет уж. Лучше сосредоточиться на позитивных моментах. И радоваться открывающимся возможностям.

Часто забираю к себе Алиску. Когда же учебный год заканчивается и у школьников, ко мне приезжают на несколько дней Лёнька и Свят. А следом за ними подтягивается и ненадолго протрезвевшая мать. Смешно, но ей как будто вообще плевать, что я родила вне брака. Кто мой мужчина, где он, почему мы не расписались, и прочая ерунда – все отходит на второй план в сравнении с тем, что…

– Ну, хоромы, Зой! Красота. А какой вид!

– Угу.

– Ты смотри, чтобы все на тебя записывал! Вижу, деньгами ты не обижена, но на перспективу… – трясет неухоженным пальцем. Как же смешно, что эта опустившаяся женщина вздумала учить меня жизни. Но я не смеюсь, а крепко-крепко ее обнимаю. Сама став матерью, я незаметно для себя смягчилась и к собственной родительнице.

– Мам, я неглупая. У разбитого корыта не останусь.

– Вот и хорошо, Зоя. Пусть хоть у тебя жизнь сложится…

Мать плачет. Я крепче прижимаю к себе сыночка.

– Ну, ты чего?

– Сентиментальное. Не обращай внимания. Дай мне внучка подержать… Хорошенький. И на тебя похож!

Это правда, темные гены Армана, как это ни странно, не смогли взять верх над моими. Волосики у Гошки скорее темно-русые, чем черные. И во внешности действительно есть что-то мое, хотя фамильный нос Гаспарянов на месте. На этот счет мне Арман прожужжал все уши.

Перед тем как уехать, мать зовет нас в деревню. Смущенно бормочет о том, что там, конечно, не так красиво, но свежий воздух и домашние яички. Обещаю приехать. Но не уточняю когда. Я тупо боюсь попасться на глаза Седке или тете Ануш… Дурацкая ситуация.

В один из дней, на изломе июня, ко мне без предупреждения приезжает Арман. Мы с Гошкой сопим нос к носу, когда он появляется, снимает с себя все до трусов и устраивается рядышком. Я ворочаюсь. Он командует:

– Спи!

Улыбаюсь – нечасто ведь выпадает возможность уснуть вместе с любимым. Закрываю глаза и моментально проваливаюсь в безмятежный сон. А когда просыпаюсь, Арман стоит на фоне окна с опущенной на грудь головой.

Ч-черт. Я должна была догадаться, что у него что-то случилось! Не зря же он ни свет ни заря примчался! Кошусь на Гошку, умоляя, чтобы тот еще немного поспал. Стараясь не шуметь, встаю. Но Арман оборачивается на шорох одеяла и распахивает объятия. Влетаю в них, не дав себе ни секунды на размышление. Тычусь носом в теплую сильную шею.

– Выспалась?

– Угу. С тобой сладко спится… А ты? – Вглядываюсь в покрасневшие от бессонницы глаза. – Что-то с тетей Ануш?

Арман ведет головой из стороны в сторону. А сам так пристально в мое лицо всматривается, что я теряюсь!

– Что?

– Совсем я тебя замучил, да?

– Какие глупости! Так что все-таки случилось?

– Ануш в порядке. Приходит в себя, но вроде бы все хорошо, – Арман светлеет лицом. Я чуть выдыхаю. – А вот Седа… Я вообще не узнаю свою дочь. Ее как будто подменили.

– Она успокоится. Дай ей время. Иногда я ставлю себя на ее место, и, знаешь, тебе повезло, что у нее не мой характер! Я бы тебе показала Кузькину мать.

Арман улыбается, как я и надеялась.

– У нее тоже неплохо выходит… Показывать.

– Опять ругались?

– Нет. Нас с Ануш просто поставили в известность о том, что она, видите ли, выходит замуж.

– Серьезно?! – недоверчиво округляю глаза.

– Угу. На ее день рождения планируется сватовство.

Обнимаю Армана крепче. Веду по спине ладошками. Вину чувствую за то, что у них с дочкой разладилось.

– Прости… – шепчу.

– Не за что тебе извиняться, – злится.

– Все не по-человечески у нас. И вот ведь, что смешно… Не по-человечески, а все равно правильно. Не могу я без тебя свою жизнь представить.

– Вот и не представляй, – рычит Арман. – Не надо. Не будет у тебя никакой жизни без меня. Захочешь – не отпущу. Хоть что хочешь делай!

Смеюсь. Целую его жарко. Соскучилась. Не знаю, что там говорят про гормональную перестройку, но лично мне очень недостает нашей близости. Гошка начинает кряхтеть, стоит об этом подумать.

– Моя очередь менять подгузник? – Арман подмигивает. Я закатываю глаза.

– Давай…

В те дни, когда Арман урывает пару часов, чтобы провести их вместе, он с головой погружается в наш с Гошкой быт. Меняет памперсы, одевает сына, купает, буквально не спуская мелкого с рук. Когда мне становится особенно одиноко и горько, я думаю о том, что ему без нас, наверное, приходится гораздо хуже. И все проходит… Обида на судьбу притупляется. Душу наполняет смирение. Это очень светлое, я бы сказала, освобождающее чувство.

Но все мое смирение заканчивается, когда дело касается чувств Армана. Седа так качественно его изводит, что даже я теряю терпение. И хоть Арман не очень охотно со мной делится своими проблемами, то, что мне удается узнать, просто возмутительно! Свадебное платье почти за пятьдесят тысяч долларов, банкет еще за двести… Давя на чувство вины, Седка выжимает из Армана все соки. Тот всерьез раздумывает над тем, под что ему взять кредит на свадьбу, а Седе плевать! Даже тетя Ануш приходит в ужас от аппетитов дочери. Но еще больше – от Седкиного поведения по отношению к отцу.

Не удивительно, что в какой-то момент я решаю вмешаться. Хватаю коляску, собираю нам с Гошкой вещей на несколько дней и без предупреждения еду в родную деревню. Даже если Арман будет недоволен – плевать! Мы не чужие люди, и мне тоже есть что сказать его дочери.

Выгружаюсь с баулами у нашего дома. Пыхтя, раскладываю коляску. И успеваю уложить в люльку прикорнувшего Гошку, когда меня окликают.

– Зоя!

Ч-черт.

– Тетя Ануш… Боже, сколько же мы не виделись?!

– С Нового года, Зой. А ты с того времени успела родить! Поздравляю.

– Ага. Спасибо, – бледнею, но тетя Ануш ничего не замечает. Ее внимание сосредоточено на Гошке.

– Можно я посмотрю? Какой сладкий пупсик… Как назвала, Зой?

– Георгием. Да что мы все обо мне? Вы сами-то как? Смотрю, цветете и пахнете.

– Скажешь тоже! Руки не могу поднять. Да и там… красивого мало.

– Ну и ладно. Красоту навести – дело нехитрое. Главное, что вы эту заразу вырезали, – поддерживаю, как могу.

Сынок начинает кукситься. Если не потороплюсь – заорет. Уж это я наверняка знаю.

– Мы пойдем, тетя Ануш. Гошка, кажется, проголодался.

– Конечно, конечно, ты главное, потом заходи. У Седы ведь день рождения сегодня. Помнишь?

– Как такое забыть?

– Не знаю. Кажется, вы повздорили. Нет?

– Да ну! Просто каждый из нас сосредоточился на личной жизни, – отмахиваюсь я. – И да, конечно, зайду. К шести?

– Нет, сегодня по случаю сватовства пораньше собираемся. Часам к четырем заглядывай.

В четыре и прихожу, думая о том, как много изменилось за этот год.

Гостей в этом году ничуть не меньше, чем в прошлом. Здороваюсь – большинство присутствующих мне хорошо знакомо. Седа нисколько не удивляется моему приходу. Видно, тетя Ануш обмолвилась о моем приезде.

– Привет, Сед. – Обнять подругу не решаюсь, боюсь, оттолкнет. – С днем рождения. – Вручаю пакет с подарком – редким коллекционным изданием по анатомии. Она к пакету не притрагивается. Так, да? Ну, ладно.

– Присаживайся, Зоя. Сыночка с кем оставила, с бабушкой?

– Ага.

– Вот и славно. Накладывай, пока шашлык не остыл. А лучше дождись свеженького. Вон как раз Арман несет…

Наши взгляды с Арманом встречаются и отскакивают в стороны, потому что за нами коршуном следит Седка. Беру злосчастное мясо и с облегчением выдыхаю, когда разговор за столом возвращается к предстоящей свадьбе.

Поговорить с подругой удается не раньше, чем через час. И лишь потому, что я ее подкарауливаю у входа в дом. Бесцеремонно затаскиваю за руку в постирочную.

– Эй! Ты что делаешь?! – возмущается Седка.

– Это ты мне скажи! Разве можно так с отцом?!

– Тебя это не касается. Это наши дела.

– Ошибаешься. Я люблю его, а он любит меня. Именно поэтому мне не все равно, что происходит в его жизни. Вот скажи мне, неужели его отношения со мной перечеркивают все хорошее, что вас связывает?! Разве он меньше любит тебя?! За что ты с ним так?

– Как? – насупливается Седа. – Я ничего такого не делаю.

– Да ты последние соки из него выжимаешь, неужели не ясно?! Это что, Сед? Ревность к Гошке? Серьезно? Ты так конкурируешь с моим месячным сыном за внимание отца? Думаешь, он стал меньше тебя любить?

– Что за бред ты несешь?! Очень удобно обвинять меня во всех грехах, когда у самих рыльце в пушку.

– Кто-то должен тебя встряхнуть! Арман не станет из-за того, что чувствует себя виноватым…

– Ну, хоть у него есть совесть.

– У меня она тоже есть! Представляешь?! И мне очень жаль, что так вышло. Хотя нет, вру… Не жаль. И если бы ты соизволила посмотреть на брата, то поняла бы, почему мы с твоим отцом ни о чем не жалеем! Он такой замечательный, Седка…

Я начинаю плакать. К груди приливает молоко. Просачивается сквозь лифчик.

– Я просто люблю его-о.

И я не вру… Я люблю. Хотя прекрасно осознаю, что на начальном этапе наших отношений мной руководили совершенно другие чувства. Горжусь ли я этим? Нет. Не дай бог никому оказаться перед таким выбором… Поступила бы я иначе? Ни в коем случае. Потому что с моими исходными этот самый выбор был лишь иллюзией.

– Даже не мечтай, что все будет как раньше!

– Хорошо.

– Мне плевать на твоего ребенка, ясно? К нашей семье он не имеет никакого отношения.

– И тем не менее. У вас одинаковые носы.

– Не выйдет, Зой, – хмыкает Седка. – Я на это не поведусь.

– Жаль. Я бы хотела, чтобы вы с Гошей роднились.

– Это будет предательством по отношению к маме.

– Ей необязательно говорить…

– Нет уж. Я не стану за ее спиной поддержать отношения с отцовским…

– Только попробуй! – сощуриваюсь, понимая, что если она скажет «ублюдок», я вряд ли смогу сдержаться.

– Зой, ты здесь? – из глубины дома до нас доносится голос брата. – Там малой орет…

Прохожу мимо побелевшей Седки. Вынимаю из коляски Гошку. Торможу взглядом бросившегося к нам на помощь Армана. Еще не хватало, чтобы он вмешался!

– Пойдем мы. Гоша проголодался.

– Так чего испытывать терпение ребенка? В доме корми, – предлагает тетя Ануш – откуда только взялась здесь! – Сед, организуй Зое все необходимое.

Седка встряхивается, потому что все это время стоит, будто завороженная.

– Да мне ничего не надо! Я же грудью кормлю… – мямлю.

– Пойдем! – командует Седа.

Прижимаю Гошку к себе. Оглядываюсь на Армана, и все же иду за подругой. Наверное, уже бывшей.

Усаживаюсь на диван. Расстегиваю пуговички платья, специальный лифчик для кормления и под неотрывным Седкиным взглядом даю Гошке грудь. Сынок впивается в нее с жадным рыком. Невольно улыбаюсь, прохожусь пальцами по волосикам.

– Мама поправится. Даже не мечтай, что она умрет, – замечает неожиданно Седка, будто реально думает, что я способна на подобную низость.

– Я не мечтаю. И не питаю иллюзий, что Арман ее бросит.

– Ага…

– Ага. Это все, что тебя беспокоит?

– Твой ребенок совсем не похож на отца.

– Подойди ближе. И посмотри в профиль.

– Не буду.

И ведь не подходит, да… Но взгляда не отрывает.