Текст книги "Беспринципная (СИ)"

Автор книги: Юлия Резник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

Глава 21

Зоя

В моменте других возражений у меня не находится. Я вообще не понимаю, как же так влипла. Облегчения во мне нет. Это только в дурацких сериалах, которые так любила пересматривать моя мать, героини спят и видят, когда примчит их оступившийся милый, спасая от осуждаемого широкой общественностью шага. А дальше слезы счастья и… титры. Потому что вряд ли кто захотел бы узнать продолжение. Я же очень хорошо понимаю, каким оно будет. В реальной жизни нет понятия «хеппи-энд», она просто несется дальше!

Так что нет. Я не хочу… И не соглашусь никогда, как бы складно он не стелил, какие бы не приводил доводы. Это не истерика залетевшей по глупости малолетки. Это взвешенное решение женщины, вынянчившей четверых. Я очень хорошо осознаю, в какую попадаю ловушку, родив, и каких наживаю проблем. Для меня не секрет, какая это ответственность, и одновременно с тем какой мощный рычаг давления. С появлением общего ребенка Гаспарян станет не просто моим любовником, от которого я в любой момент смогу уйти. Он станет неотъемлемой частью нашей с малышом жизни. Человеком, с которым мне придется согласовывать каждый свой шаг, учитывать его мнение и постоянно сверять с ним свой жизненный компас. А кроме прочего я попаду в тотальную зависимость от его щедрости и настроения. Стоит мне родить, и всё, конец моей свободе. Нет уж. Спасибо.

Но как же страшно и горько, мамочки…

– Зоя!

– Что? – слизываю катящиеся по губам слезы.

– Пожалуйста. Дай мне слово, что ты ничего не сделаешь.

– Не могу, – всхлипываю я.

– Пожалуйста, хотя бы просто обдумай мои слова, не то…

Арман Вахтангович осекается, а я, напротив, вскидываюсь, бегая настороженным взглядом по его застывшему, будто маска, лицу. Не то что?! Он мне угрожает, да? Не то выставит меня из квартиры… Не то не заплатит за следующий семестр… Зависимость, говоришь, Зой? А ты разве уже в ней не по уши?

От страха и полного неприятия такого насилия над собой к горлу подкатывает тошнота. В отчаянии хватаю ртом воздух.

– Не то что? – сиплю.

– Да нет, ничего. Я ведь тебя понимаю на самом деле. И аргументы твои… Они, конечно же, справедливы. Просто…

Да твою же мать! Как это невыносимо. Глаза эти его больные…

– Просто что? – вытягиваю из него буквально каждую букву.

– Я очень прошу тебя все же родить. А не захочешь воспитывать – отдашь мне.

– Интересно, как ты себе это представляешь? Вот тетя Ануш с Седкой обрадуются, когда ты им припрешь нагулянного на стороне ребенка!

– Ну, это будут уже исключительно мои проблемы.

– Ага. Думаешь, они не перемножат дважды два? Я не хочу терять подругу! И вообще то, что ты предлагаешь – какая-то дичь! Не знаю, почему ты решил, что я способна бросить собственного ребенка. Если такое даже моей непутевой матери не приходило в голову!

Меня потряхивает. Хотя непонятно, с чего вдруг меня так пробрало, что зуб на зуб не попадает. Арман Вахтангович, глядя на это дело, прижимает меня к себе и, зарывшись носом в волосы, шепчет:

– Тише, тише… Ты не волнуйся так, Зой. Не надо. Это же просто один из вариантов. Альтернатива, да? Я не настаиваю. Если захочешь оставить мелкого, я буду только рад. Матерью покойной клянусь… Никто у тебя его не отнимет.

– Потому что он не родится! – реву в истерике.

– Зой! Ну… Подумай еще, а? Хотя бы пару дней.

А дальше он делает то, что вышибает из меня напрочь дух. Поворачивает к себе спиной, крепко прижимает к груди, а низ живота почти весь накрывает своей ладонью. Машинально кладу руку сверху. Она такая маленькая на фоне его огромной лапы. Такая светлая на контрасте с его загоревшей едва не дочерна кожи. Мы такие разные… С точки зрения генетики – лучший вариант из возможных. Ведь как раз в разнообразии кроется залог процветания нашего вида. Интересно, на кого бы был больше похож наш малыш? Наверное, на него. Темные волосы, глаза – это все вроде бы доминантные признаки. А там, конечно, возможны любые сочетания и…

«Так, стоп, Зой. Ты вообще о чем думаешь?!» Тряхнув головой, заставляю себя вырваться из этой странной, пугающей паутины, но тело, предательски задрожав, не спешит подчиняется. Внутри поднимается буря. Тошно от собственной уязвимости, от того, что он так легко пошатнул мою уверенность. В горле плещутся страх, горечь, злость – убийственное месиво!

Я же всё для себя решила! Я не справлюсь. Не вытяну. Мне это не надо. Даже если закрыть глаза на мои чувства и думать лишь о ребенке! Как быть, если я не смогу его полюбить?! Вдруг он станет постоянным напоминанием о моей глупости, слабости и никчемности? Вот что страшно на самом деле. Я реально боюсь, что стану отвратительной матерью. Всегда уставшей, раздражённой, озлобленной на весь мир. Такой, от которой хочется бежать, не оглядываясь.

Арман за спиной тяжело дышит, из последних сил сдерживая свой атомный темперамент.

Я до боли закусываю губу, чтобы не разреветься. А он… он осторожно поглаживает мой живот, и меня снова до костей пробирает. Потому что я дура набитая, да… Потому что мне так отчаянно хочется верить, что для нас все возможно…

– Мне нужно время, – шепчу, с трудом справляясь с комом в горле.

– Сколько угодно.

– Это не означает, что я соглашусь! – чащу, не желая обнадеживать мужика понапрасну. – Подумаю – да, но не более.

– Ясно.

– Отвезешь меня домой? Или тебе к Ануш?

– Есть еще полчаса. Поехали.

Мы выходим на улицу. Здесь даже дышится как-то свободнее. Несмотря на то, что сейчас ноябрь, самый безжалостный его отрезок, когда всё кругом серо и безрадостно. С неба лениво сыплются снежинки, тают на щеках. И хоть до Нового года еще больше месяца, витрины магазинов и кафе уже начинают потихоньку украшать к праздникам.

Легкая неуютная тишина повисает между нами с Арманом Вахтанговичем, как иней на тонкой проволоке. Он протягивает руку, чтобы открыть для меня дверь. Никогда так не делал – и вот как стремительно все меняется… Правда, радости от этого никакой. Мне хочется развернуться и побежать куда глаза глядят, лишь бы только не садиться в машину, в которой Гаспарян сделал мне ребенка.

Ну, вот как он себе это представляет? Вот как?! Что я скажу Седке, когда живот полезет на нос? А тете Ануш? Я уж молчу о Машке и Ане, которые еще до конца не переварили мой переезд. Опять врать? Множить ложь, в которой я все сильнее увязаю?

Если бы он все не усложнил, уже бы, наверное, и думать не о чем было…

От этой мысли низ живота сводит. Нет-нет-нет! Куда делась моя решимость?! А-а-а!

Сжимаю в зубах кулак и, стараясь не показать своих истинных чувств, приваливаюсь лбом к прохладному стеклу. Только даром все. Арман Вахтангович чутко улавливает, как меня начинает шарашить. Сгребает мою ладошку, подносит к горячим губам…

– Я к тебе был несправедлив. Резок… Знаю. Ненавидел собственную беспомощность, а зло срывал на тебе. Если ты боишься, что я и дальше буду относиться к тебе именно так – не бойся. Теперь все будет иначе. Ты никогда не пожалеешь о своем выборе. Я кля-а-нус, Зоя! На руках тебя буду на-асит, только нэ руби сгора-ача.

Тихо плачу. Его волнение, выраженное в чудовищном просто акценте, обезоруживает, превращает меня в неспособную к сопротивлению тряпку. Верю ли я ему? Не знаю. Хочется ли, чтобы кто-то носил меня на руках? О, да… Я же тогда… Я же взамен… отдам ему всю себя!

– Зоя… Не реви! Нельзя тебе нервничать, плакать…

Смеюсь сквозь слезы. Нельзя, говорит, нервничать. Да я с ума сойду за время беременности, если, конечно, решу ту сохранить. Впрочем, чего мне нервничать, если он реально собирается пройти со мной через это? Я же знаю Армана Вахтанговича с детства. Он надежный, как скала!

А-а-а-а! Ну, зачем он… Зачем это все начал?!

– П-почему ты решил за мной поехать?

– Не знаю. Какое-то дерьмовое предчувствие было…

– А мне было очень обидно, когда ты усомнился в том, что я беременна от тебя.

Арман сжимает мои пальцы крепче. Включает поворотник и зачем-то съезжает на прилегающую к кинотеатру парковку.

– Я дурак, – говорит, разворачиваясь ко мне всем корпусом. Обхватывает затылок, притягивает к себе и целует. – Знаешь ведь, что совсем с тобой голову теряю… Вот и малыш… Доказательство…

Голова кругом от его ласк. Ничего, абсолютно ничего не понимаю. Что правильно, а что нет. Как теперь с этим жить в принципе. Он ведь никогда не озвучивал своих чувств. Я до этого не знала, что он ко мне испытывает. Похоть – да, но вот в остальном…

– Постой, пожалуйста. Остановись.

– Что?

– Ты сейчас это говоришь, лишь бы склонить меня в свою сторону?

Я чувствую себя вывернутой наружу жабрами. Я, наверное, такая жалкая в этой своей жажде любви. Такая убогая!

– Нет, Зой. Я это говорю, потому что ребенок не оставил причин бороться с собой и дальше.

– Ты же не бросишь Ануш… – шепчу я.

– Нет, – подтверждает мои догадки Арман Вахтангович. – А ты бы этого разве хотела?

– Что?! Нет, конечно! – возмущаюсь я. – Но… Господи, я просто не представляю, какой будет наша жизнь!

– Спокойной.

В его голосе нет и тени сомнений. Это подкупает.

– А если ребенок будет похож на тебя? Если они догадаются?

Господи, как это глупо. Все эти вопросы лишний раз подтверждают, что ему все-таки удалось поколебать мою волю. Какая же я идиотка, что допустила такую возможность! Думала, этому не бывать, а на деле вон как получилось…

– Зой, я готов к решению реальных проблем. А гипотетическое… Давай оставим на потом, лады?

Киваю и снова отворачиваюсь к окну, впрочем, не вынимая своей руки из его горячей загребущей лапищи.

– Генка скажет, что я спятила.

– Наверняка.

И это подкупает тоже. То, что он не отрицает вполне реальных сценариев, лишь бы меня успокоить.

– Я ничего не обещаю, – повторяю как заклинание, когда он въезжает на территорию ЖК, где я теперь живу.

– Давай так… Выпиши подробно все свои страхи. А я подумаю, как их развеять. Мы можем даже заключить какой-нибудь договор о гарантиях, если тебе так будет спокойнее. Зоя, в разумных пределах я открыт для любых твоих предложений.

Киваю, будто бы соглашаясь. Но по правде в тот день я ничего подобного не делаю. Впервые забив на занятия, я принимаю ванну с пеной, завариваю чай и не спеша его пью, глядя на красивые виды, открывающиеся с моего балкончика. Мне нужна передышка. Я не хочу взвешивать, анализировать, не хочу думать… Ни-че-го вообще не хочу.

Ближе к вечеру мне приносят цветы. Огромный букет нежно-розовых роз. Первый букет в моей жизни. Засыпаю в слезах. Не уверенная даже, что это слезы радости. А просыпаюсь от того, что в дверь звонят. На этот раз курьер приносит завтрак и пакет ароматных груш.

Так Арман Вахтангович дает понять, что его обещания обо всем позаботиться – не пустой звук. Каша, сырники… Все очень питательное и полезное. Сиди Гаспарян напротив, оно бы лезло в меня бодрее. Но это нереально. Я изначально осознавала, что так не будет. Что мне его придется делить… И в этом вся соль. И боль вся…

«Какие планы на день?»

«Ты хочешь заехать?»

«Сегодня не получится. Скопилось много работы. Но в пятницу я смогу побыть с вами подольше».

С нами… С нами. Он же нарочно, да?

«Ясно. Удачного рабочего дня».

«Как ты себя чувствуешь? Не тошнит? Живот не тянет?»

«Все нормально. Только грудь болит очень».

«Она у тебя подросла».

Заметил, значит. Надо же… А почему молчал?

«Молочная ты порода, Зоя».

И смайлик подмигивающий. Вот же гад, а?!

Откладываю телефон. Возвращаюсь к завтраку. Я действительно довольно неплохо себя чувствую, хотя по идее токсикоз уже бы должен начаться. Может, меня бог миловал?

Молочная порода, говорит. Надеется, что я налажу грудное вскармливание? Боже… Нет. Я не хочу. И не смогу! Это же неудобно, наверное. И вообще… Фигура испортится.

Вот что с ним нужно будет обсудить совершенно точно! Если это случится – пусть раскошеливается на устранение последствий. На фитнес-тренера, нормальное питание, косметолога или, если все совсем будет плохо, пластического хирурга. Что еще? Универ! Он должен гарантировать, что наш ребенок получит достойное образование. И квартиру, да. И алименты. Чтобы все по уму. А то знаю я этих мужиков. Сегодня одно у них на уме, завтра – другое, а ты выгребай, как знаешь!

Глава 22

Зоя

Кто придумал, что сессию непременно нужно сдавать чуть ли не в Новый год?! Ну, ладно я – в моем положении не до студенческих гулянок до утра. К тому же, получив возможность сосредоточиться на учебе, по многим предметам я умудрилась получить автомат. Но вот остальные… Как им зубрить билеты, когда на носу самый главный праздник в году? И погода шикарная! Легкий морозец, снег… В наших южных краях, и снег! Пушистый, воздушный, искристый. Он ложится мягким покрывалом на крыши, укутывает деревья в скверах, рисует узоры на стеклах и скрипит под ногами, как в детстве.

Поджимаю пальцы, представляя, что иду по заснеженной дорожке. Впрочем, что толку представлять? Не лучше ли выйти и прогуляться хоть до соседней пекарни? Прогулки в одиночестве меня ничуть не смущают. Наоборот, я получаю от них настоящий кайф. Общения мне хватает и в универе.

Решительно кивнув, открываю шкаф. Достаю теплые гамаши с туникой. Быстренько переодеваюсь, не упуская возможности покрутиться возле зеркала. Живота у меня еще не видно. И слава богу. Никто не знает, что я в положении. Ни подружки, ни родные, ни-кто.

И вдруг в замке поворачивается ключ. Я пугливо вздрагиваю. Да, у Армана Вахтанговича есть свои ключи от моей квартиры. Но он никогда не приходит вот так – не предупредив. Что изменилось на этот раз? Ответ приходит, как только открывается дверь.

– Привет, – улыбается как мальчишка. – Сюрприз!

Трясет зажатой в ручище огромной сосной.

– Ты с ума сошел! – улыбаюсь во весь рот.

– Что? Не надо было?

– Надо! – противоречу сама себе. – Только зачем такая большая? Она полквартиры займет. И куда ее ставить?

– Я все предусмотрел. Отойди, чтобы я тебя не зашиб.

Страшно довольный собой, Гаспарян проходит внутрь, распространяя по квартире непередаваемый аромат праздника. – Поставим у окна? Или у балкона лучше?

А мне все равно. Хоть где! Я так по-дурацки счастлива! От этого неожиданного визита… От радости, которой его глаза светятся. От того, что он так легок и беззаботен.

– Зой? – Гаспарян оборачивается. Я качаю головой, подхожу к нему ближе, снимая с черных волос уже изрядно подтаявшие снежинки.

– Как хочешь. Ты же у нас хозяин, – сиплю и сама к его губам тянусь, а он и рад! Целует голодно. Жадно. Одной рукой сжимая меня, а второй продолжая удерживать наверняка нелегкое дерево. Вырываюсь со смехом.

– Сначала елку поставь! А то знаю я тебя…

Арман Вахтангович кивает.

– Ты куда-то собиралась? – указывает жестом на мой явно не домашний наряд.

– Хотела прогуляться. Видишь, выполняю твои рекомендации.

– Прогулки рекомендуют врачи. Как ты себя чувствуешь?

– Отлично, – пожимаю плечами. Арман Вахтангович настолько ко мне внимателен, что мне нет никакой нужды манипулировать своей немощью. Мне, напротив, не хочется лишний раз его напрягать. В те редкие дни, когда он приходит, я стараюсь окружить его ответной заботой и лаской.

– Смотри там, осторожно. На улице гололед.

– Ты ненадолго? – уточняю, помогая ему придержать елку, с которой он как раз взялся обрубать ненужные ветки снизу. Гаспарян вскидывает голову. Он сидит на корточках, я стою…

– На пару часов думал задержаться. На Новый год ведь приехать не выйдет. Ты, я смотрю, опять корпишь над учебниками?

– Ага. Не хочу подвести своего будущего работодателя, знаешь ли, – не могу удержаться от шпильки.

– Вот и правильно. Вам сейчас сам бог велел сосредоточиться на учебе.

– Нам?

– Ну, это я вас с Седкой обобщаю…

Арман Вахтангович вновь берется за топорик, рубя резко, будто срывая на елке злость. Кажется, я догадываюсь, что беспокоит этого невозможного мужчину. Осторожно зарываюсь пальцами в его густые, немного отсыревшие волосы, делая легкий массаж.

– А что Седка?

– А то ты не знаешь, – бурчит Гаспарян. – Не о том она думает!

– Ты про мальчика ее, что ли? – закусываю губу, чтобы не улыбнуться.

– Мальчика, – передразнивает меня он. – Там такой лось, Зой!

– А ты откуда знаешь? Она вас уже познакомила?

Арман отбрасывает топорик и берется за подставку, суетясь в абсолютно несвойственной ему манере. Приглядываюсь к нему повнимательнее. Это что? Красные уши? Да неужели?

– Арман, – с губ слетает коварный смешок. – Ты что, за ней проследил?! Как в тот раз, да, когда мы в ресторане встречались?

– В тот раз я следил за тобой, – поняв, что я его раскрыла, Гаспарян расслабляется. И уже сам ловит мой взгляд, глядя настойчиво, не мигая, из-под томно отяжелевших век. Ох, мне знаком этот взгляд! Плотнее сжимаю бедра.

– За мной? – лепечу. – А за мной тебе зачем следить было?

– Затем! Красивая ты девка, Зой. Боюсь, уведут.

– Хорошего же ты обо мне мнения, – дую губы. Арман усмехается, вставляет-таки ствол в подставку и нарочно покачивает, дабы убедиться, что дерево надежно зафиксировано. И только потом выпрямляется, обвив рукой мою талию.

– Дело не в тебе, свиристелка.

– А в ком? – допытываюсь я, закинув руки ему на шею.

– В одном старом дураке, который не может поверить, что молодая красивая девочка всерьез на него позарилась.

Черт. Это приятно.

– Ты не старый, – шепчу, пробираясь ладошками под его джемпер.

– Точно, – кивает Арман Вахтангович, помогая стянуть его сразу вместе с футболкой. – Как там наш малыш?

– Или малышка, – душню я, и себе торопливо избавляясь от одежды.

– Бля! – восхищенно тянет Гаспарян, пожирая взглядом открывшийся вид. – Тут еще темнее стало. Поспели ягодки… – касается налитых вершинок большими пальцами, настойчиво теребит, пощипывает. Я завожусь с пол-оборота. – А тут как была доской стиральной, так и осталась. Когда уже будет животик?! Не видел бы мелкого на УЗИ, так решил бы, что тест соврал, – говоря это все, он меня хаотично целует и подталкивает к кровати, благо моя спальня от кухни-гостиной отделяется лишь декоративной перегородкой.

– Радоваться надо, что живот в глаза не бросается!

– Угу… Привет, сынок. – Арман Вахтангович прикладывает ухо к пупку, трется носом, с шумом втягивает аромат моей кожи и от удовольствия натурально закатывает глаза. Маньяк.

– Или дочка! – стою на своем, ведь у меня еще недостаточный срок, чтобы выяснить пол ребенка. Когда придет время, я хочу сделать гендер-пати. Ну и что, что мы не сможем на нее пригласить гостей! Это не повод лишать себя праздника.

– Угум, – вроде как соглашается Гаспарян. Но как-то неубедительно. Все же сына он хочет… Гляжу в потолок, пока он всячески нежит мой животик. От мысли, что я могла этого нас лишить, бросает в холодный пот. Глажу его затылок. Колючие скулы, нервно бьющуюся на виске вену… И все сильнее испытываю потребность… потребность… Толкаю его вниз. Да, вот так! Чего он только медлит?

– Арман, милый, пожалуйста…

– Что заставляешь меня делать, а? – бормочет он, впрочем, с таким энтузиазмом принимаясь за дело, что очевидным становится – возмущается он чисто для галочки. Ведь в его представлениях нормальный мужик не станет заниматься таким вот непотребством. – Вот так, да? Нравится? Этого ты хотела? – ласкает меня языком, теребит, посасывает. Я все же добилась своего, да… Теперь редко какая наша близость превращается в игру в одни ворота. В те же случаи, когда Гаспаряну не хватает терпения меня дождаться, я бесстыже довожу себя до черты сама, пока он с жадностью за тем наблюдает, или заставляю его прикончить меня ртом и пальцами.

– Да-а-а! Я почти… Почти… Арман, милый… Не-е-ет! – возмущенно ахаю, когда он взмывает вверх.

– Да, малыш. Хочу с тобой вместе, – сипит он, пристраиваясь сверху. – Ты так сладенько меня жмешь…

А мне всего и надо-то – пару резких глубоких толчков. Взрываюсь с криком, утаскивая его за собой. Дрожу я… Дрожит он! В глазах фейерверки.

– Не больно? Я, кажется, перестарался, – беспокоится, накрывая ладонью низ живота.

– Нет, мне зашло.

Арман Вахтангович вытягивается рядом. Я устраиваюсь головой у него на груди. Волосатый он, как медведь! Даже странно, что мне это нравится.

– Знаешь, я же тебя почти ненавидел, – вдруг говорит он.

– Знаю, – улыбаюсь.

– Ты так себя вела… – хмурится Гаспарян. – Я думал, что ты такая… прожженная блядь…

– Это был единственный способ обратить на себя внимание, – выпаливаю на одном дыхании.

– И то так… Правда, даже теперь я не понимаю, как тебе это удалось.

Арман Вахтангович целует меня в макушку и с нажимом проходится пятерней по спине. Трусь носом о его шерсть.

– Так что там Седкин жених? Ты не договорил, – меняю тему, не желая копаться в прошлом. Ну, было и было. Теперь-то что?

– Она собирается встречать с ним Новый год!

– О-о-о, – протягиваю я, не очень понимая, как такое взбрело Седке в голову. – А ты что?

– А я сказал, что это семейный праздник, и всяким сомнительным личностям там не место!

– А она? – улыбаюсь я.

– А она заявила, что и не собиралась привозить его домой! Представляешь?! То есть моя дочь собралась встречать Новый год хрен пойми где и хрен пойми с кем… Более того – не ночевать дома! А ей и девятнадцати нет.

– Ну-у-у. Мне девятнадцать.

– Это две большие разницы!

– Почему же? – подлавливаю его. Гаспарян запальчиво открывает рот. Но подумав, неожиданно тот захлопывает. Ах какой. Знает ведь, что неправ. Но и признать этого не может.

– Ты более взрослая, Зой. А Седа… Сама понимаешь – дите дитем. Да и не в традиции у нас вот это все до брака.

Говорить о том, что их традиции давно устарели, я не берусь. Он ведь и сам все понимает. Вряд ли же в их традиции жить на две семьи, да? А он живет. И на первый взгляд такой поступок достоин всяческого порицания и осуждения. В черно-белом мире так точно.

Я дотрагиваюсь до его щеки, провожу пальцем вдоль роста щетины. Гаспарян чуть наклоняет голову – довольный, как пёс, которого приласкали.

– Ты ведь знаешь, что она всё равно сделает по-своему? – шепчу.

– Говоришь, как Ануш!

– Тогда, может, лучше предложить им встретить Новый год у вас? Хоть поймешь, что этот Хачик собой представляет.

Он не отвечает. Только смотрит в одну точку. Упрямый. Очень эмоциональный. Тёплый. Родной. Мой. Если Седка испытывает к своему парню хоть толику тех чувств, что я испытываю к ее отцу, запрещать ей что-то – глупо.

– А ты что о нем думаешь? – бурчит Арман Вахтангович, скосив на меня взгляд.

– Да я его и не знаю толком.

– Ага, расскажи…

– Нет, серьезно! Они же друг от друга не отлипают. Мы и не пересекаемся почти. То я занята, то у Седки нет времени.

– Ну, ты от нее все же не отдаляйся. Когда она с тобой, мне спокойнее.

– Давно ли? – возмущаюсь я, садясь по-турецки и подпирая бока. Гаспарян нагло ржет. – Ты ужасный сноб, ясно?! Так от меня свой нос воротил… А теперь только посмотри!

Арман Вахтангович ловит меня за щиколотку и притягивает за ногу к себе.

– Не злись. Я уже поплатился за свое к тебе отношение.

– Да неужели?

– Ага. Видишь, ножки тебе целую… Кто бы мог подумать, а, Зойка? Что меня на соплюхе из неблагополучной семьи заклинит?

– Ну, спасибо! – рявкаю я, вырываясь. Но Гаспарян не дает уйти. Прикусывает косточку на большом пальце, облизывает…

– Сама же знаешь, что именно так это и выглядит. Мне надо было соврать?

Знаю! Но все равно обидно. Упрямо молчу, тогда он просто меняет тему:

– А ты как думаешь праздник встретить?

– Тут.

– Одна?

– Почему нет?

– А Генка? Дети?

– Генка наверняка с друзьями договорился. А мелкие встретят с матерью.

– Не дело это, Зой. Вам бы всем вместе держаться.

– Не хочу я в ту развалюху возвращаться!

– Ладно-ладно, не волнуйся. Чего разошлась?

А того, что он наступил на больную мозоль. Решив сохранить ребенка, я стала все чаще задумываться о том, какая семья у него будет. Приходящий отец. Бабка-пьяница, но зато отличные дядьки и умница-тетя. И да, тут очень важно не потерять эту связь. Но как ее поддерживать с учетом того, что мать и не думает меняться – я не имею ни малейшего представления.

– Черт, как время быстро бежит! – вдруг вскидывается Гаспарян, сверившись с часами. – Я в душ…

– Давай. Ничего, если я заеду твоих поздравить?

Арман Вахтангович морщится. Мы вместе уже несколько месяцев, а он так и не решил, как относиться к тому, что я вхожа в их с Ануш дом… Все ему кажется предательством. Хотя я не позволяю себе ровным счетом ничего лишнего.

– Да заходи, – пожимает плечами он. А сам опять на мой живот косится… М-да, а что будет, когда тот невозможно уже будет скрыть?