Текст книги "Раз и навсегда (СИ)"
Автор книги: Юлия Резник
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)
Глава 17
Спала я беспокойно и чутко. Удивительное дело – у меня пропала чувствительность в левой части тела, но некоторые органы чувств, напротив, будто выкрутили на максимум. Мне казалось, я слышу каждую снежинку, касающуюся окна, малейшее движение воздуха. Так что неизбежно услышала и шаги. А потом ноздри защекотал аромат кофе. Затаив дыхание, я открыла глаза и медленно обернулась.
На пороге с изящным серебряным подносом в руках стоял Адиль.
– Привет, – улыбнулся он. В ответ и мои губы неестественно растянулись. Я приглашающе взмахнула рукой: заходи.
– Хотелось тебя порадовать, – смутился мой мальчик. – Не придумал ничего лучше.
Я отчаянно затрясла головой, давая понять, что его план удался. Ведь я на самом деле ужасно обрадовалась его приходу. Единственное, что меня смущало – мой внешний вид. Пальцы здоровой руки беспокойно пробежали по голове. Думаю, Адиль понял, что меня так сильно смутило.
– Хочешь, я провожу тебя в ванную? – спросил он без тени неловкости, будто это было нормально. Вот что значит – тонко чувствующий мужчина. Я закусила губу, разрываясь между двумя противоположными желаниями – согласиться и отказаться. Потому как… Серьезно, мне и в страшном сне не приснилось бы, что я могу стать обузой для своих сыновей. Тем более в таком молодом возрасте.
– Давай, мам. Сиделка придет только через час.
– Откуда ты знаешь? – спросила я, путая звуки.
– Отец сказал.
При упоминании Байсарова улыбка стекла с моего лица прежде, чем я успела себя проконтролировать.
– Ясно. Дай руку. И пододвинь, пожалуйста, ходунки.
Адиль молча выполнил просьбу, легко приобняв меня за плечи, словно я была его младшей сестрой, а не матерью.
– Он очень о тебе переживает. Мы все, – поморщился Адиль, пока я пыталась принять вертикальное положение.
– Я знаю, сынок. Вы у меня замечательные.
– Не спит. Бродит ночами по дому… Может, зря вы…
– Что? – напряглась я.
– Развелись. Он…
– Собирается жениться. Все. Давай не будем, хорошо? Не хочу тратить наше время на бессмысленные разговоры. Лучше расскажи, как ты пережил историю с Адамом? И в целом…
Мы как раз дошли до ванной. Адиль деликатно подвел меня к унитазу.
– Спасибо. Дальше я справлюсь. Просто пододвинь ходунки.
Сын выполнил мою просьбу. Но уходить не спешил.
– Что? – спросила я.
– Знаешь, ты очень красивая. Даже сейчас. Как голливудская дива.
Адиль широко улыбнулся. Так по-настоящему и знакомо, что у меня дрогнуло что-то внутри. Бедные девочки. Ох, сколько сердец разобьет этот паршивец! Ведь даже я прониклась!
– А какая у меня прическа! – подхватила с иронией. – Просто отпад.
– Вот ты смеешься, а одна моя знакомая, чтобы добиться такого эффекта, отдала полторы тыщи баксов какому-то крутому Нью-Йоркскому стилисту.
От души рассмеявшись, я поймала себя на том, что мой смех остался прежним…
– Иди уже!
– Ага. Точно справишься?
Я кивнула. Когда сыновья были рядом, мне все было нипочем. Они – моя сила, они – моя радость. Они – мое все.
Положительные эмоции облегчили утреннюю рутину. Да, это все еще было нелегко, под конец я полностью обессилела, но меня здорово поддерживала мысль о том, что с каждым разом это все будет даваться мне легче.
Когда я постучала в дверь, давая понять, что справилась с гигиеническими процедурами, встретил меня Адам.
– Привет. У тебя тут с утра целое паломничество, – криво усмехнулся он, отводя взгляд. Что он скрывал? То, что брезгует мной такой? Если так – ничего страшного! Хуже, если он пытался утаить поселившуюся в душе боль. Или страх… Или… что там еще? Черт! Мне нужно было узнать, что с ним случилось в плену. Но как, если никто не хотел со мной это обсуждать?
Не зная, как быть, я вытянула шею, чтобы рассмотреть происходящее за спиной Адама. Адиль стоял у окна, копаясь в телефоне. Алишер сидел на моей постели, сжимая в руке чашку кофе. Еще одна стояла здесь же, на тумбочке. Я закусила губу, глупо хихикнув. Любые сложности в моей жизни стоили этих трех чашек кофе, которые мои сыновья, не сговариваясь, принесли, желая обо мне позаботиться.
– Я что-то пропустила? Где-то неподалеку открылась кофейня?
– Ага. Только для своих, – фыркнул Алишер.
Адам забрал у меня ходунки, аккуратно поставив за тумбочкой.
– У нас акция – к каждой чашке бесплатная доставка обнимашек. Не упустите момент, – вставил Адиль и, проорав боевой клич, принялся меня тискать. К нему тут же присоединился и младший. Я захохотала… И даже Адам не остался в стороне от всеобщего веселья, пощекотав мне пятку.
К сожалению, нашу идиллию нарушило неожиданное появление матери.
– Аллах! Что здесь у вас происходит! Амина… Мальчики! Вы что вытворяете?
Я нахмурилась. Сыновья вытянулись по струнке. В этот момент я, пожалуй, впервые пожалела о том, что воспитывала в них безусловное уважение к старшим.
– Веселимся, – пожала плечами я.
– Зайду попозже, – бросил Адиль. Учитывая, сколько ему досталось от моих родственничков, было ничуть не удивительно, что он сбежал первым. Увлечение сына кино не понравилось не только Байсарову. Помню, было время, когда едва ли не каждый в нашей большой семье считал своим долгом покритиковать его жизненный выбор. В конечном счете нам удалось его отстоять. Но что, если мне нужно было стараться больше?
– Да, мне тоже пора в универ, – нахмурился Адам.
– И у меня… дела, – вскочил Алишер. – Забегу ближе к обеду.
Меня окатило волной разочарования. Начало дня было таким многообещающим, а тут… Стиснув зубы, я откинулась на подушки.
– Разве врач не говорил, что тебе надо себя беречь?
– Я берегу.
– Ага. Я видела! Это очень безответственно, дочь. Если с тобой что-то вдруг случится…
Я едва удержалась от того, чтобы не напомнить матери о том, что они с отцом от меня отреклись. Пришлось призвать на помощь все свое благородство и терпимость, чтобы отделаться нейтральным:
– Ну что ты придумываешь? Худшее позади.
– Если тебе не грозит смерть, это еще не означает, что жизнь наладилась!
Одна моя бровь точно поползла вверх. Не знаю, что там другая.
– На что ты намекаешь?
– А ты не понимаешь?!
– Нет, – искренне ответила я.
– Может, и впрямь твои мозги пострадали больше, чем кажется, – заохала мама. – Сама подумай. Кто стал нашей единственной опорой, когда ты выкинула этот фокус с разводом?
– А можно без этих ребусов? – возмутилась я. Переполняющие эмоции делали мою речь абсолютно неразборчивой. Но маму это как будто и не смущало.
– Мы рассчитывали на поддержку Фаттаха. А теперь что?! Одна моя дочь в разводе. Вторая – вдова, зависящая целиком и полностью от воли человека, которого ты… ты, Амина, опозорила на весь мир…
– Как – вдова? – ахнула я.
– Вот так! У Фаттаха случился сердечный приступ. Спасти его не удалось. Ты разве не знала? – вдруг осеклась мать, увидев, как вытянулось мое лицо.
– Он умер?!
– А тебе не сказали?
– Нет!
– Ну… Это и неважно, наверное. С чего бы перед тобой теперь кому-то отчитываться? Я вообще удивлена, что Вахид взялся тебе помогать после того, что ты выкинула. Вот уж где истинное благородство.
Говорить о том, что для развода у меня были все причины, было абсолютно бесполезно. Мама никогда бы этого не поняла. И не приняла бы моих аргументов. Потому что для нее брак был священен, а честь семьи была гораздо важнее чувства собственного достоинства. Только я не хотела быть частью этой системы, где я сама по себе ничего не значила. Где я была натурально пустым местом…
От обиды защипало глаза. Картинка размылась. Отчаянно моргая, я видела, как мама сидит на краю стула, как ее пальцы судорожно теребят ремешок на сумке. Слышала, как от едва контролируемого страха за собственную шкуру дрожит ее голос. И медленно примирялась с осознанием, что я больше не могу оглядываться на их чувства. Потому что им плевать на мои. Я не обязана сражаться. Ни за их принятие, ни за их любовь. Хотя бы потому, что во мне больше не было страха, знакомого каждой нашей женщине – страха остаться без покровительства. Я неплохо справлялась одна.
– Чего ты хочешь, мам? Что мне нужно сделать?
– Ясное дело – ты должна помириться с мужем.
– Насколько я знаю, он помолвлен с другой.
– Глупости. Разговоры об этом шли, еще когда вы были женаты. Никто не помешает ему взять вторую жену.
Я замерла. Естественно, в нашей стране официально было запрещено многоженство. Но в республике ни для кого не было секретом, как живут сильные этого мира, для которых закон не писан. Все всё знали, все всё понимали, все… молчали. Я тоже. И, что удивительно, никогда не примеряла эту ситуацию на себя. Даже мысли не допускала, что Вахид мог бы обзавестись второй женой, пока мы были в браке. Выходит, зря? Он вел какие-то переговоры у меня за спиной? Что-то планировал… О чем это говорит? Разве не о том, что помимо секса ему не хватало чего-то большего? Например, он хотел дочь, а я… тайком пила таблетки.
На несколько долгих секунд комната будто обесцветилась. Слова матери повисли в воздухе – тяжелые, липкие, неприятные.
«Нет, – попыталась успокоить себя. – Это просто мамины домыслы. Её излюбленная тактика – бить по самым больным местам". А даже если ее догадки верны – я ни в чем не виновата!
Только вот сердце предательски сжалось. Ведь если бы это было полным бредом, я бы почувствовала это сразу. А сейчас… Моя интуиция молчала. И объяснялось это, наверное, тем, что я больше не доверяла. Ни ему, ни себе, ни тому, во что когда-либо верила. Все было неправдой. Вся моя жизнь.
– Ну откуда ты это взяла?!
– Оттуда. Хасан давно хотел породниться с Байсаровыми. А Вахиду это было лишь на руку.
– А как же я? – спросила растерянно, будто вновь превратившись в глупенькую ранимую девочку, не нюхавшую этой жизни.
– А ты не стенка, родная, подвинешься.
Я отвела глаза, не желая, чтобы кто-то видел мои эмоции. Даже мама. Особенно, блин, она.
– В общем, я к чему веду? Не глупи! Раз Вахид решил тебя пожалеть – значит, он к тебе неравнодушен. Попытайся вымолить у него прощения. Может, он вернет к тебе расположение хотя бы со временем. Сейчас-то ты вряд ли сможешь привлечь его внимание. Ну, ты понимаешь…
Мать окинула меня виноватым взглядом, будто ей было неловко от того, что пришлось озвучить такую неказистую правду. И почему-то эти слова ударили больнее всего. Может, дело было в привычке… Ведь когда-то я действительно жила так, словно мое место в жизни зависело от чьего-то признания. Но теперь даже это было неважным.
– Что-то я устала, мам. Мне нужно отдохнуть.
Мама сжала губы в тонкую линию.
– Как знаешь, – бросила холодно. – Но потом не жалуйся. И к нам не приходи. Я сама не знаю, как мы будем теперь выживать!
Она поднялась, поправила сумку на плече и вышла, хлопнув дверью чуть громче, чем нужно было. Я осталась одна. С мыслями, которые липли к сердцу, как окровавленные бинты. И почему-то с ужасным ощущением пустоты внутри. Как будто вся сила, что ещё оставалась, утекла вместе с ее уходом.
Когда дверь в спальню открылась в следующий раз, я едва подавила порыв накрыться с головой одеялом.
– Доброе утро, Амина Аслановна. Я ваша сиделка – Марья Витальевна. Как спалось? Как настроение?
Я лишь пожала плечами, не найдя в себе сил заговорить. Мне не хотелось никого видеть. Не хотелось никому улыбаться, демонстрируя энтузиазм, которого во мне не было. Я вообще не видела смысла в этой игре.
Марья Витальевна, судя по голосу, не обиделась.
– Ну, ничего, – продолжила она весело. – Будем знакомиться постепенно. Я девушка терпеливая.
Стукнули подносы, зашуршали упаковки с лекарствами. Сиделка явно обживалась. Я повернулась к стене, натягивая одеяло до подбородка. Хотела просто исчезнуть, не стать. Пусть даже на пару часов.
– У нас сегодня по плану зарядочка, – слышала я сквозь полудрему. – Будет нелегко, но что делать, правда? Красота требует жертв.
Я усмехнулась. Какая уж тут красота... Пришлось даже себе напомнить, для чего это все на самом деле. Не для красоты – это правда. Не для матери или Вахида. Для себя. Чтобы подняться. Со дна. На ноги… И вернуться к жизни – своей, а не навязанной. И с этой упрямой мыслью я, наконец, позволила себе расслабиться и уснуть – пусть всего на час.
Глава 18
Сложнее всего мне давались уроки по восстановлению речи. Они мне напоминали долгую прогулку по зыбкому болоту: сделаешь шаг – и вязнешь. Хотя, казалось бы, ничего сложного от меня не требовалось.
– Повторяйте за мной, – мягко наставляла меня Марья Витальевна, усаживаясь напротив. Она говорила медленно, отчётливо, будто отделяя ножом каждую букву. А я пыталась повторить.
Сначала – отдельные звуки. «А», «О», «И», «Э». Казалось бы, пустяки. Но губы не слушались, язык спотыкался о собственную беспомощность. Иногда требовалось несколько минут, чтобы выдавить из себя один-единственный звук правильно. Иногда хотелось разбить зеркало о стену – чтобы не видеть, во что я превратилась. Но я держалась. И постепенно мы начали переходить к простым словам. «Сын», «дом», «кофе», «мама». Тёплым, близким, знакомым словам, которые вдруг стали для меня невообразимым препятствием.
– Не спешите, – говорила Марья Витальевна. – Вы не виноваты. Мозгу нужно время вспомнить, как это делается.
И мы снова шли по кругу. Звук – слог – слово. А когда я уставала, делали упражнения на дыхание.
– Воздух – это ваша сила, – объяснялось мне. – Без дыхания речи не будет.
Я дышала. Считала про себя до пяти. Задерживала воздух. Медленно выдыхала. И всё это время чувствовала себя как новорожденный ребёнок, который только осваивает базовые навыки. Иногда это выходило смешно, иногда неловко. Иногда хотелось зареветь от бессилия. Но каждый раз, когда я всё-таки выговаривала новое слово, пусть кривое, пусть с запинкой, где-то внутри вспыхивал крошечный огонёк. Тёплый, яркий, радостный: я смогла. И это «смогла» было дороже всех похвал.
– Молодец, Амина. Вы делаете большие успехи.
– Благодаря вам, – заметила я.
– Ну, хоть кто-то это отметил! – засмеялась Марья Витальевна. Я недоуменно приподняла брови – кто-то? Она пояснила: – Ваш муж все заслуги приписывает вам. И это, конечно, во многом правда, но не полностью.
– Ваха? – переспросила я, не скрывая удивления.
– Да. Вам очень с ним повезло. Он так о вас переживает!
– Серьезно?
Если мой вопрос и показался сиделке странным, учитывая, что она пребывала в уверенности, будто мы с Байсаровым пара, она не стала этого демонстрировать.
– Каждый раз спрашивает, как вы. Если сам не подслушивает из-за двери.
– Подслушивает?! – вскрикнула я, сжимаясь от стыда.
– Ага. Вы не знали? Это так мило.
«Что мило?! Что?! Это кошмарно. Это… унизительно!» – мелькнуло в голове. Но эту неприятную поспешную мысль вдруг вытеснила другая. – «Какого черта?! Я молодец! Делаю успехи. А то, как это выглядит со стороны… Да пошло оно все!»
Правда, желание выцарапать Вахе глаза после этого никуда не делось. И когда он вошел в приоткрытую дверь, я едва удержалась от того, чтобы на него не броситься.
– Оставлю вас, – суетливо пробормотала Марья Витальевна.
– Спасибо, – поблагодарил Вахид, не сводя с меня внимательного взгляда.
Я упрямо дернула подбородком.
– Что?
– Ты не мог бы перестать вторгаться в мое личное пространство? – потребовала я, поджав губы.
– Нет.
– Что?
– Не мог бы, – повторил спокойно. – Ты не чужой мне человек. Я переживаю.
Опять двадцать пять!
– Чужой! Мы развелись.
– Думал, так будет лучше. Меньше для тебя рисков. А сейчас понимаю, что ни хрена. Глупо вышло.
Огорошив меня таким признанием, Вахид пересек комнату и уселся рядом со мной в кресло.
– Тебе не кажется это глупым?
– Что именно?
– Врать мне сейчас. Оправдываться, утверждая, будто действовал в моих интересах…
– Я не вру.
Ну, просто уникальный в своем бараньем упрямстве и непогрешимой вере в себя человек! До смешного.
– Думаешь, я не знаю, что ты хотел взять Лейлу второй женой? Или что мой уход был тебе только на руку?
Ваха сощурился, обуздывая раздражение. Почесал ладонью опять густо заросшую щеку, откинулся на спинку и вдруг совершенно расслабленно фыркнул:
– Не хотел я никого брать. Хасан на это намекал, да… Но пока меня не прижало, об этом не шло и речи.
Значит, мама все напутала? Или намеренно ввела меня в заблуждение? Нет, скорее у нее реально не было доподлинной информации, а сплетни всегда искажают суть.
– Второй женой, – усмехнулся. – Мы что, блядь, в средневековье?
Он выглядел таким искренне возмущенным, что мои губы дрогнули. Да, мы не в средневековье. Но традиции нашего народа кое в чем недалеко оттуда ушли. И многим из этих традиций Вахид, каким бы современным и прогрессивным он не хотел показаться, беспрекословно следовал, вероятно, сам того не подозревая.
– До меня дошли такие разговоры, – смутилась я, из-за чего моя речь стала абсолютно неразборчивой.
– Ну да. Ты любишь собирать сплетни. Кто бы мог подумать…
– Я?!
– Ну, а с чего эти разговоры по поводу измен? Не столько уж в моей жизни было баб, как ты это преподносишь.
Вахид взял спички для розжига камина, достал одну и зачем-то поджёг. Я растерянно хлопнула глазами, не зная, что ему ответить. И вообще не уверенная, что в этом есть хоть какой-то смысл. Потому что я… просто перегорела, как эта спичка.
– Ты приходил пропахший чужими духами, про чужую помаду на рубашках – вообще молчу. Меня так бесило ее отстирывать… Знал бы ты, как бесило, – грустно усмехнулась я, глядя в потолок, под который взвилась тонкая струйка дыма.
Вахид закусил щеку. Он так явно был недоволен. Но что-то подсказывало – не мной. И не моим ответом. А тем, что допускал такие косяки? Скорее всего, да. Возможно, он не хотел для меня боли, действительно отделяя ту часть своей жизни от семьи. Возможно, даже стремясь меня от нее уберечь. Заботясь вот так по-своему странно.
– А почему молчала?
Я подняла на него взгляд. Долгий, тяжелый. Честный. В конце концов, когда нечего больше терять, и делить нечего, правда не так уж страшна.
– Потому что очень сильно тебя любила, – сказала я. Губы дрогнули. Голос сорвался. Из-за серьезных проблем с дикцией мои слова прозвучали скорее… смешно. Но он не смеялся. И я продолжила:
– Потому что боялась потерять хоть то малое, что оставалось между нами. Потому что думала: если промолчу – сохраню семью.
Даже под бородой можно было рассмотреть, как на его щеке дернулся нерв. Как вспухли желваки, как поджались губы, сдерживая вертящиеся на языке слова. Возможно, слишком резкие и нетерпимые. И черт бы с ними, казалось. Я ни о чем не жалела. Это следовало сказать. Не из упрека. И не в попытке надавить на жалость. А просто потому, что пришло время быть честной.
– Дерьмо это все! – все-таки не сдержался он.
– Почему?
– Да потому что! Если бы мне изменила ты, я бы свернул тебе шею, ясно?! Убил бы собственными руками.
– Потому что я женщина, – пожала плечами я. – Это так несправедливо.
– При чем здесь несправедливость? – все сильнее заводился Байсаров.
– При том, что мужчинам позволено делать все. А женщинам – нет. Сам же говоришь – убил бы.
– Потому что любил! Если любишь – никогда не смиришься с другими. Это, блядь, ненормально!
– Ненормально, что косячил ты, а виноватой оказалась я.
Вахид подхватился с кресла. Сцепив зубы, прошелся по комнате, то и дело останавливаясь, чтобы задержаться на мне взглядом. В его глазах было что-то совершенно мне незнакомое. Не гнев. Не упрек. Не равнодушие. Что-то другое. Может, попытка меня понять?
– Слушай, Ваха. В этих разговорах нет никакого смысла.
– Почему? Я лично узнаю для себя много нового. Тут есть над чем подумать.
Он старался. Очень. Я это видела. Обуздать себя. Собственный голос. И претензии, чтобы услышать мои. Уже не претензии даже. А банально – мое видение. То, как это все складывалось для меня. То, как я это проживала и чувствовала. И это было по-настоящему ново. Вахид глотал мои слова. Давился ими, да, но не пытался остановить. Пожалуй, впервые в жизни я чувствовала, что могу говорить как есть, и беззастенчиво пользовалась этим.
– Послушай, я больше не держу на тебя зла. Мы были очень молоды. Я могу понять, что тебя несколько… ослепили свобода, деньги, возможности, которые они давали, и доступные женщины. А дальше это вошло в привычку. Наверное, в той ситуации не могло быть иначе. И ты прав… Я тоже виновата – не надо было молчать. Но что толку об этом думать? Я не хочу постоянно оглядываться на прошлое.
– А что хочешь?
– Для начала поправиться. И строить свою новую жизнь. Я правда благодарна за то, что ты не бросил меня в трудную минуту, но… Знаешь, мне хочется съехать. Мальчики завтра разлетаются. И сразу после…
– Нет.
– Что нет? – опешила я.
– Ты никуда не поедешь.
– Ну вот, – вздохнула я, поймав себя на мысли, что едва не поверила, будто он реально мог измениться. – Нормально же говорили. Почему ты опять на меня давишь?
– Потому что ввиду, так сказать, вновь открывшихся обстоятельств, считаю, что мы поспешили с разводом.
– Серьезно? – у меня натурально глаза полезли на лоб. – Я готовилась к нему несколько лет, Вахид.
– Вот именно. И я не понимаю, как это метчится с твоими разговорами о любви.
– Наверное, к тому моменту ее просто не стало? – мой голос дрогнул. В носу предательски закололо.
– Чтобы в этом убедиться, потребуется время. Поэтому нам не стоит спешить.
– Бред какой-то. Ты женишься! – я выложила на стол свой последний козырь.
– У тебя кто-то был?
– Ты спятил?! При чем здесь я? Вахид, ну почему ты каждый раз переводишь стрелки?! Пытаешься разобраться с последствиями, но напрочь игнорируешь их причину…
– Мне нужно знать. Да. Нет. С этим твоим… С кем ты любезничаешь ночами. Ты с ним спала? Он трогал тебя?
– Зачем тебе это?
– Затем! Я готов побороться за нашу семью. Но только при условии, что у тебя никого после меня не было.
Я закусила губу, глядя на него… едва ли не с надеждой, господи! Это было так заманчиво – просто сказать, как есть. Правда еще никогда не была такой легкой. Но… Что-то не давало. Вероятно, та самая гордость, которая не позволила мне и дальше оставаться с мужчиной, который разменял наш брак непонятно на что.
– Нет.
– Не было?
– Нет, я не буду отвечать на твой вопрос. Потому что после всего, Вахид, ты утратил на него право.
– Я готов разорвать помолвку с Лейлой.
Байсаров азартно поднимал ставки до небес, искренне не понимая, что я не блефую. Я же осознала, что перестану себя уважать, если так легко сдамся.
– Ты не в том положении, чтобы ставить мне условия.
– А ты, значит, почувствовала, что в том? Может, ты для этого и разыгрываешь весь этот спектакль? В надежде меня прогнуть?
– Нет. Как раз наоборот. Я впервые в жизни вообще не играю.
– Ты все усложняешь.
– Для тебя? Может быть. Но я столько лет стремилась к тому, чтобы сделать твою жизнь комфортной, что имею на это право.
– Я тебя никуда не отпущу, даже если мы с Лейлой поженимся. Хочешь остаться в моем доме на правах наложницы?
– Хочу, чтобы ты перестал на меня давить. Потому что чем больше ты на меня давишь, тем я сильнее утверждаюсь в мысли, что правильно поступила, сбежав от тебя на край света.
– Посмотрим.
– Я никогда больше не соглашусь на роль безмолвной тени.
– Ты сама, блядь, ее выбрала!
– Да, наверное, – не могла не признать я. – Так привыкла, что никто меня не выбирает, что даже сама себя выбирать перестала. Но это в прошлом. Сейчас я совсем другая. Извини, я очень устала…
От такого долгого диалога, требующего от меня совершенно нечеловеческих каких-то усилий, я и впрямь быстро ослабела. Но все-таки оно того стоило. Большую часть нашего разговора мы действительно неплохо справлялись с эмоциями. Они взяли верх лишь в конце. И лишь у Байсарова. Я могла собой гордиться.
– Мы можем пожениться снова и забыть обо всем, что было. Но только если ты поклянешься…
– Ты повторяешься, Ваха. И заставляешь повторяться меня.
– Значит, ты легла под эту… рыжую моль? И как? Понравилось?
– Я этого не говорила. Ты сам додумал то, чего нет. Видно, в силу своей распущенности.
Байсаров поиграл челюстью. Крутанулся на пятках и вышел прочь из моей комнаты, напоследок приложив дверью.
