Текст книги "Раз и навсегда (СИ)"
Автор книги: Юлия Резник
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)
Раз и навсегда
Глава 1
Меня разбудили знакомые руки – уверенные, решительные, такие же, как он сам. Утягивающие за собой к животу шелк ночной сорочки. Ткань сдалась под настойчивым натиском пальцев мужа. Спину оцарапали жесткие волосы, в обилии покрывающие его грудь. Все это было знакомо до мельчайших деталей, но как никогда мучительно.
Я поймала себя на том, что, затаив дыхание, жду… Что все обойдется? Или, напротив, продолжится? Внутри меня обострился давно замятый конфликт: желание оттолкнуть и неистовое подсознательное влечение, которому я ненавидела подчиняться.
– Разбудил? – шепнул Вахид, прикусывая мне ушко.
Я промолчала. Он и не ждал ответа. Одной рукой оглаживая мой живот, а другой – перекатывая между пальцев послушно вытянувшийся сосок, муж наслаждался моим беспрекословным подчинением. Заставляя тело предательски откликаться, выдавая все то, в чем мне и сейчас было сложно себе признаваться.
Может, как раз это и делало этот раз настолько для меня сложным? За двадцать лет брака я привыкла ко многому. Казалось бы, что изменит еще один раз? Но сегодня все было иначе и ощущалось гораздо-гораздо острее. Не было сил терпеть. А нужно было – больше, чем когда-либо.
– Я уже тебя не ждала, – выдохнула я, с трудом узнавая свой голос.
– Напрасно, – отозвался Вахид с ленивой уверенностью в голосе. – Жена всегда должна ждать своего мужа.
Его дыхание – раскаленное, как солнечная корона – коснулось затылка, отправляя в забег по моему телу полчища мурашек. Дрожь сковала, как в первый раз, разгоняя по венам щенячий, абсолютно неуместный восторг от мысли, что он пришел ко мне. Что он, несмотря ни на что, меня хочет. И за это чувство, за это униженное полурабское ликование я ненавидела себя сильнее всего в этой жизни.
– Алишер обрадуется, что ты нашел время проводить его в колледж, – выдавила я, цепляясь за остатки достоинства.
– Это упрек, что мне не хватает времени на семью? – голос Вахида был тихим, но его и не нужно было повышать – я слишком хорошо знала мужа, чтобы вообще без слов считывать его недовольство.
Концентрироваться на разговоре было все сложнее, ведь пальцы Байсарова уже вовсю наглаживали меня между ног. Властно, грубо, будто каждым этим касанием оставляя на мне печати. Я зажмурилась, вгрызаясь зубами в подушку, чтобы не закричать – от бессилия, от боли, от мерзкого осознания, что даже сейчас я его хочу. Хочу, а не просто позволяю, потому что иногда проще сдаться, чем оказывать сопротивление.
– Амина! – Вахид зажал между пальцев мой налившийся клитор.
– Что ты, муж мой. Какие претензии? – я изобразила покорность и замерла в ожидании – поверит, нет?
– Вот и славно. Вы для меня всегда на первом месте. Ты же знаешь.
Он больше не хотел слов. Они мешали. Байсаров бесцеремонно перевернул меня на живот и навис сверху, прижимаясь так крепко, будто хотел заставить меня забыть, кто я есть без него. И я снова позволила. Потому что не могла рисковать. Перетерпеть нужно было один только раз. Я надеялась, что один. И что перетерпеть. Иногда Вахид забивал на мое удовольствие, не требуя отдачи. Не заставляя меня кончать во что бы то ни стало.
– Давай, Амина. Давай, девочка…
Но сегодня было иначе. Он шлепнул меня ниже поясницы. Я взорвалась, яростно сжимая его беснующуюся во мне плоть и распутно виляя задницей. Вихид догнал меня тут же, со стоном разрядившись глубоко-глубоко внутри. В такие моменты мне становилось особенно за себя стыдно. И брезгливо, и откровенно страшно. Чтобы притупить этот страх, я вновь и вновь про себя повторяла, что он осторожен, когда ходит на сторону. Что он использует презерватив хотя бы со своими шлюхами. Даже если со мной он этим не утруждался.
– Эй, ты куда это? – в голосе Вахида появился едва заметный акцент, который вырывался наружу лишь в моменты крайней расслабленности. Он упрямо продолжал разговаривать со мной на русском, будто боялся, что в родной речи проявится что-то истинное и непритворное.
– В душ. Ты меня испачкал.
– В кровать вернись. Не такая уж ты и грязная. Сходишь утром. И вообще нам пора подумать о дочке. Я на днях к Джабраиловым заезжал. Хорошо у них. Полный дом детей.
Меня окатило волной паники. Леденящей, как утренний снег под босыми ногами. Чтобы не провалиться под этот наст с головой, я напомнила себе, что уже завтра его слова перестанут иметь значение. Я просто должна продержаться. И я держалась, даже когда его семя стало вытекать на простыни, и на них же остывать, неприятно холодя кожу.
– Как Адам? – спросила только, беспокоясь о своем старшем мальчике. – Справляется с поручениями?
– Конечно. Это же мой сын.
– Наш сын, Вахид. И ему всего восемнадцать.
– Он толковый парень. Спи. Завтра рано вставать.
Закинув на меня ногу, Байсаров поудобнее устроился на подушке и накрыл рукой тяжелую после трех-то беременностей грудь. Дочку он захотел… Я втянула щеки, чтобы не потревожить Вахида всхлипом. После трех погодков, первого из которых я родила в восемнадцать, мысль о беременности вселяла в меня в самый настоящий животный ужас. Но с тех пор, как сыновья выросли, Вахид все чаще стал затрагивать эту тему, давя на чувство долга и прочую чушь, которую нашим девочкам вбивают в голову с детства.
Я же не могла себе позволить обзавестись еще одним якорем. Своими руками вручить мужу еще одно средство давления. Вот почему мне пришлось ускориться с претворением своего плана в жизнь. Я слишком рисковала, принимая противозачаточные тайком от Вахида. Если бы правда вскрылась… Даже не знаю, чем бы она для нас всех обернулась.
Вахид всхрапнул. Я осторожно пошевелилась – он не проснулся. Тогда, осмелев, я выскользнула из его рук и все же напаривалась в ванную, чтобы смыть с себя случившееся и отвлечься от собственных страхов, накативших совершенно не вовремя в момент, когда от меня требовались все мое мужество и вся моя воля, чтобы все не испортить.
Я помылась. Взяла полотенце и, поймав свое отражение в зеркале, не спеша подошла поближе. Из зазеркалья на меня смотрела темноволосая неплохо сохранившаяся женщина тридцати семи лет. Наверное, я могла назвать себя симпатичной. Даже сейчас, когда я… не сказать, что махнула на себя рукой, просто в какой-то момент перестала лезть вон из кожи, чтобы выжать из своих данных максимум. Случилось это, когда я, наконец, поняла, что Байсаров гулял не потому, что те его женщины были красивее, а… Почему? Я долго над этим думала. И, как и миллионы дурочек по всему миру, копалась в себе, с лупой выискивая изъяны. Правда же оказалась такой незамысловато-банальной, что даже удивительно, почему мне понадобилось столько времени, чтобы до нее докопаться. Мой муж просто был кобелем. Брал то, что ему было можно взять, по праву того, что он долбаный мужчина!
Отгоняя от себя разрушительные эмоции, я оделась – быстро, на автомате, словно пряча под одеждами не только тело, но и крамольные мысли. Холод ткани не спасал от внутреннего зуда – навязчивого и липкого, как воспоминание, от которого не отмыться. Вернулась в кровать. Раз уж муж решил сегодня разделить со мной спальню, отступать было некуда. Это стало частью игры, в которую мне больше не хотелось играть, но из которой я пока не могла выйти.
Уснуть я даже не надеялась. Но сон пришел на удивление быстро. Тяжелый, вязкий, оставивший после себя голову тяжелой.
По привычке встала я раньше всех. В нашем лондонском доме не было постоянного повара, поэтому приготовление завтрака входило в мои обязанности. Я достала замешанное с вечера тесто, раскатала лепешки, когда на лестнице раздались легкие стремительные шаги. Видно, Алишеру – нашему младшему, тоже не спалось перед отправкой в колледж. Шестнадцать лет парню. Но мне казалось, что я буквально вчера носила его на руках, а едва научившиеся ходить Адам с Адилем цеплялись за мою длинную юбку…
С одной стороны, было так жаль, что мои мальчики, мои сыночки так быстро выросли. С другой, Аллах, как я подгоняла время! Казалось, этот момент никогда не настанет. Момент, когда я освобожусь. От долга, от оков, от унижения и от боли.
– Привет, ма… – буркнул Алишер, целуя меня в лоб. В груди защемило. Все же младший сын был так похож на отца! В Адаме наши с Вахидом черты перемешались. Адиль и вовсе пошел в меня, а Алишер, да, Алишер был стопроцентным Байсаровым.
– Доброе утро. Кофе?
– Давай. А что у нас на завтрак?
– Чуду, – я пожала плечами.
– Только ты не разворачивайся, как всегда, ага? Нас ждут к десяти. Опаздывать нельзя. Абсолютли, – хулигански поиграв бровями, Алишер перешел на английский.
– Присядь. Не торопись. Тебя теперь оттуда нескоро выпустят.
Пансион был закрытым, так что дети могли встречаться с родителями от силы несколько раз в семестр. Студентам даже телефоны выдавали всего на пару часов в день.
– А ты когда домой возвращаешься?
– Правильнее сказать – мы.
– Папа все же вырвался? – изумился Алишер.
– Угу. Спит. Устал в дороге.
– Я говорил, что провожать меня необязательно. А вы как на войну!
Я улыбнулась. У меня были свои причины посетить туманный Альбион. Да и если бы их не было, я бы все равно приехала поддержать сына в такой момент.
Вернувшись к плите за туркой, я налила Алишеру кофе и, поставив чашку на стол, тихонько его окликнула:
– Сынок…
– М-м-м? – протянул тот, не отрывая глаз от экрана последней модели айфона.
– Я тебя очень люблю.
Подействовало. Малыш, который был уже как минимум на голову выше матери, все же поднял взгляд.
– Я тебя тоже, – белозубо заулыбался он.
– И ничего не изменится, что бы там ни случилось. Слышишь?
– Ма-а-ам… Ты заболела, да? – напрягся Алишер. – Что-то страшное?
– Ну что за глупости, дурачок?! – рассмеялась я, ероша густые волосы у него на макушке. – Иди, отца зови завтракать. Не то и правда опоздаем.
Вахид спустился в столовую в расслабленных брюках, рубашке и пиджаке в спортивном стиле. К этому наряду непременно полагались очки в стильной оправе, но пока он не стал их надевать. Ваха был большим модником. Чувство прекрасного у него было врожденным. Мне, чтобы прилично выглядеть на его фоне, пришлось развивать насмотренность. Я вообще всю свою жизнь положила на то, чтобы ему во всем соответствовать. Но факт остается фактом – даже не приблизилась к идеалу.
– А где твои чемоданы? Хотел спустить – не нашел, – спросил Вахид, с удовольствием закидываясь едой.
– Я в этот раз налегке, – отвела глаза. – Здесь же все есть.
– Что обычно не мешает тебе путешествовать с пятью баулами, – беззлобно проворчал Байсаров.
– Уж кто бы говорил, – я попыталась изобразить веселье. Но не уверена, что у меня хорошо получилось.
– Ты какая-то странная. Переживаешь, как его примут?
– Да о чем тут переживать? – влез в наш разговор Алишер. – Все будет хорошо.
Я улыбнулась, опустив взгляд в чашку.
– Спасибо за завтрак, – сказал Вахид, откладывая приборы. – Готов? Не передумал?
– Да нет, с чего? – удивился сын.
– Все дети разъехались, – недовольно проворчал Байсаров. – Дом опустел.
И слава богу! Мальчики у нас получились разносторонне развитыми. Но каждый нашел себя. Адам учился в бизнес-школе при Стэнфорде, Адиль – в Нью-Йоркском колледже искусств, планируя в дальнейшем поступить в университет на режиссерский. Алишер пока окончательно не определился, но у него еще было время. Я надеялась, что учеба в британском колледже поможет ему расставить приоритеты и найти себя. Тут наш подход с Вахидом разнился. Он-то считал, что его сыновья хотеть могут лишь одного – продолжить семейное дело. Но система дала сбой еще на Адиле, который заявил, что в бизнес он ни ногой. И уж если мы пережили те времена, сумев отстоять его неожиданный выбор, то и тут как-нибудь справимся.
– Адам в городе, – напомнил отцу Алишер.
– Это на время каникул, – отмахнулся Байсаров. – Я же совсем про другое. Ну, что, едем?
– Ага! – младшенький забарабанил ладонями по столу и вдруг резко вскочил. – По машинам! Спасибо, мамуль, за завтрак. Буду скучать по твоей стряпне. Английская кухня просто буэ-э-э!
– Веди себя прилично, льстец! – улыбнулась я, с силой обнимая этого большого маленького мальчика. Позволяя себе насладиться тишиной утра. Последнего спокойного утра в жизни.
Глава 2
Дорога до Оксфорда показалась мне бесконечной. Хоть сколь-нибудь сносной ее делало то, что мне не нужно было участвовать в оживленном разговоре отца и сына. От меня попросту этого не ждали. Да и мое мнение… Вряд ли оно кого-нибудь по-настоящему волновало. То, что казалось мне вопиющей несправедливостью, неожиданно облегчило мне участь.
Я сидела на заднем диване Рендж Ровера, разглядывая в окно проносящиеся пейзажи. Золотые поля, старые дубовые рощицы в кружеве стекшего в низины тумана, и целые деревни с их косыми крышами и завораживающей, неспешной размеренностью бытия. Картинки за окном казались нарисованными – настолько они были безмятежны. Словно кто-то нарочно приглушил все краски, оставив только выцветшую зелень, охру и дымчатую синеву горизонта.
Тем временем отец и сын Байсаровы, сидящие впереди, трещали как две сороки. Время от времени покатываясь от хохота. У них был свой мир, в который мне не было хода… Ну и пусть. Хотя бы наших детей Вахид любил беззаветно.
Приехали мы точно ко времени. Ваха, уверенно шагая чуть впереди, проводил нас к нужному корпусу. В отличие от меня, муж здесь был не впервые. И может, поэтому Байсаров остался полностью равнодушным и к невообразимой архитектуре, и к царящей вокруг атмосфере, и даже к тому, что вышедший нас поприветствовать ректор выглядел так, словно перенесся прямиком из книги о Гарри Поттере. Я же, едва ступив на каменные плиты внутреннего дворика, ощутила, как голова начинает вертеться в попытке все разглядеть, запомнить и напитаться.
– Мистер и миссис Байсаровы, – начал ректор, опираясь кулаками о массивный дубовый стол. – Рад приветствовать вас в Оксфорде. Вы доверяете нам самое ценное, что у вас есть, и поверьте, мы с благодарностью принимаем эту ответственность.
Вахид едва заметно поморщился. Он терпеть не мог пафоса, но, разумеется, ни за что не позволил бы себе открытой демонстрации пренебрежения по отношению к старшим.
– Мы нисколько в этом не сомневаемся, – сказал он, протягивая руку мистеру Джонсу. Тот с достоинством ее пожал. Я кротко улыбнулась. И снова прикинулась ветошью.
Снаружи за высоким готическим окном лениво кружились пожелтевшие листочки плюща, обвившего стены здания. Хоть до осени еще было далеко, ее горьковатое дыхание уже хорошо ощущалось.
Кампус, как и положено истиной британской старине, пах мокрым камнем, пылью библиотек и чем-то совершенно мне незнакомым – может быть, легкой печалью тех, кто здесь когда-то жил и учился, но ушел, оставив часть себя в этих коридорах.
– Здесь мы учим не просто искать ответы, – продолжал вещать ректор, – а ставить правильные вопросы. Быть свободным в мышлении, но уважительным в споре…
Бла-бла-бла. Я все сильнее волновалась, и потому слова ректора проходили мимо моих ушей, не достигая сознания. Напоследок мистер Джонс улыбнулся. Улыбкой человека, привыкшего дарить утешение тем, кто оставляет детей в чужом городе – под крылом чужих правил.
– Мистер Стоун, проводите мистера Байсарова в его комнату.
Тут я вскочила – слишком резко, боясь, что если не поспешу, моего сыночка унесет поток студенческой взрослой жизни, и все навсегда изменится. Подбежала. Обняла его что есть сил.
– Мам, – закатил глаза Алишер.
– Помнишь, что я сказала? Люблю. Всегда.
– Я тебя тоже, – улыбнулся сынок – так по-детски, так открыто, что мое материнское сердце дрогнуло. Я сжала его пальцы – красивые, сильные, уже почти мужские, и резко отступила, давая и Байсарову попрощаться.
– Ну что? Пойдем? – спросил Вахид.
– Да. Конечно.
Я незаметно достала телефон из кармана. Еще десять, пятнадцать минут, и все.
Оттягивая неизбежное, я неторопливо пересекла двор.
– Ну что ты еле плетешься, Амина? – возмутился Вахид.
– Не спеши. Глянь, как тут красиво! Хочу…
– Что хочешь?
– Хочу посмотреть, где будет жить мой сын следующие несколько лет. Можно?
Вахиду моя просьба явно не понравилась. Но он не стал возражать, лишь тяжело вздохнул, неспешно устремляясь дальше. Я опустилась на древнюю потемневшую от времени и обильно заросшую мхом скамейку. С этого места парковка была как на ладони. Однако по какой-то совершенно необъяснимой причине я смотрела не туда, где меня, вполне возможно, ждало мое будущее, а вслед отошедшему чуть дальше мужу.
Он изменился за годы брака. Возмужал. Чрезмерная худоба исчезла, обернувшись редкой в таком возрасте стройностью и статью. Одежда, которую Вахид выбирал, сидела на нем роскошно. И легкая седина в волосах ничуть его не старила, а скорее добавляла шика. Как всегда занятой. Ни минуты свободного времени. В документах, в каких-то звонках. Чей угодно, но никогда не мой…
Наш брак был незапланированным и поспешным. Я много раз думала, как бы сложилась моя жизнь, если бы моя младшая сестра не влюбилась? Если бы не ее ранний брак, я бы, может, поступила в институт, как хотела, а там кто знает? Но к шестнадцатилетней Зарине посватался уважаемый в республике человек. А поскольку наши традиции не позволяли младшей сестре выйти замуж раньше старшей, в рекордные сроки муж нашелся и для меня. Собственно, Вахид был племянником того самого влиятельного жениха моей сестренки. История не нова, но оттого не менее грустная.
Воспитанная в строгости, я не посмела возразить родителям. Вахид тоже безропотно покорился воле старших. Возможно, осознавая, что с нашим браком для него лично мало что поменяется. Моя же жизнь перевернулась с ног на голову. В семнадцать лет я стала хозяйкой большого дома, в восемнадцать – матерью. Долгие годы я не видела ничего кроме этого самого дома и своих родившихся один за другим детей. Не потому, что ход наружу мне был заказан. Просто… Господи, у меня было столько забот, что, даже выходя в люди, мысленно я оставалась в них! Жизнь была как сон. Затянувшийся, бесконечный день сурка, в котором все течет, но ничего не меняется.
Вахид бросил в трубку что-то резкое. Провел пятерней, откидывая волосы со лба. И направил на меня строгий взгляд поверх модных очков.
Он не понравился мне при первой встрече. Говорю же – был смешной, тощий. Какой-то излишне скрытный, дерганый и не слишком приветливый. А еще его глаза… Из которых на меня, казалось, смотрела сама преисподняя. Я тушевалась, краснела и все время отводила взгляд, тем самым его веселя.
Никах, как и последний день в родительском доме, я почти не запомнила. Волнение душило меня, стояло не дающим полноценно вздохнуть комом в горле. Я едва смогла произнести слова, положенные случаю. Это никого не смутило. Напротив. Старейшины отметили мою кротость, как особенный ценный дар.
Поскольку мать Вахида умерла, когда он был совсем маленьким, в доме жениха меня встречала его престарелая тетка. Нас обсыпали конфетками и тут же с пожеланиями скорого рождения сыновей всучили мне в руки розовощекого карапуза. И хоть я знала о существовании такой традиции, все равно чуть не упала в обморок. Какие дети, когда я сама была сущим ребенком?!
– А ты хочешь детей? – спросила у мужа в разгар праздника.
– Мне нужен наследник.
– Тебе всего двадцать два, – заметила я, теряя смелость с каждым произнесенным вслух словом. – Мы могли бы с этим не спешить, – добавила, едва ворочая языком.
– Не хочешь от меня детей? – сощурился Вахид.
– Что ты! – осознание того, что он мог воспринять мое дерзкое предложение как личное оскорбление, пришло с опозданием. Меня бросило в холодный пот. Ведь так глупо было злить человека, в чьих руках теперь сосредоточилась моя жизнь.
– Тогда о чем разговор? Прямо сегодня и начнем.
– Начнем что? – не поняла я.
– Их делать, – захохотал Вахид. – Иди к Патимат. Она поможет тебе подготовиться. Я скоро.
Наш первый раз мне не понравился тоже. Да он и не мог. Было слишком больно. Стыдно. И очень… очень страшно. Не зная толком Вахида, я, тем не менее, чувствовала, как его раздражают мои эмоции, и старательно их прятала, отворачиваясь до хруста в шее и жмурясь. Он же, совсем того не замечая, азартно сосал и с силой тискал мои груди. А потом и вовсе коснулся меня там, где я даже сама себя трогала разве что в целях гигиены. Паника оглушала, я мало что чувствовала. Как вдруг мне сделалось больно. Вот и все… – подумала я. Боль оказалась вполне терпимой, и я даже смогла расслабиться. Но мое облегчение длилось недолго – ровно до того момента, как поняла, что это был всего лишь его палец.
Естественно, то, что я девочка, не вызвало у моего молодого мужа ни удивления, ни каких-то других эмоций. Он просто кивнул, будто ставя галочку, раздвинул своими тощими бедрами мои ноги и, не с первого раза попав, вогнал в меня член под корень. Я заорала, будто резаная. Опустила взгляд. На фоне субтильной фигуры мужа то, что таранило меня изнутри, выглядело абсолютно несоразмерным. Я в ужасе зажмурилась. Сжалась, тяжело дыша и поскуливая, словно звереныш.
– Расслабься. Так только больнее, – скомандовал Вахид, чуть усмиряя темп. От благодарности, что он дал мне это крошечное послабление, хоть так обо мне «позаботившись», на глазах выступили слезы. Соленые, вязкие, унизительные. Я обхватила его шею руками, спрятав лицо на плече, чтобы не злить. Ваха ритмичнее задвигал бедрами. Постанывая и ругаясь так, что у меня, не знающей таких слов, краснели уши. Все это время я лежала под ним, дыша, как выброшенная на камни рыба, и просто старалась выжить. Дождаться волны, которая заберет… Старалась не провалиться с головой в панику, которая уже душила меня, обернув грудь щупальцами гигантского спрута.
– Амина, ну хватит. Не то придется переносить вылет, – бросил Вахид, возвращая меня в реальность. Я кивнула, устремляя взгляд сквозь мужа. Увидела, наконец, полицейский автомобиль, своего адвоката, и уже увереннее заглянула ему в глаза.
Двадцать лет… Двадцать лет пролетели. Я могла бы сказать, как один день, но глобальные изменения, что со всеми нами произошли, указывали на то, что прошло очень… очень много времени. Я стала совсем другой. Он, наверное, тоже. Наши дети выросли. Дом действительно опустел. Жизнь как будто закончилась. Но это было обманчивое ощущение, которому я не позволяла сбить себя с толку. Ведь на самом деле жизнь… настоящая жизнь, моя собственная, а не чужая, лишь начиналась.
– Я никуда не поеду, Вахид.
– Что за прихоть? – он так искренне удивился. Брови взмыли к упавшим на лоб волосам. Рука потянулась стряхнуть их. Я осознала, что делаю, на полпути, и не позволила себе его коснуться. Байсаров это заметил. Нахмурился. – Давай в машину, Амина.
Я покачала головой – жест, который можно было расценить как угодно. Обошла мужа по дуге, подбираясь поближе к своим защитникам, чтобы почувствовав в них опору, наконец, уж поставить точку в этой затянувшейся драме.
Вахид пошел за мной, все такой же собранный и уверенный. Неудивительно. Его жизнь шла, развивалась, ширилась – бизнес, статус, связи. И женщины, женщины, женщины… Мое же существование ограничивалось периметром его дома. Его воли. Его желаний. Когда-то мне этого хватало. Когда-то я верила, что он оценит мою преданность. А он воспринимал это все как должное, и я даже винить его в том не могла. Так уж вышло, что нас сформировала среда, где это действительно было нормой. Это потом до меня добрался прогресс…
– Я никуда с тобой не поеду.
Я развернулась и направилась к машине адвоката. Каждый шаг требовал серьезных усилий, будто я пробиралась сквозь невидимую пелену. Но я шла. И шла. И при этом сердце билось так, словно хотело вовсе вырваться из груди. А в ушах гремело – «ты только держись». Волнение жгло горло. Сдавливало живот. Картинка перед глазами то становилась четкой, будто кто-то выкрутил на максимум резкость, то рассыпалась на отдельные пиксели.
– Какого черта ты творишь?
Я остановилась в шаге от полицейской машины. Обернулась.
– Я ставлю тебя в известность, что подаю на развод.
– Ты умом тронулась? В машину! Сейчас же! И, клянусь, я сделаю вид, что этого не слышал.
Надо же. Мне даже послышалась в его голосе дрожь! Каких только финтов не выкинет сознание, чтобы дать повод продолжать и дальше существовать в давно понятных, а потому на первый взгляд безопасных алгоритмах. Черта с два! Я слишком долго к этому шла, чтобы остановиться в шаге от цели.
Губы тронула улыбка. Спокойная. И вполне искренняя. Все же горбатого могила исправит – это прям про Байсарова.
– Мои адвокаты свяжутся с твоими уже сегодня. На случай если вдруг я внезапно исчезну… – а таких сценариев я совершенно не исключала, – у них есть мои показания о том, что меня удерживают насильно. И кто.
– Ты все-таки спятила! – выплюнул Вахид.
– Хорошо. Пусть так. Но я прошу тебя уважать мое решение хотя бы ради детей. В ответ я клянусь, что не буду претендовать на твои активы.
– Ты никогда со мной не разведешься.
– Я с тобой развожусь, я с тобой развожусь, – повторила я, с мучительным удовольствием наблюдая за тем, как с его лица стекает привычная надменность. – Я с тобой развожусь.
