Текст книги "Раз и навсегда (СИ)"

Автор книги: Юлия Резник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

Глава 19

Младшие сыновья разъехались одним днем. Дом опустел. Стало тихо. И ужасно тоскливо. Никто не звал меня полюбоваться на первый снег, не таскал кофе, который, если уж откровенно, мне запретили пить, не приходил вечером, чтобы скоротать его за очередным сериалом. И хоть Адам регулярно ко мне наведывался, я не чувствовала себя в его обществе менее одинокой. Между нами будто выросла незримая стена. Я так отчетливо ощущала, что он не простил моего ухода…

На границе осени и зимы я сама застряла в каком-то нескончаемом межсезонье между прежней жизнью и той, перемены в которой я никак не могла осознать.

– Вы выглядите невеселой. Что-то не так? Может, вам все же нужна поддержка психолога?

– Пустяки. Просто переживаю о детях.

– Что о них переживать? Хорошие взрослые парни. Думайте лучше о себе, о том, как выздоровеете, что сделаете первым делом, когда поправите здоровье, – усмехнулся Кирилл Семенович. То, что он работал со мной – стало моей небольшой победой. Я буквально выгрызла эту возможность. Выходить из дома. Пусть даже в больницу. Общаться с кем-то еще. Да что там. С тем, с кем Вахид не хотел, чтобы я общалась. Нудя о том, какие у Кирилла золотые руки, я ведь на самом деле не верила, что Байсаров проникнется и уступит. Он же и тут умудрился меня удивить. Ничего не говоря, никак не выказав своего недовольства… Может быть, порядком устав от необходимости со мной возиться?

– Что сделаю первым делом? – я повторила вопрос Кирилла, старательно разрабатывая пальцы на левой руке. Движения были неловкими, но прогресс уже чувствовался. – Наверное, выйду в парк. Без сопровождающих. Сама. И сяду на самую дальнюю скамейку.

– Рискованно, – усмехнулся он, не отрываясь от моего плеча, которое мял с такой точностью, будто знал, где именно прячется моя боль. – А что там, на этой скамейке?

– Свобода, – ответила я едва слышно. – Покой. Никто не толкает, не торопит, не дышит в затылок. Можно просто сидеть. И быть ничьей.

Засмущавшись собственной откровенности, я замолчала.

– Не напрягайтесь.

Усилием воли я заставила себе расслабиться, чтобы не усложнять работу врачу. Его ладони двинулись вверх по спине. Деликатные, но сильные руки размяли скованные напряжением мышцы.

Мы закончили, я как раз одевалась, когда дверь в кабинет распахнулась. Инстинктивно прижав кофточку к голой груди, я обернулась и наткнулась на ледяной взгляд бывшего мужа. Он-то что тут забыл?! Ответить мне Байсаров не посчитал нужным. Хлопнула дверь… А показалось, будто настежь распахнулось окно в наше с ним прошлое.

– Возможно, ваш муж хотел бы присутствовать?

– Где?

– На наших сеансах. Я же понимаю некоторые… эм… культурные особенности, – замялся Кирилл Семенович.

– Мы в разводе. Его не касается моя жизнь.

Не знаю, кого я пыталась в том убедить, если перекошенное лицо Вахида свидетельствовало об обратном. Уж не саму ли себя?

От волнения мои пальцы окончательно перестали слушаться. Кирилл Семенович приблизился, чтобы помочь мне с кофтой. Его движения были деликатными и профессиональными. В них не было ничего личного. Но мои щеки все равно обжег румянец, и я запуталась в рукавах, жалея, что не догадалась позвать сиделку.

– Осторожно, – заметил Кирилл, перехватив ткань. Наши пальцы на мгновение соприкоснулись. И этого оказалось достаточно, чтобы стыд вспыхнул ярче. Видя мою неловкость, Кирилл отошел на шаг, давая ровно столько пространства, сколько мне было нужно. Ту дистанцию, которую Вахид никогда не чувствовал, бесцеремонно вторгаясь в мои мысли, в мои решения…

Кирилл Семенович все же пригласил сиделку, но когда я уже собралась. Та проводила меня до машины, передала с рук на руки Байсарову, а сама села в другую.

– Почему ты выгнала Марью Витальевну?

– Откуда?

– Из кабинета!

– Потому что там она была мне не нужна. У тебя что-то случилось?

– Кроме того, что я увидел, как ты трясешь сиськами у носа этого…

– Господи! – взорвалась я. – Это массаж! Нет никакого иного способа его сделать, кроме как на голое тело! Ты себя вообще слышишь? Смешно.

И нелепо. Так нелепо, что в конечном счете я рассмеялась. Звонко и легко.

– Ты примчался, чтобы поймать меня на горячем? – поддела бывшего мужа.

– Я приехал поговорить об Адаме, – процедил Байсаров. Вот он – удар ниже пояса. Секунда – и смех застыл на губах. Телом прокатилась волна колкой дрожи.

– Что с ним?

– Ничего страшного. Прогуливает универ. Сегодня звонили из деканата. Я пытался с ним поговорить. Он… Короче, он меня не слушает. Я волнуюсь. Не хочу упустить парня. Сейчас, когда ему нелегко. Еще и ты…

– Что я?

– Так не вовремя с этим разводом. После этого все и пошло псу под хвост.

– Умоляю! Вот только не надо! – закричала я и вдруг осеклась: – Поверить не могу, что мы опять спорим.

Байсаров открыл рот, но так ничего и не сказал, не позволив эмоциям одержать верх над здравым смыслом.

– Может быть, он тебе что-то расскажет, – бросил, глядя в окно.

– Что? Я даже не знаю, что с ним происходило в те дни! – парировала я, не скрывая отчаяния в голосе. – Все, кого я ни спрашивала, отмалчиваются.

– Он и со мной не особенно откровенничал.

– Это неудивительно. Весь его мир пошатнулся. Все, что казалось незыблемым, дрогнуло.

– Все началось с нас!

Я не стала ни спорить, ни соглашаться, понимая тупиковость ситуации.

– Давай сойдемся, – бросил Байсаров, не без труда приструнив гордыню.

– Это не повернет время вспять, не сотрет память ни мне, ни нашим детям.

– Набиваешь себе цену? Думаешь, я стану умолять?!

– Нет, Вахид, – горько улыбнулась я. – Не настолько я глупая.

К счастью, в этот момент машина остановилась. Водитель выскочил, чтобы достать мои ходунки.

Мы вошли в дом.

– Адам у себя? – спросил Вахид у одного из охранников. Тот кивнул. – Попроси его зайти к матери.

Пока парень выполнял его распоряжение, Байсаров проводил меня в мою комнату. Придержал, пока я мыла руки. Помог улечься.

– Может быть, кофе?

«Еще один!» – с улыбкой подумала я.

– Без кофеина, – фыркнул Вахид. – Я же не дурак.

В такие моменты, когда с него будто слетала маска мужицкого мужика, и он становился таким похожим на наших мальчиков, у меня что-то обрывалось внутри. Ваха чувствовался таким родным, таким моим, таким щемяще-близким… К счастью, у него зазвонил телефон, и мне не удалось наделать глупостей, в очередной раз поддавшись этому наваждению.

– Да, Хасан… Да. Сейчас, что ли? – Байсаров окинул меня странным взглядом. – Нет-нет, конечно. Я почту за честь.

Разговор вышел довольно коротким. Я не хотела подслушивать, но куда мне было деваться?

– У нас намечаются гости. Люди Хасана помогают мне найти заказчиков похищения. Им нужно кое о чем расспросить Адама. Справишься? – Вахид с сомнением на меня посмотрел.

– Конечно! – на волне эмоций я сама выбралась из-под пледа. И даже встала на ноги. Если это как-то поможет моему мальчику и убережет других людей от этих бандитов, я смогу что угодно. – Распоряжусь, чтобы накрыли стол.

Без этого в нашей хлебосольной культуре было не обойтись. А о том, что в гости к нам нагрянет будущий тесть моего бывшего мужа, я старалась не думать.

И закрутилось… Дым стоял коромыслом. Помощница по дому только и успевала таскать из кухни в столовую тяжелые подносы. Я же, не в силах помочь, чувствовала себя не хозяйкой, а гостьей в собственном доме. Голова шла кругом. Всё внутри было натянуто как струна, и эта струна звенела от страха за сына. Я понимала, что без этого разговора не обойтись, но все же мне очень не нравилось, что Адама опять станут дёргать, выспрашивать, тащить в те кошмары, из которых он и так еле выбрался.

Вдруг хлопнули входные двери. Донеслись неразборчивый голос охранника и чужие шаги. Я тяжело поднялась. Спина была прямая, как доска. Мне было важно предстать перед гостями сильной. Первым вошёл Хасан. Вальяжный, уверенный в себе, в темном дорогом костюме. А следом и… Лейла. Я узнала ее мгновенно, и в ту же секунду воздуха в комнате будто не стало. Я остолбенела. Вахид не предупредил меня, что Хасан явится не один. Господи, как же неловко! Сердце забилось в висках, а рука, которой я придерживалась за стол, дрогнула, и я чуть не рухнула прямо ей под ноги... Вот это был бы позор! Чудо, что мне все же удалось устоять. Они прошли мимо, будто я была невидимкой. Будто я – не мать их будущего «свидетеля», не бывшая жена хозяина дома, а кто-то из обслуживающего персонала, которых в наших кругах принято не замечать. Лейла даже не кивнула. Я не удостоилась ни взгляда, ни жеста. Прошла, шелестя шелковой юбкой и расточая удушающий аромат когда-то мной любимых духов. Такая уверенная, будто у себя дома! И только Ваха бросил на меня короткий, почти сочувственный взгляд… Но лучше бы он этого не делал! Мне от него сделалось только хуже. Да что уж? Совершенно невыносимо мне стало.

Я осталась стоять у двери как вкопанная, всё ещё держась за край стола – не из-за слабости, а скорее от шока. Меня не просто проигнорировали. Меня стерли. Стерли подчистую, как если бы меня никогда не было. Будто я случайная прохожая в этом доме, в этой жизни, в истории этих людей.

Из столовой доносились вежливые голоса. Тон Хасана был деловито-учтивым. Он шутил, что давно не ел настоящей домашней лепёшки, Лейла смеялась в ответ, ровно так, как смеялась когда-то я. Ее тихий смех действовал на нервы. Как и её идеальная осанка, и браслеты, тихо позвякивающие при каждом движении рук. Господи, почему это так громко? Я вытянула шею, надеясь понять. Но увидела лишь Вахида. И пусть сидел он не то чтобы к ней впритык, было очевидно, что для них не впервой находиться рядом.

Адам спустился с верхнего этажа. Я услышала его шаги ещё на лестнице. Узнала бы их из тысячи. Мой мальчик. В нём сейчас было всё: тревога, неловкость, настороженность зверя, которого опять ведут в клетку. Он заглянул в кухню, заметил меня и замер.

– Мам… – прошептал он, как будто извинялся заранее за всё, что сейчас произойдёт.

– Иди, – выдохнула я, сглотнув вставший поперек глотки ком. – Всё будет хорошо.

Он отрицательно мотнул головой, но все же пошел к гостям. Как только за ним закрылась дверь, я поняла, что больше не могу. Не могу просто стоять здесь, словно еще один предмет интерьера.

Я перехватила поудобнее ходунки и, не дожидаясь помощи, покинула кухню. Ноги не слушались, голова кружилась, но все же я как-то продвигалась вперед. Медленно, упрямо, шаг за шагом, как сразу после инсульта. Убеждая себя, что вот тогда была действительно жесть, а сейчас – так, ничего страшного. Подумаешь, я ведь знала, что Вахид обручился. Более того – я сама сделала все, чтобы он не стал разрывать помолвку. Какие к нему вопросы?

Я добралась до своей комнаты и закрыла за собой дверь. Не заперла – нет. Сил не хватило. Просто прикрыла, но этого было достаточно, чтобы отгородиться от шелеста шелка, от смеха, от стука вилок о тарелки и немного успокоиться.

Спустя, наверное, полчаса дверь едва слышно скрипнула. Я не обернулась – мне стало реально все равно, кто там.

– Мам, – раздался тихий шепот.

– Адам? А ты почему ушел? Как же гости?

– Да плевать я на них хотел! От меня требовалось ответить на вопросы – я ответил. А больше я им ничего не должен.

Я повернула голову. Он стоял, сжав кулаки, с лицом, перекошенным эмоциями.

– Адам, ну ты чего?

– Я чего? А ты? Зачем это терпишь?! Они не имели права так с тобой поступать! – выплюнул он, наконец.

– Отец беспокоится о тебе. Говорит, ты универ прогуливаешь…

– И что?! Это дает ему право вести себя как мудак?!

– Тише! Нельзя так. Он твой отец. Хасан влиятельный человек и…

– А ты моя мать! Как он мог притащить в свой дом эту… Едва не вынудив тебя ей прислуживать?!

– Все немного не так, – пролепетала я.

– Так, мама! И я никогда ему этого не прощу. И не буду пресмыкаться перед этими, чего бы они нам ни обещали.

Глава 20

Я хотела его остановить. Сказать: «Не кипятись, пожалуйста, не делай хуже». Но не смогла. Потому что в этот момент он был прав. На все сто. И я не находила в себе сил сгладить еще и это.

– Я столько лет жил, глядя на вас с папой, и как последний дебил верил в то, что у нас просто образцово-показательная семья. Думал, женюсь, только если встречу женщину, с которой смогу выстроить похожие отношения. Закрывал глаза на отцовские… – Адам запнулся, сглотнул чуть было не вылетевшие опрометчивые слова. – Только не думай, что я об этом знал. Нет. Наверное, в глубине души догадывался, но отказывался верить. Он же был моим идеалом… – моего мальчика будто прорвало. Его откровенность была такой неожиданной!

– Подростки обычно страшно эгоистичны, Адам. Я могу понять, почему так происходило. Но я рада, что случилось именно так. Неправильно впутывать детей во взаимоотношения взрослых. Мне даже сейчас неловко.

– Тебе?! Мама! Это он только что притащил в наш дом… – Адам сглотнул явно неприличное слово. Вдохнул глубоко шумно… – Мне что, это проглотить?! Сделать вид, что я не заметил, как он тебя унизил?

Я отвел глаза.

– Адам, он ведь старается. Ради тебя в том числе.

– Думаешь, мне это надо такой ценой?!

– Ты мог бы так не орать?

Неожиданно наш разговор прервал голос Вахида, послышавшийся от двери. Я вздрогнула – столько в нем было эмоций, сжатых в эти отрывистые слова, что меня от них зазнобило. – Я готов выслушать твои претензии, но не когда в доме чужие люди! Цену тоже обсудим.

– Выслушать?! – не стушевался перед отцом Адам. – А ты умеешь слушать?! – насмешливо оскалился.

– Зайдешь ко мне через час, – процедил Вахид, смерив зарвавшегося первенца злым, недовольным взглядом. И… ушел.

Я только открыла рот, чтобы попросить Адама не нагнетать обстановку – видит бог, я не хотела ссоры отца и сына, как он бросил:

– Пойду пройдусь.

– Адам!

– Мам, все нормально. Просто хочу на воздух.

Он ушел так быстро, что я не успела ему помешать. Может, это и к лучшему. Ему нужно было выпустить пар перед разговором с отцом. Иначе… Я даже предположить боялась, что будет. Адам – он ведь как отражение Вахида. Очень на него похож… Сдержанный, но горячий. Ранимый. Упрямый. Прямолинейный. Он не ищет компромиссов и не умеет уступать. Он, как и отец, не терпит предательства – даже мнимого. Он слишком много видит, слишком остро чувствует. А когда что-то не вписывается в его картину мира – просто выбрасывает за борт, не глядя. Даже если это часть его собственной жизни. Абсолютно непримиримый, он не дает вторых шансов. Вот почему я так боялась его потерять, когда устроила свой побег. В тот момент я даже представить не могла, что его злость будет направлена не на меня, а на Байсарова… И теперь совершенно не знала, что с этим делать.

Схватившись за ходунки, похромала к двери. Чтобы сохранить отношения, кто-то должен был уступить. Я надеялась, что этим кем-то станет Вахид. Хотя бы потому, что он мудрее и старше. Ну а еще – потому что он действительно виноват!

Он как раз возвращался, проводив гостей, когда я вышла в холл. Передвигаясь, я издавала столько звуков, что не заметить меня было сложно. Но поглощенный своими мыслями Вахид как-то умудрился. Ссутулив плечи, утратив всю свою напускную брутальность, он шел, погруженный в себя. И в этот момент мне стало безумно жаль этого уставшего, осунувшегося мужчину.

– Ваха, – позвала я, и голос мой прозвучал неожиданно для самой себя мягко. Без упрёка. Без наезда. Просто по-человечески.

Байсаров вздрогнул, остановился. Вскинул взгляд, в котором промелькнули вопрос и некоторая обеспокоенность. Чего он боялся? Что я тоже начну его упрекать? Надо бы, да. Со мной он поступил по-свински. Но мне не привыкать, а по отношению к сыну… Он все же еще мог избежать ошибок.

– Ты поговоришь с ним?

– А у меня есть выбор? – хрипло переспросил он.

– Выбор есть всегда. Но я надеюсь, ты выберешь не привычное «ломать», а попробуешь его понять.

Вахид стиснул зубы, будто я только что вогнала ему иглу под ноготь.

– Что понять? То, что он меня ненавидит?

– Не преувеличивай. Он разочарован. Это не одно и то же.

– А ты? – тихо спросил он. – Ты меня ненавидишь?

Я закусила губу, опираясь на ручки ходунков, будто они могли удержать не только тело, но и мои чувства. Конечно, на языке вертелся вопрос – «А ты как думаешь?! После того, что только что сделал?!». Но это было бы слишком просто и предсказуемо. Мне хотелось бы поступить мудрее.

– Если бы ненавидела, не волновалась бы. Ни за него. Ни за тебя. А сейчас… Сейчас просто боюсь, что вы друг друга потеряете окончательно.

Байсаров молча кивнул. Развернулся и пошёл в кабинет, как если бы и вправду собрался действовать по-другому. Я смотрела ему вслед и молилась, чтобы Вахе хватило мудрости так и сделать. Чтобы нашел в себе силы не оттолкнуть сына. Хотя бы его, да…

Убедившись, что сделала все от меня зависящее, я вернулась в опостылевшую спальню. Пришло время приема лекарств, о чем мне напомнил сигнал телефона. Я открыла таблетницу, которую Марья Витальевна заботливо для меня наполняла. Закинула содержимое в рот – очень вовремя, мигрень возвращалась, и улеглась в постель. Без всякой надежды, чтобы тупо не прислушиваться к происходящему в доме, набрала номер Зарины, а она вдруг ответила.

– Привет.

– Привет! Господи, наконец-то. Ты почему не брала трубку?! – возмутилась я. Зарина промолчала. Тогда я, не зная, что и думать, спросила: – Зарин, ты жалеешь, что ли? Может, винишь меня? Так ведь если бы что-то случилось с твоим сыном…

– Да при чем здесь это? – хрипло засмеялась она. – Тебя я очень хорошо понимаю.

– Тогда почему молчала? Между прочим, велик был риск, что ты вообще никогда меня не услышишь, – решила свести все к шутке.

– Господи, не тараторь… – взмолилась Зарина. – Я и половины не разбираю!

Я осеклась, вовсе не обидевшись, нет. Скорее даже с благодарностью, что сестра была со мной честной.

– Есть шанс, что это пройдет? – спросила она, и, наконец, в ее голосе мелькнули хоть какие-то эмоции. Я не без облегчения вздохнула.

– Должно. Я работаю с логопедом. И поверь, делаю успехи.

– Сомнительно, но окей, – усмехнулась Зарина, а я захохотала. На секунду ощутив себя будто в прошлом, где все еще было хорошо.

– Так что случилось, Зарин? Я ничего не понимаю.

– Я тоже, – горько усмехнулась она. – Сколько раз я молила небо, чтобы оно прибрало Фаттаха?

– И теперь, когда его не стало, винишь за это себя? – нахмурилась я.

– Да если бы! – Зарина опять засмеялась. Но это был смех сквозь слезы. – Я… Страдаю. Представляешь? Скучаю по этому козлу. Думала, избавлюсь от него, и жизнь заиграет новыми красками. А теперь его нет… И я не знаю-ю-ю, что с этой жизнью делать.

Вот это да! Я моргнула, переваривая полученную информацию.

– Оказывается, я его любила-а-а. Несмотря ни на что-о-о.

– Нет, постой. Это какая-то созависимость, я уверена.

– Да какая разница, что это, Амин?! Мне так плохо! Утро приходит, а я не хочу открывать глаза. Дети требуют внимания, ластятся, а мне не в радо-о-ость. Я его рук хочу…

– Тогда уж кулаков, – уточнила я, не придумав менее жестокого способа, чтобы хоть немного отрезвить эту дурочку. Заринка задохнулась, как от удара в солнечное сплетение. В ее горле булькнуло возмущение. Я почувствовала, что она готова была броситься на защиту мужа, как вдруг вся сдулась.

– Ты права, сестра. Ты, конечно, права. Но мне почему-то только хуже от этой мысли.

– Прости.

– Тебе не за что извиняться. Умом я… и сама такая умная, ты бы знала! Только сердцу моему плевать на все аргументы. Оно рвется… Его гроб опустили в яму, а я чуть следом не бросилась, – призналась Зарина.

– Боже…

Вышло что-то вроде «бозеее». Я говорила, словно двухлетка. Сестра невесело засмеялась.

– Эй! – притворно возмутилась я.

– Прости. Кажется, что я слушаю наставления младенца.

– Угу. Неудивительно, что никто меня не воспринимает всерьез.

– Ты сейчас о ком? О Байсарове? – Сестра проявила хоть какой-то интерес к моей жизни.

– И о нем тоже.

– Как у вас вообще? Я со всеми этими событиями выпала из жизни.

– Нормально. Предлагает мне помириться.

– А ты что?

– А я не спешу.

– Почему?

– А какой смысл? Вновь вернуться к тому, от чего бежала? Вот если бы я почувствовала какие-то изменения… Что я нужна ему, что представляю для него ценность, может, что-то во мне бы и дрогнуло. Но он только давит, давит, и давит, не считаясь с моими чувствами.

– А они есть?

Я замерла, стремительно обернувшись. Байсаров стоял в дверях, подперев плечом лутку. И сверлил меня черным, абсолютно непроницаемым взглядом.

– Зарин, я перезвоню! – бросила я прежде, чем рука с телефоном безвольно упала.

– Ну? – голос у него был ровный, но в нем чувствовался нерв. – Что ты молчишь? Скажи что-нибудь.

– Например?

– Чего ты хочешь? Похоже, у меня сегодня день откровений, так что не жалей – жги.

– Считаешь, ты выбрал подходящий тон для примирения? – сощурилась я.

– Я просто не знаю, что делать! Как к тебе подступиться?! Только ни слова про Лейлу. Адам уже все сказал. Надоело.

– Да ты что? Вы только посмотрите, какой нежный! – возмутилась я.

– Амина…

– Ну, что?! Думаешь, мне не хотелось быть такой всей из себя майской розой?!

– М-м-м? – недоуменно нахмурился Вахид. Он явно не мог разобрать моих слов, а у меня не было сил формулировать их отчетливее.

– Я бы не выжила, если бы страдала из-за каждой мелочи, ясно?! Если бы обижалась и терзалась по каждому поводу, что ты так щедро мне раздавал.

– Это в прошлом! – заорал Вахид.

– Твоя Лейла… сегодня… сегодня… Вахид… пришла в мой! Мой… чтоб тебе провалиться… дом! Мне и раньше тут тошно было, а теперь и подавно. И при этом ты говоришь – в прошлом?!

Вахид грязно выругался, отвернувшись к окну. Провел пятерней по макушке, приглаживая вздыбившиеся волосы.

– Это я улажу. Не вопрос. Но мне нужно понимать, ради чего я порчу отношения с Хасаном.

– То есть?

– Ты должна пообещать, что мы сохраним наш брак. И дать слово, что у тебя ничего ни с кем не было.

– Мы уже это обсуждали. И мой ответ по-прежнему – нет.

В глазах Вахида полыхнуло бешенство. Он шагнул ко мне, но я остановила это движение, вскинув руку:

– Единственное обещание, которое я могу тебе дать – это обещание попытаться начать все заново. Со свиданиями, как это положено взрослым людям, ухаживаниями, разговорами…

– Разговорами? – повторил Ваха и скривился, будто его терзала зубная боль. – Ты еще не наговорилась со мной за почти двадцать лет?

– А разве мы говорили?

– Все время.

– Какой мой любимый фильм?

– Что за бред? Какое это имеет значение? Нам что, пятнадцать?

– Кем я хотела стать в детстве?

– Очевидно, хлебопечкой.

Это была очередная пощечина. С чего я вообще решила, что он изменился, а?

– Потому что я ни на что больше не гожусь? – прохрипела я, чувствуя нечеловеческую боль под ребрами.

Вахид удивленно вскинул брови, будто в самом деле не понимал, как я пришла к таким идиотским выводам.

– Потому что ты ей стала, когда от меня избавилась. На хрена ты себя каждый раз обесцениваешь?!

– Я? Я обесцениваю?!

– Ну а как это назвать? «Ни на что больше не гожусь», – перекривлял меня Байсаров. Получилось похоже. И очень смешно! Боже, я правда так сейчас говорила?! Предохранители сорвало истеричным смехом. От облегчения закружилась голова. Да, я, наверное, не верила, что мы помиримся. Понимала, что люди не меняются. Особенно спустя столько лет. Но то, что он не считал меня никчемной, как я думала… окрыляло. Глядя на меня, закатывающуюся от хохота, Ваха тоже хмыкнул. Скупо. И как-то так по-мужски. А когда я успокоилась, он спросил у меня что-то совсем уж неожиданное:

– Ты сказала, что тебе тошно в нашем доме.

– Не обращай внимания, – попыталась отмахнуться я, но он не дал. Уточнив так настойчиво, что я поняла – гораздо проще будет ответить.

– Почему?

– Потому что я была здесь несчастной.