Текст книги "История Филиппин"
Автор книги: Юлия Левтонова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц)
Расходы по содержанию церковного аппарата и выплате стипендий духовным лицам (представителям и белого, и черного духовенства) несла колониальная администрация. На эти нужды шла четвертая часть государственных налоговых поступлений. Строительные работы по сооружению церковных зданий и домов священников целиком включались в государственные барщинные отработки. Церковь способствовала укреплению системы государственной феодально-крепостнической эксплуатации. Монахи были инициаторами введения в стране в годы испано-голландских конфликтов дополнительной барщинной повинности (поло) и принудительных натуральных поставок (бандала). Они разъясняли причину усиления колониальной эксплуатации благочестивыми целями – необходимостью защиты католиков от протестантов-голландцев и сохранения Филиппин как оплота католической религии в Азии.
Монашеские ордена захватили преобладающие позиции в галионной торговле, оттеснив на второй план представителей колониального аппарата и малочисленного, слабого испанского купечества. Преуспевали монахи и во внутренней торговле. Большинство из них занималось перепродажей в Маниле и провинциальных центрах местных продуктов, которые они получали в качестве натуральной ренты или скупали за бесценок у крестьян. Предметами спекуляции обыкновенно служили рис, другие сельскохозяйственные продукты, воск, ткани, производившиеся кустарным способом в хозяйствах крестьян.
Одним из основных источников власти и доходов орденов были церковные приходы. По установившейся практике, которая сложилась сначала в американских владениях, а затем распространилась в азиатской колонии, функции приходских священников исполняли монахи-миссионеры. При малочисленности-белого духовенства управление приходами было монополизировано орденами. В середине XVII в. на Филиппинах насчитывалось 252 прихода с числом прихожан-филиппинцев около-500 тыс., спустя столетие – 500 приходов с населением 706 тыс. Соответственно с территориальным разделом архипелага между орденами, произведенным в конце XVI в., самые богатые приходы сосредоточились в руках августинцев и францисканцев. В результате ожесточенной борьбы доминиканцы сумели в середине XVIII в. сравнять свои позиции с орденом францисканцев (и те, и другие управляли в тот период приходами с числом прихожан около 100 тыс.), уступая лишь августинцам (число прихожан у августинцев составляло примерно 400 тыс.). В свою очередь, иезуиты и реколеты, получившие менее богатые территории, вели борьбу и друг с другом, и с представителями первых трех орденских организаций.
Жестокая конкуренция внутри регулярного духовенства была связана с теми материальными выгодами, которые приносило управление приходами. Жалованье (или стипендия) приходского священника зависело от числа прихожан. Оно складывалось из ежегодных отчислений в 2 реала из суммы трибу-то, уплачиваемого одним лицом, или 1 песо с семьи (в среднем из 5 человек). В крупных приходах насчитывалось от двух до пяти тысяч семей, следовательно, жалованье приходских священников составляло 2–5 тыс. песо в год. Доходы священников не ограничивались официально установленной стипендией.
Весьма широко использовался труд крестьян в форме разнообразных отработочных повинностей. За отправление религиозных обрядов (крестины, свадьбы, похороны) взималась непомерно высокая плата. Так, в зависимости от общих доходов семьи родственники умершего были обязаны платить за похороны от 50 до 500 песо. За обряд венчания приходские священники брали не менее 20–25 песо. Несмотря на то что поборы, связанные с исполнением религиозных функций, были незаконными, к ним прибегали все религиозные ордена. Были десятки других способов наживы. Монахи самочинно устанавливали налоги, всякого рода подношения в свою пользу, наживались на продаже индульгенций, организации паломничества к «святым» местам, проведении религиозных празднеств (фиест) и т. д.
Несмотря на сохранившуюся территориальную разобщенность сельского населения, удаленность многих барангаев и ситио от центра приходов (кабесеры), приходские священники с помощью различных мер старались держать под своим контролем всю массу прихожан. К числу таких мер принадлежали система церковного управления «кабесера-висита» и сформировавшийся в XVII в. институт фискалов – своего рода церковных старост и осведомителей, назначавшихся приходским священником из числа лиц, которые принадлежали к местной деревенской верхушке. Фискалы были обязаны информировать священника о всех деревенских событиях и следить за строгим выполнением крестьянами религиозных обрядов и феодальных повинностей в пользу церкви. Фактически вся жизнь населения пуэбло и баррио проходила под наблюдением монахов. Приходские священники вмешивались в деятельность светских окружных и провинциальных властей. Они контролировали выборы муниципальных чиновников, влияли на разбирательство судебных дел, следили за составлением налоговых списков старостами барангаев. С мнениями и советами монахов приходилось считаться алькальдам – любое решение провинциальных властей должно было согласовываться с приходскими священниками. Недаром сами испанцы иронически называли приходских священников «маленькими вице-королями».
Другим направлением религиозной деятельности орденов была организация духовных миссий по обращению в католичество еще не христианизированных племен и народов. Миссионерской деятельностью были заняты главным образом те ордена, которые не располагали достаточным числом высокодоходных приходов. В XVII–XVIII вв. августинцы и францисканцы почти не имели миссий, в то время как доминиканцы, иезуиты и реколеты занимались миссионерской деятельностью весьма активно. Миссии не только служили центрами распространения христианства, но и районами, где создавались орденские поместья. В смысле извлекаемых прибылей миссии значительно уступали приходам, так как организовывались в экономически отсталых и слабо населенных районах. Кроме того, миссионерская деятельность была связана с немалым риском, поскольку протекала в основном в пограничных районах. Нередки были случаи убийства миссионеров и их обычно небольших военных эскортов. Географически главными районами деятельности миссий были территории Северного Минданао и горные области Северного Лусона. Организация миссий иезуитов (с конца XVI в.) и реколетов (с начала XVII в.) в Северном Минданао была тесно связана с военной экспансией в южные мусульманские районы. Два основных миссионерских центра иезуитов располагались в Замбоанге и в районе Дапитан-Илиган с общим населением около 30 тыс. Миссионеры из ордена реколетов действовали главным образом в долине р. Бутуан и вдоль северо-восточного побережья п-ва Суригао (население этих территорий не превышало 20 тыс.). Уход испанцев из Замбоанги вынудил и монахов покинуть территории Северного Минданао. Миссии возобновили свою деятельность в 20-е годы XVIII в., после восстановления испанского контроля над северными районами острова.
Христианизацией населения Северного Лусона занимались в основном миссионеры-доминиканцы. Им удалось в XVII в. обратить в христианство жителей предгорий Восточного Илокоса, северных областей провинции Пангасинан и долины р. Кагаян. Однако горные районы этих провинций, населенные племенами, которых испанцы собирательно называли игоротами (горцы – на местных языках), оставались закрытыми для испанских миссионеров. Военные экспедиции (в 1608, 1635, 1663 гг.), которые должны были расчистить путь для монахов, из-за труднодоступности горных районов оказались малоуспешными.
В 70-е годы XVII в. испанцы создали нечто вроде буферных зон между равнинными территориями и горными районами для защиты христианизированного населения равнин от набегов воинственных горцев. В буферных зонах располагались военные посты и миссионерские центры, получившие название «действующих миссий». Буферные зоны служили районом довольно интенсивного товарообмена между жителями равнин и горных областей, несмотря на существовавшую взаимную вражду. Однако все усилия «действующих миссий», направленные к обращению в христианство язычников-игоротов, приносили столь же малые результаты, как и попытки военной экспансии. Пропаганда христианской религии не имела успеха среди горных племен прежде всего из-за их социально-экономической отсталости, господства у них первобытнообщинного строя с соответствовавшими ему доклассовыми религиозными представлениями. Сказывалась и исторически сложившаяся изоляция горных районов, традиционная враждебность горных племен, в свое время оттесненных с прибрежных равнин миграциями более сильных переселенцев, к жителям равнинных территорий, усиленная колонизацией и христианизацией последних. Контролем над приходами и организацией миссий далеко не исчерпывались многообразные функции католической церкви на Филиппинах, претендовавшей на всеобъемлющее господство в колонии. Обладая экономической и финансовой самостоятельностью, юридическим иммунитетом, собственной системой административного управления, церковь представляла собой силу, почти независимую от колониальной администрации. Ее стремление к полному освобождению от всякого контроля со стороны светской власти, расширению политического и экономического влияния, увеличению возможностей эксплуатации народных масс не могло не наталкиваться на сопротивление колониальной администрации. В борьбе между духовными и светскими отрядами испанских колонизаторов, нередко в течение XVII–XVIII вв. принимавшей характер острых конфликтов, перевес, как правило, оказывался на стороне церкви. Пытавшиеся ограничить всевластие церковников генерал-губернаторы, обладая по существу абсолютной властью в колонии, тем не менее становились обычно жертвами изощренной мести церковных магнатов. В борьбе со светскими властями все фракции католического духовенства выступали единым фронтом. Церковники пользовались богатым арсеналом методов и средств для «усмирения» генерал-губернаторов, угрожавших их влиянию к престижу. Прибегали к отлучению от церкви, незаконным арестам, конфискации имущества (путем наложения секвестра), организации заговоров и убийств.
Один из драматических эпизодов в истории борьбы духовных и светских феодалов произошел в 60-х годах XVII в. Конфликт между генерал-губернатором Диего Сальседо и архиепископом Поблете разгорелся из-за попыток губернатора ограничить участие орденов в галионной торговле. В него вмешался комиссар инквизиции на Филиппинах августинец Хосе Саманьего. В 1668 г. он потребовал ареста генерал-губернатора и передачи его «дела» в суд инквизиции, обвинив Сальседо в склонности к протестантству, взяточничестве и тайных ростовщических сделках. На имущество губернатора (оцененного в 700 тыс. песо) был наложен секвестр, а сам он был схвачен в губернаторском дворце вооруженными монахами-францисканцами. Арестованного генерал-губернатора держали некоторое время во францисканском монастыре, прикованного цепями к стене, затем переправили в монастырь августинцев в Интраму-росе. Его имущество было расхищено орденами. Лишь в 1670 г. тяжело больного Сальседо отправили в Мексику; по дороге туда он умер. Под давлением светских властей действия Саманьего разбирались в Совете Индий. Примечательно, что Совет выдвинул по существу единственное обвинение в адрес комиссара инквизиции – действия без санкции мексиканского трибунала, не возражая в принципе против практики применения церковными властями таких мер в отношении представителей светской администрации, как судебные разбирательства, аресты и т. п. Саманьего был отстранен от должности и в 1674 г., подобно своей жертве, умер на пути в Мексику.
В XVIII в. церковь также неоднократно выступала против попыток ограничения ее влияния и произвола, столь же решительно расправляясь со своими противниками. Так, в 1719 г. в результате монашеского заговора был убит в собственном дворце монахом-францисканцем генерал-губернатор Филиппин Фернандо Бустаменте, сторонник усиления светской власти, арестовавший архиепископа и нескольких крупных церковных сановников по обвинению в коррупции и нарушении королевских указов.
Если в борьбе со светскими властями церковь действовала как монолитная сила, то в самом лагере церковников существовали острые противоречия между различными фракциями католического духовенства. Особое положение религиозных орденов в системе эксплуатации Филиппин вызывало недовольство секулярного духовенства. Начиная с первого манильского епископа Саласара католические прелаты старались подчинить ордена контролю архиепископа и епископов, которые официально представляли высшую духовную власть в колонии. Верховное руководство церковным управлением было передано епископам в конце XVI в. (по указу Филиппа II 1583 г.). В 1622 г. папа Григорий XV подтвердил приоритет власти епископов, которым предоставлялось право контроля как над выполнением религиозных функций, так и над всей деятельностью приходских священников. На практике же управление приходами, включая все сферы их деятельности (духовной, административной, хозяйственной, финансовой), целиком сосредоточивалось в руках руководства орденов, яростно сопротивлявшихся попыткам установления контроля со стороны епископов. Борьба между фракциями черного и белого духовенства проходит красной нитью через историю Филиппин XVII–XVIII вв. В конфликтах с орденами архиепископы и епископы нередко обращались к помощи светской администрации. В отдельных случаях представители белого духовенства заставляли монахов подчиняться центральной церковной власти, но в целом были бессильны подорвать могущество многочисленных и сплоченных орденских организаций.
Со второй половины XVII в. одним из предметов, вызывавших бурные споры и столкновения между представителями белого и черного духовенства, становится вопрос о подготовке кадров филиппинских священников, которые должны были быть допущены к управлению приходами. Учитывая малочисленность секулярных священников-испанцев и намереваясь использовать создание кадров филиппинского духовенства для ограничения влияния орденов, архиепископы и епископы, которых поддерживали светские власти, выступали за открытие духовных семинарий для подготовки священников из представителей местной имущей верхушки. Полемика между представителями белого и черного духовенства по вопросу о филиппинских священниках получила отражение в монашеской историографии. Основными аргументами, которыми пользовались монахи, были утверждения о расовой «неполноценности» филиппинцев, их врожденной интеллектуальной ограниченности и аморальности (последнее не мешало авторам, обвинявшим в нарушении добродетели филиппинцев, описывать многочисленные скандальные происшествия, связанные с моральным разложением их собратьев-монахов). Одним из ярых противников создания кадров местного духовенства был ученый-богослов, монах-августинец Гаспар де Сан-Аугустин. В 1725 г. появилось его сочинение, направленное против идеи подготовки филиппинских священников и привлечения их к управлению приходами. «Что будет, – восклицал этот монах, – если индио, а они все без исключения отличаются: леностью и безнравственностью, сможет подняться до такого поста?! И какое благоговение будут испытывать перед ним сами же индио, когда будут знать, что он одного с ними цвета, одной расы?.. Как они смогут подчиняться ему, когда поймут, что он ровня им, когда увидят, что и он не может быть ничем иным, кроме как грешником либо рабом?» Подобной расистской и колониалистской психологией проникнуто большинства монашеских сочинений.
Из-за сопротивления орденов осуществление планов по подготовке филиппинских священников растянулось на целое столетие. Первые семинарии для филиппинцев были открыты только в середине XVIII в. В 60—70-х годах XVIII в., в период административных и экономических преобразований на Филиппинах, создание кадров местных священников было одним из основных мероприятий, направленных к ограничению власти религиозных орденов. Архиепископ Санта Хуста-и-Руфина совместно с генерал-губернатором Раоном добились утверждения закона (в 1769 г.), по которому назначение и замена приходских священников не могли производиться без санкции архиепископов. По другому закону, было значительно расширено привлечение к управлению приходами представителей секулярного духовенства. С изгнанием с Филиппин ордена иезуитов (1768 г.), наиболее рьяных противников реформаторской политики Карла III и потому удаленных из всех колониальных владений Испании, их оставшиеся вакантными приходы в большинстве своем были переданы священникам-филиппинцам.
СОЦИАЛЬНЫЕ ИЗМЕНЕНИЯ И ИСПАНИЗАЦИЯ КУЛЬТУРЫ
Испанское господство изменило ход исторического развития Филиппин, привело почти к полному уничтожению доколониальной социально-политической структуры и местных культурных традиций. Внедрение феодальных способов эксплуатации способствовало ускорению развития феодальных отношений и усилению классовой дифференциации внутри местного общества. Введение единой системы административного управления содействовало созданию территориальной общности, а массовая христианизация – культурному сближению филиппинских народов. Насаждение новых форм организации общества сопровождалось социальным угнетением, национальной и расовой дискриминацией порабощенного населения. Испанские колонизаторы образовали замкнутую группу, стоявшую над всей массой филиппинских индио (коренное население малайского происхождения) и отделенную от них непроницаемым расовым и социальным барьером. В отличие от американских колоний, где существовала многочисленная прослойка метисов испанского происхождения, на Филиппинах эта промежуточная этническая и социальная категория почти отсутствовала. Смешение с китайским населением, существенно повлиявшее на этнический и социальный состав филиппинского общества, началось со второй половины XVIII в. С точки зрения классовой дифференциации в коренном филиппинском населении выделялась узкая имущая привилегированная прослойка – принсипалия (касики), появление которой относится еще к начальному этапу испанской колонизации (превращение бывших дато и махарлика в старост барангаев).
В первой половине XVII в., в условиях внешней военной угрозы, усиления колониальной эксплуатации и роста народного недовольства, испанские колонизаторы вынуждены были искать средства для дальнейшего укрепления социально-политической базы колониального режима. Местная принсипалия была полностью освобождена от государственных феодальных повинностей, одновременно были расширены ее функции в системе колониального административного управления. Помимо выполнения обязанностей старост барангаев касики возглавляли муниципальные управления (капитаны пуэбло) и назначались на мелкие чиновничьи и полицейские должности. Со второй половины XVII в. касики образовали две основные группы: наследственная принсипалия из числа кабеса де барангай и довольно многочисленный слой чиновников, занимавших выборные административные должности. К этим последним относились капитаны пуэбло (или, как их называли испанцы, гобернадорсильо, т. е. маленькие губернаторы), их заместители и. помощники, нотариусы, альгвасилы и др. Выборность этих должностных лиц носила весьма относительный характер. Так, процедура избрания гобернадорсильо заключалась в том, что первоначально под контролем приходских священников выбирались три кандидата из числа местной принсипалии, а затем один из них назначался алькальдом на пост капитана пуэбло.
Местная принсипалия в рамках доверенного ей окружного и волостного управления пользовалась значительной властью. Изолированность испанского «меньшинства» (объясняемая и малочисленностью испанцев в колонии, и расовой предубежденностью) от основной массы филиппинского населения способствовала укреплению социального престижа и политического влияния местной верхушки.
Филиппинская принсипалия легко приспособилась к испанской системе административного управления, быстро усвоив все негативные стороны деятельности коррумпированного колониального бюрократического аппарата. Продажность, взяточничество, казнокрадство, деспотизм в отношении нижестоящих, фаворитизм, семейственность и т. п. получили широкое распространение и среди филиппинских чиновников и кабеса. Многие из этих явлений, оставленных в наследство испанским колониализмом, сохранялись во все последующие периоды филиппинской истории. Пережитки этой системы дают себя знать и по сей день в общественно-политической жизни современных Филиппин.
Сосредоточив в своих руках административную и экономическую власть на местах, филиппинские касики вместе с испанцами участвовали в разделе доли труда и продукта, изымавшейся у крестьян. В то же время в отношении принсипалии к крестьянам подчиненных ей пуэбло и баррио сохранялся известный патернализм – пережиток патриархальных традиций доколониальных балангаев. В полном объеме используя свои привилегии и права, наживаясь за счет эксплуатируемого населения, касики в какой-то мере старались оградить крестьян от произвола и гнета испанцев. Во многих случаях подобная тактика была на руку колонизаторам, так как способствовала смягчению народного недовольства.
Привилегированное положение и участие местного имущего слоя в эксплуатации народных масс превращали его в социально-политическую опору колониального режима. Одновременно испанский колониализм создавал почву для противоречий между этим слоем и колониальной системой, особенно очевидных на ранней стадии колонизации. Они сохранялись и в дальнейшем, порождаемые деспотической властью колониальной администрации, произволом монахов, расовой дискриминацией по отношению к филиппинцам, включая и местную эксплуататорскую верхушку. В XVII–XVIII вв. недовольство местной принсипалии теми или иными проявлениями колониального гнета находило выражение в участии ее представителей в народной антиколониальной борьбе. Это явление, однако, не имело значительного распространения. Лишь в некоторых случаях – усиление эксплуатации, затрагивавшее интересы отдельных принсипалес, личные конфликты с колониальными чиновниками или монахами и т. п. – касики становились организаторами и руководителями крестьянских выступлений.
Самым многочисленным слоем филиппинского общества было крестьянство, составлявшее 80 % местного населения. Традиционное территориальное размещение крестьянского населения по барангаям было почти полностью сохранено испанцами. Оставив территориальную организацию в форме барангаев, испанцы преобразовали их в основные налоговые и низшие административные единицы. Отличительной чертой системы барангаев была их внутренняя стабильность. В XVII–XVIII вв. каждый барангай включал от 30 до 50 крестьянских семей. Пуэбло (сельский округ) объединял несколько барангаев, наиболее крупные – до десяти. Самые мелкие территориальные единицы (ситио) включали обычно не более 20–30 семей. Натуральный характер сельской экономики препятствовал мобильности крестьянского населения. Внутреннюю стабильность барангаев укрепляла также политика колониальных властей (действовавших в интересах налогового аппарата) и церкви (заинтересованной в контроле над прихожанами и прибылях, получаемых от их эксплуатации). Формально разрешалось сменять барангай при переселении в другую местность (на практике подобные переселения были чрезвычайно редки), но полностью запрещались перемещения на те территории, которые не находились под непосредственным контролем приходских священников.
Внутренняя стабильность барангаев способствовала консервации среди крестьян патриархальных представлений и связей, уходивших корнями в доколониальное прошлое. Господство патриархальных представлений проявлялось с особой очевидностью в отношении крестьян к представителям принсипалии как членам одной и той же, «своей» социальной группы, связанным с крестьянами традиционными нравственными обязательствами, в силу которых принсипалес брали на себя покровительство и защиту жителей барангаев, а те, в свою очередь, должны были отвечать им преданностью и повиновением. Несомненно, что сохранение патриархальных традиций смягчало остроту классовых противоречий между крестьянством и филиппинской помещичье-бюрократической верхушкой.
Наиболее глубокие изменения, вызванные испанской колонизацией, происходили в духовной жизни филиппинского общества. Источником этих изменений была христианизация. Католицизм не только превратился в господствующую официальную религию и идеологическую опору испанского колониального господства, но и воздействовал на всю систему нравственных и духовных ценностей филиппинцев, их общественное сознание, психологию, культурное развитие.
Более или менее основательное изучение католической доктрины было доступно лишь представителям принсипалии, допущенным к получению религиозного образования. Что же касается всей массы филиппинцев, то их знакомство с основами католического вероучения ограничивалось «классами катехизиса» (воскресные занятия, проводившиеся приходскими священниками) и проповедями священников и миссионеров, дававших зачастую весьма примитивное и вульгарное толкование основных догматов католицизма. В процессе массового религиозного обучения и догматическое, и ритуальное содержание католицизма подвергалось значительной переработке. Филиппинцы легче всего воспринимали внешнюю, обрядовую сторону вероучения. Учитывая эту особенность, монахи-миссионеры на ранних этапах христианизации старались вызвать у местного населения интерес к новой религии организацией пышных процессий, театрализованных представлений и т. п. И впоследствии в религиозной деятельности ритуальная сторона продолжала играть преобладающую роль. Введенная испанскими церковниками система религиозных празднеств превратилась в устойчивую социально-культурную традицию. Каждый филиппинский город и пуэбло имели своих местных покровителей-святых, в честь которых регулярно устраивались красочные празднества, длившиеся по нескольку дней. Фиесты собирали в кабесеру всех жителей пуэбло, включая самые отдаленные барангаи и ситио. Приходские священники использовали эти праздники для религиозной пропаганды среди прихожан, укрепления в них «духа веры», не забывая и о собственных материальных интересах, Все расходы по организации фиесты несли окружные или муниципальные власти, церковь же получала немалые барыши от пожертвований, дарений, продажи украшений и различных, предметов религиозного культа.
Фиесты, приобретавшие, несмотря на свое строго религиозное назначение, характер народных празднеств (по жалобам испанских церковников, скорее языческих, нежели христианских), стали частью филиппинского народного католицизма, возникшего в результате трансформации ортодоксального католического вероучения. При массовом внедрении христианства происходила своеобразная «филиппинизация» католицизма, усвоение и модификация тех обрядов и догматов, которые были наиболее близки местным традициям, религиозным представлениям, психологии и мироощущению филиппинцев. Внедрение христианства не смогло до конца преодолеть пережитков доколониальных племенных верований и культов. Среди филиппинских крестьян устойчиво сохранялись прежние суеверия, вера в чудесное действие сверхъестественных сил, которое стало приписываться католическим святым и причудливо смешиваться с библейскими притчами о чудесах. Сохранилось и поклонение духам, претерпевшее некоторые изменения под влиянием христианской религии: деление на добрых и злых духов связывалось с покровительством святых либо с вмешательством дьявола, олицетворявшего силы зла. Одним из пережитков доклассовых религиозных представлений было почитание предков, выражавшееся в соблюдении ряда обычаев и обрядов языческого происхождения, которые отправлялись наряду с христианским ритуалом.
Некоторые местные традиции использовались испанскими церковниками для более эффективной религиозной пропаганды среди населения. Обычай взаимопомощи, распространенный среди жителей барангаев, способствовал созданию в приходах религиозных братств из прихожан (по образцу сходного испанского средневекового института), функции которых заключались в оказании «духовной» поддержки тяжело больным или умирающим односельчанам (фактически это выражалось в контроле за строгим соблюдением соответствующих христианских обрядов) и в сборе добровольных пожертвований на организацию похорон.
Широкое распространение получил на Филиппинах христианский обычай выбора при крещении ребенка «крестных отца и матери». На Филиппинах этот обычай подвергся значительной трансформации. В нарушение католических канонов, согласно которым «крестные родители» выбирались лишь при крещении и конфирмации, выбор «крестных» (компадре, падрино) производился в связи с самыми разнообразными событиями и по разным поводам. «Духовное родство» между действительными родителями и «крестными» предусматривало определенные обязательства со стороны последних – покровительство, оказание материальной помощи и т. п. Поэтому укоренилась традиция выбора «крестных родителей» из числа лиц более высокого социального статуса. Например, крестьяне, как правило, обращались к кабеса или помещикам. Таким образом, один из обрядов католической религии стал способствовать укреплению традиционных патриархальных устоев.
Вместе с колонизацией и христианизацией народов Филиппин шел процесс испанизации их культуры. Длительное воздействие испанской культуры оставило глубокий след. Элементы испанского влияния, проникавшие в различные сферы культуры и искусства филиппинцев, с течением времени превратились в органическую часть филиппинской культурной традиции. Испанское завоевание нанесло невосполнимый урон местной письменности. Монахи-миссионеры, «борясь» с язычеством, уничтожили почти все письменные исторические и литературные памятники. Исчезли местные алфавиты. С началом книгопечатания на Филиппинах стали появляться (с 1593 г.) книгикак на латинском, испанском, так и на местных языках (с использованием латинского алфавита). В основном это были переводы «Христианской доктрины» и ряда богословских трактатов. Книгопечатанием ведали ордена, издававшие довольно значительную по объему религиозную литературу (в XVII в. в Маниле было издано 400 книг). Книги были доступны узкому кругу местных лринсипалес, обучавшихся в открытых испанцами католических учебных заведениях. Сыновья касиков получали начальное образование в монастырских школах, где их обучали помимо религиозных дисциплин чтению, письму, музыке и арифметике. В конце XVI в. иезуиты основали в Маниле коллегии св. Игнасия и св. Иосифа (Сан-Хосе), которые готовили местных чиновников и кадры для низшего церковного аппарата. Со второй половины XVIII в. касики были допущены к обучению в духовных семинариях. В конце XVII в. появились первые монастырские школы для девочек из семей принсипалии.
