Текст книги "Война номер четыре (СИ)"

Автор книги: Юлия Лиморенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 26 страниц)

– А ведь возможно! Годков-то мне уже немало – весной будет сто двадцать шесть.

Орсо решил уже не удивляться – на его век изумительных вещей, видимо, хватит. И всё же посещение короля привело на ум ещё одну мысль:

– Может быть, это непочтительно… мне показалось, что…

– М-м? – Ада с любопытством подняла брови.

– …что Его величество какой-то… словно из сказки про доброго и милостивого короля, а вот королева…

– А королева – из суровой легенды о древних рыцарях, – согласилась Ада. – Верное впечатление! Джакомо Третий и есть добрый король, ты же помнишь, что при нём не было ни одной войны. Он хранит мир для королевства. А его хранит королева Мария. Видишь ли, – Ада подперла голову рукой и задумчиво смотрела в печной огонь, – у Девмена странная слава. Отсталая страна, устарелые обычаи… а ведь Девмен – последний оплот рыцарских традиций. То, что нам кажется нелепым пережитком старины, для них живо! Поединок со злом, рыцарская честь, почитание Света… И через королеву Марию эта святая традиция живёт здесь, в Андзоле, пусть хотя бы и только в пределах королевского дворца. Их сын может стать великим человеком… – Ада умолкла, и Орсо остро ощутил, что она не очень-то верит в такую возможность.

Часть 12, где появляется тайное общество

Орсо получил письмо от Матео. Приятель извинялся, что не нашёл времени снова зайти или хотя бы написать подробно – две декады безвылазно просидел, готовясь к экзаменам. Теперь они позади, он снова располагает временем и приглашает Орсо пойти вместе с ним в «одно интереснейшее общество». Будут только мужчины, и разговоры там тоже «преинтереснейшие». Орсо пожал плечами: почему бы нет? – и написал, что совершенно свободен и готов идти куда угодно, как с дамами, так и без.

Вспомнив о дамах, он снова покраснел, благо стесняться было некого. За три декады до Малого бала он, получив приглашение, традиционно подписанное рукой Её величества (по крайней мере, так считалось), послал его Джулии. Два дня не решался – и всё-таки отправил: в конце концов, что такого, если он вызовется сопроводить девушку из хорошей семьи? Наверняка ведь ей хочется на бал, нельзя же все праздники просидеть дома. К его удивлению, быстро пришёл очень милый ответ: Джулия рада, что сможет провести время в его обществе, да ещё на балу. Весь день Орсо не мог поверить, что это происходит с ним, наяву, на самом деле. А потом задрал нос: почему это он должен казаться девушкам неподходящей компанией? Пусть гордятся, что знакомы с ним, – а особенно Джулия! В библиотеке Ады он разыскал последнее издание «Этикета для юношества» и понемногу листал его в перерывах между учебными занятиями. Не хочется смотреться неотёсанным, сопровождая такую даму!

Однако пришлось вернуться мыслями к приглашению Матео. Орсо слышал о молодёжных клубах и салонах – в столице их немало, но приятель, видимо, звал его в какое-то совершенно иное «общество». Проще всего было предположить, что это политический клуб… Тогда можно понять, почему он без дам; непонятно только, почему бы прямо об этом не написать. Политические объединения разрешены! Студентам иногда настоятельно рекомендуют (запрещать не позволяет закон) не участвовать в таких «обществах», но Орсо и Матео ещё не студенты. Что заставляет Матео секретничать? – вот что беспокоило Орсо, когда он думал о предстоящем походе.

Аду юноша честно предупредил, что не знает точно, куда идёт; опекунша только вздохнула и посоветовала взять пистолеты. Матео написал, что будет ждать возле входа на рынок у Рощи; в давние времена это был дремучий лес за пределами города, и даже сейчас тамошние кварталы напоминали деревню – одноэтажные домики, палисадники, огороды, пустыри прямо между домов, где летом паслись неведомо чьи коровы и козы, а зимой мальчишки строили горки и снежные крепости. Тамошний рынок тоже походил на деревенский: торговали там овощами, рыбой, сеном, лошадьми и прочим хозяйственным добром. На отведённом для торговли месте рынку было тесно, и рядки лотошников вытекали из покосившейся рыночной ограды на улицу, и торговцы стояли прямо на обочинах, по колено в рыхлом снегу. Орсо про себя удивлялся, что «интереснейшее общество» делает в этакой дыре?

Матео ждал его у крыльца какого-то несимпатичного на вид трактира. Вывеска «Кобыла и ворона» со скрипом качалась над головой, двор был не чищен от снега, от крыльца в сторону служб тянулись кое-как протоптанные извилистые тропки. У коновязи снег был истоптан и грязен, на провисших верёвках на заднем дворе болтались какие-то тряпки… Одним словом, место на взгляд Орсо мало походило для встречи «преинтереснейшего общества».

Приятель порядком замёрз, ожидая Орсо; когда юноша пожал ему руку, то ощутил какие у Матео закоченевшие пальцы.

– Идём скорее, там тепло, – трясущими губами сказал Матео и повёл его внутрь. Тяжёлая дверь застонала, пропуская молодых людей в дымный сумрак и выпуская наружу плотный горячий запах угля, масла и старого дерева.

Внутри собралась немалая компания. Человек десять совсем молодых людей сидели за двумя сдвинутыми столами, где красовались пять бутылок вина, блюда с нарезанным шпиком, сыром, колбасками и ломтями хлеба, отрезанного щедро, толсто, и очень пышного – не чета худосочным хлебцам, которые принято было подавать к вину в приличных домах. Все, рассевшись за столами, слушали человека значительно более зрелых лет – никак не меньше двадцати пяти. Он сидел во главе стола, держа в левой руке бокал вина, а в правой – ломоть буженины, и почти кричал:

– Что есть человек? Слабая плоть, ведомая огненным духом! Духу претит покой, дух жаждет действия, борьбы, гнева, горения!

Оратор взмахнул рукой с бокалом, алые капли брызнули на стол, и в ответ взметнулись вверх десяток рук и кружек.

– Нельзя запирать наш огненный дух в повседневности! Нельзя годами, десятилетиями тихо тлеть под грузом рутины! Рано или поздно дух возьмёт своё! Пожар, пожар охватит всю нашу прежнюю жизнь, и она сгорит дотла, оставив лишь кучку золы. Так кто же, – вскричал он вдруг, – кто лучший хозяин своего внутреннего огня? Те ли, кто стыдливо запирает его сотнями запретов и суеверий, не даёт себе вольно гореть и гибнет, бесполезный и безвестный? Или мы, стремящиеся к борьбе, к действию, к решению своей судьбы своею волей, мы, сознательные деятели, бойцы, смельчаки?

– Мы! – в десять глоток отозвалось собрание. Оратор залпом допил вино и повернулся к вошедшим:

– Брат Лукано, как случилось, что ты и твой достойный друг ещё не за столом и не пьёте вместе с нами?

Собравшиеся подвинулись, освобождая место, откуда-то появился ещё один стул, Орсо и Матео усадили, протянули им по кружке, и рослый круглолицый юноша, сидевший справа от Орсо, как старый знакомый, спросил его:

– Красное или белое?

– К такой закуске лучше красное, – ответил Орсо, оглядев стол, и подвинул кружку.

Сосед взглянул на него с уважением:

– А я как-то не подумал об этом…

Вино полилось в кружку – свободных бокалов на столе уже не было.

– Сейчас, – снова раздался голос вожака, – мы должны объяснить нашему гостю устав, по которому мы живём. Каждый, кто приходит к нам и делит с нами хлеб, вкладывает небольшой взнос в общую кассу – вот она, – Вожак указал на деревянную миску, на дне которой в самом деле блестели монеты. – каждый из нас сегодня вложил сюад по одному ану.

Орсо и Матео, не дожидаясь приглашения, опустили в миску по монете. Собрание одобрительно зашумело, кто-то дружески, не стесняясь силушки, шарахнул Орсо по плечу. Вожак продолжал:

– Второй пункт нашего устава гласит: мы остаёмся друг для друга просто товарищами без фамилий и настоящих имён. Поэтому каждый, кто желает остаться в нашем кругу, избирает себе псевдоним. Хочешь ли ты остаться с нами и разделить нашу борьбу? – Вожак смотрел на Орсо дружелюбно и без следа угрозы, но воспитанник Ады вдруг ощутил бегущий по спине холодок. Он должен остаться. Что за компания, пока неясно, но собираются они явно не только вино хлестать! Раз уж он здесь – надо разузнать, что тут происходит на самом деле, – хотя бы для того, чтобы Матео не влип в одиночку…

– Хочу, – сказал Орсо и глянул в глаза вожаку. В ответном взгляде ему почудился вызов… или нет. Буйная фантазия и вино, случается, вместе порождают удивительные вещи.

– Как же нам звать тебя, о вновь пришедший брат?

Орсо не задумался ни на миг:

– Брат Гаэтано, если никто не возражает.

– За нашего нового брата! – провозгласил вожак, и компания разом осушила стаканы и кружки. Орсо невольно покосился на Матео: тот пил как ни в чём не бывало, и не заметно было, чтобы вино как-то на него действовало. Впрочем, это впечатление бывает обманчивым… Орсо мысленно укорил себя: напрасно он считает приятеля несмышлёным мальчишкой! Он уже взрослый и, во всяком случае, сам может решать, что ему пить и с кем. Юноша решительно отвернулся – и почему-то вспомнил вдруг Зандара: на миг увидел его, как тогда, в Ринзоре, в тени парковой ограды, в предрассветной мутной синеве.

Тем временем все «братья» тянулись через стол пожать руку новообретённому товарищу. Один за другим называли псевдонимы: брат Карло, брат Микеле, брат Эмилио… Вожак поднялся последним, подошёл к Орсо, стиснул его ладонь холодными сильными пальцами:

– Брат Мауро. Я создатель нашего маленького кружка, но здесь я лишь первый среди равных. Мы говорим о серьёзных предметах, но не стоит ради них забывать о пище телесной! – С этими словами брат Мауро подвинул к неофиту блюдо с нарезанной бужениной, сам налил ему вина и вернулся на своё место. Постучав вилкой по бокалу, словно судья по колокольчику, он привлёк внимание своих молодых последователей:

– Мы знаем, насколько неукротим бывает внутренний огонь. Мы знаем, что давать ему волю бездумно – значит своими руками кинуть горящую головню на крышу дома. Но что же делать, когда огню нет никакого мирного выхода, а погасить его – хуже смерти?! – Брат Мауро, надо признать, был выдающимся артистом: его голос мог выражать тонкие оттенки чувств, и сейчас он всего тремя фразами словно провёл слушателей вверх по незримой лестнице – от беспокойства и сомнения через понимание неизбежности решения к высшей точке накала страсти, за которой или взрыв чувства, или разочарование. Но разочаровывать юных членов «интереснейшего общества» в его планы явно не входило!

Собрание замерло: Орсо видел, как побелели сжатые пальцы, как дрожат руки, беззвучно шевелятся губы, вновь повторяя тот же вопрос. Да, вожак не зря поил юнцов вином: выпивка и атмосфера таинственности сделали их податливыми к любому внушению, к любой брошенной идее… И сейчас оратор прекрасно воспользовался паузой:

– Что же нам остаётся, братья?! Только война!

– Война-а-а! – поддержал нестройный хор. Бокалы зазвенели о бокалы, со всем концов стола понеслись крики:

– Огонь войны!

– Битва – призвание храбреца!

– Чем мы хуже предков?!

– Именно! – взвыл брат Мауро. – Вы потомки древних воинов, всю жизнь проводивших в бою, а сейчас мы ведём унылую жизнь амбарных крыс! Только война не даст нашему пламени погаснуть без пользы. Оно не может творить новое, но только лишь война направляет его на разрушение ветхого, ненужного, прогнившего, отжившего! Только так!

Не может творить новое. Орсо будто бы нашарил иголку в стоге сена – нашарил и укололся. Перед глазами проплыли одно за другим словно выхваченные из тьмы лица. Ада. Отец. И почему-то Творец с образа в знакомом с детства храме.

Не может творить новое – значит воплощает тьму. Так гласило учение Творца, это вбито с детства, затвержено, как непонятная формула, наизусть, но теперь ничего не значившие слова наполнились живым, ощутимым смыслом.

Брат Мауро кричал ещё что-то, остальные одобрительно вопили в ответ, всё чаще поднимались бокалы, всё более нестройно звучали выкрики «братьев». Орсо глядел на «преинтереснейшее общество» словно со стороны и видел пьяных юнцов, которых одурманил и околдовал языкастый, обаятельный плут. Если не кто похуже.

Матео как-то загрустил, вертел в руках недопитый бокал, и в его нетрезвых глазах плавала вселенская печаль. В ответ на невысказанный вопрос друга Матео поднял бокал, глянул сквозь него на тусклую лампу под потолком и вздохнул:

– Но с кем же нам воевать? У нас ведь нет врагов…

Краем глаза Орсо заметил, что брат Мауро прислушивается или, скорее, присматривается к их разговору. Оно и понятно: новичок и тот, кто его привёл, не участвуют в общем веселье – это необычно…

Орсо налил другу вина, потом раздобыл себе чистый бокал и патетически произнёс:

– У нас всегда есть враги. Наши враги – это те, кто покушается на наше предназначение. Они лгут нам, заманивают нас в ловушки, где мы напрасно растрачиваем наши годы, соблазняют призраком успеха, независимости, славы – а это лишь западня для свободного духа… Теперь я понял, как описать то, что раньше только ощущалось… Вот кто наши враги. Вот с кем придётся воевать, упорно и беспощадно. Выпьем за битву, – и первым осушил до дна немаленький бокал. Матео послушно отпил из своего; кошачьи глаза брата Мауро, внимательно следившего за этой сценой, блеснули и погасли…

Орсо понял, что сегодня, возможно, нажил первого личного врага. Вожак увидел, что «брат Гаэтано» неглуп, нахален и вполне может составить ему конкуренцию – с ним одной болтовнёй не обойдёшься. Значит, в ближайшее же время последует приватный, более откровенный разговор с новоявленным «братом»: почти наверное у вожака есть круг приближённых, которые больше знают о его делах и помогают ему. И завлечь сообразительного новичка в этот круг – самый очевидный ход. Можно, конечно, и просто избавиться от него… но это зависит от размера ставок в игре, которую ведёт Мауро. Возможно, и он сам – лишь вербовщик дурачков, а из мелкой рыбёшки, которую он ловит, кто-то другой отбирает будущих зубастых щук…

Эти мысли Орсо не то чтобы удивили – ничего сложного в них не было, – скорее, его поразило, что он начала думать об этом кружке именно такими словами почти тотчас же, как его увидел. Переобщался с полковником Тоцци?..

Орсо отставил бокал, подошёл к брату Мауро и негромко сказал:

– Пожалуй, моего друга пора проводить домой – отпускать его одного в мороз я опасаюсь… Я рад знакомству… хотя и не знаю, кто на самом деле мои новые братья, но догадываюсь, что это отпрыски благородных семейств?

Вожак кивнул:

– Верно. Это наше будущее – те, на кого будет опираться королевская власть…

Власть опирается на золото и штыки, подумал про себя Орсо. Мысль была внезапная, злая и какая-то чужая, хотя и казалась верной. Вслух, понятно дело, воспитанник приёмной дочери короля её отнюдь не высказал – вместо этого он любезно раскланялся с «братьями», помог Матео одеться, вывел его в метельную темноту и, едва за ними захлопнулась дверь, сгрёб ладонью горсть снега и решительно размазал её по лицу друга. Матео замотал головой, зафыркал, вытаращил глаза, но шататься перестал – словно проснулся:

– Ох… я что, напился?

– Да, если без церемоний, это так и называется, – покачал головой Орсо, подавая ему платок. – Вытри воду, а то поморозишься. Держись за меня и идём!

– Куда?.. – пробормотал «брат Лукано», покорно шагая следом за Орсо.

– Ловить извозчика, куда же ещё. Поедем к нам – домой тебе в этаком виде являться не стоит!

– Да уж, это верно… Но постой, а госпожа Ада не…

– Об этом не беспокойся. И вообще это не твоя забота – думать сегодня буду я.

Ада не выразила не то что недовольства – даже удивления, за два часа до полуночи увидев на пороге совершенно замёрзшего воспитанника с приятелем, которого приходилось тащить на плече:

– Вам сегодня повезло, молодые люди: я сварила компот из лимонов с корицей. Он ещё горячий, и для вас это в самый раз. Коринна, милая, – крикнула женщина, обернувшись в дом, – постели на софе в гостиной! И разожги камин!

Над кружкой компота Матео снова немного взбодрился и виновато сказал:

– Зря я потащил тебя туда. Испортил тебе вечер…

– О нет, не зря, – возразил Орсо и сам удивился, какие зловещие, в стиле Ады, нотки прорезались в его голосе. – Без тебя я не узнал бы об этом гнезде порока! – И уже обычным своим голосом добавил:

– В самом деле, я рад, что ты мне их показал. Правда, теперь ты можешь быть в опасности из-за меня…

– Поч-чему?.. – сонно удивился Матео.

– Давай завтра поговорим об этом, хорошо? Мне надо всё обдумать, а хочется не думать, а спать…

И ещё хочется побеседовать обо всём этом с Адой и полковником, мысленно признался себе Орсо. Если и дальше придётся играть в эти игры, неплохо бы для начала узнать их правила!

К том уже у него осталось чувство, будто он услышал сегодня нечто очень важное, но не смог понять, что именно.

Часть 13, где рассматривают карту и говорят о семейных делах

Начинание воспитанника Ада не критиковала, хотя и предупредила сразу: шансы узнать что-нибудь стоящее через «брата Мауро» невелики. Может ведь оказаться, что этот след никуда не ведёт. Орсо не стал спорить, хотя связь «интереснейшего» кружка и таинственных недругов Ады казалась ему очевидной…

Матео заработал от матушки невообразимый нагоняй за «разврат и гульбу», зато следующим вечером Орсо неожиданно получил письмо от Розы Каленти. Она благодарила «дорогого кузена» за заботу о Матео, который, как ей точно известно, попал в весьма опасную переделку и выпутался из неё лишь благодаря умному и решительному другу. Орсо прочёл письмо с удивлением. Матео, несмотря на крутой нрав матушки, нашёл, очевидно, возможность увидеться с Розеттой и изложить ей какую-то авантюрную историю с его, Орсо, участием. Хотелось бы знать, имел ли его рассказ хоть что-либо общее с действительностью? И зачем ему вообще всё это понадобилось?..

Ада тоже в эти дни получила странное послание – впрочем, большинство приходящих ей писем вполне заслуживали называться странными. Вскрыла она конверт при воспитаннике, и он вместе с опекуншей вдохнул странный чужой запах, исходивший от бумаг, и ощутил на руках тонкую жёлто-охряную пыль, которой были покрыты листы в конверте. Там лежала свёрнутая во много раз карта, вычерченная не очень умелой рукой на тончайшей, полупрозрачной бумаге. Что она изображала, Орсо без подсказки понять не смог: какие-то скопления точек, заштрихованные области, линии, соединяющие точки друг с другом, обведённые пунктиром фигуры разнообразных форм… О том, что это карта, говорила лишь координатная сетка, как на обычных географических картах.

– Это известные нам звёздные острова, – объяснила Ада в ответ на изумлённый взгляд молодого человека. – Вот тут отмечены звёзды, где бывали наши враги; вот здесь – области, где с ними ведут открытую войну, а это – системы, о которых известно очень мало, а значит, велик шанс наткнуться там на крепости или базы противника…

– Но кто он, этот противник? – задал Орсо давно занимавший его вопрос. – Какие у него силы? Что это вообще за враг, который с такой лёгкостью шагает по звёздам? И что ему от нас нужно, при таком-то могуществе?

Ада расстелила карту на столике в гостиной, перед жарко горящим камином, закуталась в необъятную пуховую шаль, опустилась в любимое кресло и начала теребить бахрому покрывала:

– Ему нужно всюду, куда он дотянется, установить свои порядки. Помнишь, мы говорили, почему наша страна опасна для врагов?

– Потому что тех, кто занят производством, очень много и они могут составить политическую силу? Так?

– Так, – кивнула женщина, пропуская между пальцами шёлковые нити бахромы. – Те, кто производит, и те, кто покупает их труд, живут разной жизнью, в разных условиях, но они связаны друг с другом и, пока всё это не переменится, одни не могут существовать без других. Но есть и те, кому поперёк горла само это их существование. Они понимают только один порядок: господин и пресмыкающийся перед ним раб. А те, кто работает на заводах и в шахтах, строит и даже воюет, рабами не являются. Как бы бедно они ни жили, они продают свой труд, а не принадлежат хозяину, как полезное имущество.

Ада поднялась из кресла и захромала по гостиной, хлопая по ладони конвертом от письма.

– Ты, вероятно, знаешь, почему аристократия ненавидит богатых промышленников и торговцев?

Орсо кивнул:

– «Жирная трава без корней» – старое ругательство…

– Да, корни у нынешних богачей обычно уходят неглубоко, – кивнула женщина. – У многих деды, отцы, а то и они сами начинали зарабатывать, торгуя вразнос пирожками или разгружая баржи в порту. Очень немногие из них имели готовый начальный капитал… Пройдёт пятьдесят-сто лет – и у купеческих и промышленных фамилий тоже отрастут корни, но пока дворянам, которые не умеют или брезгуют богатеть таким путём, остаётся гордиться родословными – больше-то нечем…

– Но есть ведь и очень богатые дворянские роды! – заметил Орсо.

– Есть, – согласилась опекунша, снова уселась в кресло и начала в задумчивости расплетать толстую косу. – Чаще всего их состояния выросли на грабеже, а кого и что грабить: заморские колонии, государственную казну или население собственной страны – не так уж важно. Грабёж, воровство, взятки, женитьба на богатых наследницах – вот истоки этих состояний. – Ада отбросила за спину волну тёмных волос и недобро усмехнулась:

– А проще и удобнее всего грабить рабов.

Теперь уже Орсо мерил шагами гостиную, пытаясь уложить в голове все эти премудрости:

– Аристократия – за войну? Не могу поверить…

– Отчего же? Аристократы – военное сословие, смысл их жизни – война в защиту своих земель, полученных от сюзерена, и грабёж соседей. Вспомни любимые развлечение дворян – охота и турниры. Воинские занятия.

– Но сейчас ведь… другие времена… – Орсо попытался представить отца в рыцарской броне во главе отряда… кого?

– Да, такие, как твоя семья, – порождение более поздней эпохи, – Ада угадала его мысли. – Вы не воины – вы рантье. Владеете землёй, но никогда не имели в собственности людей, живущих на ней. Источник ваших доходов – арендаторы, а это уже весьма далеко от милой сердцу старой аристократии картины «раб и господин»! Те, кто трудится на вашей земле, так же точно продают свой труд, как рабочие на фабрике.

Орсо потряс головой не хуже Пороха:

– Но какая связь между этими дворянскими бреднями и войной?!

Ада вздохнула:

– Понимаешь, всё завязано на способ ведения хозяйства. В нашем случае – хозяйства страны. Война заставит заводы работать на износ и одновременно потребует призвать в армию людей, которые раньше трудились на них. Значит, у станков их заменят женщины и дети. И крестьян, которые будут вынуждены кормить армию, тоже станет меньше – они ведь попадают под мобилизацию. Значит, и здесь вместо мужчин пахать и ловить рыбу будут женщины и дети. Кончится тем, – женщина пошевелила кочергой угли в камине, – что государство или победит ценой полного падения производства… или проиграет с тем же исходом. Полумёртвая от голода, обезлюдевшая, нищая страна. При любом раскладе Андзола в проигрыше. Вот тут-то и явятся те, кто считает себя хозяевами мира: предложат дары – весьма соблазнительные, плохого не держат! – в обмен на признание за ними верховной власти. Жизнь сытого раба, всегда готового лизать сапог господина, – думаешь, не найдётся те, кому это бальзамом на сердце ляжет? Эти-то, приносящие дары, и станут господами, а вся страна – толпой рабов, отличных друг от друга только количеством хозяев, стоящих выше.

Ада помолчала, потом словно нехотя добавила:

– И это – одна из самых мощных стран мира! Айсизи уже далеко не так сильна, а остальные… Остальные уступают Андзоле по населению, по развитию производства, по природным богатствам или по другим меркам… Они тем более не устоят. А наша здешняя аристократия с немалым удовольствием поможет захлопнуть эту ловушку!

– Но… почему? – тихо спросил Орсо.

– Потому что рассчитывают занять при новом порядке местечко повыше, следовательно, поближе к господам, – пожала плечами Ада. – Наивная мечта! Как и все их мечты, впрочем…

– Значит, – юноша думал вслух, и опекунша не прерывала его, – часть наших дворян поддержат войну? Тогда выходит, что брат Мауро может… ну, то есть… – Ада молчала, не желая сбивать воспитанника с мысли.

– То есть он не ждёт, что все эти братья непременно будут воевать – они же сопляки, кто их пустит… но из них готовят будущих господ? Сословие властителей? Так, что ли?!

Ада посмотрела на него с гордостью и ноткой печали:

– Да, мой дорогой, примерно так. Не в первый и, боюсь, не в последний раз. А теперь подумай, много ли жителей Андзолы поймут это заранее, до того, как начнётся всё это безумие. Да и когда начнётся – этого бывает мало для понимания… – Ада подняла глаза к темнеющему окну и тихо произнесла, словно прочла на оконном переплёте:

Ваши владыки, что падки до славы,

Смеют указывать скиптром своим,

Чтобы умножить триумф свой кровавый,

Новые жертвы, потребные им…

– Но… – Орсо заметался по комнате, – но почему вы не расскажете всё это? Всем? Можно же написать в газете, в конце концов…

Женщина вновь устроилась в кресле, вытянула ноги к огню и сложила руки на груди; отражая свет углей, кровавой каплей блеснул гранат колечка.

– Мы уже пытались так делать. По наивности – только, умоляю, не принимай на свой счёт! – я сначала тоже верила, что стоит только всё рассказать – и люди сами поймут, что и как делать… К сожалению, есть много «но». Ты веришь мне, потому что мне доверял твой отец и сам ты уже успел на своём опыте проверить, что мои слова хотя бы отчасти правда. Его величество верит мне, потому что никогда не спорит с королевой Марией, а она верит, потому что я смогла показать ей свидетельства давнего большого заговора – те, что помог найти твой отец. Зандар верит, потому что сам встретился с врагами и только потом узнал, что это за враги… А как мне убедить миллионы других людей? Жизни, даже моей, не хватит, чтобы дать каждому его личный, особенный опыт, который заставит его задуматься и поверить!

Ада резко подняла на ноги, тяжело опираясь на подлокотники кресла, встала перед огнём и теперь говорила как будто с играющим на поленьях пламенем, а не с воспитанником:

– С таким врагом, как наш нынешний, должны бороться не рыцари-одиночки, а организованные всеобщие силы – армии, партии, страны, миры… Чтобы это случилось, общество должно знать о природе, корнях этого врага, об опасности, которую он несёт, и о путях борьбы. А этот опыт нельзя пересказать. Его либо получают на своей шкуре – и, как всякая подобная наука, он может быть смертельно опасен, – либо перенимают у другого общества, прошедшего этим путём. Перенимают, сливаясь с ними, образуя новое общество, наследующее всем свои предшественникам…

Отдавшись мыслям, Ада, казалось, вовсе забыла о собеседнике и словно продолжала какой-то давний спор, не связанный ни с Орсо, ни вообще с делами этого мира:

– Сколько раз пытались «пересадить прогресс на новую почву»! Сколько потратили сил, сколько угробили достойных людей… Как можно пытаться вертеть колесо истории, не понимая, на чём оно крутится?! Чего же теперь удивляться, что вместо светозарной армии добра по вселенной катится колесница разрушения! И кончится тем, что кто-нибудь опять потребует «последней милости»… мерзавцы…

Юноша почти перестал понимать её, тем более что в её взволнованной речи всё чаще проскальзывали неведомые ему слова. Звучали они вроде бы знакомо, но уловить их смысл не удавалось.

Ада внезапно замолчала, прошлась туда-сюда по гостиной, сцепив руки, потом обернулась к воспитаннику:

– Говоря упрощённо, здесь, у нас, ещё не хватит знаний, чтобы понять весь размах беды. А требовать слепой веры я не стану и никому не советую: это любимый приём наших врагов. Так что, если уж быть честной до конца, мой дорогой воспитанник, я могу действовать здесь только от лица своей небольшой семьи – не Их величеств, а моих родных. Мы, если можно так сказать, наследственные борцы с нашим давним врагом, выискиваем его по всем мирам и преследуем, где можем. А он преследует нас. Причём враг начал раньше, так что вопрос о праве на самозащиту здесь даже не обсуждается. Это вам на всякий случай, если какая-нибудь гнида попытается тебя упрекнуть…

Словно вдруг разом устав, Ада тяжело опустилась в кресло:

– Конечно, мы не всегда действуем как одиночки. Мы – часть большой силы, но сила эта то появляется, то исчезает, смотря по тому, какими путями идёт история. Вот эта карта, – она погладила разложенный на столике невесомый лист, – составлена, точнее, обновлена женой моего мужа. Для меня это не просто полезный инструмент – это привет от подруги, с которой мы давно не встречались и не знаю, как увидимся…

– Как… женой… мужа? – растерялся Орсо.

– А что такого? Нас у него много, – серьёзно сказала Ада; в голосе её послышалась очень давняя и глубокая печаль, истоков которой Орсо неоткуда было знать.

– А… где же он сам? – он наконец справился со словами, которые по обыкновению куда-то разбежались.

– Он всюду со мной, – тихо сказала Ада, и это тоже было эхом каких-то давних, запредельных и чужих скорбей.

Орсо замолчал – он винил себя, что навёл Аду на эти ранящие мысли; в молчании обдумывая всё, что она сказала, юноша вдруг споткнулся о слово, которое должно было сразу привлечь его внимание, а он, глупец!..

– Вы сказали: это дело семьи? – произнёс он осторожно.

– Да, можно считать так.

– Но… тогда… простите, если я много на себя беру, но… вы сказали Зандару, что я ваш приёмный сын, и…

– Да, всё верно, – женщина посмотрела ему в глаза и неожиданно ласково улыбнулась, – ты теперь часть нашей семьи. У тебя есть братья и сёстры, да ещё несколько приёмных матерей вдобавок. Если будет с нами удача – со всеми встретишься… правда, не могу обещать, что скоро.

– И мой отец… ведь он знал, что… так будет?

– Он этого хотел, – просто ответила Ада. – Ему была невыносима мысль, что ты останешься один в мире, где многое зависит от семейных связей. Конечно, тут есть и порядочно обязательств, но и преимуществ немало. Они тебе скоро понадобятся, чует моё сердце…

Ада вышла, а её воспитанник ещё долго сидел в любимом кресле опекунши, пытаясь привести мысли в порядок. Семья Ады выступала из темноты как некая сложная система, для которой привычное дело и звёздные карты, и мировые войны, и какие-то почти надмировые исторические события… А теперь он часть этой системы, и придётся на ходу постигать эти хитросплетения, потому что времени совсем не остаётся. Что он знает? Немного истории, немного географии – и всё! Орсо на минуту стало страшно. А что если он не справится? Воспитанник ещё может пренебречь делами опекуна – меня, мол, так воспитали, я ни при чём. Но сын – тут Ада права! – обретает и обязанности перед матерью и её семьёй.