Текст книги "Война номер четыре (СИ)"

Автор книги: Юлия Лиморенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 26 страниц)

Часть 31, где сталкиваются удачи и неудачи

Расчёт Орсо начинал оправдываться: бригадир Техеро, отчаянно осыпая подчинённых страшными проклятиями, рассылал повсюду летучие отряды с приказом изловить или уничтожить дерзких крестьян. В нападениях бригадир не видел никакой системы и предполагал, что крестьяне просто не оценили оказанной им великой милости: их разорили не всех и не полностью, а кео-кого даже и вообще не тронули! Что ж, они заплатят за это! От схваченного на дороге разъезда Орсо узнал, что «воздателям», как назвал своих карателей Техеро, надлежит жечь деревни без всякой жалости, а каждого, кто имеет при себе хотя бы нож, убивать на месте. Ножами кобальские крестьяне были вооружены всегда и повсюду, мальчики с трёх лет и девочки с пяти уже таскали крошечные ножики, называемые в народе «не трожь меня», – старинная традиция самозащиты не была забыта даже за триста лет в составе королевства… Так что приказ Техеро означал попросту «убивайте всех». Формально он всего лишь выполнял распоряжение Генерального штаба – не его вина, что прекраснодушный слабак Рохас не желает пачкать кровью белые перчатки!

Отряды карателей, больше похожие на банды разбойников, бросились прочёсывать окрестности Поллены, и Орсо понял, что пора выступать. Неплохо было бы всё же дождаться какого-никакого ответа из Кобальи… но времени уже нет: начинать надо сейчас, и останавливаться уже нельзя. Если хоть где-то потерять время, Техеро доложил Рохасу, и основные силы корпуса подтянутся в Поллену за день-два, и получится, что не Орсо заманил их в капкан, а его заперли между Полленой, Кобальей и Каррело. Начальник штаба был с командиром согласен, его душа и так уже рвалась в бой, терпение истощилось, хотелось сделать что-нибудь настоящее, весомое, показать айсизцам, что почём на чужой земле!.. Покажем, пообещал Орсо и отдал приказ выступать следующей ночью. Нелло едко заметила, что, насколько ему известно, это уже третий приказ командира Травенари о ночном марше. Воевать днём, как все, не позволяет презрение к традициям?.. Пришлось напомнить, что ночью в летней Кобалье хоть как-то можно дышать и не окунать поминутно голову в бадью с холодной водой. Люди и лошади будут только рады ночному маршу! Но если командир батальона против, он может выступать днём, по жаре… Такого желания у Нелло не возникло, на том совещание и кончилось. А Орсо взял себе на заметку впредь не позволять обсуждать свои приказы даже очень хорошим парням.

Остаток дня он проспал – потом опять не дадут отдохнуть, что-нибудь да начнётся. Угадать здесь оказалось несложно – перед закатом его разбудил Полидоро и подал записку от командира эскадрона разведчиков. Орсо развернул бумажку, в прежней жизни бывшую наклейкой на пачку табака; в записке говорилось: «Боронский сын говорит знаит как избавица от замку».

Командиру понадобилась целая минута, чтобы понять идею. Задачу «избавиться от замка» он вообще-то не ставил, но мысль, что опасность со стороны артиллеристов можно как-то уменьшить, безусловно, заслуживала внимания! Он послал за Альберико.

Младший Джустино явился, полный достоинства, и был явно переполнен гордостью за пришедшую к нему блистательную мысль. Дождавшись позволения говорить, он начал без предисловий:

– В замке стоит артиллерийский полк, и до Поллены ему совсем близко. Если оттуда придёт курьер, пушки смогут подойти им на помощь за несколько часов, верно?

– Да, от трёх до шести часов в зависимости от погоды, – кивнул Орсо.

– А если захватить замок заранее?

– Мы думали об этом, но на штурм у нас не хватит сил, а с артиллерией там можно неплохо обороняться…

– Штурм не нужен! – победно заявил баронский наследник. – В замок можно пройти подземным ходом!

– Будьте любезны, подробнее! – Орсо жестом послал вестового в штабную хижину за Родольфо – пусть тоже послушает.

– В замке есть подземный ход, – охотно объяснил Альберико. – Не очень длинный, до мельницы. Там меньше мили. Но он исправен! Я сам по нему проходил в последний раз месяца два назад, всё было в порядке.

Орсо усилием воли заставил себя не вскакивать с места. Ах, если бы это было правдой! Ах, только бы это было… Но пришлось придать лицу выражение сомнения:

– А как можно быть уверенными, что айсизцы уже не проведали про это?

– А кто бы им рассказал?

– Слуги, например.

– Слуги о ходе не знают, знал только камердинер отца, а он уехал с ним в Кобалью.

– И никому больше не рассказал? Стал бы он так хранить чужие тайны?

– Не чужие, а хозяйские! – Альберико смотрел на командира так, словно тот не понимал очевидных вещей. – Если бы Томазо болтал языком о чём не просят, отец давно бы его выгнал. А он уже двадцать лет служит беспорочно. Я в нём уверен.

Он уверен, и хоть трава не расти. Спесь аристократа превыше логики… Ну да ладно, если артиллеристы в самом деле не знают этого секрета, то появляется шанс…

Подошедший Родольфо выслушал сообщение о замковой тайне, почти не выдав бешеного волнения, только левая рука вцепилась в рукоять трофейной сабли так, что пальцы побелели.

– Послать разведку? – осведомился он старательно спокойным тоном.

– Нет времени. Посылать нужно сразу большие силы. – Орсо обернулся в баронскому наследнику:

– Насколько широкий ход?

– Два человека пройдут рядом.

– Отлично! Можете начертить, где он начинается и куда в замке выходит?

Альберико, брызгая чернилами с растрёпанного пера, принялся рисовать план, а Орсо вполголоса отдавал Родольфо инструкции:

– Отправь полк Микелино и для срочной связи придай им третий эскадрон. Если что пойдёт не так, хотя бы доскачут назад и доложат нам… Гранаты пусть берут все, какие у нас есть, я сам скажу Форине. Если захватят замок, там полно гранат, если нет – они нам уже не помогут…

– Всё так плохо?

Орсо пожал плечами: с другом можно не притворяться.

– С угрозой нападения артиллерии за спиной мы Поллену не возьмём. Они-то тоже знают про пушки и смогут протянуть время до их подхода. А из Кобальи – ничего!

Родольфо положил руку ему на плечо:

– Придут! Просто собирают силы. Зиналы же говорили, что легче передать сообщение туда, чем получить ответ.

– Я помню… – Орсо вдруг схватился за голову и тихо застонал. – Помилуй Творец, куда я вас втянул?!

– Тише! – Родольфо потряс его за плечи и кивнул на Альберико, сосредоточенно скрипевшего пером. – Брось! Никуда ты никого не втянул, мы сами пошли драться. И мы будем драться! – Молодой Треппи сжал кулаки. – И ещё посмотрим, кто тут хитрее всех!

Хитрее… Много бы Орсо дал сейчас за толику хитрости полковника Тоцци. Вот уж кто старый хитрый лис, его в ловушку не поймаешь… Ладно, чего нет – того нет, а есть серьёзная задача, если её правильно решить – многое станет проще! Надо пытаться – разве он когда-нибудь проходил мимо удачного шанса?

– Вот, – Альберико показал нацарапанный им план. Ход и правда был недлинный – начинался у мельницы за деревней, а вёл в винный погреб. Ну правильно, куда же ещё-то!

– А погреба не заперты? – уточнил Орсо.

– Конечно, заперты, я приказал всё запереть, – дёрнул плечом баронский сын. – Но замки там там не навесные, а врезные, и ключи есть внутри, прямо в подвале.

– А если дверь снаружи завалена?

– Выбьем, – уверенно заявил хрупкий наследник.

– Гранатами взорвут, – добавил Родольфо.

– Что ж, это план. – Орсо набросал на обрывке газеты приказ, отдал Родольфо. – Приписать рядового Джустино к ударному полку в должности проводника. Все свободны.

Альберико неторопливо, с достоинством удалился. Родольфо посмотрел ему вслед:

– Ты ему веришь?

– Вообще-то нет. Но в засаду он не приведёт – не того поля ягода. А если он попросту наврал про подземный ход, Микелино зря натопается, и всё. А этого потом повесим за обман.

– Ты серьёзно? – Изумление в глазах Родольфо было неподдельным. Не ожидал от тихого доброго приятеля?..

– Серьёзнее некуда. Мы тут не шутки шутим, пусть все выучат, наконец. А то у нас половина часовых дрыхнет на постах, я замучился их ночами будить! Совсем страха не имеют, кошкины дети…

– Ну… тогда будем надеться, что наш мальчик не набрехал, – осторожно подытожил начальник штаба.

– Пусть служит, барон драный, – усмехнулся Орсо. – Сортовой аристократ, тоже мне… Жил бы он в столице – наверняка сидел бы в первых рядах «интереснейшего общества», слушал «брата» Мауро с разинутым ртом!

Ночь и следующий день прошли в торопливых сборах; вечером, в лёгких летних сумерках вся Освободительная армия числом уже в восемь тысяч бойцов, не считая дозоров, остающихся охранять дороги, двинулась на юг.

Жара уходила, отпускала пыльные долины и оливковые рощи из своих объятий. Когда солнце опустилось за горы, на стены глинобитных домиков, нагретые за день, выбежали гекконы и захлопали пастями, ловя вечерних мошек. Переливчатый свист гекконов-самочек наполнил воздух. В садах по сторонам дороги осыпались абрикосы – в этом году некому было их убирать, садоводы или вступили в Освободительную армию, или укрылись в горах. Падающие на землю перезрелые плоды поедали мелкие шустрые черепашки, иные сами величиной не больше абрикоса. Зелёные, серые, бурые ящерицы убирались с дороги, из-под шагающих ног, оставляя в пыли волнистые следы. В последних солнечных лучах, брызнувших из-за кромки гор, пронёсся на закат стремительный канюк, мелькнуло белое брюхо, и самые зоркие успели разглядеть, что в его мощных лапах трепещет мышь. В рощицах по берегам ручьёв распевались краснохвостые соловьи – их звонкие песни, падающие, как хрустальные капельки, отчётливо неслись сквозь вечный шум старых кривых олив. Осро вдруг вспомнилось, что в столице соловьи другие – они не звенят, а свистят, неожиданно и резко, там никто не считает их вопли пением… От реки наползала прохлада, уютно пахла дорожная пыль, фыркали лошади, то здесь, то там в марширующих колоннах затягивали песню, и всё было мирным, домашним, как будто не было настоящей опасности и все военные дела – словно игра, понарошку… Каким-то не своим, извне пришедшим чувством Орсо понял, что многие уже завтра поплатятся за это игривое, пустяшное настроение. И одним из них может быть он сам.

Откуда же это берётся? Что за картины виделись ему, когда они в гостинице беседовали с Адой? Что за мысли преследовали, когда он бежал по ночной Саттине после выстрела в брата Родджио? Его – и чужие, понятные – но не до конца, созвучные моменту – но не полностью, будто бы он должен всё это помнить, но откуда?.. Он никогда не бывал на войне, но знал, как выглядят залпы орудий, как шипит в воздухе ядро, летящее прямо в него, как грохочет и звенит, бросаясь в атаку, волна кирасир, как разом поднимается дымок над каре, только что сделавшим слитный залп… Сидя на своей смирной лошадке, которой не требовалось управление, чтобы спокойно топать в колонне, он ощутил на руках жирную чёрную грязь – землю, перемешанную с кровью, почуял острую кислую вонь сгоревшего пороха, различил по содроганию земли далёкий, как прибой, гром барабанов, рассыпающих дробь сигнала «атака в галоп»…

Что это и откуда – время ли сейчас думать? Важно ли это перед первым боем – а ведь он может начаться намного раньше, чем ему кажется, если на колонну наткнётся не выловленный авангардом разъезд? И всё же это имеет какое-то значение – эх, почему он не спросил тогда у Ады? Постеснялся, что она примет это за выдумки? Ну вот теперь не у кого спросить, выпутывайся как знаешь!

Стемнело уже по-настоящему, из-за гор выкатилась лежащая на боку молодая луна, и командиры батальонов передали по колоннам приказ соблюдать тишину – больше никаких песен! Конные разведчики то и дело приносили новости о том, что совсем недавно по этой дороге проезжали айсизские части – отчётливо видны следы подков, и навоз ещё свежий… Мрачный Родольфо, ехавший в голове колонны, приотстал и дождался командира:

– Будем атаковать с марша? Ты уверен?

– Придётся! Следы, которые мы видим, – это от разосланных разъездов. До утра они где-нибудь на постое, значит, новостей от них Поллена не получит. Да, мы должны атаковать с марша, рано утром, и не останавливаться. Когда подойдут войска из Кобальи, мы не знаем, терять время и дожидаться их нельзя. Когда бы ни подошли, пусть тоже сразу атакуют, а что остаётся…

– Там опытные военные, они откажутся так делать, – покачал головой Родольфо. – Это не по правилам…

– А убивать нонкомбатантов – по правилам? Деревни жечь – это по правилам? А изменников плодить?!

– Да что ты на меня-то злишься, – растерялся начальник штаба. – Я тут при чём? Я с тобой согласен! Но выучка и привычка…

– Да плевал я, – махнул рукой Орсо. – Не захотят воевать без правил – пусть лучше тогда и не приходят. Ещё им сопли утирать и уговаривать есть кашку за маму, за папу? Пусть катятся к бесам со своими привычками!

– Разговор командиров прервал Полидоро – подскакал на своем мохнатой коняге и торопливо доложил, что прибыл курьер с севера. А следом за ним, не дожидаясь позволения и вообще не церемонясь, подъехал и соскочил с седла Будай.

– Господин, – он поклонился Орсо и протянул ему большой красный конверт, замызганный по краям, помятый, но с целыми печатями. – Это из Кобальи, от генерала Мазины.

– Спасибо, друг. Полидоро, посвети!

В жёлтом луче фонаря Орсо, помогая себе зубами, торопливо оторвал угол конверта, вытянул лежащий внутри лист постовой бумаги, развернул, мельком убедившись, что внизу, по текстом, стоит генеральская подпись и прилепился красный оттиск личной печатки… Пробежал глазами несколько строчек, вздрогнул, вернулся к началу, перечитал ещё раз, медленнее, заставляя себя не торопиться и изучить каждое слово – не показалось ли… Молча отдал листок Родольфо, а сам бездумно сжал в пальцах конверт, с усилием разорвал пополам, потом ещё раз, потом ещё… Красные лепестки закружились в дорожной пыли, и тут же были втоптаны в неё тяжёлыми сапогами.

Родольфо знаком велел Полидоро поднести поближе фонарь, прочёл письмо, хмурясь и потирая пальцем лоб, вопросительно глянул на Орсо:

– Это что вообще значит? Они там совсем?..

– Если опустить оскорбления, – тихо пояснил Орсо, – это значит, что мы идём на бойню. И возвращаться уже поздно – позади дозоры, впереди Техеро, под боком этот проклятый замок… в на севере предатели.

Будай стоял молча, ожидая приказов; Орсо повернулся к нему:

– Спасибо за весть. Ты свободен.

– Ты идёшь на бой, господин, – зинал упрямо склонил голову, – я тебе нужен.

– Я не могу тебе приказать. – О Творец, ещё и это! Пережить бы кобальские новости, так тут ещё и упрямый фанатик…

– Можешь, господин, – просиял Будай. – Конечно, можешь! Мы твои!

– Езжай со мной, – устало сказал Орсо. – Для тебя будет задание, когда мы доберёмся до Поллены.

Колонны продолжали мерно шагать в ночи, замешательства стоящих на обочине командиров никто особенно не заметил. Кроме Минноны. Встревоженная всадница на гнедой кобыле выехала из темноты:

– Что-то случилось?

– Не знаю, как вы поняли, но… да… случилось, – смутился Родольфо. Орсо тем временем думал – сказать ей? Если бы она не приехала сама, он не стал бы её тревожить, но сейчас скрытничать значило обидеть. Он подъехал вплотную к лошади Минноны, так что его колено коснулось кобыльего бока, и сказал ровным спокойным голосом:

– Комендант гарнизона Кобальи генерал Мазина считает нас мятежниками и высылает войска, чтобы захватить нас, арестовать и предать военно-полевому суду.

– То есть вместо помощи… – Миннона помрачнела, нахмурилась.

– Именно так. Не знаю, кто такой этот Мазина – предатель или просто тупая скотина…

– Нам важен результат, – вздохнул Родольфо. – Мы в ловушке.

Часть 32, где говорится о совести, флажках и железках

Ночь была синяя, тёплая, соловьиная, в небе лежала на спинке луна, такая беззаботная, такая хрусткая, как дынная долька, хочешь – отломи… В синей темноте, среди пахучих трав, хотелось лечь на землю и остаться навсегда в этих зарослях низенькой белой полыни, чабреца, тысячелистника. И все заботы и решения, все битвы и восстания пройдут мимо, как мгновенный сон, а ночь и земля останутся вечно.

Орсо поборол желание лечь, поднялся на ноги с примятой травы, растёр между ладонями стебелёк горной мяты, вдохнул резкий запах, провёл языком по ладони – на губах остались холодок и горечь. Это отрезвило, прочистило голову. Верный Будай стоял неподалёку, держа в поводу обоих коней – своего и «господского».

Армия неспешно двигалась по дороге, мимо уже тянулись последние роты арьергарда. Верхом Орсо легко догонит свою колонну, время есть. Правда, совсем немного времени – привести в порядок мысли, загнать поглубже горькое чувство вины за всех этих людей, которых он втравил в безумную смертельную авантюру, а отдельно за то, что ему доверилась Ада, а он не оправдал её ожиданий. Не смог повернуть маховик истории, не успел даже замедлить хоть немного его ход.

Отступать нельзя – он сам это твердил своим командирам с самого первого дня и всегда оказывался прав. Но ведь это не тактика, это даже не логика – это принцип разогнавшегося тяжёлого колеса: пока оно движется, оно не упадёт. Достаточно ли тяжело колесо Освободительной армии, чтобы прокатиться, не останавливаясь, по лишённой дисциплины и внятной цели бригаде Техеро? А даже если и да – что делать с Мазиной? Получить нож в спину от своих за попытку исправить их же ошибку! Банда предателей, банда сволочей… Почему-то обиднее всего было за Родольфо: в семье дура-предательница, да ещё и друг затащил в авантюру, которая может кончиться военно-полевым судом. И судьи-то кто? Это же самые изменники! Орсо сжал виски ладонями, зажмурился; везде, везде капканы, и как среди них вертеться, когда не знаешь, кто из свой действительно свой… Нет, из дома, из столицы, всё это не казалось таким сложным.

Надо ехать. Будай ни о чём не спросит, они вообще такие, зиналы, – лишнего не болтают, в душу не лезут, живут со своими тайнами и не требуют посвятить их в чужие. Господин сказал «подожди» – он будет ждать хоть год. На том же самом месте.

– Будай, – позвал Орсо. Зинал оставил коней, неторопливо, но почтительно подошёл, снял шляпу:

– Господин?

– Почему вы называете меня господином? Расскажи мне, я не понимаю.

– Таков был уговор, – сказал Будай. – Уговор народа с Творцом.

– О чём уговор? – Орсо потряс головой. Он вообще ещё на этом свете? Что происходит?

– Только Он и Его потомки могут быть господами над нами, – с достоинством пояснил его собеседник. – Земные властители не могут нами повелевать – такую милость Он даровал нам, народу звёзд.

– Но я-то здесь при чём?!

– Ты сын Украшения Мира, господин, а значит, и Его родной сын. Ты сам сказал, и мы поняли: это правда.

– А мой отец… – Орсо зажмурился. Спросил, называется! Стало понятнее? – Нет, постой, я всё же не понимаю…

– Об этом я не могу знать ничего, господин, – Будай склонил кудлатую голову. – Но мы помним, что не всегда Его сын от рождения знает свою дорогу. Так бывает.

– И всё же… Украшение Мира – ведь это жена Творца, так?

Будай сунул руку за пазуху, осторожно вынул что-то плоское, завёрнутое в чистый платок, развернул и подал командиру. Маленькая икона, какую носят с собой истово верующие, а изображение такое же, как в храмах: вверх и в середине – Творец с чутким взглядом фиолетовых глаз, а вокруг…

Орсо всмотрелся, повернувшись к луне, поморгал, поднёс иконку к самым глазам… У Украшения Мира было лицо Ады.

Он молча отдал образок Будаю, запахнул куртку, сунул руки подмышки. Ему стало холодно. Холодно и очень, очень одиноко. От этого не спрячешься на тёплой кухне…

– Будай, – собственный голос показался ему незнакомым. – Здесь что-то не то. Я не он…

– Всё то, – покачал головой зинал. – Мы сразу поняли – по Твоим словам, по Твоим замыслам, по тому, как Ты ведёшь себя с людьми. Мы видим. Мы давно ждали, господин, давно.

– Но я… я ничего не знаю, я не могу…

– Ты знаешь правду, господин. Ты говоришь о ней со всеми, но не все верят Тебе. Ты знаешь, чего хочет от нас Он, и стараешься дать нам это. Нам всем – и детям звёзд, и и прочим людям, и странам, и народам. Многие не верят, не принимают, не соглашаются – но правда остаётся правдой. Поэтому мы с Тобой.

– О чём ты говоришь, – горько вздохнул Орсо, – какая правда?..

– О том, для чего мы созданы. И о наших врагах. Помнишь, Ты говорил, те, что привезли сюда живые железяки, – они хотят сделать нас своей собственностью. Но мы не для этого! Мы Его создания, и у нас есть иной смысл…

Орсо уже не вслушивался в его слова, не понимал, а просто сел в траву, обнял руками колени и опустил голову. Звёзды… истина… разве это сейчас ему нужно? Если зиналы правы, он только что совершил в глазах Творца ужасное преступление – возгордившись, решив, что знает, как надо, повёл людей на смерть. Не за идеалы, нет! За своё представление об идеалах.

Что-то зашелестело рядом, но он не обернулся. Не хотелось ни на что смотреть. Запах табака, кожи, конского пота смешался с ароматом ночных полей – Будай осторожно обхватил его за плечи, притянул к себе:

– Господин, позволь нам помочь. Ты не будешь один – мы с Тобой. Мы за Тебя, и так будет всегда. Мы не оставим ни Её, ни Тебя. И Ты не бросай нас, хорошо? Мы ждали так долго…

Времени прошло немало – стих ветер, умолкли птицы перед зарёй, воздух пропитался росой. Будай не шевелился, пока Орсо не поднял мокрое от слёз лицо с его плеча. Зинал помог ему подняться на ноги, дал напиться из своей фляжки, надел шляпу:

– А за битву не тревожься, господин. Мы ещё не проиграли! Творец не оставит Тебя, а Ты – нас, так ведь? – И подвёл командиру Освободительной армии коня.

Конечно, их заметили давно – по поднятой на дороге пыли, по блеску оружия в лучах встающего солнца. Но укрепить город как следует за такое время всё равно не выйдет – так, приняли некоторые меры. Над городом вместе с дымом печных труб тоже поднималась белая пыль, клубами уходила в бледные утренние небеса.

– Баррикады, – пояснил хмурый Родольфо, указывая на эти пыльные облака. – Разрушили несколько домов и завалили проходы. За ними, скорее всего, артиллерия спрятана. Если у них есть.

– Лёгкая есть, нам говорили пленные, – вздохнул Орсо. – В узких улицах нам и лёгкой хватит!

Поллена была очень уж похожа на старые кварталы Ринзоры, и командующий Освободительной армией невольно поёжился, вспомнив свои зимние приключения. Впрочем, сейчас многое по-другому: это они в своей родной стране готовятся взять штурмом андзольский город, и кое-кто уже считает, что это измена… Верный Будай замер на своём коне слева от Орсо, в руке сабля, на лице удивительно мирное выражение – будто приехал с утреца рыбку поудить, а не рубиться насмерть. Телохранитель. Когда начнётся свалка, это будет, конечно, особенно полезно…

Кавалерия рассыпалась по выгоревшему лугу перед полленской заставой; за древними деревянными воротцами, знаменующими заставу, дымили фитили пушкарей. Первые полки пехоты, растянувшись в широкую дугу, шагали прямиком через дворы и огороды предместья, и перепуганные жители, затаившись, словно зверьки, рассматривали эту дикую армию в приоткрытые двери и чердачные окошки.

Орсо огляделся: почти все пехотные силы уже подтянулись, пора начинать, пока не подошли клятые кобальцы и не пришлось драться на два фронта… Неужели они в самом деле способны напасть на тех, кто сражается с захватчиками? Или сперва подождут, пока обессиленная Освободительная армия займёт Поллену?.. Он знаком отправил вперёд, к заставе, трубача, знаменосца и парламентёров. По правилам войны так и следовало – но бригадир Техеро правил не признаёт, может и наплевать на традиции и конвенции… Поехали только добровольцы.

И точно – наплевал, поганец! Как только с заставы разглядели подъезжающую группу, из-за ворот раздался выстрел. Ружейная пуля сорвала берет со знаменосца, он пригнулся, но знамя не опустил. Неторопливо развернувшись, группа двинулась назад. Орсо смотрел на них с завистью. Вот это воля. Спиной к этим… Но как же быстро одичали айсизцы, верится с трудом! Они ведь первыми носились с конвенциями, убеждали, что война должна быть введена в рамки международного права… Вот каково ваше право, подонки, – стрелять по переговорщикам! Не ко времени подумалось, что, если удастся победить, все эти конвенции и наказания за их нарушение надо будет пересмотреть.

Парламентёры ещё не добрались до первых рядов пехоты, когда Орсо отдал приказ вестовому, тот взмахнул флажком, и барабанная дробь обрушилась на солнечную долинку, усадьбы и огородики. Хватит игр в законы войны! Зверя учат палкой.

Передовые шли редкими рядами – к чему тесниться, облегчая работу артиллерии? Так не принято, волновался Нелло на военном совете, наступать надо сомкнутым строем, иначе что за удар получится! Орсо тогда промолчал, предоставил Родольфо объяснять, что это прекрасный способ остаться без пехоты… Нелло – настоящий отец-командир, он знает, как вести себя в бою, но как вести бой – этого у него нет. Вот сейчас и посмотрим, кто прав!

Ухнуло, просвистело, брызнула земля – первые ядра из-за ворот ударили в дорогу прямо перед наступающими. Кого-то засыпало комьями земли, но раненых пока нет – артиллеристы скорее пытались припугнуть дерзких. Дорогу затянуло дымом, в плотных желтоватых клубах пехота, как учили сержанты, сдвинулась плотнее и бросилась вперёд – у пушек есть расстояние, ближе которого они бить не могут, и если подобраться поближе, остаётся только разделаться с расчётами…

Выстрелы, крики, треск дерева, разрывы гранат наполнили воздух. Дым от пальбы быстро скрывал городские окраины, а здесь ведь не поле боя – ветром его не сносит… Две заставы рухнули, но самое трудное начинается в городе. Орсо отчаянно хотелось тоже нестись туда, сквозь дым, на узкие улочки, стрелять, скакать, отмахиваться шпагой… Нельзя. И Родольфо рядом точно так же сдерживает коня, кусает губы, глядя вслед наступающим, ладонь на рукояти пистолета. Хотел командовать – вот тебе, стой и жди, пока твои бойцы насмерть рубятся в дыму!

Я не хотел, возражал сам себе Орсо. Мне пришлось! Не хотел? А как же твои планы там, в доме на Звериной? Казалось, стоит только начать – и всё само покатится… Вот, покатилось, успевай только уворачиваться. Ада предупреждала: война есть война, она в этом понимает.

Глаза слезились от едкого дыма, от пыли, поднятой бешено проскакавшим мимо эскадроном, от жары, от солнца… может, ещё от чего… И словно извне постучалась мысль, от которой совесть опять поёжилась: битва командира идёт не на поле боя, ты ведёшь её по-другому. С бандитами-«братьями», с чванливыми аристократами вроде Альберико, с предателями, со слабыми духом добровольцами, которые в любую минуту могут побежать с поля боя, просто потому что им надоело, с королями, министрами, газетами… Хочешь кому-нибудь это перепоручить? Совесть твоя нечиста? А рвануть в битву и там погибнуть через минуту, потому что боец ты неумелый, зато оставишь армию без командира, – это совесть не пятнает? Привёл людей сюда – теперь будь так добр помоги им победить! А заодно не дать отобрать у них победу.

– Командир, там, там! Смотрите! – вопль вестового отрезвил, вернул к действительности. Полидоро тыкал пальцем куда-то в город, привставая от восторга на стременах, махал сорванным с головы беретом:

– Вон он, вон там, чтоб всем видно! Поняли вы, гады, поняли?! Вот вам всем!

– Что? Что такое? – Родольфо приложил руку к глазам, глядя против солнца.

– Там вон, на трубе!

– На какой трубе, ты что, с ума съехал… А, нет, вижу, вижу теперь! Орсо, там!

– Труба отсюда была видна только одна – труба бумажной фабрики. Дым из неё сегодня не шёл, зато на самой трубе, выше плотного порохового облака трепыхался отчётливо видный красный флажок.

– Наши, – орал Полидоро, сжимая берет, – наши в городе!

– Это Марко? – полуутвердительно произнёс Треппи.

– Больше некому, – согласился Орсо. Часть дела сделана – теперь айсизцам будет чем заняться в городе, не заскучают…

Грохот выстрелов звучал уже на улицах, дважды, трижды повторялся эхом между глухими стенами. Треск барабанов, сигналы айсизской трубы, глухой шум рукопашной доносились уже не понятно откуда – в городе нелегко было понять, что происходит. Орсо тронул коня:

– Надо ближе, к воротам! Где курьеры, что там у них?!

– Не подстрелят? – Родольфо покосился на низенькие домики предместий, но не отстал ни на шаг.

– Да кому мы нужны… – усмехнулся Орсо, – мы с тобой не в шлемах с перьями и не в мантиях!

– И всё же, господин, – тихо заметил из-за плеча Будай, – позволь мне проверить.

– Разрешаю! Спасибо.

Будай с места послал коня вскачь, пропал в пыли, мелькнул на мгновение у сорванных ворот заставы и пропал. Штаб топтался на месте – ехать вперёд, не ехать? Или лучше не мешать?

Прошло, кажется, не более трёх минут, и вдруг зинал вылетел обратно, пригнувшись к шее коня и придерживая шляпу. Скакал он молча, и лишь подъехав к командиру, тихо объяснил:

– Железная штука! Ползёт по улице и ломает дома. Бойцы бегут от неё. – Говорить от старался спокойно, но Орсо видел, как его колотить дрожь.

– Правильно делают, что бегут, – они с ней ничего не сделают. – Орсо огляделся, обдумывая, как быть. – Родольфо, ты гранаты бросать умеешь?

– Умею… немного, – опешил Треппи.

– А две по очереди?

– Можно и так, но…

– Поедешь со мной, захвати две гранаты. Полидоро, быстро! – Вестовой понёсся за боеприпасами. – Будай, покажешь мне, где эта штука.

– Да, господин, – склонил голову зинал, – но позволишь ли спросить…

– Долго, Будай, надо спешить. Но поверь, зря жертвовать собой я не намерен!

Будая этот ответ полностью удовлетворил, и он с прежней невозмутимостью двинулся следом за командирами в город.

Тяжкий удар, грохот сыплющихся кирпичей, глухой звук падения стены, облако пыли… Там что-то движется, тяжело переваливается в дыму и пыли, и почему-то оттуда пахнет прачечной. Как странно! Но Будай прав – это машина свирепствует там, впереди. Строит, если можно так сказать, баррикады из жилых домов. Люди не кричат – видимо, разбежались раньше… дай-то Творец!

Орсо понял вдруг, что, хотя ему до бесов страшно – от себя не скроешь, – но одновременно ужасно хочется увидеть наконец своими глазами это чудо техники. Какого же она размера, что так легко крушит стены? А если она такая огромная, что гранатами не пробить? Впрочем, вряд ли, этими гранатами можно пробить что угодно… Помоги нам Творец, других способов нет!

Будай уверенно вёл командиров через пыльный ад, по остаткам улиц; среди обломков лежали тела людей и лошадей, покорёженные ружья, смятые айсизские флаги, на остатках баррикад, наспех наваленных противников, что-то догорало, и над всем этим хаосом летали поднятые горячим ветром серенькие листочки ежедневной газеты. Лязг и грохот доносились спереди уже весьма ясно – не ошибёшься.