Текст книги "Война номер четыре (СИ)"

Автор книги: Юлия Лиморенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 26 страниц)

– Кстати о скупости. Своих денег у вас пока нет, а расходы непременно будут. Деньги я держу в гостиной, в шкатулке за айской вазой. Вазу только не уроните. Если идёте прогуляться по городу, советую не брать крупные ассигнации – в крайнем случае наменяйте мелочи в лавке Тобиаса, на углу, он никогда не отказывает.

– А… сколько можно брать? – опешил Орсо. Такое отношение к деньгам было для него, мягко говоря, в новинку.

– Сколько понадобится. Вы же не станет покупать клипер… я надеюсь?

– Нет, но…

– Всё остальное вы можете себе позволить. Но если вас будет мучить совесть по поводу крупной траты, спросите меня – что-то, а вашу совесть я успокоить смогу. – Всё же смеётся она как-то очень тепло и радостно и совсем не кажется ни старой, ни холодной.

Ада оглядела кухню хозяйским взором, смела со стола крошки, тщательно закрыла и убрала на полку банку с джемом:

– Меня здесь больше ничто не держит, рагу дойдёт без посторонней помощи. Пойдёмте-ка в гостиную, я лягу, наконец.

Орсо подал опекунше руку, проводил в зальчик, служивший гостиной (хотя гостей он в доме пока не видел), Ада разместилась в любимом кресле, достаточно длинном, чтобы в нём можно было полулежать. Орсо подвинул стул поближе к огромному мраморному камину – он не горел, но и без огня притягивал неясным ощущением уюта и тепла. Особенно добавляли тепла четыре одинаковых пистолета, висевшие над каминной полкой…

Ада помолчала, перебирая край покрывала, потом сказала, словно продолжая разговор:

– Что касается долгов вашей семьи, я нашла единственно пригодное решение: я закрою их все…

Орсо подскочил:

– Нет-нет, так нельзя! Это… слишком… – Он снова ощутил, как краска заливает лицо.

– Вы дослушайте, юноша, не спешите! – рассмеялась опекунша. – Сейчас я закрою все займы, а когда вы сможете распоряжаться наследством или найдёте другие источники дохода, вы отдадите мне долг – и всё. Такое решение устроит… я надеюсь?

– Д-да… так, конечно… – привычно смутился Орсо.

– Есть ещё несколько важных тем, которые лучше обсудить сейчас, – продолжала женщина. – Первое: вы должны знать, что и дом, и деньги – всё это не моё.

– Как?!

– Вернее, моё, пока я жива. Наследовать мне не может никто – ни дети, ни внуки, буде доживу, вообще ни одна живая душа. В случае моей смерти всё, чем я владею, немедленно возвращается в казну. Это одно из условий, на которых Их Величества признали меня приёмной дочерью. – Пальцы женщины механически заплетали и расплетали косички на бахроме покрывала. – Как вы понимаете, это защита от попыток использовать меня в корыстных целях. Конечно, есть более тонкие способы вытянуть из меня деньги, но для этого нужно, чтобы я была на это согласна. – Она неожиданно грустно вздохнула. – А это вряд ли.

К числу того, чем я владею единолично и без права отчуждения, относятся мелкие личные вещи, вот это оружие, – она показала на стену над камином, – и Сова. Всё остальное, можно считать, взято взаймы.

Слушая Аду, Орсо внезапно осознал, что так неясно беспокоило его с первых минут, как он оказался в этом доме. В нём царила атмосфера временности, непрочности, но при этом он не смотрелся нежилым – скорее наоборот, Ада, лишь переступив его порог, будто сделала его частью себя. Так бывает в походных лагерях: шатры и палатки поставлены на время, но они – вполне настоящий дом.

– Так что и вы, – голос Ады вырвал юношу из задумчивости, – находитесь, можно считать, на содержании казны. Относитесь к этому как к неизбежному недостатку. В конце концов, это ненадолго. – И снова в голосе опекунши почудилась грусть…

– Далее, – вся бахрома, до которой Ада могла дотянуться, не вставая, уже была заплетена в аккуратные косички, и женские пальцы взялись за кисти, украшавшие подлокотники кресла. – Почти наверняка вы встретитесь с неприятными слухами относительно меня и вас. Разрешаю проучить болтунов, но умоляю обойтись без смертей. Я не одобряю человекоубийства.

Последняя фраза прозвучала как религиозный обет или торжественная клятва.

– Знаю, знаю, сейчас вы скажете, что вы… никогда… даже помыслить не могли… и прочее. Я это понимаю, но помыслить как раз советовала бы. В мыслях мы свободны, а вот в поступках связаны логикой, законом и… тут уж каждому своё.

– Я… понял, – неуверенно сказал Орсо. Он-то отнюдь не был убеждён, что понял, но идея кого-нибудь убить ему до сих пор всерьёз в голову не приходила. Видимо, Ада права: думать о таких вещах надо заранее, а то таскаешь на боку орудие убийства – и забыл, для чего оно!

– И, пожалуй, последнее из срочного, – кисти на кресле тоже оказались заплетены в хитроумные узлы. – В ближайшее время, как только кончится ваш официальный траур, мы с вами должны будем посетить Их Величеств. Не волнуйтесь по этому поводу сверх меры, визит неофициальный, но вам будет полезно побывать во дворце. Когда-то ещё позовут, а представление, как там всё устроено, иметь надо. Ну и приглашение на первый же малый бал у Её Величества вы обязательно получите. Скорее всего, это будет в праздники, ближе к концу декады гуляний.

– Мне… на бал?.. – оторопел Орсо.

– Ну да. Вам. На бал. – Ада вновь рассмеялась, совершенно необидно и при этом неясным образом давая понять, что смеётся не над воспитанником. – Вы наследник Травенари, неженатый, но уже достаточной взрослый, чтобы смущать девиц. Кстати, у вас есть на примете девица, которую вы могли вы вывезти на бал… я надеюсь?

– Н-нет… – покачал головой Орсо. Видимо, приличные молодые люди на этом месте тоже должны краснеть. А он какой-то неприличный: когда речь о дамах – хоть бы что, но стоит зайти разговору о деньгах – уши горят, как фонари!

– Подумайте, декады три ещё точно есть. Если вспомните какую-нибудь симпатичную родственницу – не забудьте заранее ей написать, а то вдруг у неё другие планы… Естественно, приглашение будет на двоих, а уж кого вы приведёте, вам виднее.

– А… вы? – ляпнул Орсо и прикусил язык: он ведь явно сказал что-то не то, что вот что именно?

– Да кто ж меня туда пустит? – снова легко рассмеялась опекунша. – Я не дворянка, да и возраст уже не тот, чтобы ходить по танцулькам одной, без дочерей или хоть племянниц. Ну и танцор из меня, сами понимаете, с моей-то ногой.

Вот оно! Вот что он ляпнул!

– Простите! Я… не хотел…

– Да перестаньте извиняться, Орсо, меня обидеть трудно. – Ада оставила в покое подлокотник. – Что там, Паоло?

Ну и слух! Орсо только теперь понял, что по коридору топочет слуга – один из тех двоих, что помогали перевозить вещи. Когда юноша впервые их увидел, они показались мрачными громилами; потом рассмотрел поближе – обычные деревенские парни, без лизоблюдской нагловатости типичных городских слуг, со смешным акцентом и искренне преданные Аде. Они и к Орсо отнеслись как к давно знакомому, будто он не первый год живёт в доме.

– Исвиняюсь, коспоша, почта пришла, – Паоло внёс пачку разномастных конвертов, поискал глазами, куда бы их положить, и пристроил на столике у камина.

– Спасибо, – улыбнулась Ада. – Сходи ещё, пожалуйста, за газетами.

– Как опычно? – уточнил Паоло. Орсо уже знал, что он еле-еле читает и всегда боится ошибиться с названиями.

– Да, «Курьера» и «Морской вестник».

– Пеку! – Паоло скрылся. Орсо удивлённо поднял брови:

– Что он сказал?

– Бежит, – перевела опекунша. – Дайте-ка мне эту кипу – что там нанесло?

Разноцветные пакеты рассыпались у неё на коленях.

– О, а это вам! – Ада протянула воспитаннику тонкий синий конверт, надписанный незнакомым почерком. – Девушка… я надеюсь?

– Боюсь, что нет… – Орсо сразу же выхватил взглядом имя отправителя. Полковник Редджио Тоцци – это имя было в списке адресатов последних писем отца.

– Извините, я прочту, – Орсо вышел, на ходу разрывая конверт. Дойти до кабинета и вскрыть, как положено воспитанному молодому человеку, ножом было выше его сил. Вряд ли этот не знакомый ему полковник написал что-то очень уж срочное, но почему-то юношу обуяло волнение. Должно быть, потому, что ему редко приходили письма…

Сложенный вдвое лист плотной, не почтовой бумаги он разворачивал уже поднимаясь по лестнице. Не глядя толкнул дверь кабинета, ногой подвинул стул к окну, чтобы бледный зимний свет падал на листок.

«Дорогой господин Травенари». Неплохое начало. Многообещающее. Да ему ли это письмо? Может, всё же отцу?..

«С прискорбием узнав печальную новость о кончине моего старинного товарища Гаэтано Травенари, спешу выразить Вам свои соболезнования и приношу благодарность за то, что Вы взяли на себя труд отослать мне последнее письмо Вашего батюшки. Оно дорого мне вдвойне – как последний привет от доброго друга.

Из столичных газет мне стало известно о решении Вашего отца передать опеку над Вами до Вашего совершеннолетия госпоже Анлих. Не скрою, это решение весьма меня удивило, хотя я ни в коей мере не сомневаюсь, что Ваш отец имел весомые основания поступить именно так. Мне не известно, насколько близко Вы знакомы с госпожой Анлих, и я могу лишь догадываться, объяснил ли Вам отец причины своего решения. Не скрою, при этих обстоятельствах Ваша дальнейшая жизнь до достижения Вами совершеннолетия может оказаться весьма непредсказуемой. Со своей стороны, спешу заверить, что в память о давней дружбе с Вашим батюшкой и о глубоком уважении к нему я и моя семья рады быть Вам полезными. Если мы можем чем-либо помочь и посодействовать Вам, это будет для нас не только не обременительно, но исключительно приятно.

С глубоким почтением,

Редджио Тоцци»

Как это понимать? Полковник что-то знает об Аде и призывает молодого наивного наследника старинного друга к осторожности? Понятно, что в письме много не скажешь, но полковники – люди серьёзные, без причины таких писем писать не станут…

Орсо ещё раз перечитал адрес на конверте. Ринзора. Не так уж далеко. Съездить, что ли, к этому полковнику? Как дворянин к дворянину… Нежданной ворвалась мысль: он пишет о своей семье – может быть, у него есть симпатичная дочь? Или даже не одна?

Эту мысль Орсо попытался решительно отогнать как неуместную и несвоевременную, но ушла она недалеко. Вообще-то познакомиться со старым другом отца ничто не мешает, наоборот – все обстоятельства за этот шаг. А в разговоре полковник, возможно, будет откровеннее…

Орсо торопливо сел к столу и по горячим следам набросал черновик ответного письма, где выражал ненавязчивое намерение лично засвидетельствовать своё почтение полковнику и его семье. Переписать аккуратным почерком, а не торопливыми каракулями, отослать сегодня же – через три-четыре дня… ну пусть через пять дней письмо будет в Ринзоре, тогда декады через полторы можно ждать ответа. Может, даже раньше.

Оставив черновик сохнуть, наследник спрятал конверт в ящик стола и вышел на лестницу. Надо сказать Аде, что он хочет навестить отцовского знакомого – вряд ли она будет возражать… Эй, притормози-ка, дорогой господин! Полковник-то, если он правильно понял письмо, к Аде настроен по меньшей мере настороженно. А если Ада платит ему тем же? Она ведь может его знать, раз они оба – знакомые отца! Ну тогда тем более надо ей сказать – если эта новость дойдёт до неё через третьи руки, будет только хуже.

Решившись, Орсо спустился в гостиную. Ада разбирала почту – ей писали помногу и каждый день. Распечатанные письма она раскладывала по стопкам:

– Это мы уже знаем… Люблю банкиров, каждый ан на счету! Это в камин… Это надо в газету, а не мне, я что – свалка для новостей?! Это тоже в камин… Так, это потом почитаю, это на трезвую голову никак… Что за чушь вообще? Какая курица это писала?! А-а, поняла, какая… в камин. А, Орсо! Будьте так любезны, киньте вот это всё в камин, пожалуйста. Не надо зарастать бумажками, это вредно, и так живу как в нотариальной конторе…

Орсо послушно взял у опекунши пачку листов вместе с конвертами:

– Камин разжечь?

– Ой, а он не горит? То-то я мёрзну! – спохватилась Ада. – Джианни! Принеси дров для камина!

Слуга проворно раскочегарил мраморного монстра. Труба была, очевидно, вычищена на совесть – ни малейшего запаха дыма в гостиной не ощущалось. Когда Джианни ушёл, Орсо присел перед каминной пастью и осторожно затолкал бумаги под пылающее полено.

– Благодарю, – рассеянно сказала Ада, снова углубляясь в чтение. Орсо пододвинул поближе к огню косматую, как тулуп, шкуру южного медведя и сел на неё, глядя в жёлтое пламя.

– Ада, – заговорил он несколько минут спустя, – я хотел бы съездить в гости к другу отца. Незадолго до… в общем… отец написал нескольким знакомым, я отослал эти письма и сообщил здешний адрес как свой.

– Разумно, – согласилась Ада; кучка посланий, которые должны были отправиться в камин, снова росла.

– Ну и один из них написал в ответ.

– В гости зовёт… я надеюсь?

– Нет, не так прямо, но… пишет, что желал бы быть полезным. Мне кажется… он что-то хочет рассказать, ну, что-то такое, что не напишешь незнакомому человеку.

– Весьма возможно, – Ада закончила с корреспонденцией, поднялась из кресла и сама бросила в камин остатки ненужных бумаг. – Поезжайте, знакомства вам не повредят. Ехать-то далеко?

– В Ринзору. Я напишу ему, если ответит до праздников – нанесу визит. Как раз и повод будет.

– М-да, – Ада остановилась перед воспитанником, рассматривая его сверху вниз, – а я вас, похоже, недооценила. На что вам эта география – идите в дипломаты, задатки имеются!

Орсо поднял голову и всмотрелся в лицо опекунши, пытаясь понять, смеётся она или нет. Кажется, всё-таки смеётся. Но по обыкновению не над ним.

– Простите… что? Я что-то не так сказал?

– Нет-нет, – определённо, она веселится, но, бесы б его взяли, что тут смешного?!

– Вы обратили внимание, что просчитали простое действие на три шага вперёд, притом учитывая, кто что подумает и скажет? – Ада подвинула к камину резной деревянный стул, села, протянула худые белые руки к огню. Блеснул одинокий гранат в тонком серебряном кольце. – Или вы вообще скрытны и хитры, – чего я, впрочем, раньше за вами не замечала, – или что-то вас беспокоит, но вы не можете найти этому разумного объяснения, поэтому опасаетесь всего.

Юноша снова почувствовал, что неудержимо краснеет. Как сказать ей, после всего, что Ада сделала, что он её не понимает? Нет, сама Ада его не пугает – но вокруг неё есть что-то, чего он не знает и не надеется быстро узнать, а это всё равно что идти по тёмному чулану, где обязательно есть паутина. Пока пальцы вытянутых рук не ощущают её, но в любой момент готовы встретить липкие призрачные нити…

Словно испугавшись, что Ада прочтёт его мысли, Орсо торопливо взглянул на опекуншу. Нет, она продолжала смотреть в огонь; ни тревоги, ни гнева на лице, только кончики пальцев чуть подрагивают, словно касаясь невидимых клавиш рояля.

– Я обещала вам историю знакомства с вашим отцом, – медленно произнесла женщина, не отрывая взгляда от чёрно-пламенных углей. – Если вы не спешите, я расскажу сейчас, чтобы рассеять вашу тревогу. А то вообразите невесть чего! Ещё не придумали романтических тайн… я надеюсь? А потом пойдём есть рагу.

Стало очень тихо, только чуть гудело в трубе, пощёлкивали поленья в камине и и часы над дверью шёпотом сообщали: «Чук… чук… чук…».

– Когда я только приехала сюда, в Андзолу, мне во многом пришлось разбираться. Меня надоумили искать справок в архиве. Вы, наверно, знаете, что в каждом архиве свои правила… Я пришла за сухими выписками, а получила подробную лекцию, с картами, графиками, таблицами… Мне посчастливилось обратиться к хранителю архива – господину Гаэтано Травенари, и тогда я поняла, что значит по-настоящему знать и любить своё дело! Мы проговорили до глубокой ночи, охрана пришла с фонарями выяснять, не случилось ли чего с хранителем…

Орсо слушал и по-прежнему боялся вляпаться в темноте в паутину. Ада многое скрывала, много недоговаривала, но история, которая связала Аду с отцом, была правдива. Неполна – да, связана с тысячей других загадочных историй – да, но правдива. В этом он был убеждён.

– Ваш отец был очень умён и очень проницателен, – говорила Ада. – Он понял, что я ищу и зачем, но почему мне это было нужно, догадаться почти невозможно. А молчать я не могла – это, в конце концов, несправедливо! Я рассказала, зачем я здесь, и он обещал, что поможет мне всем, что в его власти. И помог. Как много он сделал, Орсо! – это может оценить только тот, кто вынужден вслепую искать помощи в чужой стране, плохо зная язык и обычаи, оставаясь чужаком… Благодаря господину Гаэтано я смогла поговорить с королём… моим приёмным отцом. Поговорить предметно, с фактами в руках, с именами и датами.

Женщина отвернулась от огня и поймала взгляд воспитанника. Что у неё в глазах – грусть? Надежда? Она пыталась что-то объяснить, донести что-то, что не выражается в полной мере словами. Орсо вовсе не был уверен, что всё поймёт, но сейчас проще всего было просто слушать, молчать и запоминать. Подробности – потом.

– Мне нужен был дом. Нельзя быть всем чужой, а я была очень, очень чужой… Сейчас я даже иногда чувствую себя дома… Мне помогли король, королева Мария и господин Гаэтано. Все остальные – потом, позже… Нас мало, Орсо, очень мало, а мир так велик…

Она говорит уже не с ним, не для него, ладони перекатывают колечко с гранатом, а мысли далеко, глубоко во времени, и время невероятно растянулось, часы давно уже не повторяли своё «чук-чук», огонь не движется, он застыл, как на картине, и угли медленно, неправдоподобно мерцают то алым, то чёрным, воздух замер, как замороженный, время встало и тоже внимательно слушает негромкий, немелодичный и усталый голос.

– Мы все в большой опасности, Орсо, и чем меньше людей о ней знают, тем она больше. Она заслуживает отдельного разговора, и я вам его обещаю, но прошу только об одном… Не делайте выводов обо мне, пока не услышите всё. Я понимаю, что после всего того бреда, который я вам несу, – Ада хрипло, невесело рассмеялась, – верить мне трудно. Я этого не требую. Но если ваш отец ошибался в людях…

– Нет, – выдохнул Орсо. – Не ошибался. В людях и в книгах.

– Тогда просто предположите, что он не ошибся и во мне. – Ада поднялась на ноги, расправила плечи, размяла руки, сложив ладони – пальцы одной руки к запястью другой. Огонь снова плясал и прыгал по поленьям, от двери доносилось трудолюбивое «чук-чук-чук», за окном пищали снегири и скрипели полозья. Время словно очнулось и снова маршировало в положенном темпе.

– Это, кстати, самая важная причина, по которой он написал распоряжение об опеке именно так. Он не хотел, чтобы вы были в стороне от… того, что происходит. А теперь поднимайтесь и пойдёмте обедать.

Уже по дороге в столовую Ада вдруг встала как вкопанная и хлопнула себя по лбу:

– Ну и воспитательница из меня!.. Орсо, сходите в церковь, повесьте звезду в память отца. Я заказала от вашего имени поминальную службу, но вам сказать забыла, вот старая дура! Хотя вы вроде бы не особенно набожны… я надеюсь?

– М-м… да, я как-то… вы правы, – смутился Орсо. Сам-то тоже хорош – совершенно забыл помянуть отца как положено! – А вы… не пойдёте со мной? Ну… то есть…

– В другой раз. Не хочу вам мешать.

В церковь издавна принято ходить пешком. Как бы ни хотелось прогулять Пороха по изукрашенным снегом улицам, поездку придётся отложить… Орсо миновал три ближайших церкви и двинулся к той, что была рядом с его прежним домом. Она была ничем не лучше других, не больше, не красивее, просто хотелось, чтобы звезда Гаэтано Травенари висела там, под скромными лампадками цветного стекла, перед знакомым с детства ликом Творца в чёрной от древности деревянной раме, там, чуть в стороне от центрального прохода, где мозаичный пол меньше вытерт обувью молящихся и мощные бронзовые ноги канделябров покрыты зелёной патиной, гнездящейся в углублениях витого узора.

Идти было не так уж далеко – полчаса неспешным шагом. Когда за рядами лавочек и киосков показался знакомый шпиль с четырёхлучевой звездой, в город втекали синие морозные сумерки. Кареты и возки, проносившиеся мимо, уже качали жёлтыми фонарями, утомившиеся за день от криков и драк воробьи устраивались спать под карнизами, дымки над крышами поднимались вверх ровными столбами – к ночному морозу. Ступеньки церковного крыльца были старательно очищены ото льда, и Орсо, отряхнув сапоги от налипшего снега, легко взбежал к тяжёлой резной двери. Она отворилась бесшумно – навстречу дохнуло пахнущее воском и яблоками тепло.

Служба ещё не начиналась, людей было совсем мало. Сухопарый старик с военной выправкой, закутанная в платок женщина с двумя маленькими детьми, держащимися за мамину юбку, молодой человек и девушка в кружевной накидке, намертво сцепившие руки… Вошедший не привлёк ничьего внимания. Старенькая служка в углу склонилась над лотком со звёздами. Что-то поправляла, протирала блестящие золотые лучики, расправляла запутавшиеся цепочки. Орсо положил в кружку двадцать паулов, служка левой рукой подала ему звезду, а правой, сложив большой и средний пальцы, коснулась его руки:

– Умер-то кто? – её голос звучал как шорох, не нарушая тёплой тишины, в которой каждый может остаться один, если ему так нужно.

– Отец, – так же тихо ответил Орсо.

– Лёгкой дороги, – вздохнула старушка.

Орсо взял звезду, цепочка стекла между пальцев, он бездумно пропустил её сквозь пальцы другой руки. Слева от главного древа, точно как ему помнилось, стояло деревце поменьше, не завешанное сплошь звёздами. Юноша подошёл поближе, осторожно ступая по начищенному до блеска полу, поглядел вверх, на Творца. Здешний Творец был какой-то очень земной – мужчина средних лет с яркими фиолетовыми глазами, с буйной шевелюрой, обрамлявшей серьёзное выразительное лицо с суровой челюстью. Творец глядел прямо на людей, но встречаться с ним взглядом было не страшно – скорее, тревожно: как-то ты смотришься оттуда, из-за плоти земного мира? Что ты собой представляешь? Что совершил и чего ещё не сделал?

Наследник Травенари погрел в ладонях звезду, вспоминая отца: представил, как он сидит за любимым письменным столом, как держит в руках книгу, словно диковинное хрупкое растение, как неторопливо едет верхом на Порохе по аллее пустынного весеннего парка, как со шпагой в руках отбивает ещё неумелые атаки маленького сына и улыбается каждому «пропущенному» удару… Цепочка скользнула на свободную ветку бронзового древа, хранящая тепло руки звезда закачалась, ловя и отражая блики лампад, заиграла ласковым золотым светом. Души – это звёзды, которым Творец сделал подарок: они могут воплощаться на земле, проживать жизнь, полную горестей и радостей, борьбы и покоя, а когда подходит её конец, возвращаться назад, в звёздные сферы, в вечный дом Творца неба и земли.

Кружилась над головой красная стеклянная лампадка, блестели звёзды на древе, сквозь цветные огни глядел на Орсо Творец, а чуть ниже ловили людские взгляды три его супруги. Слева – Украшение мира: тонкое белое лицо с огромными карими глазами, брови разлетаются к вискам смелыми птицами, чёрные волосы гладкой волной стекают на плечи, во взгляде – ожидание счастья. В середине – Надежда мира: белые кудри, как лучи света, окружают круглое нежное лицо с синими глазами, бледно-розовые губы чуть разомкнуты в полуулыбке. Справа – Слава мира: пожар ярко-рыжих локонов, зелёный взгляд несёт весёлую ярость и обещание победы, жемчужные зубы приоткрыты в усмешке, не обещающей врагам мироздания ничего хорошего… Орсо никогда не мог решить, которая из трёх нравится ему больше. Видно, священники правы: у каждого в жизни бывают минуты, когда нужны то одна, то другая, то третья, а кто не знает ни одной, тот прожил свою жизнь зря. Юноша ещё раз посмотрел на древо: вот она, звезда отца, ещё чуть заметно качается, – погладил её пальцами напоследок и решительно зашагал к выходу.