Текст книги "Война номер четыре (СИ)"

Автор книги: Юлия Лиморенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 26 страниц)

Война номер четыре

Часть 1, где цинично попраны родственные связи

Глухой тяжёлый удар. Что это за звук? Ах, это же он сам захлопнул за собой дверь отцовского кабинета. И как захлопнул! Пыль полетела от косяков. Отец никогда себе такого не позволял: при посторонних это выглядит грубо, когда ты один – глупо… Орсо вдруг рассердился на себя: не прошло их двух дней, как отца нет, а сын уже дичает и забывает преподанные отцом уроки.

Орсо опустился на деревянный стул у конторки, свесил руки между колен и печально задумался. До этого дня он и не представлял, насколько же он один в этом мире. Пока рядом был отец, его никогда не посещала эта глухая пустота. Отец был точкой отсчёта – его несуетная мудрость, спокойствие и мягкий юмор освещали весь мир вокруг словно уютным светом жарко горящего камина. Всё, дорогой, чудеса кончились, камин погас, а в холодной золе толку немного – что с того, что когда-то она была живым огнём. Теперь нужно всё решать самому, и при этом от твоих решений зависит поразительно мало. Распоряжаться наследством можно будет лишь через два с небольшим года, кредиторы уже вот-вот постучатся в дверь дома, который тебе не принадлежит, а единственные близкие люди – родня матери…

Э, нет, оборвал себя Орсо. Врать себе не надо: о материных родственниках ты если когда и вспоминал, то разве когда приходило очередное письмо от тётушки Фуччии с просьбой помочь деньгами. По-родственному. И как же радостно было думать, что тебе не надо с ними жить! В хорошие времена они были омерзительны – с чего бы в горе стали милее? Стоит ступить на их порог – и будешь ты готовый герой сказки про бедного сироту, на котором воду возят. Только вот тебе добрый волшебник вряд ли принесёт рыцарскогоконя, блестящий доспех и верное копьё – соверши, мол, три подвига и станешь королевским зятем. Сказки не для этой жизни, а в этой жизни вы, Орсо Травенари, для своих любезных тётушек – досадная помеха, если только им не удастся запустить лапы в наследство до того, как вам стукнет двадцать. Но хотя бы от этого закон защищает даже сирот.

Орсо попытался примерить к себе это слово – «сирота». Стало муторно и мерзко, будто заглянул в богадельню, где тебе предстоит провести остаток жизни. Но выхода нет – придётся тащиться в дом проклятых Каленти, а оттуда его наверняка отошлют в жуткую захолустную дыру, которую тётушки громко титулуют «имением». Отец, будучи в скверном расположении духа, называл это место «немением» и однажды рассказал сыну, как приехал туда знакомиться с родителями будущей жены. Дом отец не описывал – он его нарисовал несколькими скупыми штрихами, потом смял бумагу и бросил в камин. Но Орсо слишком хорошо запомнились обветшавшая крыша, проломленные резные перила террасы, запущенный сад, лужи на подъездной дорожке и унылые хозяева, полные сознания собственной важности вопреки очевидному… Нет уж, оттуда он сбежит, не пройдёт и дня! Лучше украсть у дядюшки старинное ружьё и податься в разбойники, чем жить в этаком родовом гнезде. Он не ворона, в конце концов.

Вот она, свобода выбора: ты свободен своими руками надеть на шею ярмо…

Орсо поднял голову, словно проснувшись от тяжких мыслей, и оглядел кабинет. Всё здесь – не случайно: случайных вещей отец не держал. Каждая книга, каждый остро отточенный карандаш в подставке на столе, каждый листочек бумаги – это память. Всех этих вещей только позавчера касалась рука хозяина. Позавчера он сидел за этим столом до глубокой ночи, составляя письма друзьям, запечатывая своей крошечной печаткой и чётким книжным почерком надписывая адреса. Писать близким людям дважды в месяц для отца было святым делом, этого он никогда не забывал и не откладывал. Вот они, письма, лежат аккуратной стопкой слева на краю стола, и в них – живой голос человека, говорящий с живыми. Они будут читать эти послания, а написавший их уже мёртв. Орсо передёрнул плечами и вдруг подумал, что письма надо обязательно отправить адресатам и к каждому приложить короткую записку о том, что отца не стало. Только надо указать свой адрес – а вот адреса Каленти он не знал. Да и будут ли хозяева так уж рады, если к ним в дом принесут письмо от друга того, кого они даже отказывались считать роднёй!

Мучительно жаль расставаться и с домом, и вещами отца, а Каленти наверняка не разрешат взять с собой ни книги, ни письменный стол… Продадут старьёвщику и не поморщатся. А в отцовском собрании есть книги позапрошлого века! Раритеты, которые оценит только знаток: рукописные церковные поучения, собрания старых карт, первые выпуски «Журнала для чтения», ещё тоненькие и без картинок… А «Описание плавания кругом земли» – этих, самых первых, изданий уцелело не больше десятка! У Орсо мелькнула мысль: а нельзя ли передать коллекцию книг какому-нибудь музею? Как наследник он, наверно, имеет такое право?.. В музей – не жаль, там они послужат людям, и на полку наверняка повесят бронзовую табличку «Личное собрание Гаэтано Травенари, передано в дар» и прочее, что там положено писать.

Эта мысль, как ни странно, немного успокоила тоску. Орсо поднялся, подошёл к резному креслу у письменного стола и встал за спинкой, как часто делал, когда был маленьким, если отец рано заканчивал с делами и брался за угольный карандаш. Он делал вид, что не замечает затихшего сзади мальчишки, но на листе бумаги один за другим возникали забавные персонажи. Вот рыцарь на коне пытается поднять неимоверно длинное копьё. Вот щенок чешет лапой за ухом и лукаво глядит на замершего в восторге Орсо. Вот раздувшаяся от важности лягушка сидит на листе огромной кувшинки – точно такие плавают в пруду в парке Риполи, где Орсо часто гулял с отцом… Когда мальчик не выдерживал и начинал хохотать, отец сажал его к себе на колени и давал в руки карандаш. И Орсо дорисовывал рыцарю тяжёлый щит, щенку – сахарную косточку, лягушке – пролетающего мимо жирного комара… Отец не жалел для него дорогих карандашей и не сердился, если сын случайно разбивал грифель. Он был уверен: нельзя ничему научиться на негодных материалах. Ведь на хромой лошади не научишься брать барьеры, а с кривым вертелом – драться на саблях. Рисовать – так уж рисовать, хорошими карандашами на подходящей бумаге!

Вон они, эти карандаши, замерли аккуратным строем в коробке. И от пачки бумаги для набросков осталось ещё несколько листов в бюваре с золотым тиснёным дубовым листком. Дуб Травенари. Орсо – его последний отросток.

Что это за голос внизу? Неужели прискакала тётушка? Нет, этого резкого хрипловатого голоса Орсо раньше не слышал. Это точно не тётушка Фуччия – на похоронах она так надрывно и визгливо ныла о «незабвенном Гаэтано», что у Орсо до конца дня звенело в ушах и болели зубы. Если он ещё раз услышит тётушку, с ней может случиться что-нибудь нехорошее! Но что чужой женщине делать в его доме? Ах да, это ведь больше не его дом…

Орсо рванул дверь, выскочил в коридор и застыл самым неприличным образом. Все манеры вылетели из головы. На верхней ступеньке стояла незнакомая очень высокая женщина в тёмном платье, в серой вуалетке и с двумя белыми розами в руках, как положено являться в дом, где умер член семьи. Орсо торчал молча не меньше минуты, прежде чем смог промямлить какое-то вежливое приветствие.

– Здравствуйте, – кивнула незнакомка. Да, это был её голос! Вполне способна заменить корабельную рынду… – Желать доброго дня сегодня неуместно. Прошу простить, что я вот так врываюсь к вам, но дело весьма срочное. Я Ада Анлих. Мы с вами, насколько мне помнится, не встречались.

Самая неожиданная персона, какую только можно было представить сегодня здесь. Если отбросить слухи, твёрдо о ней можно сказать лишь одно: как ни странно, она в самом деле приёмная дочь короля Джакомо и королевы Марии. Иностранка, простолюдинка, всем известная, но далеко не светская особа и, говорят, весьма небедная. Пришла выразить соболезнования? Лично? И разве они с отцом настолько хорошо знакомы? В мыслях стремительно сгущался туман.

– П-прошу вас, – Орсо отступил с дороги. – Проходите, прошу… Я… извините, я несколько неучтив, но…

– Понимаю, сейчас не до куртуазии. – Ада выглянула назад и вниз, в холл. – Вы не возражаете, если моя охрана подождёт меня внутри… я надеюсь? Они не позволят никому вломиться в дом без вашего согласия. А заодно и отгонят репортёров… впрочем, быть может, вы желаете побеседовать с газетчиками?

– Нет-нет, не стоит! – испугался Орсо. Репортёры, как же он забыл. Трагическая фигура юного сироты, наследника рода и кучи долгов. Газеты выходного дня такая история украсит наилучшим образом…

Юноша открыл перед гостьей дверь кабинета и запоздало подумал, что лучше было бы пригласить её в гостиную – так не хотелось пускать чужих в свои воспоминания… Но не гнать же даму вниз по лестнице! А в свою спальню он точно никого не пригласил бы.

Ада, припадая на левую ногу, прошла в кабинет, Орсо подвинул ей кресло – не то, в котором работал отец, другое, узкое, обтянутое зелёной кожей. Для мужчины оно было тесновато, а дама расположилась в нём вполне удобно. Положила розы на софу, достала из песцовой муфты какой-то очень официальный конверт с жёлтыми печатями и протянула его хозяину:

– Орсо Травенари, согласно распоряжению вашего отца, со дня его смерти я являюсь вашим опекуном до достижения вами возраста двадцати лет. Соответствующая куча бумажек – здесь, в пакете, вскройте сами и убедитесь.

Орсо молча взял конверт, тщетно пытаясь отыскать слово, которое в полной мере описало бы его изумление. Машинально он протянул руку к столу, ощупью отыскал нож для бумаги – как всегда, на месте, справа от письменного прибора, – и разрезал плотную хрустящую бумагу. Наружу посыпались листки с печатями и затейливыми вензелями. Орсо с ходу узнал две подписи: отца и его поверенного Липпи. Он сам не далее как вчера ставил свой кривой росчерк на каких-то бесконечных бланках, а поверенный визировал их своей изящной закорючкой. А вот и незнакомый вензель – двойная А в полупетле и с хвостиком снизу. Принимая во внимание… до наступления совершеннолетия… доверить… каковое имущество… охраняется законом… на основании параграфов… «Утверждаю» – суровый вердикт поверенного и ниже – три подписи: отца, Ады и…

– А это что? – глупо спросил Орсо, ткнув пальцем в сложную сигнатуру свидетеля.

– Это подпись Её Величества Марии, – пожала плечами Ада, как будто подпись королевы была делом совершенно рядовым и должна быть знакома каждому.

– А… как… – от удивления Орсо не мог изложить словами простой вопрос, который просился на язык: каким образом и чего ради документ о назначении опекуна ничем не выдающегося дворянского отпрыска подписала королева?

– Да никакой загадки: Её Величество случайно оказалась рядом, когда ваш отец и я подписывали бумаги. Дело было в Верхнем парке, там очень удобные перила террасы – пиши не хочу…

– М-м… прошу меня извинить, я… что-то никак не могу собраться с мыслями… это всё несколько… э… неожиданно… – пробормотал Орсо.

– Ваш отец решил, что о его поручении лучше никому, кроме поверенного, не сообщать: если бы ваши родственники со стороны матери заранее узнали об этом, они успели бы основательно испортить вам жизнь.

Орсо вскочил, сел, снова поднялся, прошёлся по кабинету, мучительно пытаясь куда-нибудь деть руки и вообще прийти немного в себя. Вспомнился совет отца: когда не знаешь, как вести беседу, предложи гостю выпить. И время выгадаешь, и обстановка станет более непринуждённой. Только вот послать за вином было некого! Слуг в доме не осталось, да и вино вовсе не обязательно найдётся. Камердинер отца помог с похоронами (что бы Орсо без него делал!), но остаться отказался и даже не взял плату за прошедшую часть месяца, хотя Орсо предлагал заплатить или хотя бы возместить расходы на дорогу. Видно, старику было тяжело задержаться в доме хоть на лишний час… Кухарка была приходящая, в последний раз Орсо видел её на похоронах, но в дом она больше не зашла – насквозь пропиталась своими суевериями! А конюха отец вообще не держал, Пороха юноша чистил, кормил и проминал сам. Жеребец был верным другом – отдать, а тем более продать его у Орсо не поднялась бы рука. Что с ним станет? Ещё один камень на сердце…

– Прошу прощения, из меня никудышный хозяин – надо было предложить вам вина…

– Не стоит вашего беспокойства, – отмахнулась Ада. – Я, собственно, хотела предложить поехать ко мне, пообедать как положено, а потому уже не торопясь решать, как вы распорядитесь имуществом. Догадываюсь, что в последние сутки вам было не до обедов, да и спали вы, как посмотрю, неважно…

– Вообще не спал, – признался Орсо и прикусил язык: выглядит как жалоба и нытьё!

Ада, впрочем, нытья не заметила:

– Тем более. Мои люди посторожат дом и в случае надобности выставят Каленти, приди они хоть ротой. Вообще я бы вам посоветовала, буде попадутся на дороге ваши тётушки, с ними не разговаривать – оставьте их мне. У меня большой опыт… – В словах Ады прозвучало что-то кровожадное, и Орсо на мгновение даже пожалел родственников.

Но прежде чем уйти из этого дома, надо понять главное. Откуда всё это, зачем, почему?

– Простите мою несообразительность… я всё же никак не пойму… почему отец так решил? Я не хочу сказать, что недоволен его решением, но…

– Вы вполне можете быть недовольны, что тут такого? – пожала плечами Ада. С усилием толкнувшись от подлокотников, она поднялась на ноги, дохромала до окна, приотодвинула штору и с любопытством выглянула на улицу. На карнизе снаружи намело уже, оказывается, порядочно снега… – Я вовсе не подарок, да и в воспитании давно уже не разбираюсь. Я горжусь доверием вашего отца, но… знаете, у меня есть только одно объяснение его решению. Предупреждаю: я не настаиваю на нём, но оно самоочевидно.

Женщина отвернулась от окна и посмотрела прямо на обитателя комнаты:

– Всем остальным, кому вообще могло быть дело до его семьи, он доверял намного меньше.

– Но… почему? – Нет, положительно сегодня у него туго со словами – простейшие вопросы не удаётся задать ясным языком. Однако Ада, кажется, поняла:

– Мы с вашим отцом были знакомы давно, хотя я не назвала бы это знакомство очень близким. Если захотите, я расскажу вам, как было дело, но не сейчас – история долгая и может показаться малопонятной. Давайте решим все срочные насущные дела, сейчас вам всё равно не до разговоров. Согласны… я надеюсь?

– Согласен… Госпожа Анлих…

Ада умоляюще подняла руки:

– У меня к вам просьба: называйте меня Адой, хорошо? Я совсем не госпожа, тем более для вас. На людях обращайтесь как вам будет удобнее, но когда мы одни, прошу, не надо титулов и фамилий!

– Как пожелаете. – Здесь порядочному молодому человеку, видимо, следовало бы покраснеть или смутиться, но Орсо сейчас и в самом деле было не до того. Он вдруг остро почувствовал, что не спал две ночи и чем скорее ему попадётся пригодная для сна поверхность, тем лучше. Но и заставлять опекуншу ждать неправильно…

Юноша провёл ладонью по лицу:

– Прошу меня простить, я боюсь заснуть на ходу. Если я скажу что-нибудь неуважительное, умоляю отнести это на счёт…

– Отнесу, отнесу, не беспокойтесь, – рассмеялась Ада. А вот смеётся она приятно, и даже голос кажется не таким резким. – Едемте ко мне, пока вы в самом деле не уснули. У меня на улице возок. Коня можно сразу взять с собой, за остальным вернёмся.

Орсо ещё раз потёр ладонями лицо. Помогло – кровь прилила к щекам, глаза слипались чуть меньше:

– Я задержу вас на одну минуту.

Через минуту он и в самом деле появился одетый и при шпаге, предложил Аде руку, и та с готовностью оперлась на неё. Лестница, видимо, была для её ноги нелёгким испытанием.

Морозный воздух и снежинки, касающиеся лица, ещё немного отрезвили Орсо. Вот бы сейчас вскочить на Пороха и – карьером отсюда, в метель, куда глаза глядят, чтобы из всех звуков остались только свист ветра и грохот копыт по подмерзающей земле… Он с трудом оставил заманчивую картину бездумной бешеной скачки и вернулся в реальность: даме нужно помочь сесть в экипаж.

Возок Ады мягко шёл по заснеженным улицам, полозья иногда чуть слышно гудели на льду. Маленькие окна залепило снегом, внутри стало совсем темно. От голода и усталости Орсо начал мёрзнуть и из последних сил боролся со сном. Чёрная шубка Ады касалась его плеча, она даже на вид была такой тёплой, такой уютной… не спать, ещё не хватало!

– Вы уже подумали, что будете делать с обстановкой дома? – спросила опекунша.

Орсо ещё раз героическим усилием отогнал дремоту:

– Я бы хотел… если это вам не помешает… я хотел бы забрать вещи из кабинета отца, всю библиотеку, Пороха, конечно, и… если можно… ещё рояль.

Часть 2, где говорится о мечтах, Творце и звёздах

Зима взялась за город по-настоящему: дворники не успевали бороться с сугробами, карнизы украсились снежными фестонами, мосты обледенели, и ночами целые отряды уборщиков с пешнями и лопатами долбили наледь, чтобы утром можно было ездить без опаски. Похолодало, и в одно хмурое морозное утро город расцветился словно яркими фонариками – в него вторглись стаи снегирей. Громкое требовательное «пик-пик» доносилось с каждого куста, рябиновые деревья дрожали и колыхались под натиском сотен голодных птиц.

Орсо мог часами просиживать у окна своего нового обиталища, глядя на снегирей, облюбовавших рябиновую аллею. Наружная стена спальни была, собственно, скатом крыши, и окна в ней получились огромные, с широкими подоконниками. Тёмно-рыжие ягоды и алые грудки снегирей горели на фоне пасмурного неба, их мелькание притягивало взгляд, и на какое-то время забывалось всё – редкие радости и большое горе, тревога о будущем и странное чувство потерянности в неожиданно изменившемся мире, где теперь приходилось жить. Ибо жизнь в доме Ады была поистине ни на что не похожа.

Дом, где жила приёмная дочь королей, снаружи казался совсем маленьким, но остроумная планировка внутренних помещений не давала ощутить тесноты. В распоряжении Орсо были две комнаты – кабинет и спальня на втором этаже. Кабинет был совершенно обычным небольшим помещением, где нового хозяина уже ждали удобные книжные полки; отцовский стол поместился прямо напротив окна, как будто всегда там стоял, а в маленькую нишу, невесть зачем оставленную в дальней стене, как родной встал большой глобус на медной подставке. Большую библиотеку, конечно, здесь было не разместить, но Орсо, раз решившись, не передумал. Почти все книги отправились в Музей изящных искусств – хранитель тамошней библиотеки не мог поверить своему счастью и долго в немом восторге перелистывал составленный отцом каталог. Себе Орсо оставил лишь старинный атлас, где земля ещё была представлена квадратом, и «Плавание кругом земли», а Ада попросила себе на память рукописную «Повесть о девице Леонор» – тетрадка в плохо сохранившемся кожаном переплёте была, должно быть, переписана как раз девицей, полудетским крупным почерком с забавными ошибками. «Повести» было никак не меньше ста пятидесяти лет, значит, и тетрадка, вероятно, помнит ещё Луиджи Первого. Так-то: была девичьей забавой – стала раритетом.

Кабинет Орсо обставлял постепенно, торопиться было некуда. Со спальней знакомство вышло коротким: первые два дня он почти безвылазно провёл именно там. Пережитые события сделали с ним что-то странное – он почти всё время спал, как ёж в норе, изредка воскресая, чтобы перекусить. На третий день поднять голову от подушки стало полегче, Орсо виновато явился к завтраку, ожидая, что Ада выскажет обиду или неудовольствие, – и обнаружил, что она готовит завтрак сама. От этой картины все предполагаемые оправдания вылетели у юноши из головы, остался лишь глупый вопрос:

– А где кухарка?

– На рынке, – мотнула головой Ада, стараясь не размахивать руками, перепачканными в муке. – Покупать хорошие продукты она умеет, но, Творец, что она дальше с ними делает!.. Это ужас, я не готова с этим мириться. Полейте-ка мне в эту квашню воды – вон из того кувшина… так, достаточно, достаточно! Если я ничего не забыла, через полчаса у нас будут калачики.

Калачики были. В сопровождении домашней ветчины и тернового варенья они были прекрасны вдвойне. Ада заметила смущение Орсо и развеселилась ещё больше:

– Не знаю, говорили ли вам, что я не аристократка? Я бы, пожалуй, сама смогла работать кухаркой, случись такая надобность. Это, между прочим, одна из причин, по которым я не живу во дворце: нельзя во всё без разбора сыпать мешками тимьян! Это преступление!

Орсо так и не понял, шутит его опекунша или серьёзна, но готовила она и вправду отменно.

За исключением коротких разговоров с Адой во время трапез, больше Орсо почти ничего не делал. Постоянная непроходящая усталость и равнодушие, как после болезни, окутывали всё сильнее, а тут ещё зима решила, что снега к праздникам маловато, и целыми днями на землю не падало ни единого лучика солнца. Плотные снеговые тучи цвета старого серебра цеплялись за шпили, висли на пожарных каланчах и застревали в кронах пирамидальных тополей. Орсо казалось, что каждый день повторяет предыдущий: едва рассветало, снегири слетались на рябины, а с темнотой исчезали, и нередко наследник Травенари задрёмывал прямо на подоконнике и просыпался уже глубокой ночью.

Со дня, когда не стало отца, прошла уже декада, и однажды утром Орсо проснулся под звон капели (внезапно северным ветром принесло оттепель) с ужасным чувством. Он совершенно позабыл о Порохе! Бросил друга в незнакомомдоме и даже ни разу не навестил!

Полный отвращения к самому себе, Орсо наскоро оделся, сбежал вниз по скрипящим ступеням, через чёрный ход выскочил во внутренний двор, откуда было ближе всего до конюшни, – и столкнулся с входящей с мороза Адой. Она была в мужском костюме, меховая шапочка сбилась набок, перчатки были насквозь мокрыми и пахли конским потом.

– Доброе утро, – буркнула Ада и уронила перчатку. Орсо, помня о её больной ноге, нагнулся, поднял перчатку, подал хозяйке. Та смерила его сердитым взглядом:

– Очень мило с вашей стороны было взвалить на меня, старую больную женщину, заботы о вашем любимом коне. Он велел передать вам, что всё же надеется на встречу.

– Я… вы… простите, я в самом деле… – вот тут Орсо наконец залился краской, как девица. Просто почувствовал, как пылают уши.

Ада хмыкнула, сердито хлопнула перчатками по ладони:

– Впредь прогуливать его будете сами. Извинения тоже адресуйте Пороху – он их заслужил.

Опекунша, хромая, отправилась в дом, а Орсо побежал по истоптанному копытами двору в конюшню. Конюх Ады, весёлый чернявый парень вряд ли старше самого Орсо, уже обтирал Пороху ноги, мышастый красавец терпел, но нервничал, раздувал мягкие ноздри и норовил отойти от незнакомого человека, насколько позволял денник.

– Дайте мне, – Орсо решительно отстранил конюха, обнял Пороха за шею, прижался лицом к гриве:

– Прости, зверь, прости меня. Скучал, да? Скучал, мышь?

Конюх тронул Орсо за руку и что-то вложил ему в ладонь – сухарик! Сам-то не додумался прихватить угощение, вот болван.

Порох взял губами корочку, фыркнул, боднул хозяина тяжёлой башкой. Прощённый наследник обернулся к конюху:

– Я теперь сам буду его чистить. Он ко мне привык. Зря я не приходил…

– Оно так, – кивнул мальчишка, – тосковал он сильно. Хозяйку в первый раз к себе не подпустил, так и стоял, бедолага, три дня не гулявши. Потом уж она на Сове выехала, так этот следом запросился…

– Сова? – Орсо оглянулся: в дальнем деннике, отделённая от Пороха четырьмя смирными упряжными меринами, стояла кобыла. Пороха можно понять – тут запросишься следом! Отгородить жеребца от такой девочки очень даже полезно…

Закончив чистить и расчёсывать Пороха, Орсо подошёл рассмотреть Сову. Кобыла пего-крапчатой масти, с коротко подстриженной гривой, уже вычищенная, смирно жевала, вроде бы совершенно не интересуясь посетителем. Лукавый глаз был точно такого же цвета, как у хозяйки, – карий с лиловым ободком. Конюх подошёл тоже, постоял, любуясь лошадью:

– Видите, господин, ноздри-то у неё розовые!

– Да, и что?

– А то, что от рожденья она, значит, белой масти! А пежины потом проступили.

– Разве так бывает? – Орсо начал подозревать, что мальчишка пытается подшутить над ним, но тот был серьёзен:

– Мне так дед объяснял. Он на конном заводе всю жизнь работал, всё про мушек знает. Всё-о знает, – повторил он ласково, гладя атласную шею Совы. Кобыла взмахнула длинными ресницами и томно вздохнула.

– Мушка – она и есть мушка, так их дед звал, – парень нащупал и осторожно вытащил из гривы «мушки» свалявшийся клочок волос, разгладил ей чёлку, закрывавшую россыпь рыжих крапин на лбу кобылы.

– Красавица, – признал Орсо.

– А то! – В голосе конюха была гордость, будто он сам в роли Творца создал этакое существо. – Она ещё и иноходка у нас! Мууушка…

Кобыла блаженствовала: её любят, хвалят и ценят, чего ещё надо?

– Знаете, – сказал Орсо, – не называйте меня господином. Я просто гость у Ады.

– А она говорит – воспитанник, – важно ответил конюх. – Это значит, вроде сына получается. Ну, воля ваша, господская, а как же вас тогда звать?

– Можно по имени. Меня зовут Орсо.

– А меня Ринальдо. Ну… – мальчишка смутился, ощутив, что перешёл границы, – если позволите…

– Рыцарское имя, – усмехнулся Орсо. – Спасибо за Пороха!

– Да не за что. Мушки – они все славные…

Объяснение с Адой Орсо решил не откладывать – если уж заслужил выволочку, то чем быстрее, тем лучше. Но когда он, переодевшись, заглянул в кухню, Ада была поглощена сооружением очередного кулинарного чуда и сердитой не смотрелась. Увидев воспитанника, она в знак приветствия тряхнула головой, украшенной поварским колпаком, и продолжила отсчитывать ложку за ложкой какого-то тёмного порошка, отправлявшегося в котёл:

– Восемь, девять, десять, хорооош! Закрываем, – опекунша отставила баночку с порошком, накрыла посудину крышкой, взяла с полки над плитой песочные часы и перевернула. Белый песок невесомой струйкой, словно нехотя, заструился вниз. Ада отряхнула руки и обернулась наконец к Орсо:

– Это наш обед. В роли завтрака сегодня буженина и оладьи с лимонным джемом. Какао?

– Спасибо, – вспомнив о какао, юноша ощутил, что порядком замёрз, пока носился по двору. Ада зачерпнула из котелка густой ароматный напиток, налила в забавную серебряную кружку, похожую на кувшин с откидной крышкой, Орсо осторожно принял у неё сосуд, самостоятельно нагрёб на тарелку еды и устроился поближе к печи. Руки уже согревались, только всё ещё было немного боязно начинать разговор…

– Ну, дорогой воспитанник, у вас накопились вопросы… я надеюсь? – Ада присела на скамейку напротив, не снимая кухарочьего фартука. – В ближайший час я всё равно не смогу отлучиться и бросить рагу без внимания, так что, если хотите, составьте компанию.

– Я… не знаю, что мне делать, – признался Орсо. – Отец хотел, чтобы я учился, но мы не успели с ним решить, чему именно…

– Так решите сами. Определитесь для начала, что вас больше привлекает – военная служба или цивильная карьера?

– Я думал об этом, – проклятье, да когда же он перестанет смущаться? С отцом о мечтах и планах говорить было легко, он никогда бы не позволил себе ни насмешки, ни осуждения, но Ада женщина… к тому же неизвестно, не наделила ли её, например, королева Мария в придачу к подписи на документе какими-нибудь инструкциями относительно наследника Травенари?

Ада молча ждала продолжения, глядя на новоявленного воспитанника спокойно и как-то грустно. Орсо вдруг увидел, что она намного старше, чем показалась тогда, в отцовском доме, и сегодня утром, после скачки на коне. Ей ведь лет сорок, если не больше. И она, кажется, не мажется белилами и румянами, чтобы скрыть возраст, – от этого женщины только кажутся ещё старше… Орсо видел таких устарелых модниц в театральных ложах. Они с отцом бывали в Новом театре почти каждый месяц, дирижёр Маротти был старинным приятелем отца и всегда сообщал о новинках и гастролях задолго до того, как появлялись афиши и приходили почтой уведомления. Маротти не стало в прошлом году, а теперь ушёл и отец… Орсо потряс головой не хуже Пороха, отгоняя печальные мысли.

– Я хотел бы… знаю, это звучит смешно, но я действительно хочу этого. Не знаю только, как подступиться…

– Расскажите, – ободрила Ада. – Не вижу ничего смешного в планах и желаниях. Вы же не хотите стать пиратом… я надеюсь?

– Нет, – прыснул Орсо и тут же снова стал серьёзен. – Но я хочу ходить в морские экспедиции. Не военным, нет! – добавил он торопливо. – Географом. Составлять карты берегов, течений, островов, ледовых полей…

– География – почтенная наука, – Ада долила воспитаннику какао и подвинула новое блюдо с оладьями. – Не жалейте, ещё напеку. Однако я бы дала вам странный совет, если позволите. Образование для этого лучше всё же военное. Вас же никто не заставит сдавать экзамены на офицера больше одного раза, а иметь хоть лейтенантский чин и географу не зазорно. Военных готовят на совесть, для практики, а не для кабинетной болтовни.

Орсо приуныл. Он смутно представлял себе военные учебные заведения, но подозревал, что жизнь там была бы не сахар. Особенно у него: с одной стороны, сирота, с другой – воспитанник приёмной дочери королевской четы, положение непонятное и в определённом смысле смотрится как протекция. А этого не любят нигде.

– Вообще-то, – прервала его размышления Ада, – у вас в любом случае есть полгода на решение. Вступительные испытания всегда идут летом, когда определитесь – начинайте готовиться. Если понадобятся учителя – найдём. Библиотеку я в доме не держу, но могу раздобыть для вас пропуск в королевскую. Да и собрание, которое вы вручили музею, весьма впечатляет… Не жалеете?

– Нет, – помотал головой Орсо. – Это, наверно, плохо, но я не такой трепетный любитель книг, как отец. Иногда мне казалось, что он… разговаривал с ними. У меня этого нет, так что пусть служат тем, кому нужнее.

– С такими взглядами на жизнь вам нелегко придётся, – покачала головой опекунша.

Орсо обиженно вскинулся:

– Отец учил меня не сидеть на сундуке с сокровищами, как скупец из басни! Он… он всегда отдавал то, что имел, если кому-то было по-настоящему нужно…

– Дорогой мой, – улыбнулась Ада, – я ведь не говорю, что ваши взгляды плохи! Я лишь предупреждаю: с ними вам будет трудно жить. Недостаточно быть щедрым – нужно ещё уметь защищать то, что даёшь, от хапуг и скупцов и давать лишь тем, кто в самом деле нуждается. Поэтому, – заключила она неожиданно, – я и не терплю благотворительности.

Песок успокоился в нижней пузатой колбе, Ада встала, помешала в котле громадной деревянной ложкой и обернулась к Орсо:

– Помогите сдвинуть с огня.

Вдвоём они переставили тяжёлый котёл с горячей плиты, и его место немедленно заняла кастрюлька с подостывшим какао. Ада разлила ещё по порции себе и воспитаннику, уселась обратно на скамью и обхватила кружку ладонями, словно греясь.