Текст книги "Война номер четыре (СИ)"

Автор книги: Юлия Лиморенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 26 страниц)

Часть 34, где пахнет гарью и розой

Руки у цирюльника Пради были как у скрипача – ловкие, узкие, с длинными пальцами. И этими руками он всплескивал, как чувствительная дама:

– Ну зачем, зачем же себя уродовать? Ведь лицо-то у вас загорелое, а если сбрить бороду начисто – будет белое пятно… И к тому же, вы ведь полководец! Вам приличествует борода – это так… внушительно!

Полководец! Орсо едва не захихикал вслух, но с Пради согласился:

– Хорошо, но… если можно, сделайте её как-нибудь… поаккуратнее, что ли…

– Непременно, господин командующий, непременно! Военная мода – моя специальность, поверьте!

Пришлось довериться искусству Пради. За лето Орсо загорел и выгорел настолько, что волосы были светлее лица. Саттинцы с их морским загаром смотрелись светлее… Расставшись с давней, ещё с лагеря, мечтой избавиться от надоевшей бородищи, господин командующий отдался на волю цирюльника, обдумывая, какие ещё неотложные дела этого длинного-длинного дня нужно сделать обязательно самому.

Выходило немного: провести трибунал по делу Анкелоти, составить письмо генералу Рохасу и проследить, что город хоть как-то готов к встрече с кобальскими войсками. А, ещё наградить Микелино и этого сопляка Альберико! Взяли замок без потерь в людях, а пушки… ну что ж, пушки – дело наживное, три орудия из двадцати четырёх нечего и жалеть.

Колонна пленных уже ушла на юг, и теперь задачей серьёзно разросшегося штаба было опередить их и взять под контроль Каррело. Возможно, по итогам переговоров с Рохасом дастся обойтись без штурма… Очень бы хотелось! Каррело – это вам не Поллена, это была крепость ещё до того, как образовалось Андзольское королевство.

Приведя себя в порядок (ванна и чистая одежда – такое счастье, поверить невозможно!), Орсо отправился разыскивать Родольфо, а столкнулся неожиданно с Фориной. Платье и руки её были ещё перепачканы копотью, но круглое загорелое лицо светилось от радости:

– Господин командующий, мы нашли казну бригады! Там немало – сейчас подсчитываем точно…

– Прекрасная новость, – улыбнулся Орсо. Вот о деньгах-то он и не подумал! А ведь армию надо снабжать, нужны фураж, провиант, боезапас, новые лошади, нужно обновить снаряжение…

– Господин командующий, – сияла интендант, – из части денег можно было бы выплатить бойцам жалование. Это очень поднимет боевой дух…

– Чудесная мысль, поручаю это вам, – быстро согласился Орсо. Вот ведь у кого голова работает как надо! А ещё говорят, женщины не смыслят в военном деле… Благодарение Творцу, что привёл встретиться в этой Фориной, это же чудо что такое.

Окрылённая Форина убежала, Орсо заглянул в штаб, нашёл там полтора десятка писарей (видимо, считают казну), но не обнаружил Родольфо. Быть может, после своих подвигов он просто спит? Его можно понять – денёк тоже выдался горячий.

Но начальник штаба не спал – его голос, приглушённый полуприкрытой дверью, донёсся из помещения, занятого интендантством.

– На каждое такое орудие нужно по восемь лошадей – видите, четыре пары, – объяснял Родольфо кому-то премудрости военной логистики. – А вот на эти – они полегче – достаточно шести, то есть трёх пар.

– А, так это количество пар указано! – обрадовался голос Минноны. – Я понимаю… спасибо…

– Э… не за что… – чему это там смутился бравый Треппи? Почти непроизвольно, раньше, чем успел подумать, Орсо шагнул к двери и осторожно заглянул.

Тёмный локон Минноны, касающийся руки Родольфо, которой он что-то писал, и в самом деле был серьёзной причиной для смущения. А тихое дыхание девушки почти у самого уха мужчины и быстрые взгляды, которая она бросала на него, сидящего рядом, то и дело отвлекаясь от бумаг, вообще могут с ума свести…

Орсо бесшумно отступил назад. Артиллерия в надёжных руках. И госпожа Костицци, видимо, тоже. Дева битв из девменских сказаний очень подходит отчаянно храброму сыну офицера, благослови их Творец.

Отчего-то стало грустно. Конечно, если бы он сам поменьше думал о войне и побольше – о девушке, возможно, всё было бы по-другому… Ну а кто будет о войне думать? Только он держит в голове весь план – и то, что пересказывал товарищу, и то, о чём пока не говорил – очень уж это неотчётливо и неопределённо. Тактиков уйма – стратегов не хватает, как говорил полковник Тоцци. Вот и думай о стратегии, а девушки пусть считают пушки… в надёжной компании…

Неджанная сцена сбила с мысли. Что же он собирался делать… ах да, письмо Рохасу. Орсо присел на подоконник прямо тут же, в штабном домике, взял со стола первую попавшуюся книгу в твёрдом переплёте, положил на неё первый попавшийся чистый листок бумаги и за три минуты набросал письмо, над которым перед тем думал не меньше двух часов. Отдал переписать и вышел на воздух.

В кругу бойцов, сидящих на лафетах привезённых орудий, выступал Альберико – один из героев дня. Его заворожённо слушали, а Микелино, бросая редкие реплики, неизменно снижал уровень патетической восторженности рассказчика.

– Пройдя подземным ходом, мы оказались в святая святых замка… – повествовал баронский наследник.

– В винном подвале.

– В святая святых, друзья! Ибо это было самое сердце старого здания…

– Ну, ясное дело – бочки там были с вином…

– Командир, при чём тут бочки? – возмущался Альберико. – Снаружи нас могли поджидать все наличные силы врага…

– Три спящих караульных, – невозмутимо добавил Микелино.

– Потому что был день! А днём караульные беспечны.

– Да пьяные они были. Из святая святых вылезли и заснули.

Альберико сокрушённо махнул рукой, но продолжал:

– Отважно, как львы, мы ворвались на первый этаж…

– И напугали горничную до визга.

– И поднялась тревога! Отовсюду на нас бежали враги…

– Человек десять, а то и двенадцать.

– …И мы вступили в бой, чтобы проложить себе дорогу во двор и овладеть замком!

– Чтобы ворота запереть изнутри, пока полк снаружи на плацу марширует.

Орсо подозревал, что операция в замке в исполнении Микелино выглядит слишком просто и легко и так же не соответствует реальности, как и рассказ Альберико; но слушать байки сейчас настроения не было – он махнул рукой на героические подвиги и ушёл думать.

Прошло уже часа три с того времени, как последний айсизский солдат покинул Поллену. Бойцы Освободительной армии отдыхали, обедали, наскоро чинили снаряжение, полленцы подсчитывали потери от бесчинств противника и последовавшего боя. Дать им ещё пару часов – и нужно собрать армию для серьёзного разговора. Это даже поважнее Рохаса. Люди должны понимать, почему они не расходятся по домам прямо сейчас. Они должны знать, какие планы у командования. А с другой стороны, если у кого-то не хватит запала идти дальше и бороться до конца, для них сейчас единственная возможность уйти. Чтобы не было больше дезертиров вроде Анкелоти.

Чтобы всё это объяснить, надо будет говорить о паровике, на который не посмотрел ещё только ленивый; о заговоре, о внешней силе. О необходимости поднять Айсизи на восстание. О том, что… так, здесь нужен Марко!

Филиппи нашёлся на фабрике – даже когда всё закончилось, он так и не ушёл, его бойцы помогали разбирать завалы и устранять последствия пожара. Здесь же наравне в мужчинами работали перемазанные в пыли и копоти женщины и дети, даже совсем малыши, лет пяти-шести. Орсо в удивлении глядел на это зрелище; подошедший Марко объяснил:

– Это семьи рабочих. В последние недели ведь работники фабрики жили прямо здесь, домой их не пускали…

Орсо пожал ему руку:

– Вы нас спасли.

Марко покачал головой:

– Мы и вы – одно. Я-то хорошо понимаю, что к чему… Будете говорить с горожанами?

– О чём? – растерялся Орсо.

– О восстании. Здесь вас, думаю, хорошо поймут.

– А… может быть, лучше вам?

Но Марко твёрдо глядел в глаза командиру:

– Вы должны сами как командующий сказать всё то, что я уже говорил им как боец. Поллена живёт не сама по себе, все промышленные города Кобальи, да и других провинций связаны друг с другом. Понимаете мысль?

Орсо кивнул. В целом-то Марко был прав: промышленность страны – единый организм, одно не может без другого. И если этот организм разом ощутит себя одним целым… этого боятся заговорщики, этого боялись приятели Пирелли в том, неведомом мире, откуда они бежали, сверкая пятками. И «братья» боятся этого. Что ж, правильно боятся!

Внезапно им овладел какой-то боевой порыв:

– Да, надо поговорить с людьми! Где народ с суконной фабрики?

– Да здесь же. Утром, как увидели, что вы идёте, перебили охрану и пришли к нам – тут отбиваться проще. Тут и укрепились.

– Тогда… я собираюсь кое-что сказать бойцам… может, собрать всех вместе?

Марко подумал, медленно кивнул:

– На похороны придут все. Не будет никаких «мы» и «вы».

Духота и пыль висели над городом, солнце заливало жгучим яростным светом развалины, дым, красные флаги, наскоро выкопанные могилы, останки паровика… Священники с процессией служек обходили погибших из обеих армий – сейчас они мирно лежали рядом на площади перед собором. Городские дети тащили туда охапки цветов, сорванных по предместьям, цветы тоже были покрыты пылью и гарью. Чувствительная Форина промокала глаза кончиком головного платка, горожанки рыдали, мэр Поллены, опираясь на костыль, печально следил за подготовкой к церемонии. Поняв, что город пытаются освободить свои, андзольцы, мэр ушёл из-под надзора военного коменданта захватчиков, пробрался на фабрику и, не умея стрелять, заряжал оружие для бойцов Марко. Сломанная нога его выглядела как боевое ранение, но мэр раздражённо объяснял каждому, кто спрашивал, что попросту неудачно упал с баррикады. Ему, впрочем, не особенно верили – считали, что скромничает.

Настоятель собора прочёл краткую молитву, тела погрузили на телеги и повезли хоронить. Орсо ехал следом за погребальной процессией на своей измученной кобыле, за ним следовали старшие офицеры. Горожане, несмотря на печальную обстановку, бурно обсуждали наличный командный состав Освободительной армии.

– Гляди, совсем молоденький у них главный…

– А тощий – страх!

– Мальчишек каких-то прислали, помоги им Творец!

– Да никто их не прислал, это морской десант из Саттины…

– Болтай больше! Вон же наши, вичинские, из деревни, какой там десант.

– А тот вон, здоровенный, говорят, из знатных.

– Врут, поди. Обычный парень из городских…

– А девки у них зачем?

– Это не девки, а офицеры, чего говорите-то. Девки – скажут тоже…

– Какие же офицеры, когда девки!

– А тот вон, справа, ни дать ни взять контрабандист! Ишь зыркает!

– Помилуй Творец, да это зинал…

– Матушка, да вы что, разве можно на человека этакое наговоривать!

Освободительная армия выстроилась шеренгами вдоль дороги, офицеры салютовали процессии разномастными клинками, у кого какие были. Смотрелось это странно, но почему-то величественно. Никогда ещё мир не видел ни такой армии, ни такой войны. Орсо подумал мельком, что уже лет через двадцать свидетели будут рассказывать совсем не о том, что видят сейчас, в эту минуту. Недаром же говорят «врёт, как очевидец»…

Священники провожали мёртвых в могилу, солнце катилось с небес за Кобальский хребет, в выжженных травах кричали перепела, Миннона совсем не по-офицерски держалась за руку Родольфо, Орсо хотелось двух вещей – напиться холодной, чтобы зубы ломило, свежей воды и спать… Но это потом, а сейчас – то самое подходящее время, чтобы сказать положенное. Чтобы потом не говорили «я не знал», «не ожидал», «не рассчитывал» и «вообще ни при чём». Пусть знают. А если врагам донесут – пусть враги тоже знают.

Красивой речи у него не вышло – устал очень. Где-то наверняка запутался, повторился, сказал не очень понятно – да и бес с ними, не до риторических красот. В наш мир – наш! не чей-то! – пришла чужая сила, она полна ненависти, она хочет погубить нас нашими же руками. Мир, такой, каким он был до сих пор, не устоит; нам придётся создавать новый. Вот прямо здесь, сейчас, на этих пыльных полях, на развалинах, без сапог и со старыми ружьями, по десять выстрелов на ствол. Мы уже со многим справились, пора идти дальше, а кто не хочет… Творец им судья, пусть уходят сейчас. Вольно, разойтись.

Не дожидаясь, пока толпа горожан и ряды бойцов действительно разойдутся, Орсо тронул кобылу и поехал в город. В голове тонко звенело, слипались глаза – то ли две бессонных ночи опять виноваты, то ли перегрелся на кобальском солнышке… Ему казалось, что стоит только добраться до постели – и можно будет уснуть, но сон не шёл. Под веки будто насыпали песка, а стоило задремать – выплывал из кромешной мути передок «железной малышки», заляпанный кровью.

Промаявшись какое-то время, он поднялся, мельком глянул в окно – ах ты, уже сумерки. Кончается денёк. И воздух, снова не хватает воздуха!

Заглянул Будай:

– Господин, Ты не спишь?

– Нет, – Орсо сел на табурет у стола, подпер голову руками, – не спится. Душно…

Голова разболелась не на шутку. К болезням Орсо не привык, как с этим бороться – не знал…

Будай вышел на минуту, вернулся с кувшином вина и ломтями хлеба на глиняном блюде:

– Горячая еда ещё не готова, господин, поешь пока что есть.

– Спасибо, не хочется… Потом, может быть.

Будай покачал головой, но спорить с сыном Творца не стал, вышел. Орсо снова лёг, закрыл глаза ладонями – кажется, так меньше жгло…

Видно, он всё же задремал, потому что проснулся вдруг от незнакомого запаха. Первое чувство было тревогой: что опять, где?! Темно, тихо, уже давно не жарко – наоборот, из окна тянет ночным холодком. Но запах не оттуда. Тихое дыхание рядом, еле слышный шорох ткани, ещё тише – живое дыхание. Он повернул голову:

– Кто здесь?

– Вадё*, – ответила шёпотом темнота. Еле видна в сумерках – светлый овал лица, тёмные волосы облаком по плечам, белая рука осторожно берёт его за запястье, пальцы тверды и прохладны.

Орсо приподнялся, опираясь на локоть, с удивлением рассматривая нежданную гостью.

– Вы кто?

– Илли, – в голосе слышна улыбка. Белая рука осторожно касается его волос, скользит по щеке на шею…

– Что… что вы, зачем?.. – Он растерялся, ощущая нечто неведомое: воспитание твердило, что незнакомая девушка в его комнате – верный знак будущих неприятностей, но… здесь не дом, не мир, вообще непонятно что – всё куда-то катится, рушится, и кто знает – быть может, здесь, посреди обломков старого, только так и бывает? И так не хочется, чтобы исчезала эта прохладная рука, приносящая исцеление больной голове…

Тёмная извитая прядь упала ему прямо в ладонь, пахнуло розой – это запах любят зинальи, их любимый аромат. Роза – символ Надежды мира, на иконах белокурая жена Творца часто держит в белых пальцах розу.

Девушка потянула завязки на воротнике, повела плечами – белая рубашка, вышитая розами, сползла, открывая грудь. Белые руки притягивали его голову туда, ближе, и вот теперь оттолкнуть эти руки – уже верх невежества, незаслуженная обида для этой тихой, чудной, пахнущей розами…

– Тебя зовут Илли? – Он сел, притянул её к себе, усадил рядом, осторожно коснулся щекой белого плеча.

– Ие**, – кивнула она, прохладная рука легла ему на затылок, другая подхватила белую прохладную грудь, подтолкнула поближе к его обветренным губам.

Нет правил, нет закона, нет морали, нет долга, обязанностей, обычаев, только прохладное тело невесть откуда пришедшей Илли, пахнущее розой, тяжёлые кудри, рассыпанные по спине, горьковатые прохладные губы, и только жаль, что в темноте не видно цвета её глаз…

Кажется, он пытался ещё что-то объяснить насчёт того, что не знает точно, как правильно, и вообще… Она только выдохнула: «Эс йен***», – и улыбнулась, и ждала сколько потребуется, и сама, как оказалось, тоже не знала, как правильно… Но здесь, на краю старого мира, и знать было не нужно – всё приходило само.

Хохот в несколько глоток и разудалая песенка разбудили командующего, солнце поливало уже через окно жарким лучом, по белой занавеске прыгали весёлые тени. Будай поставил на стол, в точности как вчера, запотелый кувшин и деревянный поднос с нарезанным хлебом. Орсо прислушался к себе. Голова не болела, ушла резь в глазах, и не ныли больше колени после целого дня в седле, и еле слышный запах розы задержался на волосах…

– Будай, – спросил он без предисловий, – какие у неё глаза?

– Как сосновая кора, – не удивился зинал.

Орсо провёл ладонями по лицу сверху вниз, от лба к надоевшей бороде:

– Когда мы победим… ты поможешь её разыскать?

Будай глянул сурово, сжал губы, словно в сомнениях, но потом молча кивнул и налил сыну Творца свежей простокваши в глиняную чашку.

–

* Я тут (зинал.).

** Ага (зинал.)

*** Я тоже (зинал.).

Часть 35, где приходят упрямые союзники и непрошенные мысли

– Даже не знаю, какой предложить тост, – мрачно пожаловался Рохас. Орсо взял серебряный кубок, заменявший в походе бокалы, полюбовался бликами в золотой глубине:

– За мир? Мы с вами знаем: никто не ценит мир так высоко, как военные…

– Что вы понимаете в мире, юноша, – буркнул генерал, но за мир выпил. Он вовсе не показался Орсо тупым солдафоном, как о нём частенько отзывались подчинённые, в том числе пленные из его корпуса. Они просто не бывали в генеральской шкуре, а командующему Освободительной армией уже довелось её примерить, и он Рохаса понимал. Генералу в самом деле трудно было пойти на соглашение, и не только из-за бешеной айсизской гордости – с этим он справлялся великолепно. Нет, его язвило другое – это Орсо тоже отлично видел. Его, боевого генерала, всю жизнь отдавшего служению республике, обвели вокруг пальца, подло обманули – и кто? Свои же! Проклятый парламент, проклятые министры, будь они все прокляты бесам на радость… И трижды проклятый канцлер бросил таких вот верных, преданных, умелых в жертву дикарским планам неведомых пришельцев. Свобода республики, купленная в революцию двумя миллионами жизней, для них пустой звук!..

Как и предполагал Орсо, генералу было с чем сопоставить принесённые переговорщиками новости. Не мог высший офицер республики, член Военного совета, не видеть неких признаков грядущей измены, но не мог и опознать их наверняка. В точности как старший Треппи, отец Родольфо: слышал, видел, понимал, но… этого было слишком мало! А когда чаша переполнилась и серый морской десант уже маршировал по Саттине, для андзольцев стало поздно. А для айсизцев?

Генерал понимал всё. И возможность бунта в войсках, а особенно на флоте, и забастовки на заводах, которые в любую минуту рискуют перейти во всеобщую стачку, и волнения в крупных городах. Республика – унитарное государство, не в пример Андзольскому королевству, где отдельные провинции ещё не забыли, что не так давно на их гербах были свои короны. Республика гниёт с головы, и пришельцы-заговорщики для неё опаснее, чем для соседей. Рохас зло посмеивался над устарелыми королевствами и над их архаичными обычаями, но спасать республику намного, намного труднее!

Осторожно примостившись на хлипком раскладном стуле в походном шатре, Орсо следил за метаниями Рохаса. Худой, поджарый седоватый генерал, без бороды, но при роскошных усах, как подобало бравому кавалеристу, шагал из углу в угол, бормоча порой неразборчивые проклятия неведомым Орсо людям. Он принял условия, вежливо предложенные Освободительной армией: зажатый с одной стороны освобождённой Полленой, а с другой – восставшей Кобальей, он мог сделать единственный разумный шаг – отойти к Каррело и, забрав оттуда айсизский гарнизон, отступить на юг, на территорию республики. Взамен Рохас требовал только одного: гарантий, что Освободительная армия и примкнувшие к ней регулярные андзольские силы в Кобалье не перейдут границу. Иначе, мрачно пообещал генерал, ярость республики будет неукротима!

С одной стороны, Орсо не рвался переносить войну на чужую землю: войдя в пределы Айсизи, они сами стали бы оккупантами. С другой, оставлять республику как она есть, не разбив там заговорщиков, – верный путь к продолжению войны при том что в ближайшее время Андзола будет занята совсем другим и обороняться не сможет… Пусть в Айсизи сами граждане разбираются со своими провокаторами и изменниками, лишь бы разбирались! Можно ли доверить эту деликатную проблему Рохасу… кто знает. Военные – не лучшие люди для решения политических задач.

Другое дело, если этим займётся сам айсизский народ. Надежда на пленных солдат, которые теперь возвращаются домой, конечно, есть, но что с ними будет, когда они придут домой?.. К примеру, лейтенант Хайме Моралес, тот самый, из артполка, который поехал спасать деревню Лонтана, долго спорил с Орсо по поводу видения будущего. Истинный республиканец, он был совершенно уверен, что подданные королевства, давно не сражавшиеся за свободу, попросту ничего в свободе не понимают! Орсо, конечно, не заявил ему впрямую, что у него представления об общественных процессах не местные, но пришлось дать гордому айсизцу понять, что планы у него шире, чем просто выгнать захватчиков… На этом месте лейтенант слегка его зауважал, задумался и в конце концов признал, что у Андзолы, пожалуй, ещё есть шансы стать нормальной страной… Моралес собрал сотни две добровольцев, которые решили и дома не успокаиваться, пока не остановят это безумие, и двинулся на юг с оружием. Из пленных его добровольцы таким образом превратились в союзников и обещали поднять красный флажок, когда вернутся домой. Моралесу Орсо был искренне благодарен, но ему у себя в Айсизи придётся начинать всё на пустом месте! Традиции такого рода у них просто нет – республика со дня своего основания не терпела крупных военных поражений и не знает, как выбираться из подобного позора Давай, сын Творца, думай, как разгребать эту кучу задач, ты у нас умный, ты всё это начал!

Ещё до переговоров с генералом Рохасом Орсо обсуждал на совещании штаба возможности продолжить борьбу за пределами Андзолы. Посылать в Айсизи подданных королевства – дурная идея: их тут же, и не без оснований, примут за шпионов. Вменяемый план был один – уговорить кого-то из граждан республики заняться агитацией дома. Марко беседовал с солдатами из числа тех, кого мобилизовали для войны уже после обязательной конскрипционной службы. Они хотели вернуться по домам и забыть всё это поскорее, как жуткий сон… И вот если бы они, вернувшись, просто изложили всё, что узнали: и про паровики, и про провокаторов, и про единый заговор в обеих странах… Шум поднимется неизбежно, но как управлять потом настроениями жителей? Одного шума недостаточно… Впрочем, Марко собирался продолжить агитацию – среди мобилизованных были во множестве грамотные горожане: рабочие с заводов, не связанных напрямую с военной промышленностью, разночинцы, студенты… Не может же им всем быть безразлична судьба Айсизи, которую их деды сделали первой свободной страной континента! Завоевания республики в опасности – это понять нетрудно.

Орсо план одобрил – всё равно другого не было. У Освободительной армии были свои задачи, чисто военные: Кобалья была пока единственной провинцией, свободной от захватчиков, но бои шли и в Саттине, и в Ринзоре, и в Джеризу, третья армия маршала Рамона, ломая слабую оборону, шла прямиком на столицу! Здесь ещё драться и драться, пока военная машина Айсизи, помоги ей Творец, приостановит свой размах…

Самого же Орсо беспокоило ещё одно. После бесконечных разговоров, допросов, доносов, просмотра множества документов ему так и не удалось ничего узнать о судьбе Ады. Оставалась ли она всё ещё в Андзоле, захватили ли её в плен и увезли в Айсизи, бежала ли она куда-нибудь? Никаких новостей. Будай дал поручение всем знакомым зиналам искать любые сведения об Украшении мира, светлой супруге Творца, но и у них пока не было просвета. С горя Орсо однажды вечером напился как следует, чтобы хоть немного сбросить этот груз. Не помогло – тяжкие мысли никуда не ушли, а с утра было так мерзко и в голове, и на душе, что больше он вообще не прикасался к бутылке. Только Будай мог хоть немного понять его переживания, но в душе зинала жила непобедимая уверенность: Украшение мира сможет спастись, а сын Творца всегда найдёт выход из любого положения. Хотелось бы Орсо самому иметь хоть каплю такой веры… Но всё, что он может, – это полагаться на волю Творца, делая то, что удаётся. В храмах больших городов и в крошечных часовенках он почти против воли искал глазами образы Творца и Его светлых жён, но ни одна из них больше не была похожа на…

Большим усилием воли ему удалось вернуться в сегодняшний день.

– Скажите, генерал, если это не военная тайна… впрочем, думаю, уже нет… Где же всё-таки кобальская эскадра?

Рохас поднял седые брови:

– Вы в самом деле не знаете? Ещё в самом начале войны она ушла атаковать Чамборас. Какая удача, верно? – для воюющей Айсизи это, конечно, была большая удача, но слова генерала прозвучали неожиданно горько.

– Спасибо. Я не знал.

– Это неудивительно, если и в вашем, и в нашем штабе измена.

Генерал неожиданно почти отеческим жестом положил руку на плечо собеседнику:

– Нам следует делать всё, что в наших силах, – таковы правила войны. Будем надеяться на… лучшее.

Уповать вслух на волю Творца для военного было, видимо, не вполне прилично.

В городке Аспера, милях в двадцати от расположения основных сил айсизцев, где Орсо разговаривал с Рохасом, собралось уже больше двадцати тысяч самого разного вооружённого народу – бойцы Освободительной армии, сильно пополнившейся добровольцами, полки Кобальского гарнизона, асперская городская милиция… Город был забит военными, цены росли день ото дня, кормить войска было уже трдуновато, а Орсо всё ещё не знал, куда, с кем и для какой цели сейчас двигаться. Генерал со своим штабом уже отбыл в Каррело, следом за ними были отправлены два батальона Освободительной армии, чтобы занять оставленную айсизцами крепость, но следовало переходить к новому этапу войны, а штаб здесь ничем помочь командующему не мог.

Не то чтобы это было не дело штаба – наоборот, на штабных совещаниях как раз и должны намечаться дальнейшие стратегические шаги, но старшие офицеры не имели никакой инифиативы. Орсо очень рассчитывал на помощь Родольфо, но младший Треппи тоже оказался не в числе стратегов. На уровне оперативной тактики он был хорош – все задуманные им операции, кроме одной, прошли вполне успешно (в одну вмешалась погода, но это случается, и никто начальника штаба не упрекал). А дальше, господин командующий, думай сам.

Думай, решай, приходи на помощь, давай советы, отвечай за последствия, если твоим советам следовали неправильно… Нет, армия по-прежнему не знала, что зиналы произвели его в чин сына Творца, но отношение проявляла точно такое же. Армия ждала всемогущества и всезнания, а ещё желательно всеблагости – чтобы всем было хорошо и удобно жить. Даже Родольфо чем дальше, тем больше слепо доверялся его решениям. Переносить это было очень тяжко!

Единственным, кроме Орсо, стратегом оказался Марко Филиппи. Его талант, правда, был обращён в основном в сторону политической борьбы, но как же это помогало в планировании! Он умел смотреть на два шага дальше, чем старшие офицеры, оценивать последствия каждого шага, понимал, как устроено общество и чего от него можно ожидать, а чего не следует… И было в нём ещё одно свойство, которое Орсо оценил на штабных совещаниях. Для Марко не было «приемлемых потерь», «расчётной убыли численности войск», «допустимого уровня разрушений». Освобождаемый город должен уцелеть не потому, что пригодится как опорная база, а потому, что там живут четырнадцать тысяч двести человек. И они не обязаны любить обстрел своих домов, даже если это «ради их же блага».

Марко же уговорил трибунал не приговаривать несостоявшегося дезертира Анкелоти к расстрелу. После победы в Поллене, когда радость и так была омрачена большими потерями, когда погибли десятки горожан, а треть города лежала в руинах, дополнительный суровый приговор был бы ударом по моральному духу войск. Орсо был согласен с Марко – ему тоже вовсе не хотелось начинать командование с расстрелов… Анкелоти был с позором вышвырнут из армии, а его роту приняла под командование Стелла Зенобио.

Это для разболтанных бойцов Анкелоти был удар под дых! Подчиняться женщине?! Да лучше расстрел! Да, мстительно подтвердил Орсо, для многих из вас расстрел проще, чем дисциплина. Но вы не ушли, когда вам предлагали, – значит, согласны продолжать службу. В чём вопросы? Нет вопросов? Разойтись!

Стеллу тоже нашёл Марко. В бою за Поллену ей уже довелось покомандовать, правда, не на улицах, а в госпитале – доктор Сарто назначил её начальником санитарного отделения. И это было самое дельно организованное отделение во всей армии. Да, Стелла страшно ругала нерадивых сестёр милосердия, при необходимости ставила на место не в меру буйных санитаров, упорно требовала от интендантов вовремя снабдить отделение бинтами, простынями, негашёной известью, мылом, чистой водой в положенном количестве. Порученные Стелле больные не ждали лишней минуты на перевязках, не оставались по недосмотру без обеда, но и сами, сбежав без ведома врачей из госпиталя «в увольнительную», получали по возвращении такой втык от суровой начальницы, что потом пару дней вели себя тихо, как воспитанницы пансиона благородных девиц. За запрет курить в госпитальной палатке, на котором Стелла настаивала каждодневно, её сперва поругивали, а потом привыкли: когда нельзя открыть полог, например, во время операций, работать в жару в непрокуренном шатре стало не в пример легче…

На предложение вступить в командование стрелковой ротой Стелла согласилась буднично, без лишних переживаний, и сраpу же навела в рядах доверенного ей подразделения такой же строгий порядок, как среди санитаров. Те, кто слишком громко возмущался «бабьими причудами», уже к вечеру дружной компанией чистили репу и лук на полковой кухне, а наиболее дерзкие были отправлены на «лёгкую работу» – убирать госпиталь после операций. Оттуда возвращались тихие, неразговорчивые, курили тайком от начальства и шёпотом делились впечатлениями с товарищами, которые в «живорезке» ещё не побывали. Но бунтов больше не последовало. Любовь к порядку у Стеллы распространялась в обе стороны: довольствие и отпуска подчинённые получали строго вовремя и без путаницы, припахать их к чужой работе «за так» больше никому не удавалось, и буквально за четыре дня «мамаша-командир» стала в роте родной и любимой…

Если высшие офицеры-интенданты ещё как-то укладывались в представления об армейских порядках, то женщина-ротный командир привела в смущение не только посторонних, но и самих бойцов Освободительной армии. Когда на штабном совещании кто-то пошутил, что при таких делах скоро женщины будут командовать армиями, Орсо без улыбки предложил шутнику подобрать кандидаток на эту роль, а то все кругом тактики, а стратегов вечно не хватает… Шутники увяли, поняв, что у командующего свои причуды и новых странных идей ему лучше не подавать. Хватало уже и того, что в Освободительной армии не было чинов и званий – только должности. Объяснение Орсо дал простое. Во-первых, чины присваиваются государством, а их армия не служит ни короне, ни парламенту, никакой другой верховной власти. А во-вторых, офицерские звания предполагают образование, а в некоторых странах – ещё и благородное происхождение: