Текст книги "Один за двоих (СИ)"

Автор книги: Юлия Гай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)

=== Глава 21 ===

Маленький нарьяг, очевидно, сильно преувеличил возможности Камфу. После первой же атаки меня должно было разложить на молекулы (если верить словам Шику), но я прихожу в себя в относительно целом виде. Открыв глаза, понимаю, что лежу на полу в каком-то бункере, даже шлем с меня не сняли, только разоружили. Возможно, Камфу и не собирался меня убивать.

Не шевелясь и почти не дыша, обдумываю положение, в котором очутился. Не припомню, чтобы было хуже, но это вовсе не повод сдаваться. Поворачиваю голову – в небольшом помещении с промерзшими каменными стенами кроме меня находятся трое: сам Камфу и два солдата (не нарьяги!) в безликой форме и шлемах с забралами. Нарьяг немедленно реагирует на мое движение – делает шаг вперед, и я понимаю, что если не остановлю его, он остановит меня.

– Con`o! Сдурели?! – ору я охрипшим после беспамятства голосом. – Где Алвано, maricones?!

Убийца брата замирает в удивлении. Его лицо остается бесстрастным, но блеклые глаза становятся черными от расширившихся зрачков. Я поднимаюсь на локтях и, словами Сергея, кую железо пока горячо:

– Нет, я не нанимался на такую работенку! Три дня ползу по лесам, чтобы нарваться на таких maricones и получить по башке! Не, это не по мне! Дайте мне связь с доном Ромари, у меня для него приятные новости!

– Ты – человек Алвано? – недоверчиво спрашивает Камфу, хоть и на имперском, но лает, как все нарьяги.

– Hijos de puta! Сколько тебе объяснять?! Достали меня разговоры, где дон?

Камфу кривит лицо, и без того похожая на жуткую костяную маску рожа становится вовсе пугающей.

– Командор прибыть за два часа после завтрак, – уже не лает, а скрипит он в отчетливом отвращении к Алвано и таким, как он. Но лучше пусть он ненавидит меня, как прихвостня Ромари, чем как мятежника, перебившего посольство.

– А сейчас сколько? – нетерпеливо спрашиваю я.

– Восемь часов после полуночи, – отвечает он.

Меня охватывает злое ликование, щемящая радость заполняет все мое существо от кончиков пальцев до последнего нейрона головного мозга. Оба моих врага будут здесь, когда на аэродром обрушатся ракеты с ядерными боеголовками. Неважно, сумею ли я выбраться отсюда, главное, месть свершится! Корд, я сделал это!

Продолжаю играть спектакль, деваться-то некуда. Сажусь на полу, но при попытке подняться один из солдат бьет прикладом винтовки мне в грудь. Падаю, разражаясь ругательствами, перекатываюсь на живот и пытаюсь подняться, но меня сбивают с ног, тяжелый десантный ботинок врезается в бок. Не больно, но чувствительно.

– Caramba! Да вы обалдели! Немедленно свяжите меня с доном Алвано, он вам покажет!

– Заткнись! – отчетливо произносит твой убийца.

Подходит ко мне, лежащему, и приседает на корточки. Я вздрагиваю от страшного хруста его коленей, ощущение, будто там что-то переломилось. Видеть лысый, блестящий в свете ламп череп тоже страшно.

– Что за весть ты нести Алвано?

– Не твое дело! – рычу я, распластанный на полу, как краб. – Ты заплатишь мне за все!

Солдат надо мной поднимает приклад, с молчаливой угрозой занося его надо мной. Сквозь забрало я не вижу его лица, мне кажется, это что-то донельзя механическое, и если нанести ему рану, он истечет машинным маслом.

– Ладно, – неожиданно соглашается Камфу, – пойдем со мной, поговорить с командор.

Такой поворот меня удивил. Я даже растерялся на миг, но карты розданы и приходится играть тем, что есть. Под двумя дулами винтовок и взглядом нарьяга, кряхтя, поднимаюсь, стараюсь незаметно напрячь и расслабить все мышцы, чтобы быть готовым к бою.

Мы идем длинным безликим коридором. Низкий потолок кое-где течет, на полу и стенах круглые бурые разводы, впереди уныло мигает аварийная красная лампа. Мы идем долго, я стараюсь запомнить расположение дверей. У каждой двери чуть сбиваюсь с шага, пытаясь уловить сквозняк – возможно, где-то есть выход, но пока мне не везет.

Камфу первым входит в полукруглое помещение, где на столах громоздится радиолокационная аппаратура. Интересно, что здесь вообще делают нарьяги? Зачем они оказались на аэродроме? Бункер уж больно напоминает бомбоубежище, здесь вполне можно пересидеть небольшую ядерную войну. Черт! Надо выманить Камфу на поверхность!

Меня грубо вталкивают в аппаратную, я валюсь на колени с очередным потоком колоритной брани. Камфу дает солдатам знак выйти и запирает дверь, мы остаемся одни. Нет, я оказываюсь наедине с кровожадным зверем, растерзавшим тебя.

Камфу пытливо глядит на меня, потом берет трубку телефона и, не отводя глаз, набирает номер, что-то переключает на панели. Аппаратную заполняют громкие гудки.

– Говори, – командует нарьяг.

И тут же в трубке раздается высокий мужской голос:

– Чего тебе надо, Камфу? – Алвано тянет гласные и съедает окончания, в его голосе сквозит неясная извращенность, следы несдержанности и порока. Хотя это, возможно, мое предубеждение.

– Отвечай ему, – шипит Камфу.

Я проглатываю застрявший в горле ком.

– Buenos días, дон! – радостно ору на всю аппаратную, – а этот псих не пускал меня поболтать с тобой! Между прочим, по лесам на пузе ползти холодно и сыро, а тут такой приемчик! Gracias, caro!

Алвано молчит, задумчивое сопение в эфире, мурашки бегут по моей спине. Наконец, командор произносит:

– Кто это? Мммм… Педро?

– Нет, блин, Святая Дева! – бурчу я, с облегчением замечая, что Камфу слегка расслабился.

– Педро, ты зачем там? – голос Алвано становится напряженным.

– Ты же сам сказал, caro, как закончу, идти сюда, – возмущенно отзываюсь я. Топчусь возле стола, стараясь, чтоб движения выглядели бестолково. Надо подобраться к нарьягу на расстояние броска.

– Я такое сказал?! Nino, ты придурок! – взрывается командор. – Я тебе куда велел топать, а? Nino, Педро…

Я резко разворачиваюсь и запускаю трубкой в лицо Камфу, тот от неожиданности вскидывает руки. Прыгаю, стараясь зафиксировать его конечности. Нарьяг настолько легкий, что мы вместе валимся на пол, длинные сухие пальцы впиваются мне в шею. Рыча от напряжения, я сжимаю тонкое хрупкое горло нелюди. Странно, что острый щитовидный хрящ еще не треснул под моими стальными пальцами; зато мне уже трудно дышать.

Шум привлекает внимание охраны, дверь грохочет под ударами. Командор Алвано надрывается по громкой связи, перемежая общеимперские и новоиспанские ругательства.

Наконец дверь не выдерживает, с отвратительным дребезжанием рвущегося металла выворачиваются петли. Я с остервенением сжимаю глотку Камфу, вскакиваю, поднимая невесомое тело нарьяга, укрываюсь им, как щитом. В нас не рискуют стрелять, ведь Камфу еще слабо дергается. Я не сразу замечаю, на что направлены его усилия, а зря: резкий тычок в бок, между пластинами брони, будто ножом, парализует дыхание. Я не могу ни шевельнуться, ни вдохнуть, все вокруг снова кружится в дикой разноцветной карусели. Только не это! Он успел активировать свою страшную силу и… победил меня.

=== Глава 22 ===

Я прожил в междумирье больше года, и совсем не скучал по родному дому. Больше того, с ужасом представлял, как войду туда, где мне все напоминает о беззаботном детстве. Я так и не решился съездить домой.

Но здесь, в землях кровожадных наров, я очень скучаю по дому. Изнурительно и бессмысленно тоскую теперь, когда сам для себя закрыл последнюю дверь.

Наш родной дом в старинном стиле, почти не тронут влиянием хай-тека. Он напоминает мне замок древнего короля – высокие потолки, скрипящая деревянная лестница, лампы в виде свечей. Под ногами толстый красный ковер, а вся мебель пузатая, с гнутыми ножками.

Валяюсь на диване в гостиной, кто-то заботливо подсунул мне подушку под голову. Кто-то? Ты, конечно.

Ты сидишь в любимом кресле, закинув ногу на ногу, непривычно домашний в джинсах и футболке, в шлепанцах на босу ногу… странно, я так привык видеть тебя в форме. Ты читаешь «Орима Таймс», как всегда по вечерам, когда бываешь дома.

Я так рад, так рад, что все кончилось. Сон, бред, жизнь – что это было? Наконец мы дома, и теперь уже навсегда, вот только я себя чувствую гадко, интересно отчего?

– Проснулся?

– Черт! – я пытаюсь повернуться, но у меня ничего не выходит, по мне будто проехал асфальтоукладчик. У тебя немного виноватое лицо:

– Извини, ты потерял сознание, и мне пришлось действовать твоими руками.

Поднимаю к глазам ладони: они в засохшей крови, даже под ногтями отвратительные черные каемки.

– Я… убил Камфу?

Ты качаешь головой.

– Нет, его – нет, но ты успел выбраться.

– А как я нашел выход?

– Иногда полезно просто спросить того, кто знает, – пожимаешь плечами ты. Я гляжу на свои руки – да уж, полезно.

– И что было дальше?

– Да ничего особенного, ты добрался до скутера и теперь лежишь в нем.

Значит, не умер, почти с разочарованием понимаю я. Но Алвано и Камфу на базе аэродрома, скоро туда ударят ракеты, и от твоих убийц не останется даже радиоактивного пепла.

– Корд, скажи, а ты желал мести?

– Что? – ты неохотно отрываешься от газеты.

– Ну, мне казалось, это важно – отомстить твоим убийцам?

Ты склоняешь голову к плечу, глядишь задумчиво, будто через меня.

– Здесь не так много вещей, которые кажутся по-настоящему важными. Что мне действительно ценно – это твое спокойствие, хоть один из нас должен быть счастлив – один за двоих.

Я борюсь с подступающим комком слез в горле – при жизни ты никогда не говорил мне ничего подобного. При жизни мы вообще мало времени проводили вместе, но сейчас у нас есть шанс наверстать.

– Скажи правду, Корд, ты призрак или просто проекция моего сознания?

– А тебе какой вариант больше нравится?

– Ну… не знаю. Мне трудно смириться, невыносимо думать, что тебя нет.

Ты смеешься и меняешь тему:

– Я видел Анж, Вики привозила ее в Ориму делать операцию на глазах. Они были у нас дома.

– У малышки испортилось зрение?

– Да, она много читает. Но сейчас уже все хорошо, Анж здорово выросла.

– Я не видел ее год, – сокрушенно вздыхаю я, – но Вики посылала мне фотографии, ее и Кима, они у меня с собой, сейчас найду…

Начинаю хлопать себя по карманам. Ты укоризненно качаешь головой:

– Дан! Ты не сможешь мне их оставить…

Как все странно, думаю я. Этот дом, мой брат с газетой в руках – все кажется таким реальным, и в то же время ничего этого нет, я лежу без сознания в тесной кабине скутера в заснеженном нарском лесу. Кажется, я начинаю привыкать к раздвоенности и принимать все странности жизни, будто так и должно быть.

– Дан, тебе пора! – ты встаешь и помогаешь мне подняться. – Немедленно заводи винты! Твое время истекло!

Мне не хочется, но я стискиваю зубы.

– Я же смогу сюда еще прийти, да?

– Да, – киваешь ты, – только сейчас спасайся!

Неумолимая сила выбрасывает меня в проклятый мир. Ветровое стекло скутера залеплено снегом, в кабине темнота, включаю аккумулятор и стеклоочистители. Снег неохотно плавится на стекле. Руки у меня действительно в крови – гадость какая! Медленно крутятся, набирая скорость, лопасти винтов, неохотно поднимают легкую «Астру» в воздух. Уверенно поворачиваю скутер к селению мятежников. Навигатор я разбил, но бортовая система вполне способна запомнить простые координаты курса.

Спустя полчаса меня нагоняет взрывная волна. Машину переворачивает в воздухе, швыряет вперед, я тяну штурвал изо всех сил, уворачиваясь от некстати оказавшегося на пути дерева. Приходится посадить скутер, но это большой риск – ели могут завалить хрупкую машинку так, что потом не выберешься. Жду, руки чуточку дрожат, я закрываю глаза, восстанавливая дыхание. Поистине эта авантюра была опасной, и выбрался я чудом, благодаря тебе. Губы растягиваются в улыбку, в груди теплеет. Шальная мысль возникает в голове: если бы можно было связаться с Вики и узнать, возила ли невестка в Ориму Анжелику, я бы точно знал, сон или явь мои странные видения.

Через час все стихает. Снегом и ветками скутер завалило по самые винты. Я выжидаю пару минут и, натянув маску и наглухо заблокировав шлем, выбираюсь из кабины, очищаю от снега и мусора, осматриваю, нет ли повреждений. Мне везет, с «Астрой» все в порядке, и я продолжаю путь туда, где меня уже не ждут живым. Связь с базой никак не желает восстанавливаться, так что я свалюсь на головы мятежников приятным сюрпризом.

Однако судьба выкидывает очередной финт. В однодневном переходе до убежища горючее заканчивается: то ли Сергей что-то не рассчитал, то ли бак все-таки оказался поврежден. Опустившись на заснеженную поляну, я дожидаюсь ночи и выпускаю сигнальную ракету. Остается надеяться, что меня подберут. Я перекусываю и, слишком уставший, безо всякой тревоги заваливаюсь спать.

Утром меня нашли Костя и Матвеич, они так крепко обнимали меня, что едва не поломали ребра. Скутер заправили; прежде чем отправиться в путь, я затянулся сигаретой.

– Как там, в лагере?

– Нормально, готовимся, – неуверенно отвечает Костя, а Матвеич отводит глаза. Я не слепой, вижу – что-то случилось. Что?

– Войска перебазируются на юг, – поясняет Матвеич, – нападения ждем оттуда. Имперцы обещали подмогу.

– Нам очень не хватало тебя, Дан, – вставляет Костя, сжимая мне плечо ладонью, и я окончательно убеждаюсь, что дело нечисто. Но оба молчат, как рыбы, и не скажут, если только не применить к ним пытки. Ладно, поживем – увидим.

Поздним вечером я опускаю скутер на площадке перед штабом, там специально для меня не побоялись включить прожектора. Глушу двигатели и выпрыгиваю из кабины. Меня встречают: Сергей, Танюшка, Вера, ребята из моего отделения. Пересчитываю всех по головам – слава Богу, все живы. Таня не дает мне опомниться, кидается на шею, щеки мокрые, из груди, из самого нутра рвется рыдание. Машинально обнимаю девчонку за талию. Тут подходят и остальные, Сергей отдирает от меня дочь, сам скупо улыбается, похлопывает по спине. Минуту принимаю поздравления, тревожно оглядываясь.

– А где Шику?

Ответом мне становится молчание.

=== Глава 23 ===

– Значит, ушел?

Мы с Сергеем и Таней устраиваемся на лавке в избе Веры. Хозяйка сооружает ужин, выставляя на стол тарелки и плошки, в середину – горшок с ароматными горячими щами.

– Ушел, – сокрушенно отвечает Сергей, – пойми, Дан, мы пытались его остановить.

Остановить?! Да разве можно остановить нарьяга? Надеюсь, он больше никого не убил.

– Ребята догнали его, но подойти не смогли, стали стрелять по ногам… – командир вздыхает, опуская от стыда глаза, будто это он стрелял по ногам тринадцатилетнему мальчишке. – Он расплавил пули, а потом и ружья и ушел.

– Никого не тронул?

Сергей качает головой.

Таня жмется к моему локтю.

– Может, он пошел за тобой? – спрашивает она.

– Нет, – говорю я, – я лгал ему, он посчитал меня предателем и ушел к своим.

– Как так?

Вкратце рассказываю им, как Шику принял меня за тебя, и что я все это время поддерживал его заблуждение. Наверняка мальчик подслушал наш с Верой разговор ночью перед вылазкой. Где были мои мозги?! Лучше бы я откусил себе язык!

Испуганно всплеснув руками, Вера восклицает:

– Боже мой, Дан! Да ведь теперь он станет мстить тебе, причем с таким же фанатизмом, с каким прежде защищал!

Сергей и Таня переглядываются с таким видом, будто мне только что объявили смертный приговор. А я представляю, как мальчишка идет по заснеженному лесу, путаясь в нелепом большом камуфляже. Каково ему возвращаться к своим после того, как убивал их на стороне мятежников? Что творится в его сердце после моего, как он, несомненно, решил, предательства?

– Не будем об этом, – меняю я тему, – Матвеич рассказал, что войска Нарголлы перебазировались на юг?

– Так и есть, – говорит Вера, снова открывает ноут и поворачивает ко мне, – они станут наступать отсюда, – тычет пальцем в нечеткий снимок со спутника. – Здесь сосредотачивается техника противника. Имперцы заняты сейчас у столицы. Зацепить с крейсера мы не можем: там много мирных поселений, так что почти стопроцентная вероятность, что нам придется встать заслоном на пути к диким землям.

– И, Дан, – добавляет она, – командор спасся. Что-то насторожило Алвано, и он развернул эскадрилью.

– Черт! – в сердцах мой кулак опускается на стол, тоненько дребезжат тарелки, – все-таки спасся, мерзавец!

В такой вечер я больше не хочу ни о чем думать. Сергей предлагает сходить к Матвеичу, Танюшка глядит немигающими влажными глазами, и я соглашаюсь. Эта ночь – одна из последних спокойных ночей, скоро на нас обрушится огненный дождь, в котором практически невозможно выжить. Я планировал покинуть лагерь до решающей битвы, где упрямых мятежников, несомненно, разгромят, но теперь понимаю: не могу. Не могу уйти и бросить Танюшку, Веру, ребят, да и некуда мне идти. Алвано сам придет сюда, а уж я встречу, так встречу!

Нас заждались. В жарко натопленной избе не протолкнуться, но для нас тут же находится место. Меня поздравляют, без конца произносят здравицы, разливая по стаканам мутный самогон. Я быстро устаю от шума, голова начинает ощутимо побаливать.

– Давай, – Сергей предлагает мне рюмку, холодную, запотевшую, аж крупные капельки катятся по прозрачному боку. Вера подносит на блюдце ломтики соленых огурцов.

– Ты же знаешь, я не пью, – с отвращением морщусь я.

– За победу! – сурово произносит командир, так что отказаться невозможно. Опрокидываю в себя ледяную жидкость, но по пищеводу словно прокатывается комок огня.

Давлюсь, закусывая хрустящим огурчиком, вытираю рот рукавом и вымученно улыбаюсь:

– За победу!

Все вокруг начинает расплываться, губы не покидает глупая улыбка. Мне совсем нельзя пить, просто ни грамма, я давно заметил. Меня немедленно посещают идиотские мысли, что жизнь прекрасна, а я способен свернуть горы. Залихватски подмигнув Сергею, делаю шаг к Тане и протягиваю руку.

– Потанцуем?

От искрящегося в глазах девочки счастья хочется зажмуриться, я ругаю себя последними словами, но отступать некуда. Матвеич с готовностью растягивает меха гармони. Рядом с ним крутится нелепый парень Аркашка, что-то громко рассказывает, смеясь невпопад. А Шику один в снежном лесу…

– Дан, о чем ты думаешь? – шепчет Таня, прижимаясь ко мне. От ее пушистых волос пахнет хвоей и костром, лучших духов для девушки я не знаю. Сердце пытается вместить новые ощущения, трещит по всем шрамам, не в силах справиться.

– О Шику, да?

– Нет, – отвечаю, чтобы не расстраивать ее.

– Тогда о чем? – допытывается Танюшка.

– О тебе, ты очень красивая.

Бог мой, куда меня несет?! Что она теперь подумает? «Молчи, идиот», – говорю я себе и прикусываю язык. Танюшка млеет, уютно устроив голову у меня на груди.

Скоро женщины окропят слезами могилы, если будет, что окроплять и кому. Пусть радуется, пока есть чему.

Мы вальсируем одни, почти все разошлись, в печи гаснет огонь. Наконец добряк Матвеич сжимает гармошку, она протяжно стонет и затихает.

– Все, ребята, – улыбается он в усы, – спать пора, идите по домам.

Оглядываюсь: все уже разошлись, даже Сергей и Вера. Танюшка берет меня за руку, мы выходим в темноту. Снег хрустит под ногами. Тихонько бредем до ее дома и останавливаемся на крыльце, я чувствую себя подростком, впервые пригласившим девушку в кино.

– Зайдешь к нам? – с надеждой спрашивает Таня. Ей, как и мне, не хочется, чтобы вечер заканчивался.

– Тебе спать пора, Танюшка, – провожу по ее волосам, она кривится:

– Я не маленькая, могу и ночь не спать. Ведь ты же вернулся! Ты вернулся, а они тебя уже не ждали… Я одна ждала!

– Спасибо тебе, солдату важно, чтоб его кто-то ждал.

– Если нужно, – шепчет она, – я готова ждать всю жизнь, ты только возвращайся. Шику говорил, что ты бессмертный.

– Он ошибся.

Девочка качает головой, облачко пара вырывается из приоткрытого рта. Она ж замерзла совсем!

– Нет, ты необыкновенный, ты побеждаешь там, где победить нельзя, и всегда возвращаешься. Ты – настоящий герой!

Я отступаю назад.

– Извини, Танюшка, устал. Перелет тяжелый был… сама понимаешь.

– Понимаю, – серьезно соглашается она, – а завтра погуляешь со мной? Папа, конечно, потащит тебя смотреть укрепления, но хоть на часик приходи ко мне.

Улыбаюсь. Мягкие губы девочки приоткрыты, пар изо рта завивается колечками. В груди щемит, я отступаю на шаг, медленно поворачиваюсь и ухожу. Танюшка провожает печальным и нежным взглядом, за который я сам себя ненавижу.

=== Глава 24 ===

Дверь не заперта, лишь накрепко закрыта, чтобы из избы не уходило тепло. Ныряю в душную темень и сразу прикладываю замерзшие ладони к сухому жаркому боку печи, по всему телу пробегают мурашки удовольствия. Греюсь и окончательно прихожу в себя. Стыдно, Дан, стыдно давать надежду девочке – ничего же не будет, только Танюшка напрасно потеряет покой.

Стаскиваю куртку, рубашку, ботинки. Стоять босиком на прохладном полу удивительно приятно, особенно если спал в обуви несколько суток кряду. Иду к умывальнику и ополаскиваю лицо. Интересно, почему все привычные действия я нахожу сегодня такими новыми, необыкновенными, будто смотрю на вещи под другим углом. Близость смерти так действует? Надышаться жизнью, наглядеться на дорогих людей, сказать все нужные слова, унести за грань память о хорошем…

Стою у окна, глядя на заснеженный лес. В низкое окошко видны только синие сугробы и гнутые ветки малинника, примыкающего к Вериной избе.

– Дан, ты вернулся? – сонно спрашивает хозяйка из-за занавески. – Ты, наверное, голодный, сейчас встану.

– Нет, не беспокойся, я совсем не голоден.

Но Вера все равно встает. На ней домашнее платье, значит, ждала, легла, не раздеваясь.

– Давай хоть чаю попьем. А хочешь… у меня домашнее вино есть, вишневое?

– Нет, лучше чай.

– Хорошо.

Вера ставит большой закопченный чайник на печь, а сама садится за стол, подпирая щеку ладошкой.

– У тебя челка на глаза лезет, – говорит она, – давай подстригу?

– А ты умеешь?

Она подходит ко мне, касается кончиками пальцев волос, они действительно отросли дальше некуда и сильно мешают. Руки Веры будто ненароком соскальзывают на мои голые плечи.

– Ты очень красивый, Дан, по тебе, наверное, девчонки сохли? Ты же в Ориме родился?

– Да, на Оливер-стрит, старый район.

– Я бывала в Ориме, пару раз. Мне нравятся ваши парки, нигде больше во всем мире нет таких тихих скверов.

Киваю, перед глазами Лонг-парк, в двух кварталах от нашего дома. Мы с тобой совершали утренние пробежки по его безлюдным аллеям.

– И еще оримский стадион – гигантская воронка, я в первый раз боялась идти на игру, мне дали билет с местом на высоте чуть ли не под облаками.

Оримский стадион самый большой в мире, он может вместить до двухсот тысяч болельщиков. Верхний ряд кресел вознесен на высоту десятиэтажного дома, но всем прекрасно видно, что творится на поле, благодаря почти полусотне мониторов.

– Ты болельщица?

– А то! Все любят оримский футбол!

Ее ладони так и лежат у меня на плечах. Это становится опасно: Вера – не наивная Танюшка, у меня может не хватить выдержки. А она все понимает и будто даже добивается, чтобы я потерял контроль.

– Давай потанцуем, Дан, – прямо просит Вера, совершенно ясно провоцируя меня. Я кладу руки ей на талию, и женщина тут же задает ритм сама, уверенными и привычными движениями хорошей танцовщицы. Странное действо, танец без музыки, захватывает нас. В темноте легко теряется ориентация, лунные блики мелькают перед глазами, только ощущение жара, стук сердца, путаные мысли. Все происходящее не реальнее полузабытого сна. Внутри поднимается темная волна первобытного инстинкта, одного из основополагающих: жажды обладания. Рука скользит по изгибу талии, другая гладит напряженную спину, сильное поджарое тело взрослой женщины чутко отзывается на прикосновения.

– Вера, чайник кипит, – хрипло шепчу я, теряя самообладание.

– Пожалуйста! – неожиданно измученным голосом молит она. – Еще чуть-чуть, я ведь почти поверила…

Я резко отстраняюсь.

– Поверила, что я – это он? – заканчиваю фразу за нее. Вера опускает руки.

– Прости меня… мне было так хорошо… впервые за долгое время, – голос ее сбивается. Передо мной не та Вера, которую я знаю.

– Хватит! – я отворачиваюсь, упираясь руками в подоконник. – Никто и никогда не заменит нам ушедших! Ты предаешь память мужа, представляя себе такое!

Она мгновенно ощетинивается:

– Ты лицемеришь, Дан! Будто не знаешь, как пусто и холодно по ночам! Как потихоньку сходишь с ума от видений! Как слепнешь от слез и согласен на все, лишь бы хоть чуточку согреться!

Я думал, что меня никто не понимает, а оказывается и у других то же самое: неизбывная, сверлящая душу боль. Каково Сергею, потерявшему жену и сына? Танюшке? Остальным…

Вера опускается на лавку и замирает сгорбленная, положив руки на колени. Мне хочется обнять ее, но я не могу ТАК! Быть заменой кому-то, заведомо лучшему, напоминать о не случившемся счастье – это выше моих сил.

Чайник разрывается от кипящей воды, снимаю его с печки и ставлю на стол. Вера приходит в себя, зажигает свет и принимается заваривать травяной чай. Будто ничего и не было. По избе плывет нежный аромат мяты и мелиссы. Мы оба успокаиваемся, старательно делая вид, что все произошедшее случилось не с нами. Пьем чай, дуя на кружки. Сначала молча, потом болтая обо всем на свете.

– Вот ты давно здесь, Вер, скажи, что думаешь о феномене нарьягов?

– Я думала, ты скажешь «магия», – иронизирует она.

– Ха-ха! Ты мне еще про драконов или эльфов расскажи.

– Без шуток, в штабе есть и такие, кто всерьез считает наров нечистью.

– Глупости, – возражаю я, – Шику никакая не нечисть, его забрали из человеческого поселения и подвергли каким-то ритуалам, а скорее процедурам. Память мальчик почти потерял, потому и рассказать ничего толком не мог, но я думаю, дело в бесчеловечных манипуляциях, из-за которых нормальные дети превращаются в чудовищ.

– Тебя бы в штаб, – качает головой Вера, – ты явно понимаешь больше, чем тамошние исследователи.

– Если попаду к имперцам, меня расстреляют за измену, – усмехаюсь я.

– Ты ничего не знаешь? Порталы с внешним миром перекрыты.

– Как такое может быть?!

– Понятия не имею, но это факт. Так что вряд ли о твоих подвигах знают в штабе под Нарголлой.

Вот так новость! Неужели действительно не знают? Нет, не может быть: те двое камикадзе охотились за мной неспроста.

– Дан, у тебя есть какой-то план?

– Есть.

– Какой, можно узнать?

Я улыбаюсь, глядя ей в глаза, дую на горячий чай.

– Идти до конца…