Текст книги "Один за двоих (СИ)"

Автор книги: Юлия Гай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)

=== Глава 4 ===

Я так и не осмелился спросить о подробностях «моего» пленения и гибели. Вопрос засел во мне тупой раскаленной иглой, мне противна собственная слабость.

Во сне меня терзали кошмары. Я висел, распятый цепями, на шершавой горячей стене, а страшные, голые, в одних лишь побрякушках люди, гримасничая, ковыряли в свежих ранах ржавыми железяками. Лица их расплывались в дурнотном мареве, внутренности горели, но тело скручивал холод.

Проснулся на рассвете с тяжелой башкой, комбинезон покрыт инеем, пальцы занемели – одеяло пришлось отдать спасенному от волков нарьягу. Он, конечно, отказывался, пришлось применить свою власть Нар-одара. Сижу, дыханием отогревая замерзшие пальцы, полжизни отдал бы сейчас за сигарету. Мальчишка спит, до самого носа закутавшись в отвергнутое поначалу одеяло. Протягиваю руку и с удовлетворением замечаю, что лихорадка не началась, несмотря на жуткую худобу, пацан крепок и здоров.

Встаю и бреду по замерзшему лесу к маленькому озерцу (или большой луже, как посмотреть), где вчера набирал воду. От моих шагов по гладкой поверхности бежит рябь, в воде отражается бело-розовое небо проклятого мира, черные точки птиц бесцельно кружат над лесом, дожидаясь, когда люди уберутся из чащи и можно будет полакомиться мясом локхи.

Набираю полную фляжку воды, кидаю внутрь таблетку абсорбента, через пять минут можно будет пить. Что-то толкает меня взглянуть в водное зеркало, наклоняюсь и замираю, ошеломленный увиденным. Из озера на меня глядишь ты: черные глаза, тонкие губы, подбородок с ямочкой. Я никогда не видел тебя таким измученным, но это, несомненно, ты – только волосы чуть длиннее, да темные круги под глазами. Покачнувшись, чуть не падаю в воду, тупая игла в сердце проворачивается штопором. Неудивительно, что Шику обознался – восьмилетняя разница будто стерлась, я сделался копией Стального Сокола.

Возвращаюсь в лагерь. Не знаю, чем ты завоевал сердце странной нелюди, но воспользуюсь твоим последним подарком и пройду твоей дорогой и дальше, пока не доберусь до правды.

Скрюченную фигурку нарьяга вижу издалека. Шику сидит ко мне спиной и тоже дует на пальцы, на бритом затылке жуткое багровое клеймо в виде странной руны, лопатки выпирают даже сквозь одеяло.

– Нар-одар! – вскакивает парень мне навстречу, и я, наконец, могу его разглядеть.

Ростом Шику мне до плеча, заморыш заморышем, побрякушки дурацки болтаются на обтянутых кожей косточках. Зато светло-голубые глаза живые, умные, не то что пустые гляделки встречавшихся мне прежде нарьягов. Не красавец, конечно, но если откормить…

– Нар-одар! – он протягивает мне руку.

– Зови меня Даном.

После рукопожатия он заглядывает мне в лицо с надеждой, словно ребенок, ожидающий прогулки в парк аттракционов.

– Расскажи, Шику, откуда ты здесь взялся?

В прозрачных глазах шамана отражается розовеющее небо, он кусает обветренные губы.

– Я быть… охранять рабы… Мы идить от арвана… – он задумался, подыскивая подходящее слово в имперском, – селение, нет?

– Понял, от селения вы шли куда?

– На Грот Ферро… там мммм… железо?

– Рудник, – догадался я, и мне в голову пришла удачная мысль, – что было дальше?

– Они напасть… стрелять, все умереть, а я не смочь… Они увести рабы…

– Они – это кто?

– Бунторы… бунтовщики…

– Мятежники?

– Да, мятежники. Всех убить… – горестно резюмировал он.

– Как же ты спасся? – полюбопытствовал я.

– Расплавить пули.

Шику дергает плечом и кривится от боли.

– Дай-ка осмотрю твои царапины, а потом поедим, а то живот уже подводит.

Осторожно сдираю повязки с располосованной спины нарьяга, он шипит, и того и гляди укусит. Раны мне категорически не нравятся, я безжалостно колю парню антибиотик и, залив царапины гелем, заматываю остатками рубашки. От «одежды» моего нового приятеля меня передергивает, надо бы переодеть в человеческое, да где тут купишь?

– Снимай свои побрякушки, – решительно требую я.

– Нар-одар шутить? – изумленно хлопает светлыми ресницами Шику.

– Нар-одар не шутить…тьфу! Не шучу я, понял?

Нарьяг медленно кивнул. Я рискую, не так уж мне режут глаза эти дурацкие бусы, но нужно проверить, насколько мальчишка готов подчиниться своему Нар-одару (знать бы еще, что значат эти слова). Он подчиняется, сдирает с запястий и шеи ритуальные украшения.

– Брось в костер.

Бусы летят в кострище, я разжигаю огонь, Шику невозмутимо глядит, как пламя лижет его побрякушки. Что-то вытаивает, выгорает из деревянных бусин, какие-то кусочки, как капельки ртути, лежат на алых углях.

– Нар-ода… Дан, взять Шиккорахир в долина Душ? – уточняет парень.

– Куда?

Я раздумываю. Что ты мог пообещать мальчишке, Корд, чего Шику теперь настойчиво требует от меня? Не понимаю! Ты всегда лучше ладил с детьми, и со своими, и с чужими: Анж обещал кукол, Киму – конфеты, Шику пообещал забрать с собой… куда?

С просветленным лицом нарьяг указал глазами на небо. Черт! Ты не мог сказать ему ТАКОЕ! Простодушный шаманчик наверняка не так понял…

– Я жив, Шику, – со всей убедительностью, на какую способен, говорю я и протягиваю руки. Он опускается на колени и прижимается щекой к моей ладони. Стыд от обмана жгучим перцем жжет мне глаза и горло.

– Мне нужно кое-что доделать здесь, понимаешь? – шепчу вмиг охрипшим голосом. – Я пока не могу туда, – указываю на небо.

Шику улыбается, обветренная губа лопнула, показалась капелька крови.

– Я пойти одна дорога с Нар-одар-Дан, – заверяет он.

Облегченно выдыхаю и непреклонно выдергиваю руку.

– А теперь завтракать и в путь, кстати, далеко тот рудник, куда ты провожал рабов?

– Семь день и семь ночь.

– Отлично.

=== Глава 5 ===

До горной цепи мы добрались к вечеру пятого дня, протопав не меньше семидесяти миль.

– Шику, как будет по-вашему река?

– Каррахим, – с готовностью отвечает нарьяг.

– А озеро?

– Карраши.

– Облако?

– Тенгарр.

– Карраши арркем тенгарр, правильно?

– В озере отражаться облака, – кивает Шику, – Нар-одар-Дан прав.

В детстве и юности я ненавидел учиться. С равным отвращением относился к математике и биологии, физике и механике, но языки всегда давались мне легко. Грубое каркающее наречие нарьягов запоминается легко и естественно, будто я долгие годы живу в этих, забытых богом, краях.

Идем сквозь прогретый солнцем лес, красивый, прозрачный и безжизненный: ни птиц, ни мелкого зверья не видно, да и крупное не суется. Зверюги, напавшие на Шику, по его словам, вовсе не дикие, мятежники специально выводят псов, с дурацким названием локхи. Разглядев их утром после бойни, я изумился фантазии местных доморощенных генетиков: крупные, твердолобые черепа снабжены четырьмя ноздрями, глаза близко посажены, широкая пасть сверкает двумя рядами зубов – за первым, массивным, прячется ряд поменьше. Шерсть длинная, скатавшаяся в твердые колтуны, а под шерстинками мелкие роговые чешуйки – прямо броненосец, а не собака.

К счастью, больше мы не встречали локхи. Мятежники, видимо, посчитали, что расправились с мальчишкой нарьягом, и ушли.

– Против кого они бунтуют, Шику?

– Против верховный Харру, правитель Нарголлы, – объясняет Шику. Мы то и дело переходим с нари на имперский и обратно, довольно хорошо друг друга понимая. Правда, парень, наверное, уже стер язык отвечать на мои вопросы, но все равно отвечает, поясняет, рассказывает и при этом смотрит так, как не смотрела ни одна влюбленная девушка – с обожанием и восхищением.

– Чем он не угодил им?

– Харру – мудрый и справедливый правитель, – отвечает Шику, – но могущество нарьягов вызывать зависть у людей. Когда рабы на рудниках стали самовольно покидать Грот Ферро, нападать на детей Звезды, Харру решить собрать охрану. Заключить договор с чужаками.

– Ты имеешь в виду междумирье? – удивляюсь я. Шику озадаченно пожимает плечами.

– Земли, что за окном… Там живут похожие на Нар-одар, но сердца их черны.

– Харру покупал у междумирья оружие и людей?

– Нарьяги не уметь воевать, – переходя на имперский, печально кивает парень.

– А что вы отдаете взамен? Ну, тем, чьи сердца черны?

– Ферро, у нас много рудников…

– А как же ваша магия? – восклицаю я. Шику смотрит большими глазами.

– Нар-одар шутить? Что есть магия?

Глотаю застрявший в горле ком. Черт! Едва не выдал себя! Надо быть осторожнее.

До сих пор я не видел, чтобы нарьяг пользовался своими шаманскими свойствами. Шику разрушил мое представление о смертоносной нелюди: обычный мальчишка, сообразительный, простодушный, легкий на подъем. К великому моему удивлению, на его лысом меченом черепе стали пробиваться волосы.

– Зачем нарьяги бреют головы? – меняю тему разговора, и опять он удивляется безмерно. Потерев щетину на подбородке, демонстрирую, как я бреюсь по утрам. Чуть подумав, Шику качает головой:

– Я не бриться, нет…

Теперь удивляюсь я:

– Ты сказал, что расплавил пули, как ты это сделал?

– Меня научить Камфу.

– Я понимаю, что тебя научили, но как ты это делаешь?

Он напряженно думает.

– Как Нар-одар дышать?

Все понятно, Шику не может объяснить механизма действия магии, это на уровне рефлексов.

– Ну, а показать можешь?

Нарьяг кивает, закусывает губу и, хмурясь, смотрит куда-то в центр моей груди. Мгновение ничего не происходит, а потом… описать такое невозможно. Мне кажется, что меня затянуло в портал помимо воли, вокруг закручивается воздух, и я, будто внутри огромного персонального смерча, не могу ни вдохнуть, ни выдохнуть, грудь горит, легкие плавятся от натуги.

– Хватит!

Шику моргает и, кивнув, отпускает меня. Я почти падаю, лицо мальчика плывет перед глазами – впечатляющая демонстрация! Похоже, магия нарьягов направлена на дестабилизацию пространства. То же они проделывают и с металлами: разрушается структура кристаллической решетки, ножи словно плавятся, но при этом температура не повышается ни на градус.

– Нар-одар не сердится? – с тревогой спрашивает Шику, я натягиваю на лицо улыбку.

Ты просто кладезь информации, мой мальчик, воистину мне подфартило встретить именно тебя!

– Нар-одар не сердится, – протягиваю руку к его голове таким привычным родным жестом, игла в сердце впивается еще на один оборот.

Вечерами я почти забываю, что Шику нарьяг. Без бус, в моей рубашке и со смешным ежиком волос, он кажется обычным пацанчиком. Мы сидим рядом и смотрим на огонь, крутя прутья с нанизанными на них тушками цакв. Брикеты концентрата давно закончились, и Шику наловчился ловить странных волосатых существ, похожих на змею с лапками ящерицы. На вид они ужасны, но есть вполне можно, мясо на вкус напоминает курицу.

– Расскажи о своих родителях, Шику.

– Я плохо помнить, только маму… Но лицо не помнить, только голос, песни…

Киваю. Я тоже смутно помню родителей, наверное, потому, что их все время не было дома.

– Мама пела о прекрасный мир, где жить наши предки, о бесстрашный герой, кто несет свет звезды туда, где темно… Она ждать, но не успеть… дождаться, да?

– Верно.

– Нар-одар, – вдруг спрашивает Шику, – расскажи о тот прекрасный мир, где ты жить.

Что я могу ему рассказать? Что пришел из мира, где живут люди с черными сердцами? Что родился в этом мире, рос, воевал, играл в футбол в дополнительном составе оримской сборной, а потом подставил брата и развязал войну? А еще и перебил посольство его соплеменников?

Качаю головой.

– Я ничего не помню о том мире, Шику. Извини.

=== Глава 6 ===

Еще через два дня мы достигли горной цепи. Подножия гор облепили дохленькие серые елочки, а верхушки – седые облака.

– Сможем миновать перевал до темноты, Шику?

– Опасно.

– Тогда переночуем здесь.

Нам попалась маленькая пещерка, наверное, в таких же наши дремучие предки устраивали свои семейные гнездышки. Шику убежал в лес ловить ужин, а я развел костер и наломал лапника – спать на земле становится холодно.

Сидим у костра друг против друга в ожидании ужина, цаква мирно подрумянивается, потрескивая на пруте. Шику кутается в мою рубашку, подтянув к себе босые, исколотые хвоей ступни. В пещеру заглядывают далекие искорки звезд. Цаква начала дымиться, снимаю ее с огня, подношу ко рту и заставляю себя вонзить зубы в жареную тушку. Тонкие косточки противно хрупают.

– Шику, не лови больше этих змей, от них изжога одна. Аутотренинг, что цаква вкусная и полезная, уже не помогает.

Нарьяг сокрушенно кивнул, всем видом выражая скорбь.

– Далеко еще твой Грот Ферро?

– За перевалом. Нар-одар будет дорогой гость, Наару встретить с хорошее угощение.

Сильно сомневаюсь, что неведомый Наару так уж мне обрадуется, но мальчику о моих сомнениях знать не следует.

Шику склоняет голову к плечу, думает о чем-то невеселом, хмурит светлые брови совсем по-взрослому.

– Нар-одар опасно идти рудник, – наконец встревожено говорит он, – там быть Камфу.

По его тону понимаю, что Камфу я должен вспомнить.

– Ты наказать Камфу за нарушенность обряд? – спрашивает Шику.

Его вопросы застают врасплох, мальчик будто проверяет меня на вшивость.

– Как Камфу нарушил обряд?

– Он не дать молить об одарении, он вырезать ррицу не от святость… Он… Ты не помнить? – вскрикивает пораженный до глубины души нарьяг. – Про ррицу?!

Качаю головой:

– Шику, я плохо знаю ваш язык. Что такое ррица и причем тут святость?

Шику в отчаянии смотрит на меня. Он указывает на живот и начинает объяснять, как по-нарски звучат печень, почки и селезенка, как происходит обряд «обретения души».

У меня темнеет в глазах.

– Камфу взять ррицу, – моргая от набегающих слез, поджимает губы Шику, – он вырезать у Нар-одар печень и жарить ее для Алвано. Как ты не помнить?!

Мои нервы не выдерживают. Едва выскакиваю из пещеры, желудок без сожаления избавляется от остатков цаквы. Падаю на колени, упираясь руками в покрытую колючей хвоей землю, меня колотит озноб, живот скручивают спазмы тошноты, хотя желудок уже пуст. Отплевываюсь тугой желчью, свесив голову до земли. Мне хочется умереть или заплакать, внутри будто свернулся, растопырив иголки, дикобраз.

Теперь больше не получится делать вид, что ничего не произошло. Я готов узнать правду о последних часах твоей жизни, какой бы она ни была. Иду в пещеру к Шику, хватаю за грудки и подтягиваю к себе.

– Быстро рассказывай, что эти нелюди сотворили с Ко… со мной!

Губы мальчишки трясутся, отплясывая ту же пляску, что и мои колени.

– Нар-одар совсем не помнить?

– Нет! Говори!

Глаза у него делаются на пол-лица, он затравленно кивает и начинает рассказ. Я слушаю, боясь пропустить даже звук.

Однажды наставник Шику Камфуххир арк Умшир объявил ему, что берет с собой в красные пески. Шику покинул Нарголлу с ним и большим отрядом «пустых» (так нарьяги называют наемников из междумирья, название, в общем, говорит само за себя). Возглавлял отряд некто Алвано, командор, человек приближенный к верховному Харру. Его присутствие вызывало в Шику необъяснимый трепет. Если остальные были просто «пустые», Алвано носил в груди самое черное из сердец.

Отряд по пути проводил зачистку мятежных поселений, карательные операции проводились быстро и жестко, повстанцев убивали после жестоких пыток, в которых даже хладнокровный Камфу не видел смысла. Шику оставляли сторожить пленников. Мальчик подозревал, что Камфу его проверяет. Зная, как незавидна участь ослушников, он старался изо всех сил, ни стоны мятежников, ни слезы и мольбы их жен и дочерей не разжалобили его сердца. Кто они ему, эти люди, безмолвный скот, посмевший пойти против детей Звезды, против верховного Харру, который знает обо всем, что творится в его землях. Шику привык спокойно смотреть на кровавые ритуалы шаманов Нарголлы. Не равнодушно, а именно спокойно, ибо люди, как и скот, не имеют души, но соответствующий ритуал способен возродить духовное начало, и у престола Нар-шина они, прозревшие, будут благодарны своим мучителям.

Ехали долго внутри жутких железных коробок, наполненных спертым и раскаленным воздухом. Их трясло на всех колдобинах, что-то все время дребезжало, пищала аппаратура, ругались наводчики. Когда Шику с «пустыми» добрались до красной пустыни, мальчик был совершенно измучен дорогой.

К счастью, лагерь в красных песках был раскинут вокруг бывшего капища. В прохладе темных мраморных стен Шику вознес молитву и благодарение всевидящему Нар-шину. Он там и уснул, а проснувшись на другое утро, увидел, что весь лагерь едва не ходит ходуном: «пустые» облачаются в уродливую броню, проверяют свое странное оружие, моторы боевых машин надсадно воют. Шику обеспокоился – неужели снова в дорогу, но Камфу, увидев ученика, лишь махнул рукой и ничего не произнес.

В полдень на площадку перед капищем, рыча, ворвалась одна из машин. «Пустые» выпрыгнули из нее, как тушканы, следом вытащили мертвые тела в странной пятнисто-серой форме. Шику поглядел и скривился – люди. Что творится? Бездушные существа со своим глупым оружием и дурно пахнущими машинами рвут на части его прекрасный мир, отравляют своим присутствием, будто имеют на это право, а верховный Харру и Камфу потворствуют им в этом. Затем из бронированного нутра машины показался человек в военной форме и броне, он легко спрыгнул навстречу Алвано и Камфу. Шику вздрогнул. Он, словно локхи, почуял исходящий от этих двоих панический страх. Человек, несмотря на принадлежность к бездушной расе, был примечательным, даже Алвано терял всю внушительность и горделивую стать рядом с ним. «Офицер имперского флота», – шептались «пустые».

Шику вздохнул. Мало нарьягам хлопот с междумирьем, зачем ссориться еще и с Империей? Болтают, что Империя – это страшная сила. Алвано, видно, боялся, так он лебезил перед чужаком, приглашая к себе на разговор. Камфу тоже трясся, и это удивило и напугало мальчика, ведь наставник до сих пор казался абсолютно хладнокровным. Шику не стал ломать себе голову, его мнения никто не спрашивал, и его не касались дела Камфу. На ночь мальчик устроился в капище, долго молился перед сном, на душе было тягостно. Ночью его разбудили голоса. Протерев глаза, он увидал, как двое солдат тащат того самого офицера, что прибыл днем, третий идет за ними, дуло его винтовки упирается чужаку меж лопаток. Следом шли Камфу и Алвано. Наставник заметил Шику и подозвал к себе.

– Шику, удачно, что ты оказался здесь, – сказал он, – останешься охранять пленника, никому ни слова о том, что здесь увидишь и услышишь.

Мальчик послушно кивнул.

– Запомни главное: этот чужак – враг, враг самого верховного Харру и всех нас.

Тем временем пленника спустили в ритуальное помещение, когда Шику оказался там, «пустые» вставляли в пазы крепления цепей. Чужака вздернули и распяли на цепях.

– Давай! Вставай! – орали солдаты, дергая за цепи, заставляя пленника встать на ноги, – чего скалишься? Вот тебе! Мало, да?

– Все вон! – вдруг рявкнул Алвано, и солдат словно ветром сдуло. Шику тоже попятился, он боялся Алвано, боялся Камфу, но еще больше боялся пленника, даже безоружного и прикованного.

– Шику, – скомандовал наставник, – останься тут.

Мальчик не посмел отказаться, забился в угол, где стоял большой старый сундук, и присел на корточки. Ему хотелось закрыть глаза и заткнуть уши, не видеть, не слышать, не знать того, что сейчас здесь случится, но это было невозможно. Шику видел, как к пленнику приблизился Алвано и коротко, без замаха ударил по лицу. Голова чужака дернулась, из разбитой губы побежала струйка крови.

– Теперь ты скажешь мне, кто тебя послал, – гаркнул Алвано.

– Меня никто не посылал, – раздался спокойный голос имперского офицера, – я сам пришел, по делам.

– Мы взяли вашего человека, я все знаю.

– Если знаешь, зачем спрашиваешь?

– Сколько вас тут? Чего вы лезете в наши дела? Думаете, вам, имперцам, все можно?

Пленник пожал могучими плечами.

– Не понимаю, о чем ты, командор?

– Не понимаешь?!

Алвано выхватил из-за пояса револьвер и приставил ко лбу имперца.

– Может, это сделает тебя догадливее?

Чужак снова пожал плечами. В свете лампад лицо Алвано налилось краснотой, на лбу выступили капли пота. Никогда прежде Шику не видел командора в таком бешенстве. Алвано чуть сдвинул прицел и нажал на курок. Громыхнуло так, что заложило уши, удушливо запахло порохом. Мальчик спрятался за сундуком, боясь пошевелиться.

Убил? Нет! Пленник поднял голову. Алвано оскалился в усмешке.

– Освежилась память?

Молчание. «Он, верно, сумасшедший», – подумал Шику с недоумением. Снова выстрел, брызги крови, страшная, неживая тишина.

– Молчишь? – спросил Алвано. – Молчи, посмотрим, что ты завтра запоешь.

Алвано развернулся и буквально вылетел из капища. Камфу с отвращением глянул на пленника, подошел к Шику.

– Перевяжи ему раны и гляди в оба. Он должен есть и пить, не доживет до завтра – Алвано тебя расстреляет.

Шику понял, что это не шутка.

Воду и бинты ему принесли солдаты, охраняющие капище снаружи. Шику сидел на сундуке и оттягивал, сколько мог, момент, когда ему нужно будет подойти к чужаку. Страшно! Люди всегда уступают силе, люди боятся боли, темноты и смерти. Они – слабые существа, озабоченные лишь инстинктом продолжения рода, но этот…

В нем было что-то неправильное. Шику понял это особенно остро в тот миг, когда на негнущихся ногах подошел к пленнику, чтобы перевязать его раны. Имперский офицер поднял безвольно опущенную голову и… улыбнулся ему. Его блестящие черные, как капли смолы, глаза смотрели тепло и ободряюще.

– Перевязать, – хрипло сказал Шику.

Пленник кивнул. Мальчик взялся за скрутку бинтов. Алвано прострелил чужаку предплечье и бедро, серая ткань пропиталась кровью, став коричневой. Пленника надо было раздеть, но Шику не осмелился и как смог намотал бинты поверх одежды.

– Спасибо, – негромко проговорил пленник, – как тебя зовут, мальчик?

– Шику.

– Не бойся, Шику.

– Я не боюсь.

На самом деле он очень боялся, у него тряслись колени и руки, бинт дважды падал на пол. Потом он напоил пленника и снова забрался в угол, решив, что до утра офицер имперского флота точно доживет.

День тянулся бесконечно. Пленник молчал, Шику тоже не хотелось заводить с ним разговора. Вечером пришел Камфу, поглядел на пленника и велел Шику вытащить из сундука одеяло и лечь у ног чужака. Это мальчику не понравилось. Ему было неудобно и неуютно, резкий запах крови бил в ноздри. Он долго вертелся на твердом полу, но все же задремал, и уже сквозь дрему услыхал тихое пение.

– Дальняя дорога вьется на закат, потерпи немного, раненый солдат…

Шику распахнул глаза от какого-то смутного чувства, его будто окатило теплым воздухом. Что-то светлое и хрупкое затрепетало в груди мальчика, но что, он не мог понять, и просто лежал, притворяясь спящим, и слушал.

Он хорошо пел, этот чужак с дырой вместо души. Нарьяг даже на минуту усомнился в ее отсутствии, уж больно цепляла его собственную душу эта мелодия. Она царапала, выжимала слезы, хотя слов Шику почти не понимал.