Текст книги "Один за двоих (СИ)"

Автор книги: Юлия Гай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

=== Главы 33–34 ===

Глава 33

Военный комендант Крикхи Девория выписал мне пропуск, дозволяющий свободно перемещаться по городу, ключ от комнаты в офицерском общежитии и распорядился, чтобы мне выдали личные вещи. Получив все, кроме, разумеется, оружия, я был сопровожден до дверей.

Поземка тут же обвивает ноги. Морозный воздух щиплет разгоряченные щеки. Темно, над крыльцом раскачивается фонарь, круг света смещается под порывами ветра.

Одинокая фигурка, закутанная в огромную солдатскую куртку, кидается навстречу. Продрогшая на холоде Танюшка хватает меня за руки, всовывая ледяные пальцы в мои теплые ладони.

– Наконец-то! – с облегчением вздыхает она. – Как же долго они держали тебя, Дан!

Утыкается мне в грудь покрасневшим носом.

– Я была у генерала, как там его… Стивен?

– Стивенс. Знаю. Спасибо тебе, Таня.

Наклоняюсь и целую мягкие холодные щеки.

– Дан, я так перепугалась, – шепчет она мне на ухо, – ты исчез, а Жан сказал, что ты преступник и тебя теперь расстреляют. Он пошутил, он же такой шутник, но я… тогда его совсем не знала…

– Поближе узнаешь – подальше пошлешь, – ворчу я, – вот идиот! В зуб ему надо за такие шутки. Пойдем скорее, ты замерзла совсем.

Я и сам застыл на ветру, под куртку нещадно задувает, в пропотевшей футболке меня знобит. Мы бредем по узким, запутанным переулкам Крикхи. Танюшка молчит, серьезная, какая-то разом повзрослевшая от пережитых потерь.

– Тебя где устроили? – спрашиваю. Таня пожимает плечами:

– Мне дали комнату при госпитале. Я там помощницей у доктора.

– Получается у тебя?

– Не очень пока, – признается девочка, – но господин Тимонс не сердится. Это же лучше, чем в тыл… Меня хотели отправить, я не согласилась.

Опять двадцать пять! Похоже, головная боль Сергея теперь останется со мной навеки.

Комната моя – клетушка два на два – темная и донельзя казенная. Узкая койка с матрасом и одеялом, без подушки и белья (надо получить на складе), стол, табурет, на гвозде плечики для одежды. Но ничего, в солдатских казармах условия хуже, а мне после мрачной кельи так и вовсе рай. Щелкаю выключателем, тусклая лампа освещает мои новые пенаты.

Таня скидывает куртку, занимает единственный табурет, я стаскиваю ботинки и влезаю на койку, поджав ноги. Мы не сразу находим тему для разговора, хотя по дороге болтали обо всем подряд. Танюшка рассказала новости: все раненные выздоравливают, Костю Краснова полковой хирург вытащил буквально с того света. Почти весь мой взвод уцелел, ребята беспокоятся, передают приветы. Жан Веньяр наведывался с утра, поделился офицерским пайком и принес теплую куртку.

– Надо было пойти ко мне, ты ведь, наверное, голоден, – сокрушенно говорит Таня.

– Вовсе нет.

В тепле меня разморило и идти уже никуда неохота. Разговор со Стивенсом оставил ощущение смутной тревоги, какой-то неправильности.

– Танечка, скажи, о чем тебя расспрашивал капитан Рэндел?

– Я ничего им не сказала, – с гордостью отвечает девочка.

– Конечно, а что именно ты им не сказала? – вкрадчиво спрашиваю я.

– Капитан такой добрый, – невпопад сообщает мне Таня, – он меня накормил. Думал, что я разболтаю все твои тайны…

– Танюша!

– Он про Шику спрашивал. Как вы познакомились, почему Шику слушался тебя. И почему потом ушел.

– И что же ты отвечала?

– Я не глупая, Дан. Сказала, что ты взял Шику в плен и пытался понять, как можно бороться с нарьягами. Правильно?

Киваю с одобрением. Действительно, умно придумала.

– Ты молодец!

– Правда? – уточняет осчастливленная Танюшка. – Он спросил еще, как же ты расправился с посольством, если не смог одолеть одного шамана? А я сказала, что ты мог бы убить Шику голыми руками, но тебе нужно попасть в Нарголлу и…

– Танюша, а он уточнял, для чего мне нужно попасть в Нарголлу? – осторожно спрашиваю я.

– Ну как же? Чтобы найти убийцу брата… – девочка неуверенно замолкает.

Я откидываюсь назад, заводя руки за голову. Вот так вот! Никакого давления на свидетеля, никаких иголок под ногти. Вовремя заданный уточняющий вопрос, и все сомнения решены.

Можно сказать, моя вина полностью доказана. Почему тогда меня отпустили? Ох, как нехорошо на сердце! Надо убираться из Крикхи и чем быстрее, тем лучше.

– Дан! – Таня садится рядом и заглядывает в лицо. – Я что-то не так сделала? Я подвела тебя?

Весь ее вид выражает такую тревогу и отчаяние, что сердиться невозможно. Ведь девочка сумела пробиться к Стивенсу, наверняка выдержав не одну битву с адъютантами и охраной, чтобы заступиться за меня. А ее слова не навредили мне больше, чем моя собственная глупость.

– Нет, конечно. Ты все правильно сказала…

– Я так рада, – снова сияет Танюшка, – так рада!

Внутри что-то щемит, я вижу, как на ее подвижном личике радость сменяется грустью, она на миг забывает обо мне, задумчиво пощипывает нижнюю губу.

– Мы ведь одни остались. Папа и Вера погибли, Шику ушел…Дан, я не верю до сих пор, – голос срывается на шепот, – мне так пусто. Я не могу уснуть…

Я знаю, что никакие мои слова не помогут. Она держится на последних крупицах мужества. Я протягиваю руки и тяну к себе, легонькую, доверчивую, не сопротивляющуюся. Таня смешно и неумело касается моей небритой щеки губами и холодным носом, фыркает и вертит головой. Повернув ее к себе, уверенно нахожу губами мягкий детский рот, полуоткрытые губы испуганно смыкаются. Я чуть отстраняюсь, ровно настолько, чтобы дать ей отдышаться. Блестящие глаза с такой нежностью смотрят на меня, что жар страсти накатывает волнами вперемешку с жаром стыда. Она же ребенок совсем! До чего ты дошел, Дан Райт?

Ладонь ложится на затылок девочки, я снова целую ее, на этот раз не давая возможности отступить. Танюшка обвивает руками мою шею, постепенно входя во вкус, подстегивая и без того нестерпимое желание. Мне приходится собрать всю волю, чтобы остановиться. Дыхание Тани обжигает мне щеку, губы покраснели и припухли. Она прикрывает глаза, ресницы дрожат. Это слегка отрезвляет меня.

– Тебе неприятно?

Таня качает головой, смеется.

– Только скажи, если неприятно, я не буду…

Она прижимает пальчик к моим губам.

– Как ты можешь? Ты же – мой любимый. Навеки. На всю жизнь! – шепчет Танюшка тоном, каким произносят страшные клятвы.

Докатились. И что с ней дальше делать? Жар схлынул, я чувствую, как камнем давит на грудь усталость. А девочка ждет ответа, подтверждения своим выдумкам.

К счастью, за дверью раздаются шаги, а затем стук и громогласный вопль возвещают о явлении командира танковой роты:

– Райт! Открывай, бездельник, я знаю, что ты там!

Мы с Таней вскакиваем, поправляя одежду, я отпираю дверь. Жан Веньяр окидывает нас заинтересованным взглядом:

– Времени зря не теряешь, Дан? – вопрошает он с такой ехидцей, что хочется прямо тут его удавить. Но поскольку желание из разряда неосуществимых, приходится впустить его в комнату.

– Вот, – он выкладывает на стол большую жестяную банку тушенки, булку и почему-то картофельные чипсы. – Чтоб не помер с голоду. Завтра с утра тебя приглашают яйцеголовые, пусть они и кормят тебя завтраком. Гы-гы-гы…

– Ничего себе перспективка, – усмехаюсь я.

– Знаешь пословицу? Завтрак съешь сам, на обед сходи к другу, а ужин отбери у врага.

Веньяр еще немного зубоскалит и уносится по своим делам. Я провожаю Таню до госпиталя, заодно мне надо выяснить, как завтра разыскать Костю.

Мы расставались у покатого крыльца госпиталя, под гудение ветра в переулках и бряцанье бубенчиков, отгоняющих злые духи.

– Спокойной ночи, Танюша.

– Спокойной ночи, Дан, – она поднимается на цыпочки и сама касается моих губ. А потом долго не уходит, глядя мне вслед, пока я не скрываюсь за поворотом.

Добравшись обратно, я засыпаю, едва приняв горизонтальное положение.

Глава 34

Танк «М-3» типа «Мустанг» не добрался до цитадели ровно десять миль. Сначала сбились системы топливного контроля, отказали бортовые навигаторы и система наведения. Потом траки гусениц будто срослись. «Мустанг» дернулся и замер, как стреноженный конь. Дорогая и бесполезная игрушка, легкая мишень для гарнизона Нарголлы.

В бой идет пехота. Маленькие фигурки на зеленом поле. Их продвижению ничто не мешает: нет противопехотных мин и рвов, со стен цитадели не раздается ни выстрела. Только при приближении к сложенной из желтоватых камней стене доблестных солдат империи охватывает паника. Строй нарушается. Одни падают замертво, другие начинают беспорядочно палить во все стороны. Попытки командиров наладить взаимодействие для продолжения атаки или хотя бы отступления, оказываются безрезультатны.

Я отворачиваюсь от монитора, где компьютерная модель продолжает разворачивать картину проигранного боя – одного из первых под Нарголлой. Смешные коробочки танков и нелепые фигурки пехоты сложно ассоциировать с живыми людьми, моими соотечественниками, потерявшим в этих сражениях здоровье, рассудок, а некоторые и жизнь.

– Таким образом, мы видим, что оборона цитадели целиком строится на применении неизвестного нам вида излучений, вернее, целой группы излучений, так как воздействие строго избирательно и факторы, наносящие вред нашим войскам и технике, не одинаковы по своим характеристикам.

Радиохимик Лагар, длинный и худой, как щепка, щелкает мышкой, на мониторе отражается какая-то малопонятная шкала, где виды ионизирующих излучений обозначены различными цветами и буквами.

– При этом мы до сих пор не знаем, где именно расположен генератор излучений; один он или их несколько – для каждого вида, что вероятнее всего. Была гипотеза, что излучение дает стена цитадели, но она не подтвердилась.

Я внимательно слушаю, стараясь вычленить из обычной ахинеи яйцеголовых крупицу истины, которая поможет мне пробраться в Нарголлу.

– Мы делали замеры радиации в пустыне, а так же обследовали наших солдат, подвергшихся облучению, и тела убитых нарьягов. Результат неутешителен: живые ткани под действием лучей подвергаются стремительному разрушению, особенно это касается легочной ткани, желудочно-кишечного тракта, клеток кожи и нейронов. Хотя действие на нервные клетки не столь губительно. Иннервация тканей, а так же биохимические и электрические процессы коры вскоре восстанавливаются. Тела нарьягов же содержат критическую дозу облучения, при которой наступает мгновенная смерть.

– Они умирают от облучения? – удивленно переспрашиваю я.

– Вы меня не поняли. Причиной смерти может быть что угодно, но не излучение. Однако обычный человек при таком поражении умер бы мгновенно. Нам кажется, здесь имеет место эволюционный процесс приспособления к среде обитания, зараженной ионными излучениями.

Я чувствую себя учеником в школе. В разговор вступает миловидная женщина-биолог, мисс Джонс, так ее называл Лагар:

– Мистер Райт, как давно вы подвергались атаке нарьягов?

– Не припомню. Довольно давно.

Кажется, это было на руднике Кин-Крид, а потом меня случайно зацепило, когда оттаскивал Шику от Геры.

– А четыре дня назад, когда нарьяги напали на колонну? Вы попадали под излучение?

– Не думаю.

– Сознание теряли?

– Да, терял, но…

– Сделаем несколько несложных тестов. Это не займет много времени, – с улыбкой просит мисс Джонс. Как будто у меня есть выбор, и я могу отказаться.

Она делает забор крови из вены, кардио– и нейрограмму. Прикрепляет к запястью компактный дозиметр. И несказанно радует меня обещанием, что пункцию костного мозга и анализ семенной жидкости проведет завтра.

Тем временем Лагар снова и снова расспрашивает обо всем, что связано с Шику. Его интересует все: поведение, сон, дыхание, аппетит. Как будто это не мальчик, а редкое чудное животное.

– Мы думаем, что мозг нарьягов устроен несколько иным образом. Зоны, отвечающие за коллективные инстинкты у нелюди атрофированы или вовсе отсутствуют. Таковы генетические особенности, вызванные приспособлением к условиям среды.

Какой бред! Они ничего не знают. Вскрыли десяток черепных коробок, разобрали молекулы на кусочки РНК, но так и не поняли главного: нарьяги – тоже люди. Их делают такими ритуалы старейшин, чтобы, вырастая, они сами отбирали человеческих детей и делали из них машины уничтожения.

– Мы так и не поняли природу «живого изучения», того самого, что умеют продуцировать эти существа. Помогите нам, мистер Райт, я уверен, вы сумеете вспомнить что-то, что даст нам зацепку.

– Ничего, – я качаю головой, – он обычный ребенок. Он был истощенный, очень худой, этакий заморыш. Но потом все пошло на лад. У него хороший аппетит. И сон крепкий, как у всех детей. Его даже кошмары не мучили…

– После какого момента мальчик стал гм… поправляться? – уточняет мисс Джонс, отцепляя дозиметр и тщательно записывая данные в мою девственно чистую карту.

– Да почти сразу. Я заставил его стащить все побрякушки и дурацкие лохмотья. Он стал нормальным ребенком… – я осекаюсь. Только сейчас до меня начинает доходить, что я выпалил, не подумав.

Бусики и бубенчики, в огне из них вытаивали какие-то блестящие капельки, что-то вроде шариков ртути. Вот оно!

Я не остался на завтрак, хотя мисс Джонс настойчиво приглашала. Лишь пообещал зайти завтра. Вместо этого направился в госпиталь – навестить Костю и Танюшку.

Таня кивнула мне на бегу, ласково улыбнулась и исчезла – у нее сейчас самый разгар работы. Зато к Косте Краснову меня пропустили без проволочек, едва я показал специальный пропуск, подписанный Деворией.

Бывший мятежник растягивает бледные губы, увидев меня. Из носа у него торчит катетер, приклеенный к щеке полосой пластыря, руки, лежащие поверх простыни, почти такие же худые и бескровные, как у Шику в нашу первую встречу.

– Привет.

– Тебя выпустили? – шепчет он. – Хорошо.

– Это ты им сказал про Веру?

Он кивает.

– Откуда ты узнал, что она…?

– Ничего я не знаю, – отвечает Костя. – Только имя ее. Псевдоним ей мы с Серегой придумали.

– Но ведь это не она сдала нас! Зачем?

– Чтоб тебя выгородить. Эльви умерла, ты выжил. Если б было наоборот, шпионом стал бы ты.

Слова пропадают, в горле стоит ком. Смешные они, эти мятежники. И их странный, ни на что не похожий, кодекс чести, по которому можно очернить мертвого, чтобы спасти живых. Но меня действительно выпустили. Благодаря или вопреки их абсурдным заявлениям. Вот только опасность не миновала, и я отчетливо понимаю: если за меня возьмутся всерьез, то и моим заступникам несдобровать.

– Дан, – Костя тянет мне руку, – у Матвеича припрятан верин ноут. Он не отдал его имперцам. Никто из нас не разбирается, но тебе он может пригодиться… Возьми.

– Спасибо тебе. Ты это… поправляйся скорей. Я завтра зайду.

Стараясь не выдать волнения, непринужденно прогуливаюсь по унылым улицам Крикхи, навещая уцелевших товарищей. У себя в комнате закрываюсь на защелку и, завернувшись с головой в одеяло, открываю ноут. Здесь должны быть данные, от которых зависит моя жизнь.

=== Главы 35–36 ===

Глава 35

Однако меня постигло разочарование. Ноут девственно чист, будто только что куплен в магазине электроники. Вера, разумеется, не оставила врагу ни одного шанса, тщательно удалив все содержимое мощного винчестера. Я долго щелкал по клавиатуре, пытаясь найти хоть что-то, но вскоре убедился в полном провале своих надежд. Экран мерцает нежно-голубым цветом, в правом верхнем уголке переливается эллипс – значок знаменитой оримской компании по производству компьютерных программ. Странно, на военный холдинг всегда работала не «Альма», а «Ред техникс».

Пока я раздумывал, что делать дальше, экран погас. А когда вспыхнул снова, вышла табличка с требованием пароля. Гм… что это такое? Случайность, или Вера оставила послание для меня? Ведь никто из мятежников не умел пользоваться компьютером. Тогда кодом должно стать нечто, о чем знали только мы двое. Я старательно восстанавливаю в памяти наши ночные разговоры. Ходхольм, Ромари Алвано, оримский футбол, Танькины чувства… Перебираю все возможные варианты кодов. Ничего не подходит. Бьюсь несколько часов, но дело не двигается с мертвой точки. Выходит, я ошибся, послание не для меня, а может, и нет его вовсе. Последний код отбивают пальцы по измученной клавиатуре.

Мой ответ на ее вопрос. Табличка исчезает. В центре экрана плавно кружится блестящий эллипс, а потом в документах появляется одна единственная папка. Открываю и вижу:

«Дан, я знаю, что ты не остановишься и все равно пойдешь в Нарголлу. Чтобы тебе хоть чем-то помочь, я оставляю план сооружений столицы и координаты военных баз нарьягов. Здесь не все, но большего не знает никто – сила нелюдей глушит даже камеры спутника. Тем не менее, надеюсь, что тебе поможет эта информация, и ты сумеешь дойти дальше, чем твой брат. Твой друг (это не шутка) Вера Строгова.»

Офицерский клуб вечером забит под завязку. Но мы с Жаном Веньяром ухитрились занять столик в самом углу, и нас почти никто не тревожит. На сцене под прошлогодний хит популярной певицы Анны Блу вертится девушка, едва вышедшая из подросткового возраста. Обнажаться на сцене ей запрещено, но одежды на гибком теле столь мало, что простора для фантазии не остается вовсе. Все самое интересное и так видно.

Жан, который сел неудобно, постоянно оборачивается, будто боится пропустить что-то важное. На столе перед нами початая бутылка виски и блюдо с мясным ассорти.

Веньяр снова выворачивает голову с риском вывиха шейных позвонков. Причмокивает губами – девица на сцене чуть приподнимает блестящую короткую юбочку. Или это широкий пояс? Представляю, как перекосилась бы бульдожья физиономия Стивенса при виде столь откровенных прелестей «феечки». Начальник гарнизона – примерный семьянин.

Наконец музыка заканчивается, девица убегает со сцены, и Веньяр принимает нормальное положение. Булькает в стакан виски и жизнерадостно заявляет:

– Красотка, а уж как в постели хороша… Да, мой друг, осада – скучная вещь. Даже радости жизни – и те казенные.

Я не слушаю его, отдавая должное нежной ветчине. Радостей осады я хлебнул при Аргонне, где наш полк торчал больше года. Помню жгучую агроннскую пустыню, ветер с песком, а тамошние «феечки» были до глаз закутаны в шелковые платки и не обнажались даже на сцене офицерского клуба.

– Понравилась тебе мисс Джонс, а, Райт?

– Как бы тебе поделикатнее… Не очень приятно, когда все биологические жидкости твоего организма подвергаются тщательному исследованию, – морщусь я. – Даже если забор делает симпатичная девушка.

– Майра такая, если ушел от нее на своих ногах, значит, она не закончила исследования. Сочувствую тебе, Дан…

– Иди ты…

– Ладно, не дуйся, – Веньяр развязно потрепал меня по плечу, перетянувшись через стол и едва не опрокинув стаканы. Он то и дело оглядывается на опустевшую сцену.

Надо поговорить с ним, пока он совсем не напился, и пока не сцену не выскочила очередная «феечка» с вокальными данными.

– Не пойму я что-то, Жан, чего вы торчите под Нарголлой? Неужели со всеми вашими ракетами и пушками вы не можете одолеть горстку наемников и кучку людоедов?

– Скажите, какие мы умные! – хмурится Веньяр. – А сам-то ты пробовал подойти к цитадели? Вот я пробовал, чуть дуба не дал!

– Так ведь излучатели не могут работать постоянно, – закидываю я удочку.

– С чего это ты взял? – подозрительно вопрошает танкист, на всякий случай понижая голос.

– Мог бы и сам догадаться, – пожимаю плечами. Жан вертится, будто под ним подложили гвоздь.

– Мой кругозор широк лишь в некоторых узких областях, – ворчит он.

– Подумай, – предлагаю я, – в Нарголле армия наемников, людей, судя по всему. И техника у них есть, и даже вертолеты боевые. Не могут они поддерживать излучение постоянно.

– Это еще вилами по воде писано, а жить всем охота.

– Но ведь вскрыть Нарголлу не трудно, – говорю я, – достаточно группы из нескольких человек и пары килограммов пластита. Взрываешь водохранилище, цитадель без воды не выстоит и недели.

– Какой ты умный, – качает головой Веньяр, – как тебе черепушка не жмет? Думаешь, не пытались? Никто не вернулся… Больше дураков нет.

– Я бы попробовал, – будто невзначай кидаю я.

Веньяр таращит на меня слегка косящие глаза. Все-таки он пьян.

– Интересно девки пляшут по четыре штуки в ряд! – выдает он потрясающую тираду. – Дан, ты точно контуженный!

– Брось, я знаю, что говорю.

Танкист снова оборачивается, но не в ожидании «феечки». Не смотрит ли кто в нашу сторону? Но все заняты своими делами. Большинство офицеров столпились вокруг бильярдного стола, там проходит полковой турнир по бильярду. Седоватый капитан и смутно знакомый мне черноволосый майор мирно беседуют через столик от нас.

– Вот знаю, что у вас, Райтов, шило в одном месте. Но мое дело сторона, я ввязываться в твои игры не намерен, – вполголоса, волнуясь, говорит Веньяр.

– Я не зову тебя с собой. Но твои дозоры каждый день совершают патрули до Нар-Крид и обратно. Просто подбрось меня к подножию горы, дальше я сам.

Рука Жана тянется к бутылке. Капитан танковой роты так усиленно думает, что на лбу выступили капельки пота. Он наливает себе в стакан, выпивает и отирает лоб:

– Ты чокнутый! – объявляет он, наконец.

– Нет.

– Да?

– Так ты поможешь мне?

– Нет.

Я невозмутимо подцепляю кончиком вилки ломтик ветчины.

– Чего ты хочешь от меня, искуситель?

– Я хочу, чтобы твое категорическое «нет» превратилось в «может быть».

Тут на сцену выскакивает новая полуголая певичка, и Жан, как на магните, поворачивает голову назад. Я спокойно потягиваю сок. Знаю, что он согласится. Веньяр вечно выпендривается и набивает себе цену, но парень он хороший.

Когда танец заканчивается, умиротворенный танкист с кошачьей улыбкой смотрит на меня.

– Знаешь что, Райт. Раз уж ты такой идиот и притом редкий везунчик, так и быть, подвезу тебя до Нар-Крид. Ребятам надоела пустыня, да и я… домой хочу.

Домой. Это слово сладкой музыкой отзывается в глубине сердца. Я тоже хочу домой.

– Поговорю с Булем, – обещает Жан, поймав мой удивленный взгляд, поясняет, – это мы Стивенсона так зовем. Он не обижается… вроде.

Ага, значит, я угадал с прозвищем. Допиваю свой сок. Мы с Веньяром договариваемся о встрече завтра, и я отправляюсь к Тане. Надо предупредить ее. Конечно, девочка расстроится и даже заплачет. Но оставаться в Крикхе мне нельзя.

Глава 36

Таня не заплакала. Нет: она зажмурилась и громко-громко затопала ногами. Я не знал, что делать и просто присел на стул, пережидая истерику.

– Что же это за беда?! Почему опять ты? – отчаяние и злость Тани прорываются криком. – Почему никто другой не может пойти вместо тебя? Ты что – один в армии Империи?!

Она трет кулачком глаза, кудряшки топорщатся в разные стороны. Топать перестала, зато до крови кусает губы.

– Танюшка, успокойся, – я протягиваю ей руки, она секунду сердито смотрит на меня, потом кидается в объятья, чуть не опрокидывая стул, – ну чего ты расстроилась? Я же скоро вернусь. Ты знаешь, я всегда возвращаюсь.

Она всхлипывает, глядит исподлобья:

– Лучше б ты совсем не уходил…

– Ну, моя дорогая, так не бывает, – говорю с улыбкой, – Я же солдат.

– Угораздило же меня влюбиться в солдата, – нервно смеется Таня.

– В этом-то я уж точно не виноват.

Девочка обвивает руками мне шею, снова заходится рыданиями.

– Дан, Дан, Дан! – как заведенная повторяет Танюшка. – Ой, не могу! Как же так…. У меня сердце разорвется сейчас! Как же ты без меня?

Великая сила женской логики! Видите ли, это я без нее пропаду, а не она без меня. Глажу ее по спине, подыскивая слова утешения. Но, оказывается, они вовсе не нужны. Таня, хоть и расстроена, все понимает сама.

– Ты герой! А любить и ждать героя – честь. Жаль, что я не могу пойти с тобой. Я еще не выбиваю девятку, да и бегаю не очень. Но я научилась делать перевязку. Может, все-таки возьмешь меня, а? Вдруг пригожусь?

Прижимаю ее к себе легонько.

– Нет, Таня.

– Понимаю. Я буду только мешать, как тогда… ты же из-за меня чуть не погиб!

– Не вспоминай! – прижимаю ей палец к губам. – Было и прошло. Жди меня, и в случае чего обращайся к Веньяру, он поможет.

Разговор происходит перед отправлением, и в дверь деликатно стучат.

– Мне пора, Танюша.

Касаюсь губами ее виска и тут же отстраняю с колен.

– Просто жди.

Не оглядываясь, выхожу в темное ледяное утро. Оставлять Таню здесь не хочется, но ничего другого не остается. Меня уже ждет патрульная БМД.

Звякают бубенчики, поземка стелется по крыльцу госпиталя. Веньяр вылезает из люка и машет рукой. Распахивается дверь, и простоволосая Танюшка в тулупчике поверх ночной рубашки выскакивает на крыльцо.

– Я буду ждать, Дан! – кричит она. На сердце теплеет. Кто не уходил в бой, тот не поймет, как важно, чтобы тебя кто-то ждал.

Прыгаю в открытый люк. Мотор уже рычит, и едва я оказываюсь внутри пахнущего смазкой и порохом десантного отсека, машина срывается с места. Со мной идут двое – Йохан Хольд и Макс Веселков. Сажусь на лавку рядом с Веньяром, напротив моих ребят, укладывая винтовку на колени – ехать долго.

Жан рассказал мне, как был удивлен разговором с Булем. Стивенс принял мою идею с такой нескрываемой радостью, что Веньяру от зависти захотелось удавиться. Снаряжение нам выдали по высшему разряду: новейшая разработка яйцеголовых – костюм с облегченной противорадиационной броней, шлемы с защитным экраном, не затрудняющим связь между членами группы, навигаторы, дозиметры, светошумовые и газовые гранаты, и прочие радости солдата. В качестве бонуса – форма армии Нарголлы, синяя с желтыми нашивками.

Я тщательно настраиваю связь со шлемами Йохана и Макса, еще раз проверяю загруженную в навигатор карту. Жан заглядывает мне через плечо, примолкший, без навязших на зубах прибауток. Макс дремлет, Йохан мрачно рассматривает руки в боевых перчатках. После смерти Йорика мы стали особенно дружны, как бывают дружны товарищи по несчастью, поэтому на мое предложение Хольд ответил безоговорочным согласием.

– Райт, – локтем в бок пихает Веньяр, – у меня левая пятка зачесалась.

– Ну? – усмехаюсь я.

– Чего ну? Баранки гну! Примета плохая.

Навигатор тихонько пискнул, мы перешли в зону обстрела.

– Не нравится мне, что Стивенс так просто согласился, – ворчит Жан, почесывая подбородок под ремнем шлема, – смотри, сколько выдал. Да я бы у завскладом для своей роты за год столько не выпросил. С чего тебе эта манна небесная?

– А может, он меня любит, – усмехаюсь я.

– Ага, как шашлык или ветчину, – не соглашается Веньяр, – слушай, может не надо вам идти? Сам помрешь, ребят погубишь…

Я поворачиваюсь и кладу ему ладонь на плечо. У Жана совершенно детские прозрачные глаза, абсолютно не сочетающиеся с острым языком и скабрезными шутками. Просто удивительно, что Веньяр сумел дослужиться хотя бы до ротного.

– Пригляди за Таней, Жан. Я обещал ее отцу, но вышло все… неудачно. Будешь переправлять людей в тыл, хоть свяжи девчонку, но увези.

– Э, нет, приятель! – возмущается Веньяр. – Я тебе не нянька! Буду еще твою девчонку уламывать… Ну, чего смотришь? Ладно, ладно, отошлю ее в тыл. Так и быть. Но на большее не рассчитывай.

– Спасибо и на том.

Хлопаю по плечу, вернее по бронированному щитку.

Разговор сходит на нет. Жан, удрученный моим упрямством, молча стучит подошвой ботинка по ребристому полу – видно, пятка и правда чешется. Я убираю навигатор и прикрываю глаза. В последнее время выспаться никак не получается.

Едва начинаю уплывать в ласковый мир покоя, машину резко дергает в сторону, слышу, как по броне бряцают, отскакивая, пули. Водитель ловко уходит от пулеметчика, что лениво строчит из-за скалы. Значит, мы почти на месте.

Макс открывает глаза, сладко потягивается. Трет глаза.

– Приехали?

БМД огибает скалу и мчит по бездорожью вдоль гор, переваливаясь гусеницами по валунам. Мотор взбрыкивает, как голодный зверь, гудение под полом прекращается. Кондиционер беззвучно гоняет по отсеку прохладный воздух.

– На выход! – командую я своему маленькому отряду. Макс и Йохан вылезают наружу. Я закидываю на спину ранец, следом за ними выбираюсь из машины. Жан высовывается из люка по пояс.

– Ждем вас здесь через четыре дня, – занудно напоминает он, – если какое ЧП, сигналки у вас есть. Если все нормально, но вернетесь раньше, ждите в условленном месте.

– Есть, командир, – подмигиваю я и отдаю честь сокурснику брата. Жан неожиданно показывает мне язык и ныряет в машину. БМД ревет двигателем, из-под траков летят раздробленные камушки.

Мы трое смотрим вслед машине. Яркое зимнее солнце слепит глаза, по камням рассыпана мелкая, похожая на манную, крупка снега. Над нами величественно вознесся Нар– Крид, божественная гора, к подножию которой примыкает Нарголла.

– Ни фига себе! – бормочет Макс Веселков, с оторопью разглядывая три сверкающие вершины. – Вот она какая! Давно хотел тут побывать.

– А я не любить горы, – морщится Йохан, прикрывая глаза ладонью, – мне нравится поле, речка, как у нас в Роденхейме.

Гляжу на часы: время не ждет. Уже полдень, а к вечеру нам надо быть на перевале.

– Ну, чего встали? Вперед!