Текст книги "Один за двоих (СИ)"

Автор книги: Юлия Гай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)

=== Глава 29 ===

Сегодня Алвано сполна рассчитался с мятежниками за дерзкие налеты на рудники.

Колонна потрепанных в бою с нарами «Мустангов» и БТРов ползет по лесным оврагам, переваливаясь через кочки и с трудом объезжая поваленные сосны. Ведет колонну Матвеич, я замыкаю. Экипаж подавленно молчит, танк покачивается на рессорах, Таня рядышком шмыгает носом. Съежилась, как воробушек, слезы глотает, рукой то и дело вытирая покрасневший нос.

Машина, как настоящий мустанг, подпрыгивает на кочке, и девочка вскрикивает.

– Ты чего? Ударилась?

Болезненно морщит нос:

– Сидеть твердо.

Я вспоминаю, как со всей дури приложил девчонку по мягкому месту, чуть руку не отбил, вот идиот!

– Иди сюда, тут мягче.

Танюшка рукавом вытирает глаза и несмело встает. Я тяну ее к себе, устраиваю на коленях и провожу рукой по спине с торчащими даже через куртку лопатками.

– Так лучше?

– Да, – еле слышно отвечает она.

– Все будет хорошо, – говорю, целуя ее кудрявую макушку, – скоро мы будем в безопасности. Ты молодец! Все выдержала!

Мгновение Таня обдумывает мои слова и снова разражается рыданиями. Боль потери может лишь притупляться, но она навсегда засядет в сердце стальной занозой, не даст спать ночами, выпивая по капле силы и терпение. Таня еще ничего этого не знает и просто плачет, а мне пронзительно жаль ее.

– Папочка! – всхлипывает Танюшка, а перед глазами стоит твоя дочь, маленькая гордая Анж. Интересно, Вики сказала детям, что их отца нет в живых? Год прошел, а я не удосужился навестить племянников, пока жил в междумирье. Очень часто, замыкаясь на себе, мы не видим тех, кому еще хуже.

– Не плачь, Танюшка, боль пройдет, – шепчу на ухо девочке, – мы еще будем радоваться мирной жизни.

– Правда? – она поднимает мокрые глаза, такие доверчивые, что неловко обманывать даже во благо.

Таня вздыхает.

– Знаешь, Дан, ведь все вышло, как папа хотел. Он боялся умереть раньше, задохнуться во сне, – ее шепот едва слышен, – не хотел, чтоб я видела, вот и отослал от себя. Он был добрый, папка мой…

Обнимаю ее крепко, Танюшка утыкается лицом мне в плечо, уже не сдерживая рыдания.

– Не обижаешься на меня?

Девочка слабо улыбается, качает головой. Усталость берет свое, Таня прижимается ко мне, как-то устраивается на неудобном панцире брони, сворачиваясь в компактный комочек.

– Поспи, – снова касаюсь губами макушки.

– Угу.

Под мерное гудение двигателя девочка засыпает, сопит тихонько и изредка вздрагивает. Откидываюсь назад, болит голова, а в глаза будто насыпали песка. Дьявол! На душе будто могильная плита лежит. Я, видно, крепко рассорился с головой, когда решил, что могу встретиться в этом бою с командором Алвано. Авангард нарголльской армии растоптал наши жалкие огневые рубежи, даже не вспотев. Возможно, мы могли бы пару дней прятаться в лесах, вести партизанскую войну, благо погода позволяет, но нас сдали. Аркашка по ошибке или недоразумению притащил в лагерь передатчик. Кто-то подбросил, а дурачок без раздумий подобрал понравившуюся вещичку, а я думал на Веру.

Сердце сжимается, горло перехватывает от бессильной злости. Ее не нашли, Вера была с группой Федора и, вероятно, погибла при отступлении. Оттуда никто не выбрался. Стыдно признаться, но за Веру я беспокоился меньше всего. У нее была выдержка, какой не встретить у закаленного в боях солдата, она никогда бы не потеряла голову даже в самом горячем бою.

Вспоминаю ее голос, низкий, чуть с хрипотцой, и сквозь сталь – нотка грусти, никому, кроме меня, не заметная… Она так и не стала моей женщиной, сейчас я эгоистично жалею об этом и сам себе противен. Вера…

…Вера, Сергей, Федя, северный медведь Йорих Хольд… Все жертвы бесчеловечной бойни отпечатались в памяти, как раскаленные клейма. Осталась самая малость – добраться до Ромари Алвано.

Прикрываю глаза, заставляя себя хоть немного подремать, но мысли возвращаются к проигранной битве и неопределенному будущему. Как примут меня мои соотечественники? Под Нарголлой остались 3-ий и 6-ой пехотные полки и первая танковая дивизия. Командует гарнизоном полковник Стивенс, хорошо знавший нашего отца. Если информация о моих выходках не просочилась на спутник, мне помогут пробраться в Нарголлу и отыскать Алвано. Но порталы перекрыли после моего бегства (как и кто это сделал, черт побери?), и те двое, подорвавшие себя, охотились за мной не на шутку, так что от бывших сослуживцев стоит ожидать любых сюрпризов. В любом случае выбора нет, надо доставить Танюшку туда, где она будет в безопасности.

Час до рассвета, хоть немного бы подремать, пока не началось. Но тут «Мустанг» подпрыгивает на кочке, ревет двигатель, прибавляя скорость, нас бросает в сторону. Водитель не заметил яму в темноте?

– Дан, нарьяги! – кричит радист в переговорное устройство.

– Дьявол! Ну что за день!

Я спихиваю с колен проснувшуюся Татьяну. Тут же где-то внизу раздается глухой хлопок, танк шарахается в сторону, накренившись влево. Девчонка визжит, пытаясь подняться. Боковую броню прошивает снаряд, в орудийном отсеке так жутко громыхает, что едва не лопаются барабанные перепонки, по стальному телу «Мустанга» бежит мелкая дрожь.

Я лихорадочно пытаюсь справиться с оптикой, система подавления гасит снаряды, летящие в нас. Помощи ждать неоткуда – вся колонна атакована. Уроды! Потому они нас и не догоняли, что решили устроить засаду. Обездвижили; осталось методично расстрелять. Я матерюсь, разворачивая пушку, отсеки наполняет едкий дым, горит машинное отделение, а экипаж не отзываются.

– Маску надень! – кричу я Тане и сам натягиваю кислородный прибор. Пушка без устали посылает снаряды в укрывшегося в овраге врага, но из-за повреждения башни мы не можем целиться, как следует.

Я пытаюсь связаться хоть с кем-то из колонны. Все молчат. Еще один снаряд пробивает броню, другой разрывается поблизости, и я остаюсь без пушки.

Поворачиваюсь к Танюшке, она забилась в угол, изо всех сил вдавливая в лицо маску. Тащу ее к выходу почти на ощупь. Девочка обмякла, как тряпичная кукла, видно успела наглотаться дыма прежде, чем сообразила натянуть маску.

В черных едких клубах ничего не видно. Дергаю изо всех сил герметично запаянный люк – не поддается, башню перекосило и крышку люка заклинило. В отчаянии долблю по нему прикладом, из груди рвется крик, похожий на вой – я боюсь замкнутого пространства!

=== Глава 30 ===

Если есть ад, то он, наверное, такой… Дым, огонь и стенки стальной коробки, которая должна была уберечь от смерти, а стала ловушкой.

В последний раз отчаянно тяну рычаг и отдергиваю руку – пальцы, локоть, а потом и спину стягивает до боли знакомая судорога.

…Никогда еще не видел, как плавится титановая броня: вокруг крышки люка воздух сгущается, матовая поверхность ползет волнами, потом болты просто вытекают из своих гнезд, я едва успеваю шарахнуться в сторону. А я-то думал, что хуже уже не будет! Но если за дело берутся нарьяги, преисподняя кажется курортом.

Композитные сплавы превращаются в странно перекрученную бугристую субстанцию, которая крошится кусками и опадает вниз.

Как просто! Сейчас нас закидают гранатами, и все кончится. Меня разбирает смех. Надо бы проститься с жизнью, поцеловать напоследок губы Танюшки, бессильно повисшей на моем плече, но я удобнее перехватываю винтовку и Татьяну. Держитесь, суки, я иду!

Темно-синие предутренние сумерки сделались красными от пылающих танков, черные стволы сосен расчерчивают футуристическую картину ровными полосами. Среди всей этой сцены – мечты художника-авангардиста Ландкрауза – только одна фигура – нарьяг. Поверх меховой куртки и кожаных, заправленных в сапоги штанов болтаются красные лохмотья, похожие на основательно разодранную тунику. Ветер треплет темно-алую тряпку, в отблесках огня знакомое лицо кажется донельзя вымученным, Шику пытается держаться, но мне кажется, он сейчас упадет.

Вытаскиваю Таню, окончательно сомлевшую, когда люк едва не обрушился на наши головы, укладываю на нетронутый снег под кривой сосенкой.

– Спасибо, Шику, погоди, я сейчас…

Снова запрыгиваю на горящую броню танка.

– Там не быть живые, – говорит он надтреснутым голосом.

Правду говорит? Я пытаюсь понять, кто мне нынешний Шику: друг или враг? Что сейчас творится в его промытых нарьягами мозгах?

– Я сейчас, – говорю с нажимом и прыгаю в люк. Однако мне так и не удается пробиться в машинное отделение, за перегородкой бушует пламя, ясно, что спасать уже некого. Едва покидаю раненого «мустанга», внутри взрывается остаток боезапаса, ударной волной меня швыряет в снег.

Сдергиваю кислородную маску и вдыхаю ледяной дымный воздух, кружится голова. Шику медленно движется ко мне, краем глаза я вижу его, чувствую исходящую от него угрозу, но не могу даже пошевелиться. Что-то внутри не дает мне сопротивляться, я не могу поднять винтовку и попытаться остановить нарьяга прежде, чем он своей странной силой остановит мое сердце.

Со стоном приподнимаюсь на руках. Шику идет, шатаясь, голова его не покрыта, отросшие было волосы снова стали выпадать, и теперь шевелюра мальчика покрыта жуткими проплешинами, как у онкологических больных. Скулы выпирают под тонкой бледной кожей, глаза глубоко запали. Он хрипло, со свистом дышит, но… он никогда еще не был таким сильным.

– Ты похож на загнанную лошадь, дружище, – говорю я и понимаю, что несмотря ни на что, не боюсь его. Не потому, что мальчик не опасен или слаб, а потому, что мы связаны на всю жизнь чужой смертью.

– Каррихра! – выкрикивает Шику хрипло. – Лжец! Нар-шина запретил ложь. Ты обмануть меня! И умереть за это!

Что тут скажешь, он прав! С трудом встаю на ноги, все тело ломит.

– Убьешь меня? Ну, давай!

Ужас дрожит в зрачках парнишки вместе с отблесками пламени. Он вздергивает подбородок, будто пытается отвернуться, но глаз отвести не может.

– Ты не Нар-одар! Вы оба лжецы, ты и твой брат!

Криво улыбаюсь, глядя на его сомнения.

– Да, я солгал тебе, накажешь меня? Распорешь живот и съешь ррицу?

Шику стискивает худые кулачки, на него больно смотреть: он весь трясется. Что с ним сделали? Снова бесчеловечные эксперименты? Недаром у него теперь такая силища! Мальчика надо лечить.

– Нет, – с надрывом шепчет он, – просто убью. Ты не достоин жизни, посланник Звезды не лжет…

– Он просто молчит, – усмехаюсь я, вспоминая ваши с ним разговоры. Ты молчал, чтоб не солгать, по глазам Шику вижу, что и он это понял.

– Ты не Нар-одар! – кричит он, протягивая вперед дрожащие руки, будто пытаясь защититься. – Он тоже! Он мертв, он солгал мне и умер!

Темная чаща разносит его крик. Я делаю шаг навстречу и накрываю его ладони своими.

«Ты можешь прийти, когда захочешь».

«Я хочу! Хочу!»

Мой старый дом. Почему же так темно? Все портьеры закрыты. Ах да, сейчас ведь ночь, но в гостиной горит торшер, и мягкий свет очерчивает круг возле кресла.

Кажется, ты даже не удивлен, когда видишь, что я не один, встаешь нам навстречу.

– А, Шику, здравствуй. Привет, Дан. Чай уже готов, пойдемте за стол.

Шику удивленно озирается, цепляясь за мою руку. Мы усаживаемся на кухне, ты разливаешь чай по фарфоровым чашкам из старого сервиза. Ты всегда заваривал божественный чай, нигде и никогда я не пробовал ничего подобного. Только у тебя и еще у мамы.

На столе в корзинке зефир и печенье. Ты садишься напротив нас, будто определяя границу, кладешь подбородок на сцепленные пальцы и задумчиво наблюдаешь, как мы пьем чай: я с удовольствием, Шику – с опаской.

– Останешься со мной, Шику? – вдруг спрашиваешь ты. Мальчик переводит растерянный взгляд с меня на тебя и обратно, мучается выбором. Мы с тобой переглядываемся с улыбкой, нам не надо слов, чтобы понять друг друга.

– Почему ты не предлагаешь остаться мне? – спрашиваю.

– Потому что это твой дом, ты и так рано или поздно вернешься сюда.

– Лучше рано, – иронизирую я.

– Лучше поздно, – хмуришься ты.

– Шику, пей чай, он не отравлен. О, зефир! – я хватаю лакомство из корзинки, но ты не бьешь меня по руке, как в детстве. – Шику, попробуй, это тебе не цаква.

Мне, наконец, удается заставить его улыбнуться. Мальчик несмело протягивает руку и пробует незнакомую штуку, кивает, мол, вкусно.

– Ну, так что? Останешься? – спрашиваешь ты. Мордашка Шику светится от счастья.

Мне становится немного грустно.

– Тогда мне пора, – говорю я, вставая, – дела, дела…

В первый момент мне кажется, что все случившееся приснилось: горящий «Мустанг», Шику, чаепитие… Я снова лежу в танке, ощущая спиной каждую кочку.

– Проснулся?

Знакомое лицо склоняется надо мной, круглое, с хитрыми зелеными глазами и угольно-черными бровями. Голос тоже кажется знакомым, но, хоть убей, не могу вспомнить, кому он принадлежит.

– Не узнал, – с притворной грустью констатирует незнакомец, на самом деле он вполне весел, – Райт, дубина, это же я, Жан Веньяр к твоим услугам.

– Богатым будешь, – шепчу, чувствуя, что голос куда-то подевался. Сколько же я провалялся на снегу?

Теперь я его узнал, твой приятель по академии, командир танковой роты, Веньяр. Другого такого шутника и не сыщешь во всех вооруженных силах империи. Рядом с Жаном сидит полусонная Танюшка.

– Жан, как я здесь оказался? – спрашиваю, хватая его за руку.

– Вы попали в засаду. Ты как-то выбрался из танка, девочку вытащил. Ай, какая красивая девочка, сам бы такую вытащил!

– Жан!

– Тут мы подоспели, пугнули их, нары и убрались, они сейчас умные стали, на рожон не лезут, но ты с одним сцепился, не помнишь? – Веньяр задумчиво наморщил нос.

– Помню, – чуть не в крик говорю я, – что было дальше? Куда он делся?

– Он тебя заворожил, – уже серьезно продолжает Жан, – вы оба упали. Мы поостереглись стрелять, и девочка очнулась, закричала нам. Ну, так он потом поднялся, а ты остался лежать.

– Он сказал что-то?

Веньяр странно смотрит на меня, будто врач, прикидывающий, сколько взять с больного за лечение.

– Нет, ничего не сказал. Он… заплакал.

– А потом?

– Потом ушел. Он еле живой был, доходяга, даже патроны тратить не стали.

Жан усмехается и протягивает фляжку. Я делаю глоток и не чувствую вкуса, только аромат крепкого коньяка. Пью, то ли за здравие, то ли за упокой моего маленького спасителя.

Конец первой части.

=== Часть вторая ===
«Нарголла»

=== Главы 31–32 ===

Не хотите по-плохому, по-хорошему будет еще хуже.

Глава 31

Яркий свет слепит глаза. Я щурюсь, едва сдерживаясь, чтоб не закрыться ладонью. Голос доносится из темноты и кажется бесплотным, хотя с его обладателем мы уже успели познакомиться. Капитан Рэндел взял меня в оборот почти сразу после прибытия в расположение вооруженных частей империи – особый отдел времени зря не теряет.

– Начнем с самого начала. Назови имя и звание.

– Дан Райт. Рядовой запаса с 18 ноября 973 года.

– Рядовой? Странно. Возраст?

– Двадцать семь.

– Когда и как попал в Нарланд?

– Двадцать второго августа 974 года, – я нарочно называю дату на два дня раньше предполагаемого подписания мирного договора, – через портал в междумирье.

– С какой целью?

– Хотел оказать посильную помощь мятежникам в борьбе с нарголльской наемнической армией.

– Какая благородная цель!

Я поджимаю губы.

– Чего молчишь?

– Не могу знать, что говорить. Вы не задали никакого вопроса.

– Аэродром обнаружил ты?

– Да, господин капитан.

– На твоем шлеме были камера и микрофон. Свидетели утверждают, что на какой-то момент связь с тобой пропала. Что случилось?

– Меня захватили нарьяги.

– Как же ты сумел выбраться?

– Усыпил внимание и вырубил конвой.

– Конвой? Это были нарьяги?

– Мне кажется, люди.

– Что значит, тебе кажется?

– На них были шлемы с защитным забралом, я не видел лиц.

– Что было дальше?

– Я добрался до скутера и постарался увеличить расстояние до аэродрома.

– Ты везунчик!

Молчу. Лампа палит, как солнце в пустыне, по лицу стекают струйки пота. Я держусь из последних сил.

– Но, полагаю, все было иначе. Недаром Ромари Алвано увел с аэродрома эскадрилью за полчаса до ракетного удара. Как думаешь, почему?

– Не могу знать, господин капитан.

– Ты имел связи с нелюдями?

– Нет, господин капитан.

– Райт, ты осведомлен о том, что тебя ждет за дачу ложных показаний?

– Да, господин капитан.

– Свидетели утверждают, что ты имел связь с недружественными лицами нечеловеческой расы.

– Это был ребенок. Мальчик. Я спас его от локхи.

– Очень порядочно со стороны человека, брата которого растерзали нелюди.

Сжимаю и разжимаю кулаки под столом. Спокойно, Дан!

– По словам свидетелей, ребенок находился с тобой в лагере мятежников больше месяца. А потом ушел. Куда и почему?

– Я полагаю, к своим сородичам.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что он был в числе тех, кто устроил засаду на нашу колонну.

– Капитан Веньяр рассказал, что вы сражались. Это правда?

– Да.

– Тогда почему он тебя не убил?

– Не могу знать, господин капитан.

– Не прикидывайся, Райт. Вы не дрались, а разговаривали. Нарьяг не убивать тебя шел, а спасти. Почему?

Молчу.

– Отвечай!

– Мне нечего ответить, господин капитан.

– А я могу ответить за тебя, Райт, – ехидно говорит Рэндел, – ты нужен им зачем-то. Скажешь, зачем?

– Не могу знать.

– Для чего ты пробрался в Нарланд?

Разговор закольцевался.

– Оказать помощь мятежникам.

– А может, ты сговорился с нарьягами еще в междумирье? Знаешь, что грозит тебе за измену?

– У меня гражданство Штормзвейга. Между Нарголлой и междумирьем подписан договор о прекращении военных действий.

Договор не подписан и не будет. Наверняка, кто-то из мятежников проболтался о бойне в «Грандкарине». Тогда я точно смертник.

– Откуда тебе известно о мировом соглашении? Все держалось под секретом. Ты покинул междумирье за два дня до подписания договора, – голову морочит, проверяет.

– От моей девушки, Аделины Умано.

– Дочери Ринарио Умано?

– Да, господин капитан.

– Где ты сговорился с нарьягами?

– Я не сговаривался с нарьягами.

– С какой целью 15 ноября 973 года Корд Райт прибыл в Штормзвейг?

– Какое это имеет отношение к делу?

– Отвечай!

– Он прибыл… прибыл, чтобы убедить меня вернуться в расположение части, – впервые мой голос дрогнул.

– Как он оказался в Нарланде?

– Его захватили в плен нарьяги.

– Вот как? А у нас другие сведения. Тебе известно, что 5 июня того же года подполковник Райт был в Нарголле?

– Нет, не известно! Какое это имеет значение?

– Тогда ничего не смогли доказать, но есть данные, что Райт имел отношение к поставкам оружия нарголльской армии.

Какая мразь! Этого я не могу стерпеть:

– Сукин сын! Не позволю чернить память моего брата!

Вскакиваю и, сбив локтем настольную лампу, перепрыгиваю через стол. Капитан Рэндел шарахается от меня, маленький и сухопарый, но он вовсе не испуган. Напротив, кажется очень довольным, что удалось пробить стену моего самообладания, хитро и насмешливо щурится, дергает верхней губой, обнажая ровные желтые зубы.

Сержант и стенографист оттаскивают меня от следователя. Выворачивают плечи так, что скрипят кости, а я чуть не вою от боли. На запястьях защелкиваются тугие наручники.

– Сядь. Отвечай на вопрос.

С трудом перевожу дыхание.

– Я не помню, какой вопрос вы задали, господин капитан.

Прихожу в себя, понимая, что моя дурацкая вспышка может очень навредить. С особистом лучше не ссориться.

– Светлова Татьяна рассказала, что ты был в близких, дружественных отношениях с нарьягом. Он обучал тебя языку. С какой целью?

Урод! Пока мы с Жаном устраивали раненных мятежников, успел допросить измученную, подавленную горем Таню.

– Я хотел лучше его понимать.

– Повторяю вопрос, с какой целью?

– Мне нечего ответить. Никакой определенной цели не было.

– Тебе лучше ничего не скрывать, Райт, – с угрозой произносит Рэндел, – Слишком уж многое говорит против тебя.

– Я не военнослужащий и нахожусь не под вашей юрисдикцией.

– К сожалению, порталы перекрыты, и мы не может запросить данных о тебе, а идентификационный номер ты предусмотрительно потерял. Но это не поможет тебе нас обмануть.

– Я не обманываю, господин капитан.

Он улыбается бледной, ничего не значащей улыбкой.

– Нам еще предстоит разобраться в этом. Сержант, уведите его.

Глава 32

Оставшиеся в нарских землях военные части империи заняли городок под названием Крикха в ста милях от Нарголлы. За основательными, сложенными из неотесанного камня стенами скрывалась ошеломляющая нищета. Убогие голодранцы, странные, округлой формы здания, барханы песка прямо на улицах. Худые облезлые псы. Звенящие бубенчики на единственном двухэтажном здании. Когда-то здесь было что-то вроде духовной семинарии на нарьягский лад, но сейчас его занял начальник гарнизона и военная комендатура. Меня поместили в подвал пристроя, где кельи похожи на камеры в военной тюрьме.

Узкая щель под потолком заменяла окно, необструганное бревно – койку. Два раза в день приносили жидкую баланду, куда сердобольный сержант старался подложить куски мяса. Наручники, правда, сняли. Я провел в каземате двое суток, изнывая от безделья и глухой подсердечной тоски.

На третий день меня снова повели на допрос. Ни в чем не виноватый сержант защелкнул за спиной наручники и втолкнул в уже знакомое помещение с большим столом и слепящей глаза лампой.

Я сощурился, не имея возможности закрыться от яркого света. За столом двое, лиц не видно, но знакомый голос расставляет все по своим местам.

– Господин Райт, как вы себя чувствуете?

Капитан выходит из тени, теперь я отлично вижу его узкое, как у хорька, лицо, поры на носу, уже наметившуюся лысину.

Я едва удерживаюсь от колкости. С чего бы это такая вежливость? Решил сыграть добренького следователя?

– Отлично, господин капитан.

– Выспались, отдохнули?

Теперь я уже ничего не понимаю. Что это с ним?

– Да, господин капитан.

– Ну что ж, вы можете быть свободны.

Сказать, что я удивлен, означает не сказать ничего. Ошеломленный неожиданным поворотом дела, пытаюсь собраться с мыслями. Особист по-своему понимает мое молчание.

– Вы, видимо, ждете извинений? Я готов принести их. К сожалению, от оплошности никто не застрахован. Имела место служебная ошибка, но все выяснилось. Вы можете быть свободны, господин Райт.

Сержант снимает с меня наручники. Я повожу плечами, вывернутые суставы слегка отзываются на движение.

– Могу узнать, кому я обязан свободой? – спрашиваю я.

– Получены новые сведения, – на удивление охотно отзывается Рэндел, – ваш друг Константин Краснов пришел в себя и дал показания. Мы вычислили шпиона Ромари Алвано.

– Кто это был?

– Теперь уже неважно, но если вам так хочется… – пожимает плечами капитан, – вы знали этого человека под именем Вера Строгова. На самом деле ее имя Эльви Крайер, член террористической организации «Лефтхэнд».

Мне кажется, что сердце в груди останавливается, в висках молоточками хрустальный звон. Как все просто оказалось. О моем визите на аэродром знали трое, в их числе и Вера.

– Она мертва?

– По всей видимости. Командор Алвано умеет заметать следы. В каземат, где находилась Крайер, попал осколочный фугас. Никто не выжил.

– Понятно.

Сказать больше нечего.

– Вы можете свободно перемещаться про Крикхе, господин Райт, – предупреждает Рэндел, – но не покидайте гарнизон до окончания разбирательства. Возможно, от вас потребуется уточнить некоторые детали.

– Хорошо. Я хотел бы… увидеть Костю и Таню Светлову.

– А вот с этим прийдется повременить, – раздается голос за кругом света, – капитан, мне надо поговорить с господином Райтом наедине.

Капитан и сержант выходят, прикрыв дверь. Щелкает выключатель лампы, и мне кажется, что я оказался в темноте. Перед глазами плавают черно-багровые пятна.

Мой пока невидимый собеседник молчит, его шумное, с признаками одышки, дыхание хорошо мне слышно. Наконец, глаза привыкают к полутьме, и я могу его разглядеть. Это начальник гарнизона Крикхи полковник Стивенс. Он сильно изменился с тех пор, как я видел его в последний раз: в нашем доме, мне было лет пять. Но не настолько, чтобы не узнать крупное лицо с неправильным, бульдожьим прикусом и широко расставленными глазами.

– Будто время повернулось вспять, – молвит начальник гарнизона глухо, теребит портсигар и подвигает пепельницу, – одно лицо с братом, тебе говорили, Дан?

Закуривает сам и протягивает мне. Дорогие сигареты «Лэнд оф дарк», крепкие, с терпким вкусом.

– Говорили, господин Стивенс, – киваю, с удовольствием затягиваясь. После отвратительной «звезды» просто блаженство.

– Откуда ты взялся под Нарголлой? Можешь мне честно, я никому не скажу.

– Помогал мятежникам.

Он стряхивает пепел в глиняную пепельницу, задумчиво трет пальцами кончик носа.

– Не хочешь – не говори. Ко мне девочка пришла, Татьяна, пробилась, ее не пускали. Она мне и рассказала о тебе.

– Спасибо, что помогли, – с чувством говорю я. Танюшку, спасительницу, расцелую, как увижу!

Стивенс рассеяно кивает.

– Мне все равно, что ты там натворил в междумирье прежде, чем удрал, – произносит он с такой уверенностью в своих словах, что мне делается холодно, – ты не мой солдат и можешь быть свободен. Но я надеюсь на некоторую откровенность с твоей стороны.

– Почему вы так уверены, что я сбежал? – напряженно интересуюсь я, запястья еще остро ощущают тугой холод наручников.

– Потому что надо быть полным идиотом, чтобы отказаться от роли зятя лидера Умано ради каких-то повстанцев. После смерти брата прошло больше года, значит нечто иное подвигло тебя покинуть райское место и искать себе приключения на за… мягкое место. Элементарная логика, мой мальчик.

– А если все не так?

– Станешь рассказывать, что поссорился с невестой и в пику ей отправился в Нарголлу? И снова я тебе не поверю. Очень уж удачно совпало подписание мирного договора с твоим бегством.

Он знает. Мне крышка!

– Чего вы хотите от меня?

– Давай просто вместе подумаем. Может быть, вдвоем мы сумеем найти разгадку, – начальник гарнизона перевел дух, – год назад я и наши общие с твоим братом друзья пытались получить его личное дело и документы, касающиеся гибели Корда в Нарланде. Однако дело об убийстве подполковника Райта оказалось строго засекречено, а после и вовсе исчезло из архива штаба. Исходя из этого, мы сделали два вывода…

– Кто это мы? – подозрительно спрашиваю я.

– Прежде всего, непосредственный начальник твоего брата Мануэль Форка и другие высокие военные чины, – отвечает Стивенс, еще сильнее выдвигая нижнюю челюсть. – Нам дали понять, что дело под контролем самого Рагварна, и те, кто попытается узнать правду, будут незаметно и быстро сняты с занимаемых должностей.

Мне нечего сказать. Я тоже не смог дознаться до правды, хотя задействовал даже отца Лины. Твою гибель объявили делом рук бесчеловечной нелюди и воспользовались случаем, чтобы объявить войну Нарголле.

– Я знаю, что вы виделись незадолго до смерти Корда. Он что-нибудь говорил? – Стивенс глядит остро, с ожиданием, странно взволнованный нашим разговором, хоть и пытается скрыть свое беспокойство.

– Нет, – качаю головой. Почему-то мне кажется, если б ты рассказал мне что-то, я и в этом случае не признался бы начальнику гарнизона Крикхи. – Если б я знал, неужели оставил бы все, как есть?

Стивенс давит окурок, исходящий серебристым дымком.

– Прости меня, мальчик. Я знаю, как тебе тяжело. Вы ведь были очень дружны…

Да, очень дружны. В груди горит от злости. Отстаньте от меня, понимающие и сочувствующие! Я больше не хочу слушать утешения и обещания, что все как-нибудь отболит и забудется.

– Господин Стивенс, я могу быть свободен?

– Свободен-то, свободен, конечно. Но куда ты пойдешь?

– Домой, – с рычанием вырвалось у меня.

– Поверь мне, мальчик, я и сам бы убрался из Нарланда домой, – вздыхает начальник гарнизона. – Год уже не видел жену и детей. Но порталы перекрыты, и нам приходится торчать в этой проклятой пустыне.

Я не знаю, что ответить. Да, он прав, как ни противно находиться среди имперских войск и ежеминутно ждать нового обвинения, пока мне некуда идти. И еще надо приглядеть за Таней.

– Пойди к Девории. Он обеспечит тебя всем необходимым. Расположишься в офицерских квартирах пока, а там поглядим.

– Спасибо.

– Райт, – Стивенс окликает меня у порога, – у нас тут работает группа ученых. Честное слово, мы давно уже разнесли бы Нарголлу ядерными боеголовками, но эти всезнайки не дают. Вроде как, загадка природы. Надобно изучить. Похоже, на данный момент ты единственный хоть что-то знаешь о феномене нарьяг. Расскажешь им все, что тебе известно.

– Хорошо, – бессильно опустив плечи, соглашаюсь я. Мне хочется оказаться на улице и глотнуть свежего морозного воздуха.