Текст книги "Убийственная реклама, или Тайна работодателя"

Автор книги: Юлия Бакирова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц)

Глава 6
Тесты с секретом

1

Толя поймал мотор. Терять время на метро не хотелось, тем более что деньги были. Он посмотрел на купленные вчера часы, змеей сжимавшие запястье. Время еще оставалось. Сидя в автомобиле, он позвонил матери. Та была рада услышать его голос, потом, расплакавшись, сообщила, что бабушка приходила к ней во сне, просила присмотреть за внучком:

– Так и сказала: «Ты за Толенькой-внучком приглядывай. Я ему уже не помогу».

– Мама брось, сходи в церковь, закажи панихиду или просто свечек поставь, – отмахнулся он, разглядывая через приоткрытое окно прохожих и автомобили на соседних полосах движения.

– Я ходила сегодня, за всех ставила. Что там произошло! Толенька, ты меня прости, что нервничать тебя заставлю, но я должна рассказать, – произнесла мать и замолчала, словно опасаясь чего-то.

– Мам, деньги капают, говори уж! – психанул парень.

– Вы ведь с Геной вместе уезжали. Я просто его маму встретила в церкви. Она на коленях перед иконой поклоны била, а как меня заметила, так бросилась, будто дикая, и кричит: «Что твой сын с моим мальчиком сделал?! Мне знак был! Что сделал?!» И женщина заплакала, переживая произошедшее, ощущая запах ладана, чувствуя на себе взгляды верующих, собравшихся вокруг.

– Что за знак ей был? – спросил Толя, с силой сжав сотовый правой рукой. Потом он обратился к водителю автомобиля:

– Долго еще?

– Сам видишь, какие пробки. Вон тачка с мигалками дорогу перегородила, – указал вперед мужик, дыхнув на Толю прокуренным ртом.

Дизайнер отвернулся и спросил мать:

– Так что за знак ей был?

– Не знаю, сынок. Она словно взбесилась, меня за рукав схватила и к иконе Девы Марии поволокла, приговаривая: «Перед ликом святым говори! Как мать матери говори! Что с моим мальчиком?!» Я отбивалась, она рукой махнула и несколько свечей сбила…

Тут женщина осеклась, словно ей в спину воткнули нож и слова застряли в горле. Толя, посмотрев, как впереди правительственный автомобиль, сигналя лампочками, поехал влево, освобождая дорогу, спросил:

– Мам, ты чего замолчала? Мам?!

Он слышал ее дыхание, еще какой-то звук, похожий на знакомый с детства хлопок пистона в игрушечном пистолете.

– Мама, хватит молчать!

– Толенька, – прохрипела она, и по спине парня побежали мурашки. – Она смахнула те самые свечки, которые я за твое, Генкино и отца твоего здоровье ставила.

Она вспомнила еще раз, как мать Гены, с округлившимися безумными выплаканными глазами, дергает ее за рукав. Трещат нитки шва, верующие вокруг ропщут. Пахнет церковью. Другой рукой женщина машет, задевая свечки, только что поставленные за здравие дорогих и просто знакомых людей. Огоньки гаснут. Восковые палочки летят на деревянный пол. Еще несколько свечей по соседству гаснут и падают вниз. Воскресив это в памяти за миг, мама Толи продолжила:

– Вот тогда на нее налетели люди и спасли меня. Возникла сумятица, я сбежала от стыда, – затараторила она. – Надо сходить и службу за здравие заказать, только в другую церковь. В эту боюсь идти, хоть и рядом с домом.

– Мамочка, тебе нужно успокоиться. Ты с похоронами, с наследством совсем вымоталась, а тут еще эта ненормальная. Я понятия не имею, что делает Генка. Я тогда его матери не сказал, но он подсел на наркотики, и наши пути…

Его перебили гудки. Он посмотрел удивленно на телефон, перенабрал номер. Абонент был недоступен или находился вне зоны досягаемости. «Батарейка могла разрядиться», – подумал парень, убирая сотовый в кожух, прикрепленный к ремню. Недосказанность повисла в воздухе как что-то осязаемое, твердое. Толя посмотрел в окно:

– Подъезжаем?

– Уже, – притормаживая, ответил водитель.

Парень протянул деньги, вышел. «Может, зайти к Генке, на старый адрес? Узнаю, что к чему?» – размышлял он, но стоило увидеть яркую неоновую вывеску ресторана, стоящую около входа в него Полину в вечернем платье, то обо всем забыл.

– Привет, я не опоздал? – подходя, целуя ее в щеку, спросил он.

– Я только что подъехала.

– Нужно было ехать вдвоем, – подставляя ей согнутую в локте руку, сказал Толя.

– Я же была в парикмахерской, стыдно признаться, но в ресторане не была несколько лет, – обвив свою руку вокруг его, ответила она.

– Первый раз я же видел тебя обедающей в ресторане у высотки, – улыбнулся дизайнер.

– Я имею в виду походы с мужчиной, моим мужчиной, – прильнув к его плечу щекой, прошептала она. Волосы женщине уложили в витиеватую ракушку, над которой парикмахер трудился полтора часа.

– Столик номер двенадцать, – сказал Толя подошедшему к ним распорядителю зала.

Зализанный мужчина кивнул и повел пару меж столов, занятых разномастными персонажами: лысые, пузатые, после перманента, обесцвеченные, в строгом и дорогом, в блестящем и безвкусном, ярко накрашенные и с естественным макияжем…

– Тут красиво, – призналась она.

Когда с салатами было законченно, принесли перемену. Каждый успел осушить по бокалу красного вина. Толя сказал:

– Сегодня меня вызывали к главному. Он очень хорошо отзывался о моих работах. Сказал, что я делаю успехи и процент вовлечения в потребление, а также уровень внедрения информации, размещенной согласно моим макетам, судя по проведенным агентством тестам, неуклонно растет.

– Ваша фирма проводит тестирования? Я слышала, что это дорогостоящая процедура.

– Агентство может себе это позволить, коль они выплачивают такие гонорары и зарплату, – ответил парень, вдохнув аромат жареной дичи, вспомнив последнюю сумму, полученную им в бухгалтерии.

– А тебе показали графики и таблицы с опросами? – разрезая ножку острым посеребренным ножом, поинтересовалась Полина.

– Нет. Я что-то не спросил. Я про Сергея пытался выведать.

– Опять? – вспомнила рассказ Толи о том, как он ходил в отдел кадров, расспрашивал немногословных коллег, но так ничего нового и интересного не узнал.

– Да, когда шеф сказал: «Ты делаешь успехи», я спросил: «Такие же, как Ивлев Сергей? Я слышал, что он был талантлив». Главный замолчал, откатился на стуле в тень за столом, еще подумал и ответил: «Сергей был талантлив, но желание добиться идеала свело его с ума. Его работы запоминались и порой производили эффект взорвавшейся бомбы, но оказались малоэффективными, согласно исследованиям». Это все, что я узнал.

– Значит, по его работам тоже проводили тестирование. У вас в фирме должен быть специальный отдел маркетинговых исследований, – макая ароматное мясо в нежно-розового цвета соус, предположила Полина. – Там можно попытаться найти волнующую тебя информацию.

– Точно! Заодно и свои тесты посмотрю. Верно ведь? – подливая еще вина, слегка благоухающего медом, одобрил ее предложение Толик.

– Солнце мое, – захмелев, она решилась на этот вопрос, – а зачем тебе копать так глубоко? Зачем тебе этот Сергей?

– Он мне по барабану, – освежая напиток в ее бокале, сознался парень. – Но мне кажется, что не все так просто. Я хочу знать, почему он сошел с рельс.

Он не стал рассказывать ей о странностях, заполнивших его жизнь с мая этого года. Он промолчал о случае с коллегой, проткнувшим себе ладонь карандашом, о камне с запиской и предсмертных словах бабушки, о плачущем Артеме, о своих снах. Эти жуткие сны периодически будили его среди ночи, заставляя вставать, идти в ванную, умываться холодной водой. Сны были разнообразными, но чаще всех повторялся и запомнился тот, в котором его манила к себе огромная черная тень, за плотной спиной которой бесновался огонь, а за ним, Толиком, волочились тени меньше и прозрачнее. Эти скулящие водянисто-серые кляксы тянули к нему истертые сумрачные руки и молили о чем-то. Когда одной из теней удавалось схватить его за щиколотку, он просыпался.

– О чем задумался? – тронула его руку Полина.

– А? Да так, я просто за мать переживаю.

– Звонил? – отпивая вина из бокала, отражавшего свет ярких ламп ресторана, спросила Полина.

– Да, пока сюда ехал. Что-то она там замоталась.

– Давай съездим, покажешь мне свою малую родину, – склонив голову набок, предложила Полина.

– Сейчас некогда. Работы много, – ответил он и пристально посмотрел на девушку за соседним столиком, задумался, потом тряхнул головой, сказав: – Нет, не в этом месяце. Скоро должны внести поправки, ограничивающие рекламу пива, так мы занимаемся выдумкой способов продвижения этого чудесного напитка в массы иным образом.

– Рекламу пива вообще уберут? – уточнила женщина.

– Нет, на телевидении ограничат и еще кое-какие запреты введут.

– Уже знаете – какие?

– Ответ отрицательный, но готовимся к полному запрету, так думается легче, без задних маневров и места к отступлению, – допивая вино, ответил он.

– А можем мы поговорить не о работе и этом Сергее, – попросила Полина, промокнув губы салфеткой.

– Можем, – кивнул он. – Пойдем танцевать.

Играли вальс Доги. Скрипка затрагивала душу, заставляя увлажняться глаза сентиментальных людей. Толик заметил, как платочком вытирает выступившую влагу седовласая женщина у стены, одиноко пьющая коньяк, закусывая его лимоном.

– Здесь разве принято? – поджимая руки к груди, спросила Полина.

– Какая разница. Мы клиенты, можем потанцевать, если хотим. Для чего нанимать оркестр, если не для танцев?

– Нет. Не будем.

– Тогда пойдем в клуб, где можно расслабиться. Я давно не танцевал, а ты?

– Тоже очень давно, – призналась Полина. – Да и в…

Она хотела сказать, что стара для танцев, и испугалась чуть было не сорвавшихся с губ слов. «Если постоянно напоминать, что старше его, то зачем на что-то надеяться, а ты уже привыкла к нему». Сейчас, опьянев, она готова была сказать, что любит его, но боялась напугать. «Одно дело, когда молодой человек живет с тобой в твоей квартире, а совсем другое – намекать ему на длительные отношения со всеми вытекающими последствиями». Она согласилась поехать в ночной клуб, расположенный неподалеку от ее дома. Он рассчитался, и они ушли из ресторана.

2

– Там такие слова написаны: «В этом месте вчера десять человек забили насмерть прохожего. Двое пинали его ногами, восемь прошли мимо, не оказав помощи. Равнодушие приравнивается к соучастию. Будьте осторожны, вы можете оказаться на месте того прохожего». Как тебе такая ботва? – говорил один парень в майке из мятой ткани соседу Толика по барной стойке.

– Типа, меня могут завтра забить какие-нибудь гопники? – переспросил сосед, прикрыв ладонью ухо, направленное в сторону танцпола, гремевшего хард-роком.

– Чувак, у тебя вообще серые клетки откинулись от кислоты?! – прокричал «мятая футболка». – Я о подоплеке соучастия. Типа, если не встреваешь в мочилово – ты подонок!

– Я понял, что меня могут грохнуть, если догонят, – заржал сосед.

– Ваш мартини готов, – пододвигая к Толику фужер на длинной тонкой ножке, сказал бармен. Тогда дизайнер отвлекся от подслушивания обсуждения придуманного им по социальному заказу текста. «Дело делается, работу обсуждают», – порадовался он, слегка озадаченный непонятливостью одного из парней.

– Вот деньги, – расплатился он за напиток, взял его и пошел к столику, за которым ждала Полина. По пути еще раз отметил, как она сегодня хороша и что его начинает штормить от выпитого.

– Вот ваш мартини, мадемуазель, – чуть не выронив фужер из размякших рук, сказал Толя.

– Спасибо, сэр, – ответила женщина, принимая напиток. – Смотри, как красиво сделали свечки.

Толик повернулся к танцполу, на котором колыхались колосьями люди, а по стене загорались лампочки, люминесцентные огни, и время от времени, когда музыка сбавляла темп, превращаясь из водопада в плавную и тягучую реку-мелодию, по стенам вспыхивали встроенные свечки. Парень уставился на один из язычков искусственного пламени, и перед глазами встал внутренний свод церкви, в которую он приходил молиться, живя в Оренбурге. Современные биты отступили, уступая место хоровому пению. С икон на него смотрели святые, верующие били поклоны и без устали крестились, шепча молитвы, подпевая. От серебра и золота все поплыло перед глазами. Церковный запах проник в нос. Голова парня закружилась. Свечка подрагивала перед ним, разгораясь сильнее. Он ощутил тепло на коже. И чей-то рот жарко зашептал ему в самое ухо: «Перед ликом святым говори! Как матери говори, что с моим мальчиком?!» Церковное пение исчезло, снова брызжет клубный микс, а голос уже над его ухом кричит: «Что с твоим мальчиком?!» Толя зажмурился, сжав руки в кулаки, расправив их и снова сжав. Голос повторил: «Что с твоим мальчиком?!» Толя открыл глаза и посмотрел вверх. На него смотрела девушка с черными волосами.

– Очнулся, – произнесла она. – Полин, могу я присесть?

– Конечно, – попытавшись запустить пятерню в волосы, но вспомнив, что они уложены в строгую вечернюю прическу, кивнула женщина.

Незнакомка отодвинула третий стул, доселе пустовавший. Поставила на столик бокал, судя по красному цвету и бархатистой консистенции жидкости, с «Кровавой Мэри» и положила пачку удлиненных дамских сигарет.

– Это Лиза, коллега по работе, – представила девушку Полина. – Это Анатолий, мой…

– Троюродный брат, – вставила Елизавета, вынимая сигарету.

– Так точно, – кивнул парень. – Что это у тебя за коктейль?

– А, «Машка»! – перебрав пальцами в воздухе, словно стуча подушечками по столу, ответила девушка. Она прикурила, убрала зажигалку.

– Я думал, «Кровавая Мэри», – протянул Толя, подпирая правой рукой висок, а левой ища под столом колено Полины, сложившей обе руки на стол.

– Так и есть, – улыбнулась Лиза, выпустив кольцо дыма изо рта. – Просто бармены так называют эту штуку. Так короче, а значит, быстрее.

– Ты одна? – подключилась к разговору Полина, чувствуя, как ее колено гладит мужская рука. Толя смотрел на нее прищуренными хитрыми глазами.

– Одна. Дома скучно, вот вышла погулять, – ответила та.

Они поговорили обо всем и ни о чем, минут тридцать потанцевали под что-то модное, название чего все трое забыли. Перед тем как разойтись по домам, заказали еще по коктейлю. Потягивая через трубочку густую сливочно-белую консистенцию, стоившую немалых денег, Толя услышал:

– Извини, что напоминаю. Ты раньше знал Сергея, который тогда напал на тебя?

– Все в курсе того, что на меня напали?! Нет, не знал я Сергея, – ответил парень.

– У нас несколько человек в тот день поднимались в ваш офис, – пояснила Полина причину осведомленности коллеги. – Лиза тоже успела застать арест этого…

– Да и что такого. В высотке только на эту тему судачили дня два, – закуривая, бросила Елизавета. – Я к чему спросила-то. Он, этот Сергей, странный был какой-то. Может, ты с ним спорил, вот он и психанул?

– Я с ним не спорил. А ты его знаешь? – задал вопрос Анатолий, ощущая на языке приторность входящего в коктейль ликера.

– Несколько раз сталкивалась до того момента, пока он не исчез. Сейчас-то я знаю, что его в психушку упекли, а тогда думала, что он на войну подался, наемником.

– Почему ты так подумала?! – Эту фразу Толя прокричал, потому что с танцпола донеслись чрезвычайно громкие звуки, перекрывавшие голос.

– Он со мной как-то в лифте ехал тет-а-тет! – объясняла девушка. – Приблизился, посмотрел пристально так… Бррр, вспоминаю, и холодок по спине… Говорит: «Ты согласилась бы брать дополнительные деньги за убийство людей»? Я в шутку, лишь бы отвязаться: «Смотря сколько. А что, тебе предлагают? Соглашайся!» Он свое лицо чуть ли не прижал к моему и шепчет: «А мне не предлагали, просто дали задание, и все, я сам все узнал, и мне это нравится». Тут лифт остановился, вошли еще люди, мы поехали на первый этаж.

– Ужас, – слизнув капли сливочного алкоголя со стенок фужера, вставила Полина. – Тебе повезло, что он… Даже думать не хочу.

– А о чем он говорил, он не пояснял? – спросил Толя, допив свою порцию.

– Как было, так я и рассказала. Поделилась, и на душе полегчало.

На танцполе включили веселую танцевальную обработку песни популярной западной грандж-группы.

– Опа-опа, песня клевая, я танцевать пойду, – вскочила Лиза, второпях туша окурок. – Вы со мной?

– Мы уходим, – прикрыв левой рукой глаза, а правой распуская укладку-ракушку, ответила Полина. Потом посмотрела на Толика, уточнила: – Мы уходим?

– Да, Лиз, мы пойдем. Уже сил нет, – ответил дизайнер.

– Бросьте, завтра же выходные!

– Спать, спать, спать, – повторил парень.

Девушка сказала: «Пока!» Она сгребла со стола пачку сигарет, зажигалку, сумка болталась у нее на плече. Когда она растворилась в толпе конвульсивно двигающихся полуночников, пара встала, пошла к выходу. Обоих шатало.

– Теперь я еще больше убедилась, что этот Сергей шизофреник и больше ничего, – выходя на улицу, сказала Полина.

– Угу, – поддерживая ее за локоть, буркнул Толик. Он осмотрелся, указал пальцем вправо, сказав: – Нам туда.

3

Он сжимал левой рукою пальцы правой. Заметив это, остановился, посмотрел под ноги. В зеркально-блестящих после нанесения американского дорогого спрея носках новых туфель, выбранных для него Полиной, Толя увидел свое искаженное отражение. «Что ты хочешь там увидеть?» – словно спрашивало оно, искривляясь от малейшего движения. «Действительно, что?» – задумался он, расправив плечи, подняв голову. По переходу шли люди. Их лица были ему незнакомы, поэтому он подумал: «Вдруг я наткнусь на кого-то, кто меня помнит? Если произошло что-то страшное, то меня могут втянуть в разбирательство». Толя машинально потянулся левой рукой к правой, понял это и заставил себя остановиться, убрав правую руку в карман. Люди обходили его, как обтекает препятствия вода. Какой-то сгорбленный старик с орденами на лацканах потертого, засаленного пиджака ругнулся, искоса посмотрев на хорошо одетого молодого человека:

– Встал тут, как статуя! Людям пройти не дает!

Анатолий отошел к стене, не прислоняясь к грязной плитке. Было жалко испачкать купленный на днях кашемировый свитер. «К чему накручивать себя, к чему эти нервы?» – подумал Толя. Словно в ответ на эту мысль, он посмотрел влево, где походя высокий мужчина в рубашке с лиловым галстуком и серых классического кроя брюках разговаривал с женщиной в розовом пончо и джинсах:

– Зачем лишние треволнения, зачем делать так. – При этих словах великан левой рукой потрепал мочку правого уха. – Ведь можно сделать вот так. – И он потер правую мочку правой рукой. – Быстрее?!

Женщина рассмеялась, что-то ответила, но Толик не слушал, он думал: «Действительно, чего я жду, когда можно сходить и все узнать».

Он вышел из перехода и сразу ощутил, насколько затхлый там, под землей, воздух, впитавший в себя запах мочи, грязи, пота попрошаек. Он отметил, что у магазина сменили вывеску, повернулся к дороге – социальный баннер с наркоманкой сняли.

Анатолий вошел в подъезд. Знакомые стены, да и не стоило ожидать каких-либо изменений за столь короткое время. Он поднялся вверх, прошел мимо квартиры, служившей ему с Геной домом. Щербиной содранной краски зияло деревянное полотно, блестели новые замки. Прислушавшись, поняв, что никого в подъезде нет, парень подошел ближе к двери. «Ломали», – тронув безобразную дыру, подумал он и приложил ухо к двери. Внутри было тихо. Он напряг слух, но так ничего не разобрал. Тут до него донесся звук шагов. Кто-то вошел в подъезд.

Дизайнер, спускаясь вниз, узнал старушку с пятого этажа. «Вряд ли она помнит меня в лицо», – подумал он, обратившись к пенсионерке:

– Извините, здравствуйте! Можно задать вам один вопрос?

Она подняла на него глаза, от которых во все стороны отходили лучики морщин. Правый зрачок был белесо-голубым, а левый – ярко-синим.

– Я не тороплюсь, спрашивайте, – ответила она.

– В квартире на втором этаже жили молодые люди…

– Нет там молодых, в возрасте все. Я в этом доме уже почитай лет тридцать. Всех знаю…

– Они не долго жили, снимали квартиру, – пояснил Толя, опираясь рукой в обшарпанную стену с надписью под потолком: «Коля – казел, я его долбал».

– Аааа! У Гальки?! – всплеснула руками старуха, чуть не ударив дизайнера клюкой по колену.

– У Галины Ивановны, – кивнул дизайнер, подумав: «Какого я назвал имя хозяйки!»

– Жили у Гальки два наркомана. Один чуть дом не спалил, хорошо люди добрые милицию вызвали. Сирены гудели, до мигрени! Эмчээсовцы приезжали. Дверь ломали, пыль подняли во всем подъезде. Я сперва думала – бандиты, и кричу: «Милицию сейчас вызову!», а они смеются, окаянные, и кричат, что сами милиция…

– Что сталось с этими наркоманами?! – перебил Толя пожилую женщину и убрал руку, испачкавшуюся в побелке, в карман. Сверху кто-то спускался. Судя по быстрым скачущим шагам – мальчишка с третьего этажа, памятный дизайнеру своими полуночными играми на приставке с сильной громкостью.

– Одного не нашли, а второго, что костер в ванной запалил, увезли…

– Куда увезли? – посторонившись, пропуская рыжеволосого мальчугана, спросил парень. Малец обернулся, узнал его и быстрее припустил на улицу.

– В дурдом сдали, кажется. – Она замерла, задумавшись, уставилась в лицо Анатолия. – Точно, точно, в дурдом…

– Спасибо! Пока! – бросил Толя, огибая пенсионерку, решившую подробнее описать случившееся этому милому опрятному юноше.

Она что-то говорила ему вдогонку, но он не хотел больше ничего слышать. Голова наполнилась звоном: «Динь-динь-динь-динь-динь-динь-динь». Этот звук в долю секунды проходил от виска к виску, переворачивая нутро наизнанку. «Динь-динь-динь-динь-динь-динь-динь», – стучало до помутнения в глазах. Он выбежал на улицу. Почувствовал, как скрутило в животе. «Динь-динь-динь-динь-динь-динь-динь», – звенело, когда Толика, не успевшего скрыться во дворе за углом, вырвало прямо на стену, асфальт. Реплики прохожих его не волновали. Он хотел избавиться от: «Динь-динь-динь-динь-динь-динь-динь-динь-динь-динь». Чья-то крепкая рука сгребла его за шиворот свитера. Он дернулся, вырвался и побежал вперед. Бежал долго, пока не оказался в каком-то пустынном месте, посреди тропинки, проходящей между двух металлических сетчатых заборов. Остановился, но лица прохожих, фонари, стены домов, магазины… продолжали мелькать перед глазами. «Динь-динь-динь-динь-динь-динь-динь», – стало громче. Он оперся на сетку забора и попытался еще раз вырвать. Толя хотел, чтобы с остатками переваренной обеденной пиццы из его тела убралось: «Динь-динь-динь-динь-динь-динь-динь». Казалось, желудок поднялся до горла, но ничего, кроме воздуха, не вышло. Перспектива стала зыбкой, искривленной. Его качнуло. Ударом в спину завалило на забор. Ноги поползли назад, будто их кто-то тянул. Толя упал лицом на сетку. «Динь-динь-динь-динь-динь-динь-динь», – гремело в голове. Он, обдирая кожу о металл, сполз к земле. Лег на живот. Кто-то пнул его по щиколотке, крикнув:

– Наркоманы чертовы, дорогу освободи! А еще одет хорошо-шо-шо-шо-шо-шо-шо-шо-шо…

«Динь-динь» сменилось на шипящее, шероховатое, шарообразное, непослушное «Шо-шо-шо-шо». Этот звук окутал дизайнера, убаюкал его, увлекая в черноту.

4

Чернел фиолетовый вечер. Толик очнулся, почувствовав, как кто-то шарит по его карманам, пытается подлезть к животу, где на ремне висел кожух с сотовым. Еще не успев открыть глаза, Толя подвернул руку, схватив воришку за указательный и средний пальцы. Тот выдернул их, шумно выдохнув. Дизайнер открыл глаза. Он увидел сетку забора, вырастающую из земли, ощутил на языке вкус почвы. На зубах скрежетал песок. Воришка продолжил, но стал действовать быстрее, без осторожности. Толик попытался подогнуть ноги, но на них сверху наступили. Парень, в голове которого прояснилось, крутанулся, переворачиваясь. Рука воришки, ноги которого в тот же миг соскользнули, оказалась под спиной дизайнера. Лоб вора стукнулся со лбом Анатолия.

– Блин! – выругалось существо неопределенного пола, выпустив облако гнилого перегара.

– Пошла вон! – гаркнул Толя, почему-то приняв это обряженное в почерневшую от времени фуфайку, кое-где лопнувшую ватой, за женщину.

Существо не испугалось, перекинуло ногу, встав над дизайнером на колени. Опухшую пропитую физиономию оно склонило к Толику. Пальцы забегали у кожуха с телефоном. Анатолий напряг правую руку, смазал человека кулаком по впалой щеке. Услышал хруст зуба. Прижав ладонь к месту удара, существо взвыло. Фуфайка распахнулась. По обнажившейся отвисшей груди Толя понял, что не ошибся, на него напала женщина. Толик взбрыкнул, скидывая ее с себя и пытаясь подняться. Воровка, скуля, вцепилась в его штанину, подтягивая раскрытый для укуса рот к щиколотке парня. Он выдернул ногу, встал и огляделся. Этот узкий переулок он не помнил, не помнил, как попал сюда. С одной стороны дорожка уходила в глубь тьмы, с другой – виднелись пятиэтажные дома с возвышающимся над ними остовом многоэтажки. Из сумрака послышалось ворчание. «Еще бомж», – подумал Толя и побежал в сторону домов. Левое колено ныло при каждом шаге.

Забор перешел в гаражи. Проскочив их и пройдя между кряжистыми деревьями, он вышел в слабоосвещенный двор. Под ноги парня бросилась тень, растекаясь по земле. Толя шарахнулся назад к стволам тополей, чернота заскользила в другом направлении. Он понял, что испугался собственной тени, сжал левой рукой пальцы правой и зашагал к проему между домов. Походя оглядел себя. Вязаный кашемировый свитер был перемазан в земле и чем-то белесом, джинсы тоже испачканы, сотовый на месте. Он ощупал нагрудный карман, пришитый с внутренней стороны свитера, – деньги на месте.

Арка, образованная домами, выпустила его на ярко освещенную улицу. Свет фонарей заставил зажмуриться. Прохожие сторонились его. Сам Толя сторонился бы себя, если бы мог, такой у него был вид и такое зловоние от него исходило. Он стянул свитер через голову, смотав его, зажал под мышкой. «Одного не нашли, а второго, что костер в ванной запалил, увезли в дурдом. Точно, точно, в дурдом…» – ветром прошелестело в голове. Толя вспомнил лицо Гены, как он улыбался в день приезда в Москву, их посиделки вечерами за чаем или пивом. Как откровение всплыли в голове забытые слова Гены: «Толь, а ведь реклама пива – штука плохая… У меня силы воли нет, и я очень поддаюсь убеждению». Увидел его обескровленное лицо восковой куклы, расширенные глаза, в глубине которых зияла пустота.

– У меня силы воли нет, и я очень поддаюсь убеждению, – повторил Толик вслух.

– Что ты сказал?! – подойдя к дизайнеру и вернув его в реальный мир, возмутился парень с ирокезом, выкрашенным в цвет баклажана.

– Я о своем, – сделав неопределенный жест правой рукой, сказал Анатолий.

Панк пошел своей дорогой. Толя осмотрелся. Эти места были ему знакомы. Он повернул к станции метро.

«Если я действительно повинен в том, что он стал наркоманом, то каждый художник, писатель, журналист должен нести ответственность за эффект, который производят его творения на людей. Это абсурд. Если он пил пиво до меня, то пил и после. Если ему суждено было вколоть себе порцию, то это произошло бы без моего участия. Это позиция слабака – обвинять в своих бедах стороннего человека. Я разработал макет, который настраивал людей против употребления героина, и его непонятливость не моя вина», – рассуждал парень, спускаясь к перрону, и чем больше он думал о том, что толкнуло Гену к игле, тем больше злился на земляка. Усаживаясь в вагоне на свободное место, он понял, что не уважает Генку за его бесхарактерность и ненавидит его.

Выйдя на своей станции, он достал телефон, набрал номер матери. Связи не было. Он посмотрел на часы. «В Москве десять, значит, в Оренбурге полночь. Она спит», – подходя к дому, понял он.

Полина ахнула, увидев его в таком виде.

– Что произошло? – закрывая дверь, спросила она, одетая в халат.

– На меня напала банда придурков, еле отбился, – соврал он, снимая майку и измазанную грязью обувь.

– Где? Ты успел вызвать милицию? Как все было? Толенька, что же с тобой постоянно приключается. Ты сильно пострадал?

– Я решил после работы зайти в магазин. Тот, на параллельной улице, «Шоколадница», – сочинял он, а она кивала головой. – Чтобы сократить путь, побрел через дворы и заплутал. Какие-то малолетки нюхали клей, а такие борзеют и ничего не соображают…

Толик стоял с голым торсом в коридоре. Полина, державшая его свитер и майку, перебила:

– Проходи в ванную, отмойся от всего этого. Что там дальше?

– Они мелкие совсем, мне по пояс, но много… Человек семь обдолбанных детишек, – снимая в ванной джинсы, трусы «CK», включая воду, продолжал он. – Сбили меня с ног, я упал на живот, уши прикрыл, чтобы голову не отбили.

– О Боже, – выдохнула Полина, заметив царапину на его шее.

– Я отбивался… Не хочу вспоминать. Там кое-кто из жильцов вмешался, потом у себя в квартире дали мне анальгина, и вот я стою перед тобой в изгаженном свитере и вообще.

Он развел руки, стоя под бьющими из рассекателя струями. Она подошла к ванне, он склонился к ее губам, прижал к себе.

– Стой, я принесу аптечку и обработаю раны перекисью, – отстранилась женщина, видя, как прозрачные капли бегут по его коже, и ощущая жар в низу живота.

– Пара царапин, – не отпуская ее, сказал Анатолий. – Залазь ко мне.

Под утро он проснулся от кошмара, в котором огромная тень манила его к себе, а женщина с расплывчатым лицом и одним крылом за спиной плакала, обвив руками его ноги. По культе, белесым жилам и рваным лоскутам кожи, торчащим около уцелевшего крыла, Толик узнал в ангеле Полину, уже виденную в одном из кошмаров.

Он посмотрел на нее, мирно спящую на другой половине кровати. Губы чуть приоткрыты для дыхания. Под закрытыми веками заметно движение глазных яблок. Ресницы сплелись между собой, перекрещиваясь. Он осторожно вылез из-под покрывала, встал и пошел в ванную, не заботясь о нижнем белье, оставшемся лежать на полу у тумбочки. Дойдя до выхода в коридор, оглянулся, посмотрел на Полину, продолжавшую спать в позе фламинго. «Она мой ангел», – всплыло в голове.

5

Из своего рабочего кабинета он позвонил матери. Минуту говорили ни о чем. Та держалась бодро, но чего-то не договаривала.

– Мам, что происходит? – не выдержал Толя.

– Я хочу разойтись с твоим отцом, не желаю в старости терпеть его пьяную рожу, – сразу ответила она.

Повисла пауза, а потом Толик сказал:

– Жизнь ваша, решать вам.

– Я знала, что ты поймешь…

– Я тоже хотел кое-что сообщить, – приступил к цели своего звонка парень. – Вчера встретил нашего общего с Геной знакомого. Не знаю где и что, но есть сведения, будто он в лечебнице из-за наркотиков.

– Кош-мар, – выдохнула мать.

– Ты его старухе не говори пока. Вдруг это лапша. Просто имей в виду.

– Ладно, сынок, – ответила женщина. Голос ее стал тише.

– А так все у меня хорошо. Я сейчас к начальнице, говорить больше не могу. – До свидания. Ты к нам сможешь приехать?

– Не в этом месяце. До свидания, – отключился он, откатившись от стола, захламленного рисунками, фотографиями моделей, канцелярскими предметами.

У Людмилы Геннадьевны он провел десять минут. Она одобрила его идеи новой рекламной кампании компьютерной игры.